Сердце огня. Часть 5. Откровения пути

Сердце огня. Часть 5. Откровения пути.


Я то, что было,
Есть и будет –
Никто из смертных
Не приподнимал моего покрывала.
/храм Изиды, Саис, Египет/


- У меня нет ясного и четкого ответа, который будет всем понятен, - слова лезли с трудом, как наждачная бумага через горло – к речи я готов не был, да еще и сам не совсем понимал все со мной произошедшее. - Я появился здесь из другого мира, но вы мне не поверите. Даже не из другого мира, а попросту из будущего. Очень далекого будущего. И я всего лишь ищу своих друзей… нашел одного – он был под властью вашего духа Огня, его отражением. Как и почему, я понять не могу, но он успел указать мне путь в Срединный Лес на поиски Лены и Виктора. И еще он сказал, что я должен идти в Цитадель и найти источник…

Зал взорвался криками и лязгом оружия. Как минимум половина присутствующих вскочили на ноги, но что-нибудь внятное разобрать было трудно. Одно понятно – что-то в моих словах им сильно не понравилось. Молча стоял только задавший вопрос гном. Задумчиво кивнул и поднял руку. Однако шум не улегся, пока в воздухе не блеснул золотой жезл.

- Нет ничего священнее в Лесу, чем Цитадель, - произнес гном торжественно. - Только ее сердце, источник и начало всего. Слишком многие осквернили Цитадель своим присутствием, нарушая спокойствие источника в бесплодных поисках. Люди нарушили Равновесие, привлекли туда темных, накликали беды на весь Лес! И этим призвали вас, пришельцев из-за грани Далеких Небес! Вы поколебали Равновесие окончательно! Ты! Ты пришел разрушить наш мир?!

Я поморщился от его крика.

- Я, по-моему, сказал, кто я и что здесь делаю. Вы слышите, но не слушаете. Многие из вас достаточно сильны, чтобы почувствовать ложь. Пусть мои слова непонятны, но они правдивы. Я многое делал на пути в Лес, многое пережил и многих встречал, но никогда не действовал со злым умыслом, не шел на поводу темных сил, - вроде бы стал заводиться, даже сил прибавилось. - И мне надоели эти напоминания о Равновесии. Что вы с ним носитесь и во всем меня обвиняете? Дарру тоже говорят о Равновесии, но ко мне относятся по-другому. Так в чем же дело? Их Равновесие какое-то другое, что ли?

- Молчи, недостойный! - крикнул какой-то из «депутатов», вскочив и трясясь, как в припадке – многочисленные косички, которыми была заплетена грива волос, разбросало во все стороны. - Ты…

- Хрустальный Дом еще не брал слово, брат! - вскинулся «спикер».

- Пусть скажет, если перебил меня, - хмурился мой знакомый.

- Прости, Вогобат, - склонил голову «заплетенный», и метнул в меня яростный взгляд. - Смерть!

Третий столб полыхнул огнем, обдав жаром. Все опять уселись, а говоривший до этого гном продолжил:

- Отвечу, хоть и не обязан. Равновесие дарру – воздушное, говорящее о равном праве всех и вся, о смерти справедливой, и ровном токе сил для всех. Но оно поверхностно. Наше Равновесие такое же, но смотрит глубже, ведь мы строители путей, мы зодчие Цитадели, мы хранители источника – мы хранили основу основ, нерушимость связей Начал и племен, населяющих Лес. Сейчас они порваны не без твоих усилий, хотя и серые ведуны преступили грань, но им не нужна печать Цитадели. Они тоже хранители… по-своему. Они считали Теней Злом и воевали с ними. Думали, что воюют – для Теней это была не больше, чем игра. Пока ты не поразил их, лишив сил, разрушив сущность, оставив беззащитными…

- Почему же Воздух другой? - не удержался я. - Чем он от остальных отличается?

Гном поморщился и замолчал. Встал кто-то из сидящих выше и негромко сказал:

- Скажи ему и напомни всем, Рамарус!

Голос был какой-то мягкий, да и осанка… Е-мое, да это женщина-гном! Кстати, Рамарус…

- Вижу по твоему лицу, ты что-то понял, - кивнул гном. - Рамус был моим младшим братом.

Я как-то судорожно вздохнул, а он продолжил с нотками неохоты или страха в голосе.

- Изначально стихии были безликими Началами, первыми, кто явился в мир Леса. Со временем племена людей и иных населили Лес, и путь познания привел к тому, что иногда та или иная Тень, сила, Начало брала кого-то в услужение. В этом тоже есть нарушение, но… Они стали ближе к нам, они стали осмысливать и творить! Ветер никогда не шел на контакт, не нарушал грань. Лишь высокие строения дарру привлекали его игрой воздушных потоков. Поэтому они и поклонялись ему. Почему так произошло, никто не знает. Однажды давно три Тени призвали своего бездумного брата войти в их союз – без него они не могли постичь Цитадель и источник, но он не отозвался. Тогда они разобщили его и забрали ключи дорог, а он сам был вынужден найти человека для вселения, чтобы не исчезнуть окончательно. Кого? Никто не знает.

- Вот это дела, Коршун, - пробормотал я. - Хранитель деревни Дубы – Марух-старый, вот в кого ты вселился и в обличье кого встретил меня на пограничье Леса. А задолго до этого, еще, когда ты жил среди людей в селении, к тебе пришел Костя и все рассказал…

- Мы не слышим тебя, говори громче! - отозвался Рамарус.

- Все слышали? - вклинился опять низкий бархатный голос женщины-гнома. - Особенно те, кто уже забыл! Получается, сами Владыки преступили грань в древние времена. Ведь вы все, все – или многие – также думаете!

- Мудрейшая, ты не можешь говорить такое! - вскинулся еще один «белооперенный».

- Сядь, нерадивый внук младшей дочери, когда мать говорит! - рявкнула гномиха.

- Мудрейшая, он прав, - осторожно заметил седой гном с верхних рядов. - В твоих словах правда, спора нет, но пусть облеченные скажут за каждый Дом.

Гномиха села, что-то недовольно бурча. «Спикер» встал, глянул на Рамаруса. Тот склонил голову.

- Еще мгновение, почтенный Вогобат, - и обернулся ко мне. - Я не чувствую зла в тебе, человек, я вижу чужеродность нашему миру, я знаю о смятении в рядах людей и иных, происходящее сейчас в Лесу. Противоречия. Я видел Летопись и внимал ее словам. Согласен с Домом Гордого Камня – пришло время перемен.

Он замолчал, а по рядам пронесся ветер шепота. Большинство взоров сейчас были прикованы не ко мне, а к Рамарусу. Наконец он вздохнул и поднял взгляд.

- Я призываю племя хорошо обдумать свои слова. Вы все знаете много большее, чем этот человек, и в своем выборе должны руководствоваться не столько традицией – каким бы кощунством это не было – но сердцем. Дом Рунных Зодчих отдает человеку жизнь.

По залу загулял порыв ледяного ветра, гася слова и вздохи-ахи, а один из столбов вдруг побелел, осветился изнутри ярко-белым светом и покрылся сверкающей изморозью. Некоторое время «судьи» нервно шушукались, озадаченные поступком Рамаруса. Последний все еще стоял и смотрел на меня, скрестив руки на груди. Не собирается ли он передумать?

- Что такое Цитадель? - вопрос вырвался как-то неожиданно и не особенно громко, но все переговоры в зале разом смолкли.

Вогобат молча встал, перевел взгляд с Рамаруса на меня, обратно, пришел к какому-то решению и сел, ничего не сказав. Гном поколебался еще минуту, затем осторожно ответил.

- Если тебе неизвестно – это сердце Леса, священное место, появившееся волей неведомых богов в древнейшие времена. Там появились все, ныне населяющие Лес, и в безумии споров не могли поделить Цитадель. Лишь мы хранили нейтральность в подземных жилищах. Потом Лес был заселен, дороги остались во власти ветров, и только владеющие печатью могли посетить священное место. Большего не могу сказать тебе, человек.

Он опять сел, а я задумался. Опять что-то не то. Как это – «владеющие» печатью? Значит, печать не есть нечто вещественное, а что-то вроде посвящения или заклинания? И кто этим обладает в качестве первоинстанции? Гномы? Зеленый Храм? Ведуны? Круг какой-то? М-да… Костя-Костя, сейчас бы мне твои советы пригодились. Проклятая память!

Словно повинуясь эмоции, в голову хлынули воспоминания, да таким полным и ярким потоком, что я чуть не опрокинулся на камень. Причем с явной выборочностью: события в Гнилом Доме, занятия с Магой, посиделка с молодыми беглецами у Белой заставы, разговор с Костей и немного напыщенные речи Дагура. В чем-то почти явные противоречия, а по сути – гномы не сказали ничего особенно нового. Все это в той или иной степени разными словами мне говорили многие. Конечно, Костя был информативен более всех. Экспериментаторы хреновы… В чем же нестыковка? В голове будто засело нечто важное и явно напрашивающееся на вопрос, но кроме ощущения нелогичности, я не мог уловить мысль «за хвост»… В глазах неожиданно потемнело…

…Костя впился в меня полубезумным взглядом, чуть наклонившись вперед, быстро и хрипло говоря:

- …Третья была хитра, но ты уничтожил и ее – она хотела встретить тебя миром и договориться. Причем ты уничтожил саму ее осмысленную суть, а Третья хранила ключи Цитадели…

Я помотал головой, протер глаза – зрение медленно возвращало из башни в подземный амфитеатр. Словно кто-то на мгновение прокрутил передо мной киносъемку из прошлого, так все было живо и по-настоящему. Библиотека воспоминаний медленно закрылась. Что ж это получается, я могу теперь по желанию вспоминать и прокручивать когда-то уже увиденное или услышанное? Или это чья-то помощь? Вспомнилось странное ощущение последних мгновений, проведенных с Костей, когда с ним происходили непонятные метаморфозы – он тогда делился чем-то со мной. Костино наследие или «программа из будущего»? Да какая разница! Дело-то оказывается вот в чем: я убил Третью задолго до встречи с Костей, а он сказал, что она хранила ключи Цитадели! Не о печати ли речь? А как же «владеющие печатью»? Приехали! Возвращаемся к вещественному варианту печати? Может я что-то все же приобрел, когда она погибла? И не почувствовал?

Я закрыл глаза и прислушался к себе, едва не затаив дыхание и стараясь почувствовать каждую косточку тела, если не клетку. Накатила тошнота и головокружение. Что-то лопнуло в черепе, в висках застучало – голову сдавили тиски. Еще мгновение, и я с хриплым кашлем, задыхаясь, валюсь на песок арены. До сознания дошло, что зал взорвался возбужденным речитативом, а громкий голос Вогобата призывает к тишине. С минуту я валялся, приходя в себя от непонятного приступа, когда послышались шаги и на грудь полились потоки воды… Я едва не захлебнулся, но удивительно быстро пришел в себя и вскочил. Пара вооруженных гномов удалялась в зев бокового прохода тяжелой походкой, услужливо оставив рядом со мной небольшое ведерко чистой воды. Что-то изменилось. Я огляделся и понял, что едва не пропустил все самое интересное, погрузившись в «анализ» воспоминаний. Восемь столбов исходили ядовито-алым раскаленным светом. Черт! Они давили почти физически ощутимо, а песок стал просто горячим. Я отпил воды и взобрался на камень, чтобы встретиться с очередным «депутатом», демонстративно вскинувшим на плечо здоровенный и абсолютно черный, от начала до кончика, топор.

Мгновение дуэли взглядов и топор взлетает в воздух. По тому, что он не представляется, я понял, что и его речь упустил.

- Смерть!

Уже девять. Не пора ли поднапрячься и раскинуть мозгами, как выбираться? Похоже, призыв Рамаруса никто не оценил, а перевес явный. Но если голосуют до сих пор, может, есть надежда на… Стоп, это не голосование – каждый Дом говорит свое слово. Это дань традиции, а исход решен. Что же делать?

Пока очередной «глашатый» перемывал косточки мне лично и Равновесию в целом, я лихорадочно перебирал в уме все, что помнил. Тут же попутно что-то пробовал сделать и на меня словно обрушивался удар гирей. Как будто каждое магическое действие сопровождал десятикратный откат по его источнику, то есть по мне. После седьмой или десятой попытки в голове поселился рой пчел, а одежда насквозь промокла от пота. Я опять попил воды, остатки вылил на себя, и ухо резануло слово:

- Жизнь!

Зал глухо зашумел. Итак, ничего не получается, руки до сих пор дрожат. Чем же они все тут давят? Два ледяных сталагмита и девять огненных. Может ли это как-то сказаться на окончательном решении? Не знаю, а вот покорной овечкой ожидать его с надеждой на снисхождение… Мысль была предельно четкой и ясной – надо уходить! Но как? Родилось привычное уже чувство раздвоенности: кто-то непомерно большой и сильный, и я – обычный слабый человек, потерявший волю и силы к борьбе… Второе «я» отвесило первому оплеуху, приводя в себя, и тело напряглось тугой гитарной струной: руки приросли к бокам, ноги удлинились и проникли в толщу камня (попутно я понял, почему он оплавлен в зеркало и содрогнулся), а голова стала непомерно большой, вбирая в себя всю пустоту зала. Я уже не слышал ни голосов, ни звуков – ощущал только безмерное давление и еще больший поток силы, наполняющей тело. Еще мгновение, и смогу вырваться  даже сквозь толщу камня. Еще одно перестроение, еще одна коррекция и узлы хитросплетенных защит иссякнут, и гнездо Огня потеряет силы… Гнездо Огня? Они здесь призывали Огонь, и стихия вселялась в них. Они… Они сами нарушили грань, сами когда-то призвав стихию! А их опыту последовали другие! Сюда призывали другие стихии, кроме Воздуха, и не только гномы были гостями этого зала! Путь познания привел к очеловечиванию… Я падал куда-то вниз, ошарашенный очередным подарком всезнания. Все завертелось перед глазами, вспыхнуло и погасло. Пятый путь для людей – это посвящение в Гнезде Духа, в глубокой подземной пещере. После того, как в теле человека даже кратковременно побывает стихия, он обретает невиданные способности и власть. Вот откуда берутся Хранители, вот что такое Круг, а Рамаах хотел уничтожить очеловеченные сущности стихий, уничтожить ошибку, запрещал Хранителям свободно передвигаться по Срединному Лесу. Откуда я это знаю?.. Некоторые прошедшие посвящение ищут новых знаний – они ушли от мира в Зеленый Храм, ждут предсказанную Весть. А Хранители помогают людям, живут в селениях, несут свою непонятную вахту в мирской суете… Что-то загрохотало, четкий голос с металлическим  оттенком зазвенел отовсюду:  «Уровень-норма… проход-запуск… - тонкая трель и жужжащая пауза. - Отмена-переход…»

Я ощутил себя лежащим на камне. Яркий пламень в вышине светил уже не так сильно, потеряв почти всю силу. Ни звука, только волны жара и порывы ледяного холода. Сила по-прежнему наполняла тело, но я уже знал, что она не пригодится. Суда не будет. Отдышался и кое-как встал. Амфитеатр смотрел на меня пустыми каменистыми уступами, а обрамляющие арену колонны все были отмечены «словом» – девять на четыре... Нет, кое-кто остался – ко мне спускались Вогобат и Рамарус. Казалось, их плечи сгибает неимоверная тяжесть. Странно, ступени-сиденья и песок арены покрывает легкий налет пепла…

Потускневший золотой жезл упал в песок перед моими ногами. Гномы стояли молча, склонив головы.

- Жезл всевластия подземного племени более не имеет над тобой власти, - пробормотал Вогобат. - Такого не было никогда. Значит, ты обрел единство с духом, но как? После того, как ты поразил Тени, стихии потеряли старую суть и не отвечали на призывы, мы знаем…

- Он прозрел даже то, что недоступно многим нашим соплеменникам, - тихо сказал Рамарус.

- Вы обманывали меня. Зачем?

- Слова Летописи слишком туманны и странны, - ответил Вогобат после минутной заминки. – Мы тоже страшимся перемен, мы не знаем, к чему они приведут. Мы боялись.

- Зачем же этот суд? Для чего?

- Мы сплели весь ритуал, мы думали, стихия откликнется хотя бы на тебя и придет, напрасно. Теперь ничего этого не будет, и Гнездо надо уничтожить, мы осознали древнюю ошибку.

Я помялся – пришло время уходить.

- Что такое источник?

Гномы замерли, словно в раздумье. Потом Рамарус неуверенно произнес:

- Мы не знаем. Третья хранила печать в недоступном для нас месте в глубине Леса. Где-то на пересечении тайных троп, которыми владели темные. Это частица источника – прикоснувшись к нему, можно обрести право вступить в Цитадель. Когда ты убил Третью, а то место было разрушено, печать растворилась, стала плотью Леса – любой теперь может войти в Цитадель… Вот только дороги давно спутаны, а там если кто-то и бывал, то почти одни темные…

Ну вот, опять сплошное вранье. Надоело! Где же выход? Рамарус в это время потянулся и достал что-то из-за спины. Протянул мне на вытянутых руках меч дарру. Я улыбнулся, принимая ножны и оглядел незнакомую плетеную перевязь из кованых колец, с рунами гномов. Никак подарок? Закинул на плечо, вгляделся еще раз в недавних судей и хотел что-то сказать, как вдруг откуда-то опять донесся зов… Я вздрогнул, вгляделся в темноту туннеля в далекой левой стене.

- Поспеши, - сказал Вогобат, проследив за моим взглядом. - Тебя ждет еще одна встреча, но очень скоро эти коридоры и Гнездо будут затоплены лавой.

- С кем? - вопрос прозвучал в уже пустом зале – гномы исчезли в одно мгновение.

Секунду я потоптался, оглядывая пустой амфитеатр, покачал головой и быстрым шагом направился налево. Пол еле ощутимо вздрогнул – действительно, надо спешить! А вывести не могли? Может, надеются, что я все-таки сгину где-нибудь здесь? Ну и жуки! Это Далая когда-то говорила о скрытных дарру? Да гномы им десять очков вперед дадут! Почему же маленький народ ни о чем меня не предупреждал? Знали, что все обойдется? Не верю!

Свод туннеля накрыл пространство над головой, и я отбросил бесполезные мысли в сторону. Посетило чувство, что меня впереди действительно кто-то ждет Кто? Я ускорил шаг, четко ощущая направление и не путаясь на перекрестках. Проходы, переходы, пещеры – лабиринт за лабиринтом. Чувство приближающейся катастрофы росло и догоняло, и я сорвался на бег. Было в этом что-то нереальное: иногда освещенные, иногда темные коридоры, сумасшедший бег и колокол тревоги. Очередной поворот, и я неуклюже поскальзываюсь. Едва устоял, больно ударившись плечом – замер, переводя дыхание, а взгляд уперся в серебрящийся изморозью узкий вход в пещеру. Но этот открыт. Очень похожий на мое недавнее обиталище… Внутри угадывались контуры камня посередине и силуэт человека, стоящего лицом ко мне. Я замер, вглядываясь и белея. Осторожно произнес:

- Виктор?

- Долго же ты, Олег, - человек ответил знакомым, но каким-то надломанным голосом. - Подойди ближе, коллега, я не могу выйти, - короткий смешок. – Ты сомневаешься? Понимаю. Но повторюсь, как и Костя: у нас чертовски мало времени, Олег!

Я осторожно вошел в пещеру, сжимая рукоять меча и помня о похожей встрече в повозке из каравана серых ведунов. Остановился, оглядывая мужчину напротив и все больше убеждаясь, что это Виктор: мимика, осанка, черты лица, выражение усталых глаз – все его! Только немного постаревший и осунувшийся, но, несомненно, он. Тот незнакомец в повозке был лишь его слабым отражением. Виктор вздохнул и с явным облегчением оперся на камень.

Улыбнулся, потирая шею.

- Здорово же ты их напугал, Олежка!

Я что-то растерянно промычал, все еще не находя слов и вглядываясь в друга.

- Как поживает твой вечный скептицизм? Отсох и отвалился?

- Вик, что мне делать? - давненько мне не приходилось задавать таких вопросов.

- Бежать, Олег, опять бежать. Дойти путь до конца – боюсь, иного выхода у тебя нет.

- Гномы говорили, что затопят коридоры лавой очень скоро. Почему ты не можешь выйти? И где Лена? Да и откуда ты тут взялся?

Виктор покачал головой.

- На все вопросы ответить не смогу, нет времени. Весь этот горизонт действительно скоро исчезнет, - он ненадолго замолчал и неожиданно усмехнулся. - Ты действительно не догадываешься, откуда я здесь?

Я хлопнул себя по лбу и воскликнул:

- Это ты привел сюда Рамуса! То-то я чувствовал что-то знакомое. Но как ты смог это сделать, ведь Тень…

- Берег Извира той ночью стал для трех Теней практически последним приключением в роли всемогущих Начал, и Второй пострадал тогда более всех. Я освободился первым. И вскоре наткнулся в Лесу на Рамуса. Отвел сюда. И почувствовал Гнездо Огня. Хотел во всем разобраться, да и остатки памяти подсказали, что даги что-то скрывают. Полтора года уже прошло.

Где-то вдалеке родился слабый гул. Я нервно затеребил меч и мотнул головой.

- Витька, ты уверен? Это было давно, но не настолько. Тут явная нестыковка и гномы говорили про «многие зимы».

- Ты уже убедился, что они «большие» болтуны, - Виктор улыбнулся каламбуру. - А они не сказали тебе, что ты спал в холодной пещере больше года?

Я медленно открыл и закрыл рот.

- Как же ты доверчив! - «Риббентроп» откровенно веселился. - Ведь они на самом деле сковали тебя холодным сном, не зная, как поступить. Пытались наверняка лечить, но бросили и наложили заклятье. А ты мало того, что проснулся, но и сам исцелился! Только ты приходил в себя почти месяц, и они успели все обдумать и собрать Родовой Совет.

- Подозрительная информативность, - буркнул я, нервничая.

Брови Виктора взлетели вверх и он серьезно кивнул.

- Верь мне, на этот раз – это я. Ты ведь знаешь, что я (и Лена тоже, кстати) был не простым человеком, а слугой стихии. И меня связывает с тобой судьба более глубокая и сильная, чем с кем-либо в этом мире. Я все чувствовал и тоже проснулся из холодного сна. Пытался звать.

Пол мелко задрожал, а с потолка посыпалась каменная крошка. Я тревожно огляделся.

- Чего мы стоим? Я сейчас сломаю заклятье, и мы выйдем. Помоги…

- Олег, ты же чувствовал, что было в твоей пещере, я вижу. Эти узлы держат целую гору. Ты в состоянии их сломать, я знаю, но обвал погребет обоих. Я мог бы попробовать распутать заклятья, но даже с твоей помощью без наших низкорослых друзей на это уйдет пара-тройка часов, а то и больше.

- Зараза! - я заметался по пещере, зачем-то трогая стены, проникая взглядом, с трудом гася рвущуюся наружу силу и не находя слабины.

- Здесь держали тех, кто не выдерживал рассудком после посвящения, - донесся тихий голос Виктора. - Представляешь, на что способен спятивший Хранитель? На совесть делали, что тут говорить.

- Какого хрена вы его заперли тут?! - бешено заорал я в темноту. - Уроды!!!

Подземные лабиринты отозвались глухим гулом и глубокой дрожью, словно где-то внизу ворочался и просыпался огромный великан. Я остановился у входа, с молчаливым вызовом глядя в темноту. Что ж, это будет славный экзамен…

- Не стоит, - вздохнул Виктор сзади, вскарабкавшись на камень и устраиваясь поудобнее. - Мы встретились и это уже немало. Возвращайся в Лес, найди Лену. Передай ей, пожалуйста… скажи, что я ее люблю. Мы так редко… в общем, попрощайся за меня.

- Литературщина, - я буркнул, чувствуя внезапную дрожь в горле и не оборачиваясь. - У вас был ребенок?

Виктор не ответил, только сильнее засопел, а я сжал зубы от досады – вопрос не к месту.

- Выкидыш, - буркнул Виктор сквозь зубы и затих.

- Прости.

Гул донесся явственней и еще более сильная вибрация содрогнула пещеру. Где-то далеко загрохотал камнепад, а по тоннелю пронесся поток горячего воздуха.

- Уходи, слышишь? – Виктор говорил глухо и зло. – Ее хоть спаси. Ну, не то что бы спаси – охрани, будь рядом. Дойди до этой гребаной Цитадели и дай им всем по заднице!

- Я не могу бросить и тебя! – проговорил я. – Не могу!


«Чтобы меня не подтолкнуло в путь –
Любовь или желанье утонуть,
Прогнивший век, досада, пресыщенье.
Иль попросту мираж обогащенья –
Уже неважно. Будь ты здесь храбрец
Иль жалкий трус – тебе один конец.
Меж гончей и оленем нет различий,
Когда судьба их сделает добычей…»
(Джон Донн, английский поэт, 1572-1631гг.)


Я недоуменно обернулся – Виктор усмехался.

- Не время геройствовать, Посланник. Сегодня жертвой буду я, так что шевели ногами, твой путь открыт.

- Ты же знаешь, что Костя…

- Я знаю, что ты должен сделать! – взорвался он. – Уматывай, Олег! Или мне врезать тебе по башке?! Быстрее!

Я бросился к нему, схватил за одежду и сильно тряхнул. В глазах защипало, а в горле скопился ком ваты. Я закричал, раздирая горло:

- Ты уверен? Подумай! Уверен, что ничего нельзя сделать? Ты же опытнее меня в этих штучках, подумай!

Виктор положил мне руки на плечи и заглянул в глаза очень внимательно. Медленно кивнул.

- Олег, я не уверен – я знаю. Постарайся выжить и дойти до конца. Быть может, что-то изменится. Поверь мне.

Я обнял его, задержался на секунду и резко отстранившись, бросился к выходу. На пороге неожиданно оступился и обернулся:

- Кто я? Олень или гончая?

Виктор усмехнулся.

- Английская лирика никогда не была твоим коньком. Я думаю, что ты – судьба, но если задержишься на месте еще хоть минуту, станешь добычей.

Под уже почти непрекращающийся гул и грохот обвалов я бросился в жаркую темноту, ведомый чувством пути и превратившись в вихрь. Что-то соленое сорвалось с лица и унеслось в темноту. Опять встреча и потеря! Я мчался вперед, глотая ненависть к судьбе и доверившись чувству, а камень под ногами стал гореть и плавиться…

*   *   *

Вершина каменистого холма дрожала и оседала вглубь, отфыркиваясь струями гейзеров и обломками пепла. Почва под ногами мелко подрагивала, успокаиваясь – я стоял на каменном уступе метрах в двухстах от небольшого лаза, выведшего меня из подземного лабиринта. В высоком голубом небе светило непривычно яркое солнце. Я стер налет пепла с лица, облизал пересохшие губы и зашагал вниз по склону, щуря глаза и стараясь ни о чем не думать. Получалось с трудом – в душе царило страшное опустошение и безразличие. Уголек ненависти и злобы то угасал, то разгорался с новой силой. Кукловоды, марионетки, стихии, интриги, ложь! С каким-то отрешенным удивлением я почувствовал холодное желание убивать… Порыв ветра обжег не хуже пощечины. Я споткнулся о камень и огляделся, пытаясь успокоиться.

Длинный пологий склон с редким кустарником переходил в широкую луговину у кромки Леса. Далеко слева над зеленым морем вздымались редкие взгорья, напоминавшие о подземном племени. Мне нет дела до их мотивов и прочей ерунды – они могли помочь! Сволочи… Впереди и чуть правее Лес уходил до горизонта холмами и впадинами, а где-то совсем на границе восприятия над верхушками елей курились несколько дымков. Ну и куда же меня занесло? Чувство направления молчало, подсказки не «всплывали», отмалчивалось и второе «я». Созерцание пейзажем длилось недолго – я продолжил спуск, попутно отметив про себя, что на дворе, очевидно, конец лета.

Когда вокруг обступили огромные ели и сосны, я на миг остановился, ощущая то ли облегчение, то ли радость. Словно с плеч упала какая-то тяжесть. Обнял ближайший ствол и долго стоял, закрыв глаза, успокаиваясь под шум ветра в кронах, буйство лесных запахов и пение птиц. На мгновение показалось, что я слился с Лесом воедино, ощутил себя громадным зеленым простором, раскинутым во все стороны света, почувствовал силу и биение жизни в каждой его частице. Живой организм, по-настоящему живой. Очень древний и совсем младенец – старик с улыбкой ребенка. Он замер в ожидании. Чего?

Я оторвался от дерева, улыбнулся и похлопал ладонью по коре. Чувство, как будто хорошенько отдохнул после долгого изнурительного путешествия. Вздохнул, потоптался еще немного, выбирая направление, и тронулся в путь. Отсутствие припасов, еды и питья совершенно не беспокоили. Примерно через час я наткнулся на небольшое лесное озеро с необыкновенно чистой водой. Не озаботившись никакой защитой или отворотами, я скинул одежду и сразу бросился в воду. И тут же потерял счет времени. Очевидно, в озере было много ключей – вода обжигала холодом, но я плавал и плескался до изнеможения, а потом еще долго валялся на траве, отдыхая и приходя в себя.

Это путешествие через Лес, наверное, было самой спокойной частью пути после того, как я пересек Пустошь. Природа сжалилась надо мной: ни болот, ни гибельных мест, ни старых могильников и прочих неприятных сюрпризов. Словно эта часть Леса каким-то волшебством оказалась очищена от всех темных пятен. Две недели я шел по Лесу, питаясь ягодами – съедобные узнавал безошибочно – и водой из родников. Когда захотелось мяса, устроил небольшую охоту за дикой ланью. Что-то внутри «подсказало», что в этом деле использовать какие-нибудь сверхвозможности будет неправильно, и честно (ну, почти) пытался догнать ее в течение получаса. Выдохся ужасно. Пришлось довольствоваться каким-то мелким грызуном. На месте освежевал его, щелчком пальцев разжег костер и приготовил жаркое. Так все вышло просто и естественно, как будто я этим занимался всю жизнь.

И что больше всего радовало: ни вещих снов, ни ощущений взгляда в спину, вообще никаких магических токов не чувствовал – как и нет в Лесу всей этой кутерьмы, которая творилась последнее время. Не считая все чаще приходящего риторического вопроса: «Что делать?». Попутно задумался над тем, а что собственно сейчас в Лесу происходит? Помнит ли кто-нибудь обо мне спустя год с лишним? Но я гнал мысли прочь, не без труда выбирая направление движения. При этом руководствовался только одним желанием – попасть на Большой Перекресток. Чувствовал необходимость продолжить путь оттуда, где он был прерван.

К исходу второй недели я едва не угодил в огромный, с два-три человеческих роста муравейник, и долгих два часа спасался бегством от хищных тварей, лишь отчасти напоминавших видом, но не размерами, обычных муравьев. Ввязываться в схватку не хотелось – я чувствовал, что в округе не одно такое гнездо. Следующим неприятным сюрпризом оказалось небольшое болотце, а точнее, внушительные разлапистые следы по его топкому берегу, уходящие в трясину. Под черепом тревожно заныло предчувствие опасности.

- Никак болотный тролль, - пробормотал, держа меч перед собой и озираясь.

Когда удалился от болота на километр, холодок опасности пропал. Стали попадаться тропы, хоженые нечеловеческими ногами. Зверья мне и так попадалось немало, но здесь попахивало кое-чем иным. К вечеру состоялась встреча с людьми, но неожиданная для обеих сторон. Получасом ранее я наткнулся на медведя, занятого трапезой. Быстро навел на косолапого морок, и резво удрал с места встречи. А так как внимания в тот момент все больше обращал назад, впереди ничего не почувствовал – вывалился на небольшую поляну. И прямо-таки уперся в несколько основательных шалашей вокруг большого костра с обжаренным куском мяса на вертеле. Компания рядом с костром была весьма немиролюбивого вида и явно готовилась к ужину. Секунду они таращились на меня обалдевшими глазами, а затем с воплями бросились наутек. Видок у меня от двухнедельного путешествия по Лесу был еще тот. Остался только главарь – он с горящими глазами схватился не за оружие, а за что-то под одеждой.

На какое-то мгновение у меня потемнело в глазах, так силен был удар старого родового талисмана. Я упал на одно колено, оперся на меч и замотал головой. Волна спала, отхлынула – я через силу поднялся и протер слезящиеся глаза. Главаря шайки и след простыл – только колыхались ветви кустарника на другой стороне поляны. Пошатываясь, добрел до костра, упал на шкуру и дотянулся до кувшина. Вино оказалось хоть и крепким, но на удивление приятным. Несколько минут я посидел, приходя в себя. Чего они так драпанули? Понятное дело, страшный, так и они здесь не на курорте! Я быстро окинул взглядом поляну и все понял. Три круга защиты: тревожный, отворот и капкан, а я взломал их, не заметив. Главарь-то из одаренных, чего только на «большой дороге» забыл?.. Так, если уж до грабителей добрался, значит, и до обжитых мест близко!

Не чувствуя угрызений совести, быстро обшарил шалаши и экипировался по полной. Накидка, сумка, фляга с водой, новые сапоги, нож и напоследок хороший ломоть мяса про запас. Хотел еще задержаться у костра, но понял, что испытываю судьбу – хозяева могли вернуться. Я нашел вязанку стрел с тяжелыми наконечниками, а самого оружия не было. Паника паникой, но хозяйство не бросили. Я осторожно прощупал пространство и быстро убрался с поляны. Плохо только, что вечереет. Придется топать до темноты и запутывать следы, а то ведь бандиты могут увязаться, разобидевшись на незваного гостя.

За следующие несколько дней я пересек несколько дорог, но, ни на одной не стал задерживаться. Вид их иногда выдавал давнее запустение, а чаще – непонятную дрожь. Трава там не росла, а по самой дороге не то, чтобы ездили, скорее ползли. Кто или что, выяснять не хотелось. Однажды наткнулся на вполне обычную дорогу со всеми положенными атрибутами охранных наговоров по обочинам, следами людей и повозок.

Здесь же устроился на привал, выбрав пенек на самом краю дороги. Долго сидеть не получилось. Я с удивлением почувствовал в порывах ветра запах гари, потом посетило дурное предчувствие, но я заставлял себя оставаться на месте. Когда стало невмоготу, встал и нервно заходил взад-вперед, кляня расшатанные нервы. Наконец на меня налетел целый рой сошедшей с ума мошкары и я, подхватив свои пожитки, бегом рванул в чащу. Уже изрядно углубившись в заросли, почувствовал колебание земли и обернулся назад, к дороге. Мгновение ничего не происходило, а потом словно ударил порыв черного тумана – стремительный полет кавалькады всадников в темных одеждах я едва успел уловить. И хоть не рассмотрел хорошо знакомых серебристых узоров, тревожное чувство не покидало до вечера.

Утром следующего дня вышел к околице странной деревни. Строения вроде бы обычные, да пониже. Двускатные крыши раза в два выше стен и здорово напоминают китайскую «архитектуру». Что-то новое? Жители выглядели вполне людьми, только на голову ниже обычного. Вились дымки, шумела скотина – собак не видно, что радует. Спокойствие и благодать! Я долго топтался на опушке, не решаясь вступить в пределы небольших полей, отмеченных искусно вырезанными колышками, увитыми сплошь цветными лентами. Присутствия Хранителя я не чувствовал, но что-то в этом селении было сильно неправильно. И как мне не терпелось расспросить о тракте и Большом Перекрестке, зайти в деревню я не решился. Обошел стороной, вдыхая принесенный ветром запах еды и парного молока, и углубился в Лес.

К вечеру посетило чувство стороннего взгляда. Я даже остановился, вслушиваясь в себя и окружающий лесной простор. Пропало. Вздохнул, поправил меч за спиной и принялся дальше осторожно раздвигать кустарник – часом ранее забрел в такие заросли, что уже трижды проклял свое ослиное упрямство…

На этот раз что-то меня сильно подвело, но падал я не долго – секунды две-три. Густой кустарник небольшим балконом нависал над обрывом, а его край оказался крайне хрупким и я просто не успел среагировать. Левитацию бы, успела посетить мысль, когда я с воплем грохнулся в бурную речушку. Мгновенно погрузился, выскочил как пробка и опять погрузился. Накидку сорвало и унесло, сумку с флягой я скинул сам. Течение швыряло и носило во все стороны, но сапоги и меч упрямо тянули вниз. Едва я сбросил обувь, и стало чуть легче, в грудь что-то ударило – я выплюнул воздух и на секунду вырубился. Когда пришел в себя, руки сами обхватывали неизвестно откуда взявшееся бревно. Я уцепился за него и получил возможность оглядеться.

Более пологие берега уже исчезали сзади за поворотом, а впереди вырастали хоть и невысокие, но практически отвесные обрывы – река входила в самое настоящее ущелье. И, что самое неприятное, почти у самой кромки воды темнели подтопленные пещеры, почему-то создавая впечатления о норах. Я чертыхнулся и попытался влезть на бревно. Получилось попытки с пятой, заплатив в кровь ободранными руками и грудью. Пока не поздно, я быстро принялся заговаривать раны и останавливать кровотечение. Как-то не хотелось проверять местных обитателей на восприимчивость к человеческой крови.

Остаток дня и всю ночь меня несло куда-то в неизвестность. Самое обидное – из всего своего уже довольно значительного арсенала умений и навыков я не мог подобрать ничего, чтобы помогло выбраться из воды или взлететь над обрывом. Или я катастрофически отупел. А силы таяли. Я привязал себя ремнем к бревну и, как оказалось, не зря – к вечеру река вновь вспыхнула бурунами и водоворотами. Меня швыряло и мотало до поздней ночи, пока, наконец, сумасшедший слалом не успокоился. По-моему, даже берега расширились и обрывы стали уменьшаться… Не знаю, в глазах все плывет и двоится. К этому времени ремень давно сорвало, и я снова болтался в воде, едва держась за бревно. Когда небо осветилось восходом, я потерял сознание, несмотря на все наговоры, которые старался произнести дрожащими от холода губами.

*   *   *

Снилась последняя поездка на юг. Хорошая компания, отличная погода, веселый отдых. В тот день я лежал у кромки прибоя, закрыв глаза. Вода накатывала до щиколоток, а солнце слепило даже сквозь веки. Как здорово вот так нежиться в ленивом прибое, не обращая внимания ни на что вокруг… Меня окатила водой Лена, и я в ярости вскочил…

Я открыл глаза, ощущая под спиной ножны – слава Богу, меч не потерял. Волосы слиплись, язык пересох, а тело ломило от многочисленных ссадин… Вода накатывает почти до пояса. Наверное, выкинуло на берег… Я прикрыл глаза ладонью, чтобы рассмотреть силуэт на фоне неба. Ахнул и нервно улыбнулся.

- Ленка!

Щеки немного впали, волосы еще больше выгорели и отросли до пояса, такие же огромные глазищи, вот только выражение лица какое-то задумчивое. Она наклонила голову и чуть сузила глаза, словно что-то вспоминая. Вздохнула, вскинула голову и исчезла из поля зрения. Я секунду оторопело лежал, а затем заворочался, закряхтел, отдираясь от прибрежного песка. Кое-как встал на четвереньки.

- Стой! Куда ты? Лена! Да стой же…

Я попытался вскочить, но споткнулся и снова угодил лицом в песок. Вот так встреча! Что с ней? И тут же где-то слева последовал взрыв хохота. Я обернулся, чтобы встретиться взглядом с десятком женщин, полоскающих белье в проточной воде. Многочисленные мостки сходились на берегу в крытый досками дорожный настил. Лена по настилу медленно поднималась на насыпь, обхватив себя руками за плечи. Только сейчас я обратил внимание, что одета она в бесформенную длинную хламиду серо-бурого цвета, а двигается, как во сне.

Ополоснул голову, отряхнул мокрую одежду и встал, пошатываясь на слабых ногах. Еще раз оглянулся: влево вдоль берега уходил ряд амбаров, домов и коновязей, справа – целая улица постоялых дворов, каких-то арен, частоколов и опять амбары. Неужели все так просто? Что за нить Ариадны подарил мне Виктор, которая безошибочно вывела меня на…

- Большой Перекресток уже не узнаешь, милок? - ближайшая ко мне пожилая женщина кинула мокрое белье в корзину и добродушно усмехнулась. - Перепил, небось, вчера, когда урожай светили, да праздник открывали? Бывает! Не переживай.

- Я… да, - мотнул головой, провожая Лену взглядом. - А она…

- Бедняжка, - старушка явно была любительницей поболтать. Проследила за моим взглядом. - Весь день вчера на берегу стояла, думали, уж не топиться ли собралась. Приходим с утра, а она уже тебя, горемычного, по голове гладит да водой плещет. Пожалела, стало быть.

Лена уже почти скрылась за пригорком, и я бросился за ней, спотыкаясь и оглядываясь по сторонам. Это целый город, а не поселок! Широкие улицы, море повозок, базарные площади, двух-трехэтажные дома купцов и постоялые дворы… Догнать Лену я не успел. Вернее, успел даже схватить за руку, а она недоуменно обернулась ко мне, не узнавая, когда чьи-то руки в свою очередь схватили меня. Два рослых стражника, чем-то неуловимо напоминавших старшину Ания, держали крепко, а в их хватке чувствовалась сила не только физическая. Я шумно задышал, борясь с желанием ввязаться в драку и боясь потерять Лену из поля зрения – она стояла чуть поодаль, хмурясь и накручивая локон на палец. Я похолодел. Что-то было в этом ненормальное. Неужели все случившееся подорвало ее рассудок?

Крепкого вида пожилой мужчина, появившийся в поле зрения, прервал ход мыслей. На груди у него болталась перевязь из кованых колец, украшенная замысловатым драгоценным узором. Шериф, что ли? Я слабо улыбнулся.

- Нехорошо за девчатами гоняться, да еще прилюдно, - проговорил «шериф». - Кто ты, бес лесной или муж?

- Это… моя… знакомая, - выдохнул я. - Я ее давно искал, а она меня не узнает почему-то.
Старик нахмурился еще больше.

- Настойки перебрал ты, сынок! Одна она, и нет никого у нее, понял? Пить меньше надо! На себя-то давно смотрел? А Злату хоть пальцем тронешь, руки по плечи отрублю!

Я замер с разинутым ртом.

- Не нравишься ты мне, - продолжал начальник. - Подорожная есть?.. Хотя откуда, я бы почувствовал.

Он хмурился, чем-то обеспокоенный, а я с удивлением почувствовал в нем сильного мага. Причем самоучку, под стать Дагуру. Такие опасны – грань свою, как и я, не познали.

- В холодную его! После разберемся!

Едва я хотел запротестовать, как он коснулся моего лба коротким посохом и в голове вспыхнул яркий свет. Последнее, что услышал, был голос шерифа:

- Налагаю сон на тебя и связываю словом…

Пришел в себя через несколько часов. Огляделся: высокий узкий склеп с лежанкой и отхожим ведром, стены в каменной кладке и ничего более. Только высоко вверху угадывался отблеск света. Ну и дела! Яма! Я остался лежать, решив хотя бы хорошенько отдохнуть и прикинуть, что делать. Тем не менее, в груди поселилось чувство удовлетворения – Лена все-таки теперь рядом, мы встретились. А что до остального – дело десятое. Сейчас бы прийти в себя да разобраться что к чему. Я отвернулся к стене и сразу же заснул, чему-то радостно улыбаясь. Пропустил даже, когда мне спустили еду.

За мной пришли только следующим утром – сверху ударил сноп яркого света, а рядом упала плетеная лестница.

- Выбирайся, бродяга! - донесся веселый говор.

Я зевнул, не спеша потянулся и встал. Неожиданная мысль шевельнулась в голове, рождая удивление, но я отогнал ее прочь и с любопытством полез вверх. Выбрался на заднем дворе какого-то большого дома, немного ослепнув от яркого солнца. Кто-то заботливо поддержал за руку, отвел в тень и усадил на скамью. В лицо ткнулся ковш – я на ощупь взял и глотнул. Квас, самый натуральный! Пил, наслаждаясь вкусом и обливаясь, словно не пил сотню лет.

- Эко ж тебя помотало, братец! - гоготнул все тот же голос рядом.

Я опустил ковшик, чуть напрягся, «продавливая» пелену в глазах. И быстро захлопал глазами, не поверив увиденному. Сам засмеялся и полез обниматься, не сдерживая радостного чувства.

- Дагур, зараза! Откуда ты здесь?!

Тот тоже был рад меня увидеть – я почувствовал медвежью хватку, от которой затрещали кости. Меня приподняли и осторожно поставили на землю. Молодой маг добавил седины в волосах и морщин – прошедший год оказался не из простых – но оглядывал он меня с живым интересом и огнем в глазах. Я с удивлением оглядел его почти рыцарские доспехи с тяжелым мечом за спиной, сапоги с наколенниками и дубленую кожу одежды в кованых пластинах со знаками оберегов.

- Ты просто гроза всех темных сил!

- Твоя правда, - улыбнулся Дагур в короткую бороду. - И вина твоя!

- Да как же так?

- Ушел и душу вынул! - хохотнул он. - Месяца не усидел, плюнул на все и подался стражником при обозах – Лес хотелось посмотреть, мочи нет! В селении все на лад пошло, как Самма оправилась, с Баламазом речь нашли, чего мне сидеть при доме? Ранни замуж с матерью выдали, и я в путь-странствия пустился!

Я только кивал головой, улыбаясь.

- Услышал про клич, что ведуны дали по Лесу – войско они набирают нечисть какую-то изживать, - продолжил он. - Пока думал и с обозами ходил, случилось что-то… Говорят Рамаах с ближайшими своими голову сложил…

Он замолчал, вглядевшись в меня, и покачал головой.

- Я все голову ломал, пока не понял, - Дагур усмехнулся. - А силен же ты, братец, хоть сразу и не скажешь! Твоя рука в том, чувствую!

- Было дело, хоть и не совсем я в том виноват, - пробормотал я, усмехаясь.

Дагур вздохнул, прищелкнул языком и оглянулся. Указал в сторону узкого строения:

- Давай-ка в баньку, дед уже истопил, а я пока велю накрыть стол, а то смотреть на тебя страшно. Одежду принесут…

- Уж не старшиной ты здесь? Голос больно командирский!

Дагур, уже шагнувший в сторону дома, обернулся и неожиданно подмигнул.

- Я уже с зимы служу в страже, а воевода за степенность и трудолюбие к себе приблизил, сотником поставил. Как вчера из смены объездной приехал и про тебя услышал, сразу понял, кого в холодную посадили.

Он резко развернулся и взбежал на крыльцо задней веранды. Когда я покачал головой и пошел к бане, сзади донесся его голос:

- Да и знал я, где мне тебя ждать.

Я мгновенно напрягся – тело окаменело и обдало жаром, но я почти сразу же расслабился. Дагур удалялся, отчетливо посмеиваясь. Он действительно знал! Я не чувствовал лжи – похоже, судьба отобрала у меня двоих друзей, но вместе с Леной я приобрел и верного спутника. Почему-то был уверен, что теперь он последует за мной. Сердце тревожно заныло. Надо срочно разобраться, что случилось с Леной. Поговорю с Дагуром, и к делу! Уверенность, что справиться с ее «недугом» получится, ни на секунду не поколебалась. С таким-то союзником! Потом – дорога на север… В лицо пахнуло таким духом, когда я открыл дверь в баню, что дыхание выбило моментально, а ведь это только предбанник…

Часом позднее я все еще не мог прийти в себя, сидя на широком крыльце дома воеводы (Дагур, оказалось, был у него квартирантом) и проглатывая квас в огромных количествах. Сам воевода, отправивший меня в холодную, сидел неподалеку, за широким столом с многочисленными яствами и в глазах его все еще тлел уголек недоверия. Ясно, как день, что только рекомендации Дагура спасли меня от дотошных расспросов. Как минимум. Последнего же было просто не узнать. Возмужал и окреп до неузнаваемости. Когда я едва живой, в новых светлых штанах и рубахе приплелся на крыльцо, он появился с улицы с внушительной плетеной бутылью в руках.

  Медовая, последний сбор, - продекламировал и грохнул ее на стол, едва не расколов пару чашек.

Жена воеводы, выйдя на крыльцо, глянула на меня с улыбкой и скрылась в доме. Спустя минуту принесла квас в кружке, больше напоминавший небольшой бочонок. Так и сидели, ожидая пока молодые девчушки заканчивали «сервировку». На мой взгляд, уже излишнюю, если конечно целью не было кормежка целого взвода оголодавших солдат. Дагур усмехался, раскинувшись на скамье напротив, воевода хмурился сдержанным недоверием во главе стола, а я упивался квасом, оперевшись о массивный сруб стены. Как же жарко!

- Макар славный банщик! - Дагур продолжал «сушить зубы».

- Да уж, мастер, - выдохнул я. - Чуть жив остался! Вывернул он меня наизнанку!

Морщины на лбу воеводы разгладились.

- Плохих не держим, - проговорил он. - Наш старец с водой в больших друзьях ходит, а уж с душой парит особо приглянувшихся!

И замер, изучающе разглядывая меня. Фраза была странная. Словно истопник и вправду имел что-то от стихии воды. Ну и пусть, мне-то что? В парилке мне не до того было – лишь бы живым остаться. Я и так не больно охотник до бань, а тут такой стресс…

- Странный он, Дагур, но верю тебе, - продолжил воевода. - Будь ты неладен! Как вспомню бег его по улице: грязный, страшный, а уж духов вокруг привиделось – думал, демоны во плоти до Перекрестка добрались!

Дагур посерьезнел и оперся локтями на стол.

- Слово свое ценю больше жизни, а уж честь и правда вровень с ним идут, знаешь сам.

Воевода кивнул, погладил аккуратную бороду (у них тут мода на них, что ли?), сверкнув большим перстнем. Неожиданно усмехнулся и сделал приглашающий жест.

- Все, говорить потом будем: ешьте, угощайтесь, гости дорогие!

По-моему, это был венец всех кулинарных приключений, случившихся со мной в Лесу. Я даже не утруждался расспросами о составах и рецептах, лишь следовал периодически поступающим советам от своих сотрапезников откушать или попробовать какое-либо блюдо. К нам присоединилась жена воеводы и две, как оказалось, прислужницы. Похоже, предубеждений по этому поводу здесь ни у кого не было. Мысль о классификации местного строя осталась для меня без ответа. Завтрак-обед длился хороший час под веселые байки Дагура или замечания воеводы о погоде и событиях в дружине. Девушки только посмеивались, а жена воеводы говорила мало, но так к месту, что я невольно засмотрелся на эту статную красивую женщину, в которой чувствовалась не просто внутренняя сила, а что-то гораздо большее. Молчаливой улыбкой она отвечала на мой внимательный взгляд и временами осаживала Дагура, когда его начинало «заносить»…

Так продолжалось бесконечно долго. При этом я успевал поглядывать на широкую улицу, заполненную толчеей повозок, всадников и пеших путников. Целые караваны сновали взад-вперед, горланили глашатаи, а сколько было одиноких лоточников, не счесть. Такого количества народа я не видел ни в одном, даже самом густонаселенном месте тракта. Иногда в толпе мелькали сталью шлемов и отблеском копий парные конные разъезды стражи, тут же выхватываемые из столпотворения цепким взглядом воеводы, даже если он в этот момент говорил.

Наконец трапеза подошла к концу и девушки стали прибирать посуду. Дагур взялся унести здоровенный самовар – я, кстати, чуть не упал от удивления, увидев его – а воевода откинулся на спинку своего широкого резного стула и в его руках появилась длинная трубка, украшенная искусными узорами. Потянуло чем-то цветочным и пряным. Я принюхался и вздохнул. Про сигареты и думать давно забыл, а посмотрел, и остро захотелось закурить.

Дагур вернулся с тремя большими деревянными кубками, грохнул их на стол и разлил медового настоя. И замер с кубком в руках. Воевода скосил на него взгляд, усмехнулся, выпустив облачко дыма, и тоже встал, подхватив свой кубок. Я присоединился, и мы чокнулись в торжественном молчании. Я пил не отрываясь, косясь на соседей, тоже припавших к напитку. Когда потекло «по усам», а в глазах заплясали разноцветные круги, я не выдержал и осел на скамью, не чувствуя ног и головы. Дагур с воеводой дружно захохотали, глядя на меня. Я тоже слабо усмехнулся и махнул на них рукой. Странный напиток – терпко-приятный и без хмеля, но ноги отнимает начисто!

С полчаса я лениво слушал неспешную беседу Дагура с воеводой о превратностях службы, пошлинах и погоде, и постепенно приходил к выводу, что наконец-то попал в древний рай, где обрету, если не все, то многое. О чем тревожиться? Рамааха нет, Лену я вылечу, Дагура встретил – здесь же жить можно! Если, конечно, не вспоминать о Цитадели…

- Лето нынче попрохладнее будет, - произнес воевода после короткой паузы, глядя куда-то в далекий край  Леса на другой стороне реки. - Хоть и земля уродила не в пример прошлому, богаче и суховеев, считай, не было.

Дагур рассеянно кивнул и потянулся за бутылью – он разливал уже по третьей.

- Прилесье так и молчит, - неожиданно для меня сказал он. - От тех рубежей, что на краю Пустоши, так и нет вестей, и караваны не идут, а кто приходит, так со страху сказать ничего не может, словно в беспамятстве.

 Я замер, словно возвращенный к жизни – сердце сначала замедлило бег, а потом начало ускоряться разгоняющимся метрономом. Что? Как? Почему?..

- И бегут в основном старики да молодухи с детьми, - продолжил он невозмутимо.

Воевода вздохнул.

- И народу говорить боязно и правду скрывать страшно – они меня военачальником уже какую ярмарку избирают. А как сказать, что по всему – это последняя? Так не знаем же ничего толком!

- Гонцы донесли, что дарру селения свои оставляют, - донеслось от Дагура – он говорил, отвернувшись к улице. – Только в главном доме огни еще горят, а защита вокруг – комар не пролетит, как для осады оборонились.

- Что здесь происходит? - по-моему, я тихо прошептал, но собеседники услышали и обернулись.

Дагур грустно улыбнулся.

- Тебе нам ответить в силах будет, брат, я верю. Как и в то, что только ты сможешь с этим совладать. А уж мы подсобим, поверь.

Я уставился в пол. Расслабление быстро покидало, разгоняемое током крови. Другая жизнь во мне просыпалась и ворочалась, накатывая то волнами силы, то непонятными образами. «Заповедник» закончился и я чувствовал приближение финала, но даже неведомый внутри, похоже, был растерян и не мог определить, что и как делать.

Глаза загорелись, и я вскинул голову.

- Что случилось? - я с трудом узнал собственный голос. - Пожалуйста, мне нужны подробности!

Воевода молчал. Дагур недолго подумал и медленно произнес:

- Хорошо тут, Дарим, спокойно. Вижу, и тебе понравилось. Места лучше в Лесу, считай, и нет, наверное. Жить да жить. Я и раньше тебе говорил, что путь твой лежит куда как дальше нашего, и ведет его судьба другая, нездешняя. Нет покоя тебе. Отец мой перед уходом сказал, что невозможно решить проблему, убегая от нее и как бы ни скорбел ты о потерянном, скорбь – лишь еще одна грань жизни. Без нее никак. Так и до сих пор вижу, что ты должен закончить предначертанное неведомыми строителями твоей судьбы. Или сгинешь вовек вместе с нами.

Он ненадолго замолчал. Уличный шум ушел куда-то на второй план, почти пропал. Я всматривался в собеседников с напряжением осужденного, ожидающего приговор. Дагур неловко усмехнулся, отчего-то виновато глядя на меня. Или удивленно.

- Прости, что сразу не сказал. Во-первых, думал, что сам все знаешь, да вида не подаешь. Во-вторых, нехорошо как-то сразу о делах, не напоив-накормив.

- В сказки все играете, - пробормотал я, чувствуя легкую дрожь. – Что все-таки происходит?

- Если бы мы знали, - вздохнул воевода.

Я даже не взглянул на него, не сводя глаз с Дагура. Тот молчал и прятал взгляд, отчего-то не решаясь заговорить.

- Ну же!

- Была сильная гроза, - внезапно выпалил Дагур, как будто не к месту вспомнив о погодных неурядицах. – Наверное, мало кто спал. Я проснулся от того, что меня кто-то душил… Показалось. Свалился с кровати и сразу выбежал во двор, а там – небо в тучах и молний не счесть. Особенно сильно буря бушевала где-то на западе – все небо затянуло…
Скрипя мозгами, я кое-как сориентировался на местности. Вывод мне не понравился. По отношению к большому Перекрестку я выбрался из подземелий дагов именно на западе.

- Когда это случилось?

Дагур задумался, сбитый с мысли.

- Что-то около месяца назад. А что?

- Ничего. Продолжай, - я буркнул, особенно не удивившись ответу – подобного и ожидал.

- Плохая была ночь, - неожиданно сказал воевода, смотря вдаль и ни к кому лично не обращаясь.

Дагур кивнул и продолжил:

- Мне казалось, что все силы куда-то уходят. Такого не было никогда! Страшно. Я потом спрашивал – многие из одаренных похожее пережили. Не чувствуешь ничего и ничего сделать не можешь, как ослеп и оглох. Словно обычный простой поселянин. И будто где-то там, над Лесом, стихии сшиблись на смерть и всю силу свою забирают, умирая. Я упал и по земле катался, такая боль во всем теле была! Потом тихо стало. Совсем-совсем, даже собак и птиц не слышно. И не воздух – стог прошлогоднего сена: тугой и пересохший. Когда встать смог, земля чуть слышно вздрогнула, и пошел дождь. На три дня зарядил. И Злата, кстати, в ту ночь не своя стала. Говорят, насилу удержали руки на себя не наложить: бегала, плакала, кричала, а потом затихла и узнавать всех перестала. Ей люди помогают – за голос золотой все в округе знают. Не первый урожай светить под ее песни начинали…

Я склонил голову, задумавшись. Значит, подземные события имели свое отражение и здесь. Не потому ли я никого не встретил за все недели пути, что буря весь Лес вычистила вокруг той сопки? Однако поваленных деревьев не видел, странно. А Лена, стало быть, смерть Витьки почувствовала. Что-то сдвинулось на мировых весах, как выразились бы гномы? Но что и где?

- Примерно в тоже время весть мне пришла, - снова подал голос Дагур. – От одного знакомого из-за пределов Срединного Леса. Он передал мне странные слова: дороги смешались, а сила забывает саму себя.

- Знакомые у тебя не того роду-племени. С людьми больше бы общался, - проворчал воевода.

- Сын у меня на Малом Перекрестке в страже служит – это южный рубеж Срединного Леса. Связь у нас с ним, служителями Храма дарованная. Так вот, около трех недель назад он сказал мне такую фразу: «Лес умирает». Это произошло ночью, и я не сразу сообразил, что к чему, а потом, сколько ни пытался дозваться, ничего не вышло. Или талисман больше не работает, или сын свой повредил, а может потерял… Я чувствую, что он жив, но не могу понять, почему не отзывается. Отправил гонца на его заставу с наказом весточку слать мне с каждой стоянки, а верховой дороги ему дней десять пути, если спешить и часто менять лошадей.

Воевода повернулся ко мне, заглянул в глаза.

- На одиннадцатый день весточки я не дождался.

Гомон улицы внезапно показался чем-то неуместным. Я поежился, хотя холодно не было.

- И обозов с пограничья давно нет, - напомнил Дагур. – А ведуны и ворожеи, даже из самых сильных в округе, словно ослепли – ничем помочь не могут.

Какая-то мысль назойливо стучалась в сознание…

- А как же Зеленый Храм? Туда обращались? – сообразил я.

Староста усмехнулся в бороду.

- Не всякому хватит сил до его порога дойти, а все «зеленые» из тех, что на Перекрестке были, после той ночи грозовой сквозь землю провалились. Никого из них после никто не видывал. По крайней мере, в неделе пути от Перекрестка во все стороны. Вот Дагур…

- Я не просто в объезде был, - отозвался тот. – К Храму ходил в верховьях Быстрой.

Кивнул в сторону реки.

- Стоянка в самом начале храмовой тропы, где раньше послушников принимали, опустела, а поля на подъезде дикой травой зарастают. Месячной высоты, как будто после той бури они все и забросили.

Я встал, медленно прошел по широкой веранде, остановился у крыльца, оперся о подпорку, поглядывая на уличную толчею. Смотря на суету торговцев, разодетых поселян и караваны повозок, не верилось во все, рассказанное Дагуром и воеводой. Но какая-то тень все-таки витала в воздухе.

- Слухи уже просочились на Перекресток, - сказал Дагур, угадав мои мысли. – Скрыть такое невозможно. Тревога поселилась в сердцах людей, но скоро все может измениться. Нам надо срочно что-то делать, брат мой, и я не скрою, что надеюсь только на тебя. Однажды ты принес в Верхние Ручьи надежду. Твой путь не чета нашему, я знаю, но ты ведь поможешь нам в беде?

Я молчал. В голову лезла фраза: «Партия сказала надо, комсомол ответил: готов!» Как же мне все это надоело, не пересказать! Ни сил, ни желания, только одна всему безразличная пустота, поселившаяся внутри.

- Конечно, Дагур, - как будто и не я сказал. – Знаешь, у меня и выбора-то особого нет.

- Это я тоже знаю, - так же тихо донеслось сзади. – Нет, неправильно – чувствую, что это тебе надо не меньше, чем нам. Но всегда лучше спросить, правда?

 Я хмыкнул, удивившись дипломатичности, и улыбнулся.

- Пойду, отдохну, - сказал воевода, скрипнув стулом. – Вы решайте, молодежь, что делать, и не мешкайте. Всем помогу.

Он скрылся в доме под моим задумчивым взглядом. Я посмотрел на Дагура.

- Слушай, хочу спросить просто так, из любопытства. Разве у вас тут нет какого-нибудь совета или местного «клуба» колдунов, что ли, кто более сведущ в делах стихийных начал и природе сил Леса, чем я? Неужели все так плохо, что обратиться не к кому, кроме сомнительного незнакомца, коим я, по сути, для вас являюсь?

Дагур смотрел прямо, без тени улыбки. И с совершенно серьезным видом кивнул.

- Есть Совет Перекрестка, состоящий из самых почитаемых и влиятельных людей, есть и торговая гильдия – почти одни и те же лица. Воевода пытался с ними говорить на тайном собрании – бесполезно. Спешить, мол, не хотят, да умы людские стращать. Разослали гонцов и теперь вестей ждут. Только вот Лес больно велик и гонцы хорошо, если к зиме все вернутся. Может быть слишком поздно.

Я уселся обратно за стол, потер шею.

- А ведуны?

- Те, кто из самых старых и опытных, от народа сторонятся, на хутора и в чащу ушли, ворожеи и зрящие говорить вообще ни с кем не хотят, словно испугались чего. А молодые ничего страшного в том не видят и ничего особого не чуют. Вроде как временно все это.

- Серых ведунов у вас что-то не видно, - заметил я невпопад.

- Верно, - кивнул Дагур. – С прошлой осени их вообще мало кто встречал. Словно собрались вместе, и ушли куда-то.

- А что ты про клич их говорил?

- Сказывали, Рамаах лучших бойцов собирал по всему Лесу. Да только зачем, ему одному, наверное, было ведомо.

- А от Хранителей что слышно?

Дагур на миг замер и с силой хлопнул себя по лбу.

- Я-то думаю, что упустил?! Ну, ты и голова, Дарим! Еще зимой пришлось недалече от Белой заставы побывать, так повстречал там обоз из Верхних Ручьев. Рассказали мне земляки, что Баламаз ушел куда-то в Лес перед  первым снегом и не вернулся. С чего бы это? А о других Хранителях ничего не знаю, на Перекрестке своего никогда не было. Тут он и не нужен – одаренных Началами всегда в достатке.

- Итак, картина ясна, но непонятна, - пробормотал я.

В лицо ударил порыв свежего ветра, а лучи солнца стали тонуть в набегающих тучах. По крыше глухо забарабанили первые капли дождя, пока еще слабые, но все более набирающие ритм и силу. Столпотворение на улице быстро редело, а в открытых настежь воротах во двор появилась одинокая фигура. Неуверенно переступила с ноги на ногу и оперлась о столб. Глаза нашли меня.

- Завтра мы едем в Зеленый Храм, Дагур. Приготовь лошадей, - он дернулся, но я жестом остановил. – Сейчас мне нужна отдельная комната, огонь, вода, немного имшиза и твоя помощь. Побыстрее, пожалуйста.

Я встал и направился вниз, во двор.

Она так и стояла, привалившись к столбу. В глазах плясали огоньки безумия и лучик отчаянной надежды. Я шел навстречу, а рядом незримо ступал кто-то другой, большой и неведомый, отягощенный чужим знанием и стоящей перед нами задачей. Он не должен был этого делать, я чувствовал, но он давно перешел призрачную грань, отведенную ему Далекими Небесами, став если не мной, то чем-то или кем-то очень близким. Я осторожно взял ее за руку и заглянул в омуты глаз, едва сдерживаясь от погружения в эту бездну отчаяния и осознания того, что было, есть и будет. Не слышал Дагура, тенью скользнувшего мимо, воеводы, его жены и испуганных девушек, гурьбой вываливших на веранду, не чувствовал дождя, превратившегося в сплошной поток воды. Одной рукой провел по длинным спутанным волосам, щедро делясь теплом и светом, согревая потерянную душу, возвращая ее к самой себе. Воздух задрожал вокруг нас, а дождь возмущенно зашипел, не долетая и испаряясь.

Я положил руку ей на лоб, закрыл глаза. Мгновение, и меня содрогнул озноб лютого холода безнадежности… Дороги, селения, встречи… тени, безумство одержимого, крылья ночи, потоки силы – я увидел весь их с Виктором путь и едва удержался от крика, ощутив весь комок боли и переживаний, бывшие им жизнью последние годы. Пустота сделалась чем-то невероятно объемным и физически тяжелым. Неведомый поддержал, давая силы и энергию. Буря стала стихать: ураган, вьюга, легкий полет редкого снега, пустое безмолвие и внезапный луч разрезает толщу чернильной темноты…

Открыл глаза, чтобы встретить изумленный взгляд напротив. Чуть смог разлепить ссохшиеся губы для едва слышного шепота.

- Привет, Елена Прекрасная!

И едва успел подхватить обмякшее тело. Повернул голову на шум – на помощь спешил почему-то побледневший до синевы воевода и заплаканные жена с прислужницами.

- Дай помогу, - пробасил Дагур, появившись из-за спины и принимая тяжелую для меня ношу.
Я с благодарностью кивнул и без сил оперся на вовремя подоспевшего воеводу. Кое-как перевел дух.

- Это еще не все. Несите ее в дом. Ее дух блуждает, я лишь разбудил его. Сейчас… минуту передохну, и мне потребуется ваша помощь и сила. Вся, без остатка…

*    *   *

Станция дрейфовала в полной темноте. Казалось, она сама стала ее частью. Не мерцали переливы энергетических полей, защитным коконом оплетающих сферический диск в хаосе ноль-пространства, не светились редкие окна прямого обзора, погасли огни режимов работы. Само ноль-пространство словно замерло на вдохе, остановившись на неопределенно долгий миг. Только аура планеты продолжала слабо пульсировать, то взрываясь внезапной изумрудной вспышкой, то льдисто-голубой молнией или разгораясь на мгновение кроваво-красным огнем. Весь мир сжимался в непонятной агонии, в которой гасли свет и тьма, движение и мысль…

Темные пустые коридоры станции светились слабой изморозью стен. Проекции «живых» перекрестков замерли в странных метаморфозах. Зеркала мгновенного перехода сжались в неузнаваемые изломанные картины. Рабочие узлы и отсеки еще хранили тени людей, превратившись в дикие музеи сумасшедших скульптур, в лес уснувших и искаженных механизмов и агрегатов. Только одна живая тень все еще бродила по этому царству отражений былой реальности, бормоча слова, едва понятные самому себе и глядя незрячими глазами в темноту, наполненную самой собой. Он все еще был здесь и он все еще был жив.

- Почему? – сухой старческий голос нарушил темное безмолвие, от которого оно недовольно поморщилось.

Человек прислушался, получил ответ, удовлетворенно кивнул и медленно побрел дальше, оставляя тут же зарастающие инеем следы. Его глазами стали бескрайние просторы, в которых он тонул и тонул, не ощущая времени, не ощущая более ничего. И он улыбался. Главное успеть. Еще совсем немного, еще один шаг, но он так важен…

Тень человека утонула в глубине коридора, и его беззвучное бормотание растворилось в темноте пространства. Безмолвие облегченно вздохнуло и продолжило свой бесконечный полет.

*   *   *

Луч солнца скользнул по лицу и уперся в глаз. Замер, недовольный отсутствием реакции и усилил давление. Я недовольно махнул рукой, что-то пробурчал и отполз в сторону. И тут же подскочил, как ужаленный, тяжело дыша и оглядываясь. Высокая пустая горница, прибранная до зеркального блеска, изразцы и витые украшения на стенах, большие окна с витражами… Воспоминания медленно возвращались, и я улегся назад, чувствуя слабость во всем теле. События последней ночи – большей ее части – представлялись каким-то безумным марафоном. Без жены воеводы у меня ничего бы в итоге не вышло. Ее ясная холодная сила потомственной ворожеи почему-то сильно напомнила мне Санхо. Да и Дагур оказался на высоте, делясь силой и помогая в начертании знаков и формул врачевания, чем я похвастаться, не мог. Сам же опять был словно не самим собой, а лишь орудием, дивясь и собственной силе, и знанием, и ловя восхищенные взгляды невольных помощников. На миг приходил в себя, балансируя на тонких гранях невидимых миров. Что мы делали и как, вспоминалось с трудом. Или я боялся вспоминать те глубины человеческие, какие познал в эту ночь. Дрожь брала от того, какой необъятный, опасный и прекрасный мир спрятан в каждом, такой непредставимой глубины и объема…

Дверь чуть слышно скрипнула, открываясь. Бледная ладонь с голубыми прожилками перехватила край, задержалась на секунду, и внутрь неуверенно вошла Лена. Растрепанная, с синевой под глазами, но уже сама! Сзади топталась девушка-прислужница, тихо бормоча:

- Куда же вы, ведь на ногах чуть стоите! До рассвета матушка с гостями вас врачевали, а вы уже встаете! Молодой господин истомился, ему-то как досталось!

Я заскрипел кроватью, поднимаясь. Улыбка сама наползла на лицо, давая силы.

- Не думал, что в подштанниках тебя встречать буду, но уж извини.

- Это ты! – Лена упала мне в руки, плача и смеясь, дрожащими руками ощупывая лицо, волосы, плечи, заглядывая в глаза и снова прижимаясь. – Олежка, родненький, это ты…

Мы долго стояли рядом, трогая друг друга и, по-моему, не веря самим себе. Лена тихо радостно плакала, я улыбался и с удивлением тоже чувствовал слезы, набегающие на глаза. Говорили что-то бессвязное и бессмысленное, но от этого было так здорово и хорошо!..

 Дагур наверняка ждал не один десяток минут, пока я не обратил внимание на деликатный скрип половиц за порогом. Мысленно кивнул, и он вошел внутрь, смущенно улыбаясь.

- Злата? Как ты… э… все хорошо?

Промелькнула неожиданная мысль: а она ведь ему нравится! Лена озадаченно посмотрела на меня. Е-мое, да она же ничего не помнит!

- Ленка, что ты помнишь?

Она на миг задумалась, а я осторожно усадил ее на кровать. Пауза затягивалась.

- Мы были в развалинах на болоте вдвоем с Витей. Он… подвернул ногу, я бегала в лагерь, а когда вернулась… Как он смог так далеко ковылять к той башне? Я увидела, как его охватывает какой-то смерч, бросилась на помощь и мы провалились. Очень глубоко. Еще я, по-моему, слышала голос Кости. Он что-то кричал…

Она задумалась, наморщив лоб – воспоминания давались с трудом. Всхлипнула совсем по-детски, посмотрела на меня едва не с мольбой.

- Мы шли по каким-то дорогам, через рощи и поля, потом увидели деревню. Витя тогда сказал, что мы, по-видимому, попали в далекое прошлое. Потом мы опять шли или ехали, не помню. Долго. Почему у меня в памяти все так смутно?!

- Все нормально, не волнуйся, - я сел рядом, поглаживая ее по руке. – Рассказывай дальше.

- Мы увидели мост. Очень большой, и это было так неожиданно, - Лена замолчала на минуту и добавила чуть удивленно: - Что-то случилось тогда. Кто-то пришел, по-моему… Не могу вспомнить! Как будто я пришла в себя только здесь, когда почувствовала, что Виктор, его…

Она заплакала, уткнувшись мне в плечо. Дагур опустил глаза и тихо вышел. Я смотрел в окно, машинально поглаживая ее по спине и бормоча что-то ласково-нейтральное. Возможно, она что-нибудь еще вспомнит о том времени, когда была во власти Третьей Тени, но явно не сейчас, а напоминать не стоит. В этих воспоминаниях будет мало света, а повторной «терапии» она может не выдержать – невидимый собеседник задумчиво кивнул, соглашаясь. Я осторожно приподнял ее голову, вытер слезы, улыбнулся.

- Все хорошо, Ленка, я тебя не брошу. Мы во всем разберемся, поверь. Теперь тебе надо отдохнуть, ложись.

В ее глазах плясали тысячи вопросов, я видел, но сил задавать их не было. Уложил ее в кровать, укрыл покрывалом и быстро оделся. В это время в комнату вошла хозяйка дома с подносом, полным баночками и склянками. В ответ на мой вопросительный взгляд, кратко пояснила:

- Ей еще надо вернуть силы и поддержать, я позабочусь.

Я кивнул, быстро оделся, накинул перевязь с мечом и вышел из горницы. Воевода успел снарядить меня с головы до пят еще вечером: новая одежда, расшитая зелеными с золотым узорами, сапоги из мягкой кожи, широкий ремень с металлическими креплениями для оружия и фляги, кольчуга с серебряными вставками, широкий кинжал и засопожный нож в специальном чехле, холодная сталь которого дрожала не одним родовым заговором. Его воевода вручил мне собственноручно, и я сразу вздрогнул, приняв дар – ножу не одна сотня лет, и ковали его не людские руки.

Дагур дожидался на крыльце, стоя лицом к улице и потягивая квас. Я вышел на свежий воздух – дождь лил почти всю ночь – кивнул, принял кружку с напитком и сделал большой глоток. Солнце было уже высоко и начинало пригревать мокрую землю. Я оглянулся, ища глазами воеводу. Почему-то казалось, что он должен нас обязательно проводить.

- На совете, - пояснил Дагур, глядя на меня. – Опять пытается этих толстосумов расшевелить на какие-то действия. Лошади готовы.

Я неожиданно улыбнулся.

- Знаешь, а я ведь совсем не умею ездить на лошадях. Вчера сказал, а сегодня только дошло!

Дагур нахмурился и почесал голову.

- Можем вдвоем на одной, а вторую взять на замену. Будет медленней, засмеют…

- А на скорую руку не обучишь? – с сомнением спросил я. – Ну, чтобы хоть из седла не вывалился?

Дагур расхохотался, хлопнул по плечу так, что я чуть не присел и едва удержал кружку.

- К седлу привяжу, если ничего не выйдет! – он сиганул с крыльца прямо во двор и прокричал оттуда: - Правильно мыслишь, у нас время в запасе есть. Пусть солнце дороги подсушит, а то загоним лошадей раньше времени. Идем!

- Ямакаси чертов, - пробормотал я, осторожно спускаясь с высокого крыльца и с удивлением ощущая, что почему-то боюсь предстоящего обучения.

В итоге, от падения меня не спасли ни наставления Дагура, ни собственная реакция, и какая-никакая выдержка. После четвертого «приземления» я вскочил красный и злой, с твердым намерением оторвать голову лошади голыми руками. Дагур, увидев мой бешеный запал, крикнул:

- Не так, брат, подожди!

Осадил свою лошадь и подъехал ко мне.

- Вижу, что не хватит нам и двух дней. Придется идти другим путем: войди в ее разум, почувствуй ее, и лошадь сама тебе подскажет. Глядишь и приноровишься. Только так. Пробуй, время не ждет. Первую половину пути ты не сможешь ни на что отвлекаться, кроме контроля, но я постараюсь быть ушами и глазами за двоих.

Я тяжело дышал и не сводил глаз с гнедой кобылы. Хрипло спросил:

- Откуда ты знаешь, что у меня получится?

Дагур рассмеялся, хлестнул плетью своего жеребца, бросая его в резкий галоп.

- Если у меня в свое время вышло, то у тебя и подавно!

Спустя час мы выехали за ограду Большого Перекрестка. Стража пропустила нас без вопросов, молча отсалютовав Дагуру. Сотник в ответ важно кивнул, по-хозяйски окинув взглядом расставленные посты и очередь повозок на досмотр. Шум и толчея остались позади, когда меня догнала какая-то волна… Я вздрогнул, едва не потеряв контроль над лошадью и сразу понял, в чем дело. Зов Лены так похож на Виктора! Я чувствовал страх одиночества, глухую боль и опять страх. Я справился с собой, послал ей в ответ улыбку, ободряя и успокаивая.

- Я скоро, - прошептал, пришпоривая лошадь – Дагур удалился уже на приличное расстояние.

До позднего вечера мы скакали, только два раза остановившись на отдых. И оба раза я чувствовал себя все хуже и хуже. Не знал, что верховая езда так выматывает. Всю вторую половину дня я старался просто удержаться в седле, но иногда от постоянного контроля в сознании начинало что-то двоиться и путаться – мне казалось, будто я сам лошадь. Кобыла, тем не менее, постепенно привыкала – я чувствовал уже каждую клеточку ее тела, каждый импульс и порыв. Но к вечеру лошадь устала от меня не меньше. Мы вдвоем «добрели» до уже разведенного на открытой прогалине у дороги костра и я повалился прямо в руки Дагура, хрипло проговорив:

- Теперь я могу показать тебе походку кавалериста!

- Кто такой кавалерист? – поинтересовался Дагур, помогая мне улечься на подстилку.

- Это я!

Такого беспричинного идиотского хохота Лес наверняка не видывал давно. Пока приходил в себя и раскладывал скромный ужин, Дагур отвел лошадей к ручью на опушке, отмыть и напоить. Я кое-как справился с нарезкой сыра с хлебом, достал вяленое мясо и вино и обессилено лег на спину, подставив лицо ночному небу в россыпях звезд. По дороге, прошумел очередной запоздавший караван повозок, а где-то невдалеке заухала сова. Я с наслаждение вытянулся, вдыхая запах костра. Сладкая истома поселилась во всем теле, отнимая желание осмыслить и обдумать… Рядом послышался шум и из темноты появился мокрый Дагур с лошадями.

- Не выдержал, сам искупался, - фыркнул он, тряся гривой волос.

Он привязал лошадей у небольшого придорожного деревца неподалеку, посидел рядом с ними, что-то бормоча, и до меня донеслось слабое эхо волшбы. Я зевнул, переворачиваясь на бок, к костру. Минутой спустя Дагур уселся напротив. В молчаливом согласии мы накинулись на еду. Только сейчас до меня дошло, как я голоден!

- Слушай, а почему остановились здесь, а не в постоялом дворе? – спросил я с набитым ртом.

Дагур пожал плечами, глядя куда-то в темноту.

- Место тут чистое, хорошее, а что до гостиницы – то лишнее. И так слухи пойдут: куда это сотник с незнакомцем поехал в ночь при полном снаряжении? А в округе меня хорошо знают, так что нечего дурной глаз баловать.

Последняя фраза была, в общем-то, странная, но смысл я уловил и кивнул, соглашаясь. Посетил вопрос, неосознанно мучающий меня весь день. Зачем я еду в Зеленый Храм? Таким же образом пришел и неосознанный ответ. Так надо. Я с облегчением прожевал кусок мяса с хлебом и потянулся за кувшином с вином. Черт, как же удобно иногда быть марионеткой! И мозги себе парить не надо! «Сосед» внутри заворочался, даря непонятные узоры образов и мелодичный шепот, тающий вдали – его сомнение я почувствовал много сильнее своих мыслей, и едва не поперхнулся вином.

- Сильно не налегай, завтра тебе будет еще тяжелее, - посоветовал Дагур, по-своему истолковав мое состояние.

Я кивнул и с трудом сел, скрестив ноги. Со спины потянуло ночной прохладой, но костер щедро делился теплом. Огонь был по-настоящему живой – я чувствовал, что Дагур его развел не совсем обычным способом.

- Что такое Храм? Как он выглядит?

Сотник на секунду замер с открытым ртом, опустил руку с куском хлеба и задумался, глядя в огонь. Вид у него был почему-то потерянный.

- Я знаю только то, что служители его необычны и владеют большой силой, которую меж тем почти не применяют, - сказал он полушепотом. – Говорят они про Весть, про новую надежду, про Летопись Цитадели. И их почему-то сильно недолюбливают серые ведуны, ограничивают во всем. Или ограничивали.

Дагур перевел дух.

- Большего не скажу, а вот как выглядит сам Храм, то мне неведомо – всякому он представляется по-своему, ходит слух. Увидишь, если дойдешь.

Настала моя очередь удивляться – брови поползли вверх помимо воли.

- Я же сказал, что они владеют немалой силой, - пояснил Дагур в ответ. – Только путь их мне еще более непонятен, чем твой. И знаешь, давай-ка спать. Я приберу, а ты укладывайся. Сучьев подкинь в костер.

Ломая ветки и глядя в огонь, я обдумывал услышанное. Стало немного интересно. Что же такое этот Храм? Конечно, я помнил, все произошедшее в подземельях. Для меня Храм представлялся чем-то вроде обители прошедших посвящение стихиям и не вставших на путь Хранителей. Кстати, а в чем же цель Хранителей? Я заволновался, сообразив, что этим вопросом вообще-то никогда не задавался. И ответ на него наверняка не менее важен!

- Чего хотят Хранители, Дагур?

Тот даже не остановился, разворачивая подстилку. Помолчал, укладывая покрывало и только когда лег, ответил.

- Спроси у них сам, если хочешь. Я не знаю и мне неинтересно.

И отвернулся спиной. Я хлопнул себя по лбу, припомнив, как он относится к ним. Вот зараза, забыл! Снова лег, засмотрелся на звезды. В голове плыли воспоминания, тягучие преддремотные мысли. Тихо произнес:

- Когда шел к Перекрестку, видел на одной дороге всадников. Черные с головы до пят, лошади такие же. Не скакали – летели над дорогой.

Дагур внезапно повернулся и посмотрел на меня через огонь очень внимательно.

- Холод чувствовал? Глазам не больно было смотреть?

- Наверное. Хотя нет… Не помню, а что?

Сотник лег на спину и тяжело вздохнул, глядя в небо. Молчал долго, но я не перебивал его во внутреннем диалоге, выжидая.

- Не верил я. Значит правда. Не ты первый, кто видел, да первый, кому верю. Давно такого Лес не видывал.

- Да что же это?

- Призрачные вестники. Так в легендах прозвали. И появляются они только в очень плохие времена, когда темные власть свою хотят над Лесом поставить. Всего у них девять кланов, которые, в общем-то, не сильно ладят между собой: вампиры, оборотни и прочая нелюдь. Но они владеют способом собрать Черную Девятку – так говорит народная мудрость и так бывало в далекие времена. Если призрачные вестники соберут кланы, справиться с их объединенной силой мы если и сможем, то только всем миром. Но если серые и вправду исчезли, а зеленые куда-то ушли, и про Хранителей то же самое может оказаться, быть большой беде. Не сдюжим. Надеюсь, ты ошибся, брат. Сколько было всадников?

- По-моему шесть или семь, не больше, - я прошептал растерянно, осмысливая еще одну неведомую до этого момента грань жизни Леса. – А они, значит, уже когда-то собирали свою девятку?

- Когда-то очень-очень давно, - кивнул Дагур, вновь глядя на меня через огонь – то ли игра света, то ли глаза его действительно горели. Он повторил: – Надеюсь, что ты все же ошибся. Давай спать!

Спустя какое-то время Дагур уже посапывал на другой стороне костра, а я все еще лежал, рассматривая звездное небо в темных пятнах редких облаков. Сон упрямо не шел, а где-то внутри засел огонек тревоги. Я так отвык от спокойствия, что это чувство стало почти родным. Причем с оттенком серого безразличия и пресыщения. Пришла мысль, что и это уже не в первый раз. Очередной спазм… Усмехнулся, заметив падающую звезду. Пусть все сбудется, как однажды сказал Костя на очередном бестолково-шумном празднике в той далекой прошлой жизни. Весомо-лаконично, с чувством. Я зевнул, перевернулся на бок, подставляя спину огню, и тут же заснул.

Сон был странный и какой-то беспокойный. Я заблудился в большом старом доме с множеством комнат, залов и коридоров. После – в обличье волка мчался по диким полям за одиноким всадником, а когда нагнал, понял, что это я сам. От удивления замер и сорвался куда-то вниз, заорав от неожиданности. Ударился о воду, едва не потерял сознание и стал тонуть, словно какая-то сила непреодолимо тянула в глубину… Вскочил в предутреннем сумраке – солнце окрасило далекий горизонт багровым заревом. Оглянулся на пустынную дорогу, мирно лежащих лошадей, редкий туман, стелющийся по низинам и Дагура, все так же прихрапывающего у костра. Последний почти прогорел, но языки пламени, подпитанные чарами, все еще весело плясали над раскаленными углями. Я утер лоб и лег на подстилку, ощущая учащенный ритм сердца. Что же это меня опять пробрало? Снова вещие сны? Я сделал попытку еще вздремнуть, но заснуть больше не получилось. Пока ворочался и чертыхался на свои съехавшие с «нарезки» мозги, сосед за костром проснулся. Некоторое время Дагур зевал и потягивался, а потом резко подскочил и заорал на всю округу, да так, что с близлежащих деревьев вспорхнула стая птиц. И замер с блаженной улыбкой, подставив лицо первым лучам солнца.

Я молча покрутил пальцем у виска и тоже встал, кряхтя и постанывая – все тело ломило, как будто и не отдыхал вовсе. Перебрасываясь фразами и шутками, мы быстро приготовили завтрак, еще быстрее перекусили и сводили лошадей к ручью. Солнце в это время уже почти полностью поднялось над Лесом. Пока я разминался и морально настраивался на продолжение пытки, Дагур проверял упряжь и паковал седельные сумки. По дороге прогрохотала одинокая повозка, когда мы были уже готовы и следы стоянки тщательно убраны. Дагур скептически наблюдал, как я со второй попытки забираюсь на лошадь.

- Уже лучше, - похвалил он и впрыгнул в седло – я лишь покачал головой в немом восхищении. – Соберись, до полудня постараемся останавливаться как можно меньше. После поедем объездными дорогами, я не хочу выходить на северный тракт, там слишком много глаз и ушей.

Я кивнул, медленно и осторожно налаживая связь с разумом своей лошади, нащупывая незримые поводки и струны. В одно мгновение она неожиданно дернулась, как от удара, но тут же успокоилась. Кивнул Дагуру, давая понять, что готов. Но он почему-то замер, неподвижно глядя куда-то в сторону дороги. Я ослабил контакт, обратив внимание туда же, но ничего не увидел.

- Что случилось?

Сотник мотнул головой, прогоняя наваждение, и взмахнул плеткой.

- Показалось, наверное. Вперед!

Мы рванули галопом. С полчаса я изо всех сил пытался удержаться, чуть не искусав губы до крови, но потом понемногу вошел в ритм. Тело уже «вспоминало» вчерашнее состояние, приноравливаясь на уровне подсознания. Через какое-то время даже смог отвлекаться на пейзажи по сторонам. Очень хотелось расспросить Дагура про темных, но на ходу это было не совсем удобно, а тратить силы на мысленный диалог совершенно не хотелось. Через несколько часов, меняя рысцу на бешеный галоп, преодолев вброд две речки и несколько проселочных деревенских дорог, мы остановились у россыпи придорожных камней неподалеку от пересечения с большим торговым трактом. Судя по всему, это и был так называемый «северный тракт». Мы остановились, не доезжая «развязки», в относительном одиночестве, с хорошим обзором во все стороны. Вообще, здесь было шумно, очень людно, но совершенно безопасно, как высокоучено выразился Дагур. По-моему, он стал излишне перестраховываться после ночного разговора, но я не стал этого озвучивать. Мы быстро развели костер и разложили еду, оставив лошадей на водопое неподалеку, а потом нас догнала Лена…

В какой-то момент мы вместе обернулись на дорогу, а в ставшем внезапно очень плотном воздухе остался лишь один звук – едва слышный и вместе с тем совершенно отчетливый грохот копыт. Дагур медленно потянул из ножен длинный гнутый клинок с отливающим синевой лезвием и что-то забормотал. Я чувствовал, как его окутывает облако холодной силы, обволакивая наподобие свивающейся в кольца кобры, вот-вот готовой ударить. Сам отложил еду и встал, поправил ножны, но меча не тронул. Было что-то тревожное в приближающемся, но не опасное. Клубы пыли взметнулись из-за поворота и в них проявились контуры всадника. Я напрягся, а зрение сделало внезапный скачок вперед.

- Лена, - я произнес и бросился навстречу.

Дагур замешкался на несколько секунд, но догнал вовремя – у самого края дороги жеребец завилял в разные стороны и кубарем полетел в обочину. Мы едва успели подхватить девушку, но тоже не удержались на ногах. Она потеряла сознание. Быстро перетащили ее к костру, Дагур вылил почти готовую похлебку на землю и стал заваривать травяной отвар, нашептывая какое-то заклинание. Удивление неожиданным появлением мешалось с кучей вопросов. Я держал свои ладони у ее висков, слегка массировал, закрыв глаза: искал очаги боли, делился силой, гасил ком напряжения и пытался привести в чувство. Наконец Дагур закончил кашеварить, остудил снадобье двумя взмахами рук – я заметил, как они дрожат от напряжения – и поднес к губам нежданной гостьи.

- Пей, - сказал он и добавил что-то едва слышное, от чего я ощутил мягкий толчок в сознание, а Лена открыла глаза.

Словно понимая, что ей помогают, она проглотила все без остатка, а Дагур опять взмахнул рукой – она закатила глаза. Дыхание сразу выровнялось, а сотник выронил котелок и снопом повалился на землю, задыхаясь.

- Надо бы… порасспросить, - пробормотал он, исследуя складки своей одежды.

Выудил откуда-то пузырек, в котором я безошибочно узнал то самое снадобье, которым он почивал меня перед выходом из Верхних Ручьев. Помнится, его подарком я тогда не смог больше попользоваться – сгинул он где-то в той жаркой ночной схватке на тракте. Жаль…

Дагур немного отпил, а остаток протянул мне.

- Скоро очнется, дай ей все. Зачем же она прискакала?

Я взял лекарство и покачал головой. Те же вопросы мучили и меня. В душе стало очень тоскливо, а тревога накатывала приливными волнами: то опадая, то вздымаясь вновь.

- Тебе помочь?

Дагур помогал головой.

- Нет, сейчас приду в себя. Только если еще раз так все силы отдам, боюсь, без меня дальше пойдешь. Снадобье-то жалко! Берег на всякий случай… Да ладно.

С полчаса мы так и провели на пустыре у костра – благо, не привлекли ничьего внимания. Потом Дагур смог подняться и отправился осмотреть коня. Долго сидел у него, положив ладонь на шею. Потом покачал головой и вернулся. Сделал глоток воды из фляги, остатки вылил на голову и фыркнул.

- Всю ночь гнала без остановки. Ума не приложу, как! Точно по нашим следам, хотя я так защиту плел! Или я ничего не смыслю в стихиях, или она сильная колдунья. Хотя когда врачевали ее на Перекрестке, ничего такого не почувствовал. Да и конь, хоть и добрый, давно пасть должен был от такой скачки. Значит, его разум она подчинила себе без остатка.

Дагур чесал голову, а я отмалчивался. Ну не рассказывать же ему, что в ней остался еще отголосок Третьей Тени? Слабое эхо, отражение отражения, но и этого хватит в минуты необходимости превзойти среднего одаренного. Не дождавшись от меня ничего путного, сотник еще раз с сомнением осмотрел Лену, подобрал фляги и, что-то буркнув, ушел за водой. Я продолжал с какой-то обреченностью баюкать Лену, положив ее голову себе на колени. Накатила вдруг такая глухая тоскливая безысходность, что впору просто разреветься – весь мир показался пустым и серым.

- Сказка, - прошептал сам себе. – Красивая чертова сказка.

Лена слабо зашевелилась и неожиданно резко открыла глаза, без каких-либо следов усталости и непонимания.

- Тьма идет, Олег, - голос звучал спокойно и ровно.

Я молчал, глядя вдаль. Мне и так все уже стало внезапно известно, словно приход Лены дал прикоснуться к доселе закрытому источнику знаний. Лучше не знать… Тело словно окаменело, вросло в землю. Когда умирает человек – это горько, но понятно. Сейчас я каждой клеточкой чувствовал, что умирает Лес. Не просто умирает, а превращается в нечто, что много хуже смерти и я не мог никакими словами описать образы, мелькавшие в голове. Страшно и тоскливо, даже все чувства гасли в бесцветной пустоте сознания. Целый мир рвался и выворачивался наизнанку, сплетаясь в непостижимые узлы голодной, холодной и равнодушной темноты…

Лена трясла меня за плечи, приводя в чувство. Окружающее кое-как собралось в фокус. Ее горящие вызовом глаза были на одном уровне с моими.

- Не дай себе сдаться сейчас, Олег! Соберись!

Я помотал головой – говорить почему-то тяжело. Когда вернулся Дагур, мне стало уже лучше, а Лена ходила по стоянке, собирая наши вещи после разгрома, связанного с ее появлением. Сотник бросил фляги на землю и подошел ко мне.

- Плохие новости, брат!

Я хмуро посмотрел на него. Что может быть хуже?

- Мор в двух селениях вокруг. Еще торговцы сказали, что на мельничьем хуторе неподалеку погост «проснулся».

- Мертвецы?

- Они, - Дагур кивнул, окинул взглядом небо и много тише добавил: - Дарим, мне страшно. Не помню я такого. Лес сошел с ума или мы опоздали. Темные собрали девятку, а Пятая Тень поглотит все без остатка…

- Еще не поздно, - тихо перебила Лена, внезапно оказавшись между нами. – В Храм!

- Зачем? – в один голос спросили мы.

- Не знаю! Чувствую, что надо.

Через десять минут мы мчались во весь опор, насколько это позволяла лошадь Дагура, принявшая на себя еще и Лену. Мир превратился в узкую полоску дороги, деревья на опушке – в стену зеленого пламени.

Дагур бросил первоначальное решение петлять по дорогам и избегать населенных мест. Экономил время, да и смысла таиться, похоже, не было – северный тракт оказался значительно пустыннее, чем мы рассчитывали. И хоть постоялые дворы и придорожные трактиры забиты были до отказа, народ слонялся в растерянности, избегая взглядов и тихо переговариваясь по углам. В воздухе витало ощущение страха и опасности. Встречались и просто брошенные посреди дороги повозки, а однажды откуда-то издалека ветер принес едкий привкус гари, в которой я почувствовал невидимую ауру недавней смерти и боли. Лес стремительно пустел каждый час все более и более, даже гомон птиц практически исчез – тишина давила и обволакивала, а в ней чудился взгляд тысяч глаз, недобрый и незлой. И это стремительно заполняющее пространство ледяное равнодушие пугало больше всего. Само собой вышло, что я стал нашептывать заговоры Санхо, выстраивая вокруг себя и спутников, как мне хотелось надеяться, непробиваемую защиту. Может ненадолго, но это помогло – давление не исчезло, но отошло куда-то на границу восприятия и затаилось.

И с небом творилось что-то ненормальное: стремительно набегали темные облака и начинал накрапывать мелкий дождик, внезапно пробивалось солнце и небосвод очищался, затем поднимался ледяной ветер и все повторялось заново. Я чувствовал борьбу, но не мог разобраться в ее сути и вскоре бросил это бесполезное занятие.

На очередном постоялом дворе мы попытались сменить лошадей и прикупить одну Лене – надо было спешить, а день начинал клониться к вечеру. Пока Дагур пошел договариваться, мы с Леной присели передохнуть у коновязи, прямо на каком-то здоровенном бревне. Попили воды. Лена вгляделась в стену елей через дорогу и почему-то покачала головой. Про самочувствие спрашивать не хотелось – чувствовал, каким напряжением воли она держит себя в руках.

- Никогда раньше не слышал такого о темных и о Пятой Тени, - пробормотал я, перебирая воспоминания.

Лена вздохнула и опять потянулась за флягой.

- Странно, фольклор тут богатый. Я на Перекрестке долго прожила, пока певичкой подрабатывала. Наслушалась всякого, про это в том числе. Только про Тьму считали все это страшилками. Нечисти полно, ясное дело и всякой разной, но никто их никогда за реальную силу не принимал. Как им голову поднять: и ведуны, и стража лесная, и Хранители. Маленький народ с подземным племенем себе на уме, конечно, но и они по-своему сдерживали.

Меня мучило, почему Лена избегает расспросов про Витьку, но сам решил тему не поднимать. Про темных информация пока актуальнее.

- А все темные ровня?

На мгновение показалось, что Лена вслушалась куда-то внутрь себя. Мотнула головой.

- Не всякий темный Тьме ровня, как и свет Свету рознь. Поймешь, думаю. Ведь так, Олег? Я чувствую, что ты с этим знаком не понаслышке.

Шрамы внезапно сильно зачесались, словно ожили, и я с трудом сдержал зуд. Как она почувствовала? Неужели…

- Спокойно, Олег, - грустно сказала Лена. – Это я, не беспокойся. Мне бы сейчас валяться и здоровье поправлять, но вот почувствовала, что если останусь, мы больше не увидимся. Пришлось прибегнуть к тому, что я боялась признать очень долго – частичка Третьей осталась со мной.

- Знаю, - я кивнул, и после минутного колебания обнял за плечи – мы затихли, думая каждый о своем.

Дагур выскочил перед нами так неожиданно, что мы вдвоем вздрогнули. Я стал подниматься и готовый сорваться с языка вопрос застрял в горле. Сотник был бледен, как смерть.

- Что…- Лена замерла, вглядевшись ему за спину.

На широкой гостевой веранде постоялого двора молчаливой стеной стояли люди. Ни вздоха, ни скрипа. Что-то очень нехорошее ворочалось и рождалось внутри этой толпы.

- Уходите, - прошептали губы Дагура. – Я их держу. Быстрее на коней! Все время на север – до камня-говоруна доедите и вправо уйдете, то к Храму путь.

Мы не шелохнулись. Я прикидывал варианты развития событий, прощупывал глухую толпу, выделяя точки явной агрессии. Чего он так напрягся, мы их вмиг…

- Дарим! – прошипел маг сквозь зубы. – Здесь ополоумевший огненный ведун с тремя подмастерьями. Народ от его речей безумен, а этот дурень что-то в вас обоих почувствовал. Уезжайте, я один еще как-нибудь справлюсь, а втроем устроим бойню и много времени потеряем! Давайте же, мои чары вот-вот рассыплются!

Мы оказались в седлах, не успев моргнуть. Я натянул поводья, отсалютовал Дагуру мечом и рванулся вслед за Леной. Несколько минут постоялый двор еще маячил за спиной, пока очередной поворот не скрыл его стеной деревьев. Где-то сзади поднималась далекая немая волна, в которой росло напряжение и злоба. Вдруг все пропало. Я резко осадил лошадь и развернулся, всматриваясь в пройденный путь. Надежда разгорелась и погасла – дорога осталась пустынной. Лена подъехала и остановилась рядом, осторожно тронула за руку.

- Едем, Олег. Так надо.

Я со злости заскрипел зубами, развернул лошадь и хлестнул плетью. Напряжение сменялось звериной яростью и жаждой драки. И неожиданно в голове поселилась ясная уверенность, что последнего не избежать. Ну что ж, оно и к лучшему!

Бешеная скачка без остановок продолжалась хороших два-три часа. Остановились, когда наткнулись на разъезд в три дороги, сперва поставивший нас в тупик. Только разглядев в придорожной траве огромный бурый валун, я понял, о чем говорил Дагур и указал на него Лене. Мы спешились и подошли. Высота у каменюки приличная – метра четыре, не меньше, а вот надписи были полустерты временем и мне совершенно непонятны. Да и витиеватая каллиграфия ставила в тупик. Сколько надо сил, что бы все это выбить на камне?

- Очень старый язык, не понимаю! – пробормотала Лена. – Что-то о дорогах и выборе.

- Камень-говорун, - задумчиво сказал я, коснулся рукой шершавой поверхности.

В голове взорвался шар холодного огня, а чей-то сильный и тяжелый голос забубнил под черепом. Слов не понять, но вот образы очень даже четкие: мы с Леной скачем по левую руку с развилки и оказываемся пешими в высокой сухой траве, двигаемся прямо – входим в высокий красивый дом в окружении многочисленной, празднично разодетой толпы, скачем вправо – нас охватывает искрящийся звездный хоровод, а в небе вспыхивает большая слепящая конструкции, горящий знак. И веет от него странным смешением: и жизнь, и смерть…

Убрал руку и покачнулся. Лена обхватила, поддерживая и с тревогой заглядывая в глаза. Я слабо улыбнулся, кивнул.

- Все в порядке, Елена Прекрасная. Нам действительно направо.

Вскочили в седла, Лена пришпорила свою первой, а я окинул пустынный перекресток взглядом и на миг сосредоточился. В пыль дороги ударила короткая молния, взметая небольшое облако. Я оставлял Дагуру четкий след в надежде, что он нас все же догонит. Подмигнул «указателю» пути.

- Сказки, - пробормотал и помчался вслед за Леной, покрывшей уже изрядное расстояние.

Местность стала стремительно меняться. Сплошная стена Леса начала редеть, разрываясь широкими луговинами и целыми полями, заросшими дикой травой с редкими пятнами лиственных рощ. Дорога все время поднималась в гору. Слева внезапно выросла невысокая каменистая гряда, отвесный склон которой все более приближался к дороге, пока не навис над ней, скрыв горизонт. Пришлось немного осадить лошадей и ехать осторожнее – поскользнуться на каменной крошке и скатиться в приличной глубины откос справа было бы грустным финалом. Широкая каменная площадка с рядами одинаковых небольших домиков появилась неожиданно. На скале перед въездом тускло светился уже знакомый знак – три круга, перечеркнутые веткой. Показалось или нет, но множество рук неизвестно, за сколько времени оставили на камне след чуть пониже знака. Лена спешилась, погладила своего скакуна и медленно подошла к камню. Я услышал, как она судорожно перевела дух.

- Сколько силы…

Спрыгнув с лошади, я тоже подошел и встал рядом. Округа погрузилась в вязкую тишину. Только оказавшись на земле, почувствовал, какая жизнь, и энергия незримыми токами наполняет все вокруг. Казалось, каждое мгновение что-то меняется до неузнаваемости, тут же принимает исходный облик, и опять меняется. Каждую секунду что-то новое, но в то же время и старое. Камни, редкий кустарник, дорога, даже лошади – все претерпевало метаморфозы. Я помотал головой, прогоняя навязчивый морок.

- Что это?

- Здесь начинается дорога послушника, - прошептала Лена. – Научиться увидеть суть вещей, управлять разумом и эмоциями. Без этого не пройдешь дальше. Не косись, Олег, сама не знаю, откуда у меня это знание.

В голове что-то происходило. Зрение меркло и опять «включалось», глухой чужой голос то взрывался громким речитативом, то рассыпался в веер ярких геометрических фигур и непонятных картинок. Опять пришлось сделать усилие, чтобы собраться. И вместе с этим появился настойчивый внутренний зов идти вперед как можно быстрее.

- У меня нет времени на эту ерунду! Лена…

- Подожди. Сейчас попробую.

Она сделала шаг вперед, осторожно коснулась камня. Вспышку я увидел каким-то «другим» зрением: преломление змеящихся в окружающем пространстве лучей, вздрогнувший и пошедший рябью волн камень, шарахнувшиеся в сторону лошади – все в один короткий миг. В голове гас удар громадного колокола, когда я ловил падающую девушку. Только успел заметить, что правая ладонь у нее почернела…

- Защита… сильная… оставили…- бормотала Лена, смертельно побледнев.

В следующий момент мне пришлось стать не собой, чтобы буквально спасти ее от смерти. Отдавшись на волю своему «второму» сознанию, я увидел каждую частичку ее тела, тусклую ауру, пораженные участки и разрушенные узлы. Причем видел все, закрыв глаза. Не отдавая себе отчета в действиях, что-то лечил, стягивал пораженную плоть, делился энергией, восстанавливал силу – в ушах лишь нарастал гул, постепенно превращавшийся в нестерпимый грохот. Еще один оглушающий удар канонады, и туман опал. Мы с Леной сидели в дорожной пыли, с одинаковым удивлением обмениваясь взглядами.

Я встал, новыми глазами обозревая местность вокруг: скалы превратились в нагромождения правильных геометрических фигур, дорога – потоком медленно движущейся куда-то силы, Лена – сгустком золотисто-белого огня. Из неведомых глубин всплывали подсказки и объяснения, странные формулы и пояснения – абсолютно понятные, и тут же забывающиеся. Еще с минут я старательно выстраивал вокруг себя защиту и восстанавливал силы, прежде чем пришел в себя и огляделся привычным взглядом.

- Мне нельзя было касаться камня, - виновато сказала Лена, тронув меня за рукав. – Это же страж, а я…

Я приложил палец к губам, и она замолчала на полуслове. Еще несколько минут ушло на предельную концентрацию, пока я, наконец, не выдохнул.

- Надо идти дальше. Здесь никого нет, почему?

Ответом был лишь порыв ветра, сорвавший с кручи несколько мелких камней. Я прогнал неожиданный призрак сонливости и усталости. Лошадей уже и след простыл, поэтому дальше мы двинулись пешком, почти не разговаривая. Я – с тупым упорством почти дошедшего до финиша спринтера, Лена – с какой-то обреченностью и покорностью. Если мне еще как-то удавалось справляться с «живым» пейзажем вокруг, что видела и чувствовала Лена, приходилось только догадываться. Я старался ее поддерживать, но она чаще отказывалась, словно движимая необходимостью сберечь мне силы.

На скале слева поплыла череда рисунков. Черно-белые схематические наброски сменялись полновесными цветными картинами, да такого исполнения, что дух захватывало. Некоторые из них оживали прямо на глазах, начиная свое внутреннее движение и жизнь по мере нашего приближения. Дорога под ногами из отполированного гранита превращалась в каменное крошево, в наезженную колейку и вновь в зеркало, истертое до блеска тысячами ног. С ощущениями тоже было не все в порядке. Воздух внезапно становился сухим и горячим, хотя за минуту до этого был жгуче-холодным, словно мы где-то на высокогорье. Когда выбрались на вторую площадку, Лена окончательно выбилась из сил. Мы устроили короткий привал у небольшого водопада на ее дальнем конце.

Я обвел взглядом ряды навесов и плетеных загородок. Валялась какая-то одежда, у брошенных очагов еще курились дымки. И снова никого.

- Домов нет.

- Освобождение от лишнего, - слабо прошептала Лена и вдруг с неожиданной силой схватила меня за руку. – Олег, оставь меня здесь! Я не справлюсь – уже почти не вижу дороги под ногами. Если бы не ты…

- Пойдем, - негромко, но четко произнес я, не обернувшись, и Лена замолчала, тяжело дыша.

Тронулись в путь, набрав воды и вдоволь наплескавшись. Спутницу приходилось придерживать за руку. Она что-то бормотала и шла, словно ослепнув. Я тоже с трудом сдерживал готовое ринуться в голову безумие – окружающий мир то «наскакивал», окружая плотной стеной, то разверзался бесконечной пустыней…

От резкого шума шагов за спиной я вздрогнул и быстро обернулся – никого. Пустынная дорога дрожала и исчезала за недалеким поворотом. Вновь всплывала на удалении и опять скрывалась за скалами. На границе видимости ее поглощали клубы какого-то тумана, впрочем, как и Лес далеко внизу, под уже высоченным обрывом. Вообще-то такой высоты гор я в Лесу никогда не видел, а такая верхотура была бы видна издалека, если… В том-то и дело, если… Надо идти. Лена совсем плоха. Что ж это за место такое? Куда сила уходит?

- Идем, - нетерпеливо прошептала Лена. – Если еще постоим, будешь меня нести.

Я кивнул, и мы заковыляли дальше. Дорога постепенно обзавелась редкими ступенчатыми уступами и почти перестала петлять. Только впереди по-прежнему невозможно было что-нибудь разобрать. «Художества» на скале постепенно исчезали, уступая место разнотонным орнаментам и узорам без какой-либо закономерности – сплошное переплетение и смешение цветов, от которого рябило в глазах. Лена даже старалась отворачиваться, дрожа и пошатываясь. Что она там видела, в этих цветных сполохах, спрашивать не хотелось. Мне самому становилось дурно, когда я начинал вглядываться. Или это был бред наяву, или я действительно видел сам себя, но много раньше от нынешнего момента. Причем все образы были из какого-то моего и не моего прошлого одновременно. И как будто все лет до двенадцати, не позже. Что означают эти выборочные проекции, думать не хотелось – мозги и так превратились в кашу.

- Нельзя, нельзя, - Лена бормотала, как заведенная.

Я слегка встряхнул ее и сунул в руки флягу с водой. Помог попить, поглядывая на дорогу назад. К звуковым галлюцинациям уже привык, но туман, наплывающий сзади, беспокоил все больше и больше. По-моему, он начал приближаться быстрее.

- Олег, что ты видишь? На этой стене…

- Себя, - я почему-то смутился. – Но все в детстве.

Лена молчала несколько секунд.

- Я вижу себя и живой, и мертвой одновременно, - сказала, чуть побледнев. – Там так темно…

Я оставил ее слова без комментариев и почти силой поволок дальше. А она все говорила и говорила: о прошлой жизни, о тайных путях под властью Тени, о жизни с Витькой, которая из-за этой раздвоенности и жизнью не была, о надежде и странствиях, о проклятой идеи пойти в поход… Голос постепенно становился все тише и тише, пока речь не превратилась в едва слышное бормотание вперемежку с всхлипываниями. Подъем испытывал нас своей бесконечностью. В какой-то момент я понял, что начал терять силы, похоже, еще быстрее Лены. Однако одновременно с этим стал чувствовать вдесятеро больше, будто разом прибавилось органов восприятия. Меня так захватил водоворот новых ощущений, что я чуть не прозевал появление очередной площадки.

Она появилась из неоткуда, поприветствовав нас тремя широкими ступенями из черного камня. Из последних сил взобравшись на них, мы упали на камень. В каком-то полуобморочном состоянии лежали не менее получаса под порывами холодного ветра. Потом я смог подняться и огляделся, обозревая площадку: почти абсолютно пустой каменный круг, множество разбросанных по периметру изваяний в разной степени готовности от простого куба до тонкой работы скульптуры, стены, украшенные искусной резьбой и маленький фонтан, спрятанный в самом центре в неглубоко вырубленной чаше. Не всматриваясь в статуи – мало ли какие сюрпризы – добрел до фонтана, встал перед ним на колени и погрузил руки в чистую ледяную воду. От холода даже ясность в голове появилась. Обдал лицо, попил, набрал воды и повернулся к Лене…

Звук падающей фляги показался мне чем-то далеким, и это было единственное возмущение в гулкой звенящей пустоте. Не чувствуя ног, подбежал и опустился на камень рядом. Перед глазами все плыло. Наворачивались слезы, когда я обнял ее и стал гладить по пепельно-седым волосам…

Ссохшаяся старушка смотрела на меня выцветшими глазами, чуть заметно дрожала и улыбалась. Слезы катились по ее морщинистому лицу. Я едва мог разобрать, что она шепчет.

- А у нас с Витей были дети, я видела. Двое, представляешь? Старшим был мальчик, болел в детстве часто, а у дочки на свадьбе Витя палец сломал, смех-то какой…

В голове что-то рвалось и билось, глаза закрывала красная пелена. Как? Почему? Весь мир вокруг пропал, исчез – я видел только маленькую старенькую женщину лет восьмидесяти, умиравшую у меня на руках с блаженной улыбкой сумасшедшей.

- Лена, Лена, - я сам был не в себе, без остановки повторяя ее имя и чувствуя только мокроту, скатывающуюся за воротник.

- Всю жизнь прошла, все видела, - она вздрогнула, дыхание сбилось, но тут же выровнялось. – Ты странный, Олежка, молодой еще. Костя когда-то говорил, что они тебе дали возможность…

Лена снова дернулась и резко вытянулась. Я стал трясти ее за плечи, просил очнуться, и готовый вырваться из горла крик замер – она на мгновение открыла глаза.

- Говорят, в Храм можно войти, только заново родившись. Не верила, зря. Думала, все будет хорошо, как в сказке.

Глаза закрылись, а дыхание стало редким и прерывистым. Я выпрямился, глядя в никуда. Ответы выстроились и рассыпались цветным фейерверком, оставив в голове внезапное четкое понимание. Конечно же, что может быть правильнее? Вернулся за флягой и опять присел рядом. Медленно снял крышку, обмыл Лене лицо и стал осторожно вливать воду в горло. Сначала она почти не глотала, жидкость толчками выходила наружу, потом Лена словно очнулась и стала жадно пить, давясь и обливаясь. Фляга была опорожнена полностью, когда она обессилено откинулась, закатив глаза. Я же в немом изумлении смотрел, как ей возвращается первоначальный облик: разглаживается кожа, темнеют волосы, наливаются краской щеки…

- Господи, живая вода, - прошептал сам себе.

Лена открыла глаза, долго внимательно смотрела и улыбалась.

- Опять ты меня спас, Посланник. Не надоело?

Я засмеялся, крепко обнял, отстранился и радостно закачал головой.

- Слушай, я ведь чуть с ума не сошел! Это ж какая-то чертова сказка! Живая вода!

Лена положила ладонь мне на руку.

- Я просто не готова пройти этот путь. В тех отражениях я увидела всю свою жизнь, а без подготовки каждый шаг равен реальным годам. Чуть не умерла от старости, надо же. Не перебивай, Олег. Они дали тебе другую жизнь и законы этого мира не по тебе. Ты несешь Весть…

- Да какую Весть! – я не выдержал и хотел уже вскочить, но Ленина рука удержала на месте. – Покопались в мозгах зачем-то, и все дела.

- О которой знали многие, - продолжила Лена, не сбившись. – Ты Посланник, Олег, и с этим ничего не сделаешь.

- Нашли почтальона, - я буркнул, потирая заболевший лоб.

Лена собралась с силами, и уселась напротив, настойчиво глядя в глаза.

- Иди дальше один, тебя ждут, я чувствую. Эта дорога уже давно не по моим силам.

 Я не двигался, глядя в ее глаза. Откуда она знает? Самого не покидало ощущение чьего-то недалекого присутствия, хотя опасности никакой не было. Лена кивнула, словно прочитав мысли.

- Время идет за нами по пятам, Олег, и его остается все меньше.

Я встал, отряхнул одежду и посмотрел за спину – за площадкой дорога сужалась, уступая место длинной узкой лестнице, далеко вверху исчезающей в арке какого-то массивного сооружения. Оно, как и все вокруг, так же претерпевало изменения: вздымалось шпилями изящного готического собора, обрывалось грубыми массивными блоками хаотичного нагромождения камней, сверкало четкими чертами самого настоящего средневекового замка, затем величественной колоннадой… Голова раскалывалась от этих превращений. Я взял Лену за руку и еще раз посмотрел в глаза.

- Ты уверена, что не хочешь идти со мной?

Лена слабо усмехнулась.

- Не могу, Олег. Хочу, но не могу. Я и так зашла дальше, чем надо было. Дальше мне нельзя, иначе никакая вода не спасет. Здесь все намного сложнее, чем кажется, а времени все меньше и меньше. Иди, я останусь здесь. Вдруг Дагур сможет дойти? Кто ему поможет?

Я молчал, соглашаясь. Постоял еще с минуту, собираясь с силами. Сколько ж у меня вопросов, черт побери! Даже Лена на многие явно знает ответы, а почему раньше молчала? Все, надо идти!

- Прощай, Елена Прекрасная! – прошептал на ухо, обнял и, резко отвернувшись, быстрым шагом направился к лестнице.

- До встречи, - донес ветер.

*   *   *

Вход остался далеко позади. Я стоял в громадном пустом зале, в немом изумлении замерев перед огромной стеной, на которой сплетались, гасли и вспыхивали цветные картины, резкие четкие надписи на сотнях языках, сверкающие знаки, образы людей, дрожали и переливались тысячи звуков – все складывалось в такую непередаваемую картину, что дух захватывало! От стены веяло целым потоком непонятной, но вполне настоящей жизни, словно она была окном в тысячи миров, в тысячи судеб – каждая была частью и целым одновременно. Что-то было до боли знакомо, что-то невозможно понять – описать не хватило бы никаких слов.

- В другое время я бы попросила тебя вписать свои слова в Летопись. Дополнить своей тайной это бесконечное многозвучие.

 Я улыбнулся, не оборачиваясь и не сводя глаз с красочной феерии света. В другое время я бы и сам отдал полжизни, лишь бы вписать хоть слово…

- Мне дано увидеть и, к сожалению, не понять. Есть только путь, который надо пройти до конца.

Фигура в зеленой накидке встала рядом, так же, не сводя взгляда со стены.

- Мы пытались найти свою судьбу, найти все ответы, и каждый вписывал все, ему доступное. Сюда приходили простые люди, осилившие путь послушника – открывшие в себе недоступное. Увиденное в долгом подъеме к Храму они добавляли в нашу картину. Так рождалась Летопись. Мы видели в ней Посланника, но не могли ронять сути той Вести, которую он нес из-за грани Далеких Небес.

Короткий смешок резанул ухо.

- Впрочем, не понимаем и сейчас. И многое не принимали в расчет. Тени стихий, темные кланы. Как правильно сказал Баламаз: заигрались во всемогущество.

- Санхо, где та древняя недалекая колдунья из маленькой деревни за Извиром? – я улыбнулся, глядя на Хранительницу.

- Мы все по-своему разные там, - серьезно ответила старуха. – Только здесь мы едины сами с собой, поскольку частичка каждого остается в Летописи.

Ветер зашумел под далекими сводами. Я оглянулся, поежившись. Пустота и размеры стали давить, рождая чувство дискомфорта.

- Они все там, - неопределенно сказала Санхо. – Я ждала тебя. Если уйду тоже, Храм умрет. Он уже умирает, как и весь Лес.

- Что мне делать?

Санхо мгновение колебалась.

- Подари нам надежду, исполнив свой путь.

- Мне надо победить какого-то главного злодея? – я веселился, но вместе с тем пробирал страх в ожидании ответа. – Было бы логичным финалом.

- В финале злодея не будет, - почему-то прошептала Санхо. – Ты и так уже победил… себя. Теперь слушай внимательно. Темные давно хозяйничали на тайных тропах Леса не без помощи Теней или их попустительства – в общем-то, им было на это наплевать. Но у кланов никогда не было ключей и они не знали дороги в Цитадель. Когда ты одолел Третью, дороги открылись, и в тот момент каким-то образом ты смог попасть – пусть и на время – в саму Цитадель…

В памяти всплыл зал в узорчатых колоннах, огромное широкое окно со странным пейзажем снаружи и вихрь голодной темноты, обрушившейся со всех сторон.

- …Ты тогда ушел, но дорога осталась открытой, а темные упорны в поисках. Они нащупывали пути, они искали. Даже встречали тебя, якобы случайно – прочитать в памяти…

- Танос в доме у Далаи, - выдохнул я, догадавшись.

Санхо грустно кивнула.

- Сорвалось. На их беду там оказался Эдаз – ведун из помощников Рамааха. А мы слишком поздно решились на активные действия. Рамаах был по-своему безумен в стремлении оградить Лес от всех опасностей. Однажды он увидел в Летописи нечто, что его испугало. Никому не сказав, он навсегда ушел из Храма, начав свою долгую и бесполезную войну. Пригрозил, что если мы и дальше будем вмешиваться, он уничтожит и Храм, и Летопись.

- Да кто же он такой?

- Первый, кому в далекие времена подземное племя открыло путь посвящения в Гнезде Огня. Его сила была огромна, пока он не начал растрачивать ее в борьбе с Тенями.

- С какой стати даги поделились такой тайной с людьми? – мне не терпелось узнать как можно больше.

Санхо вздохнула, потерла сухие ладони.

- Лес был в опасности. Темные кланы почти собрали девятку. Кадарр им отказал и ушел далеко за Извир со своей стаей, и они искали замену. Среди людей были одаренные, но противостоять объединенной силе черной девятки мы не могли. Возможно, даги сами боялись идти на контакт, призывать стихию – никто не знает. Да и от дарру тоже вечно ничего не добиться. Тайна посвящения открыла нам новый путь в овладении силой стихий, новые возможности и новые знания. Для многих это было слишком – некоторые ушли сюда, замкнулись в обители и стали создавать Храм – воссоздавая подобие, частицу Цитадели, творя великое таинство предвидения и поиска. Другие продолжили искания, а для посвящения не обязательно Гнездо Огня – символы четырех стихий и ритуал можно воспроизвести где угодно. Мы Хранители нашего сокровища – Летописи. Памяти того, что было и видением того, что будет.

Молчание под аккомпанемент порывов ветра показалось бесконечным. Меня опять пробрал озноб. Санхо смотрела на стену Летописи, превратившись в статую.

- Мне надо в Цитадель?

Сам не понял, спрашиваю или утверждаю. Старуха усмехнулась и кивнула.

- В Цитадель. Иди к источнику.

Легко сказать. Чего же она молчит? Куда идти?

- Меня мучают слова Рамааха, - словно в ответ на мои мысли сказала Хранительница. – Почему он твердил о конце Леса, который принесет несущий Весть? Что его испугало?

Вгляделась в меня, как будто хотела увидеть всего насквозь. Я пожал плечами, чувствуя себя насаженным на иголку насекомым под микроскопом. Стало вдвойне неуютнее.

- Далеко отсюда Цитадель? – спросил, чувствуя себя полным дураком. – Как мне туда попасть? И что, в конце концов, делать с этим источником?

Санхо опять улыбалась, но от моих глаз не укрылась все усиливающаяся бледность, словно говоря со мной, она в тоже время вела какую-то тяжелую борьбу.

- Что делать, сам решишь. А дорога… Для тебя это будет несложно. Иди за мной.

Она сделала едва уловимый жест, и в тот же миг мы оказались где-то в глубине зала, перед широкой винтовой лестницей без перил. Боязнью высоты не страдаю, но глядя на высоту, где скрывалось окончание лестницы, чувствовал подступающую к горлу тошноту. Почему же без перил? Неужели сейчас летать будем?..

Вопреки ожиданиям, стали подниматься своим ходом. Однако с окружающим пространством творилось что-то ненормальное. С каждым шагом мы преодолевали не одну ступеньку, а несколько. И темп все увеличивался: две, три, десяток, другой… Лестница закружилась вихрем, а в глазах все смешалось в ленту фотовспышек…

Мы стояли на высоком уступе под хлесткими ударами ледяного ветра. Санхо едва держалась на ногах, но долго не говорила ни слова. Наконец донесся глухой голос:

- У тебя должно получиться. Помни, надо пробиться к источнику – это самое главное.

Время вопросов вышло, но сколько же осталось недосказанностей! Санхо неожиданно вздрогнула, как от удара, вгляделась в далекий горизонт.

- Смотри на север очень внимательно, - прошептала она. – Ты должен почувствовать… Мои братья и сестры сдерживают темных, но силы их на исходе. Время, Посланник. Смотри!

От ее крика меня передернуло. Горизонт внезапно приблизился, обступил со всех сторон. Я ощутил, как крылья ветра поднимают меня над землей все выше и выше – скалистый уступ и старая колдунья, последняя Хранительница Зеленого Храма, терялись в далекой глубине. Перед тем, как чувства и ощущения окончательно «оглохли», в голове опять проскочила очередная несвоевременная мысль-вопрос: а почему Храм назвали зеленым?.. Весь мир превращался в крохотную точку, плавающую в клубах сверкающего тумана, а где-то впереди разгорался нестерпимый свет и его жар опалял даже на расстоянии. Я прикрыл глаза – в обычном зрении необходимости уже не было. Цель зажглась внутри меня. Одновременно что-то растворялось, переходило в другое состояние, сотрясало меня всего – от объема ставшей внезапно доступной информации я задохнулся и едва не сорвался в бездонную пустоту. Кожа горела, нутро сотрясла волна вибраций, и в следующее мгновение сознание слилось с окружающим, а тело превратилось в луч света…

Путешествие было коротким и бесконечно долгим одновременно. Словно наяву ожил давно забытый мираж: бескрайнее море вечнозеленых холмов, уходящих за горизонт, и яркое до слепоты безоблачное голубое небо. Не знаю, измерялось ли это пространство человеческими мерами пути, но даже если так, дорога заняла бы не один десяток дней. От стремительного полета захватило дух. Что-то там внизу…

Равнина сменила холмистое море неожиданно, расплескалась пятнами перелесков – даже с высоты я видел вспахивающие зелень жгуты пламени и черные вихри земли, облака ядовитых туманов и смертоносные водяные потоки. Однако в следующую секунду меня настолько захватила панорама архитектурной фантасмагории в самом центре этой свистопляски, что я не сразу обратил внимание на уже давно почерневшее небо, бьющие во все стороны вспышки заклятий и ауру смерти, стелющуюся по земле.

Удар был страшен. Воздух потерял плотность, всезнание и всеведение сжались в жалкие крохи в уголках памяти, а чья-то яростная воля едва не разорвала тело на части, швырнув меня в самую гущу сошедших с ума сил. Следующие мгновения ни я, а тот, другой, боролся и истекал кровью, бился и умирал, отдавая мне всю энергию без остатка. Призраки всех, кто делился со мной силой и знанием, обретали плоть и становились рядом, дрались и умирали. Деревья и камень вокруг плавились, а земля превращалась в пепел на глазах… В какое-то мгновение я смог вырваться из удушающего облака, огляделся и обомлел. Прошлое и настоящее сплетались на моих глазах в одно целое: одним зрением я видел мирно спящие в болотной неге посреди старого леса каменные развалины, другим – те же образы, но наложенные на новую «картинку» – все в целости и сохранности, во всем блеске и утонченности немыслимого «коктейля», устроенного неведомым архитектором. Хаос и разнообразие, со вкусом и невпопад – кто-то воплотил в жизнь сумасшедшее смешение всех известных стилей и эпох! Мгновение удивленного созерцания закончились внезапно – воздух потемнел, а прямо передо мной из-под земли выросли две бледные тени. Словно в немом кино я почему-то безучастно наблюдал, как ко мне потянулись неестественно длинные плети-руки. Когти мелькнули у самого лица, а сердце на миг остановилось…

Облако кровавого тумана оседало – удар смертоносного заклятья коснулся меня лишь мимоходом, выбив воздух из легких и перевернув несколько раз по земле. Зато я смог прийти в себя и успел заметить взметнувшийся зеленый плащ, блеск острого пронизывающего взгляда, и моего спасителя накрыл вал взметнувшейся до неба земли. Я рванулся куда-то вперед, уворачиваясь от ударов и перепрыгивая через внезапно раскрывающиеся в земле зловонные провалы, а в ушах еще стоял крик боли. Повсюду мелькали тени людей и животных, бесформенные клубы ожившего тумана и нечто из воплощенных в реальность детских страхов, что без содрогания не хотелось даже рассматривать.

Очередной прыжок через груду обломков, и на моем пути появляется многорукое подобие человека с единственным ярко горящим глазом во лбу. Не задумываясь, кидаю ему в лицо жест и слово, подкрепленные силой, от чего существо начинает отчаянно визжать и отекать на землю чем-то удушающе-черным. Избегаю отчаянного выпада, добавляю еще что-то – сознание не успевало даже среагировать – и бросаюсь под ряды колонн вполне мирно с виду портика в греческом стиле. Здание моментально начинает «исходить» таким тяжелым жаром, что я вывалился на другой стороне, почти ничего не видя от слез и задыхаясь приступом дикого кашля. Грудь внезапно обожгло огнем – забывшись, я едва не сорвал подарок дарру. Однако эффект почувствовал сразу – зрение восстановилось. Но и это не спасло от столкновения с двумя фигурами, внезапно выскочившими из-за поворота. Мы покатились по земле, а я успел почувствовать ушедшие в сторону стрелы заклятий. С трудом поднялись, отряхивая пыль, и в немом поединке оглядывая друг друга. Парочка в зеленых плащах на удивление молоды и странно знакомы.

- Извини, не узнал, - сказал парень, с тревогой оглядываясь и пряча меч.

- Наконец-то ты здесь, - девушка смотрела сурово, но с какой-то надеждой.

- Е-мое, - пробормотал я, вспоминая ночевку у Белой заставы. – Вы тогда шли в Храм?

- И не успели завершить путь, когда нас призвали на защиту Цитадели, - Иана дышала с трудом, зажимая небольшую кровоточащую рану на плече.

- Здесь нельзя задерживаться, напор темных захлебывается, но у них еще остались силы на последнюю атаку, - Хамон нервничал все больше. – Мы потеряли очень многих, а группа темных сумела прорваться в центр. Они готовят последний обряд, и если ритуал будет закончен, в Лес прорвется Пятая Тень…

Как в замедленной съемке копье черного мрака пробило его грудь, разбрызгивая кровь и куски плоти. Иана кричала страшно и тяжело, метнувшись навстречу нескольким подобиям всадников. Земля вздрогнула, когда она настигла первого, сплетая себя и его в кокон огня. Меч дарру полыхнул зеленой вспышкой, перерубая как будто бы безголовых наездников вместе с жуткими карикатурами на лошадей. Клинок даже завибрировал, словно дрожа от тяжести противников и омерзения – они ни к чему из мира живых не принадлежали и близко. Ветер подхватил смрад останков и кинул их в ближайшее пожарище. Я опустился на колени перед Ианой – она все еще дышала, давясь кровью и глядя пустым взглядом в небо.

- Иди, - прошептали ее окровавленные губы.

Над головой забили кожистые крылья, а голову сдавили тиски чужого сознания. Я встряхнулся, выбросил меч вверх – посыпались хлопья серого пепла – и бросился бежать. Камень трескался и рассыпался под ногами, падали колонны и рушились арки, опять мелькали зеленые плащи, всадники и какая-то летающая нечисть. Дышать стало совсем невозможно – воздух огнем опалял легкие. Пришлось припомнить все, когда-либо услышанное. Все жесты и знаки, слова и заклятья, казалось, безвозвратно осевшие на неведомой глубине памяти. Руки потяжелели от фехтовальных финтов – сбился со счета, благодаря дарру за чудесный подарок. А от скольких магических выпадов спас амулет, приходилось догадываться – он только все более раскалялся, нестерпимо прожигая кожу. В одну из кратких остановок я даже обмотал его куском ткани, так как сил терпеть боль уже не было. Что-то подсказывало – меня если и заметили, то не очень-то всерьез воспринимают. Но это ненадолго, ведь силы защитников таяли. Еще немного, и мне несдобровать.

Узкий каменный переулок вывел на небольшую площадку, выложенную массивной мраморной плиткой в серебристых узорах. Я выскочил на нее, как ошпаренный – только что увернулся от целой стаи крыс размером с собаку – и замер, натолкнувшись на круг из десятка фигур с воздетыми вверх руками. До меня донесся гул утробного речитатива и звук оборвался. Бледно-серые лица все как по команде обернулись навстречу, обнажив хищные пасти. На ближайшем вспыхнула плотоядная улыбка. Ого, вампиры средь бела дня!

- Дайте мне его сердце! – прошипел Танос.

- Так и знал, что ты это скажешь, - ответил я, встречая первую фигуру ударом ладони в грудь, а прыжок следующей перечеркивая мечом.

Вампиры тут же остановились, и их гул ударил неожиданной волной, сминая все барьеры. Я выронил меч и покатился по плитке, зажимая уши. Все тело будто выворачивало наизнанку, скручивало и ломало. По рукам потекло что-то горячее. Я докатился до стены, ударился и замер, нанизанный на копье боли, ничего не видя и почти ничего не слыша. Где-то далеко всплыли слова Санхо: «Дюжина вампиров способна воплотить заклятье дурного глаза неимоверной силы…» Каменная крошка захрустела перед лицом и меня окатила волна холода. Кто-то опустился рядом, провел когтем по лицу, смахивая кровь.

- И это все, Посланник?

В груди разгорелся огонь чудовищной боли, вспыхнул в окружающем воздухе – раскаленные капли металла потекли по груди и шеи. Я открыл глаза, посмотрел на Таноса и даже зачем-то попробовал улыбнуться. Все заняло считанные мгновения: то ли рука сделалась неимоверно длинной, то ли меч, но рукоятка удобно легла в ладонь, а лезвие пробило голову снизу вверх. Тот беспомощно осел грудой требухи и лохмотьев, оставив напоследок удивленный взгляд, а я вскочил навстречу остальным. Амулет дарру расплавился от напряжения, сделав мне прощальный подарок и сломав волю тяжелого заклятья. Последний вампир вдруг окутался облаком черной дымки, а с губ сорвался шипящий зов. Меня пошатнуло от силы ответа, молотом ударившего откуда-то издалека, но меч ушел в его грудь, опрокидывая вампира на землю. Отдача полыхнула вспышкой прямо в лицо – я упал, и на какое-то время потерял сознание. Когда пришел в себя, в руках осталась только рукоятка с жалким обломком потускневшего лезвия, а в голове все еще плыл чей-то полукрик-полурев ярости и ненависти…

Поднялся, не чувствуя тела – сплошной кровоточащий синяк. Шатаясь, огляделся: небо в сполохах туч и молний, пожарища и столбы дыма, смрад, вспышки и удары со всех сторон чередовались с криками и завываниями. Зажал уши, что бы ничего не слышать – в голове все помутилось. Немного постоял, переводя дыхание и приходя в себя. Помогло.

Где-то впереди задрожала земля. Я вскинул голову, чтобы увидеть зарождающийся смерч. Сердце застучало быстрее. Неужели все?! Рванулся в суматохе прямо через полыхающие развалины, руками раздвигая огонь. Тот шипел и почему-то отступал. В дымящихся остатках одежды вырвался на большую площадь, поскользнулся в чьей-то крови и упал. Сразу бросился в глаза преломленный блеск холодного света в самом центре – клочья темного тумана и искаженные подобия фигур сплетались там вокруг полыхающей пентаграммы, от которой шли волны ужаса и боли. Ритуал почти на исходе! В поле зрения появилась чья-то рука. Меня бесцеремонно поставили на ноги, а в рот полилась живительная влага.

- У тебя будут считанные мгновения, - ведун сам выглядел так, будто только что выскочил прямиком из ада. – Братья мои отвлекут их, а в спину ударят зеленые из тех, кто еще жив.

Он указал в сторону быстро густеющей тучи тьмы в центре площади. Я вгляделся, и увидел внезапно проявившуюся прямо из воздуха цепь людей в серо-стальных балахонах. В прорехах плащей мелькали черные с серебром одежды. Все серые здесь! Вернул флягу, утерев губы.

- Спасибо, Эдаз, я постараюсь!

Но его уже не было на месте – впереди разгорался костер последней схватки, щедро сдобренный свежими жизнями. Несколько минут я стоял окаменевшим изваянием, наблюдая под непрекращающуюся канонаду грохота и свистопляски схлестнувшихся стихий взаимное истребление. Очнулся как от толчка.

Так я не бегал никогда в жизни! Падая от толчков землетрясений, задыхаясь в клубах дыма и едва ускальзывая от убийственных заклятий. Избегая схваток, почти добрался до огромного входа в ярко-белоснежную башню, получив лишь две-три новые царапины. Нутро строения уже слепило сполохами беззвучных молний, словно башня была ими заполнена сверху до основания, когда меня настиг удар в спину. Почувствовал, как огненная плеть пересекла спину, высекая кровь из кожи и слезы боли из глаз. Заорал, падая и захлебываясь пылью и дымом. Каким-то чутьем увернулся от следующего – опалило щеку, чуть задев ухо. По земле зазмеилось мое ответное заклятье – это дало мгновение осмотреться. Воздух не без труда расступился, а из дыма проявилась фигура всадника на белоснежном жеребце. Золотой налокотник, двуручный меч, сумасшедший взгляд каких-то нечеловеческих глаз… Где же я его видел? Кто он? Вопрос утонул в собственном крике – в ноге и плече чернели опереньем короткие стрелы, еще парочка просвистела над головой. Едва я собрался обрушить на приближающуюся группу низкорослых уродцев что-нибудь особенное и в тоже время, наблюдая, как блондин разворачивает коня для атаки, пришла помощь. Толпу карликов разметала невесть откуда взявшаяся огромная птица. Огромным прыжком на взлете она попыталась достать и наездника. Однако тот так закричал, что перед глазами все поплыло, и ударил птицу мечом, пронзая насквозь. По площади покатился ураган сошедшего с ума воздуха, смешивая врагов и магию, стихии и мертвый камень.

- Коршун, - я шептал, не веря своим глазам, и пытаясь вытащить стрелу из ноги – рука нащупала что-то одновременно с появлением уже знакомого всадника.

Нож словно сам собой оказался в руке. Холодная ярость затопила мозг, и я метнул его изо всей оставшейся силы. Меч незнакомца развалился надвое, не выдержав встречи с подарком воеводы, и вошел в лоб блондина по самую рукоять. Мгновение замерло стоп-кадром, и на его месте вспыхивает костер, а во все стороны брызнули щупальца серой пыли, свились в жгуты и поплыли ко мне. Все, теперь ничего не осталось – я пополз, поковылял внутрь башни, бормоча ругательства и заклятья, обвиняя и прося пощады…

Долгий подъем по бесконечным лестницам и переходам все время вверх и собственный словесный бред едва окончательно не свели с ума. Я даже не обращал внимание на то, что происходит вокруг, не пытался понять, чем эта башня является на самом деле – внутренний компас вел только вперед. В какой-то момент посетила мысль: долго ли еще, не хватит ли бежать? И опять я споткнулся, чуть не растянувшись, на пороге своей цели – когда-то я уже видел этот зал и лес витых, узорчатых колонн. Выпрямился, кривясь от боли, и огляделся внимательнее. Все как в тумане, а слабость – шагу не ступить! Собрал волю в кулак и обломал оперенье в руке, вынул со сдавленным стоном древко и откинул в сторону. Из раны вместе с кровью толчком выплеснулось что-то темное. Отрава? Так и есть! Зараза! То же самое сделал и со стрелой в ноге, оперся о стену и утер пот и копоть со лба. Ну же! Я тут! Что делать?

Короткая вспышка мягко подмигнула из глубины. Я остолбенел и вгляделся. Облизал губы, копаясь в памяти. Понял, и чуть не сел на пол от удивления. Ну как же, вот оно!

Давненько я не чувствовал себя так плохо. Шел вперед и каждую минуту подумывал о передвижении ползком – ногу почти волочил за собой по полу, оставляя четкий кровавый след. Хотя отлично понимал, что если лягу, встать не получится. Часто останавливался у очередной колонны, тяжело дышал и слушал все усиливающуюся переливчатую трель и никак не мог сообразить, что это. Боль постепенно глохла, уходя на второй план, но вместе с этим я переставал ощущать и собственное тело, а в голове вырастала все выше и выше непреодолимая стена глухоты и слепоты. Еще немного, и яд доберется до сердца, но я борюсь, я здесь, я жив!.. Весь мир воплотился в точку света впереди, в мгновение жизни, в цель на конце пути… Преграды ломались и вставали вновь, голоса шептали, а странное эхо рождалось то слева, то справа. На границе слуха нарастали гул и дрожь, пока свет впереди не разросся в стену чистейшего белого огня…

Я сидел на полу перед ним в луже собственной крови и с улыбкой наблюдал за бликами света в застывшем пламени, щурил взгляд и грелся в его неподвижном тепле. Все звуки пропали, а мир замер на волоске, с тревогой ожидая. Игра света завораживала и согревала не только тело, словно после долгой отлучки я оказался в родном доме, а вся многочисленная семья с радостью меня встречает на пороге.

Сердце отсчитывало последние удары. Я вздохнул, посмотрел на себя со стороны и протянул руки вперед. Ладони коснулись поверхности огня. Тот вздрогнул, пошел мелкой рябью. Трель колокольчиков усилилась, рождая непередаваемую мелодию, от которой я задрожал, а по щекам побежали слезы. Еще несколько секунд…

Я улыбнулся, покидая сам себя.

Руки ушли глубже в пламя, огонь медленно потек по плечам, забирая боль и ужас пережитого, вздрогнул, вздохнул и заворочался, открывая удивительные по глубине глаза.

*   *   *

В плывущем потоке света Олег сидел с ребенком на руках. Малыш улыбался и тер заспанные глаза. Тронул его за подбородок, заглядывая куда-то очень глубоко…

- Просыпайся, - прошептал Олег.

Взглянул на световые потоки вокруг, осторожно положил ребенка и лег рядом.

Еще раз посмотрел Вселенной в глаза, улыбнулся, и закрыл свои.

Он умер.