Мои воспоминания о реке Ине

Наш роман начался очень давно, лет тридцать тому назад. И как и все непридуманные истории любви, имел свои ледоходы, половодья, засухи, ледоставы, подводные камни и течения, холодные придонные ключи, перекаты, глинистые крутояры залитые летним солнцем, тихие протоки, зелёные острова, заросшие тальником и черёмухой, мягкие летние туманы по утру и переливчатые жемчужинки росы…
Каждую весну, когда Иня просыпалась, я позабыв всё, мчался к ней, чтобы пожелать ей «доброй весны» и прикоснутся ладонью к разметавшимся прядям её зеленоватых крупных кудрей, ещё холодных ото сна, с ярко синими бликами весеннего неба и льдинками. Надо сказать, весной я её немного побаивался. Опьянев от первых ярких лучей весеннего солнца, щебета птиц, журчания ручьёв, Иня становилась на несколько дней буйной и неистовой – со стороны она выглядела даже гораздо страшнее постоянно бесноватой Катуни. Река с треском швыряла льдины, с корнем выдирала и увлекала за собой кусты тальника, волочила огромные камни и брёвна, вихрилась пеной и водоворотами. Я только один раз решился окунуться в её объятья в апреле. Иня дико обхватила меня тугими ледяными струями и понесла с невероятной, космической просто, скоростью, слегка прикасаясь к моей спине, груди и бёдрам острыми коготками радужно-серых льдин. На миг я просто растворился в ней, мир для меня исчез…
На берег я выбрался на километр-два ниже по течению. На моём левом бедре алела глубокая длинная царапина, оставленная огромной льдиной, из царапины сочилась алая тёплая кровь. Иня сыто и довольно улыбалась, щурясь в апрельских бликах…
К июлю Иня прихорашивалась. Её осиную талию стягивал тонкий летний мостик. В зелёных прядях появлялись атласные ленты тростника, камыша и осоки, жёлтые бантики одолени, изумруды и сапфиры маленьких стрекозок. На берегах серебристыми колокольчиками листочков нежно позвякивали белые тополя. В её взгляде появлялась теплота и ласка. Когда я приходил к ней, деликатные уточки, окуньки и водомерки оставляли нас с Инёй наедине. Только дерзкие ревнивые крачки агрессивно заявляли свои собственнически права, яростно крича и пикируя на меня с воздуха – но что мне до них, когда ко мне протягивала свои ладони, одновременно прохладные и тёплые, летняя Иня. Я таял от её мягких прикосновений и поглаживаний, растворялся в ней без остатка. Пользуясь моей разнеженностью, Иня медленно, но неотвратимо подталкивала меня по направлению к октябрю…
В сентябре мы обычно начинали охладевать друг к другу. В её взгляде появлялась тоска и равнодушие, а в блеске локонов – жёлто-бурые листики ив, какая-то тусклость и одновременно прозрачность и эфемерность. Наши встречи становились всё реже и реже. Когда я приходил к ней, она буквально купала меня в ледяном безразличии, лишь изредка одаривая солнечной улыбкой и поцелуем…
К ноябрю наши отношения прочно разделяла стена ещё тонкого, но уже ощутимого льда. Я в последний раз глядел на неё, уже такую холодную и безразличную ко всему, и главное – ко мне!..
Ночная электричка уносила меня в город, в зимнюю круговерть съёмных квартир, пустых хлопотов и ярких снов о нашем лете… Единственное, что держало меня на плаву всю зиму, не давало сойти с ума от одиночества и безысходности – это святая уверенность в том, что весной я опять приеду к ней. Она меня тихо поцелует в лоб, что-то прожурчит волнами у бережка, погладит меня по голове и всё прошлое покажется мне лишь ночным кошмаром.

Наука, 14.07.2013.