Прощальный снимок с морского пирса

1.
День выдался пасмурным, стылым и ветреным. Алексей все-таки решил последний раз побродить с фотоаппаратом по апрельскому городу, проститься с Палангой, с дюнами, с прибрежными соснами. Когда еще раз доведется побывать здесь? Да и приведется ли вообще? И еще он рассчитывал сделать несколько прощальных снимков.
В море, буквой «Г», метров на сто-сто двадцать выдвинулся с берега широкий дощатый пирс. В летнюю пору отсюда, вероятно, отчаливали прогулочные катера с туристической публикой. А в другие времена года, в хорошую погоду, по нему прогуливались отдыхающие, дышали чистым воздухом, любовались пейзажами: море, дюны, сосны. А сегодня ни на берегу, ни на пирсе никого не было. Непогода, очевидно, напугала, заставила всех спрятаться в стенах пансионатов и санаториев.
Алексей взошел на пирс. Ветер сильно трепал его куртку и брюки, швырял в лицо соленые брызги. Тревожно кружились и кричали над волнами легкокрылые чайки. Алексей, подчиняясь навязчивому безотчетному желанию, наперекор упругим порывам ветра, двигался вперед.
Пирс крепился на железобетонных и деревянных сваях. Однако казалось, что он покачивается от шального ветра. В этой шквалистой кутерьме, в беспокойных волнах, со злым остервенением бьющихся о сваи, в странной траектории полета чаек, в их тревожных криках Алексей чувствовал что-то необъяснимо привлекательное. «Быть может, мне удастся передать это смутное чувство невесть откуда приближающейся тревоги?» – думал Алексей, фотографируя чаек над вздымающимися волнами. Он интуитивно чувствовал удачный снимок. И был, пожалуй, похож на борзую в предчувствии скорой добычи. Его охватил трепетный азарт. «Что-то должно случиться, - импульсивно размышлял он. – Я чувствую редкий кадр…». И интуиция его не подвела. Он даже не очень удивился, когда дошел до конца пирса и увидел внизу, на сваях, черную фигуру женщины. «Это судьба, - подумал он. – Его величество Случай».
Женщина сидела на одной из деревянных свай, спустив ноги на другую, меньшей высоты, и не замечала Алексея. Черное длиннополое пальто, черные сапоги, черные перчатки, черный берет, который она придерживала рукой, чтобы ее не сорвал с головы беснующийся ветер.
«Что она здесь делает?» – подумал Алексей. – Уж не собирается ли утопиться?… Не свидетелем ли самоубийства я сейчас стану?»
Женщина в черном по-прежнему не замечала его, сидела неподвижно, смотрела на море и, по-видимому, думала о чем-то своем… Остервенелые волны яростно разбивались о сваи, и брызги долетали до ее сапог, пальто и, наверное, лица, которого Алексей не видел.
«Наверное, она тоже прощается с морем, грустит, - строил догадки Алексей. – Символ одиночества в этом неспокойном и бушующим мире…» Он уже взвел затвор фотоаппарата, установил необходимую выдержку и диафрагму, отступил назад, пригнулся, ища в видоискателе лучшую границу кадра, навел резкость и нажал спусковую кнопку. Из-за шума ветра и волн она не услышала щелчок шторок затвора камеры. Алексей, меняя ракурс и место съемки, щелкнул еще несколько кадров и был почти удовлетворен.
«Надо ее окликнуть и, когда обернется, сделать еще неожиданный кадр, - подумал он. – Или не стоит?» Ему очень хотелось увидеть ее лицо. Он изготовился для снимка на окрик.
- Девушка! – крикнул он. – Девушка! – еще громче. – И когда она
повернула голову, он снова нажал на спусковую кнопку.
«О-о, какой взгляд! – восхитился Алексей. – Может она сумасшедшая?…» Ее глаза действительно сверкали каким-то неестественным торжественным блеском, будто она одна, пылко и гордо, сражалась с морской стихией. А Алексей помешал ей наслаждаться этой романтической воображаемой борьбой.
- Извините, если помешал вашему уединению, - произнес Алексей. –
Просто захотелось вас запечатлеть. Вы не возражаете? – он указал на фотоаппарат.
- Зачем? – женщина резко встала и … поскользнулась, нелепо взмахнула
руками, пытаясь удержать равновесие. Ей это не удалось, и она спиной полетела в воду.
Алексей опешил от неожиданности. Он замер, раскрыв рот. Когда через несколько мгновений пришел в себя, то перегнулся через перила, оказался на краю пирса и хотел инстинктивно броситься в воду. На шее болтался на ремешке фотоаппарат. Он снял его и хотел положить рядом на доски, но тут же подумал о том, что его ветром может снести в море. А фотоаппарат было жалко – немецкий, великолепная оптика… «Надо снять куртку и ботинки, чтобы легче было плыть, - механически мелькнула в его сознании мысль. – А вода-то ледяная, ноги может свести, - тут же подумал он. – Ну и что? Надо же что-то делать. Надо же ее спасать!»
Обезумевшая от страха женщина барахталась в воде. И тут Алексей увидел как волной ее приподняло и она, пытаясь ухватиться руками за сваю, ударилась о нее головой, вскрикнула и, словно кукла, стала медленно, как показалось Алексею, опускаться под воду. Ее накрыло новой волной, и она пропала под водой.
Он оглянулся: пирс и пляж по-прежнему были безлюдны – ни одной живой души. Пошел дождь – неприятный и злой. Порывистыми веерами холодных капель он хлестал Алексея по лицу, по доскам пирса.
Алексей так и не нашел места, куда мог бы положить фотоаппарат. Он так и не снял с себя ни куртку, ни теплых ботинок. Его охватил страх. И уже не какая сила не могла заставить его броситься в воду, преодолев этот животный страх. «Ей уже ничем не помочь, - подумал он, пытаясь оправдать собственную трусость. – При такой волне я даже не дотяну до берега… Я  же не спасатель…»
И он решил бежать. Как можно скорее бежать. Он огляделся по сторонам – никого. В руках он по-прежнему беспомощно держал фотоаппарат. Заметил, что затвор был взведен. Машинально, как робот, он нацелил объектив на колыхающийся в воде берет. Он видел, как капли дождя отскакивали от взбаламученной купели, а от берета они не отскакивали. Нажал на спуск. Щелк!… «Все, есть прощальный снимок, - механически подумал он. – А теперь надо срочно линять…»
Удерживая себя от желания бежать, он накинул на голову капюшон японской куртки, словно хотел за ним спрятаться, и быстро зашагал по пирсу к берегу. Ему показалось, что слишком громко слышны его шаги, скрип недавно купленных ботинок. «Почему они так громко скрипят? – раздраженно думал он. – Скорее прочь от этого проклятого места… Ах, как хорошо, что завтра утром я улетаю, - мелькнула успокаивающая мысль. – Только бы рейс не задержали из-за этой дурацкой погоды…»

2.
Ночью он никак не мог заснуть. Мучила совесть. Сознание обжигало предположение о том, что брошенная у пирса женщина, от которой он так позорно бежал, не оказав никакой помощи, не сообщив об этом происшествии даже в милицию, быть может, до сих пор болтается в темных водах у пирса. «Утопленники ведь всплывают, и ее обнаружат, - успокаивал он сам себя. – А может волны выбросят ее на берег… А ведь, если бы не я, она, наверное, и не упала бы… Зачем я ее окликал? Снял со спины - и довольно… Лицо ее захотелось увидеть. Увидел, скотина, - ругал он себя. – Какое, однако, это отвратительное и скользкое чувство – трусость…»
Он ворочался с боку на бок, переворачивался на спину, лежал с открытыми глазами, боясь гасить настольную лампу. «Ну, утонула женщина, - пытался он сам себя оправдать, - мало ли людей ежедневно умирает или погибает в автокатастрофах? В той же Чечне люди пачками гибнут – и ничего… Одним человеком больше, одним меньше. Мир от этого не оскудеет…»
Но включение привычных для него защитных механизмов рассудка на этот раз не помогло. Он понимал, что не только смалодушничал и струсил, а совершил что-то более гадкое, низкое, темное и подлое.

3.
Рейс на Москву был ранним. В половине шестого, по заявке группы убывающих, от Дома творчества на улице Даукантаса шел к аэропорту автобус. Алексей, словно преступник, которого должны разыскивать, боялся, что ночью к нему постучат в дверь. Боялся, что его задержат, когда сдавал дежурной администраторше ключ от номера, когда садился с чемоданом в автобус, когда регистрировал билет и проходил пограничный контроль, когда поднимался в самолет по трапу. Когда самолет взмыл с взлетной полосы в небо, а через несколько минут уже летел среди диковинных наслоений облаков, просматриваемых через иллюминатор, он  успокоился.
 «Через полтора часа я буду в Москве, в Шереметьево. Все позади, о моем позорном бегстве никто не узнает… А уж с совестью я как-нибудь разберусь. В конце концов живут же люди и с нечистой совестью и – ничего, не мучаются, - рассуждал он. – Мало ли таких людей? Хапуги всех мастей, подлецы, воры, убийцы… И не комплексуют, наверное, как я… Видимо, все эти комплексы – свойство слабых людей. Надо быть сильнее всех этих ненужных переживаний и угрызений. Совесть? А с чем ее едят? Это понятие отвлеченное, из области этики. Все это блажь… Все будет нормально, - успокаивал он сам себя. – Все о кей, маэстро!...»
Он расслабился в кресле, закрыл глаза, впал в дремоту и вскоре заснул. Но, видимо, потрясение от пережитого оказалось для него слишком велико. Оно тайным кодом проникло в мозг и во сне продолжало будоражить его сознание. Ему снился сон. И он понимал, что это всего лишь сон. Он будто спал у себя в номере. Спал и просыпался, боясь опоздать на рейс самолета. Спал и чувствовал, что кто-то открывает дверь в номер. «Не может этого быть, дверь заперта, - рассуждал он во сне. – И я сплю. Это мне снится, - испуганно думал он. – Стоит мне открыть глаза, и она исчезнет. Ее не может быть. Она не могла выкарабкаться. Она еще там, в волнах…» Но глаза не открывались, словно веки налились свинцом. Он сполз с дивана, потащив за собой одеяло. Пытаясь спрятаться, залез под низкий журнальный столик. А ее рука тянулась к одеялу, которым он прикрывался, тянулась к нему...
  «Я сейчас открою глаза, и все исчезнет. Надо только усилием воли открыть глаза и прервать это чёртово сновидение. Это всего лишь сон». Но холодная и жуткая в своей реальности рука женщина уже касалась его плеча. Он мог бы поклясться в том, что чувствовал ее прикосновение. И он закричал - от ужаса, от того, что действительно чувствует это прикосновение. Он кричал, а его никто не слышал. Он закричал еще громче, отчаяннее…
- Что с вами? – к Алексею склонилась бортпроводница, положив тонкую
руку ему на плечо. – Вам плохо? Вы так стонете громко. Снилось что-то страшное?
- Да…. Что мы терпим катастрофу, - соврал он.
Бортпроводница улыбнулась:
- Успокойтесь: сон не в руку. Все нормально. Пристегните ремень. Мы
скоро идем на посадку.
И она пошла по проходу салона, остановилась, объявляя пассажирам о
том, что самолет снижается, что всем следует пристегнуть ремни, что температура воздуха в Москве плюс десять градусов…

1998

 Об авторе. Попов Виталий Викторович родился в 1953 году в городе Починок Смоленской области. Закончил сценарный факультет ВГИКа в 1985 году. Член Союза журналистов России. Автор книг публицистики и прозы «Апельсин» (2003, «Не надо грязи!» (2013), "Смерть приходит по расписанию".
  Живет в городе Ногинск Московской обл.
  Контактные телефоны: 8-496-51-5-03-95 (дом.), 8-903-552-04-55 (моб.) 
  E-mail:popovd40@yandex.ru