глава 4. 1. Верёвка самоубийцы на счастье

Тиверий Стар повесился в своём номере в правом крыле здания санатория. Он набросил верёвку на крюк люстры, сделал на её конце петлю, надел на шею и спрыгнул со стула. Верёвка оборвалась, но петля, видимо, успела затянуться —  его нашли лежащего на боку, поджав под себя ноги, головой в луже тёмной со сгустками крови.
Когда мы подошли, тело ещё оставалось на месте, и в коридоре около двери толпились возбуждённые люди — пациенты и персонал. Доктор Морхэрти с каким-то санитаром находились внутри, склонившись над телом. В номере было темновато из-за плотных жалюзи, но и без яркого освещения картина производила удручающее впечатление.
- Я думаю, он был ещё какое-то время жив, - сказал доктор Морхэрти, осматривая труп. - Верёвка вызвала сильный кашель, кашель вызвал лёгочное кровотечение, а кровотечение привело к смерти. Сестра Мур нашла его утром, когда пришла пора ранних утренних процедур. Я тотчас отправил её оповестить о несчастье Еву и миссис Стар.
Он обращался к нам с Холмсом, неизвестно почему выбрав нас доверенными лицами — возможно, тут сыграли роль репутация моего друга и моя профессия врача.
- Что вы думаете делать? - спросил Холмс. - Не разумно ли известить полицию?
- Конечно, мистер Холмс. Насильственная смерть этого требует, хотя насильственная смерть ещё не означает криминальной истории. И не всегда предполагает участие сыщика такого высокого класса, как вы.
Похоже, моему другу тактично указывали на дверь.
-А вы совершенно уверены, что дело было именно так, как вы сказали?
- Всё на это указывает. Вот опрокинутый стул, на шее у него верёвка, другой конец которой всё ещё привязан к потолочному крюку, кровь выкашляна из лёгких — цвет довольно характерен. Он покончил с собой ночью, когда все спали, поэтому никто ничего не слышал — да на то, видимо, и был его рассчёт. Тело уже успело остыть. Ужасно жалко и досадно, но, к сожалению, здесь у нас это — не единичный случай.
- И вам всё в нём кажется правильным и логичным? - спросил Шерлок Холмс, из коридора заглядывая в номер.
- Самоубийство вообще не может казаться правильным и логичным, мистер Холмс. С другой стороны, герр Стар знал, что умирает. И он навидался здесь смертей в последнем градусе чахотки. Возможно, он предпочёл быструю смерть медленной — только и всего.
- Он был безнадёжен?
- Как и большинство наших пациентов, мистер Холмс. Счастливые случаи бывают, - поспешно добавил Морхэрти, виновато взглянув в мою сторону. - Но они, скорее, исключение, чем правило.
- То есть, вам не приходило в голову, что всё могло быть не совсем так, как кажется на первый взгляд?
- Не понимаю, почему мне такое должно приходить в голову, - Морхэрти начал раздражаться.
- Ну хотя бы потому, что... А он оставил предсмертную записку? - вдруг перебил сам себя Холмс.
- Никакой записки. Я думаю, это решение спонтанно пришло ему в голову. К тому же, Тиверий Стар, сдаётся мне, не из тех, кто будет объяснять свои действия.
- Ну что ж, возможно вы правы... - задумчиво протянул Холмс, но его взгляд оставался цепким и заостренным, что ясно говорило мне о неудовлетворённости словами Морхэрти. - Но можете ли вы выполнить мою просьбу, доктор? Заприте эту комнату до прихода полиции — тем более, что это будет процедурально правильно. И никому — ни персоналу, ни родственникам - не позволяйте войти в неё до прибытия официальных властей. Поверьте мне, вам будет так проще и удобнее.

- Вам, похоже, хотелось бы самому осмотреть тело? - спросил я, когда мы остались наедине в перевязочной, и я, вооружившись инструментом и закатав рукава, приступил к обработке воспалённого рубца на его боку. Холмс при этом стоял, обнажённый до пояса, нагнувшись вперёд и опершись руками на стол — наиболее удобная для доступа поза, но я не мог видеть его лица. - Полагаете, здесь дело нечисто?
- Когда умирает человек, обладающий таким состоянием, как Стар, - сквозь зубы проговорил Холмс, - всегда находится другой какой-нибудь человек, много выигравший в результате его смерти. Поэтому и полицейские, и обыватели - вот вроде нас с вами - часто ищут второе решение, подоплёку, становятся подозрительными, узнав о смерти богатого человека. И следует сразу предостеречь себя от предвзятости...
- Но? - пошёл за интонацией я.
- Верно. Есть «но». Вы не знаете, чьи аппартаменты расположены под комнатой Стара?
- Представьте себе, знаю. Графини Красовской.
- Верно. Болезненно любопытной, страдающей бессоницей старухи. Как она могла ничего не слышать?
- Она, возможно, глуховата...
- Если верёвка оборвалась, тело рухнуло на пол с нешуточным стуком — Тиверий Стар не кузнечик. Почему она хотя бы не послала горничную узнать, что произошло? Тем более, что Стар стал задыхаться от кашля и даже, может быть, звать на помощь. Но даже если и нет, не мог же он не производить при этом вообще никакого шума.
- А почём вы знаете, что у Красовской бессоница? Может быть, она крепко спит? Или у неё бессоница, но она принимает снотворное и, опять-таки, крепко спит?
- На бессоницу она мне жаловалась в «Карантинном клубе». Ну а что касается снотворного...
- Вы можете у ней самой об этом спросить.
- Спрошу непременно. Но это только один аспект, Уотсон.
- Есть и другой? Холмс, вы себя хорошо чувствуете? Вы побледнели. Мне, конечно, удобнее так, когда вы стоите, но если вы почувствуете слабость и упадёте, будет не очень хорошо.
- Да, пожалуй, мне лучше сесть, - согласился он. - Всё равно мне много лучше, чем вчера. Вы помогли мне, Уотсон.
- Скажите, какой ещё аспект?
- Когда, по-вашему, он умер?
- Ну... ночью. За несколько часов до рассвета.
- А как он поступил с люстрой, которую должен был снять с крюка, чтобы повеситься на нём? Горела она или нет?
- Он потушил свет, я полагаю...
- И вязал петлю, двигал стул и прочее в кромешной темноте? Ведь даже сейчас из-за жалюзи в комнате полумрак, значит, ночью темнота была полнейшей.
- Ну, ещё он мог снять люстру, но не потушить её.
- Тогда кто её потушил?
- Например, сестра Мур. Или доктор Морхэрти.
- Едва ли, Уотсон. Люди, обнаружившие труп, особенно если эти люди имеют отношение к медицине, позаботятся о том, чтобы им было видно лучше, а не хуже. И третье: верёвка.
- А что верёвка?
- Вы, конечно, обратили на неё внимание?
- Конечно, не обратил, - сказал я с лёгким раздражением. - Что с ней не так?
- Это шёлковый шнур — идеальный материал для удавок. Он достаточно длинный, чтобы не быть шнурком от ботинка или пояском от шлафрока. Откуда и зачем он оказался у Стара?
- Ну, Холмс... - я развёл бы руками, если бы не был занят перевязкой. - Это уже, действительно, излишняя подозрительность. Шёлковый шнур... мало ли, зачем он мог ему понадобиться, и мало ли, где он его взял.
- Я не утверждаю, что в смерти Стара есть материал для уголовного расследования, - проговорил Холмс, помолчав. - Я лишь хочу сказать, что с ним не всё так прозрачно и ортодоксально, как может показаться на первый взгляд. И Морхэрти ещё, возможно, скажет мне спасибо за то, что я подсказал ему запереть дверь. Не наверняка. Но такое может быть.
- Ладно, - сказал я. - Всё может быть. А теперь наклонитесь вперёд и положите голову на руки. Будет немного неприятно... Ну, вот и всё. Отток я обеспечил, теперь воспаление должно пройти, и плеврит тоже свернётся вместе с ним. Если, конечно, вы будете хотя бы приблизительно соблюдать режим и прислушиваться к моим рекомендациям. Давайте, я помогу вам одеться.
Помогая ему надеть сорочку, я снова почувствовал, что его трясёт.
- Температура поднимается, - сказал я. - лучше бы вам поскорее добраться до постели.
- Ерунда, - отмахнулся он. - Пойдёмте побеседуем с Красовской и её горничной, пока слухи и сплетни вокруг повешения Стара окончательно не заморочили им голову, убедив в том, что они слышали и видели совсем не то, что слышали и видели на самом деле.
- Если вы так этого хотите, я готов сопровождать вас...
- Но? - на этот раз Холмс последовал за интонацией и остро посмотрел на меня.
- У меня есть определённые сомнения, - решившись, проговорил я и почувствовал, как кровь прилила к моему лицу. - Вы заметно выбиты из колеи, Холмс. Не возражайте — в этом вы уже всё равно сознались. Возможно, для вас поиски необычного в самоубийстве Тиверия Стара - это просто способ обрести почву под ногами: привычное состояние расследования преступления, даже если это якобы расследование якобы преступления...
- То есть, - задумчиво проговорил Холмс, - вы полагаете, что я впал в тот же грех, за который всегда упрекаю полицию, и стал подгонять факты к своему душевному состоянию?
Я неопределённо шевельнул плечом, потому что именно так и думал, да по сути, так прямо и сказал уже об этом Холмсу. Боюсь, он прекрасно понял меня, но проявил на удивление высокую терпимость, заметив:
- Если вы правы, здравый смысл во мне всё равно в конце концов должен взять верх. А если прав я, мы просто не можем повернуться и уйти, не поговорив хотя бы с самым вероятным свидетелем — с Красовской.
- Я готов сопровождать вас, - повторил я.
- Уже без «но»? - серьёзно уточнил Холмс.
- С «но» или без «но» - какая вам разница, когда уж я готов? - буркнул я, краснея ещё больше.
- Иногда разница огромна. Но в данном случае — в вашу пользу. Спутник-единомышленник — подарок судьбы. Но если человек не согласен с вами, а вы всё-таки можете на него всецело полагаться — вот где настоящее золото. Идёмте, Уотсон.
Смущённый до глубины души этим сделанным мимоходом комплиментом, я, красный, как свёкла, торопливо застегнул саквояж с инструментами и поспешил за Холмсом.