Леди Генри. глава 8

Когда забрезжил день, Джон открыл глаза. Он лежал на спине, заложив руки за голову. Небо нависало мокрыми одеялами, но дождя и теперь не было. Воздух в столь ранний час казался влажным и тягучим, и Джон почувствовал, что задыхается, словно оказался под водой. В окно лился жаркий и влажный свет солнца, и его ослепительное яркое пятно горело на хрустальном стекле графина. Джон лениво поднялся и открыл створки окна. Ветра не было. Не хотелось ни есть, ни курить. Чувствовалась боль в ногах, все та же боль, вызванная жарой. Он представил себе гладь озера, на которую широким полукругом ложатся солнечные блики, и, сунув ноги в шлепанцы, направился в ванную.

Ему показалось вдруг, что день этот чем-то отличается от других. Джон понял это сразу по неясным знамениям и смутным впечатлениям, рожденным этими признаками. Например, солнце, пронзившее насквозь графин и отбросившее дрожащее горячее пятно в самый центр копии Айвазовского. Пасхальное яйцо с анемонами из эмали, служившее Джону пресс-папье, пишущая машинка на столе – все это рождало чувство, будто все это когда-то уже было, только он забыл, и теперь эти молчаливые свидетели напоминали о себе. В распахнутое окно влетела бабочка и застрекотала о стекло. Уходя, Джон обернулся.

Под прохладными струями душа он размышлял над загадкой расцветающего дня. И позже, глядя на себя в зеркало с намыленными щеками и бритвой в руке, он думал о том же. Он имел качество, которым в совершенстве обладают немногие – интуиция, вот как это называется. Это помогло избежать нескольких роковых случайностей, давно, в Бэдфорде. Он уронил флакон с одеколоном и, получив ощутимый удар по ноге, охнув, запрыгал по гладкому мраморному полу. Бабочка еще в комнате? Нужно ее выпустить. Сегодня Ричард с мисс Уиллис завтракают на острове. Истопник переправит их по Темзе. Вечером Анри собирался в Коот-холл, родовое поместье на Северном море. Камни, вересковые пустоши и старое серое здание Коот-холла, дом, открытый всем ветрам. Несколько дней только было и разговоров, что о красоте этого сурового края и о лошадях. Анри готовится к отступлению, это ясно. Что ж, пожалуй, он знает, что делает. И вдруг Джон понял, что дало необычную окраску этому утру. Сон! Сон, хотя Джон был уверен, что все происходит на самом деле.


***

Трава была скользкая от росы, и тонкий туман клубился, доходя до груди. Вдруг подъем резко оборвался, и он очутился на ровной и гладкой площадке. Небо было беззвездно и черно, и он глядел во мрак, который нависал как угольный пласт над головой. В долине, открывшейся его взору, не переставая, лил дождь, и в отдалении гремел гром. На горизонте горели огни. Какое-то беспокойство, какая-то неясная тоска заполнили его душу. Он был настолько охвачен впечатлением, что погружался в него все глубже, немея от печали. Расстроенный, ошеломленный, он шагнул в пространство. Какая-то сила подхватила его и повлекла к смутному силуэту гигантских размеров. Вдруг взошла луна, и Джон увидел готический замок с почерневшими от столетий стенами и башнями. В окнах со стрельчатыми сводами сверкали и переливались витражи. Тяжелые резные ворота мрачного вида, увенчанные гербом, вели во внутренний двор крепости. От яркого лунного света на плиты двора ложились черные непроницаемые тени. Джон остановился, и к своему удивлению узнал в средневековом замке замок Генри. Он вошел в главный подъезд и стал подниматься по лестнице. Неясный призрачный свет луны все искажал, придавая предметам несвойственные им очертания.

Джон стал подниматься по лестнице, которая непрерывно меняла свой облик, в полной тишине, но точно зная, что в замке он не один. Вдруг он увидел женщину, которая преградила ему путь и, медленно подняв руку, указала на него. Это была женщина потрясающей красоты. Ее тяжелые черные волосы струились по спине и груди, поддерживаемые золотым микенским венцом обрамляя узкое бледное лицо. Глаза ее сверкали как клинок, и, казалось, пронзали Джона. На ней была туника из черной шерсти, стройные голени переплетали кожаные ремешки сандалий.  Ее тонкий стан опоясывал меч, украшенный Иггдрасилем, короткий плащ скрепляла фибула с золотым молотом Тора.

Джон глядел на нее во все глаза и не мог наглядеться. Это была Адель. Она сделала Джону знак подойти, и сама двинулась к нему плавно, словно туман. И вдруг, по непонятной причине, ему стало страшно. Он хотел отступить, но она прильнула к нему и обвила, как змея. Джон стоял неподвижно, со стесненным сердцем, не в силах прикоснуться к этому прекрасному и страшному существу. Вдруг он заметил лорда Генри, входящего под темные своды зала, граф глядел с укором и глубокой печалью. На его плечи поверх рыцарского панциря был наброшен синий меховой халат с вышитым на груди алым сердцем. Граф прикрыл рукою это сердце и, склонившись перед обольстительницей, удалился, исчез во мраке зала среди стройных колонн, уронив на плиты шутовской колпак. Лунный свет лег на серебряные бубенцы, и они мягко заискрились.

Неожиданно в смутном пространстве возник силуэт. Джон узнал его. Перед ним стоял Анри в металлическом нагруднике; на голове его был шлем короля Редвальда с изображением драконов. С лицом, искаженным яростью, Анри глядел на Джона, и вдруг обеими руками поднял свой меч. Адель резко повернулась и с размаху всадила клинок в незащищенную шею воина. Анри покачнулся и, истекая кровью, распростерся у ног Адели. В ужасе смотрел Джон на обагренный кровью клинок, который женщина спокойно вложила в ножны. С улыбкой она прильнула к Джону и мгновенно прокусила шею острыми клыками. Джон вскрикнул, оттолкнул обольстительницу, и она встала с угрожающим видом…

Дрожащий, покрытый потом, Джон сел в постели.

- Это сон! Слава богу! – прошептал он.


***


Джон наклонился и поднял с полу флакон из толстого стекла. Поставил его на умывальник. Пытливым взглядом всматривался в свое отражение. Уже через несколько минут он снова спал, это, конечно, правда. И наутро даже ни разу не вспомнил о кошмаре, преследовавшем его ночью. Но сон был настолько ярок и объемен, что было о чем задуматься. Позже, сидя в библиотеке, он где-то на задворках сознания прокручивал сюжет сна.

На какое-то время он настолько отключился от реальности, что не обратил внимания на зазвонивший вдруг телефон. Никто из слуг не появился, и телефон продолжал звонить. Джон отложил книгу и снял трубку. В раздражении он чуть было не выпалил: «Какого черта!», но только сдержанно проронил:

- Замок Генри.

- Неужели? Наконец-то, голубчик, ты проснулся! – услышал он незнакомый женский голос.

- Простите, мадам. Могу я вам чем-то помочь?

- Кто у телефона?

- Мое имя Джон Готфрид. Я состою на службе у лорда Генри…

- Тоска зеленая! – нетерпеливо перебила трубка. – Послушай, милый, я тут застряла с багажом и горничной. Если немедленно не пришлют автомобиль, я этого не прощу, и кое-кому ох как не поздоровится! Потрудись передать это графу, голубчик.
У Джона тяжело застучало сердце.

- Простите, мадам…

- Возьми себя в руки! Если так и дальше пойдет, я тебя уволю.

Сердце остановилось, замерло. Он почувствовал, что задыхается.

- Вы – леди Генри?

- Да, черт возьми, я леди Генри! И не намерена оставаться здесь и минуты!

- Но, сегодня только двадцать первое, - вырвалось у Джона. – И потом, телеграмма…

Графиня фыркнула.

- Да. Так что же с телеграммой?

- Мы ее не получали, - сказал Джон, чувствуя себя идиотом.

- Правильно, - парировала она. – Потому что я ее не посылала. Извести графа о моем приезде. И вот еще что: я хочу видеть Ричарда. Пусть приедет на вокзал с шофером. И побыстрее. Это все.

Джон воочию представил себе молодую графиню, стоящую у аппарата, опирающуюся локтем о стену и держащую у уха изогнутую трубку. Из зарешеченных окон падает свет. Портьеры раздвинуты, в дверной проем виден интерьер вокзального ресторана. Сдержанный гул голосов почти перекрывает пение хриплого патефона. Официант в белом переднике несет над головой поднос.

- Леди Генри, я сейчас же передам графу ваше требование. За вами немедленно будет выслана машина.

- Ты очень мил, - усмехнулась она.

В аппарате щелкнуло, и Джон понял, что она повесила трубку. Он с минуту постоял в оцепенении, потом резко повернулся и вышел из библиотеки.

- У меня к вам просьба, Джон, - сказал граф, выслушав своего секретаря. – Не посылайте за Ричардом. Пусть мальчик спокойно отдыхает. Будет лучше, если, вернувшись, он застанет мать уже в замке. – Он потеребил нос и вздохнул. – Это чудо, что графиня застала меня. Завтра сразу после завтрака я собирался отбыть в Лондон на несколько дней. Придется изменить планы. Вот что, Джон! – граф решительно вскинул голову. – Поезжайте на вокзал вместо меня, так будет лучше. А я сделаю распоряжения, необходимые на первый случай.

Готфрид согласился, трепеща, с тайной радостью. Он был бы счастлив увидеть эту женщину, предмет своих фантазий. Он и сам не мог понять, почему всегда так плачет, увидев ее во сне. Он только знал, что она недалеко, и скоро будет здесь, в этом замке. Он разглядит, он постарается разглядеть в ней что-то, что было сокрыто от других, и что поднимает ее над остальным миром. Ведь мы любим человека не за то, что он красив или некрасив, хорош или плох. Мы любим потому что – любим. Это  - тайна.

Кабинетные часы заиграли тоненькую мелодию.

- Уже одиннадцать! – воскликнул лорд Генри. – Пора завтракать. Идемте, дорогой Джон. Я хоть и не особенно голоден, но подкрепить организм необходимо.

- Прошу прощения, граф, - сказал Джон. – Но я бы предпочел не сидеть за столом в то время, как хозяйка замка терпит неудобства.

- Вы хотите отправиться немедленно? – проговорил граф, увлекая за собой молодого человека. – Пустое! Леди Генри только что сошла с поезда, и еще не успела потерпеть никаких неудобств.

- Но, граф…

- Я знаю расписание поездов! – Генри сделал нетерпеливый жест. – И, если вы поедете на голодный желудок, ситуация не изменится, а вот себе вы навредите.
Они вошли в столовую. Их приветствовал Анри сияющей улыбкой. В белом распахнутом пиджаке, белой сорочке с жемчужными пуговицами, косым пробором в темных волосах, он выглядел особенно привлекательно.

- Приветствую, джентльмены! Славное утро! – воскликнул он с громким смехом. – Такое впечатление, что сидишь в римской бане. Приходится только сожалеть, что мы не дикари, и воспитание не позволяет нам ходить голышом! Отец, я отослал Уотсона. Ну его к лешему! Виночерпием сегодня буду я! Ничего не могу с собой поделать, душа требует праздника. Кстати, не помешало бы немного музыки.

Анри поднялся и прошел к патефону, стоящему на консоли в виде миниатюрной ионической колонки. Деловито выбрал пластинку и вынул из чехла. Джон наблюдал, как молодой граф заводит патефон, аккуратно ставит иглу на край пластинки, с улыбкой оборачивается. На стене, как раз над тем местом, где стоял Анри, висели семейные фотографии в рамках. С одного снимка глядел сам Анри, хохочущий, юный,  в белом костюме. И эта случайность, этот застывший счастливый двойник, эта любовная мелодия, звучащая с легким шумовым фоном, показались Джону ужасными, роковыми.

Когда он подошел к столу, лорд Генри обратился к сыну:

- Анри, ты поедешь с Готфридом встретить Адель. Она приехала сегодня утром и ожидает на вокзале. Я останусь в замке, прослежу за приготовлениями. А уж вы поезжайте.

Анри остолбенел. Он был поражен, но силился не подать вида. Чтобы успокоиться, он сделал вид, что поправляет прическу, потом взял нож и намазал масло на поджаренный пшеничный хлеб.
 
- Откуда это стало известно? Она телеграфировала? – спросил он.

- Нет – сказал Джон. – Леди Генри позвонила прямо с вокзала полчаса назад.

- Вот, значит, как! – наконец, сказал Анри. – Выходит, ты, отец, остаешься в Генри-холле. А как же Лондон?

- Лондон подождет. Ничего не случится, если я отложу дела на какое-то время.

- Понимаю, понимаю… - рассеянно кивнул Анри. - Собственно говоря, я тоже собирался отбыть, но теперь нечего и думать.

- Ты хотел уехать, сын? Куда?

- В Коот-холл. Ты ведь знаешь, что в августе состоятся бега. В поместье есть несколько лошадей, которых я собираюсь отправить во Францию. Вороная в белом чулке достаточно сильна, чтобы ставить на нее. Остальные тоже недурны.

- Сожалею, но это дело придется отложить. Наш долг – достойно встретить хозяйку. Слава создателю, успели привести в порядок ее покои!

Анри закинул руки за голову и потянулся.

- Потрясающая женщина! – воскликнул он. – А ведь она нас с тобой прижучила, отец!

- Да, - буркнул граф. – В этом вся Адель.

- Планы летят к черту, все становится с ног на голову по одному движению руки… Ох уж эти дамы!

Глаза Анри сверкали; Джону показалось, что он тщательно старается скрыть какое-то беспокойство и, может быть, даже испуг.

- Перестань, Анри, - оборвал граф. – Твое ворчание неуместно. В любом случае, ты сделаешь так, как должно.

- Конечно, ваша светлость. Я все понял.

- Что ты понял?

Анри фыркнул:

- Да ничего.

Они посидели молча. Играл патефон, крутилась пластинка, лидиец нежно пел: «О, Елена, милая Елена, ты украшение лазурного побережья, ты – сеть для моего несчастного сердца».

- Кажется, я куда-то опоздал, - пробормотал Анри.

Он вытер пальцы и отложил салфетку. У него вдруг напрочь пропал аппетит.

- Ну, что ж, пора собираться в дорогу, дорогой Джон. Труба зовет. И нас ждет прекраснейшая женщина на свете!

Граф Генри устремил взгляд на сына. Мгновение они смотрели в глаза друг другу. Мужчина понял мужчину; граф Генри вздрогнул. Шумно отодвигая стул, Анри поднялся из-за стола.

- Не хочешь ли взять мою машину, Анри? - окликнул сына лорд Генри.

Анри обернулся в дверях.

- Благодарю, ваша светлость, но я поеду на своей.

Анри вышел. Граф недовольно крякнул и забарабанил пальцами по столу. Джон поднялся.

- Пожалуй, действительно, пора, - сказал он.

- Да, Готфрид, конечно… Постарайтесь сделать так, чтобы леди Генри была довольна. Я надеюсь на ваше благоразумие и на ваш… такт. Да, и при необходимости, окоротите Анри. Я вижу, с мальчиком что-то происходит.

- Не беспокойтесь, граф. Ваша супруга скоро будет в замке.

Оставшись один, граф посидел, нахохлившись, устало глядя в одну точку. Потом приподнял кофейник «Ламборн» и налил крепкий дымящийся кофе. Приезжает Адель. Подумать только! Он уже потерял всякую надежду. Сердце его то учащенно стучало, то замирало, и он дышал с трудом.

Неужели он все еще любит ее? Этому нет объяснения. Граф сунул в рот сигарету, поднес зажигалку. Еще с утра он дал распоряжение своему камердинеру приготовить синий твидовый костюм, в котором собирался выехать в Лондон. Что ж, он вполне подойдет для встречи с этой капризной женщиной. Мог ли он еще нравиться ей? Восемь лет не прошли для него даром. Он постарел. Могут ли эти седины, эти складки на лице пробудить в ее капризном сердце любовь к мужу? Но, ведь она писала о примирении. Если это чувство и было искренно, тем хуже для лорда Генри, ибо своей наружностью он непременно возбудит презрение в этой обольстительной, холодной светской львице.

Терзаемый тяжелыми предчувствиями, граф прошел в покои Адели, где спешно шли последние приготовления. Комнаты были убраны цветами из оранжереи, окна и двери красиво задрапированы шифоном и шелком, ткань подхвачена широкими лентами и шнурами с кистями на концах. В гардеробной на зажженную люстру из натурального камня и хрусталя был наброшен кусок желтого газа, создающий в освещении эффект дымчатого дня. Но стены еще хранили запах сырой штукатурки. Граф поморщился и приказал принести еще цветов и опрыскать духами обивку мебели и шторы. «Вот когда необходим женский взгляд», - подумал он.

Когда-то, по желанию Адели, весь женский персонал замка был уволен. Адель считала, что в доме должна быть только одна женщина – она сама. Лорд Генри согласился с этим. И потом, после ее побега, не стал ничего менять. Несколько лет в замке не было ни одной женщины. Дошло до того, что знакомые лорда Генри стали считать его отшельником, или, что еще хуже – опасным безумцем, ибо такая форма траура граничила со скрытой патологией. Но он плевал на пересуды. Только год назад, с приездом Ричарда, в замке поселилась женщина – мисс Уиллис. Она была не слишком умна, но терпелива, а это считалось главным положительным качеством, если учесть, с каким избалованным существом ей приходилось иметь дело.

Адель. Адель, его слезы по ночам, его скорбь, счастье, его фетиш. Восемь лет он ждал этого дня, почти не веря, почти теряя веру. Но, вот, она почти здесь, а он ощущает лишь, как все в нем заледенело и смерзлось. Сказать по-правде, он хотел поехать с Анри на вокзал, но не смог пересилить себя. Он боялся этой встречи, боялся ее глаз, оценивающего взгляда и… презрения. О, она это умеет. Умеет так посмотреть, что и не поймешь, на этом ты свете или уже на том.

Граф прошел в диванную и остановился, заложив руки за спину. Спокойная зеленовато-оливковая гамма стен и штор, белоснежная, розовая, орехово-охристая обивка мебели действовали умиротворяюще. Он повертел в руках статуэтку женщины из черного дерева и осторожно поставил ее на низкий столик. Здесь находились сувениры из разных мест: из Египта, Сирии, с Сейшельских островов. Многие были подарены жене им самим. Вещицы эти придавали всему интерьеру завершенность, добавляя немного чувственности, чуть-чуть желания и нежности. Ему показалось вдруг, что в комнате недостаточно света и, позвонив, он приказал срубить два дерева в саду, стоящих как раз напротив окон. Итак, теперь оставалось лишь выяснить, как она отнесется к перемене в нем, происшедшей в течение разлуки?

***


Молодые люди подъехали к привокзальной площади в тот момент, когда подошел поезд из Лондона. Всюду царило оживление, перрон был полон. Анри поморщился. Никогда он не любил толчею, а сейчас, в состоянии волнения, это бесило его еще больше. Джон на вид был спокоен. Анри стянул белые краги, которые надевал для фасона, и пригладил волосы.

- Смелее, друг мой, - сказал он. – Знаете, я чувствую себя как золотоискатель на склонах Сьерра-Невада. Мы рискуем жизнью. Как вам это нравится?

- Успокойтесь, Анри. Пожалуй, вы слишком много выпили.

- Да, пожалуй.

Им пришлось преодолеть людской поток, чтобы оказаться внутри вокзала, где было на удивление пусто, и голуби с тихим воркованием расхаживали по каменному полу. Несколько человек расположились в деревянных креслах, старая дама в потоке солнца беседовала с юношей. У ее ног дремал дряхлый, как она, равнодушный ко всему дог с цепочкой на шее. В углу на тюках прикорнула мещанка. Мальчик лет шести держал за руку толстого ребенка и крошил хлеб для птиц. Графини не было видно.

- Никак с нами сыграли злую шутку, Джон! – воскликнул Анри. – Или, может быть, вы сами пьяны, что принимаете желаемое за действительное? Она звонила?

Старая дама удивленно обернулась. Два голубя взлетели и стали кружить под сводами. Это напомнило Джону один монастырь в Болгарии.

- Успокойтесь, граф. Она действительно звонила. Посмотрим в следующем зале.
Навстречу им вышла девушка в желтом костюме с изящной коричневой отделкой. Тонкое кружево прикрывало ее плечи и оттеняло белизну пальцев. Талию перехватывал витой шнурок. Девушка двигалась мелкими шагами, ровно настолько, насколько позволяла узость юбки. Ее прекрасные медные волосы были затянуты в узел, на висках рассыпались барашковые пряди. В ней чувствовалась красота, расцветающая, набирающая силу. На секунду девушка остановилась в нерешительности, окинула быстрым взглядом зал и, поколебавшись секунду, подошла к молодым людям.

- Прошу прощения, господа, - сказала она мягким, совсем еще детским голосом. – Не вы ли прибыли из замка Генри? Я четверть часа назад телефонировала, и мне сказали, что машина, предназначенная для нас, вышла.

- Все правильно, милая. Машина вышла. И вот мы здесь! – весело, может быть, даже несколько развязно сказал Анри.

Девушка вся вспыхнула и робко взглянула на молодого графа. Он улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. Перед отъездом Анри успел переодеться, и теперь был в широких черных штанах и короткой кожаной куртке. В этом молодом человеке был шик, что-то такое, что привлекало внимание и располагало к себе навсегда.

Анри разглядывал девушку, не скрывая своего восхищения. Его взгляд останавливался то на талии, то на маленькой груди, приподнятой тугим лифом, скользил по линии бедра, подчеркнутой желтой тканью, по миловидному, но несколько простому лицу. Пожалуй, он не смог бы объяснить почему, но его всегда восхищала прозрачная тень под скулами, придающая рельефность и законченность облику. Стиль – вот как он это называл. И теперь Анри смотрел на девушку, на ее лицо с остреньким подбородком, с нескрываемым восхищением, и не мог наглядеться.  Девушка до того смутилась, что на ее глазах блеснули слезы.

- Я Габриель Джонсон, компаньонка  госпожи Джонсон, - сказала, наконец, она. – Мне было поручено встретить вас. Госпожа Адель в зале, пожалуйста, пройдемте. Ей нужен отдых, поезда утомляют ее.

- Ах, да, да… поезда… конечно, - пробормотал Анри. – Надеюсь, небольшая автомобильная прогулка взбодрит леди. Что ж, милая Габриель, разрешите и мне представиться. Анри Генри, старший сын лорда Генри, к вашим услугам!
Он щелкнул каблуками и склонил голову. В глазах Габриель промелькнул испуг.

- Успокойтесь, мисс Джонсон, - сказал Готфрид. – Молодой граф не соблазнитель. Это – истинный эстет, поклонник всего прекрасного.

Анри тряхнул головой и рассмеялся.

- Рекомендую, Джон Готфрид, самый рассудительный человек в мире, воспитатель Ричарда Генри и личный секретарь его светлости.

Едва войдя в зал, они увидели Адель. Графиня сидела в кресле с красной кожаной обивкой, положив ногу на ногу. На ней было черное платье с воланами; кружевной воротник, скрепленный брошью, обнимал шею.  Темные волосы уложены в причудливую прическу, напоминающую раковину моллюска, увенчанную черной шляпкой с вуалью. Она слегка повернула голову, и посмотрела на приближающихся к ней людей. Вся ее поза, весь облик выражали каприз и вдохновение. Эта женщина казалась воплощением порока и чистоты одновременно, совершенством, не подвластным времени. В изгибах ее тела читалась упругость и сила змеи, изящество и цельность, и будто бы для того, чтобы подчеркнуть это, золотой браслет в виде змейки, обвивал ее руку, которую она спокойно протянула для поцелуя.

- Леди Генри, - промолвил Анри, прикасаясь губами к ее руке.

- Приветствую вас, господа, - немножко растягивая гласные, произнесла Адель. – Я уже подумала, было, что мне придется ночевать в этом вертепе. Багаж, дети, собаки! Да еще птицы над головой. Бесконечное хлопанье крыльев! Я хотела раскрыть зонт. Ха-ха-ха! Можете себе представить? Ужасное место, ужас-но-е. Хорошо еще, что принесли напитки, да и то, после того, как Габриель пинком отправила сюда официанта.

Мисс Джонсон, присевшая рядом в кресло, охнула и залилась краской.

- Господа, я рада вас видеть, – продолжала Адель, словно и не замечая смущения девушки. Ее глаза блестели под черной вуалью, и Джону показалось, что это глаза тигрицы, готовящейся к прыжку. – Вы, несомненно, Анри. Я вижу в вашем облике характерные родовые признаки. Вы столь же красивы, как и ваш отец. Как он поживает? Надеюсь, все благополучно?.. Надеюсь, седины ничуть его не портят, а придают обаяния. Но… разве Энтони не приехал? – спросила она, бросив на Анри беспокойный взгляд.

- Отец остался в поместье, чтобы проследить за последними приготовлениями к вашему прибытию, мадам, - отвечал Анри, явно смутившись под ее взглядом.

- Я не люблю церемонии. Зовите меня Адель, - быстро сказала она. – Ну, что ж… хорошо. Надеюсь, мой муж здоров, и я не нарушила его планов своим внезапным появлением.

- Ну, что вы, мадам… простите… Нисколько! Отец с нетерпением ожидал вас.

- Скажите, Анри, а почему не приехал мой сын? – перебила Адель, пропуская мимо ушей невнятные объяснения молодого графа.

- О, дорогая Адель, вам не о чем беспокоиться! С Ричардом все в порядке. Он с няней на островах. Мы решили не тревожить его вплоть до вашего приезда в замок. Он очень впечатлительный ребенок.

- Ричард – не ребенок, – парировала она.

- Как вам будет угодно, - согласился Анри. – Позвольте представить вам Джона Готфрида, воспитателя Ричарда. Он много сделал для мальчика, поверьте!
Женщина посмотрела прямо в глаза Джону, ее яркий, накрашенный рот дрогнул, и она расхохоталась, обнажая крупные белые зубы. Так, смеясь, она откинула вуаль и поднесла к лицу руку с растопыренными пальцами, словно стараясь от чего-то отгородиться.

- Так, значит, я с вами разговаривала по телефону сегодня утром?! О, боже! Я приняла вас за лакея. Ха-ха-ха! Какое досадное недоразумение. Прошу простить меня. Но, может быть, вы, как воспитатель моего сына, дадите мне подробные объяснения? Итак, где Ричард?

- Да, мадам, конечно, - Джон кивнул головой. – Утром Ричард отправился с двумя людьми на Темзу, а точнее, на остров. Планировалось провести там время до обеда. Возможно, его покатают на лодке. К обеду Ричард вернется в замок. Ваш звонок не застал его, и мы решили не беспокоить мальчика.
 
При этих словах Адель фыркнула, и вообще, слушала Джона с явным неудовольствием.

- Он слишком восприимчив и впечатлителен, ему недостает крепости духа, - заключил Джон.

- Что-что? – Адель удивленно подняла брови. – Да я вижу, вы знаток человеческих душ, мистер Готфрид! Надеюсь, вы не устроили в поместье германские казармы. Очень на это надеюсь, - добавила она с вызовом и в крайнем раздражении.

- Простите, мадам, но я сказал только то, что считал нужным.

- Мистер Готфрид, я сама знаю, что требуется, а что не требуется, когда дело касается моего сына. Так будет и впредь. Запомните это раз и навсегда, мистер Готфрид. Раз и навсегда! – Она вновь опустила вуаль; глаза ее сверкали. – Анри, милый, по-моему, мы засиделись. Пора ехать. Это не вокзал, а дом терпимости. С ума сойти можно. На воздух!

Она поднялась и, не дожидаясь мужчин, двинулась к выходу. Габриель подхватила ее ридикюль и заспешила следом. Мужчины недоуменно переглянулись.

Оказавшись на улице и помогая женщинам влезть в машину, Джон чувствовал себя подавленным, расстроенным неизвестно чем. Когда он зашел справа и распахнул перед Адель дверцу, она даже не взглянула на него. А он-то, дурак, вообразил…  Сев рядом с Анри, он случайно взглянул на себя в зеркальце: хмурое лицо и горькая усмешка, искривившая губы. Машина тронулась, заскрипел гравий, по стеклу пробежала резная тень вязов.