космический любовник

Духота и жар бесцеремонно обвили тучное тело, не давая спасительной секундной отдышки. Хотел отмахнуться, но только смиренно протер носовым платочком голую голову. Пухлые пальцы проникли глубоко в карман плаща. Портсигар, скорлупки, неприятно шуршащий фантик от послеобеденной конфеты, и, наконец, заветная вдвое сложенная бумажка с заветным адресом. Он сверил цифры с записью. Тяжело вздохнув, он нырнул за дверь, неосторожно, громко ею, хлопнув, отчего еще сильнее сконфузился. Хрупкое предвкушение наслаждения казалось ему сладостным миражем, он боязливо ждал приближения этого едва уловимого привкуса краха. Вот, прямо за этой дверью. Переступая порог, он зажмурился, ожидая, что на его голову выльют ведро холодной воды, люди окружат его в плотное кольцо, и будут надрывисто хохотать.
- Добрый день Арсений, кажется Борисович?
И, правда, он почувствовал обилие холодного пота, но людей, ни кого, разве кроме маленького человека в очках, что было чрезвычайно старомодно для их века.
- Рад знакомству – Арсений потряс худую руку.
- Кофе? Чай? Артезианской воды? У меня есть вода с Байкала трехступенчатой очистки, я даже в праздничные дни поливаю ей моих девочек – Арсений два раза кивнул – значит, чай? Зеленый? Черный, красный нет, у меня нет ни того, ни другого порядочно давно, да и кофе сказать, поправ-де тоже нет, это я из вежливости все – мужчина хихикнул застенчиво и поправил очки.
- Собственно у меня есть травяной настой. Ромашка, чабрец, мелисса, тархун, липа. Специфичное сочетание, но это, все то, что я вырастил в своей оранжереи.  Я вот люблю экспериментировать, между прочим, смесь получается, вкусная… вы меня простите, присаживайтесь, я болтлив до ужаса, мои цветы не учат меня созерцанию тишины…
Арсений чудным образом переборол свою раздражительность, и этот человек стал к себе располагать. От него веяло притягательным ощущением старины. Он был подобен древней статуи, прижавшись щекой к которой хочется почувствовать перемещение во времени, куда то далеко назад, где слышны знакомые голоса и звуки. Арсений, окончательно успокоившись, чувствовал себя в безопасности, любовно разглядывал мужчину, соображая про себя, что смог бы, пожалуй, завести с ним дружбу.
- Вы не сказали вашего имени.
- Ах да, я такой рассеянный… Григорий Растокин к вашим услугам.
- Почти как Григорий Распутин. – Арсений не сдержал смешок, но Растокина это только обрадовало, ведь Арсений был слишком зажат, и казалось, противился всякому диалогу.
- О, я признаться об этом даже ни когда не задумывался. – Он снова застенчиво хихикнул и придвинул Арсению дымящуюся чашку. – Я о вас читал, и знаете, полон восхищения. Провести двадцать лет..
- Двадцать лет, один месяц и шестнадцать дней.
- Да, да.  Поражаюсь, как вы не сошли сума, ни один астронавт не выдержал бы и пяти лет в полном одиночестве. Говорят многие сходят сума.
- Так и есть.
- Так, а как же вы?
- Я думаю, что я не вполне нормален, да и вы так думаете, ведь не просто так я к вам пришел.
- Возможно, вы правы, но знаете, я не считаю это чем-то не нормальным, с научной точки зрения… - Растокин протер очки, ему вдруг стало не по себе, он чувствовал, что задел неприятно звенящую извилину в голове Арсения. Традиционная неловкость, когда вспоминаешь о покойнике и понимаешь, что уже ни чем не затрешь эту часть беседы. – Как вам мой травяной сбор?
- Он чудесен.
Арсений уже давно разделил последние двадцать лет своей жизни на четкие этапы. Было счастье сравнимое с детским восторгом, он самый молодой астронавт, обошел всех, стал лучшим из лучших. Он смотрел в иллюминатор, и чувствовал себя на вершине возможного. Первый год на станции, удивляет практически все. Безмятежность могучего космоса.
А потом, сладкая масса восторга стала терять свой вкус, что-то пошло не так, или возможно все изначально шло не так. Он был один в бесконечной тьме, так же одинок как звезды. Все они видят друг друга, но не способны приблизится. Гнусная мука, видеть, но не иметь возможности прикоснуться. Эта была грань, на которой Арсений балансировал несколько лет. Лишь не много повернуть корпус и с помощью силы притяжения  упасть в одну из пропастей. Но в космосе не действуют законы земного притяжения, Арсений это прекрасно понимал и нависал над своим безумием, пару взмахов рук хватало, чтобы отлететь на несколько метров от одной пропасти и нависнуть над другой. Так могло продолжаться бесконечно или же наоборот, но в центре большой головы Арсения замкнулись запутанные провода, запахло дымом. Шахматная партия разума и обстоятельств, вспыхнула, синим огнем. Люди должны бояться космоса, как и смерти, вы ни чего не знаете, ни о том, ни о другом, неведенье внушает страх. Арсений всячески пытался оспорить свою мысль, но вскоре после десятка безуспешных попыток он свыкся, еще не понимая, что победил свою мысль стойким безразличием. Космос, такой черный, бесконечный и страшный, стал предметом интерьера в его скромном и маленьком жилище.
- Я хочу остаться. С кем я могу переговорить о продлении контракта?
Единственное что занимала Арсения в часы отдыха, изучение ботанических справочников. Люди превратились в далекое размытое прошлое, он их и боялся, и казалось, не видел с ними ни чего общего, летал под потолком, закинув ногу за ногу, листая толстый том,  какого то старого издания и чудесными акварельными рисунками.
- Могу ли я снова продлить контракт?
- Ваша мать умерла от рака.
Арсений отключил связь с землей, на несколько дней. Он пытался вспомнить, как выглядит его мать, пролистывая изображения орхидных, проникал в глубь сознания, так далеко, как только мог, но замечал только размытые овалы лиц, тех с кем был, когда-то знаком. Каттлея виолация из семейства орхидных заняла место с очертаниями лица его матери, он дал всем, когда-то знакомым людям вид орхидей, чтобы отличать их друг от друга.
- Я хочу продлить контракт.
Орхидеи  превратились в навязчивую идею, в одиночестве в космосе его устраивало все, у него уже давно иссохло желание вернутся к людям, он не чувствовал потребности в ощущении рядом существа подобного ему. Но орхидеи были единственной причиной оставить свои космические покои.
- Я хочу продлить контракт.
Стоит ли отказать себе в созданном комфорте, где раздражает лишь редкий голос с Земли?
- К сожалению, вам отказано.
А если обстоятельства подтасовали карты, если судьба урезала количество благодати и как подлый шулер ведет игру в свою сторону?
- Я понимаю.
А что если, Арсений, ты себя обманываешь? А что если, Арсений, ты стал мнимым?
- Ждем вас, Арсений.
Цветки яркие, розовые, фиолетовые или белые. Чашелистики и лепестки похожи друг на друга, свободные, лепестки иногда шире. Ах, как хочется прикоснуться к ним.  Губа свободная или сросшаяся с колонкой до половины её длины, нераздельная.
- До связи.
Стоит ли противиться судьбе, когда взамен ты прикоснешься к сокровенному желанию?
- Во сколько мне обойдется это посещение? – после продолжительной паузы, проглотив случайно попавшие в рот листочки мелисы, Арсений вынул из внутреннего кармана бумажник.
- Если принимать во внимание что таких оранжерей как у меня в мире по пальцам пересчитать, моя коллекция очень редкая, дело в том, что я люблю гарантии, за первое посещение я беру много – Растокин подложил Арсению лист бумаги с суммой.
- Я могу себе это позволить.
- Прекрасно, прекрасно, за постоянные посещения я делаю хорошие скидки.
Арсений двинулся, отсчитал сумму и положил ее на стол.
- Несколько правил, цветы не ломать, не срезать. В общем, будьте с моими девочками осторожны и аккуратны…
Растокин толкнул стеклянную дверь оранжереи.
- Фаленопсисы в самом конце. Брассавола вот, там за синими горшками…
- Много к вам приходят…таких, как я?
- Не густо знаете ли.
- А вы? – Арсений протянул свой намек, развесив во всю его длину, кучу грязного белья, Растокин заулыбался растерянно.
- Нет, у меня иная любовь к цветам. Не такая, как у вас, плотская, скорее отеческая. Вы должны понимать через что я прохожу, отдавая вам своих девочек.
- Вы все-таки считаете меня извращенцем?
- Нет. Они мои дети, мои дочери. И я вам их отдаю, вы понимаете, о чем я?
- Возможно, я не смогу вас понять.
- А давайте оставим это, между нами коммерческие отношения. – Растокин подмигнул ему и исчез за стеклянной дверью.
Арсений оказался один под стеклянным куполом, ощущение ностальгии смешанное  с приятным холодком под ложечкой. Он закурил. Пустил облако дыма, лег на пол, прямо над головой свисала желтая Хилошиста. Он повернулся налево, из-за зеленных листьев заметил нежную, розовую  Кохлиоду, он улыбнулся ей. Необходимо растягивать удовольствие и быть осторожным с этими нежными созданиями. Он стянул с себя брюки, свитер, рубашку, отбросил их как ненужную кожу в сторону.
- Чудесная Лелия… -  тяжело дыша, он коснулся обеими ладонями лепестков, горячий язык соприкоснулся с розовыми чашелистниками. Холодные капли пота на широкой белой спине, вдоль изогнутого позвоночника и тихий шепот объяснений в любви.
- Как мучило меня это томительное ожидание, я сошел сума там, в космосе, чтобы сойти сума еще много раз, обладая этим блаженством.
Он слизывал цветочный сок и терял сознание, приходил снова в себя, как обожженный вздрагивал и переходил к другому цветку. Баркерия. Томительная Галеандра. Он нашел заросль лиан, раздвинул несколько пальцами и вставил член в образовавшуюся щель. Если бы время имело в нем бесконечную форму он бы так и замер на веки. Обжигающая лавина, коснулась тела Арсения, перекрывая ему воздух и вместе с ним ощущение реальности.
Григория встретил его добродушной улыбкой, от чего Арсению стало стыдно, и если бы не залитое краснотой лицо он бы снова покраснел и возможно разревелся у ног Растокина.
Он теребил краешек серого пиджака, хотел, было что-то сказать, но срывался и топтался на месте. Наконец собрав волю в кулак, он горячо подал Растокину руку.
- Вы знаете, я скоро вернусь… и еще, не считайте меня сумасшедшим. Нет, может с точки зрения обычных людей я извращенец, но я не руководствуюсь похотью… это мое утешение.