В роли сталиниста

       В области культуры хрущевские директивы были предельно четкими - интеллигенция должна приспособиться к новому идеологическому курсу партии и обслуживать его. Н.С.Хрущев прямо заявлял:

      - “В вопросах культуры я сталинист! ”

      Разоблачения  XX съезда привели к мучительной переоценке ценностей в среде творческой интеллигенции. Именно в это время покончил с собой первый секретарь Союза писателей СССР А.Фадеев. О причинах самоубийства говорили разное - что кому было  ментально ближе: от “Фадеев был  тяжело болен” до “Фадеев не выдержал груза вины за свои преступления в годы культа”. А мне по особому было жаль Фадеева - ведь первая моя самостоятельно прочитанная книжка была написана именно им.

      Н.С.Хрущев плохо понимал деятелей культуры и искусства, вел себя с писателями, поэтами, художниками просто по хамски.

      По его инициативе было предпринято расформирование парторганизации Союза писателей СССР. Коммунистов этой организации перевели на партучет в другие парторганизации Краснопресненского района. Несколько именитых писателей даже попали на партучет в парторганизацию Московского зоопарка.

       С большим трудом удалось удержать Хрущева от реализации еще одной его идеи - объединить в одну творческую организацию союзы писателей, художников, кинематографистов и композиторов.

       Многим и сегодня памятен скандал с разгоном выставки художников с помощью бульдозеров. Художники, представленные на этой выставке, на мой взгляд, были так себе, очень на  любителя. Но и бульдозеры были вовсе ни к чему. Или знаменитое посещение Хрущевым выставки в Манеже в конце 1962 года, когда он, недовольный выставленными здесь работами, топал ногами и, не выбирая слов, ругал левое искусство, молодых поэтов, а заодно и всю советскую культуру тех лет.

       Знаменитый кинодеятель М.И.Ромм в журнале “Огонек” (1988 год, №28) поделился своими впечатлениями о выступлениях Н.С.Хрущева на встречах с творческой интеллигенцией в начале 60-х годов. Он рассказал, как в декабре 1962 года на встрече с деятелями культуры в Доме приемов на Ленинских горах Хрущев высказался о творчестве Эрнста Неизвестного.

       “Долго он искал, как бы это пообиднее, пояснее объяснить, что такое Эрнст Неизвестный. И, наконец, нашел, и очень обрадовался этому, говорит: “Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет. На эту часть тела смотрит изнутри, из стульчака, Вот что такое ваше искусство. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный, вы в стульчаке сидите”.

       Рассказал Ромм и о разносах, устроенных Хрущевым прямо на совещаниях с деятелями искусства писателю И.Эренбургу, кинорежиссеру М.Хуциеву, поэту А.Вознесенскому, художнику-графику Голицыну и многим другим.

      Когда в сентябре 1971 года Никита Сергеевич скончался, то надгробный памятник для него попросили сделать именно Эрнста Неизвестного и он в этой просьбе не отказал, памятник сделал.

      Мне кажется, что именно специфическое отношение Хрущева к культуре стало главной причиной скандальной истории с романом Б.Пастернака “Доктор Живаго”, случившейся в 1958 году.

       Борис Леонидович Пастернак в течение 15 лет  был активным  членом Правления Союза советских писателей, вполне успешным поэтом, знаменитым переводчиком.  Роман был закончен автором в 1955 году. С публикацией в СССР возникли проблемы – поднятые в нем темы не соответствовали привычным  для читателя того времени традициям. Центральный образ романа – доктор Юрий Андреевич Живаго представлял собой безвольного, бледного и невыразительного человека, оказавшегося  в событиях Октябрьской революции и Гражданской войны между двумя противоборствующими лагерями и не сумевшего определить свою позицию.
Книга была, что называется, на любителя. Она довольно скучна для широкого читателя, так как уводит его из области конкретных дел и действий в область невнятных депрессивных переживаний и самокопания. Не очень внятно и совсем ненавязчиво, но, тем не менее, в ней с позиций абстрактного гуманизма было выражено отрицательное отношение к роли большевиков в Гражданской войне и в последующих за ней событиях.

       Свой роман Б.Пастернак в мае 1956 года переправил   на Запад и в 1957 году был там опубликован на итальянском языке.

       Автор “Лолиты” В.Набоков о романе высказался так: “Это произведение Пастернака я считаю болезненным, бездарным, фальшивым”. А вот мнение знаменитейшего Грэма Грина: “Мне роман показался нескладным, рассыпающимся как колода карт”( АиФ №43, 2008 г., стр.64).

       В 1957 году Нобелевскую премию по литературе получил французский писатель и философ Альбер Камю, очень близкий к модному тогда на Западе экзистенциализму. В произведениях Камю проповедовалась тема абсурдности жизни, а высшее мужество человека виделось им как борьба с бессмысленностью бытия. Проблематика “Доктора Живаго”, по-видимому, оказалась очень близка А.Камю. Он выдвинул Пастернака на соискание Нобелевской премии.

       Хотелось бы отметить, что к 1957 году вышли из печати и пользовались громадной популярностью как у советского, так и у зарубежного читателя “Тихий Дон” М.Шолохова, “Даурия” К.Седых, “Хождение по мукам” А.Толстого, “Разгром” А.Фадеева, “Белая гвардия” и “Бег” М.Булгакова, пьесы Б.Лавренева. “Тихий Дон” Шолохова номинировался на Нобелевскую премию уже в пятый раз.

       Во всех этих произведениях, по своим кондициям неизмеримо превосходящих роман Б.Пастернака, рассказывалось о жестокой правде Революции и Гражданской войны, правде, не всегда приятной для большевиков и Советской власти. Однако Нобелевская премия за 1958 год в области литературы была присуждена не им, а Пастернаку за роман “Доктор Живаго”. Может, именно потому, что она звала не к подвигу, а к самокопаниям и тоже проповедовала тему абсурдности жизни? Лауреатство Пастернака западные газеты четко оценили как “Нобелевскую премию против коммунизма”.

       Интересно, что советские писатели, собранные в октябре 1958 года для решения вопроса об исключении Пастернака из Союза писателей, встретили бурными аплодисментами слова первого секретаря ЦК ВЛКСМ В.Е.Семичастного, обвинившего Пастернака в том, что “он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит”.

       Творческая интеллигенция пока еще не была готова к протестным, по сути, антисоветским выступлениям в той мере, в какой она оказалась готова к этому в конце 70-х и, особенно, в конце 80-х годов.

       В декабре 2006 года в СМИ появилась похоже истинная история присвоения Б.Пастернаку Нобелевской премии за его роман, рассказанная исследователем истории русской эмиграции Иваном Толстым.

       Когда А.Камю выдвинул Пастернака на соискание Нобелевской премии, возникла проблема: награду, по уставу, могли присудить только в том случае, если произведение было опубликовано на родном языке. В Москве издавать роман не собирались,  а представители русской эмиграции профинансировать его издание из-за отсутствия средств не могли.

      На помощь пришла американская разведка. Был самый разгар “холодной войны” и США не могли не воспользоваться шансом лишний раз показать “всему миру” отсутствие свободы в СССР. Американцы обратились к знакомой Пастернака графине Жаклин де Пруайяр, у которой хранилась рукопись романа, с просьбой предоставить им текст произведения. Она отказалась. Тогда агенты ЦРУ с помощью своих английских коллег похитили на несколько часов чемодан с рукописью и сделали фотокопии.

      В августе 1958 года книгу издали за рубежом на русском языке и представили на суд членов Нобелевского комитета. А уже осенью того же года Борису Пастернаку присудили высокую премию. Вот такая история с премией.

       Борис Пастернак получать премию отказался, а в мае 1960 года он умер после длительной тяжелейшей болезни – рака легких.

       В середине 80-х годов мы с женой пошли гулять в поселок Мещерский, что рядом с дачным поселком “Кунцево”. Гуляя по прекрасному лесопарку, мы незаметно забрели в Переделкино и решили посмотреть могилу Пастернака на местном кладбище. Надгробие нам показалось очень скромным, было сделано из белого недорогого мягкого камня. Не знаю почему, но эта могила запомнилась, может из-за трагичности судьбы похороненного здесь человека.

      Прежде чем написать эти строки о Пастернаке и Хрущеве, я еще раз перечитал “Доктора Живаго”. Он и раньше не воспринимался мною как антисоветский, а сегодня тем более. Конечно, это не лучшая книга из всех, мною прочитанных. Но сколько-нибудь существенного вреда строительству социализма и коммунизма в СССР в 1958 году она причинить никак не могла.

       Скорее всего, ни Хрущев, ни Семичастный, ни требовавшие исключения Пастернака из Союза писателей и высылки его из СССР члены Союза «Доктора Живаго» не читали. Просто это было реакцией Н.С.Хрущева на непонятное ему явление в мире культуры, реакцией, еще раз принесшей вред СССР и КПСС на международной арене.

       В конце 50-х появился “самиздат”. Творческая молодежь после разоблачений, сделанных на XX съезде и официальной значительной дегероизации всего, что совершалось в стране в 20-30-40-х годах, кинулась искать новые пути для своего творчества, но уже не связанные с воспеванием трудовых свершений и героизма советских людей, героики социалистического строительства. А, коль скоро власти такое “творчество” не одобряли, более того - стали “творцов” прижимать, на свет явилась новая волна диссидентов, уже настроенных откровенно антисоветски: Галансков, Буковский, Бакштейн, Кузнецов, а чуть раньше их А.Гинзбург и некоторые другие, которые уже были полными маргиналами по отношению к советской власти и которые тут же были всячески обласканы Западом.