Урок жизни. 1957 год

                Говори  правду.
   
     Зима  выдалась  в  этом  году  чудесная.  И  снег,  и  мороз,  и  оттепели,  все  в  меру,  с промежутками.

     Вот   опять  снега  навалило…  Ох  и  навалило.    Мягкий,  пушистый,  он  сыпал    несколько  дней   подряд.  Транспорта   никакого, только  изредка  прорвётся   сквозь   сплошной   белый   занавес   пара  лошадей   запряженных   в  сани,  груженные  сеном  для  колхозных  коров,  оставляя  после   себя   две   глубокие  колеи,  которые  тут  же  засыпает  свежим  снегом.
    По  дороге  протоптана  одна  узенькая   -  вдвоём  не  разойтись -  тропинка.   Шаг  влево,   шаг  вправо  -  и  провалился  по  пояс... Так  и   ходили -  на  работу,  в  школу,  в  магазин -  гуськом,  друг  за  дружкой,  с   хохотом  разминаясь  со  встречными, и  радуясь,  если  не  тебе  приходилось  сойти  с  протоптанной  дорожки.

    А  чуть  замешкался,  не  удержался  -  и  уже  в  сугробе,  весь  как  снеговик,  глаз  не   продрать,  а  вокруг  хохочут,  и ты  смеёшься,  в  ожидании  момента,   когда  судьба  изберёт  для  своих  шуток  следующего.   Чтобы  потом посмеяться  громче  всех…

    А  через  день–два  оттепель,  и  поползёт,  поплывет  снег,  почернеет,  сядет.  И  будут  сапоги   - не  по  возрасту,  прикупленные  с  расчётом  «на   вырост»  -  соскальзывать  с  натоптанной  тропинки,   а  рыхлый  и  мокрый  снег  забивается  за  голенища,  а  ты  стоишь,  чертыхаясь,  выковыриваешь    его   замёрзшими  пальцами.
 
    Ближе  к  вечеру,  наскоро  перекусив   «чем  Бог  послал»,  все  пацаны   с  нашего  конца  улицы  Новой  собираются  на   Выгоне - так  называли  улицу  на  окраине  Ивницы,  ведущую  к  полю,  а  дальше -  к  речке  Грабелька  и  большому,  шумному   лесу  - чтобы   построить  горку  для  катания.

      Огромные  шары  снега  громоздились  один  на  другой  в  самом  высоком  месте  Выгона,   и  поливались  водой  из   ближайших  колодцев.   За   ночь  эти  шары  смерзались  в  твёрдую  гору,  которая , с  некоторыми   исправлениями,   становилась   отличным  местом   для   игры  всей  ребятни.
   А  нас  было  много,  послевоенных.  Вроде  бы  и  мужиков  в  селе  после  войны  раз-два  и  обчёлся,  а  в  каждом  вдовьем  доме   было   по  двое,  а  то   и   по   трое   детей-погодков,   аккурат  послевоенных  годов  рождения .

       Горка   и  на  этот  раз  получилась   чудесная.  Можно   было   выбравшись   на   верх,   съехать  и  стоя,   и   сидя,  на  портфеле   или     санках,   даже  просто  на  пятой  точке,  с  криком,  хохотом  и  всякими  весёлыми   -  если  близко  не  было  взрослых,  чтоб   уши  не  надрали   -  словами.

      Вот  и  сегодня    здесь    уже  собралось  около  десятка  ребятишек,    с  хохотом  и  «крепкими  словами»   спускавшихся   по    хорошо   отполированному  спуску…  Мне  тоже  хотелось,  но  санок  не   было,  портфель  уже  отнёс  домой.   Оставалось   попробовать   так,  как  делали  ребята  постарше   -  взобравшись  на  вершину,  стоя  спуститься  по  скользкой  поверхности,    балансируя  руками,  а   уже  в   самом  низу,  воткнувшись   сапогами  в    снег,  удержать  равновесие     и   пробежав   несколько  метров -  остановиться. 

    Ну  вот  уже  десяток  спусков  позади… Раскрасневшиеся   лица,  крики,  толкотня…  Я  снова  на  горке.  Короткий  разбег,  поехал…  Но   что-то  пошло  не  так,   уже  почти  внизу   ноги  разъехались    в     разные  стороны,  и  я   кувырком  полетел  в    утоптанный    снег.

  Вроде  и  не  высоко,   но  грохнувшись  с  маху,   больно ударился.   Сначала  из  глаз  посыпались  искры,  потом    сами  по  себе  брызнули   слёзы,  на  минуту  даже  дыхание  забило  а  с  носа  потекла  кровь…

  А  вокруг   стоял   хохот.  Так    уж   всегда  получается,   кому-то   больно, но   вместо   сочувствия  -  все  вокруг   ржут…   Особенно    упражнялся   Стасик,  старший  брат   моего  одноклассника   Ивана-Ясика.  Он   кривлялся,    прыгал  вокруг  меня  и   смеялся.

   Я  поднялся  и  поплёлся  домой.  Мама   заохала,   старшая  сестра  принесла  горсть  снега,  стала прикладывать   к   носу,  пытаясь  остановить  кровотечение.  Кровь  идти  перестала,  однако  нос  распух.  Я  забился  в  угол  и  тихонько  всхлипывал.

   К  этому  времени  с  работы  вернулся   отец.  Последнее  время  он  частенько  приходил  « под  шафе»,  как  это  называла  мама,  и  оправдывал  это  встречами  с  друзьями – фронтовиками.
 
  Мой  распухший  нос   сразу  привлёк  его  внимание.
-  Что  случилось,  почему  глаза  красные,  а  нос  синий?

  Вместо  меня  ответила  мама: -  Он   пришел  с  разбитым  носом,  вот   и  плакал…

  -   А  что  случилось,  как  разбил?  Небось   - как  солдат,  в  честном  бою?

     Тут  в  моей  голове  моментально  созрел  план,  как  отомстить  Стасику  за  смех  и  издевательства.

 -   Это  мне  Стасик  Скрицкий  разбил,  я  катался  с  горки,  а  он  не  давал…  И  ударил.

   Отец   засопел,  одел  шапку  и  вышел…   Вернулся  он  не  один,  а  со  Стасиком    и  ещё     двумя  пацанами:

      -  Ну,  рассказывай  снова ,  как  всё  было…

  В   присутствии  свидетелей  пришлось  признаться,  что  я  сам  упал,  а  Стасик - не  виноват.

      -  Все  свободны, - сказал   папка,  -   идите,  гуляйте…
   Его  руки  начали  расстёгивать  ремень…

     Сидеть  я  не  мог  ещё   несколько  дней.  Но  вывод   для  себя  сделал: 

«   Если  не  хочешь,  чтоб  стало  хуже    чем  есть,  говори  правду,  какой  бы  горькой   она   не  оказалась…»