Парсифаль знаменитая мистическая музыкальная драма

                МАКС  ГЕНДЕЛЬ

                ЛЕКЦИЯ 12
 
           ПАРСИФАЛЬ: ЗНАМЕНИТАЯ МИСТИЧЕСКАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ  ДРАМА

 Если мы оглядимся вокруг нас, мы увидим  в материальном виде мириады форм, каждая из которых имеет свой собственный цвет; и многие из них испускают определённый тон, даже те что причисляются к так называемой неодушевлённой природе. Ветер в верхушках деревьев, журчащий ручеёк, вспучившийся океан, всё это составляющие части природной гармонии.
   Из всех атрибутов природы - формы, цвета и тона - форма является наиболее устойчивой, сохраняющей свои свойства значительный период времени.  Цвет, например, более склонен к перемене, он теряет яркость, а некоторые цвета теряют свой оттенок, когда находятся под различными углами к свету; однако тон является самым неуловимым; он приходит и уходит, как блуждающий огонек, которого никто не может поймать или  удержать.
   У нас также есть три искусства, которые стремятся выразить Добро, Истину и Красоту в этих трёх атрибутах Мировой Души, а именно, скульптура, живопись и музыка. 
Скульптор, который имеет дело с формой, стремится заключить красоту в мраморную статую, которая будет противостоять разрушительному действию времени в течение тысячелетий, но мраморная статуя холодна и говорит лишь для некоторых  самых развитых, которые способны наполнить статую своей собственной душой.
Искусство живописца  воплощается по преимуществу цветом; он не даёт материальной формы  своему  творению,  форма на картине является иллюзией, с материальной точки зрения, но это воспринимается гораздо более реальным  большинством людей, чем реальные ощутимые статуи, потому что формы художника живые, в картине великого художника мы видим живую  красоту, которой многие могут  наслаждаться  и  оценить.
Однако в случае с живописью мы опять имеем дело с изменчивостью цвета; время постепенно стирает их свежесть, и конечно, даже самая лучшая картина не может пережить статую.   
   И всё же творения искусства, имеющего дело с формой и цветом, создаются раз и навсегда, и это их объединяет и сильно отличает от музыки, потому что она  неуловимая, и её надо каждый раз воссоздавать заново, когда хочется ею наслаждаться, но зато она обладает способностью восприниматься  всеми людьми, независимо от образования, социального положения, национальной и языковой принадлежности.
  Она может вызывать в нас чувство радости и смягчать наши самые глубокие печали; она может утихомирить воинственный пыл в груди дикаря и побудить к смелому поступку труса; она оказывает самое огромное влияние на человечество, какое когда-либо только было известно, и при этом, если рассматривать её исключительно с точки зрения материализма, она совершенно не нужна,  как доказывают Дарвин и Спенсер.
      Только тогда когда мы заходим за пределы видимого и понимаем, что человек является сложным существом, состоящим из Духа, души и тела, начинаем осознавать, почему творения этих трёх искусств столь различно воздействуют на нас.
  В то время как человек живёт во внешней жизни,  в виде формы среди других форм, он также живёт и внутренней жизнью, которая представляет для него гораздо большое значение, жизнь, где его чувства, мысли и эмоции создают перед его "внутренним оком" картины и сцены, которые постоянно меняются, и чем насыщеннее эта внутренняя жизнь, тем менее будет её обладатель стремиться к общению с внешними формами, потому что будет являться для самого себя самой лучшей компанией, независимой от внешних развлечений, к которой так усиленно стремятся те, чья внутренняя жизнь скудна и  для которых собственное внутреннее убожество столь не переносимо, что они постоянно ищут общения с другими.
   Если мы проанализируем эту внутреннюю жизнь, то мы обнаружим, что она состоит из двух частей: 1) Душевная жизнь, включающая чувства и эмоции и 2) активность Эго, которое управляет всеми действиями посредством мысли.    
   Точно так же как материальный мир является базой, снабжающей наше плотное тело   материалами и являющейся по преимуществу миром форм, так же и мир души,  обозначаемый Розенкрейцерами как мир желания, является основой, из которой  производится тонкое одеяние Эго, называемое душой, и этот мир в частности является миром цвета.
 Ещё более тонкий мир мысли является домом человеческого духа, Эго, а также сферой музыки, и потому из трёх видов искусств она имеет наибольшее влияние на человека;   находясь в нашей земной жизни, мы являемся изгнанниками из нашего божественного дома и часто забываем о нём в нашей погоне за материальными благами, но вдруг приходит музыка как аромат невыразимых словами воспоминаний. 
   Как эхо из нашего дома она напоминает нам об этой позабытой земле, где царит радость и мир, и даже если мы можем отвергать такие идеи  нашим материальным умом, Эго знает каждую благословенную ноту, как послание с родной земли и услаждается им.
    Понимание природы музыки необходимо для должной оценки такого великого шедевра как Парсифаль Рихарда Вагнера, в котором музыка  и персонажи спаяны искусно как ни в одном из других современных произведениях.
    Драма Вагнера имеет в своём основании легенду о Парсифале, происхождение которой окутано тайной, касающейся младенчества человеческого рода.  Ошибочно было бы считать, что миф является лишь плодом человеческой фантазии и не имеет никакого фактического основания.
 Наоборот, миф - это шкатулка, содержащая временами глубочайшие и драгоценнейшие брильянты духовной истины, жемчужины столь редкой и неземной красоты, что материальный ум не в состоянии их оценить.  Для того чтобы укрыть их и вместе с тем позволить им осуществлять свою функцию духовного возвышения человечества, Великие Учителя, которые направляют нашу эволюцию, дают эти духовные истины зарождающемуся человеку, заключённые в живописный символизм мифов, так чтобы они могли воздействовать на его чувства вплоть до того благословенного времени, когда  его пробуждающийся интеллект станет  достаточно развитым и одухотворённым и сможет как чувствовать, так и знать.
     По тому же самому принципу мы даём нашим детям моральные наставления посредством книжек с картинками и сказок, оставляя более конкретные истины на более поздние годы.
   Вагнер не просто копирует легенду. Легенда, как и всё остальное, теряет свежесть  и красоту при трансмиссии,  и  лишним доказательством величия Вагнера является то что он никогда не исходил в своём творчестве из моды или веры.   При работе с аллегориями он всегда ставил на первое место искусство, раскрепощённое и свободное.
  Он говорит в "Религии и искусстве":  " Можно сказать, что там, где  религия сделалась искусственной, у искусства имеется возможность  спасти дух религии признанием метафорической ценности мифологических символов, восприятия которых религия требует от нас в буквальном смысле, и обнаружением  глубоко скрытой в них истины через идеальное представление....
  Хотя  священник  настаивает на восприятии  религиозных  аллегорий как реальных фактов, художника  не беспокоят подобные вещи, так как он свободно и открыто выдает свою работу в качестве собственного изобретения. Но религия прибегает к искусству, когда её зданию догматических символов требуется поддержка, и потому скрывает одну божественно истину. . . под постоянно растущей кучей небылиц, в которые рекомендуется верить. Чувствуя это, она всегда стремилась к помощи искусства, которое в этой сфере оставалось неспособным к высшему развитию до тех пор пока  оно было должно представлять  предполагаемые реальности верующим в форме фетишей и идолов, и только тогда оно могло выполнять своё истинное призвание идеальным предъявлением аллегорической фигуры, когда вело к постижению его внутренней сущности -  правды несказанно божественной. "
   Возвращаясь к рассмотрению драмы Парсифаль, отметим, что действие начинается во владениях замка Монтсалват, который является священным местом, где царит мир и покой, все звери и птицы ручные, все люди благочестивые,  рыцари никого не убивают ни ради наживы, на ради спорта и придерживаются максимы "Живи и дай жить другим".
   Рассвет, и мы видим, Гурнеманца, старейшего из рыцарей Грааля, с двумя молодыми оруженосцами под деревом. Они только что проснулись, и издали наблюдают за Кундри, приближающейся галопом на диком коне.  В Кундри мы видим воплощение двух существований, во-первых, слуги Грааля,  стремящегося  защищать интересы рыцарей Грааля всеми средствами, что в её силах, и это, кажется, ее истинная природа. В другой ипостаси она является безвольным рабом мага Клингсора, который принудил её  искушать и преследовать рыцарей Грааля, служить которым она столь  жаждет.   Переходом от одной ипостаси к другой является сон:  она обязана служить тому, кто разбудит ее.  Когда Гурнеманец делает это,  она   ревностно служит Граалю, но когда Клингсору удаётся вызвать её злыми чарами, она служит ему  против своей воли.
    В первом акте она появляется в одежде из змеиной кожи, символизирующей учение о повторном рождении, потому что как змея сбрасывает свою кожу, слой за слоем, так и Эго в своём эволюционном паломничестве проистекает из одного тела в другое, покидая его как змея - свою кожу, когда оно делается жёстким, негибким и кристаллизованным и теряет свою эффективность.
 Эта идея также сочетается с законом следствия, в соответствии с которым, мы пожинаем то что посеяли, как мы видим в ответе  Гурнеманца молодому оруженосцу на выраженное последним недоверие к Кундри:

        "Возможно над нею витает проклятие

         Невидимой нам прошлой жизни,

         И она  жаждет скинуть оковы греха,

         Делами, которые нам очень полезны.

          Конечно, она поступает хорошо,

          Помогая себе посредством службы нам."

Когда Кундри приходит на сцену она вытаскивает из-за пазухи склянку, которую, как она говорит, привезла из Аравии и бальзам, находящийся внутри, она надеется, исцелит рану в боку Амфортаса, короля Грааля, которая причиняет ему невыразимые страдания и который не может  её вылечить.
  Страдающий царь представлен лежащим на диване. Он находится на пути к своей ежедневной ванне в близлежащем озере, где плавают два лебедя, которые делают воду  целительным бальзамом, успокаивающим его рану.  Амфортас благодарит Кундри, но выражает мнение, что не будет ему никакого облегчения, пока не придёт избавитель, о котором пророчествовал Грааль: "непорочный дурак, жалостью просветленный."  Однако Амфортас считает, что смерть придёт раньше, чем избавление.    
     Амфортаса уносят, а четыре молодых оруженосца сгрудились вокруг Гурнеманца и просят его рассказать историю Грааля и раны Амфортаса. Они располагаются под деревом, и Гурнеманц начинает рассказ:
 " В тот вечер, когда  Господь наш Спаситель Иисус Христос вкушал свой последний ужин со своими учениками, Он испил вина из некоторой чаши, которую позднее  Иосиф Аримафейский  наполнил кровью, вытекавшей из бока Спасителя.  Он также хранил копьё,  которым  Он был поражён, и эти реликвии сопутствовали ему постоянно во всех опасностях и напастях.
  Наконец, они попали в ведение ангелов, которые охраняли их, до тех пор пока однажды ночью мистической гонец, посланный от Бога, не появился и повелел Титурелю, отцу Амфортаса, построить замок для безопасного хранения этих реликвий.
    Таким образом, замок Монтсалват был построен на высокой горе, и реликвии были помещены в нём под надзор Титуреля с отрядом святых и целомудренных рыцарей, которых он собрал вокруг себя, и это сделалось центром, откуда могущественные духовные влияния  выходили во внешний мир.   Однако в дали, в языческой долине, жил чёрный рыцарь, который не был целомудренным, но хотел стать рыцарем Грааля, и с этой целью он покалечил себя.
  Он лишил себя способности удовлетворять свою страсть, но страсть осталась.  Царь Титурел почувствовал, что сердце претендента наполнено чёрным  желанием, и отказал ему в просьбе принять его в рыцари Грааля.
  Тогда  Клингсор  поклялся, что, если он не может служить Граалю, Грааль будет служить ему.
Он построил замок с волшебным садом и населил ее девами восхитительной красоты, которые испускали  ароматы цветов, и они находились на пути рыцарей Грааля (которым нужно было всякий раз миновать замок при выходе или возвращении  в  Монтсалват),  соблазняя их предать клятву и нарушить обет целомудрия, таким образом, они стали узниками Клингсора и только немногие остались защитниками Грааля.
     Тем временем Титурел возложил охрану Грааля на своего сына Амфортаса, и последний, видя  серьёзное опустошение, причинённое Клингсором, решил  сразиться с ним.  Для этой цели он взял с собой священное копьё.
   Хитрый Клингсор не встретился с Амфортасом  лицом к лицу, но вызвал Кундри и превратил её из отвратительные существа, в облике которого она выступала как слуга Грааля,  в  женщину  восхитительной красоты, и  загипнотизированная  Клингсором она встречает и искушает Амфортаса, который полностью очарованный погружается в её объятия,  выпустив из рук священное копьё.  Клингсор  хватает копьё, ударяет им безоружного Амфортаса, и если бы не героическое вмешательство Гурнеманца, он бы  утащил Амфортаса в плен в свой замок. Тем не менее, он завладел священным копьём, а король искалечен и страдает, потому что  его рана неизлечима."
Молодые  оруженосцы вскакивают на ноги, горящие рвением, и клянутся победить Клингсора и вернуть копьё.  Гурнеманц печально качает головой, и говорит, что это задача им не по плечу, но повторяет пророчество, что спасение будет совершено "жалким дураком, освящённым жалостью."
  Сцена прерывается криками "Лебедь, о Лебедь!"  и лебедь подлетает  к ним и падает замертво у ног  Гурнеманца и  сильно взволнованных оруженосцев.  Другие оруженосцы приволокли статного юношу с луком и стрелами, и Гурнеманц  спрашивает его : " Зачем ты сделал это?"
Тот отвечает в полном недоумении : " А что  такое я сделал?" 
 Гурнеманц рассказал юноше о ранении царя и о той благотворной роли, которую играл лебедь для успокоении боли, которую рана причиняла.    Парсифаль( а это был именно он) сильно взволнованный рассказом, в отчаянии ломает свой лук.
  Во всех религиях дух животворящий был символически представлен в виде птицы.   
При крещении, когда тело Иисуса была в воде,  Святой Дух сошел в него в виде голубя.
"Дух движется по воде," жидкостной среде, как лебеди по озеру под Иггдрасиль, древу жизни скандинавской мифологии, или по воде озера в легенде о Граале. 
 Таким образом, птица является непосредственным воплощением высокого духовного влияния, и рыцари опечалены потерей.
 Истина является многосторонней.   Для каждого мифа существует по крайней мере семь  обоснованных интерпретаций  по одной для каждого Мира; и если смотреть с материальной, буквальной  точки зрения, сострадание, проявившееся в Парсифале и  то как он  сломал свой лук, можно отметить определенный шаг в высшей жизни. Никто не может быть по-настоящему сострадательным и  двигателем эволюции, если он убивает, чтобы поесть, либо лично, либо по поручению. Безвредный образ жизни является абсолютно необходимой предпосылкой  благочестивой жизни.
   Гурнеманц начинает расспрашивать Парсифаля, кто он и что и как попал в Монтсалват, но юноша демонстрирует поразительную тупость.  На все вопросы у него имеется только один ответ "Я не знаю."   Наконец Кундри не выдерживает и говорит: " Я могу сказать, кто он.  Его отец был благородным принцем по имени Гамурет,  мужчина из мужчин. Он погиб, сражаясь в Аравии, в то время как этот ребенок был еще в утробе матери, леди Герцлейд.  Перед своим последним вздохом отец назвал его Парсифаль, что значит чистый дурак.  Опасаясь, что он  вырастет,  научится искусству войны и погибнет в сражении, мать воспитывала его в густом лесу в полном неведение о существовании оружия и войны. "
Здесь  в её рассказ  вмешивается Парсифаль: "Да, и в один прекрасный день я увидел несколько мужчин, сидящих на стройных зверях, и я захотел быть похожим на них, так что я следовал за ними в течение многих дней пока, наконец,  не прибежал сюда, и мне пришлось бороться со многими человекоподобными монстрами. "
   В этой истории мы видим замечательную картину Духа, ищущего реальности жизни.  Гамурет и Парсифаль воплощают две фазы жизни духа. Гамурет является человеком мира и в своё время женится на Герцлейд по страстной любви. Он встречает печаль и умирает, как все, пришедшие в  высшую жизнь.
В то время как корабль жизни плывёт по летнему морю и наше существование кажется одной огромной, сладкой песней, нет стимула обращаться к высшему; каждая клеточка нашего тела кричит: "Это достаточно хорошо для меня", но когда валы бедствия ревут вокруг нас, и каждая последующая волна грозит поглотить нас, тогда мы предаёмся сердечной скорби и становимся людьми скорби и готовы родиться как Парсифаль, чистыми дураками с  душой, которая забыла о мудрости мира и стремится к высшей жизни. До тех пор пока человек стремится  добыть денег или, так сказать,  хорошо провести время, он поступает мудро, в соответствии  с мудростью мира, но когда он становится  лицом к вещам духа, он представляется дураком в глазах мира. Он забывает всё из своей прошлой жизни и оставляет свое горе позади себя, как Парсифаль оставил Герцлейд, и она умерла, когда Парсифаль не вернулся к ней. Так печаль умирает, когда она родила стремящуюся душу, которая бежит от мира и которая может быть в мире, чтобы выполнить свой долг, но сама же она не от мира сего.
Гурнеманц проникся идеей, что Парсифалю суждено стать освободителем Амфортаса и берёт его с собой в замок Грааля. И на вопрос Парсифаля "Кто такой Грааль?" он отвечает:



          "Об этом мы не говорим, но хотя и запрещенная,

          От тебя эта правда не останется  скрытой,

          Мне кажется, лицо твое я  прочитал верно,

           В Его обитель не ведёт ни одна из дорог,

          И попытка найти Его лишь отдаляет от Него,

          Пока Он Сам не поведёт тебя по ней."

Здесь Вагнер переносит нас назад в до христианскую эпоху, потому что до пришествия Христа далеко не каждый желающий мог пройти обряд посвящения должным образом, такая возможность предоставлялась только избранным, которые получали  особые привилегии в обмен на беззаветную храмовую службу, как например, Брахмины и Левиты.   Пришествие Христа, однако, внесло  определённые изменения в положение человека, так что теперь каждый может вступить путь посвящения. В самом деле, это должно было произойти, когда межнациональные браки  потеснили кастовую систему.
   В замке Грааля  Амфортаса осаждают со всех сторон  провести священный обряд служения Граалю, открыть священную чашу, чтобы вид её мог воскресить рыцарский дух и подвигнуть их на путь духовного служения; но он сжимается от ужаса при мысли о той боли, которую ему может причинить вид этой реликвии.
    Рана в его боку всегда начинает кровоточить заново при виде Грааля, как нас мучают угрызения совести, когда мы согрешим против нашего идеала. Наконец он уступает совместным усилиям его отца и рыцарей.  Он исполняет священный обряд, невзирая на то что испытывает терзающую его боль, а Парсифаль, стоящий в углу, испытывает такое же страдание, не зная почему.    Когда восторженный Гурнеманц  спрашивает его после церемонии, что он видел, то Парсифаль молчит с тупым выражением лица. Старый рыцарь, разочарованный и рассерженный, выгоняет Парсифаля из замка.
 Чувства и эмоции, не контролируемые разумом, являются плодородным источником соблазна.
Даже самая  безвредная, бесхитростная вдохновенная  душа часто является лёгкой добычей греха.  Необходимо некоторое время для духовного роста, чтобы душа научилась распознавать свои слабые места. 
Если падаем, мы страдаем, подобно Амфортасу, но боль развивает совесть и вырабатывает отвращение к греху. Она укрепляет нас против соблазна. Каждый младенец безгрешен, потому что он ещё не подвергся искушению, но только тогда, когда соблазн заманивал нас, а мы остались чисты, или, когда мы пали, но раскаялись и изменились, нас можно считать добродетельными.  И потому Парсифаль должен быть испытан искушением.
    Во втором акте мы видим Клингсора, вызывающего Кундри, потому что он шпионил за Парсифалем и видел, что тот направлялся  к его замку.  Клингсор боится его больше, чем кого-либо из тех, кто  когда-либо приближался к его замку, потому что Парсифаль дурак.
  Обычный человек мира легко попадётся в ловушку чар обольстительных дев-цветов, но  невинность Парсифаля предохраняет его, и когда девушки облепили его со всех сторон, он наивно спрашивает: " Вы цветы? Вы пахнете так сладко."
    Против него требуются  самые коварные уловки Кундри, и хотя она умоляет, протестует, бунтует, она принуждена соблазнить Парсифаля и в конце концов появляется перед ним в виде  женщины несказанной красоты, которая обращается к нему по имени.   
Звук его имени воскрешает в его памяти воспоминания о детстве, любви матери, и Кундри подманивает его к себе рукой и начинает тонко воздействовать на его чувства, воспроизводя в его памяти видения его матери и её любви и её страдания от разлуки с ним, которую она не смогла пережить. Затем она рассказывает ему о другой любви, которая может заменить её; о любви мужчины и женщины, и наконец она впивается в его губы длительным страстным, жарким поцелуем.
   Затем последовала глубокая и ужасающая тишина, как будто во время этого  страстного поцелуя судьбы всего мира качались на чаше весов.  В то время как она удерживает его в своих объятиях, его лицо претерпевает постепенное изменение, и на нём появляется выражение страдания.
  Он вскакивает на ноги как будто этот поцелуй был укусом змеи, черты его  бледного лица ожесточились и стали более напряжёнными, его руки прижаты к сердцу, словно для того чтобы облегчить ужасную агонию - перед его взором возникает чаша Грааля и Амфортас, испытывающий ту же самую агонию, и, не выдержав, он закричал: " Амфортас, О Амфортас! Теперь я знаю, что это такое, когда копьё проткнуло твой бок ! Эта боль выжигает моё сердце и мою душу... О несчастье! О беда!  Эту боль не предать словами. У меня в боку кровоточит эта рана!" 
   Затем он продолжает с той же ужасной страстностью: "Нет, не от копья рана в моём боку, ибо это огонь и пламя в моём сердце, что превращают мои чувства в бред,  ужасное безумие мучительной любви .... Теперь я знаю, как всё перемешивается мире  и мечется в конвульсиях и часто теряет  стыд в потрясающей страсти сердца. "
  Кундри продолжает соблазнять его: "Если один поцелуй принёс тебе столько знания, сколько ещё ты сможешь получить, если отдашься моей любви хотя бы на час?"
    Но Парсифаль пробудился и больше не испытывает колебаний; он познал добро и зло и отвечает: "  Вечность будет навсегда потеряна нами, если я хоть на час  поддамся твоим чарам, и я лучше спасу тебя и избавлю от проклятия страсти, потому что любовь, которая горит  внутри тебя является лишь чувственностью, а между  ней и истинной любовью чистого сердца лежит пропасть, не менее той, что разделяет небеса и ад."
    Когда наконец Кундри вынуждена признать своё поражение, она приходит в неистовую ярость.
   Она вызывает  Клингсора на помощь, он является со священным копьём, которое он бросает в Парсифаля.    Но последний остался чистым и безобидным и потому ничто не может причинить ему вред.  В тот миг,  когда копьё пролетает над головой Парсифаля, он успевает схватить его  и крестится им, и в тот же миг замок Клингсора и волшебный сад обращаются в руины.
   Третий акт открывается в Страстную Пятницу много лет спустя. Потрёпанный воин, одетый в чёрную кольчугу, вступает в пределы Монтсалвата, где расположена хижина Гурнеманца.
Он снимает свой шлем и прислоняет копьё  к ближайшей скале, и молится, встав на колени.  Появляются Гурнеманц и Кундри, которую он только что нашёл спящей в кустах. Он узнаёт  Парсифаля со священным копьём и, сильно обрадовавшись, приветствует его и спрашивает, откуда тот пришёл.
   Он задаёт тот же самый вопрос, что и в первую встречу, когда получил ответ: " Не знаю." Но на этот раз дело обстоит иначе, и Парсифаль отвечает: " Сквозь искания и страдания я пришёл."
 Первый случай изображает один из проблесков знания, которые душа получает о реалиях высшей жизни, но второй - сознательное достижение  более высокого уровня духовной активности человека, который развился посредством скорби и страдания, и Парсифаль продолжает рассказывать о том, как он очень часто сталкивался с врагами и, имея возможность прибегнуть к помощи копья, воздерживался, потому что оно было инструментом исцеления, а не убийства.
 Копьё является духовным оружием, которым могут обладать только чистые сердцем и жизнью, но оно может быть использовано исключительно в не эгоистических целях; осквернение и страсти приводят к его потере, как это случилось с Амфортасом.
   Хотя человек, владеющий им, способен при его помощи накормить пять тысяч голодных людей, он не может даже один камень превратить в хлеб, чтобы утолить свой собственный голод; и хотя он может при его помощи остановить кровотечение раненного уха пленника, он не может  использовать его, чтобы остановить собственную кровь, текущую из его бока.
 Об этом было сказано так: " Он спасал других; себя же он не мог и не желал спасти."
    Парсифаль и Гурнеманц идут в замок Грааля, где Амфортаса одолевают просьбами исполнить священный обряд, но он отказывается для того чтобы избавить себя от боли, которая сопровождает  его всякий раз при виде Священного Грааля, и обнажив грудь, умоляет приближённых убить его.
 В этот миг Парсифаль подходит к нему и прикасается остриём копья к его ране, и та мгновенно заживает.  Тем не менее он свергает Амфортаса и возлагает на себя охрану Священного Грааля и Священного Копья.
 Только тот кто обладает самым совершенным альтруизмом, в купе с блестящей разборчивостью, годятся для обладания духовной силой, воплощённой в копье. Амфортас бы использовал его чтобы нападать и убивать врагов.  Парсифаль же не использовал его даже для самообороны.   Следовательно он способен исцелять , в то время как Амфортас упал в яму, которую вырыл для Клингсора.
  В последнем действии Кундри, которая воплощает низшую натуру, говорит только одно слово: Служить. Она помогает Парсифалю, Духу, своей совершенной службой.
 В первом действии она идёт спать, когда Парсифаль посетил Грааль. На этом этапе Дух не может воспарить в высь, если тело не спит или умерло.
Но в последнем акте Кундри, тело, также идёт в замок Грааля, поскольку оно посвятило себя своему высшему Я, и  Дух, Парсифаль, достиг  стадии освобождения, о которой говорится в Откровении: "Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он никогда не выйдет вон». Такой человек будет работать для человечества из внутренних миров, и он более не нуждается в физическом теле, он находится выше  закона возрождения, и, потому Кундри умирает.
Оливер Уэнделл Холмс  в своём прекрасном произведении " Камерный  Наутилус", воплотил в стихах эту идею постоянного совершенствования при помощи постепенного улучшения оболочек, и окончательного освобождения.  Наутилус строит свою спиральная оболочку в раздельных отсеках, постоянно оставляя более мелкие, которые он перерос, до самой последней.

     "Год за годом наблюдал молчаливый труд

          Который разматывал свои  блестящие витки;

          По мере того, как спирали росли,

          Он менял прошлогоднее жилище на новое.      

          Крался мягким шагом сквозь блестящую арку,

           Закрывал напрочь дверь ведущую,

           В свой последний обретенный дом, а старого не знал более.
         
           Спасибо за небесное сообщение, принесённое тобой,

           Дитя блуждающего моря,

          Отлитый на её коленях, несчастный!

          Из твоих мёртвых губ более ясная нота рождается

          Чем когда-либо выдутая Тритоном из плетеного рога!

          В то время как в моем ухе она звенит,

          Сквозь глубокие пещеры мысли я слышу голос, который поет:

          Построй себе более величественные особняки, душа моя,

           Как  быстро сезоны сменяют один другого!

          Оставь своё прошлое с низким сводом!

          Пусть каждый новый храм будет благороднее, чем предыдущий,

          Закрытый от неба куполом более обширным,

          Доколе наконец искусство свободно.

          Оставляя свою ненужную оболочку неутомимому морю жизни!"