Вытекший глазик любимой

   Цифры. Их власть над нами велика. 19ЗЗ и, может быть, … 1992. Проспект Иль - старая борозда на городском теле. Бетонное тело здания, под которым они встретились  - росток прошлого. Куда ты стремишься, 33? В 92?
   Там, где ты нашёл нас, было много цветов. Как увядающие лепестки опадали минуты, часы и дни, чтобы затем возникнуть вновь у этого незаметно стремящегося куда-то дальше каменного ростка. Вот и солнце появилось – 33 – и солнце взметнулось – 92. Взметнулось и поникло, – наступал закат. Что переменилось? Только цифры…
   Они шли втроём. Саша, Дин и, ведший их, Денис. 31-ый закат августа. Всем троим хотелось покрепче утвердить ноги, зацепиться надёжней в этой каменной, гладкой от времени борозде-улице, и не сорваться за горизонт вместе с солнцем.
   Дин всё понял ещё когда вышел из дома и увидел тоскливо закатывавшийся небесный зрачок – сегодня он не ждал от судьбы никаких счастливых обмороков.
   Саша был горд своим новым  костюмом, и, напротив, приятно взволнован предстоящим вечером, поэтому не замечал ничего и страшно смущался.
   Дениса как всегда неукротимо влёк неистощимый поток половой истомы.
   Когда до бетонного ростка и цветочных рядов под ним оставалось метров пять, Дин подумал, что ему не хватает монокля, который можно, удивлённо подняв бровь, глупо выронить при знакомстве: Есть такое имя - Адель?

Я превратил майское небо в вытекший глазик
Любимой,
Я вырыл себе могилу в созвездии Южного Креста,
Но всё кому-то мычу бессловесной скотиной,
Как жутко идёт моему уху золотая серьга.

   Они увидели их лица – двух сестёр М., младшей Адели и старшей Юли – между раздраженно пунцовыми бутонами роз, жеманным нахальством цепких пионов и гроздьями тюльпанов, бледных, как истощающееся кровотечение. Адель и Денис поцеловались. Потом Денис принялся знакомить Сашу и Дина  с девушками...
   Сколько мужчин рассматривало сестёр вот так, среди продажных цветов, и … подходили ближе. А тогда своим докучливым щебетанием Юля уже наверняка завладевала искателями недолговечной красоты и сладострастно всаживала в их ладони шипы очередного букета. Адель же в это время больше молчала, робко улыбалась, обнажая белые зубы, и брала деньги. Делали всё это сёстры мастерски, цветы были хороши, упаковка соответствовала расхожим представлениям о прекрасном и круг солидных клиентов ширился.
   Саша таким знакомством был очарован. Дин не слишком доволен. Денис воодушевлён.
Обратно они шли уже впятером. Улица теперь казалась вырезанной из зеркальной  фольги – словно какие-то тупые ножницы попытались придать геометрическую форму пластине серебристой тонкой жести. И, конечно же, на этой гладкой металлической сцене все пятеро вскоре как-то вдруг поскользнулись, и … настала ночь в квартире Дениса.
   Выпито всё шампанское. Вокруг темно – помигивают огоньки стереосистемы. Ночь мучительна в своей бесконечной неопределённости. Лишние фразы, лишнее возбуждение быстро находят себе замену музыкой. Танец трёх. В темноте они едва различают друг друга, лишь на ощупь  -  Саша был лицом к Юле, Дин - за её спиной. Саша и Дин меняются местами. Над правым плечом Юли появляется странное, тёмное лицо … или Саше это только чудится?..  Нет, оно шевелит губами, но сквозь музыку не расслышать. Вдруг, откуда-то - вспышки костра, глухой, по степной траве, топот коня. Блеск клинков и кружащаяся цветастая шаль над мужскими коленопреклонёнными фигурами. Теперь уже и Дину, но только над левым плечом Юли видится всё тоже тёмное лицо с пронзительно светлыми, почти белыми глазами: Пойдём со мной!
   Саша жмурится, становится опять лицом к Юле, сменяя Дина, и … взглядывает снова поверх её плеча: всадник опустил на землю мешок, в котором что-то шевелится и тихо всхлипывает. Ведьма роняет шаль на землю и медленно подходит, лениво и хищно поводя широкими бёдрами. Лезвие ножа рассекает верёвку на мешке… Взорам предстаёт девочка лет 6-ти с распахнутыми глазами, в которых заплясали языки пламени от костра. На девочке одежда из бархата и парчи, усыпанная самоцветами, от страха она молчит, не плачет. Ведьма глубоко и жутко впивается в неё взглядом …
   И Дин тоже смотрит, затаив дыхание, но на его глазах от грубой мешковины освобождается не девочка, а молодая царственная красавица с гневными очами…
  Ничего не подозревающая Юля упивается танцем и думает, что Дин, наверное, слишком силён и неумел – ягодицами, через юбку она ощущает его напрягшийся член. Саша своей робкой нежностью ей нравится больше…
    За всем этим совсем неразличима, тихо и зябко сжавшаяся в комочек в углу дивана, грустная Адель. Денис подсаживается к ней. Та ещё больше подбирает ноги, с недоверием прислушиваясь к его учащённому дыханию… Мгновение… И Дин, ослеплённый каким-то кошмарным продолжением своего видения, не попрощавшись, выскакивает в дверь. В его ушах - женский вскрик ужаса. 
   Все удивлённо замерли – очарование было разрушено… Денис отправился провожать заспешившую домой Адель. И Юля засобиралась, но потом требовательно сжала Сашину руку… и они остались.
   Дин выбежал, Адель и Денис ушли, Саша и Юля просто уснули обнявшись. Комната опустела…    
   Если бы кто-нибудь в это мгновение мог смотреть он бы увидел, как в проёме открытого балкона распадается дряхлый город, ХХ век и всё заполоняет безоглядная средневековая степь с пылающими вдали кострами…
   А Дин, если бы был здесь, услышал бы вопль страшнее прежнего – смуглая крепкая рука ведьмы ухватила смоляные косы и дёрнула за спину голову девушки, натянула лебединую шею… Взлетел нож и… под струю крови подставлен кубок. После пряного глотка улыбаются жестокие женские губы: «Этой кровью я напою твою дочь!» – шепчет ведьма.
   Разбойники, кони. Костёр. Саша бы увидел у самого огня ведьму и девочку с затравленными глазами. Ведьма заговаривает с ней. Ребёнок, запинаясь, откликается. Постепенно разговор их делается слышен: Зачем вы меня украли? Где моя мама? – спрашивает девочка. – Не бойся, скоро ты всё забудешь… Теперь я буду твоей матерью. Выпей это! - ведьма подносит ей чашу с кровью… Девочка отпивает.