петля времени

Галина Федорова-Косарева
Петля времени…
Мне показалось: я слышу тиканье часов.  Удивилась. Давно время привычно высвечивается на сотовом телефоне. И все же я не могла ошибиться. Откуда идет звук? Открыла ящик стола  - и ахнула. Это вдруг начали тикать наручные часы. Их  сто лет назад не подарил – нет, просто оставил, забыл  на моем рабочем столе  -  Виктор,  человек из моей студенческой  юности! Часы не на батарейке, обычные механические… Кто же завел их? Разве сын, Максим,  перед отъездом на учебу в Питер…  Хотел, наверное, взять с собой, да передумал… Иного разумного объяснения в голову не приходило.
При первом же разговоре по скайпу спросила сына, не заводил ли он часики, которые валяются в ящике стола. Сын только отмахнулся от моего вопроса. У него дела серьезные. Первый курс!
Я выключила компьютер, взяла авторучку и начала писать письмо. Ему. Виктору.  Прекрасно понимая, что не отправлю его. Захотелось выговориться, хотя бы на бумаге изложить то, что мучает меня столько лет. Раз уж часики вдруг пошли, ни с того, ни с сего…  Конечно, Игра давно сыграна. Занавес закрыт. И все же…
«Милый, милый, милый!  Виктор, дорогой мой старый друг, Воин-Победитель! В годы нашей юности было бы трудно представить себе, что можно   говорить по скайпу так же просто, как вечерком на скамейке в парке. Но мы не говорим! Это другие говорят! Почему мы с тобой не говорим по скайпу, а! Конечно, мы  люди давно семейные – но как будто были когда-то друзьями! Я ищу тебя через поисковик, и мне выдают сотни сайтов, где есть упоминания о тебе. Твои блоги. Тебе нравится  появляться в соцсетях…  Да и требуют теперь это от вас, людей во власти. Блог твой полон коротких афоризмов; ты всегда среди народа, всегда улыбаешься.  Мыслишь нестандартно: целый день пить чай! Или две волны – волна любви и волна  прощания…  Ну прямо облако в штанах!
Нет, мне кажется, я все же предпочла бы всем достижениям цивилизации  наши вечерние  мотогонки…  Когда это было… И было ли?
Мы тормознули у озера…   Ты помнишь это озеро? Не может быть, чтобы ты его забыл. Огромные корни деревьев поднимали, разламывали  поверхность земли – и мы запинались за них, когда в сумерках собирали хворост для костра.
Лесные  дорожки! По ним нужно было  тихонько ходить, не нарушая звучную тишину сосен. Но мы тогда этого не понимали, мы были молоды – и больше слушали себя, чем окружающий мир. Мы орали, пели, громко свистели в четыре пальца…  Ты уже разучился, наверное….  Несолидно! У тебя и тогда свист не получался таким громким и лихим, как у меня.
Я играла роль своего парня, а ты с интересом прислушивался-приглядывался к тому, что скрывалось за  маской  крутой любительницы быстрой езды. Но что-то тогда случилось,  в  тот вечер. Туман поднялся от воды. Все вдруг затихло. Какой-то аромат поплыл. Это волшебство длилось один  момент, миг! И ты тогда в абсолютной тишине бросил в свой стакан простенькое колечко, снявши его с моего пальца, – и произнес тост: За Любовь! Что мы тогда пили? Сок персика… Да, да. Это  смешно, сок персика! Все ж за рулем. Знаешь, а это кольцо у меня сломалось тогда же, вскоре.
Впрочем, наверное, ты все забыл уже наутро. А я вот до сих пор помню и видишь, пишу тебе.
Кстати, я давно пересела  за руль форда, правда, старенького, а ты не удосужился получить права автолюбителя. Конечно, зачем!  Тебя и так возят на работу и с работы… Важным человеком стал. Победитель!
Ну да ладно. Привет, как говорится, семье. Лиз».
Я перечитала письмецо на следующее утро и  небрежно закинула его в ящик стола. Там уже давно лежит папка с газетными заметками, где  упоминается его имя, текстами, выведенными с блогов в социальных сетях, ЖЖ… Теперь вокруг него масса людей, одних френдов тысячи – а когда-то мы умели оставаться вдвоем в любом уголке нашего многолюдного шумного мегаполиса.
Все же часики, которые я надела на руку,  и это письмо не были случайной данью далекой молодости. Нет! Потому что буквально через день мне позвонили на работу и попросили заехать в больницу, такой-то номер, там-то. И была названа его фамилия – Астахов. Виктор.  Это было в высшей степени странно. Мы уже лет двадцать после окончания университета как не перезванивались. И, бог милостив,  не встречались  даже случайно на улицах. Вскоре после нашего расставания я сбросила свои байкерские шлем и куртку. Нарядившись в цивильное платье, быстренько  выскочила замуж. Родила сына Максима – и успела благополучно в тот же год развестись со своим супружником. Видишь ли, он не любил мотогонки! И трудиться, добывать деньги для семьи он тоже не хотел. Мы влезали в долги…
Надо было как-то выживать. Не возвращаться же домой, в родной заштатный городок, к родителям! Я наплевала на свой диплом педагога  и ринулась  туда, где можно неплохо заработать. Надо было растить, учить сына. Открыла агентство недвижимости. Надежды на успех были весьма шаткими, но постепенно все как-то срослось. Время летело стремительно. Сегодня у меня есть  приличная квартира и быстрый форд. Сынок  отлично закончил школу и  умотал  этой осенью  в столичный город, поступил в престижный вуз – Санкт-Петербургский горный. Надо бы постучать по дереву, чтобы не сглазить! Горжусь – но ведь осталась одна! А он щеголяет по прошпектам в новенькой форме горняка и шлет мне по электронке свои фото на фоне Невы, фонтанов и шпилей, любимых мною с юности. 
Жизнь Виктора строилась совсем по другим лекалам. Молодежный  лидер в универе, он и дальше шагал  по ниве политики. Женился  на дочке нового русского. Даже был  судим –  обвинялся в коррупции, взятках…  Все как с гуся вода. Чист!  Виктор Астахов -  ныне известный  и уважаемый в городе человек.
Что же случилось? Почему он в больнице? И чего мне-то туда тащиться? Зачем? У него семья есть! Жена! Жанна Львовна! Но я бегом понеслась в больницу. Часы ощущала на руке – время не ждет, надо торопиться.


Ко мне вышел врач, Андрей Андреевич Горбунов, человек средних лет, лысый, тощий. Некоторое время молчал, глядя куда-то мимо меня, похоже, волновался почему-то, собирался с духом, а я терпеливо ждала, пытаясь понять, в чем же дело и при чем здесь я. Наконец, он заговорил:
–  Здравствуйте. Понимаете, Елизавета Павловна, в нашей практике иногда происходят  весьма странные случаи. Конечно, Астахов – известный политик, обеспеченный человек. Но болезнь, она, знаете ли, не выбирает…
– Доктор, пожалуйста, не тяните, говорите, в чем дело. У него семья есть. Почему обо мне вспомнили? Да, когда-то были знакомы, но и только…   По общественным  делам…
– Уважаемая, понимаете,  –  доктор мялся. Говорить ему было явно тяжело,  –  ваш старый знакомый  попал в автомобильную аварию. Водитель отделался ушибами, а Виктор Павлович сильно пострадал. Прооперировали. Короче, он потерял память. Впервые в нашей практике. Сотрудников управы, которые  его пришли навестить, – не узнает. Жену, дочку  не узнает. Амнезия – так это называется.  В семье, видимо, давно было неблагополучно. Человек сутками на работе, оно понятно.  Супруга  Астахова  Жанна Львовна не могла принять такой ситуации, когда ее не узнают, отказалась от посещений  и укатила за границу. А вот имя Лиз у него с языка не сходит. Принято решение вызвать вас. В сохранившемся отсеке его памяти Елизавета Коркина как-то связана с тем временем, в котором он проснулся… Может быть, вам удастся осторожно объяснить ему, что случилось за те годы, которые он забыл… Вам плохо? Вам воды?
– Да нет, не беспокойтесь. Я в порядке. А что сообщают газеты? Я не читаю…
– Пишут: просто авария. Состояние пациента тяжелое… Здоровье физическое мы, бог даст, поправим, планируется  еще несколько операций. Но… Пока надо стабилизировать  ситуацию и как-то возвращать человека в наше время.  Его же на работе ждут. Выборы скоро. Он баллотируется.
– Выборы? –  Я явно не врубалась. При чем тут выборы? Лечить надо, спасать надо. А доктор – о выборах!
Жизнь моя, которая после отъезда сына  слегка поувяла, вновь обретала смысл.
С замиранием в груди – и   вдруг народившимся зернышком смутной надежды, шагнула я в палату для вип-пациентов.  Больничный резкий запах. У кровати сиделка. Она  в коротком белом халате, как положено в больнице,  но в темном платочке и длинной черной  юбке.  Лицо бледное, с застывшим отсветом храмовых свечей на коже. Похоже, монашка.  Губы шевелятся. Наверное, молитвы читает.
Тишина, давящая  тишина, которую нарушает только тяжелое дыхание спящего. В лице, землистом и опухшем, слегка угадывались черты того когда-то дорогого мне человека.  Весь в бинтах - крепко ему досталось, видно… Сумеет ли он вообще встать с постели? Плох, ой как плох… Я  вздрогнула и негромко застонала, почти физически ощутив его боль…
Но что это? Кто-то зовет меня. Или мне блазнится?!
– Лиз, дорогая!
Я отвела глаза от лица Виктора и обернулась. Там, на пустом стуле сразу у двери, медленно проявлялась  неясная светлая тень. Как будто заметив мой взгляд, тень  неторопливо поднялась. Высокая мужская фигура.
– Отлично, Лиз. Наконец-то ты здесь. Теперь я могу отбыть. А его оставляю тебе, дорогая. Ненадолго, не волнуйся. Пока.
Я услышала эти слова наяву или мне просто показалось, послышалось? Ситуация неординарная, прямо скажем. Видимо, все-таки тень пыталась  со мной пообщаться. Еще и рукой помахала по-дружески на прощание, прежде чем легко растаять в воздухе. Меня затрясло. Однако сиделка не шелохнулась. Доктор, зайдя следом за мной в палату, похоже, тоже ничего не заметил.
– Располагайтесь. Если сможете погостить у нас подольше и с толком для дела, не пожалеете. Считайте, заключаем договор. С финансовыми гарантиями. Захотите отдохнуть –  кровать есть. Еду будут приносить. Пожалуйста, информируйте меня, как продвигается дело. Почитайте вот свежую прессу на досуге.  Успеха.
Доктор направился к двери. Сиделка тоже встала – и оказалась худощавой высокой женщиной средних лет. Поправила платочек.
– Я ненадолго выйду. Если что, оботрите ему лицо святой водой.
 Таки, я не ошиблась,  монашенка или усердная прихожанка. Это утешает. Будет молиться. Святая вода – очень хорошо. Я верю в церковные чудеса.
К тому же  врач  как будто не услышал фразы про святую воду. Или официальная медицина уже бессильна?
И еще. Кажется, доктор намекнул, что участие  в  компании по спасению  старого друга для меня может обернуться выгодным дельцем. Это стимулирует.
А если он меня тоже не узнает, как не узнал сослуживцев и жену?  Мы столько лет не виделись. И что я могу ему сказать?!
 «Соберись, Лиз, не вешай носа. Найдешь, что сказать!» -  это мой внутренний Голос включился , уже многие годы  спокойно и уверенно ведет он меня по жизни. Значит, все правильно. Часики не зря пошли.
– Здравствуй, Виктор. Ты слышишь меня?
Он открыл глаза, посмотрел на меня внимательно и снова прикрыл веки. Не узнал?
 – Вы мама Елизаветы Коркиной? Очень похожи! – этот едва различимый  шепот  прозвучал во мне громко,  как колокольный звон. Я почти задохнулась от старой, и как только что выяснилось, неувядающей любви.  Однако надо что-то отвечать. Чтобы не мямлить, спотыкаясь и заикаясь. Постараться  взять себя в руки. Когда-то я занималась в самодеятельности, в студенчестве, играла немного на сцене. Теперь пригодилось… После некоторого молчания  начала объяснить давнему другу сегодняшнюю ситуацию. Говорить старалась беспечным и веселым тоном.
– Нет, Виктор, я сама Елизавета, все та же Лиз, правда,  без мотоцикла, приехала в больничку вон на стареньком форде, но это я, собственной персоной! А ты что, на самом деле, не узнаешь меня, Виктор Павлович Астахов,  Победитель? Или так шутишь в своей всегдашней  манере? 
–  Не верю!
– Однако это истина.
– Почему же ты так изменилась, Лиз?! Болеешь?
– Нет, в больнице ты. После автомобильной аварии. А я вполне здорова. Скажи-ка мне, Виктор, кто у нас президент?
– Ельцин, кто ж еще! Что ты мне задаешь дурацкие вопросы! Ты пришла сюда посмеяться надо мной?
– Виктор, на дворе не 1995, а 2013 год! У власти Владимир Путин, уже три срока, а в промежутке был и еще президент. Медведев. Ты даже и не слышал никогда о нем, верно?! Ты забыл почти два десятка лет. Наверное, не помнишь, и как мы поссорились. Потом ты женился, выгодно женился. Вошел в семейство новых русских. У тебя жена Жанна Львовна и дочка Каролина. Учится за границей. Я развернула перед ним первые страницы нескольких газет, которые  сунул мне в руку предусмотрительный доктор.
– Я в шоке. Трудно поверить. Но это твой голос, твои интонации. Дай  мне, пожалуйста,  зеркало.  Хочу увидеть себя…
Долго и удивленно изучал свое лицо. Наконец, тихо спросил:
– И где же эта Жанна?
– Обиделась, что ты не узнал ее. Укатила, говорят, отдыхать на модные курорты за границу. Впрочем, точной информации у меня нет. Никогда с твоей женой мы не пересекались... А сюда я попала, потому что ты меня помнишь, зовешь, звал …  Доктор разыскал, пригласил.
 Долгое молчание повисло в палате. Прошло минут десять. Виктор, видимо,  обдумывал услышанное, потом заговорил:
– Приходится признать как факт, что я потерялся во времени.  Расскажи, как ты жила все эти годы. Неужели мы с тобой расстались тогда – и все?
– И все, Витя, и все. Я тоже выходила замуж, родила сына. Теперь с мужем  в разводе.  А сын Максим сейчас – студент горного в Питере. Только что поступил. Сама  немного занимаюсь недвижимостью, держу агентство.
– Интересно, интересно! Тут мне пытались уже промыть мозги, что время на дворе другое. Что я отстал! Но я и слушать не захотел. Нет, это просто шок! Не верю! Лиз, ты не обидишься, если я по старой памяти буду тебя так  называть?  Как я мог на ком-то еще, кроме тебя, жениться…Ты мне тогда сильно нравилась. Байкерша крутая, ох!  И теперь вполне… Ладно, замолчал! Послушай, мне неловко к тебе обращаться, и все же… не поможешь ли  мне восстановить  прошлое? Раз я депутат и прочее, то в интернете и в прессе, наверное, можно что-нибудь найти. Хотя о чем я?  Прости, у тебя другая жизнь.
– Да нет,  помогу, попробую помочь!
– Лиз,  Лизетта… Лизавета, Лизавета, я люблю тебя за это, и за это, и за то…   Ты что шмыгаешь носом? Реветь не стоит. Поможешь, боевая подруга? Не могу привыкнуть к мысли, что давно не подруга, и без мотоцикла – и я – не я вовсе, а какой-то новый русский…  Конечно, это неплохо, при деньгах…  Понять бы только, какой ценой! Уф-ф! Как свести эти две реальности, не знаю…  Только на тебя надежда.
Если учесть, что все эти годы я копировала его тексты, блоги, собирала вырезки, где говорилось о нем, то просьба Виктора была совершенно  необременительной. Мне надо просто принести в больничку заветную папочку.   Но не могла же я ему так и ляпнуть, что хоть сейчас притащу полное досье. Только домой сбегаю…
 Вечером снова пришла в больничку. Доктор Гончаров появился тут же, с ожиданием  в глазах, но я сказала, что мне пока нечего ему сообщить. А  он меня успокоил, что торопиться в сущности некуда, быстрого выздоровления не предвидится… Множественные переломы, и голова пострадала…
В палате сиделка – или медсестра – снова удалилась, оставив меня наедине с пациентом.  Спасибо им за это проявление внимания.
Я принесла Виктору  свою папку с давно подготовленными материалами. Предварительно, правда, выкинув оттуда тексты, где  его обвиняли во всех смертных грехах:  в том числе во взятках,  нецелевом расходовании средств… Где шли репортажи с заседаний суда –  он погряз в коррупции. Оправдали, но в его невиновность никто в городе не верил. Оно и понятно: рука руку моет. Откаты-то нынче  все берут.
Однако полностью очистить досье от негатива я, похоже,  не сумела. Не там, так в другом месте уши вылезут.
Отдала папочку Виктору – и, не задерживаясь, бегом домой. Две ночи не спала. Плакала. Понимала: ничего хорошего из этой встречи не получится, нельзя обольщаться. Я же практичный и трезвый человек. Зачем обманывать себя пустыми надеждами? А ГОЛОС, УТЕШИТЕЛЬ МОЙ, молчал. Оставил меня одну в такую трудную минуту.
 И как Виктор оценит свою жизнь за последние полтора десятилетия? Совсем же другим он был в ту пору, когда мы гоняли на мотоциклах… легким, веселым, юморил постоянно…

Когда через пару дней я вновь пришла в  палату к Виктору, меня встретил задумчивый и мрачный  человек. От его легкого тона, шуточек «Лиза. Лиза. Лизавета…» не осталось и следа. Тяжелым взглядом исподлобья смотрел он на меня.
– Почитал. Спасибо. Большую работу проделала. Оценил. И что же теперь мы будем делать, дорогая  Лиз! Прости, но звать тебя я буду по-прежнему. Лиз! Что делать! Я их не знаю, работничков мэрии, которые ходят ко мне и ждут каких-то указаний.  Не хочу! Не нравится мне все это. Ты говоришь, у меня семья, дочь.  Где она, моя семья? Только тебя вижу. Понял – только тебя любил и люблю. Сказать это надо было еще тогда.  Сколько там лет назад. Говорю теперь. И если я все же поправлюсь, на свои ноги встану - и все сумею разрулить  с женой – где вот только она?! … Отдам этой Жанне все, что она захочет! Пошлю к черту карьеру! Лиз, почему бы нам  не  жить вместе? Если ты согласишься, конечно. Я же инвалид, наверное, теперь буду. Кому инвалид нужен?  Никому  не нужен. У тебя другая жизнь.  Я в своей новой шкуре человека при власти, при деньгах, наверное, был тебе  просто омерзителен.  Самодовольный, сытый, равнодушный!?
Я молчала. Поняла, что передо мной все тот же  Витька, но перешагнуть через пропасть стольких лет – как?!  И все же я провела рукой по его черным слегка волнистым жестким волосам. Шевелюра почти не поредела за эти годы. Все тот же красавчик. Как он дорог мне. Но это невозможно: начать подыгрывать ему, вместе строить иллюзорный мир.
– Идеальную картинку ты нарисовал. Мы с тобой прячемся от жизни в бунгало. Локомотив – реальная жизнь -  тут же раздавит наше бунгало. Даже  не старайся. Изменить вряд ли что возможно. И Жанна твоя повыпендривается, да приползет сюда.  Никуда от нее не денешься. Ты вип-персона. Раньше говорили – номенклатура. Короче, непотопляемый. Если в местной думе после аварии не потянешь, директором уйдешь куда-нибудь…  Или в совет директоров… Короче, без кресла не останешься. Знаешь, бандиты вон  своих в беде не бросают, так и ваша каста о вас заботится. Не всегда, правда. Миллиардер бывший Ходорковский сидит на зоне уже сколько лет! Независимым захотел стать от власти!  Ан ни-зя…Удивлен, не слышал еще? А что сам под судом был, помнишь?  И улики нашли, но нет!… Отчистили,  отмыли, вывели тебя дружки твои из-под удара.
Наверное, напрасно я так резко. Виктор закрыл лицо руками, молчал долго. Потом уставился  в окно, точно забыл вообще обо мне. А я вдруг увидела, что на стуле у двери вновь стало сгущаться облачко. Постепенно проявлялись руки, голова, приличный костюмчик… Опять привидение – или у меня галлюцинации? Второй раз на том же месте? Его ангел-хранитель –  Виктор-2 – так я определила эту Тень  для себя – грозил мне кулаком и  хватался за голову… Он был возмущен. Он был в отчаянии! Ему не понравились мои трезвые высказывания. Никто не хочет слышать правду!
– Что, мне надо соглашаться со всеми его идеями?! Обещать, что замуж пойду, если сумеет развестись  с женой…   Да не отпустит она его. Там же Имущество! Немалое!       –  я пыталась мысленно объяснить  Привидению – Виктору-2 – свою позицию. Но он все так же по-актерски гротескно изображал отчаяние и просьбу. Потом еще и заговорил. Похоже, только я одна могла видеть и слышать его. Виктор все так же безучастно смотрел в окно на мелкий осенний дождь…
–Утешь его, Лиз! Прости его, Лиз! Подари ему надежду! Я же тебе объяснил, что это ненадолго! Соглашайся со  всем. ПООБЕЩАЙ ЕМУ СТАТЬ ЕГО ЖЕНОЙ!!– тихий шепот был таким убедительным,  таким проникновенным, что я была готова пойти на компромисс. Склонившись над кроватью, я нежно погладила мускулистую мужскую руку. Да, следил за своей физической формой, в спортзалы ходил заниматься, небось. А сейчас такой беспомощный…
– Виктор, не расстраивайся. Все может быть. Жизнь, она непредсказуема.  Мир с 90-х годов сильно изменился. Капиталы наворованные отмыты, порядка в стране стало побольше. И свободы. Сам президент Путин вот недавно развелся с женой. Да, да, не удивляйся.  Так что все бывает. Главное, тебе надо поправиться. Набраться сил и  здоровья.
Виктор вдруг сразу оживился, даже попытался приподняться на подушке. И лучик солнца упал на постель. Слепой осенний дождь!
– Неужели сам президент  развелся?  Мир меняется, это точно. Когда-то через парткомы семьи сохраняли… Так что р-р-разведусь!  И поженимся! Скажи, что  ты  не уйдешь в никуда. Лиз! Лизетта, Лизавета! Обещай, что останешься со мной!
¬– Да, да, конечно,  – произнести мне эти слова было непросто. Однако… чем бы больной ни тешился, лишь бы поправился. – Посмотри, дождик кончается, солнышко выглядывает. Бабье лето еще постоит…  Скоро мы с тобой будем гулять по больничному парку…
Туманная  фигура на стуле вскочила и захлопала в ладоши…  Прекрасно. Зал аплодирует.
Целую неделю мы строили с Виктором планы будущей совместной жизни.  Я ни на йоту не верила в возможность счастливого исхода, но больше не озвучивала своего скептического отношения к самой этой идее. Тайная надежда, конечно,  жила и в моем сердце, шевелилась где-то глубоко-глубоко. Состояние Виктора между тем  улучшалось  медленно, но стабильно, показатели постепенно приходили в норму. Уже через несколько дней мы сделали первые шаги по палате. В коридор  нас попросили не выходить.
 Доктор чуть не ежедневно спрашивал меня о результатах наших бесед с пациентом, но я  отделывалась общими словами. Если не психическое, то физическое здоровье Астахова точно шло на лад. Виктор оживал на глазах. И   медики приняли решение о проведении следующей операции. Чтобы хромым депутат не остался, не то будет всегда прыгать с палочкой! Не гоже для публичного человека.

 Когда я в следующий раз появилась в больнице, чтобы навестить Виктора  после  операции, меня задержали на  вахте.
 – На вас не выписан пропуск.
Мне стало страшно.  А вдруг…  Почему… Что случилось…. Как  прошла операция?! Вдруг не выдержало сердце? Все бывает…¬
Стала звонить в ординаторскую, уточнять, в чем дело. Наконец, меня соединили с  Горбуновым. Тем самым доктором, который в памятный  первый день в больнице встретил меня и провел в палату.
– Хорошо, что вы пришли. Я сейчас спущусь.
Какое известие я  услышу? Что с Виктором?
Доктор летел по лестнице улыбающийся и очень довольный.  Значит, самого худшего не произошло.  Однако в  руках у него та моя красная папочка с подборкой материалов по Астахову и книги, которые я ему читала. Господи! Неужели?
– Уважаемая Елизавета Павловна!  Вы успешно выполнили свою миссию. Отлично провели  работу. Мне поручено передать  вам  ваши вещи  и гонорар.  Это честно заработанные деньги. Благодарность семьи и ближайших  друзей. 
– Спасибо, конечно. От гонораров не отказываются.
 Я как будто спокойно  сложила  в сумку красную папку и книги, а конверт аккуратно убрала во внутренний карман. Потом посмотрела прямо в глаза доктору.
–  Но скажите главное, как его состояние после операции?
– Превосходное. Успешно прооперировали ногу, надеюсь, теперь хромать не будет. Но мы получили  и другой неожиданный эффект:  когда Астахов очнулся после наркоза, первое, что он спросил, как развивается его предвыборная кампания …  Понимаете, память вернулась в полном объеме. Он уже вызвал Жанну Львовну. Она будет завтра. Его сослуживцы приходили, уточняют текущие рабочие моменты. Так что все в порядке.
Он доволен и словоохотлив, добрый доктор. Совсем не тот человек, которого я видела десять дней назад. Тогда он был в отчаянии и хватался за соломинку – за меня,  агента по недвижимости, старую знакомую  Астахова …   Ему сверху тогда головомойку, наверное, устраивали. А теперь все ОК.
Я еще раз поблагодарила Андрея Андреевича  за гонорар и пошла прочь. Тупо смотрела вокруг. Последнее осеннее солнышко весело посылало еще теплые лучи в  мир. Ветер дул  ласковый, даже не очень холодный. Красные, желтые листья тихо шуршали, играли, как котята, у моих ног …   Природа жива всегда, в любое время года.   Но сегодня шепот листьев и прыгающие лучики  света в ветвях больничного парка не могли утешить и успокоить меня.
Значит, он снова забыл. Второй раз вычеркнул из своей биографии. Ледяная пустыня. Все завершено. Спектакль закончен.  А так хотелось поверить в счастье. В то, что у нас есть будущее. Увы! Десять дней!  Только десять дней. Как же все изменилось! Значит, мне больше не надо спешить в эту больницу.
Дома я развернула конверт. Пересчитала купюры. Можно будет расширять бизнес, снять новый офис и принять на работу еще несколько человек.  Ах, Виктор, Виктор! 
Открыла ящик стола, вытащила ТО письмо и порвала. Глянула на часы  на руке. Конечно, они стояли. Попробовала завести – нет! Не идут! А что же та тень, которая  гримасничала в палате – Виктор-2?  Ему-то зачем была нужна эта трагикомедия, чего ради? Если все прахом! Все мечты. Знал ведь все. Говорил же, что  моя роль ненадолго, а я не поняла. И где он теперь…
Неожиданно увидела дорогое  Привидение за оконным стеклом. Если учесть, что я живу на десятом этаже… Висит, болтается...  Прижимается лицом прямо к стеклу …Видимо, на мою территорию заходить не имеет права. Наверное,  сама я и вызвала его появление внутренним плачем своим и  отчаянием. 
–  Прости, Лиз! Я тоже надеялся. Если бы не было нового наркоза, все бы получилось. Понимаешь, есть  такой термин – точка бифуркации. Когда волновой характер происходящего  позволяет нам выйти на другой вариант будущего! Вернее, в другой рукав реальности. И в этом варианте со мной была ты!
–  С тобой? Да кто ты на самом деле? Морочишь тут мне голову! Философ ирреальности…
–   Я его душа. Видишь ли, теперь он без души прекрасно обходится. А меня отправляют  снова в школу - как у вас двоечников  на второй год оставляют. Я, выходит,  не справился…
Он ревел... По его щекам потекли слезы…  Да нет, это дождь пошел. Поплотнее закрыла окно. В квартирах еще не топят, а на  улице уже почти по-зимнему  холодно. Простывшие все ходят, носами шмыгают. Никак нельзя позволить себе заболеть с расстройства, от стресса такого. Агентство мое скромное тогда просто рухнет. Поплотнее закуталась в  меховушку. Включила обогреватель.
В вечерней тишине квартиры особенно резко раздался зовущий голос  компьютера. Я подскочила. Сын в скайпе. У него все нормально. Готовится к первой сессии. Спрашивает, как дома дела.
– Хорошо, Максим, все хорошо, не волнуйся. Учись!  А я потихоньку буду расширять дело. Может, организуем семейную фирму.
– И не надейся. Я ж горняком буду, а не коммерсантом!
– Поживем – увидим.
Стараюсь улыбаться. После разговора с сыном ложусь как мертвая – но заснуть не удается. В голове снова звучит тот Голос, которому я всегда доверяю и которого так давно не слышала. Целых десять дней. Он утешает:
– Голубка! Ты не сделала ошибки. Не кори себя. Завершен, наконец, этот этап жизни. Он несколько затянулся  - почти на четверть века. Но отныне ты свободна. Начинается новая страница биографии.
Хорошо успокаивает Голос. Встала, выпила корвалол. Не помогло. Всю ночь пролежала без сна, снова и снова перебирая, как фотографии,  один за другим эти десять дней моей  реальной жизни. Слез не было.
Москва
 24 августа 2013 г. – 17 сентября 2013 г.