Телеграмма с Колымы

       1944 год, конец зимы, четверг.

       Сегодня что-то  случилось. Слёзы – ручьём. И их не удержать. Они льются сами по себе. Почему? Что  случилось? Да вроде бы ничего и не произошло: обычный день – четверг. А они стекают тонкими струйками по  щекам, эти слёзы.

       Сквозь застилающий глаза слёзный поток – томный взгляд Мадонны. Да, это – статуя Девы Марии Лурдской. Женщина узнала эту скульптуру: она ведь стоит в правом алтаре костёла Святого Людовика Французского. А это значит, что и сама эта женщина сейчас находится в католическом костёле Святого Людовика, который на Малой Лубянке рядом с НКВД.

       Но как она могла оказаться в нём? Женщина перед алтарём не может сама себе объяснить это: видно, и в самом деле сегодня что-то случилось, и ноги сами принесли её сюда.

       Нет, она, конечно, бывала и раньше в этом костёле, который остался единственным действующим католическим храмом Москвы. Чаще бывала по большим праздникам: в Рождество да на Пасху. Крещена она была ещё там, в Риге, в буржуазной ещё Латвии, до революции.

       А вот сегодня она не помнит, как оказалась здесь, как поднималась по большой широкой лестнице к костёлу. И вот сейчас она стоит на коленях перед Мадонной и истово молится ей. А слёзы текут и текут, и ничего сквозь них не видно. Ничего, кроме Девы Марии в бело-голубом одеянии на высоком постаменте.

       И вдруг тихий голос:

       – Пани, пани!

       Женщина не реагирует. Но кто-то касается её плеча, и снова тот же голос:

       – Пани, что с Вами? Что-то  случилось?

       Кто это? Поворачивает голову и видит мужчину средних лет. Да это же он – ксёндз, отец Леопольд! Да, она узнаёт его, потому что видела раньше здесь на службах.

       – Пани, что-то  случилось? – повторяет он. – Что  случилось?
 
       Нет ответа. Только всхлипывания и поток слёз. Неостановимых.

       – Пани, давайте отойдём с Вами в сторонку и поговорим, – предлагает ксёндз и помогает ей подняться с колен. – Как Вас зовут?

       – Зося, Зофья, Софья.

       – Пани Зося, успокойтесь, пожалуйста. С кем Вы живёте? Какая у Вас семья?

       – Муж. Он на фронте. Он в армии Рокоссовского.

       – Он Вам пишет? Вы получаете от него письма?

       – Да.

       – Значит, с ним, слава Богу, всё в порядке. Успокойтесь, пани Зося, не плачьте, прошу Вас.

       – Я не могу: они сами льются.

       – А дети? Есть у Вас дети? – интересуется ксёндз.

       – Есть. Сын и дочка.

       – Они крещёны?

       – Сын – Женя – крещён. А дочка – ЛенИна – нет.

       – Дочку Вы так назвали, наверное, в честь Ленина? Да?

       – Мой муж – член партии, убеждённый коммунист.

       – У Вашей дочери не христианское имя. Я советую Вам крестить девочку. И тогда всё у Вас будет хорошо. Бог будет вести Вашу дочь по жизни.

       – Да, я сделаю так, как Вы советуете, – говорит Зося. Она уже успокоилась, и слёзы больше не застилают её глаза и не мешают видеть Мадонну там на возвышении.

       – Ну, вот и хорошо, пани Зося, – говорит ксёндз. – Приходите в воскресенье. А есть ли у Вас братья? Сёстры?

       – Есть сестра. И брат – Владислав. Но я не знаю, жив он или нет. Его арестовали в тридцать восьмом году. Сказали, что за шпионаж в пользу Польши. И до сих пор нам от него была всего только одна весточка из заключения. Это было в сорок первом году. Незнакомый человек принёс обрывок картонной пачки для папирос, на котором был написан наш адрес и ещё слова "Передайте Колыма 8 лет". Почерк был нашего Владислава. А тот человек сказал, что эту пачку выбросили из проходящего поезда, а её подобрала женщина-смотрительница на железной дороге. А он – тот мужчина – только передал нам. Вот только тогда мы и узнали, что наш Владислав осуждён на восемь лет колымских лагерей. Но вот уже три года как никаких вестей от Владислава нет. Жив ли он? Не знаю. Может, он не пишет потому, что началась война, а, может, потому, что его нет в живых?

       И на глазах Зоси снова появились обильные слёзы.

       – Успокойтесь, пани Зося. Всё будет хорошо: Бог милостив, Бог любит нас.

       – Да и какой же он шпион? – возмущается Зося. – Такие шпионы не бывают. А польским шпионом его назвали только потому, что он по паспорту – поляк …

       – Тише, пани Зося, тише,  – останавливает её ксёндз. – Не надо об этом. Идите спокойно домой. Я же сказал, что всё будет хорошо. Приходите в воскресенье. Храни Вас Господь!

       И Зося вышла из костёла.
 
                *     *     *

       А в воскресенье утром, когда Зося с сестрой, с сыном и с дочерью уже собралась идти в костёл, в дверь квартиры неожиданно постучали.

       – Кто там?

       – Откройте: почта. Вам – телеграмма. Распишитесь в получении.

                Телеграмма:

             "жив здоров телеграфируйте себе владислав"

       Телеграмма отправлена из Магадана. И отправлена она три дня тому назад – то есть получается, что в четверг. А это как раз тот самый день, когда Зося была в храме Святого Людовика и беседовала с отцом Леопольдом!

       Наш Владислав нашёлся! У него всё в порядке! Он жив и здоров! Ура!

       На радостях расцеловали почтальона и тут же решили, что крёстным отцом девочки сегодня запишут Владислава.

                *     *     *
       Владислав вернулся в Москву летом сорок седьмого года, отбыв на Колыме вместо восьми лет, которые по приговору, восемь с половиной – из-за отсутствия транспорта с Колымы на Большую Землю.

       О времени, проведённом на Колыме, долго ничего не рассказывал, а много лет спустя поведал, что работал там сначала на лесоповале – и летом, и суровой зимой, – а потом шофёром на грузовой машине.

       Рассказал о том, как однажды на лесоповале на него упало сваленное дерево, и острый сломанный сук проткнул его лёгкое. Рана сильно загноилась. В лазарете для заключённых Владислава лечил Антон Яковлевич Вальтер – это отчим известного писателя Василия Аксёнова, второй муж его матери Евгении Гинзбург.

       Антон Яковлевич арестовывался три раза, причём каждый раз по нелепым обвинениям, и на Колыме первые три года он провёл в забое на золотых приисках, а затем  работал лагерным врачом, а Евгения Гинзбург – у него медсестрой. Заключённые просто боготворили доктора Вальтера за тысячи спасённых им жизней, а за его доброту, весёлый нрав и постоянные шутки называли его "Весёлый святой".

       Владислав тоже очень благодарен доктору Вальтеру за своё спасение: ведь одного только гноя тот извлёк из лёгких Владислава чуть ли не целый стакан.

       После освобождения из колымского лагеря Владислав Казимирович не имел права вернуться на родину – в Москву – и первое время жил в городе Александров, это в ста пяти километрах от столицы. Реабилитирован только в 1955-ом году, вернулся в Москву. Искал встречи с  Василием Аксёновым, и однажды встретился с ним на презентации его трилогии "Московская сага". Владислав Казимирович рассказал Василию Павловичу о колымском этапе жизни двух замечательных людей: его мамы – Евгении Гинзбург – и его отчима – Антона Яковлевича Вальтера.

       Уже после освобождения из лагеря Владислав Казимирович понял, что тогда, в тридцать восьмом, донос на него как на польского шпиона написал – из ревности – соперник, которому приглянулась красивая жена Владислава. А красавица-жена Владислава Казимировича свой восьмилетний срок отбывала в Читинской области.


Рецензии
Великолепный очерк. Пошлите Евгению Говсиевичу, он есть на проза.ру. Остальное тоже прочитал с интересом.
Удач Вам и успехов!

Сергей Лузан   30.03.2019 12:40     Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.