В нашей жизни всякое бывает

                ''СТЁПКА – ВЕРХОЛАЗ''

          Может, кому-то кажется, что хлеб не требует больших физических затрат человека, а потому ведь неслучайно наши мусорные контейнеры напичканы кусками и буханками хлеба – бесценного народного достояния. Труд хлебороба был, есть и будет тяжёлым  всегда. По 12 часов кряду ежесуточно сидеть на тракторе, сеялке, комбайне,  глотая пыль, или ворочать груду металла при техобслуживании, поломке без всякой на то механизации где-то в поле – такое по плечу только человеку с призванием.
          Сейчас техническое оснащение сельскохозяйственных работ шагнуло далеко вперёд. В основном используются навесные орудия земледелия.
         В шестидесятых годах самой мощной сельхозтехникой был дизельный трактор С-80. Он мог одновременно тащить два прицепных зерноуборочных комбайна «Сталинец», «Коммунар»,  или два пятикорпусных плуга, или двадцатиметровую сцепку тяжёлых борон, лущильников.
          На этом благородном поприще случаются минуты  радости, гордости за свой труд, разочарования и горькие казусы. Последние, чаще всего  подстерегают при работе в ночную смену. Постоянный рокот двигателя к утру притупляет слух и начинает действовать усыпляюще. Самое коварное время  – 6-7 часов утра.
          Однажды мы, работая в ночь, таскали сцепку лущильников. Рассвет только начал брезжить, когда мы проснулись от неимоверной тряски. Вытаращив глаза, мы пялились в окна кабины и не могли понять, что происходит. Перед радиатором нашего  Стёпки' (так мы с лёгкой руки напарника Вовки Воробьёва «навеличивали» своего стального коня) сотрясаются макушки двух большущих берёз, освещённые фарами.   А мы полулежим на сидениях ногами вверх.
          Заглушил Петрович двигатель, осмотрелись. Оказалось, заехали в лес, и наш  Степка «решил потренироваться в лазании по деревьям». Но не судьба: во-первых, тяжеловат он для такого вида спорта, а во-вторых, мешала сцепка лущильников.
          До стана было далеко, да там, кроме сторожа, нет  никого. Пришлось нам ждать утра и потом другим трактором растаскивать сцепку, освобождать 'Стёпку от непотребного занятия.

                ОХ, НЕ ЛЁГКАЯ ЭТА РАБОТА…

          Был случай, когда наши сменщики «под чутким руководством» Ивана Алексеевича Копцова ночью со сцепкой борон заехали  в болото.
          Дело оказалось довольно серьёзным. Пришлось задействовать всю имеющуюся тяжёлую технику в бригаде. Целую смену тросами вытаскивали бороны, прицеп и потом сам трактор, по кабину увязший в трясине. Тут уж поневоле приходят на ум крылатые слова Корнея Чуковского: ''Ох, тяжёлая это работа:  из болота тащить бегемота''.
          Благо хоть времена сталинские прошли.  Иначе быть бы нашим трактористам Ивану Алексеевичу Копцову и  Ивану Петровичу Шевякову за «верхолазание по деревьям»  на Соловках или на Колыме.

                РАЗНОС

          Выехали мы однажды в ночь на вспашку. Сделали загонку. Только пошли на второй круг – наш стальной конь вдруг,   как  взревел и попёр…  да так,  что встал на дыбы. Петрович на ходу выскочил и стал носиться вокруг трактора, размахивая руками, словно крыльями. Мы с напарником Вовкой Воробьёвым соскочили с плугов и к нему узнать, в чём дело.  Петрович выпучил на нас глазищи, заорал:
          – Уходите, так-вашу! Чё, не видите? Двигатель в разнос пошёл! Разлетится – убьёт  нахрен!
          Откуда нам, желторотым птенцам, было знать, что это такое ''вразнос''? На всякий случай отошли в сторонку, наблюдаем. Пламя из выхлопной трубы бьёт на метр, и она раскалилась до белого свечения. Петрович носится вокруг, машет руками, матерится. Потом, видимо, «сработало реле», он подбежал, сбросил рычаг декомпрессора в нейтральное положение, и двигатель мало-помалу стал глохнуть. А когда заглох, Петрович обошёл трактор вокруг, чуть ли не со слезами сокрушенно крутнул головой, шлёпнул по толстым «ляхам» руками, сплюнул сквозь зубы и, не оглядываясь, направился с поля вон. Последовали и мы за ним. Пришли на стан, завалились спать. Утро вечера мудренее…
          Утром нас разбудили дикие вопли:
          – Ванька! Так твою…!  Ты  какого  х… вылёживаешься?! Почему не пашешь?!
          – Дык я, чё?  Двигатель вразнос пошёл!!
          – Я тебе счас разнесу в дребезги твой пустой горшок к е… !! Ты же, сука, не сызволил даже посмотреть, чё  к  чему!!
          – Дык чё смотреть, и так ясно – двигатель враз…
          – Сам ты, оболдуй, вразнос пошёл!!  Дура, бестолковая! Шплинт газового рычага у тебя оборвало!! Враз-но-о-ос! Смену дурака провалял, проспал, дубина стоеростовая! Вот запишу тебе простой на всю катушку и будешь скрести в затылке… и  ср…  Может, научишься тогда уму-разуму, осёл длинноухий!
         Это механик Владимир Петрович разносил родного брательничка Ивана Петровича, поэтому в непристойных выражениях себя не ограничивал.
         Иван уже больше не возражал, молча сопел, виновато посматривал на брата и на нас. Сели на дрожки и покатили на пашню.
         Поставить шплинт  – дело плёвое: пятнадцать минут – и всё готово. Наш  Стёпка с заливистым рокотом весело пополз по полю, оставляя за собой чёрный след вспоротой пашни. Сделали круг, и нам привезли смену. Тут уж и мы с досадой посматривали на своего Петровича. Считай, по три-четыре трудодня  вильнули  хвостом около носа, и  след  их  простыл.

                ОГНЕБОРЦЫ

         Дело было в начале осени. Мы с напарником Володей Воробьёвым после ночной смены сделали технический уход плугам, смазали ходовую трактора, помогли Петровичу промыть фильтры. Отработкой с них мы, как ваксой, «наволтозили» сапоги и они, словно хромовые, поблёскивали носами и голенищами.
         Решили сходить помыться в ближайшее озерко. Взяли мыло, полотенца и  – в путь.   Мне свои сапоги не хотелось марать, и я отправился босиком. Пока шли по лугу, набрали сухих коровьих «котяхов», так как у воды нас поджидали несметные полчища комаров, а котяшный дымок будет не по нутру кровопийцам.       
         Пришли к озерку, разожгли «котяшки», покурили, разделись и пошли в воду. Она ещё была прохладной после ночи. Мы сначала слегка побрызгались, побегали по отмели, потом, набравшись храбрости, окунулись и поплыли на середину.
         Поскольку вода в озерке пресная, то и плыть по ней очень тяжело. Спешить было некуда, поэтому прошло прилично времени, пока добрались до намеченной цели. А когда развернулись, взору нашему предстала ужасная картина.
         Там, где мы оставили одежду, полыхал костёр и валил чёрный дым. Изо всех сил, проявив всё своё мастерство в плавании, мы минут десять с пробуксовкой приближались к берегу. Выскочили, давай хватать из костра, что попадёт под руки, кидать в воду и тушить траву вокруг (поляна-то выгорела метров на пять-шесть). Когда с огнём было покончено, стали вытаскивать из воды то, что осталось от наших «рыцарских доспехов».
         Поднял я свою цигейковую шапку: в руках остался один ободок, а середина с водой плюхнулась в озеро. Поднял брюки – одна штанина сгорела полностью, от второй – уцелела наружная сторона в виде ленты. Я её  оборвал, «шортики» надел, Вовка стоит и  ржёт:
         – Ты, Витька, знашь на ково счас похож?
         – На ково?
         – На Тарзана! Токо вот кумплекцией немного не вышел, шибко угловатый! Больше на доску стиральную смахивашь! Ха-ха-ха!
         Из Вовкиных «доспехов» остался только один сапог и тот без пятки.
Пока мы ревизию снаряжению делали, слетелись «друзья-кумовья». Огня нет, спичек нет, и почали они нас клевать. Ну а нам-то, что оставалось делать: только шлёпать ладошками по голым телесам. Получалось это у нас, надо полагать, довольно артистично, вроде «матросского яблочка». Мы около часу «давали концерт художественной самодеятельности».
         Идти на стан голым было стыдно: там повариха тётя Луша готовила обед. На наше счастье пришёл помыться целинник Женя Светлаков. Росточка он был «небольшого», не менее двух метров. Дал он Вовке свою майку, а мне – трусы. Вовка майку надел, а она ему до пят.  Я трусы надёрнул: они тоже мне «вокурат» – от подмышек до колен. Женя, вдоволь над нами насмеявшись, пошёл мыться. Вовка укрылся в «ночнушке» и остался у озера. А я в «мини-шортиках» отправился в поле к сменщику Илюшке, у него было двое брюк.
         Обрядившись в одни из них, я сделал марш-бросок на стан, напялил на голое тело чей-то насквозь промасленный комбинезон. Сел на велосипед, Илюшкины брюки отвёз Володе. Не сидеть же ему целый день в «ночнушке», «кумовьев» кормить.  Сам помчался в деревню за новым снаряжением. Собрали, что было (жили-то не жирно) и – назад.
         А когда через неделю приехали домой, почти вся деревня знала о нашем ЧП.  Некоторое время нас величали пожарниками, то бишь, огнеборцами.