ПЯТЬ ДНЕЙ ИЗ ЖИЗНИ ДУСИ КУЛАКОВОЙ
1.
Будильник щелкнул и, прежде чем зазвонить, на секунду задумался. Дуся протянула руку, нажала кнопку. Быстро повернув голову, посмотрела влево, туда, где стояла кровать бабули. Та не спала. Дуся не знала, что будет, когда утром увидит ее глаза закрытыми. То есть знала, что это когда-нибудь случится, что бабуле не пятьдесят лет и что она, разбитая параличом после гибели Дусиных родителей, держится все это время только потому, что не на кого, по ее мнению, оставить внучку, и что надежды на выздоровление нет, и что сил у бабули немного. Дуся все это знала и каждый день просила то ли бога, то ли судьбу: пожалуйста, еще немного, не сейчас, я ведь стараюсь. Я не хочу, чтобы она умерла, я делаю все, что только могу. Я не знаю, как буду жить еще и без бабули. Для чего. Зачем.
Утренний распорядок в последние двенадцать лет почти никогда не нарушался. Поставив на огонь чайник, Дуся засыпала в термос горсть сухих трав, быстро приняла душ и вернулась в комнату.
- Вставайте, графиня свет Евдокия Романовна, нас ждут великие дела!
- Да уж поднимай. Что-то сегодня в четыре как будто кто толкнул, так и не заснула больше. – Бабуля говорила медленно, но довольно внятно.
- Ты как себя чувствуешь?
- А как, ты думаешь, чувствует себя полупарализованная старуха, которая второй десяток лет не может самостоятельно существовать? – забрюзжала бабуля.
Это был хороший признак. Это означало, что на сегодняшний день со здоровьем у полупарализованной старухи все более или менее нормально. Когда она плохо себя чувствовала, то становилась кроткой и ласковой. И тогда Дуся пугалась по-настоящему. А сегодня, слава богу, все ничего. Слава богу.
Дуся легко взяла бабулю на руки, мельком подумав, что та становится все легче и легче, и отнесла в ванную. Поставив бабулю на пол, сняла подгузник, сунула его в целлофановый пакет и туго завязала. Прямо в ванну устойчиво поставила пластмассовое креслице, сворованное в кафетерии на углу позапрошлым летом, посадила туда старушку, включила душ и вложила шланг в ее левую руку.
- Не горячо?
- Иди уж.
Бабуля всегда требовала, чтобы все, что возможно, она делала самостоятельно. Почему-то она считала, что так она меньше обременяет Дусю. Дуся закрыла дверь в ванную, налила в термос воду из вскипевшего чайника, этим же кипятком залила овсяные хлопья, насыпанные в глубокую фаянсовую миску. Завтрак готов.
- Забирать? – заглянула в ванную.
- Да уж не забудь…
Дуся выключила душ, накинула на бабулю большую махровую простыню и, завернув прямо с головой, понесла в комнату. Там тщательно вытерла насухо дряблое тельце, сноровисто надела на старушку подгузник и платье, посадила в инвалидную коляску и покатила на кухню.
- Пожалте кушать!
Тому, что есть надо левой рукой, бабуле не пришлось даже учиться: она была левша. «Видишь, во всем есть свои плюсы, - радовалась она. – А то все детство приучали: в правую возьми, в правую возьми… и ложку, и нож, и ножницы… а уж когда няня увидела, что я левой вышиваю, то-то скандал был! Эх, дура была няня, родись я правшой, что бы я сейчас делала?» Дуся тоже этого не знала. Бабулина леворукость пришлась очень кстати. После того, как правая половина ее тела оказалась парализована.
- Они опять стоят. – как о чем-то постороннем сообщила Евдокия Романовна, вылянув вниз из окна – и я не сомневаюсь, что по твою душу. Вчера, когда ты ушла, они исчезли тоже, и появились только после того, как ты пришла.
- Нет, ты просто выживаешь из ума! – вспылила Дуся, продолжая спор, начатый примерно неделю назад, – ну кому мы нужны? Пойми ты, мы – никто, государство - другое, все, понимаешь, все не как раньше! Да ты представить себе не можешь, до чего сейчас дошел технический прогресс! Если за мной будут следить, я никогда этого не узнаю! Ни-ког-да! А уж ты и подавно, – уже спокойно добавила она.
- Вот и я думаю, - задумчиво сказала бабуля, – это кто ж хочет дать нам понять, что за нами следят? И за каким хреном? Все знают, что я с утра до вечера торчу у окна. Ничего такого особенного я не видела, хотя все про всех знаю и могу тебе порассказать, хотя тебе и неинтересно. Да и если бы видела что-либо странное, прихлопнуть меня сразу – дело плевое, ты-то весь день на работе. А следят за тобой, и так, чтобы я это заметила и тебе сказала. У тебя на работе ничего нехорошего не делается?
- Да ты что, бабуль! Что нехорошего может делаться в рекламном агентстве! Это же не политика, это – реклама. Видишь же по телевизору: «Изменим жизнь к лучшему!» - пропела Дуся.
- А может, вы там втихаря деньги отмываете?
- От чего отмываем?
- Ну, от чего все отмывают. От наркотиков, оружия, мало ли от чего…
- Знаешь, даже если и отмываем, я тут точно ни с какого бока не касаюсь. Мои клиенты платят безналом, все у меня на виду, и деньги проходят копейка в копейку, и документы… Так что из-за работы за мной следить никто не будет.
- А знаешь, - мечтательно сказала бабуля, – может, это женихи?
- Кто?!?
- Поспокойнее. Ну, не женихи, а жених. Когда я в госпитале лежала, помнишь, у меня соседка по палате была азербайджанка, Гуля?
- Плохо помню. И что?
- А то. У них в Баку как раз так принято ухаживать: если девушка парню нравится, он ни за что к ней не подойдет поговорить, но зато ходит за ней все время на близком расстоянии, куда она – туда и он. Все знают, что это он за ней ухаживает с серьезными намерениями.
- Кто все-то?
- Ну, кто все: она, ее знакомые, друзья, родители. Там, в Баку, все друг друга знают. Положенное время отходит, и когда придет время свататься, уже все про него известно, и кто родители, и сколько денег у них, и что на свадьбу будет подарено, и где жить молодым.
- Ты хочешь сказать, они все четверо хотят ко мне посвататься?
- Ну почему все? – рассудительно сказала бабуля. – Например, жених – богатый азербайджанец из Баку, и ему в голову не приходит посвататься по-другому. У него бизнес, он работает целыми днями, а чтобы ты поняла, что на тебя обращают внимание, он нанял людей. Поэтому они и не кавказцы, что их просто наняли, чтобы они обратили твое внимание на факт слежки. Вернее, на факт ухаживания.
- Действительно, как это я сразу не догадалась – съязвила Дуся. - А супружеские обязанности он будет сам выполнять, твой таинственный азербайджанец, или тоже вот эти четверо?
- Тебе давно пора замуж! Тебе не двадцать, тебе тридцать четыре года! – отрезала бабуля. – И мне давно уже все равно, какой национальности будет этот мой долгожданный зять, хоть негр! Я хочу, чтобы когда я умру, тебе было чем заняться!
- Ну, если негр, то мне нужен минимум Кофи Аннан, – не ввязалась в свару Дуся, – а он женат. Так что, бабуль, замуж я пойду за белого. Если пойду.
Все романы Дуси были какими-то неудачными. Блеклыми были романы. Ни страсти тебе, ни взлета эмоций. Дуся, подначитавшись книжек по психологии, давно уже поняла, почему ей было так скучно: ни один из ухажеров не походил на отца, каким она его запомнила и каким любила. Не внешне, внешность-то как раз была у женихов, как правило, одинаково брюнетистая, а чем-то, чему описания Дуся не придумала, да и не объясняла себе особо. Не чувствовалось никакой силы во всех этих программистах, дизайнерах, редакторах, менеджерах, которые периодически примеривались в женихи. Не хотелось ни с кем из них умереть в один день, да и непонятно было, как с кем-либо из них можно жить долго и счастливо.
- Бабуль, – перевела Дуся тему разговора, – а это только у азербайджанцев такой оригинальный вид сватовства или у мусульман вообще?
- Кому оригинальный, а кому банальный, - попалась на удочку бабуля, которую хлебом не корми, только дай поучить внучку жизни. - Гуля-то как раз возмущалась, какие в Москве варварские обычаи, какое распутство, какие дикие нравы. Мальчик знакомится с девочкой, а ее родители даже не знают, что он ходит к ней в гости прямо домой! И соседи видят, ничего не говорят. А у них в Баку соседи как дружно живут, ты не представляешь! Гуля все поражалась, что в Москве соседи друг друга не знают, на дни рождения друг к другу не ходят, на свадьбы-похороны не помогают и все такое. У них соседи – практически родственники. Ты бы послушала, как там вынуждены считаться с соседями!
- Вот видишь! - поймала Дуся бабулю на слове.- Ты сказала: «вынуждены». Потому что это действительно отнимает какое-то количество времени и сил, ходить на дни рождения к чужим людям, а потом приглашать их к себе на дни рождения. Ты посчитай-ка, - развеселилась она, - у нас в подъезде тридцать шесть квартир, в каждой проживает от двух до семи человек, ну, будем считать в среднем, что человека по четыре. И ко всем этим ста пятидесяти человекам надо будет ходить на дни рождения, заранее готовить подарки, сто пятьдесят вечеров в году сидеть в гостях, а два раза в год принимать эту ораву у себя, на мой и твой день рождения. Как тебе перспективка? Так что вот переедем жить в Баку – и тогда будем вести себя так, как там принято. Будем дружить с соседями, будем вечерами принимать гостей, сами будем каждый день ходить в гости…
- Что значит: переедем? – забыла бабуля, с чего начался разговор о Баку. – Тебе предложили работу в другом городе?
- Здравствуйте, свет Евдокия Романовна! А кто сказал, что ко мне сватается богатый азербайджанец? К нему и поедем. С такими нравственными установками, как у него, ты можешь не опасаться быть забытой. Тебя будут любить и почитать, уважать, спрашивать твоего совета даже тогда, когда ты выживешь из ума.
- Если! Если выживу из ума! Ты мне ерунду всякую внушать прекрати! В моем роду склероза не было! И Альцгеймера тоже!
- Насколько я припоминаю, в твоем роду и инсульт не прослеживается… - погрустнела Дуся. – Ну ладно, бабуль, хватит ссориться, мне уже пора собираться. А то опять Катюшка будет на весь офис говорить, что я сегодня опоздала, чтобы весь коллектив смог оценить мой роскошный вид. Знаешь, таких подруг иметь, иногда действительно и врагов не надо. Она думает, что мне самооценку так поднимает.
- Нам, Разумовским, всегда завидовали, нам не привыкать!
- Катька не завидует. А моя фамилия – Кулакова, ты когда-нибудь выучишь? Папа обижался, хоть и виду не подавал, что ты меня Разумовской называешь, и я обижаюсь тоже. Да, я вас с мамой люблю и всю жизнь буду любить, вне зависимости от того, кто на каком свете, на том или на этом, но я – Кулакова! Паспорт показать?
- Дусь, - начала осторожно бабуля, уже в который раз. – Ну что ты в самом деле! Может, ты потому и замуж не выходишь? Кому скажи – женился на Дуньке Кулаковой! Мужики, они хилые, боятся, что заклюют друзья да знакомые, вот и опасаются этих подначек… А так – будешь Евдокия Разумовская, красиво и достойно.
- Уж если копнуть, то ты всю жизнь не Разумовской прожила, это под старость тебе взбрендило фамилию поменять.
- Не взбрендило поменять, а появилась возможность восстановить! Пока твой дорогой отец работал там, где работал, нечего и думать было восстанавливать истину! Потом бы не отмылись! Оставь посуду, я помою. Помою, сказала! Ду-ся! Я вполне дотягиваюсь до кранов!
Не обращая внимания на бабулины отчаянные выкрики, Дуся быстро вымыла посуду, намазала руки питательным кремом и прошла в комнату, где на стуле лежал тщательно отутюженный вчера костюм. Бабуля прикатила следом, чтобы не пропустить ни одного действия внучки и успеть прокомментировать каждое. Но сегодня Дуся собиралась быстрее, чем солдат в казарме, поднятый по тревоге. «Трудно ей одной весь день сидеть, - стараясь не выдать лицом сочувствия, думала она, вдевая в уши стильные серьги из нового гарнитура, присланные с оказией другом отца дядей Славой прямиком из Африки. – Может, нам кошку завести? Не позволит. У меня даже в детстве не было никаких кошек. Да и как-то за ними надо ухаживать, к чему-то там приучать… Нет, кошку не получится, не любит она их. А то бы хоть с кошкой общалась, чем в окно весь день смотреть да в телевизор…»
- Ну, я пошла. – Она чмокнула бабулю в висок. – Если что, звони на мобильный, я весь день сегодня в бегах. Только, ради всего святого, не по поводу этих идиотов, которые, как ты считаешь, за мной следят. Скорее всего, они следят за кем-нибудь, - если все-таки следят - кто уходит из дома примерно в одно время со мной. А вечером сейчас все поздно возвращаются, так что опять примерно в одно время. А тебе, старой, мерещится невесть что.
- Я, конечно, старая, но это единственное в твоих словах, с чем можно согласиться. В среду ты пришла в обед? В обед. Следом за тобой притащился тот, что самый высокий, и сидел на скамейке до самой ночи. Как раз к нему остальные по очереди и подсаживались, поболтают о чем-то, потом уходят.
- Бабуль, - уже с порога родила новую версию Дуся, - а что, если они наркотиками торгуют? А самое бойкое время – утро, обед и вечер? Ты только не выясняй ничего и не звони ни в какую милицию. Если вдруг что-то в этом роде, то тогда точно тебе надо быть осторожнее. Заметят, что ты следишь за ними, - и все, умрешь на десятом десятке крайне нелепо – от руки душегуба. Опять же, замуж кто тогда меня отдаст? Ну, я пошла.
Проходя по двору, Дуся покосилась на скамейку. Действительно демонстрация: сидит на скамейке Широкоплечий, - бабуля каждому дала кличку – и театрально отвернулся в сторону. Вдруг, как будто что-то вспомнив, резко поднялся и пошел к метро, пристроившись в пяти метрах за Дусей. Цирк! «Это зачем же, действительно, давят на психику? И кто? Если бы был один, то вполне вероятно, что маньяк. Двое – что хотят ограбить. Только за неделю ограбить можно было уже сто раз, была возможность. А вот четверо? Развлекаются? Это можно сделать и повеселее как-то. Очень сильно похоже, что им приказали, как-то банально они это делают. Но кто приказал? Уголовники какие-нибудь? И зачем? Квартиру хотят отнять? Плохая у нас квартира, можно было найти гораздо дороже при прочих равных условиях, а то и лучших. И дядя Слава в командировке, даже ни с кем не посоветуешься…» Дуся вздохнула: вопросы надо было снимать обязательно.
Друг отца дядя Слава уехал в длительную командировку в Зимбабве, пару раз звонил и один раз присылал по электронной почте письмо и фотографии с видами Африки, а на прошлой неделе прислал маленькую посылочку с драгоценностями для Дуси и какую-то чудодейственную траву для поднятия сил бабуле. Никакой экзотики писал, нет в этом Зимбабве, уныло все, начиная от климата, который хуже во много раз, чем на нашем Кавказе, и заканчивая скрытым апартеидом. Еще тридцать лет в стране все было так: чернокожее население уходит из города в шесть вечера, и ты остаешься без прислуги во всем городе до самого утра. Пиво – ужас! – подать некому, приготовить ужин и даже разогреть его некому… После получения страной независимости в течение почти тридцати лет родоплеменные связи законных хозяев страны довели ее до ручки: развалилось все. Тетя Люся, жена дяди Славы, хорошая – Дуся точно знала – хозяйка, в каждой командировке вынужденно делалась беспомощной белой леди, которой стирала, убирала, готовила разнообразная чернокожая прислуга, как правило, живущая прямо в доме. В этом отношении Зимбабве, конечно, плохая страна: самой тете Люсе, живущей «при муже», делать ничего по дому, в общем-то, нельзя, потеряешь уважение местных белых. Во всех командировках тетя Люся, дама очень энергичная, что называется, «грызла углы». Эта командировка была уже третьей по счету, и тетя Люся, собираясь в Зимбабве, страдала так, будто ее снова незаслуженно отправляли в тюрьму. Супруга, писал дядя Слава, вышивает крестом, два рушника уже вышиты, на очереди – скатерть и салфетки. Просил с оказией прислать мулине, специальные нитки для вышивки.
«Пригласят или не пригласят приехать к ним в отпуск? – размышляла Дуся. – Или я уже взрослая, таких не приглашают? Хотя бы недели на две, пока бабуля в здравии. Я бы сиделку ей взяла на это время… В таком возрасте, конечно, в любой день это случиться может, а оттуда быстро не прилетишь… Нет, если пригласят, не поеду. А может, потому и не приглашают, что знают, что не уеду от бабули ни на один день? А в Африку хочется…»
Все это хорошо, вернула Дуся мысли в старое русло, но что за люди ходят за ней уже неделю? Не грабят, не насилуют, ничего не предлагают и ничем, кроме, впрочем, самого факта слежки, не пугают. Ждут, когда подойдет сама и спросит, в чем дело? Когда терпение лопнет, когда любопытство пересилит осторожность? Не думают же они, что Дуся начнет убегать и скрываться?.. Стоп. Каждый нормальный человек на всякий случай постарался бы скрыться. Тут железно срабатывает животный инстинкт: если за тобой гонятся, ты или убегаешь, или принимаешь бой. Дуся не убегает. Значит, по логике вещей, собралась бороться. Нехорошо. Нельзя пугать бабулю, а от ее глаз вряд ли что-либо скроется, если вокруг Дуси закрутятся какие-нибудь плохие события.
Нет безвыходных ситуаций, есть неприятные решения, напомнила себе Дуся. И еще из каждой ситуации есть минимум три выхода. Два основных я знаю: прятаться или биться. Надо найти третий. Поговорить в милиции? На работе отца? Неразумно палить из пушки по воробьям. Уехать? Слишком сложно: работа, бабуля, которая может испугаться… Купить дачу в Подмосковье и жить там? В один день этого не сделаешь, да и где взять столько денег? Кредит быстро не дадут, а если и найти место, где дадут, то наверняка под очень большие проценты… Да и найдут они нас на этой даче в момент, работу же я не сменю… На другой день уже будут там стоять и снова пугать бабулю… Ну-ка, ну-ка! А что, если розыски бабулиных сестер, уехавших в семнадцатом году куда-то в Европу, все же увенчались успехом? Может, это бабулю и пугают, а вовсе не меня? Допустим, они думают, что у нас есть фамильные драгоценности. Ну мало ли кто какую информацию в интернете или газетах нашел, сейчас все что угодно можно прочитать, переписку или дневники столетней давности чьи-нибудь наследники продали. А если со мной что случится, бабуля останется совсем одна. Вот под эти побрякушки, например, они и копают. Сначала старуха испугается за мою жизнь, а потом они будут требовать за меня выкуп… Даже похищать меня не надо, просто припугнуть – и готово. И ведь не докажешь, что нет у нас никаких бриллиантов фамильных. Или что-то есть? Нашелся на западе кто-нибудь из богатых родственников, эмигрировавших после революции, и их интересует графиня Разумовская, которой по закону должны отойти богатства несметные после смерти какой-либо из сестер? Нет, нелогично. Тогда бы они так не «светились», собирали бы информацию аккуратно. Получается, ничего не боятся, потому что мешает им чем-то бабуля, ну и, получается, Дуся тоже мешает... Дуся не стала додумывать, эта версия уж совсем ни в какие ворота не лезла. Может их действительно наняли, просто они не знают кто, а потому и назвать хозяина не смогут? Вопросы надо снимать…
Так учил отец, это его слова: «вопросы надо снимать сразу, пока они не выросли в проблему». Вопросы снимали, когда учительница по английскому языку начала занижать оценки за «не то» произношение (дело было простое – папа пошел в школу и минут пятнадцать поговорил с Валентиной Ивановной по-английски о том, сколько лет прожила Дуся в англоязычной стране); снимали, когда новые соседи по площадке, ежедневно просыпая свой мусор мимо мусоропровода, не трудились его убирать (папа снял процесс на видео скрытой камерой, подарил кассету соседям и пообещал дарить такую же всем, кто будет выходить из квартиры новых жильцов); их, вопросы, снимали всегда и везде. Сразу, не дожидаясь разрастания в проблему.
Эти сегодняшние, возникшие вдруг и ниоткуда, вопросы были посерьезнее, чем просыпанный соседями мусор. До тех пор, пока непонятно, что тут нужно делать, надо притвориться, что боишься, решила Дуся, так безопаснее. Чтобы выиграть время. А может, все рассосется само собой, закончится неожиданно, как и началось. «Мы странно встретились и странно разойдемся...» - помечтала вслух она. Во всяком случае, пока неразумно злить этих четверых.
Между тем они – Дуся и Широкоплечий в пяти шагах от нее – дошли до «Семеновской», удлинив дистанцию, спустились по эскалатору. Подходил поезд и Дуся на секунду растерялась: спешить или нет? Если побежать, этот идиот подумает, что она от него отрывается. Подождать его? Совсем уже ни на что не похоже. Кто, в конце концов, кого сопровождать подрядился? Дуся прибавила шагу, ощущая спиной, что «хвост» заволновался. «А заполучи!» Дуся вбежала в вагон и тут же за ее спиной закрылись двери. Пусть думает, что она убегает. Типа спасается, в натуре. А то совсем оборзели, козлы.
Дуся представила, как эти слова она произносит вслух. Как бы среагировали знакомые? Да и кому из них она могла бы так сказать? Дуся, дочь дипломата и внучка настоящей графини, родословная которой подтверждена документами трехсотлетней давности, Дуся, выпускница МГИМО, говорящая на трех, не считая русского, языках, менеджер по рекламе крупного рекламного агентства...
Никто никогда не поверил бы, что все свое детство Дуся хотела быть такой, как большинство ее ровесниц. И что в детстве была у нее, как и у всех девочек, желающих несбыточного, мечта: она хотела вырасти и стать водителем трамвая. Родители подшучивали, а Дуся страдала. И только бабуля, мудрая бабуля, обсуждала с девочкой ее выбор. Хотя у нас в стране любой труд почетен, говорила бабушка очень серьезно, но внучка Евдокии Разумовской должна работать головой. В крайнем случае, совсем не работать. Но уж никак не числиться в «работягах». Поэтому надо учиться, много читать, чтобы, когда вырастешь, много знать, и уже тогда можно будет выбрать работу какую захочешь, можно побыть немножко и водителем трамвая, если интересно.
Как было бы хорошо, чтобы хоть кто-нибудь, взрослый, старший и умный, пришел и сказал, что нужно сейчас делать Дусе, а чего нельзя делать ни в коем случае. И запретил бы, например, ходить на работу, как не позволяли родители ходить в школу в восьмом классе во время менингитного карантина. И выяснил бы «по своим каналам», про которые в голову не пришло бы никому ничего уточнять, что это за люди следят за Дусей вторую неделю и для чего они это делают. А главное, когда это закончится. И чем.
Между тем Дуся добралась до «Маяковской», вышла из метро и свернула на Тверскую. Оп-ля! Уже стоят! Да сразу двое! Хорошо, бабуля не видит. Стриженый и Рохля, так прозвала их бабушка. Про Стриженого все было понятно – волосы почти «под ноль», как сейчас стригутся многие мужчины, это почему-то считается спортивным стилем. А вот почему второго бабуля прозвала Рохлей, Дуся так и не поняла. «Что тут непонятного! – удивлялась бабуля. – Да его за версту видно, даром что я с восьмого этажа смотрю и вижу в девяносто два года не очень-то. Рохля, он рохля и есть, поверь мне, уж я мужиков повидала!» Более серьезных аргументов, почему этот «хвост» назван ею так, бабуля не приводила. Рохля, и все. «Однако же рохля не рохля, а как-то дела свои бросил и примчался по звонку, - размышляла Дуся. – Значит, важно им меня травить. Кто же им платит, и зачем?» Платят – Дуся уже не сомневалась, на себя так не работают. Зачем – был главный вопрос. «Кто шляпку спер, тот и тетку пришил… Это я к чему? А, конечно. Выяснить зачем, значит, выяснить – кто. Или сначала выяснить, кто, и будет ясно, зачем? И не скажешь себе, что потом об этом подумаю,» - позавидовала Дуся героине «Унесенных ветром», входя в подъезд своего агентства.
2.
В холле, проходя мимо зеркала, Дуся проверила, нет ли озабоченности на лице, подобралась и завернула за угол. Большие круглые часы над столом, важно именуемым «рисепшн», показывали без трех минут десять. Секретарши Ларисы на месте не было. Дуся всегда приходила на работу вовремя, чему открыто завидовали многие коллеги. Пунктуальность считалась у начальства признаком наличия остальных деловых качеств, которыми должен обладать менеджер по рекламе. Коллектив глухо роптал, что менеджер по рекламе – профессия творческая, а творческие люди, всем известно, рассеянны и несобраны. Поэтому требовать от сотрудников приходить на работу ровно в десять – это гасить их созидательный порыв, поскольку человек, спеша на работу, думает не о том, как правильно, качественно и стильно «раскрутить» товар клиента, а о том, успеет ли он, сотрудник, до десяти часов утра закрыть за собой входную дверь или нет.
Менеджеры, одиннадцать человек, сидели в одном большом помещении, называемом «менеджерской», разделенном на кабинки пластиковыми перегородками. Такими, что поговорить еще можно через верх, и то не о своем девичьем, а о вещах глобальных, политике там или производственном процессе, а вот увидеть, что делается у соседа, уже нет. Угол менеджерской был отгорожен со всех сторон, имел дверь и крышу и именовался «кабинет шефа».
Если кондиционер втягивал и выпускал обратно, разнося в разные стороны, запах лака для ногтей или, например, средства для укладки волос, шеф, начальник отдела прессы, делал так называемый «обход», нюхая воздух в каждой кабинке и, сощурившись, разглядывал у сотрудниц ногти и прически. Если в воздухе стоял только запах кофе, шеф сидел у себя в кабинете и целыми днями что-то вполголоса бубнил по телефону. Дусе казалось, что говорил он постоянно с женщинами, причем с разными, потому что каждый раз Олег бубнил другим тоном. Впрочем, специально Дуся не прислушивалась, шеф был нормальный и компромат на него рыть не было никакой нужды. А до чужого грязного белья или скелетов в шкафах Дусе не было никакого дела. Опять же, если бы Олег считал свои разговоры секретными, он бы не держал дверь кабинета нараспашку. Некогда было Дусе сильно вникать в особенности разговоров шефа, других забот полно: нужно работать, а дома бабуля без присмотра.
Дуся пыталась организовать Евдокии Романовне «присмотр», однако строптивая бабуля наотрез отказалась от сиделки. «Дело не в том, что дорого, - выговаривала она Дусе, - а в том, что сиделка твоя будет отнимать у меня столько времени и сил, что ни на что другое их у меня не будет. Чужой человек будет торчать весь день у нас дома, делать тут все не так… И я, вместо того, чтобы смотреть телевизор или читать, буду следить за этой твоей нянькой? Нет, нет и нет!» И Дуся смирилась.
Стирала Дусе стиральная машина-автомат, уборка в их маленькой квартире занимала от силы час Дусиного времени, покупка продуктов не вставала в проблему – под окнами построили «Рамстор», большой продуктовый супермаркет, и Дуся постепенно привыкла к такому порядку вещей. Единственное, что нельзя было устроить – это общение для бабули. Все ее задушевные подружки постепенно умерли, и последние лет семь Дуся была главной собеседницей Евдокии Романовны. С молодыми – годков шестидесяти – соседками бабуля не сближалась, «не о чем говорить», разве что решала вопросы общественные, например, чья очередь звонить жаловаться на электриков, которые третий день не чинят свет в подъезде. Бабуле подъезд был без надобности, но Дуся каждый день ходила на работу, и бабуся старалась «создать внучке условия для нормальной жизни». Считалось, что если в ДЕЗ будет звонить один человек, коммунальщики будут менее оперативно принимать меры, чем по сигналам от разных жильцов.
С утра, проводив внучку, Евдокия Романовна устраивалась возле окна, клала рядом на тумбочку книгу и очки, включала телевизор. Однако, заметила Дуся, в последнее время почти не читала, предпочитала смотреть по очереди то в телевизор, то в окно. И уже, пожалуй, все больше в окно, чем в телевизор. А все из-за этой проклятой слежки.
На своей работе Дуся сосредоточиться никак не могла. А надо было: задание есть, и очень перспективное. Новый клиент – крупный немецкий строительный концерн Энке - заказал рекламную кампанию для своей всемирно известной продукции. Сначала наверняка был анализ российского рынка, сделанный тремя-пятью разными не зависимыми друг от друга маркетинговыми агентствами. Потом они там в Германии все посчитали, спрогнозировали и спланировали. Теперь они выбрали рекламное агентство, способное реализовать их масштабные планы.
С продукцией для строительства Дуся уже работала и немного представляла себе степень отдачи от рекламы в зависимости от сезона года. Сложности были в том, что примерный медиа-план, на который предлагала ориентироваться фирма, был составлен для своего региона польскими коллегами с привязкой к их мягкому европейскому климату и уже оправдал себя на строительном рынке Польши. Немцы получили стабильную прибыль и двинулись развиваться дальше на восток. То, что Польша – не Россия, и зимой у нас кровельные и гидроизоляционные работы проводить нельзя, потому что температура воздуха на улице опускается гораздо ниже плюс пяти градусов, а следовательно, зимой гидроизоляцию практически не покупают, немцам в голову не приходило. Дуся хотела так распределить затраты на рекламу, чтобы, с одной стороны, выделяемых денег получилось никак не меньше, чем дали полякам, а с другой – чтобы не рекламировать товар в те месяцы, когда он никому не нужен. Вообще-то безопаснее было продублировать польскую схему, у немцев бы никаких вопросов не возникло, но Дуся халтуры не любила. За те же самые деньги, что вложили в рекламу в Польше, в России можно получить гораздо большие объемы продаж. Если разместить все правильно.
Деловито и сосредоточенно Дуся вбивала цифры в таблицу, сравнивая свою схему и с прошлогодним графиком размещения рекламы в нашей строительной прессе итальянских кровельщиков, и с прошлогодним же планом поляков, признанным немцами качественным. То ли в Польше рекламные площади дороже сами по себе, то ли у них прессы меньше, размышляла Дуся. А может, конкуренция на рынке рекламы отсутствует напрочь, и они в прибыль себе заложили денег сколько хотели… Если так, хорошо живется полякам, не то что у нас: профессионалов все больше и больше, любой промах - и клиент уйдет к конкурентам.
Дуся посмотрела на часы: не успевает сделать всю работу за сегодня. В два часа встреча со старым партнером, много лет тот рекламирует через агентство бытовую технику, никаких неожиданностей можно не ждать, плановая встреча и, как всегда, обмен текущей документацией. В четыре – знакомство с потенциальным рекламодателем, какое-то отечественное защитное покрытие на основе ПВХ, снова строительное направление. Тут нужно будет действительно поработать: вникнуть в особенности товара, изучить рынок, предложить свою концепцию… Отечественный производитель, он же химик-лакокрасочник, только прнаслышке знал, что реклама – двигатель торговли, но что это затраты и больших денег, и времени, даже не предполагал. Пока что он по телефону поделился с Дусей размышлениями на тему о том, а не начнут ли его уникальный товар покупать и без рекламы – ведь уникальнейший продукт! Или прорекламировать его по минимуму. Потому как в производство он готов был вложиться, в сырье – тоже, а вот в раскрутку почему-то не совсем готов. Как-то мало слышал он про раскрутку. Такой нужный всем товар, был уверен химик, должны брать и так, потому что это материал третьего тысячелетия. Дуся часто встречала этих бывших химиков, физиков, математиков и инженеров, умниц в своей первой профессии, которые ничего не понимали в имидже, рекламе и пиаре.
А строительной химии самой разной в России развелась тьма тьмущая, и вся сертифицирована, и вся проверена, и какую ни возьми – присуждены различные дипломы и медали… Чтобы раскрутить еще и это чудо-покрытие, надо будет из-под себя выпрыгивать. Поймет ли это лакокрасочник?
– Ларис, - позвонила Дуся секретарю по внутреннему телефону, – я в «Неяду», а после нее в этот «Парадиз» или как его, так что сегодня уже меня не будет, я только на мобильном.
– Хорошо, труженица ты наша, - в голосе Ларисы слышалась явная зависть. – Тебе можно куда хочешь. А звонить – на мобильный? Вчера была недоступна…
– Ларис, ну я же в метро! – обиделась Дуся.
– Так и в метро сейчас везде берет. - Лариса перешла на доверительный тон, - Дусь, да я же понимаю, что ты сразу губы надула! У тебя же должна быть личная жизнь! Бабка-то как, по-прежнему?
– Спасибо, в порядке. Ты же имела в виду, что с ней все нормально?
– Разумеется. – Голос секретаря стал металлическим. – Так куда тебя записать? В «Неяду» и еще куда?
– Секунду, я проверю. – Дуся открыла ежедневник. – «Парадиз-М», строительная химия, производитель.
– Ни в жисть не буду пользоваться отечественной химией, - чтобы хоть как-то отомстить Дусе за нежелание сближаться, сказала Лариса. – Французские духи-то не все сейчас модно брать… В этом сезоне вообще какие-то новые запахи… Дусь, ну не пойдет на рынке никакая отечественная химия!
– Пойдет, солнышко! – злорадно улыбнулась в трубку Дуся. – У меня все пойдет! Только сначала я разберусь, как.
– Да, Дусь, чуть не забыла! Завтра в десять тридцать совещание по воде, ну, по минералке этой, что-то у них там не идет. Не продается вода эта идиотская. Ты по ней работала?
– Нет, так что меня не записывай. И Ларисочка, если я лишусь хоть одного клиента потому, что он услышит, какие эпитеты ты употребляешь в связи с его замечательным товаром, мы поссоримся навсегда. Ты поняла, солнышко?
– Дуся, в холле – ни одного человека. И я ничего такого не говорю. Что ты ко мне все время цепляешься? Я просто сказала, что вода не продается.
– Солнышко, я опаздываю. На совещание меня не записывай. Я на мобильном, но клиентов на меня не переключай, потому что у меня в два и в четыре переговоры. Позвони мне, если я кому нужна, и я им сама перезвоню. Хотя сегодня я включила автоответчик на мобильном, так что теперь не нужно мне по сто раз набирать, когда я в метро. Спасибо, солнышко. До завтра. Я выйду через черный ход, мне к «Пушкинской», поэтому и звоню. Пока.
– Как ты с ней дружишь? - Подняла секретарша глаза на Катерину, прихлебывающую кофе в кресле для посетителей. – Про бабку не спроси, продукт не обзови… Не так стоишь, не так сидищь… Не так, блин, свистишь…
– Не так стучишь, Лорик.. Год уже секретарь-помощник директора, а все никак в коллектив не впишешься. Давно уже пора расти, а ты все и ныне там, откуда пришла. Тем более что шефу все время некогда, захотела бы – постепенно один вопросик бы на тебя переключил, второй, зарплатку бы прибавил… Глядишь, работать стало бы интересней. А ты все сплетни собираешь. Кому они нужны, сплетни твои? А вообще-то, Ларис, воду идиотской называть действительно не следовало. Просто ни про что никогда не говори плохо, ни про один наш товар. И даже запрети себе думать плохо о клиентах и об их продукции. Это закон рекламы.
– Господи, что это еще за закон рекламы такой?
– «Мысль материальна» называется. Как вы лодку назовете, так она и поплывет. Чтобы реклама, тобой сделанная, заработала, надо полюбить товар, который рекламируешь. И с любовью рекламу этого товара делать. Тогда у клиента будут продажи, а у нас – контракт еще на один сезон. Дуська же учит этому всех кого не лень. И это действительно работает. С тех пор, как я по дуськиному совету люблю товар своих клиентов, все они продлевают контракты. Вот так.
– Господи, ну я же секретарь! – вдруг всхлипнула Лариса. - Я же вашу рекламу идиот.. я же вашу рекламу не делаю! Я принимаю звонки! Еще я покупаю вам хрень всякую, какую закажете! Куда вы их деваете-то, ручки эти, скотчи да скрепки для степлеров, едите, что ли! Ты-то что ко мне прицепилась! Что вы все меня травите! Кать, ну ты же сама сюда меня привела, а теперь мне гадости говоришь! – Лариса расплакалась. – От меня вообще не зависит ваша реклама и ваша отдача! Сами чего-то не так сделаете, а потом мысли вам виноваты! А шеф, кстати, вообще меня видеть не может. Даже когда бумаги ему подаю, морщится. Вот что, скажи, не так?- Лариса шумно высморкалась. – У меня хороший английский, у меня высокая скорость печати! И ошибок я почти не делаю! У меня презентабельная внешность, в конце концов! В другой фирме ценили бы, а вам все не так да не так!
– Да успокойся ты, - растерялась Катерина. - Я же тебе объяснить хотела, чего не надо бы делать… Олег и морщится-то, может, потому, что за речью ты не следишь совсем, как базарная торговка разговариваешь, а он же все это слышит… А внешность у нас у всех презентабельная, с другой сюда работать не берут…
– Нормально я разговариваю! Как все разговариваю! Матом, как шеф, не ругаюсь! И с пятном на брюках не хожу! А то у него, видите ли, радиатор потек! В радиаторе вода, а не масло, откуда же масло на брюках?
– Немедленно остановись! – взорвалась Катерина. – И лицо приведи в порядок! Где, кстати, шеф?
– Вышел. Баба какая-то позвонила, он сказал, что на пять минут, и вышел. Уже полчаса нету. – Лариса старалась не всхлипывать.
– Лариска, ну боже мой, ну не баба же, а женщина!
– Кать, блин, ну это же я тебе! Ну что же я перед тобой-то прикидываться буду! Ну все же нормальные люди так говорят, когда не выпендриваются! Да что на вас на всех нашло!
– Лариска, вот знакомы мы лет пятнадцать, а почему-то раньше я от тебя не слышала ни ни «идиотские», ни «баба», ни «блин».
– Да где нам нормально поговорить-то было, ты когда английским занималась со мной, о чем мы могли поговорить? Я тебе «вы» говорила же всегда, какой тут «блин» можно было сказать? Ты пришла, отдрессировала и ушла. Как оценки да какие пробелы – вот и все твои вопросы были. Учила меня, как на ПэЭмЖэ. Я лучше всех в классе знала всю грамматику и все слова, какие проходили. Никто и не думал, что я с репетитором занимаюсь, Анн Иванна считала, что это я сама по себе такая уникальная. «Какая у девочки странно избирательная память!» – процитировала Лариса учительницу. – Никогда не понимала и сейчас не знаю, зачем он мне нужен, язык этот. Разве что для резюме. А вообще-то, Кать, все говорят, что у меня хороший английский. Как ты думаешь, - Лариса успокоилась окончательно – у меня есть шанс выйти замуж за иностранца?
– Конечно. Ты только найди не знающего русский язык, новых английских слов ни в коем случае не выучивай, а литературный английский у тебя хороший, это точно. Лет пятнадцать, как и я, он пробудет в тумане, которого ты ему поднапустишь. А может, и больше. К тому времени ты или научишься нравиться близким тебе людям, или одно из двух.
– И что же второе?
– Ларис, подумай сама. Ну ладно, пойду, дел полно.
– Кать, ну подожди. Вот скажи мне, а что Дуськина бабака-то все не умирает? Дуська же как привязанная к ней.. И когда только Дуська успевает так выглядеть и столько работать? Кать, ну не поверю я, что нет у нее никакой личной жизни! Чтобы так выглядеть, стимул нужен. И замуж не выходит, и любовника нет. Не может такого быть. Неужели вся жизнь в бабке?
– Ох, Ларисочка, не лезь ты в частную жизнь сотрудников, пока не попросят. Да и не откровенничает Дуся ни с кем никогда. Думаешь, она мне что рассказывает? Так, общие фразы. И советов моих не слушает, потому что не понимаю я этих ее жертв. Бабке давно все сроки умереть прошли, а Дуська с ней носится, как будто без бабки не свобода у нее наступит, а конец света. Любит она бабку, нет у нее никого больше. Вот только как у Дуськи в голове не укладывается, что все равно умрет бабуля ее, по законам природы умрет. Как все нормальные люди. И так пожила, редко кому удается до девяносто двух лет-то дожить.
– Катюш, а это правда, что и квартиру, и все у них отняли?
– Да почему ж отняли-то? Дело было еще в девяносто первом. Тогда и не было у нас ничего собственного, ты у родителей спроси. Все жилье было государственным, чтобы жить в квартире, в ней надо было быть прописанным. А Дуську еще задолго до командировки этой заграничной родители к бабке прописали, чтобы если та умрет, лет-то Евдокии Романовне и тогда уже было много, квартира не отошла государству, а Дуське осталась. А получилось видишь как… Родители погибли в аварии, и государству пошла трехкомнатная родительская квартира, в которой Дуська жила. Вот она по месту прописки к бабке и переехала. Тогда-то бабку и парализовало с горя: Дуськина мать у нее единственный ребенок была. И вот же, не померла, оклемалась Евдокия Романовна, да как надолго... Дуське бы бабку сдать в какой-нибудь пансионатик для престарелых, так нет, тащит. Еще и говорить на эту тему не смей. Замуж все никак не выйдет. Ну кому она нужна с такой бабкой? Плюс ко всему еще фамилия эта с имечком, вот уж действительно ирония судьбы… Мне и то стыдно кому сказать, что моя подруга – Дунька Кулакова. А уж мужики, представляю, как фыркают. Причем, заметь, наши мальчики холостые от Дуськи млеют, на фамилию и бабку им наплевать, на все согласны, а Дуська – нет, ни в какую.
– Может, за иностранца хочет?
– Вряд ли. Дуська – это не ты или я, Дуська когда хочет, она делает. И, заметь, всем желающим рассказывает, как сделать то, что хочется. Поэтому у нее завистники есть, а враги редко случаются. Вот ты ее любишь?
– Да ты что, она меня постоянно поучает!
– А деньги или помощь понадобится, к кому пойдешь?
– Ой, ну ты сказала! Зачем это мне на работе денег или помощь просить! У меня что, без работы мало знакомых? Я, слава богу, не в четырех стенах сижу, у меня и тусовка, и подружки…
– А в институт когда будешь поступать?
– Катя, ну что ты ко мне пристала с этим институтом! Ну не пошла я в институт десять лет назад, время было такое, что не на что стало родителям меня содержать! И не несешь ты никакой ответственности за меня, что ты все время переживаешь о моем образовании, тебе же деньги платили за то, чтобы ты меня английскому учила, а не за то, чтобы я в институт потом поступила. Я замуж за иностранца выйду, вот и пригодится твой язык. Знаешь, тут девочки нашли одну дискотеку, там фирмачей как собак нерезаных… Что, опять что-то не так? Ты чего вытаращилась? – Лариса обернулась на дверь офиса. - Ой, Олег Евгеньевич, я вас не заметила. Вы через черный ход вошли? Вам не звонили. А Катерина тут по делу, пришла за скрепками для степлера. Опять закончились. Едят они их, что ли?
– Катюша, тебе бы своих детей нарожать и с ними нянчиться, отдачи больше. Пошли покурим, только я сигареты возьму. – Шеф слегка улыбнулся Катерине и направился в кабинет.
– Господи, какие же вы тут все расчетливые! Вложить, получить отдачу – больше ни о чем и не говорите! – Лариса раздраженно собрала бумаги, разложенные на столе, в одну стопку. – Это не рекламное агентство, это дурдом какой-то! Как еще сказал «нянчиться», а не «раскручивать»! Вы ж тут на раскрутке все помешанные! Детей своих не воспитывать, а раскручивать будете. И считать, сколько надо вложить, чтобы отдача пошла.
– Ларис, дружочек, так нельзя. Ну сказал и сказал, он же не тебе сказал. Иду, Олег!
Катерина поспешила за Олегом в курилку.
– Кать… - Олег тщательно подбирал слова. – Я понимаю, что ты с ней давно знакома и что-то там вас связывает, но это терпеть больше нельзя.
– С кем «с ней»? – зачем-то переспросила Катя, хотя и так было понятно, о ком идет речь. – С Ларисой?
– Кать, ну давай не будем уже резать кошке хвост по кускам! Лариса работает плохо. Это не наш уровень. С этим надо что-то делать. Я, сама понимаешь, могу ее просто уволить. Но поскольку ты ее не только привела, а еще и все время опекаешь, то есть человек этот для тебя что-то значит, я готов потратить силы и время на то, чтобы сделать то, что я собираюсь сделать, максимально тактично.
– Ты знаешь способ тактичного увольнения? – горько улыбнулась Катя.
– Да, знаю. Он называется «перевод». В «наружке» есть вакансия, девочка в декрет ушла, ответственный секретарь. Зарплата на сотню баксов больше, работа непыльная. По телефону не говорить, с клиентами не контактировать. Если ты Лариску сегодня уговоришь, завтра они ее возьмут. Я договорился. Сказал, ответственная, но безынициативная, нам нужна побойчее. Думай, потому что или она переводится в другой отдел, или я ее увольняю. Мы же, в конце концов, с людьми работаем, а наше лицо фирмы как рот откроет, людям этим в глаза смотреть просто стыдно. Только ты сделай все сама: сходи в «наружку», поговори там с кем-нибудь, кто скажет, что человека нет, потом пойди к Лариске, предложи ей, разрисуй… Да что я тебя учу?
– А потом она туда придет работать, и ей скажут, что это ты договорился.
– Кать, ну что ты, ей-богу! Я договорился с Игорем из управления персонала, что он ее переведет в этот отдел, если она попросится. В отделе никто ничего про меня знать не знает, так что с этим все нормально. Сделаешь?
– Можно подумать, ты мне оставил выбор. – Катерина загасила окурок и пошла на третий этаж, в отдел наружной рекламы.
Олег еще постоял в курилке, вынул вторую сигарету, задумчиво на нее посмотрел и сунул обратно в пачку. Конечно, Катерина все сделает как надо. К завтрашнему дню уже нужна секретарша, она же – помощник директора. Директор – Олег – почему-то чувствовал себя так, как будто только что предал человека. Как это у других начальников получается избавляться от неугодного персонала? Повернув в свою половину коридора, он сделал озабоченное лицо и как можно строже спросил у Ларисы:
– А где Кулакова?
– Олег Евгеньевич, она на двух встречах и сегодня уже не придет. Она включила автоответчик на мобильном, ей что-нибудь передать?
– Передай ей, что завтра с утра клиент придет корректировать кампанию по воде. Она что-нибудь делала для «Локаса»?
– Нет, она совсем не занималась этой фирмой. Я у нее спрашивала.
– Хорошо. Кто бы мне ни звонил, если я не на месте, разыскивай и соединяй.
Лариса постаралась скрыть любопытство.
– Я поняла, Олег Евгеньевич.
Олег побрел к себе в кабинет, ждать звонка от Катерины. Делать он все равно ничего не мог. Нужно было подготовиться к завтрашнему совещанию с представителями «Локаса», недовольными объемами продаж минеральной воды, с которой фирма вышла на продуктовый рынок зимой. Да и, собственно, все от них зависящее сотрудники отдела прессы «Сетрас-медиа» сделали: реклама размещается полностью в соответствии с графиком, утвержденным клиентом. Денег в раскрутку новой марки воды нужно было раза в три больше, однако представитель завода назвал конкретную сумму и попросил распределить ее максимально выгодным образом. Отдел прессы распределил. Теперь завтра нужно будет доказывать, что прибыль, полученная клиентом, - это именно та прибыль, которую прогнозировали. Отдача от рекламы оказалось ровно в такой пропорции к затратам на нее, какая называлась маркетологами агентства еще осенью. Слава богу, заказчику отдавали вовремя всю аналитику, и, если он не принесет с собой эти бумаги, Олег на своих экземплярах покажет те расчеты, которые и делались полгода назад. Надо только самому посмотреть эту папку, чтобы для ответа на какой-то конкретный вопрос не судорожно искать в куче таблиц требуемую информацию, а узнавать нужный листок издалека, и, почти не глядя в него, небрежно называть даты, названия журналов и газет и суммы, которые в эти издания проплачивались. Он сел в свое кресло и, глядя в одну точку перед собой, стал ждать, когда позвонит Катерина. Бумаги потом.
3.
Дуся вышла через черный ход, которым обычно пользовалась редко: считалось, что до «Пушкинской» и «Тверской» идти было дальше, чем до «Маяковской», хотя здание рекламного агентства «Сетрас-Медиа» находилось ровно между двумя этими станциями. Прошла через двор на Тверскую улицу, воровато шмыгнула из подворотни в толпу и, не оглядываясь, зашагала к метро. Спиной ощущалась пустота: похоже, никто за ней не следил. Никто не видит, что она убегает. Что Дуся не собирается начинать никакой бой.
Однако надо придумать, как она будет выяснять, что это за люди за ней следят. «Пусть придумается само, - приказала себе Дуся. – А я пока поработаю, дел-то полно».
Она подошла к спуску в метро, вынула мобильник и набрала домашний номер.
– Бабуль, если ты надумаешь что-нибудь мне сказать, а включится автоответчик, прямо на него и скажи, что хотела, значит, я в метро. Когда выйду, прослушаю. Хорошо?
– Хлеба не покупай. Я тут пироги затеяла.
– Какие еще пироги?
– С капустой да с курагой. Надоела твоя стряпня, а в шкафу в самом низу пакет муки оказался. Дрожжи я в холодильнике нашла, тесто подходит, капуста уже тушится, курагу я замочила.
– Бабуль, я тебя умоляю, не делай ничего, а? Я приду и приготовлю. Я часов в шесть, может, уже домой приду.
– А я ничего больше делать и не буду. Тесто еще подходить будет часа три, потом я его обомну, и уже до твоего прихода пусть снова подходит. Капуста остыть должна, ее горячую в пироги нельзя. Придешь и будем печь.
– Знаю я тебя как облупленную, уже тридцать четыре года знаю! Только попробуй сама испеки! Что ты там наваяешь одной рукой? Испечешь – есть не буду, вот посмотришь! Бабуль, ну а если обожжешься? – перестав возмущаться, заскулила Дуся.
– Обещаю твердо: больше ничего делать не буду. Клянусь своим здоровьем. Работай спокойно, просто хлеб не покупай домой. Если б не хлеб, я бы тебе и не сказала. А то ведь купишь, Дусь, испортится батон.
– Ну хорошо. Пока, бабуль.
Дуся позволила себе обернуться. Преследования точно не было.
В вагоне метро на «зеленой» ветке было днем не так тесно, как в час пик, и Дуся села на освободившееся место. Сидя думалось как-то медленнее, и мысли Дусины повернули совсем не в практическую сторону. И почему так получилось, недоумевала Дуся, что ей некого попросить помочь разобраться в этом деле? Ей впервые за много лет понадобилась серьезная помощь, она впервые за много лет попала в ситуацию, в которой не может ничего понять, и что же? Оказалось, что кроме дяди Славы, друга отца, у нее нет знакомых, на которых Дуся могла бы рассчитывать. Дядя Слава далеко, поэтому надеяться совсем не на кого. Только на себя. «Как же так оказалось? - загоревала Дуся, рассматривая свою жизнь со всех сторон. – Я же всем всегда помогаю. Я всегда выручаю всех, кто меня об этом просит. Мне не в тягость. Почему же мне самой некого попросить о помощи? Даже обратиться не к кому. Может, просто нет у меня сильных друзей?» Делать такие выводы было обидно, но Дуся честно старалась искать причину, которая привела к этой непонятной ситуации, в себе, как всегда учил отец. «Попала в неприятности – найди мужество признаться, что ты сама в них вляпалась» - отчетливо прозвучал в голове ироничный голос отца, как будто он сказал эти слова где-то рядом, Дуся от неожиданности даже оглянулась по сторонам. «Все, приехали. Уже началось что-то психическое. К врачу сходить или пока просто валерьянку попить? Наверное, те таблетки, что бабуле выписывают от бессонницы, все-таки нельзя, что-то там врач говорила, что никому не давать и самой не пить…»
После «Автозаводской» почти никто не вошел, и Дуся сразу обратила внимание на мальчишку лет двенадцати, который встал посреди прохода, собираясь запеть. Острое плечо оттягивала обшарпанная гармошка. Парень несколько раз переступил с ноги на ногу, чтобы встать потверже. Мальчишка был смуглый, чернявый, с густющими, загнутыми кверху ресницами. Тоненькая шейка в вороте дешевой клетчатой рубашки вызывала жалость и умиление. «Дать, что ли, пятьдесят рублей? – расчувствовалась Дуся. – Вон какой хороший. Лицо умное, глазки честные. Не просит на лечение, не ворует. Работает. Да, пожалуй, такому хорошенькому десятку маловато, дам пятьдесят».
Двери закрылись, мальчишка сыграл незатейливое вступление и запел. Репертуар хозяевами был выбран правильный, жалостливый: «А я хочу, а я хочу опять по крышам бегать, голубей гонять…», и заиграл мальчишка складно, и петь начал сразу звонко, но Дусина рука, потянувшаяся к молнии на сумке, вдруг остановилась. Певец не просил. Он бросал вызов миру. Дуся ощутила, что мальчишку ей больше не жалко.
Огромная, немереная сила слышалась в этом иногда срывающемся на петушиные трели голосе, и столько было в нем самоуважения и чего-то еще по-настоящему мужского, сразу не понять чего, что Дуся вдруг откровенно восхитилась парнем: вот это волчонок! «Этот выберется, - через минуту окончательно уверилась она, – он сможет. У него получится, чего бы ни захотел». Дуся, замерев, вслушивалась в то, о чем мальчишка пел. «Ах, детство, детство, ты куда, постой…» - произносили губы, а слышалось отчаянное: «Я вырасту. Вот увидите, я вырасту. Я такой, у меня все будет обязательно. Вы тут сидите, равнодушные и сытые, и вам наплевать, что мне трудно. Ну и что. Мне противно вам петь, но я пока делать больше ничего не умею, поэтому и пою вам. Я стараюсь. Потому что надо. Вот увидите, сволочи, я тоже вырасту, я скоро вырасту…»
Не только Дуся, весь вагон замер, люди сидели оцепенев, как-то даже испуганно, и никто почему-то не смотрел на мальчика. Когда он закончил песню и оглядел пассажиров, чтобы подойти к тем, кто хочет заплатить за концерт, то увидел, что слушатели сидят неподвижно. Люди, как и Дуся, отчетливо уловили, что рассказал о себе мальчишка, и никто не потянулся к карманам и сумкам. Жгучая обида полыхнула в черных глазищах и они мгновенно наполнились слезами. Поезд остановился на «Коломенской», двери вагона открылись, мальчик стремглав выскочил и смешался с толпой на перроне. Пока Дуся приходила в себя, двери закрылись снова, поезд тронулся и уже ничего изменить было нельзя. То есть, конечно, можно выйти на следующей станции, покататься в метро туда-сюда, найти певца и дать ему денег. Только что это изменит в мальчишкиной жизни? Деньги, сколько бы Дуся ему ни дала, все равно пойдут тому, кто этого мальчишку использует… И назавтра парень снова будет петь свою песню в очередном ненавистном вагоне метро и так же точно будет сдерживать обиду, потому что денег ему, сильному и гордому мужчине, никто не даст…
Такого стыда Дуся не испытывала давно. Даже, наверное, никогда в жизни не испытывала стыда вот по этому поводу: что не подала попрошайке. В последние годы нищие буквально заполонили метро, выпрашивая денег «на похороны», «на лечение рака», «на операцию смертельно больному сыну», «на протезы»… Столичные жители давно научились их не замечать. Однако детям, которые в метро пели, прося за это деньги, Дуся всегда подавала: это был труд, и работающие дети вызывали у Дуси чувство вины за детство, прожитое в достатке. Хотя она и знала, что все деньги эти дети кому-то отдают, и что, возможно, работают только за одну еду, и что, скорее всего, где-нибудь в Молдавии или на Украине у такого мальчишки есть родители, которые сами отправили его сюда работать… Знала и все равно подавала. Вот только мальчишке этому почему-то не подала. Боже мой, как стыдно!
Дуся не помнила, как вышла на Каширской и как ехала в троллейбусе. Очнулась она только перед дверью «Неяды». Совсем распустилась, пришлось ей отругать себя. Скоро над сериалами начнешь плакать! «Ну не дала денег и не дала, так и никто не дал! – набросилась она на мальчишку, как будто тот мог слышать. - Просить надо было как следует! В любом деле нужно разбираться, особенно, если с людьми работаешь! Веди себя, как положено попрошайке, а то – сильный он! И в руках себя держи, а то ишь ты, расплакался! Мало ли кто мне чегоне давал! Никто и не обязан!» Легче почему-то не стало, но времени на виртуальный скандал с мальчишкой не было совсем: Дуся была уже в приемной Сергея Борисенко, финансового директора «Неяды».
- Дусь, ты чего? – навстречу шел Сергей Анатольевич Борисенко. – Ты чего так затравленно оглядываешься, случилось что?
- Здравствуйте, Сергей Анатольевич! – вовремя вспомнила Дуся правила хорошего тона. - Зеркало куда дели?
- Господи, слава богу! Вот ведь женщины! А я уж черт те что подумал! Здравствуй, дружочек! Ты у меня, оказывается, не бизнес-вумен, а нормальная барышня! – обрадовался Борисенко так, как будто получил неожиданный подарок. – Без зеркала жить не можешь! На прошлой неделе стол мне заносили новый, и как-то зацепили ребята за зеркало ваше драгоценное, чем, сами не поймут. Хорошо хоть разбилось на две части, не поранило никого. Купим, купим, а то нам без зеркала никак, - покосился он на секретаршу Марину, оставшуюся сидеть на рабочем месте. – Кофе будешь? Печенье там, еще чего-нибудь? Или чай?
- Чай, - решила Дуся. – Обыкновенный, без добавок. И чего-нибудь. У нас изменения? – переключилась она на работу.
- Да нет, какие изменения! Вроде пока идем нормально. Может, увеличим чего, но только с весны, а на второе полугодие все как в прошлом году. Заходи. – Борисенко открыл перед Дусей дверь своего кабинета. – Марин, слышала?
- Да, Сергей Анатольевич. Чай. А вам?
- Ну и мне чай. И бутербродов, что ли, каких-нибудь. С сыром. Или один сыр. Дусь, ты сыр будешь? – спросил он уже в кабинет.
- Сергей Анатольевич, буду, конечно.
Дуся любила бывать в «Неяде» именно из-за таких моментов. Борисенко обставлял деловую, в общем-то, встречу так, как будто Дуся - долгожданная гостья, наконец-то нашедшая возможность заехать. Да еще в рабочее время, и теперь ради этого нужно отложить все дела. За чаем или кофе, накрытом в специальном, «чайном» углу кабинета, с его хозяином обсуждалась погода, предстоящие выходные на даче с внуками, которые подросли и такое говорят, чего в наше время и взрослые-то не знали, вкусовые качества угощений, поданных Мариной, политическая ситуация в стране или пандемия птичьего гриппа. Все, что угодно, только не бизнес. Дуся вообще-то давно заподозрила, что Сергей Анатольевич не так прост, каким кажется. Потому что каждый раз после минут пятнадцати разговоров, внимательно посмотрев, отдохнула ли Дуся, Борисенко вздыхал и говорил:
- Привезла бумажки-то? Давай за стол перейдем, я гляну. Реквизиты у вас не изменились? А то договор-то на весь год подписан. Мне тут одна фирма учудила. Договор на одни реквизиты, счета на другие… Хорошо, заметил сразу. А то потом с проверками не разберешься…
Дуся не помнила, чтобы Борисенко замечал что-то не сразу. Правда, Дуся тоже не лаптем щи хлебала, вся финансовая документация проверялась ею на предмет опечаток еще в офисе. В последние года три она вычитывала и все рекламные материалы, за которые несла ответственность, сама. В газетах и журналах почему-то была сильная текучесть кадров, и после случая, когда на утверждение из солидного, вроде бы, журнала была прислана одна рекламная статья, а поставлена в номер другая, Дуся взяла за правило проверять все, что проходит через ее руки.
- Домой? – коротко спросил Сергей Анатольевич, когда Дуся убрала в тонкий кожаный портфельчик акты, подписанные Борисенко.
- Да нет, еще встреча на «Соколе».
- Надо чего, звони.
- Да что мне может быть надо?
- Ну не знаю, мало ли. Бабушка-то как, дома?
- Ну да.
- Так и шла бы домой, завтра на «Сокол» съездишь.
- Хорошо, Сергей Анатольевич. Домой пойду. – Дуся улыбнулась.
- Врушка-то, господи. Ну иди давай на встречу на свою. А то я и так ревную, кого ты там еще рекламируешь. Хоть не бытовую технику?
- Нет, я конкурентов не размещаю.
- И это радость. А то, Дусь, - голос его стал жалобным – переходи ко мне работать, а? Порадуй старика, дела сдавать некому.
- Что это вы, Сергей Анатольевич? Какие еще дела сдавать?
- Какие-какие. Такие. Не сразу же сдавать, а года через два. Сразу тебя, конечно, никто не поставит на мое место. А на пенсию соберусь – будешь уже готовым специалистом. Дусь, подумай, перспектива хорошая. У тебя же экономическое образование? Вот и будешь работать по специальности. А то черт знает чем занимаешься.
- Побойтесь бога, Сергей Анатольевич! Реклама – двигатель торговли. Ваш же товар рекламируем.
- Так и тут будешь мой товар рекламировать. Будет твой.
- Да нет, спасибо, Сергей Анатольевич.
- Не спасибо, а подумай.
- Хорошо.
Попрощавшись, Дуся вышла из «Неяды» и пошла пешком в сторону метро. До шестнадцати еще было полтора часа, значит, можно прогуляться прежде, чем ехать на «Сокол» знакомиться с лакокрасочником.
Что тут думать, мысленно ответила она Сергею Анатольевичу. Думать тут нечего. Не может Дуся работать в полную силу, с утра до вечера. Не может. Бабуля у нее. И у Дуси все в порядке. И на работе, и дома. Вот так.
А ведь странно, задумалась Дуся, почему я не сказала ему про слежку? Он же спросил. Что со мной да все ли в порядке. Помощь предлагал. Испугалась. Чего испугалась? А того, честно сказала себе Дуся, что можно мужика подставить неизвестно под что. Он же лох в таких делах. Или не лох? В бизнесе не лох, а бизнес сейчас – сплошной криминал. И все-таки…
Дуся впервые задумалась о том, что ничего не знает о Борисенко. Лет ему где-то шестьдесят, значит, какую-то карьеру делал до перестройки. Опять же, в годы перестройки явно не растерялся, нашел, чем заняться. Кем он был в советское время? Военным? Крайне маловероятно. Чиновником? Партработником? Или?.. Да тоже не очень-то похоже. А с другой стороны, знает два языка, Дуся сама видела у него на столе немецкие и английские газеты. Не пьет: если бы пил, не выглядел бы так хорошо. Даже не курит. Интуиция – дай бог каждому. Всегда здоров: за те пять лет, что Дуся работает с «Неядой», ни разу не случалось так, чтобы Борисенко отменял встречу по болезни, даже в периоды эпидемии гриппа.
Что точно Дуся знает про Борисенко? Взрослые дочери, обе замужем. У одной – сын, лет шесть, у другой – девочки-близнецы. Жену зовут Маша. Господи, даже отчества супруги Сергея Анатольевича Дуся не знает! Где живет – не знает, чем занимался до девяностых годов – не знает, что за профессия у дочерей и у зятьев – тоже не знает… Зато Борисенко знает о ней много чего. Знает, что с элитным, в общем-то, образованием, полученным еще в те времена, когда в МГИМО нельзя было поступить без связей, Дуся работает менеджером в рекламном агентстве, потому что на руках у нее очень старая бабуля, а на такой работе достаточно свободный график. Знает, что родители погибли в автокатастрофе в 1991 году, будучи в командировке в другой стране. «Папа был журналистом-международником» - всем и всегда говорила Дуся, значит, и Борисенко так тоже должен думать. По идее. Еще Сергей Анатольевич знает, что у Дуси кроме бабули родственников нет, что отец – из детдома, а мама была у бабули единственной дочерью. Про графское происхождение, слава богу, ничего не знает. Фамилию бабули не знает. Или знает? Да нет, утвердилась Дуся, никому же не говорю, значит, и ему не сказала. Вообще мало кто знает о том, что бабуля после гибели Дусиных родителей решила найти своих родственников, растерянных после революции, и, даже будучи почти недвижимой, плохо владея речью, сменила фамилию и занялась поисками сестер, которые могли быть еще живы. Сколько сил и нервов поначалу стоило это Дусе! Но поскольку бабуля, занятая важным делом, совершенно не собиралась умирать, Дуся готова была и дальше разыскивать хоть кого угодно. Так кто же об этом знает? Знает дядя Слава, но он далеко. Знают кураторы от отцовой работы, они все знают. Катюшка знает. Пожалуй, и все, больше не знает никто. Значит, и Борисенко не знает. Что Борисенко знает про Дусю вообще? Что квартира у них однокомнатная, что Дуся не замужем и никогда замужем не была, что детей у нее нет… Ну не будет же Сергей Анатольевич рассказывать про Дусю все это каким-то уголовникам! С его осторожностью и тактом… Дусе ни про кого не рассказывает и про нее никому не будет. Хорошо, допустим.
Уже сидя в вагоне метро, Дуся вспомнила про мальчишку. Если сейчас войдет, дам ему денег, решила она. Сразу, как только начнет петь, достану кошелек и протяну несколько купюр, тогда и другие потянутся за деньгами. Это все, что я могу для него сделать.
Однако ни на «Коломенской», ни на «Автозаводской» певец не вошел, чем почему-то еще больше испортил настроение Дусе. Чтобы хоть чуть-чуть привести себя в форму, она заставила себя думать о новом клиенте. Голос у него уверенный. Продукцию любит. Как-то даже ему важнее не денег заработать, а осчастливить человечество. Это – самое плохое, потому что человечество как раз становится благодарным обычно с небольшим запозданием: когда уже очно не поблагодаришь. А вот слямзить при жизни гения плоды его трудов и получить от них прибыль – это как раз в духе сегодняшнего человечества. Есть ли у него сертификаты, разрешения, знает ли он, этот Дмитрий Иванович, что продукт должен соответствовать СНИПам, и нужны соответствующие заключения – работа, которую нужно сделать обязательно, чтобы товар пошел? В общем-то, это не Дусино дело, но все же, если индивидум хочет одарить человечество очередным эксклюзивом, он должен сам позаботиться о том, чтобы человечество знало, чей это подарок…
Время до встречи еще оставалось, и Дуся, выйдя на «Соколе», решила поесть. Рядом с метро была хорошая пиццерия, Дуся бывала там несколько раз, но есть два раза в день мучное Дуся себе не позволяла, а сегодня вечером – пирожки. «Поем салатов, - решила она, - а то что же, теперь из-за этих пирожков совсем ничего не есть? Салатик можно. И запить ананасовым соком, он жиры в организме расщепляет».
В самом конце веранды было свободно, официантка сразу приняла заказ, и Дуся достала книжку, купленную еще вчера, но так за весь сегодняшний день и не вынутую из сумки. «Вот ведь зацепил! – опять упрекнула она мальчишку из метро. – А я-то, я-то сама хороша! Впору в Армию Спасения! Или своего ребенка пора заводить, - вдруг грустно призналась она себе. – Маленького, беспомощного, родного… И бабуля была бы рада… Что-то ты, Евдокия Сергеевна, действительно засиделась в девках».
Читать совсем не хотелось, думать о работе – тоже. Хотелось жалеть себя, такую красивую, умную, образованную. Никем не востребованную хорошую хозяйку, верную жену, надежного помощника и соратницу, мудрую и справедливую мать двоих (или все-таки троих?) черноголовых шустрых мальчишек-погодков…
Дуся посмотрела через решетку веранды на тротуар, по которому в обе стороны спешили люди, поодиночке и парами. Ну и как, спрашивается, другие выходят замуж? Вот эту безвкусную девицу ведет под руку элегантно одетый муж. Или не муж? Держит уверенно, видимо, это все-таки его собственность. Где они могли познакомиться, такие непохожие? А идти рядом им комфортно, значит, все у них в порядке, все хорошо.
А вон те двое – тоже муж и жена, однако какая разница. Идут в полуметре друг от друга, как два ощетинившихся ежа. Знала Дуся и такие семьи: супруги годами враждовали и при этом не разводились, да еще не просто жили как кошка с собакой, но и продолжали заводить очередных детей…
«Эти – студенты, - оценила она очередную пару. – учатся вместе, старшекурсники, еще ничего такого, сплошные платонические чувства. Потому и похожи, что одногруппники, из-под одного пресса. Только потом, если поженятся, ей лучше бы сменить профессию. Она и сейчас-то наверняка учится лучше, а уж если начнет быстрее карьеру делать… Ох и завидуешь ты, Евдокия Сергеевна, чужому счастью!»
Дуся перевела глаза и застыла: по улице шел Широкоплечий. «Ну да, сегодня его день, он же с утра меня «повел», значит, весь день должен был именно он глаза мне мозолить. Правда, я от него сбежала, а потом сбежала и от Рохли со Стриженым… Откуда узнали, где я?» - лихорадочно соображала Дуся. «Знают Лариса, Катюшка, Олег… нет, они адреса не знают… Что еду на «Сокол», знает только Борисенко… тут два выхода, значит, широкоплечий знает адрес, если вышел на этой стороне… А может, просто случайно тут оказался? На сегодня отстранили от слежки за мной, и он домой идет или по другим делам? А если знает адрес, то значит, не Борисенко, а Лариса, адрес по номеру телефона узнать – дело техники… или Олег с Катюшкой… Или кто угодно мог позвонить в офис и спросить, куда я поехала… или они вчетвером дежурят по разные стороны от выходов из «Сокола», чтобы меня не пропустить…»
Широкоплечий прошел рядом с окном веранды, за которым сидела Дуся, и девушка вжалась в скамейку. «По сторонам не смотрит, никого не ищет. Знает, гад, точно, куда идет. По мою или не по мою душу? До четырех часов еще сорок минут».
Официантка принесла салат из кальмаров и ананасовый сок.
- Маша, - назвала Дуся девушку по имени, кривовато выведенном фломастером на бейджике у нее на груди, – посчитайте сразу, я опаздываю.
Маша покосилась на книжку:
- Да, конечно.
«Ты, Маша, свой уровень логики другим непоследовательным клиентам демонстрируй, - мысленно огрызнулась Дуся. Уходящая Маша вдруг оглянулась. - Я что, вслух это сказала? Да нет же, она просто оглянулась посмотреть, может быть, я решила заказать что-то еще к салату. А с нервами у меня совсем плохо. Уже просто не с нервами, а с головой… Добились, уроды, чего хотели. Представляю, что с бабулей. Тоже ведь версии выстраивает, откуда эти преследователи могли взяться и чем это все может закончиться. Что же делать?»
Паника в Дусиной душе поднималась все выше. Быстро доев салат, не замечая его вкуса, не посолив и даже не размешав майонез, красивой горкой лежавший поверх содержимого тарелки, Дуся залпом выпила сок, сунула книжку в сумку и поднялась.
«Господи, чуть не забыла заплатить! – спохватилась она, увидев спешащую к ее столу Машу. – Да, только этого мне не хватало: скандала в забегаловке».
Маша выглядела не виноватой, а сочувствующей. «Думает, что мне срочно позвонили. Да какое мне дело, что она думает!» – разозлилась Дуся, на ходу протягивая деньги девушке. Та внимательно посмотрела в глаза Дусе и вдруг сказала:
- Все обойдется.
- Что обойдется? – растерялась Дуся.
- Вы чем-то расстроены. Мне кажется, все у вас будет нормально.
«Да ты-то, боже ж мой, что в этом понимаешь, прислуга мелкая?» - раздраженно подумала Дуся, а вслух холодно сказала:
- Я, Машенька, просто опаздываю.
Сочувствие в Машиных глазах сменилось безразличием:
- Приходите к нам еще.
- Разумеется.
Дуся вышла на тротуар и затравленно огляделась по сторонам. Знакомых не было. Она зашла в арку дома и села на скамейку у первого же подъезда.
4.
Евдокия Романовна задумчиво смотрела в окно. Как будто недавно с ней все это было – революция, нищета, война, еще большая нищета... Мысли перескакивали с одного воспоминания на другое. Еще до войны приличных людей не осталось, а кто был, старались затаиться до лучших времен. И не жили-то никогда хорошо, особенно после войны, все боялись, боялись за себя, детей, близких... И почему Лизавета, единственная дочь, вышла замуж именно за этого невоспитанного, без роду без племени? Так и сгинули вместе. И что может она, древняя старуха, сделать для их единственной дочери, ее внучки? Какие-то непонятные люди явно угрожают их спокойной размеренной жизни. Какие-то люди зачем-то, забавы ради, хотят от Дуси непонятно чего... Попросить, что ли, чтоб в выходные Дуся свезла ее в храм в Сокольники, поставить свечку проверенному защитнику, Николаю-Чудотворцу? Бабуле показалось, что она нашла верное решение.
Зазвонил телефон. Евдокия Романовна резво подхватила трубку левой рукой.
- Слушаю.
- Здравствуйте, - произнес на другом конце приятный женский голос. – А Елизавету Георгиевну можно?
Бабуля растерялась: уже давно никто не разыскивал Лизавету.
- Какую Елизавету Георгиевну? Если Кулакову, то она погибла четырнадцать лет назад.
- Господи! Как погибла? Не может быть! Как это случилось?
- А вы не могли бы представиться? – бабуля помнила всех подруг Лизаветы, а этот голос был совсем незнакомым.
- Видите ли... Меня зовут Светлана... Мы были знакомы в Кот-Д’Ивуаре в начале девяностых годов... Я хотела спросить у Лизы кое-что...
- Милая, а что же так долго не звонили?
- Видите ли... Я думала, что потеряла записку, на которой был записан телефон... А тут ремонт делали, и за шкафом нашла... Столько лет прошло, но для меня это очень важно...
- Сожалею, вряд ли вам чем-то можно помочь. Лиза с Сергеем погибли в Африке в 1991-м.
- Какой кошмар! У них уже тогда, кажется, была взрослая дочь?
- Да, Дусе сейчас тридцать четыре.
- Знаете, мне не очень удобно, но как бы я могла с ней поговорить? Я в Москве проездом, и для меня очень важно встретиться с вашей внучкой.
- Кажется, сначала вам нужна была Лизавета.
- Я все объясню, только хотелось бы не по телефону.
- Позвоните после семи вечера. Или знаете, позвоните внучке на мобильный, может быть, Дуся сможет с вами пересечься, сейчас я вам скажу... Нет! – вспомнила бабуля про странную слежку. – Приходите прямо сейчас к нам домой, поможете мне пироги печь. Дуся придет с работы часа через два-три. Вы пироги печь умеете?
- Какая же одесситка не умеет печь пирожки! Говорите адрес.
- Так вы из Одессы? Странно, что может быть общего... Впрочем, вы где сейчас находитесь? Мы на Семеновской живем, доберетесь?
- Так это близко, я в центре.
Евдокия Романовна назвала улицу, дом и квартиру, положила трубку и снова задумалась. Говорила же Дуся, что если захотят убить, найдут возможность. А она, старая кляча, сама зовет в дом незнакомого человека. С другой стороны, эта Наташа... Света... или все-таки Наташа... Светлана, да, точно, Светлана, эта Светлана знала Лизавету и Сергея... Бабуля призналась себе, что давно уже ни с кем не разговаривала о дочери, даже с Дусей. А уж 91-й год они вообще никогда не вспоминали. Бабуля мало что помнила с того момента, как услышала о гибели дочери и мужа. Когда Слава, давний друг Сергея, с какими-то его начальниками неожиданно пришел в дом и, выбирая слова, сдержанно и сухо сообщил новость, бабуля потеряла сознание и пришла в себя только в палате реанимации, обездвиженная, беспомощная. «Инсульт, - бодренько сказал молодой врач. – ничего, восстановитесь дома». И ее, продержав в общей палате три дня, выписали.
Дуся привезла бабулю из больницы домой через месяц после похорон родителей, и, постепенно приходя в себя, Евдокия Романовна не узнала собственную квартиру. Кровать стояла прямо у окна, одна стена была сплошь до потолка заставлена большими коробками, откуда-то появился письменный стол и кресло Сергея... Внучка теперь жила у бабушки.
От этой несправедливости нужно было бы совсем умереть, совсем. Только с кем же тогда останется Дуся? Бабуля собрала силы в кулак и решила выжить. Выжить назло им всем, и выдать замуж Дусю, и даже, может быть, понянчить правнуков...
Здоровье, однако, восстанавливаться не хотело. Поначалу как будто бы наступило улучшение. Два раза в день, утром и вечером, приходила сестра из поликлиники делать уколы, потом ее сменил юноша-массажист, которого за двойную плату Дуся уговорила не пропускать процедуры и в выходные, потом Слава привез китайские капсулы, от которых тоже как будто бы становилось все лучше... Потом как-то сразу у Дуси закончились деньги.
- Бабуль, - сказала она как-то фальшивым голосом, - я тут купила книжку по массажу, знаешь, мне кажется, наш мальчик халтурит. Я тебе массаж буду делать сама.
- Ты бы лучше себе сумку новую купила, чем эту книжку, - забубнила бабуля, увидела в глазах Дуси отчаяние и все поняла. – А ну-ка рассказывай, у нас что, совсем нет денег?
- Знаешь, - попыталась отвертеться Дуся,- не все так плохо. Просто сейчас так все дорожает, что я не знаю, на сколько месяцев нам еще хватит валюты...
- А моя пенсия, твоя стипендия, это мы получаем?
- Видишь ли... Все это есть, все в порядке. Только давай я тебе массаж все-таки сама буду делать. И уколы. Я в июле опять подработать пойду, поэтому давай мы курс массажа проведем, и ты скажешь, - попыталась Дуся перевести все в игру, - кто лучше, этот профессионал или я. Давай, а?
- Господи, ну давай, что ты торгуешься, заладила: давай, давай.. У нас есть что продать на черный день?
- На какой это черный день?
- На такой черный день! На мой черный день!
- На твой черный день я денег найду! – подхватила тогда скандал Дуся. – Поэтому чтобы я больше не слышала про этот день! Ты бы лучше о белом дне подумала!
- Белый день у меня будет, когда ты выйдешь замуж! Удачно и счастливо, а не абы за кого!
- Удачно и счастливо женятся на состоявшихся девушках, поэтому пока я институт не закончу, замуж не пойду! Будь добра, еще на два-три года оставь тему замужества!
- Дуся, - тогда-то и пришла бабуле в голову идея поискать своих родственников где-либо за границей. – Внученька, ты знаешь, я тут телевизор смотрела... Русские эмигранты возвращаются, родные находят друг друга... Может, и меня кто разыскивает? Брат совсем маленький был, когда революция началась. Теперь-то нам чего бояться?
- А разве мы раньше чего-то боялись? Что ты имеешь в виду?
- Дуся, я ведь Разумовская, а это фамилия, известная фамилия. Дуся. Я хочу восстановить свою фамилию.
- Господи, да зачем?
- Хочу. Мало ли, пригодится.
- Зачем?
- Хочу. Хочу умереть Разумовской.
- Ну хорошо, вернем мы тебе твою фамилию.
- Вот и славно.
Хитрость удалась, а бояться было некого: времена другие, теперь благородное происхождение в почете у этого быдла. Погордиться, правда, тоже не перед кем: коллеги по работе, приятельницы по подъезду уже или умерли, или тихонько доживали свой век кто где под присмотром родственников или в приюте. «В доме престарелых, - хмыкнула в очередной раз бабуля. - Это ж надо так приют обозвать!» А вот шанс, что кто-то из родни отыщется и возьмет на себя заботу о Дусе, вроде бы появлялся.
«Может, эта одесситка с кем-то Дусю познакомит? Мало ли. В командировке вместе были, значит, из этого же круга. Может, у нее сын не женат или племянник. Дуська совсем гулять перестала. Ни в гости, ни на дискотеки. Мужчины не звонят. Подруги отдалились, все замужем. – Евдокия Романовна мыслями вернулась к гостье. – Во сколько она звонила? Пора бы ей уже и придти».
В дверь тут же позвонили. Старушка как могла скоро покатила в прихожую, чуть приоткрыла дверь и слегка отъехала обратно.
- Входите, что же вы!
Дверь распахнулась, и неуверенно вошедшая женщина от неожиданности остановилась.
- Входите, что же вы остолбенели! Ну да, я в коляске. А вы что ожидали увидеть?
- Простите... Я не думала... А вы мама Лизы? Я так и не спросила, как вас зовут...
- Евдокия Романовна. А вы бы, милая, представились еще раз, чтобы мне было понятнее, откуда вы на нас свалились. Тапочки наденьте, и пойдемте на кухню. Итак?
Бабуля исподтишка разглядывала гостью. Ровесница Лизки. Красавица. Не худая и не толстая. Одета дорого и со вкусом. Загорелая. Глаза черные, умные – плохо. Чем плохо, бабуля себе объяснять не стала. Плохо, и все.
Женщина, стряхнув с себя оторопь, ловко наклонилась, сняла мягкие туфельки рыжей кожи, сунула ноги в Дусины тапки и, прикинув, как это лучше сделать, развернула кресло бабули и покатила на кухню, одновременно разговаривая:
- Меня зовут Светлана, я из Кот-Д’Ивуара.
- Пардоне муа, вы же говорили – из Одессы, - тут же перебила бабуля.
- Ну да, родом из Одессы. Мой муж учился со мной в мединституте и, когда закончил учебу, я уехала к нему на родину, там и живу.
- Чудесно. Теперь мне хоть что-то понятно. И в Ивуаре вы дружили с Лизой? – с сомнением спросила бабуля. Женщина замешкалась.
- Не сказать, чтобы дружили... Понимаете, у нас в Доме дружбы был клуб советских женщин...
- Не совсем вас понимаю. Что такое – Дом дружбы?
- Дом дружбы – культурный центр посольства Советского Союза. Дом дружбы с иностранцами или что-то в этом роде. Для улучшения неформальных контактов, мне кажется. Ну, не знаю, для чего, в общем, был и был. Он и сейчас, впрочем, есть. А клуб советских женщин – потому что мы гражданство советское оставили, хотя многие жили в Африке десятки лет. В Дом дружбы можно было придти на 8 марта, например. Нигде в мире не отмечают 8 марта, а у нас отмечают. Вот мы там и собирались. Или, например, мы туда ездили на выборы, президента выбирать. А месье Кулаков был директором Дома дружбы. Он все это и организовывал. Раньше, когда был другой директор, мы собирались у кого-нибудь на вилле, а потом, когда месье Кулаков и его супруга приехали работать, они предложили собираться у них. Мы ведь советские гражданки, а здание огромное, пустует. Туда постепенно стали очень многие приезжать, и французы, и англичане. Американцы потом там дневали и ночевали. Месье Кулаков открыл бистро, поставил несколько столиков. Было очень вкусно и недорого. Музыка была хорошая, советская...
Ну а когда мой муж погиб, я очень долго не ездила в Дом, ребенка родила, потом не на кого было оставить клинику. А через время оказалось, что никто из наших уже не ездит в Дом, клуб как-то распался.
- Подождите. Так ваш муж погиб? Когда погиб?
- Ну, тогда же и погиб, в один день с вашими. Только ваши в аварии, а моего кто-то ножом пырнул, когда он из супермаркета выходил. Умер на месте.
- Ничего не понимаю. Так вы знали, что Лизавета погибла в 1991 году и звали ее к телефону? Как вам не стыдно! Что за... что за... это же форменное бесстыдство! Вы... Да вы... Убирайтесь немедленно из моего дома!
- Подождите, Евдокия Романовна, умоляю вас! Прошу вас выслушать меня, я все объясню!
- Вон!- Старушка задыхалась.
- Никуда я не пойду, - тихо и твердо сказала Светлана. – Прошу вас, я врач, покажите, где в доме лекарства. У вас наверняка поднялось давление. Вряд ли я смогу спасти вас, если вам станет совсем плохо. Но и одну я вас в таком состоянии не оставлю. Поэтому, пожалуйста, успокойтесь и давайте я вам лучше все расскажу. Я бы хотела поговорить с вашей внучкой и с вами. Поговорить очень серьезно. Возможно, мы вместе что-то поймем. Или хотя бы я пойму очень важную для меня вещь. Евдокия Романовна, вы ведь впустили меня в дом. Вы же видите, что я не воровка, не грабительница. Верьте уже и дальше. Конечно, я сглупила, позвав к телефону Елизавету Георгиевну. Но если бы я начала спрашивать, проживала ли тут такая больше десятка лет назад, это было бы гораздо подозрительней. Я даже не рассчитывала кого-то найти. У меня был номер телефона, я знала имя и все. Ни как зовут родных, ни к кому обратиться... Простите меня, пожалуйста, простите. Что вы принимаете от давления?
- В комнате на столе аппарат, - бабуля сообразила, что умирать, когда в квартире незнакомая подозрительная женщина, никак нельзя: надо дождаться Дусю. – Принесите и померяем. Если высокое, я скажу вам, чего сколько капать. Только вряд ли поднялось, в голове все нормально. Не надо, не несите. Когда же мы пирожки начнем уже печь? – решила она потянуть время. - Скоро Дуся придет.
- Дуся – это дочь Елизаветы Георгиевны и Сергея?
- Как-то странно вы, милая, их называете: она – Георгиевна, он – просто Сергей...
- Так было принято. Так и говорили. Сергей для наших мужей был месье Сергей, а его супруга – Елизавета Георгиевна. То есть мужья наши называли ее «мадам Кулакофф», ну а мы – по-русски, по батюшке. Я пыталась Бонсу, мужа, научить говорить «Георгиевна», да у него так и не получилось. «Гогиена» - вот и все, что мог сказать.
Давление оказалось в пределах старушкиной нормы и они уже более спокойно продолжили разговор.
- А дети? Дети у вас есть? – Евдокия Романовна не любила бездетных женщин.
- Дети уже выросли. Две девочки и мальчик. Сын закончил университет в Америке, сейчас клиника на нем, а я вот впервые за двадцать лет в Союз приехала. Хотя в какой Союз? Домой еду, в Одессу. Папа умер, а мама еще жива... – Светлана осеклась. – Давно никого не видела, хочется посмотреть, как она там, Одесса, как родные живут.
- Прожили и без вас! – отрезала бабуля мстительно. Потом смягчилась. - Да не переживайте уже. Делом давайте займемся. В духовке сковорода. Да нет, не эта, ниже. Да, эта. В холодильнике растительное масло. Достали, замечательно. Вон в той миске курага, на плите в сковороде капуста. Все. Мука вон в пакете стоит. А до Дуся придет, а у нас конь не валялся. Им бы, пирожкам, еще остыть чуток к ее приходу, а то с пылу с жару нельзя, говорят, для желудка очень неполезно. А теста получилось сами видите сколько. Случайно сыпанула. Не очень-то, знаете, одной рукой. Так что тесто разделите на две части, вторую в холодильник уберем.
- А внучка не готовит? – осторожно спросила Светлана.
- Готовит. Только я тоже еще не совсем инвалид. Печь она не позволила, я пообещала. А тесто замесить мне вполне по силам. Капусту тоже вот потушила. Квашеная, что ее тушить? Вымочила – да на сковородку. Что-то еще могу. Вы можете себе представить, что я родилась в начале прошлого века? Когда-то нас было много, а сейчас, я так понимаю, мы наперечет. Тут врачиха из поликлиники приходила – перешла бабуля на доверительный тон, совсем успокоившись - говорит в прихожей Дусе: «Она у вас еще жива?!» Я думала, Дуська ее укокошит на месте. «Она у нас еще и интелектуально сохранна». Врачиха меня осматривала, как музейную редкость. «Книги читаете?» - спрашивает. А Дуся: «А вы, я так понимаю, не читаете?» Врачиха злобно: «Нет ни времени ни сил. Работы много. Попробовали бы походить по участку». А Дуся: «Да, трудно вам, сочувствую». Так и поговорили. Дуся у меня менеджером по рекламе работает. Бегает по всей Москве, врачихе такие маршруты и не снились. Раньше собиралась машину купить, даже права получила. А сейчас, говорит, в Москве быстрее на метро, чем на машине, доедешь. Ну да ладно. И все-таки, Светлана, что же вас привело к нам?
- Евдокия Романовна, я даже не знаю, как и начать. Просто не знаю. Видите ли, перед своей гибелью муж отправлял факс в Москву. На ваш номер. Он отправил факс, поехал в супермаркет и погиб. Никто, кроме Сергея, не мог дать ему этот номер телефона.
- Да нет, вы ошибаетесь. Нам ваш муж ничего не мог отправлять.
- Вы ничего не принимали по факсу?
- Да мы им вообще не пользовались. Не знаю, Дуся привезла его из Африки, видимо, для работы, да так и стоял. Дуська тогда как-то странно съездила в Африку. Поехала переводчицей на теннисный турнир, неожиданно приехала, говорит, даже никого из родителей не видела, а на другой день это все и случилось.
- Как – переводчицей?
- Она работала летом с одним крутым фирмачом, очень хорошо ему переводила, по-моему, там даже что-то было у них, ну, вы понимаете. Он в России бизнес собирался открывать, переговоры вел в разных городах, и в Питере, и в Казани, много где. Она, Дуся, с ним ездила. А в августе он полетел на чемпионат Африки по теннису, он игрока какого-то талантливого спонсировал, что ли... Как раз в Кот-Д’Ивуаре и был чемпионат. И Дусю с собой взял. Собиралась на две недели, родителям не сообщила, хотела сюрприз сделать, ей ведь уже больше восемнадцати было, а вернулась через три дня и объяснять отказалась, что случилось. Поссорились, видимо, с фирмачом со своим. Видимо, так он ее обидел, что она на самолет и домой, даже с родителями не повидалась. Вот так. А факс, наверное, этот Алекс ей купил, для работы. Ни разу он нам не понадобился.
Со мной после похорон инсульт случился, так что мы эти времена никогда с ней не вспоминали даже. Факс этот потом на обычный телефон Дуся заменила, с длинным шнуром. Да. – Евдокия Романовна всхлипнула, но тут же сдержалась. - Гробы привезли, когда я в реанимации лежала, поэтому я даже на похоронах у дочери не была. Да и гробы все равно были закрытые. Как так можно было машину вести? Всю жизнь нам поломал, ирод!
Светлана задумчиво посмотрела на старушку: похоже, в смерти дочери та обвиняет зятя. По большому счету, так оно и есть. А Дуся? Какая она, Дуся, и что она думает по поводу причины смерти родителей? И если факс, тот факс, принимала не Евдокия Романовна, то значит, это сделала Дуся, больше некому. А что аппаратом, который Дуся привезла из Африки, один раз пользовались точно, это Светлана знала на сто один процент. А старушка, похоже, не ухватила вниманием, что факс, который отправлял Бонсу, муж Светланы, тринадцать лет назад, он отправлял на номер телефона в этой квартире. Может быть, так оно и лучше. Светлана задумчиво раскатывала тесто, продолжая рассказывать старушке о жизни русских женщин в Африке, о том, какими путями они туда попадали в советское время и как все изменилось сейчас, и думала о Дусе. Может быть, испечь пирожки, попрощаться и уйти? И упустить шанс разобраться в этом давнем деле. И оставить все как есть. Больную старуху, чистенькую нищую квартирку, незнакомую молодую женщину. И деньги, неизвестно, может быть, очень большие деньги, которые никогда не будут им принадлежать. Потому что Светлана боится, очень боится. Нет, тряхнула головой Светлана, начала уже. Приехала. Нашла. Может быть, это просто письмо, может быть, ничего секретного в нем нет. То письмо, которое она нашла в бумагах Бонсу и на котором было написано по-русски «Елизавете» теми же чернилами и тем же почерком, что и на страничке, которую Бонсу отправил по факсу в Москву за несколько часов до своей гибели. Может быть, это просто письмо, обычное письмо, и Дуся не станет с ней ни о чем разговаривать. Может быть, они просто поедят пирожков, попьют чаю и Светлана поедет на вокзал к поезду. Так что еще бояться рано, еще ничего страшного не случилось.
5.
«Что сидишь? – спросила себя Дуся. – Думай!» «Что тут думать, - ответила она себе, - трясти надо». Как проверить, случайно этот широкоплечий оказался на «Соколе» или идет по конкретному адресу? Да очень просто: замаскироваться. Дуся посмотрела на часы: до встречи еще полчаса. Это хорошо, а то ей показалось, что она сидела на скамейке целую вечность. «Если бы он пришел с кем-то из своих напарников, они бы вместе шли, - рассудила Дуся. – Значит, он здесь один и бояться нечего». Она вышла из-под арки и вернулась в «Метромаркет», большой универмаг, расположенный прямо над станцией метро. «Парик, пиджачок какой-нибудь... Сумку можно в пакет сунуть... Потом в этот же пакет можно убрать парик и пиджачок...» План складывался легко и быстро, как конструктор «Лего».
Слава богу, денег с собой было достаточно, а в магазине удалось купить все: и вместительный прочный пакет, и парик, изменивший Дусю до неузнаваемости, и легкий летний бежевый плащик, «пыльник», и очки, закрывающие пол-лица. Переодевшись в кабинке туалета, Дуся легкой походкой пошла в сторону офиса «Парадиз-М». Этот Дмитрий Иванович ее никогда не видел, поэтому вопросов по поводу внешнего вида у него не возникнет. Только как потом работать дальше? «Да в конце концов, может быть, я – вот такая экстравагантная девица,» - нашла объяснение Дуся.
«Парадиз-М» располагался в глубине двора, на второй линии домов. Легкой походкой Дуся обошла здание и вошла во двор с противоположной стороны, спокойно огляделась. Сидит на скамейке, вот он, голубчик. Спина напряженная, весь внимание. Действительно, широкоплечий. Красавец просто. «Вот про женщин говорят, что они или умные, или красивые, - развеселилась Дуся. – А с мужчинами, похоже, тоже так дела обстоят?» Тут же добавилось: мужик должен быть чуть страшнее обезьяны, небрит-немыт и волосат... Фу, остановила себя Дуся, отец был и красавец, и умница, что это я из себя Ломброзо изображаю? Дуся спокойно, никем не узнанная, вошла в подъезд «Парадиз-М».
- Слушаю вас. – Молоденькая девушка за стойкой была сама интерес, любезность и внимание.
- Я к Дмитрию Ивановичу, у меня договоренность о встрече.
- Как вас представить?
- Евдокия Кулакова, агентство «Сетрас-Медиа».
- Секунду, - девушка совершенно не изменилась в лице. Она нажала не видимую Дусе кнопку на столе и проговорила куда-то под стойку крайне уважительно:
- Дмитрий Иванович, к вам Евдокия Кулакова, агентство «Сетрас-Медиа».
- Да, спасибо, я жду, - раздался оттуда приятный, почти не искаженный динамиком голос. – Я иду в гостевую.
- Пожалуйста, пройдите по коридору, первая дверь.
«Как все солидно! – восхитилась Дуся. – Про имидж этот Дмитрий Иванович все правильно понимает. Что ж он тогда с рекламой-то? По идее, такой должен взять в штат маркетолога, а он как-то с кондачка сам все решает...»
В гостевой Дусе тоже понравилось. Посредине – большой стол для совещаний, удобные стулья. Справа – журнальный (чайный, почему-то подумалось Дусе) стол и два неглубоких кресла. Она расположилась в одном из них, сняла очки, достала из сумочки зеркальце, внимательно себя осмотрела. Губы можно не подкрашивать, из-под светлого парика не выглядывают темные пряди своих волос – все нормально, вот только голове жарковато. «Хоть бы уж не пришлось разжевывать ему ерунду всякую по сто раз! – помечтала Дуся. – Пусть бы мы быстро и конструктивно поработали, а, господи?» Про то, что Дуся иногда заказывает мелкие чудеса господу, не знала ни одна живая душа. Просто потому, что господь иногда являл чудо, а иногда нет, и вероятность расположения бога к Дусе была пятьдесят на пятьдесят. Собственно, именно поэтому в действительно серьезных ситуациях Дуся рассчитывала только на себя. Бог помогал по мелочи: чтобы в магазине был кофе любимого Дусей сорта, чтобы днем не пошел дождь, потому что надеты белые брюки, чтобы трамвай пришел сразу... Если бог решал, что надо выполнить Дусину просьбу, потом, при случае, когда возила бабулю в храм, Дуся ставила свечку перед иконой и говорила, крестясь: «Спасибо, Господи, что балуешь меня удачей, когда можешь». Господь от этого, правда, чаще не помогал, но и реже тоже. Дуся не роптала.
Молодой, высокий черноволосый и черноглазый мужчина вошел легкой походкой, но, увидев Дусю, как будто бы слегка споткнулся. На его лице промелькнула волна недоумения, он изумленно оглядел Дусю с ног до головы и осторожно сказал:
- Добрый день!
От неожиданности Дуся осталась сидеть. «Он кого вообще ожидал увидеть? Что он себе представлял? Так, плохо. Я оказалась не такая, как он думал. Он что, действительно Дуньку Кулакову ожидал увидеть?» Она сделала попытку встать.
- Нет, нет, сидите. – Мужчина положил визитку на столик перед Дусей и расположился в кресле напротив. – Очень приятно, я – Дмитрий Иванович Шмелев, генеральный директор компании «Парадиз-М».
- Евдокия Кулакова. – Дуся положила свою визитку напротив Шмелева и, взяв в руки, несколько секунд разглядывала визитку гендиректора «Парадиза». Телефонов – два, адреса офиса нет, трехцветка, шрифт разборчивый, логотип стильный, бумага дорогая. Сам придумал или кто-то ему делал? А тут все не так плохо поставлено с пиаром, как думала Дуся. Странно. Она подняла глаза на собеседника.
- Дмитрий Иванович, вы ничего с собой не принесли? Я смотрю, у вас есть некоторые наработки, - она кивнула на визитку.
- Можно просто Дмитрий. А вас как я могу называть?
- Евдокия. – Дуся надменно поджала губы. – И все-таки, Дмитрий, я полагала, мы с вами будем обсуждать рекламу в СМИ. Прямую рекламу и пиар. Мне нужно описание материала, может быть, какие-то статьи, отчеты, содержащие технические характеристики, фотографии. Логотип, я вижу, вы разработали. Что у вас есть еще?
- Как вы быка за рога круто берете, - рассмеялся Дмитрий. – Сразу видно руку профессионала.
- Видите ли, строительный сезон в самом разгаре, и каждый день промедления сейчас – это упущенная прибыль. Статьи, размещенные сейчас, точнее, они могут выйти уже в июне, и размещенные в сентябре – это одинаково оплаченные статьи с разной отдачей от финансовых вложений.
- Дуся... Можно я буду вас называть менее официально?
Пришлось кивнуть.
- Видите ли, Дуся... Бизнес-план предполагает определенные вложения в рекламу, но мне хотелось бы понять, с чего конкретно нам нужно начинать и главное, определить динамику работы. Сегодня мы с вами, конечно, договор не подпишем. Но надеюсь, что я быстро пойму, как именно это делается, и в ближайшие дни мы это сделаем.
Дуся была готова и к такому повороту. По телефону он говорил, что не совсем представляет себе, зачем такому замечательному продукту нужна реклама, теперь выясняется, что он отчетливо понимает, что реклама продукту нужна. Хитер, жук. Хотя мог бы и не тратить время на эти игрища. Но до чего приятный мужчина! Сильный, надежный. Умный. «Интересно, он женат? – подумала Дуся и тут же устыдилась: - Работай уже, старая дева. Конечно женат. Странно, если не женат. Хотя... всякое бывает, обручального кольца на руке нет, и следа от него нет...» Дуся заставила себя все-таки слушать то, что говорит собеседник.
- ... и это покрытие позволяет уменьшить водонепроницаемость бетона с показателя W2 до W14. Это уникальное качество, поэтому разработчики полагают, что объемы продаж могут быть ограничены только объемами производства.
- Как – разработчики? А разве не вы разработчик?
- Наверное, я очень кратко вам рассказал. Разработчики – мои партнеры, завод «Химпроцесс», он расположен в Нижнем. Фирма «Парадиз-М» будет заниматься продажами материала.
- А кстати, почему «Парадиз»? Парадиз – это же что-то богемное. Если фирма задумывалась как продающая стройматериалы...
- Да, собственно, ничего не задумывалось специально. Сначала удалось растворить ПВХ. Это, уверяю вас, серьезное научное открытие. Затем была отработана технологическая цепочка производства защитного покрытия. Потом мы стали смотреть, куда этот материал легче всего применить. Защитные свойства материала таковы, что он универсален. Им можно покрывать все. Мы предлагаем образцы для испытаний всем, кто готов с нами сотрудничать. Мебельщики как-то спокойно отнеслись к тому, что материал увеличит срок службы покрытий на порядок-два, им, видимо, это не очень нужно. А вот строители ухватились. Вы в курсе, что цемент дорожает и будет дорожать?
- Нет... – Дуся растерялась. – Мы не рекламируем цемент.
- Правильно, а что его рекламировать. Цемент в строительстве – то же самое, что вода для жизни. Что бы ни строили – фундамент, стены, перекрытия – все из бетона. Поэтому длительный срок службы бетонных оснований – первостепенная задача. А бетонные основания разрушаются тем быстрее, чем ниже качество материала, следовательно, их нужно строить из самого лучшего бетона, который, разумеется, намного дороже низкосортного...
Дмитрий осекся и внимательно посмотрел на собеседницу:
- Вы согласны?
- Конечно. – Дуся разозлилась, что ее держат за дуру. – Собственно говоря, вы можете упрекнуть меня в некой беспринципности, но, абстрагируясь от уникальных качеств продукта, скажу честно: на самом деле все равно, какого качества ваша продукция и как она поможет человечеству. То, что нужна и полезна – всего лишь очень приятное дополнение. Мы с вами встретились для того, чтобы обсудить, как обеспечить объемы продаж материала, вы не находите? Хотелось бы донести до вас, что рекламные технологии – это не еще один способ относительно честного отъема денег у производителя. Реклама не просто двигатель торговли. С помощью мощных технологий в сознание аудитории можно заложить любую установку. СМИ формируют общественное сознание. В том числе и в любой профессиональной области. Если со страниц газет и журналов, по телевизору и в интернете звучит какая-то одна и та же мысль, читатель в скором времени начинает принимать ее за свою. Результатом нашей с вами работы должно стать именно это. Я знаю вашу целевую аудиторию и способы донесения до нее идеи о том, что бетон нужно защищать именно вашим продуктом. Ведь бетон, если я правильно понимаю, и до изобретения растворимого ПВХ чем-то защищали?
- Защищали. – В глазах собеседника мелькали искорки смеха. – Однако конкуренты совершенно не рекламируют свой товар. Он и так уходит с колес. Да они нам и не совсем конкуренты. У них защитные покрытия на принципиально других связующих, наше – гораздо эффективнее и дешевле. Так что мы действительно уникальны. Правда, я это понял только тогда, когда начал заниматься продуктом. Дуся, мне нравится, как вы любите свою профессию.
«Господи, что это я? Вышла из себя только потому, что мне показалось, что он считает меня дурой? Давно со мной такого не случалось». Дуся примирительно улыбнулась.
- Знаете, мне очень хочется, чтобы у вас получилось продвинуть... как, кстати, называется продукт?
- Пока никак. Необходимо зарегистрировать название, а у нас несколько вариантов. Разработка называется ХВ-701Б.
- Ну, это как-то действительно... А почему не назвать каким-то коротким красивым словом, хиви...нил, или хивилин, например? Хаве... рон, к примеру?
- Букву «х» в названии бы не хотелось...
Это было настолько неожиданно, что Дуся рассмеялась.
- Разумно. Однако если вы хотите обеспечить продажи еще в этом году, то придется продавать ваше покрытие с этим названием. Если потребитель убедится, что это действительно уникальный продукт, ему будет все равно, как вы его переназовете потом. Дмитрий, будет правильнее, если мы будем обсуждать только совместные конкретные действия. Задачи, сроки, результат... Необходимо, как я понимаю, проинформировать ваших потенциальных покупателей о том, что на рынке появился ваш ХВ. Модульной рекламой не обойтись, если продукт действительно новый. Необходимы статьи. Размещение стоит некоторых денег. Размер рекламного бюджета вы мне озвучите? Или мы пойдем по такому пути – я вам называю примерную сумму, мы ее уточняем, утверждаем, подписываем договор и начинаем работать. Работать нужно начинать быстро. Жаль, что вы вышли на нас почти в середине сезона. Но кое-что еще можно успеть.
- Один день ведь ничего не решает? Я полагаю, что полностью соглашусь с вами во всем, в рекламе я ничего не понимаю. Дуся, - мужчина доброжелательно улыбнулся, - вы не откажетесь пообедать со мной? Я пропустил время обеда.
Салат давно усвоился, прислушалась к себе Дуся. А вечером – пирожки. Да что же за день сегодня такой! С другой стороны, чем меньше она будет голодна, когда придет домой, тем меньше съест мучного. Да и бабуля радостно примет известие, что она обедала с мужчиной. Просто обедала, ничего такого особенного. О том, что ни один мужчина никогда так ее не волновал, Дуся не призналась даже себе.
- Да, конечно, если это поможет нашей работе, - снисходительно согласилась она и добавила: - При условии, что мы уже сегодня до чего-нибудь договоримся.
- А разве мы еще не договорились? – Дмитрий рассмеялся. – Я просто хотел бы уточнить детали. – Он похлопал себя по карманам: - Телефон, ключи... все на месте, прошу вас – жестом показал он Дусе направление движения.
Надев новые очки «какой же я выгляжу полной идиоткой!», Дуся царственной походкой проследовала к выходу.
- Дмитрий Иванович! – Аня заволновалась. – Вы уходите? В кабинете для вас лежит факс, я отнесла.
- Я подожду на крыльце, - милостиво разрешила Дуся.
Зачем она так ведет себя? Имидж не нравился, в нем Дусе было некомфортно и даже как-то противно. Как будто на ней дешевая одежда с чужого плеча, не подходившая ни по размеру, ни к случаю. Парик, очки, пыльник этот, в руках огромный дурацкий пакет... Ну надо же было так случиться, что именно сейчас у Дуси эти странные, тревожащие, непонятные проблемы! Уже проблемы, призналась себе Дуся. Которые я решаю непродуктивно. Ну, замаскировалась. Ну, убедилась, что эти неизвестные преследователи знают, куда она шла и зачем. Можно было в холле снять парик и предстать перед новым рекламодателем в своем нормальном виде? А теперь он будет думать, что я вот такая. Как все некстати!
Дуся вышла на крыльцо. Широкоплечий сидел на своем месте. Он внимательно посмотрел на Дусю. «Понимать что-то начал, гад такой! Узнал! Вот подойти сейчас к нему и спросить! Что им надо? Не скажет, только еще большей идиоткой буду выглядеть. Что же делать?!» Вслед за Дусей вышел Дмитрий, остановился и как-то знакомо повел глазами, не останавливаясь ни на чем конкретно. Тут Широкоплечий повел себя странно. Он напрягся, «сделал стойку», сформулировала Дуся, и растерянно посмотрел по сторонам. «Понял, урод, что я сейчас уеду! Так тебе и надо, опять прошляпите, наружка доморощенная!» Дуся вопросительно повернулась к Дмитрию. Он задумчиво проговорил:
- Знаете, я вообще-то далеко не ем... Тут в соседнем доме кафе и вполне приличный выбор...
Дуся не подала вида. С чего она решила, что ее повезут в дорогой ресторан? Нужно сказать спасибо, что в этом кафе наверняка есть кондиционер, и она еще немного протянет в этом ужасном парике, который давно уже хотелось сорвать с головы.
- Да, конечно! – Как можно дружелюбнее согласилась она. – Нам в какую сторону?
- Прямо. – Мужчина снова пропустил ее вперед и пошел следом.
Дуся не решилась оглянуться на преследователя, но в кафе, подняв глаза от меню и обернувшись, увидела его за столиком в другом конце зала. Ну и пусть!
- Это ваш знакомый? – Дмитрий невозмутимо смотрел на нее.
- Кто? – не нашла ничего умнее спросить Дуся. Ясно же, кто. Заметил.
- Молодой человек сидел на скамейке напртив нашего офиса и пришел за нами сюда. Вы ходите с охраной или это вздыхатель? – в его голосе слышалась ирония. Однако, какой наблюдательный!
- Ну что вы, впервые вижу. Откуда такая странная логика? Если вы говорите, что он сидел на скамейке и пришел сюда, можно предположить, что человек отдыхал, а теперь решил поесть. При чем тут я?
- Возможно. Просто он с вас глаз не сводит.
- Плохо воспитан.
- Хорошо бы. Хуже, если маньяк.
- Дмитрий, ну кому я нужна!
- Вы себя недооцениваете...
Так. В этом дурацком парике, в этих уродливых очках... А если прямо здесь все это снять, что он подумает? А парик снять хочется, ведь уже понятно, что ее маскарад раскрыли, можно не скрываться. С другой стороны, что там осталось от прически после парика? Господи, о чем она думает, она же на работе!
- Спасибо. И все-таки, не хотелось бы отвлекаться от работы.
- Дуся, в принципе, я не сомневаюсь в вашем уровне профессионализма. Давайте мы поступим следующим образом: вы делаете медиа-план, я его смотрю, мы его обсуждаем. Вы разъясняете мне, если я что-то плохо пойму. Подписываем договор, платим и работаем.
«А что же ты сразу это не предложил? Кучу времени бы сэкономили».
- Да, конечно. Собственно, нам можно пойти по стандартной схеме, поэтому вы не могли бы меня сориентировать, каким будет объем финансирования?
- Знаете, начальство не имеет об этом никакого представления. Нам необходимо выйти на объем продаж в два миллиона долларов в год. Сколько нужно вложить в рекламу?
- Для новой продукции... А сейчас у вас какие объемы?
- Да в общем-то никаких. Но я могу представить результаты испытаний...
- Вряд ли у вас получится выйти на такие объемы без сертификатов. Ведь продукция не сертифицирована, я правильно понимаю?
- Все это делается. Полагаю, одновременно с рекламой у нас будут все необходимые документы. Дуся, давайте что-нибудь закажем.
Официантка давно поглядывала на оживленно беседующую пару: поговорить зашли или все-таки есть будут? Дуся открыла меню: вполне приличные цены, выбор неплохой. Покосилась на широкоплечего: тот медленно пережевывал бифштекс. «Прилично ли заказать суп? Суп есть красиво надо постараться, «- засомневалась Дуся в безукоризненности своих манер.
- Дмитрий, а вы что обычно берете?
- Да когда что.
- Первое здесь нормально готовят?
- Я не люблю первое, знаете, как-то отвык...
«Не женат. Да что это я! Только похоже, я ему тоже нравлюсь, даже в этом маскараде».
- Ну и я не буду, - облегченно согласилась Дуся. Она взяла пару салатов, рыбу с овощным гарниром и кофе. Дмитрий заказал себе чай, отбивную, такую же, как у широкоплечего, двойной картофель фри и рыбный салат. «Однако вкусы у нас не совпадают. Может быть, не стоит и огород городить?»
За едой они деловито обсуждали совместную работу: Дуся врктце рассказала о строительной прессе, о технике размещения рекламы в интернете, об имиджевой и о так называемой «рабочей» рекламе – жестко направленной на прямые продажи. Дмитрий слушал, задавал вопросы, соглашался или сомневался.
«Нормально с ним работать, - прислушалась к своим ощущениям Дуся. – И вообще на редкость адекватный человек. А я, как назло, в этом дурацком парике». Дуся постаралась оглянуться незаметно. Широкоплечий неторопливо тянул мутный сок из стакана темного стекла. «Что же делать? – снова было запаниковала она. – Что это за слежка? Сама я не справлюсь...» Подняла глаза на Дмитрия и удивилась: ей показалось, он все понимал.
- Дуся, - сказал мужчина очень мягко и положил свою руку поверх Дусиной руки. – Не мое, конечно, дело, но мне кажется, вы боитесь этого человека. Мне бы хотелось работать с вами в нормальном режиме. Может быть, я мог бы вам помочь хотя бы советом?
«Вот взять и все рассказать первому встречному. Что заметили слежку две недели назад. Что следят демонстративно. Четверо дебилов. Что не пытаются ограбить и никаких условий не ставят, а просто ходят всюду следом и давят на психику. Что пугают старую парализованную бабку, которая все заметила в окно, потому что у нее дальнозоркость и много свободного времени». Дуся вдруг ощутила, что рука Дмитрия, накрывшая ее руку, говорит почему-то совсем не то, что произносят его губы. «И что он сделает? Нормальный человек позвонит в агентство и попросит сменить менеджера, ему работать нужно, а не в чужие непонятки влезать, и будет прав».
- Знаете, я сама не знаю, что нужно от меня этому человеку, - сказала она полную правду. – Только я думаю, что вряд ли он представляет какую-то опасность, - не моргнув глазом, соврала. И тут же снова сказала правду: - Во всяком случае, для нашей совместной работы.
«Знал бы ты, что их вообще четверо. Только ни к чему тебе это знать».
- Вы сейчас в офис? – Сменил Дмитрий тему.
«Не пойду я ни в какой офис. План мы обсудили, набросать его на бумаге – дело пятнадцати минут, завтра утречком и сделаю. Домой пойду, пирожки печь».
- Да, конечно в офис, - деловито ответила Дуся. – Нужно все как следует продумать, кое-что уточнить, чтобы к завтрашнему дню ваш медиа-план был готов полностью. Я сброшу вам по электронке завтра, чтобы утром на свежую голову еще раз посмотреть.
- Завтра так завтра. Мы правильно понимаем друг друга – это предварительный медиа-план? Окончательное решение все равно будет принимать руководство.
«Да помню я! Заложим туда и скупость руководства. Говорят. в советские времена только так и делали: просили под проект денег вдвое больше, начальство урезало половину, и все были довольны,» - раздраженно подумала Дуся, а вслух сказала:
- Да, разумеется, я все понимаю. Договор мы будем подписывать только после того, как наши действия одобрит ваше начальство.
Они поднялись и пошли к выходу.
- Вас подвезти? – спросил Дмитрий, покосившись на Широкоплечего.
- Нет, что вы, спасибо. На метро получится гораздо быстрее.
Не говорить же ему, что собралась не на работу, а домой?
- Ну что же, тогда до завтра. Жду электронку.
Они попрощались и разошлись в разные стороны. Дуся заспешила в метро: там можно наконец снять с головы это чудо парикмахерского искусства. Идя по длинному коридору станции «Сокол», Дуся стянула парик и оглянулась: Широкоплечий шел следом. Господи, что это и сколько будет продолжаться, взмолилась Дуся. Это надо как-то решать, как-то решать, что-то надо делать, делать, делать... что же делать? Отчаяние накатило с новой силой. Внешне это выглядит как-то нелепо и глупо, размышляла Дуся, только почему тогда и я, и бабуля так уверены, что эта слежка опасна? И помочь разобраться, что происходит, совершенно некому. «Ты справишься, – отчетливо услышала она своей голове голос отца. – Думай. Ты справишься». Дуся расправила плечи и глубоко вздохнула. Да, именно так бы он и сказал. Конечно, она во всем разберется. Ситуация нелепая, и они совершенно напрасно так испугались, Дуся и бабуля. Все образуется. Дуся вышла из метро и повернула в сторону дома. Спокойно, не таясь, оглянулась: конечно, идет. А возле дома наверняка сидит еще один. И наверняка Рохля, они с Широкоплечим как-то чаще работают в паре. Дуся усмехнулась в душе: у нее, похоже, уже что-то наподобие стокгольмского синдрома, она уже принимает ситуацию. Дуся резко развернулась и пошла навстречу Широкоплечему.
6.
Евдокия Романовна подъехала к окну и посмотрела вниз.
- Давайте, милая, можно начинать наши пирожки. Дуся через полчасика уже будет.
- Она внизу? – Удивилась Светлана. – Тогда почему через полчасика?
Бабуля осеклась. Лишнего гостье говорить не стоило. Внизу уже сидел Стриженый.
- Никого там нет внизу. Просто по времени уже пора, она сказала, часов в пять-шесть придет. Может и раньше. Что вы готовите в Африке? – Перевела она тему. – Я смотрела передачу по телевизору, там едят одни бананы. Бананы жареные, бананы печеные, бананы вареные... От них же сытости никакой, от этих бананов. А мяса там нет, потому что все коровы мрут от укусов мухи це-це.
Светлана рассмеялась:
- Да уж, по телевизору покажут! Два года назад мы поставили себе спутниковую антенну, так что я теперь наше российское телевидение смотрю. Ехала сюда со страхом: на улицах убивают, дома, метро и автобусы взрывают... А здесь даже лучше, чем в Ивуаре: улицы чистые, красивые, много дорогих машин, люди одеты очень прилично, везде строительство. А есть мы можем что угодно: можно национальную пищу, фу-фу или арахисовый суп, можно европейскую, колбасу, сосиски, сыр. Я хохлушка, я без свинины не могу, а у нас свинина очень постная. Поначалу страдала просто, так хотелось сала и селедки с черным хлебом, вот этого там нет совсем. – Светлана рассказывала и одновременно очень быстро орудовала скалкой. – А прилетела в Москву, первым делом зашла в магазин, купила черного хлеба и прямо на улице откусила кусочек. Ничего особенного.
- Может, плохой взяли? – ревниво спросила бабуля. – Сейчас нужно знать, где покупать, настоящий «бородинский» так с ходу-то и не купишь.
Светлана ловко лепила и укладывала на стол рядком пирожки с капустой. Закончив, отошла на шаг назад и быстро указательным пальцем посчитала. Спохватившись, нашла нужным объяснить Евдокии Романовне:
- Пирожки тоже готовим. Вообще-то у меня прислуга, я целыми днями в клинике, но по выходным или в праздники я люблю готовить сама. Да черных и не научить варить борщ, к примеру, или голубцы делать. Сколько ни готовила моя Диана, те же самые продукты – а вкус не тот! А пирожки, голубцы или котлеты я всегда пересчитываю, чтобы знать, сколько уходит, и потом лишнего не готовить. Этому уже Диана научила. «Я, говорит, мадам, отчитываюсь за ваши деньги, вы мне тут на кухне весь учет ломаете! » Вот и сейчас по привычке пересчитала, - Светлана рассмеялась над собой. Она поставила сковороду на огонь, налила в нее растительного масла и продолжила беседу:
- Масло продается и подсолнечное, и кукурузное, и оливковое, да любое, в общем, масло. Но мы любим готовить на пальмовом. Оно и дешевле, и лучше. В Абиджане, мы в Абиджане живем, это столица, - в голосе Светланы послышалась гордость: мол, тоже не лыком шиты, - есть все, что и в Париже. Это же колония французская была, Берег Слоновой Кости. У нас и сейчас полно французов живет. Но сына я отправила учиться не в Париж, а в Америку, американские дипломы больше всего ценятся. Закончил вот ординатуру, вернулся, теперь отцовская клиника – его, будет дальше семью тянуть. Вырастила, слава богу, помощника. – Светлана вдруг всхлипнула, но на секунду прижала ладони к глазам, отняла руки и виновато улыбнулась: - Видел бы Бонсу...
- Каждому дается ноша по силам,– сказала бабуля. «Мы вас всех проститутками считаем... А оно вон как... Видать, тоже люди...»
В прихожей щелкнул дверной замок, потом дверь громко захлопнулась и раздался отчаянный голос:
- Ба-бу-ля! Просила же! Договорились же!
Дуся замолчала: на том месте, где всегда стояли ее тапочки, она увидела незнакомые женские туфли. «Красивая модель. Я таких в продаже не видела. Может, тетя Люся?..» - мелькнула радостная мысль. Дуся, не разуваясь, прошла на кухню.
- Здравствуйте. - У плиты в Дусином фартуке стояла незнакомая женщина и преувеличенно приветливо смотрела на Дусю. Бабуля, напротив, смотрела с облегчением.
- Здравствуйте, вы от дяди Славы? – с надеждой спросила Дуся.
- Нет, - смутилась незнакомка, - я сама по себе. Я проездом через Москву, и вот, Евдокия Романовна меня пригласила...
Дуся сникла. Остановиться, похоже, негде, вот кто-то и направил. Только транзитных гостей не хватало.
- Дуся, меня Светлана зовут. Может быть, сразу будем на «ты»? Померяй Евдокии Романовне давление.
- А что с давлением? – Взволновалась Дуся.
- Да все в порядке с давлением, не нужно ничего мерить. – Евдокия Романовна потерла правой рукой затылок. – Светлана проездом из Африки, знакомься.
- Из Африки? Из Зимбабве? А почему тогда не от дяди Славы?
- Ду-ся! – Строго произнесла бабуля. Переоденься и давай чай пить. Сейчас разберешься. – Теперь, когда внучка была дома, цела и невредима, и смелости у старушки прибавилось. Дуся прошла в комнату, быстро переоделась в домашние бриджи и свободную майку.
- Извините... Точнее, извини... – Светлана постучала в косяк открытой двери, сделала шаг вперед и одними губами сказала: – Нам нужно поговорить как-то без бабушки.
- Хорошо, - кивнула изумленная Дуся и громко произнесла: - Вот этот стул возьми. Да я бы сама принесла.
- Может быть, все-таки проверим давление? – невпопад выдала Светлана свою заготовку. Женщины переглянулись и обе сожалеюще качнули головами. Светлана взяла стул, еще раз внимательно посмотрела на Дусю: да, девушка ей очень нравилась. «А Эдик привез непонятно кого, вон какие девки в России пропадают! – мысленно отругала она сына. – Афроамериканка! Ни кожи ни рожи,» – заодно прошлась по невестке. «И денег у этой пруд пруди... Только сможет она забрать эти деньги или не сможет? Отдам письмо. – окончательно решилась Светлана. Ничего плохого не случится. Тем более, я не знаю, что в нем, может, и нет ничего».
С курагой пирожки печь не стали, эти бы съесть. Дуся заварила чай, накрыла на стол, подкатила бабулю. С того момента, как Светлана сообщила, что много лет назад знала Дусиных родителей, внутри у Дуси все застыло. Она механически размешивала сахар в чашке, механически улыбалась, задавала какие-то вопросы и преувеличенно внимательно выслушивала пространные ответы Светланы.
- Давай я тебе пирожок на кусочки порежу, вилкой будешь есть, - предложила она Евдокии Романовне, заметив что та не берет пирожки.
Но та застеснялась гостьи:
- Что за глупости! Я вполне жую сама. Просто я уже запахом насытилась. Вы еште, еште!
- Бабуль, да мы едим. Тебе когда на поезд? – Обратилась она к Светлане.
- Вообще-то через полчасика уже можно выходить...
- Ох, как же вкусно! – потянулась Дуся. – Бабуль, ты новости будешь смотреть?
- Ах, батюшки! – Спохватилась старушка. – Чуть не пропустили! Отвези скорее, я там доем!
Дуся отвезла Евдокию Романовну в комнату, поставила рядом с креслом чай и тарелку с пирожком, включила телевизор и вернулась на кухню. Остановилась в дверях и вопросительно посмотрела на Светлану.
- Тот факс, - не стала Светлана ничем предварять основное, то, ради чего пришла в этот дом, - который ты получила в день гибели родителей. Дуся, ты понимаешь, что это номер банковского счета и пароль доступа?
Дуся растерялась. Она ожидала чего угодно, только не этого. Пока пили чай, передумалось много чего фантастического: что родители умерли не сразу, как сказали коллеги отца, а в клинике, в которой работал неизвестный Бонсу, и Светлана хотела передать их последние слова, которые муж успел ей повторить перед своей собственной гибелью, или что родители вообще не умерли, а скрылись, подстроив эту катастрофу, и ждали момента, когда о них все забудут, а наши – наши? – от Дуси это скрыли, а теперь этот момент настал, и родители хотят дать о себе знать... Но факс? Откуда Светлана знает про факс? На другом конце телефонного провода был мужчина... Ну да, конечно же. Это был Бонсу. Только к чему весь этот разговор? Родители погибли из-за этих неизвестно чьих денег, и вряд ли Дуся останется в живых, если найдет их. Чужие деньги.
- Вполне может быть, что нечто подобное было. Кто-то по ошибке отправлял нам факс, но я выбросила листок сразу же, это не мне было. Аппарат стоял у нас год, и нам столько всего слали! Бабуля лежала в больнице, аппарат я поставила в режим автоматического приема, и я каждый вечер выбрасывала огромное количество бумаги. Сейчас у нас на работе то же самое...
- Дуся...- прервала ее монолог Светлана. Она пошла в прихожую и вернулась оттуда с сумочкой. – Я имею в виду ту страничку, которую ты сама приняла, еще до гибели родителей. Вот эту. – Женщина достала из бокового кармашка во много раз сложенный листок.
- Говорю же, - стояла на своем Дуся, - вполне возможно. Но с чего ты взяла, что это именно тот листок и что он адресован мне... – она развернула бумагу и осеклась. Цифры и буквы были написаны на пожелтевшей бумаге отчетливо, синим, совершенно не выцвевшим тонким маркером. Точно такая же страничка, только черно-белая, свернутая плотным брусочком и обмотанная нитками, лежала в коробке внутри механического медвежонка, старой Дусиной детской игрушки.
- Говори что хочешь. – Светлана поджала губы. - Только в тот день, когда муж погиб, он специально заехал домой, чтобы отправить этот листок тебе в Москву. Вот, - она достала из сумки маленький клочок бумаги, на котором семь цифр – номер московского телефона бабули – были написаны тем же маркером. - И вот, - Светлана повысила голос и вынула из того же кармашка вчетверо сложенный конверт. – та же ручка и тот же почерк. Твою маму ведь Лизой звали?
Дуся развернула конверт непослушными руками. «Елизавете» - был подписан конверт. В голове шумело. Глупо скрывать, подумала Дуся сквозь мутную пелену в мозгу. Только на ней – бабуля.
- Знаешь, письмо, наверное, папа написал маме. Только не вижу связи между ним и номером банковского счета. Я письмо возьму, спасибо, что нашла возможность завезти, а вот это – она брезгливо отодвинула от себя страничку – точно не нам.
- Послушай, - Светлана рассердилась. – Я сто раз могла вскрыть это письмо. Только грех это. А вот если ты поделишься деньгами – это честно. Бонсу погиб из-за того, что общался с Сергеем. Твой отец имел с ним какие-то дела, вот эти дела. Никто не думал, что это смертельно опасно, а деньги нам тогда были очень нужны, Бонсу построил клинику, мы собирались купить дорогое оборудование. Пойми, я твоему отцу простила все, он не хотел нам ничего плохого, он и тебя осиротил из-за этих денег. И он, я так думаю, посчитал, что если он погибнет, то эти деньги – ваши. Могло такое быть?
- Не могло такое быть! Мой отец – не вор, и он не стал бы брать чужие деньги!
- Ну, в общем, так. – Светлана поднялась. – Я думаю, что твой отец написал твоей матери письмо, потому что боялся за свою жизнь. Он мог бы ей и так сказать все, что угодно, они вместе ехали в машине. Но он написал. И письмо это отдал моему мужу. И в письме этом назписал, что это за деньги. Вот эти деньги, - она придвинула листок с номергом банковского счета по направлению к Дусе. – Я приехала в Россию впервые за двадцать с лишним лет, и я помнила о тебе все эти годы. Я считаю, что если есть деньги, которые можно взять в качестве оплаты за жизнь наших близких, уже погубленную жизнь, это нужно сделать. Я считаю, что часть этих денег принадлежит моим детям, потому что из-за них погиб мой муж, их отец. И мне казалось, что если ты похожа на своих родителей, то нашу долю ты моим детям вернешь.
«Тебе казалось очень вероятным, что счет именной, и тебе бы этих денег просто не отдали, даже если бы ты пришла в банк, - отстраненно подумала Дуся. – Можно было также нажить проблем с полицией неизвестно пока какой страны. А так все безопасно, я - наследница. Если я эти деньги найду, мы их делим. Не найду – к тебе никаких претензий, ты в стороне. А конверт ты не вскрыла, потому что тогда бы стало понятно, что ты хотела все провернуть без меня, и ты боялась, что если счет именной, тогда я точно не стану делиться. О какой сумме может идти речь? Остановись, - сказала себе Дуся. - Из-за этого счета погибли не только мои родители, погиб и отец ее детей, - напомнила себе она, - и Света все же не вскрыла конверт. Вполне возможно, что она действительно человек порядочный».
- Я пойду. Месяца через три поеду обратно. Мне зайти? – Светлана смотрела холодно.
- Знаешь... Ты бы оставила номер телефона... И одесский, и абиджанский...
- Лучше бы нам не обсуждать это по телефону.
- Я могу позвонить откуда угодно. С телеграфа, например.
- Хорошо. – Светлана достала визитку и написала несколько цифр на обратной стороне. – Вот. И в клинику, и домой, и в Одессу. – положила на стол. – Я так понимаю, при мне ты не будешь читать.
- Извини.
- Правильно.
- Свет, я все же думаю, что нет там ничего.
- Попытка не пытка. Ну, - сказала она громко, - пора мне на родину. Евдокия Романовна, до свидания, очень приятно было познакомиться.
- Счастливо, - прошамкала бабуля набитым ртом.
Дуся задумчиво закрыла за Светланой дверь и вернулась на кухню. Прислонилась лбом к оконному стеклу, блуждающим взглядом провела по двору. Сидят. Стриженый и Широкоплечий. Разговор с Широкоплечим ничего не дал. «Девушка, - сказал он, нагло ухмыляясь, - вы меня с кем-то путаете». Настаивать было глупо, но Дуся все же пригрозила милицией и братками, на что Широкоплечий ухмыльнулся еще шире. Похоже, знал он, что знакомых братков у девушки нет, а милиция связываться с Дусей не будет: мало ли что показалось перезревшей девице?
Из подъезда усталой походкой вышла Светлана, свернула на тропинку к метро. Она миновала скамейку, совершенно не обратив внимания на сидящих. Дуся застыла: Широкоплечий вынул из кармана телефон, о чем-то быстро переговорил и пошел за Светланой следом. «Может, не за ней? Они же ее не знают. Она пришла, когда никого из них не было. Это просто совпадение, начальство решило, что вдвоем нести вахту нерационально, и отправило одного домой. Господи, как же я устала!»
В комнате заскрипела коляска: бабуля собралась на кухню. Дуся быстро спрятала под одежду конверт и страничку и крикнула:
- Бабуль, я сейчас тебя привезу! Или не нужно? Скоро по второму каналу новости, сиди уже там. Я пока посуду помою, а потом в душ пойду.
Она заглянула в комнату. Чашка пуста, пирожок съеден. Значит, ничего не заподозрила бабуля. Хорошо.
Дуся быстро вымыла посуду, критическим взглядом оглядела кухню: надо бы еще пол протереть, но придется завтра.
Она зашла в ванную, закрыла дверь на шпингалет, чего уже много лет не делала, включила воду и обессиленно села на край ванны. Тяжелыми руками достала письмо. «Елизавете», еще раз зачем-то прочитала она. Да, почерк отца. Хотя подделать можно любой почерк. Затем стала внимательно разглядывать конверт. Старый, бумага явно раньше была белее. Швы не вскрывали. Или вскрывали? Она намочила палец и потерла в том месте, где бумага была склеена. Ничего. Дуся намочила палец сильнее и капнула на шов. Зачем-то подышала на каплю. Ничего. Да, конверт определенно не вскроешь обычной водой. Но есть же наверняка специальные составы... Господи, да что это она! Дуся вынулся из шкафчика над раковиной маникюрные ножницы, подцепила клапан конверта и аккуратно разрезала. Положила ножницы на место и беспомощно посмотрела на конверт. «Ну!» - приказала она себе и быстро вынула вдвое сложенный листок. Развернула. В глазах все поплыло. Дуся читала торопливые строчки, стараясь, чтобы слезы не попадали на страничку.
«Лиза! Ты читаешь это письмо, потому что у меня оказалась такая работа. Я знаю, ты всегда понимала, что она такая. Спасибо тебе, что мы никогда об этом не разговаривали.
В этот раз все не как обычно. Ситуация банальна: кто-то хочет присвоить очень много государственных денег. Свидетелей этого никогда не бывает. Поэтому я поступил так, как было правильно. Совсем правильно было бы вернуть эти деньги государству, но это могло получиться только у меня. Хорошо, если ты понимаешь, о чем идет речь. Нет – так нет, ни у кого совета не спрашивай. Лиза, ты должна знать, что для меня важнее всего - ваша жизнь.
Дуську я встретил вчера на улице, здесь, в Абиджане, она шла в посольство, к нам шла. Мне удалось отправить ее в Москву, думаю, что все обошлось. Прости, что не дал вам повидаться. Поговори об этом с ней.
Помнишь нашу первую командировку? Ты все три года обижалась, что хотела не этого. Ты была права, третьи страны – никакой не курорт. А твои мечты о любимой работе могли бы сбыться.
Люблю вас очень сильно, мои дорогие. 15.08.91г. Сергей.»
Дусе стало стыдно. Ей показалось, что сейчас она думает затылочной частью головы. Видимо, лобные доли мозга, ответственные за логику, отказали совсем. Человек, предполагая, что в живых его не оставят, пишет последнее в своей жизни письмо жене, возможно, находящейся неподалеку. Пишет о причинах своей гибели и о любви к своей семье. С чего Светлана решила, что здесь написано про банк? Деньжищи эти уже давно кто-то получил и живет на них где-нибудь далеко от Росии. А листочек со счетом и кодом доступа - этой информации уже почти полтора десятка лет, устарела давно информация и ценности не имеет... Стоп. Слежка. Слежка началась, когда Светлана купила билет в Москву. Две недели назад. Дусе показалось, что события наконец укладываются в схему. Она буквально кожей ощутила рядом присутствие отца и подумала: да, он бы ее сейчас похвалил. Дуся закрыла кран в ванной и бросилась на кухню: на столе лежала визитка Светланы. «Сати Дофено, главный врач клиники широкого профиля... Бумага дорогая, двуцветка, телефоны рабочий и мобильный, электронного адреса и сайта нет, шрифт слишком мелкий и плохо читаемый, - автоматически заработало в мозгу у Дуси. – господи, о чем я думаю, это же не клиент! Слава богу, мобильный есть». Дуся небрежно-беспечной походкой вошла в комнату и взяла свою сумочку.
- Ты еще не мылась? – удивилась Евдокия Романовна.
- Слушай, я себе новый скраб для тела купила. И когда ехала домой, решила, что на работе забыла. А сейчас думаю, да нет, не вынимала я его, он здесь должен быть...
Дуся взяла свою сумочку и невозмутимо прошла мимо бабули.
- В мое время, - прошамкала та назидательно – в бане натирались медом с мелкой солью. Кожа была бархатная неделю. А сейчас напридумывали химии всякой, какая польза от нее, от твоей химии...
Дуся в прихожей вынула из сумки мобильник и положила его на тумбу под зеркалом. Тут же вернулась:
- Нет, знаешь, все-таки забыла, - и положила сумку на место. – Сходить купить, что ли, еще один?
- Для бешеной собаки сто верст не круг... А я, интересно, сегодня мыться буду?
- Бабуль, ну что ты сердишься?
- Что, что... Не понимаю я, зачем эта Светлана приезжала. Ничего не привезла, ничего на словах не передала, про факс спрашивала... Помнишь, у нас факс был?
- Ну да, помню. Я его продала и купила нормальный аппарат.
- А зачем, Дусь, ты его вообще покупала?
- Бабуль, ну за этим и покупала. Давай не будем это обсуждать, уж и не помню, давно дело было. Работать собиралась, тогда у нас в стране ничего такого не было. Думала, пригодится, а он вот не пригодился.
- А она говорит...
- Бабуль, давай не будем ссориться. Я сейчас приду.
Дуся быстренько прошла на кухню, прихватив по дороге мобильный. Господи, как хорошо, что у меня в телефоне интернет, еще раз поблагодарила бога. Защелкала по кнопкам. «Абиджан, 225, 6 цифр» - спокойно отреагировал экран аппарата. Так... плюс семь... десять... двести двадцать пять... Дуся аккуратно нажимала кнопки, как будто у нее был только один шанс дозвониться.
- Алло! – ответил удивленный голос.
- Светлана? Это Дуся, Дуся Кулакова, – девушка постаралась говорить спокойно. – У тебя все в порядке, успела? Проверяю, есть ли связь с тобой.
- Да, все нормально. Поезд задержали с отправлением на два часа, так что я еще на вокзале.
- На каком вокзале?
- На Курском.
- Почему на Курском?
- Ну боже ж мой, билеты были только на Симферополь, вот и на Курском. Да мне все равно, лишь бы в ту сторону.
- Свет, я приеду через час, жди меня на втором этаже под табло.
- Дуся, да ты чего? Я нормально подожду отправления, что ж я...
- Свет, жди, где ясказала. Все, пока.
Дуся притворилась, что внутри нее тонкий стальной несгибаемый стержень от затылка до пяток. Упражнение, много лет назад подсмотренное на психологическом сайте, помогло и на этот раз. Вошла в комнату и приказным тоном произнесла:
- Значит, так, графиня. Форс-мажорные обстоятельства. Моетесь, мадам, и в койку. А я отъеду ненадолго.
- Дуся! – обрадовалась бабуля, увидев в руках у Дуси телефон. – Это кто ж из старых кавалеров объявился?
- Это вы, мадам, фантазируете. Мне по делам надо.
- Батюшки, какие мы стали скрытные! Ну езжайте, барышня, по своим делам! Тут все равно уже после рекламы прогноз погоды только остался.
Дуся быстро помыла бабулю, надела ей свежий подгузник и уложила в постель. Телевизор развернула и подвинула чуть ближе к кровати старушки.
- Нормально видно?
- Дусь, ты положи пульт и можешь сегодня не приходить...
- Да что ж ты за человек! Говорю же, по делам. Буквально час туда – час назад.
Дуся натянула джинсы и легкий летний свитер, подхватила сумку. Вернулась на кухню, сунула в карман визитку Светланы.
- Бабуль, я пошла!
- Иди уж...
Девушка выскочила на улицу. Стриженый, одиноко сидящий на скамейке, встрепенулся. «Не везет тебе, дружочек! – злорадно подумала Дуся. – Без напарника тебе точно не справиться». Она повернула к «Рамстору», идя ровным деловым шагом, чтобы раньше времени не насторожить преследователя. «Пусть думает, что я продукты забыла купить».
В «Рамсторе» она так же по-деловому взяла тележку и прошла в зал. Стриженый остался у выхода. Дуся боялась, что он пойдет за ней в зал. А сейчас - все, слава богу, почти ушла. Дуся, накладывая в тележку продукты, постепенно продвигалась к служебному входу, и, поравнявшись с ним, юркнула в дверь. В пустом коридоре никого не было. Где-то в глубине слышались голоса, и она пошла на звук. Выйти оказалось несложно, грузчики и охранник не обратили на нее никакого внимания.
Дуся глубоко вздохнула, посмотрела по сторонам и перекрестилась. Господи, взмолилась она, я всегда, глупая, просила тебя помочь по мелочам. Ты решил заставить меня просить у тебя по-крупному? Хорошо, господи, я прошу. Пусть все мы избежим опасности. Не нужны нам эти ворованные деньги. Господи, в субботу приду и поставлю тебе сколько нужно свечек. И молебен закажу. А сейчас помоги мне в кредит, господи! Она еще раз перекрестилась и почти побежала к метро.
7.
Светлану Дуся увидела сразу: людей в зале было немного. Сразу увидела и Стриженого: он топтался шагах в пяти от Светланы. Впрочем, та не обращала на преследователя никакого внимания.
Дуся вынула мобильник и повторила последний вызов. «Ужас, звонить на расстрояние в пятьдесят метров через Африку! Лишь бы денег хватило...»
- Алло, Свет, это Дуся.
- Ты где? – Светлана завертела головой. Широкоплечий тут же встрепенулся и подошел поближе к ней.
- Не называй меня по имени. Походи по вокзалу, а минут через пять зайди на перроне в женский туалет. На первом пути.
- Бон, - почему-то по-французски согласилась женщина.
«Для конспирации, что ли?» - Дуся горько усмехнулась. Она подождала, когда Светлана с сопровождающим спустятся на первый этаж и вошла в арку, над которой была надпись «к поездам».
В туалете толпилась очередь. Дуся продвинулась уже наполовину, когда в помещение вошла Светлана.
- Привет! Что-то важное в письме?
- Свет... – Дуся выразительно посмотрела по сторонам. Вон в тот угол давай пройдем. За тобой следят, - проговорила она, когда они отошли. – Следят от моего дома. Странно, что не от аэропорта. Хотя, может, и там следили, ты, я так понимаю, не замечаешь ничего.
- Не может быть! – сказала Светлана таким тоном, каким говорят «да ты что!».
- Свет, давай я тебе расскажу по-быстрому. Две недели назад за мной начали следить, следить демонстративно. Какие-то парни молодые. Бабуля тревожится ужасно. Я делала вид, что это не за мной, только ее не обманешь, она целыми днями в окно смотрит, она их мгновенно вычислила. Ты когда купила билет?
- Пару недель назад. С билетами проблем никаких, я через Лондон летела.
- Ну вот, все сходится. Кто-то еще предполагает, что ты можешь знать про счет и деньги. Ты понимаешь, чем занимался в Ивуаре мой отец?
- Да уж не дурочка...
- А через три дня после наших смертей в России переворот хотели сделать.
- Ну, это я еще тогда поняла.
- Я думаю, что у тебя не выкрали эти бумаги, потому что в них секретного ничего нет. В письме ни слова о том, как называется банк, в котором открыт этот счет. Ни сло-веч-ка. Папа прощается с мамой и все. Вот так.
Они помолчали.
- Но эти люди думают, что ты что-то знаешь, - продолжила Дуся. – Это может закончиться чем угодно. То есть даже понятно, чем. Ты сейчас выйдешь, посмотри, наверняка за тобой пойдет парень, коротко стриженый, в синей такой ветровке и с наглыми глазами.
- Прости, что значит: с наглыми глазами?
- Ну, ты будешь на него удивленно смотреть, не понимая, чего это он за тобой увязался, а он будет ухмыляться и вызывающе смотреть тебе в глаза. Поймешь. Они все так ведут себя, указание, что ли, у них такое. Если он с тобой не поедет – все нормально. И то не знаю, нормально ли. Могут потом в поезд подсесть, очень велика вероятность. Ты старайся бояться и недоумевать, если заметишь слежку. Делай вид, что боишься за багаж, например. У тебя ведь наверняка большой багаж? Соседям по купе расскажи, что заезжала к знакомой в Москве, если есть слежка, пусть видят, что ты ничего не знаешь и ничего не скрываешь. Не знаю, Свет, как здесь лучше поступать. То, что они решили, что мы в курсе, в каком банке лежат эти деньги, а ты права, это большие деньги, - очень страшное недоразумение. На обратном пути заезжай к нам, пожалуйста, - если жива будешь, мысленно уточнила Дуся, - завези там фруктов каких-нибудь для видимости. Предварительно позвони. Сделаем шоу встречи двух подруг. Если, даст бог, живы будем, - решилась все-таки вслух произнести она.
- А в письме, значит, ничего про банк не сказано? – поджала губы Светлана.
- Свет, я сюда приехала не для того, чтобы все деньги себе оставить, а потому, что заметила в окно, как моя охрана вдруг за тобой пристроилась. Если они от аэропорта за тобой не следили, как они узнали, что ты от нас вышла? Мы же не вместе пришли. Да если бы ты и без меня со слежкой к нам пришла, бабуля бы в окно заметила, она их как облупленных всех знает, этих филеров, каждому уже кличку дала. Значит, они тебя узнали по фотографии, когда ты выходила. Где они взяли твою фотографию? Ты никуда двадцать лет не выезжала, значит, в Абиджане сфотографировали. Деньги, конечно, штука нужная, но рисковать из-за них жизнью я не буду. У меня бабуля ты видела какая. Ей девяносто четыре года, пусть своей смертью умрет.
- Не понимаю, какой смысл отправлять тебе номер счета и пароль доступа в Москву по факсу и не говорить, в каком банке лежат деньги. Получается, Бонсу погиб просто так?
- Возможно, отец маме на словах банк назвал, вот ее и убили тоже. Или кто-то еще должен был передать мне информацию и не передал. Может быть, меня дома не было... Там было не до факсов тогда, все как сразу навалилось... Не хочу рассказывать. Дело не в этом.
Светлана холодно и с недоверием смотрела в глаза Дусе.
- Свет. – Дуся начала терять терпение. – Чтобы ты мне поверила, мы можем вот что сделать: ты сдаешь этот билет и берешь другой, на завтра. А сейчас мы едем к нам и ты читаешь то письмо. Переночуешь у нас и завтра поедешь в свою Одессу. Только тогда ты точно подвергаешь серьезной опасности свою жизнь. А так – пятьдесят на пятьдесят. То ли знаешь чужие секреты, то ли нет. Заехала, чаю попили и уехала. И так неизвестно еще, может, у нас по всей квартире прослушки стоят. Может, они в курсе о степени твоей осведомленности. Только мне представляется сомнительным, чтобы прослушивающие устройства у нас в квартире столько лет стояли. А в последние две недели, когда началась слежка, их установить не могли технически: бабуля все время дома, я ее месяц никуда не вывозила. Странно, что они старуху пожалели, могли бы уморить как-нибудь и понатыкать все, что нужно. Скорее всего, они считали, что я дома об этом не буду разговаривать. Нормальный человек бы не стал.
- Кто они-то, кто?
- Люди, которые заранее знали про ГКЧП и собирались сбежать на запад, сбежать не с пустыми руками. Папа понял, что это не обычное задание, а какая-то темная операция. Я не знаю, как понял, но маме он написал, что из-за этого погиб. Почему-то он думал, что маму не тронут. Вот так. Свет, нам лучше не узнавать, что это за банк. Да мы и не узнаем никак. Поверь, а?
- А что мне остается? – иронически хмыкнула Светлана. – Если что, бог тебя рассудит.
- Ну слава богу, - вздохнула Дуся. – Заезжай к нам на обратном пути, все образуется к тому времени. Ну все, иди. А то Стриженый твой подумает, что у тебя запор.
- Кто подумает?
- Этого, что за тобой весь день ходит, а ты его не замечаешь, бабуля Стриженым назвала. Иди, Свет. Счастливо тебе. Удачи.
- И тебе, - с сомнением в голосе пожелала Светлана, вымученно улыбнулась и пошла к выходу. Дуся снова встала в очередь: не стоять же просто так.
Дуся вышла из помещения туалета только через полчаса, но тут же лицом к лицу столкнулась с Широкоплечим. Надо было до утра там сидеть, в ярости сказала она себе. Широкоплечий, глядя в глаза Дусе, медленно поднес к уху мобильный телефон и что-то буркнул в него. То ли «она здесь», то ли «она есть»... Да какое это имело значение? Провались все пропадом! Дуся решительно пошла к Широкоплечему, намереваясь предложить переговоры с начальством преследователя, однако тот поступил странно: он кивнул в трубку и стремительно пошел прочь от Дуси.
«Что, меня уже собираются убить? – всколыхнулось в мозгу у девушки. – Но я ничего не знаю! Не знаю и знать не хочу!» Она бросилась вслед за бывшим преследователем.
- Дуся, добрый вечер! Вы что здесь делаете? Кого-то провожали? – Дусю остановили: за ее рукав крепко держался Дмитрий Иванович Шмелев, генеральный директор компании «Парадиз-М». Дмитрий, который несколько часов назад кормил ее ужином и продукцию которого она начнет рекламировать практически с завтрашнего дня. Дуся обрадовалась так, как будто встретила на перроне самого господа бога.
- Дмитрий! Какой все-таки маленький город – Москва! Я знакомую провожала на симферопольский поезд. Точнее, приятельницу моих родителей, - громко сказала Дуся, помня, что вокруг могут быть и незнакомые уши. – А вы что здесь делаете?
- Партнер из Рязани с поездом передал документы. Под вечер навалилось столько дел, я сюда прямо из офиса. Я вас сразу не узнал, у вас совсем другие волосы. Дуся, давайте я вас подвезу. Вам в какую сторону?
«Ты же навстречу мне шел. Значит, нам в разные стороны, - удивленно подумала Дуся. – Хотя, может быть, он в туалет шел?»
- Я на Семеновской живу. – Дуся решила пропустить вопрос про волосы. - А вы?
- Какое совпадение! Я на Преображенке, получается, мы соседи. Я тут пытался вокзал обойти по перрону, раньше тут был проход, - пояснил Дмитрий. – А теперь все застроили, не пройти. Пойдемте через подземный переход, так вернее.
Они неторопливо пошли вдоль перрона, откровенно радуясь встрече. Дуся не мешали ни люди, спешащие в обе стороны, ни отвратительный запах подземного перехода, в который они спустились, ее не раздражали нищие и бомжи, сидящие вдоль стен. Она загнала тревогу глубоко внутрь себя, стянула ее в тугой узел и заставила не шевелиться: «Мне повезло, - сказала она себе. – Мне очень сильно повезло. И это честно. Все будет хорошо. Лишь бы в мое отсутствие ничего не случилось с бабулей».
- Я припарковался на другой стороне Садового, в переулке, - как будто даже извинился Дмитрий. – Нам придется немного пройти.
- Да, конечно. – Дуся была готова идти куда угодно, лишь бы не остаться одной.
- Или, знаете... – Дмитрий заколебался. – Я после нашего с вами обеда больше ничего не ел, а дома шаром покати. Может быть, вы составите мне компанию сегодня еще раз? Я знаю на Садовом хорошую пиццерию.
Расставаться со спасителем было страшно. «Если после моего ухода в квартиру кто-то пришел искать письмо, то уже нашли, – подумала Дуся совсем без эмоций. – Прошло больше часа. Если бабуля не подойдет к телефону...» Додумывать она не стала.
- Я позвоню бабушке?
- Она может не позволить? – С иронией спросил Дмитрий.
- Она очень старенькая и я не хочу, чтобы она беспокоилась, - примирительно ответила Дуся.
- Дуся, я пошутил.
- Да все в порядке.
Дмитрий прошел чуть вперед, давая возможность Дусе поговорить. «Тактичный, умный, красивый... – Дуся слушала длинные гудки в трубке и рассматривала его спину. – Дома никто не ждет... Хотя, может быть, жена просто уехала в отпуск». Ситуацию прояснить хотелось очень, но спрашивать Дуся не стала бы ни за что на свете.
- Алё! – своим обычным тоном сказала бабуля Дусе в ухо.
- Бабуль, это я. У тебя все в порядке?
- А что у меня может быть не в порядке? – Раздраженно ответила бабуля. – Ты чего звонишь-то? Задерживаешься?
- Да, бабуль, ты засыпай без меня, я поздно приду.
- Договорено же было, можешь не приходить! – Дуся внимательно слушала. В тоне Евдокии Романовны не было ничего необычного. – Что за девицы пошли, прости господи! Я прекрасно смотрю телевизор.
- А что идет? – Провела еще одну проверку Дуся.
- Тебе все каналы перечислить? Новости по НТВ были никакие, из пустого в порожнее переливали, а сейчас кино новомодное, детектив показывают, про честных милиционеров.
- Ты смотришь? – поразилась Дуся.
- Я смотрю. Я не на милиционеров смотрю, а на город. Я в Петербург, сама понимаешь, никогда уже не смогу поехать, ни одна, ни с тобой.
- Ты никогда не говорила, - растерялась Дуся, - что хочешь в Питер.
- Ду-ся! Я в здравом уме. Не хочу я в Питер. Вот смотрю – и довольна. Все, гуляй себе на здоровье, воздухом дыши. Раньше восьми утра домой не приходи.
- Да ты что, бабуль! Услышал бы кто со стороны, как ты меня на панель посылаешь, - окончательно успокоилась Дуся. Дома, кроме бабули, никого не было.
- Ну давай, давай ссорься с полупарализованной старухой... Ты для этого позвонила?
- Все, бабуль! Люблю! Пока!
- Счастливо... – пробурчала Евдокия Романовна и положила трубку.
Дуся ускорила шаги.
- Нормально доложились? – Дмитрий был само участие.
«Почему – «доложились»? Он бывший военный?» Военных бабуля не жаловала. «Да что я, бабуле, что ли, родственника подыскиваю! – разозлилась на себя Дуся. – Перекусим и поеду домой. И так уже очень поздно. Еще завтра для него же медиа-план писать! Несложно, а сделать нужно все равно с самого утра».
- Ну да. Знаете, я сегодня вам медиа-план не написала, - решила сразу раскрыть завтращнюю задержку девушка. Тоже то одно навалилось, то другое... Но я завтра доделаю и к обеду у вас все будет.
Они вошли в дверь довольно уютного заведения. В длинном зале, оформленном в итальянском стиле, было прохладно и пахло вкусной едой. Мужчина посторонился, пропуская Дусю вперед. Проходя мимо него, девушка невольно вдохнула смешанный запах дорогого одеколона, свежей одежды, бензина и сигаретного дыма. «Запах нормального мужика, - с тоской подумала Дуся. – Такой бы не позволил каким-то идиотам непонятно зачем следить за своей женой. А кстати, почему пропала слежка?»
- Знаете, - решилась рассказать о своей проблеме Дуся, когда они доели пиццу и принялись за чай. – Вы были правы днем в кафе.
- По поводу того, что статьи нужно размещать не только в московской, но и в региональной прессе? Конечно, мне нужны крупные строительные фирмы городов-миллионников, это сразу серьезные заказы, а дилерская сеть образуется сама собой. Вы же еще днем ничего против этого не возражали.
- Да нет... Вы тогда заметили, что с меня глаз не сводит мужчина...
- Ага, я действительно был прав! – Дмитрий непринужденно рассмеялся. – Вас преследует отвергнутый вздыхатель!
- Вздыхатель – нет, преследует – да. Я сама не понимаю причины... – Дуся честно рассказала о странной слежке, для краткости опустив, как реагирует на это бабуля. Почему-то ей показалось, что об этом говорить не нужно. Разумеется, ничего не рассказала она и о том, зачем приезжала к ней сегодня Светлана. – ...А на вокзале он вдруг исчез, просто ушел, и все, - продолжила она, - и я теперь беспокоюсь еще больше, чем когда они всюду за мной ходили. Что бы все это могло означать?
- Да что угодно! Если это недоразумение, вы никогда не узнаете причины столь странного внимания. – Дмитрий с одобрением посмотрел на Дусю. «Как на достойного противника,» - почему-то подумалось ей.
– Может быть, эти люди для себя все выяснили и оставили вас в покое, - продолжил он успокаивающе.
- Хорошо бы... Но почему на вокзале?
- Вы же сами сказали, ваш филер кому-то позвонил и быстро ушел. А может быть, это ему позвонили и велели оставить вас в покое? Почему вы об этом не думаете?
«Почему, почему. Потому. Потому что они исчезли, когда мне стала понятна причина слежки. И теперь мне непонятно, почему они исчезли. Должны, по идее, активизироваться. С другой стороны, это и есть дополнительное давление: они исчезли, и я боюсь еще больше».
- Я беспокоюсь, потому что слежка эта ни во что не вылилась, - Дуся отметила странное выражение, на секунду мелькнувшее на лице у Дмитрия. Похоже, он доволен, что это не ухажер меня преследовал, решила она.
- Дуся, а домой к вам они не приходили?
- Нет, до этого дело не дошло. Как раз это мне было бы понятно, если бы они решили нас грабить или шантажировать чем-нибудь. Только у нас ничего нет, мы с бабулей живем очень скромно...
- Вы неплохо зарабатываете, – уверенно сказал Дмитрий. И тут же поправился: - Я надеюсь. Для разных людей большие деньги – очень разные суммы. Может быть, ваш доход кажется кому-то большим и люди решили поживиться. Они вам не предлагали заплатить за то, чтобы они от вас отстали?
- Ничего такого. Более того, когда я сегодня к одному из них подошла и спросила, что им от меня нужно, он сказал, что я ошиблась. Вот так.
- Дуся, - Дмитрий, точно так же, как в тот раз, когда они обедали, положил свою руку поверх Дусиной руки и точно также Дуся почувствовала неискренность, от нее исходившую. – Если я вас оставлю сегодня одну в таком состоянии, я буду тревожится до завтра. – Глаза его смотрели совершенно недвусмысленно. – Мы взрослые люди. А вам очень нужно на что-либо отвлечься. Почему бы вам не провести сегодня ночь не дома, а в двух шагах от него? Я буду рад видеть вас у себя в гостях. Ваша бабушка будет очень волноваться, если вы не придете сегодня домой?
« Что?!? Хотя, а что? Сразу и выясню, женат он или нет. И так всего меньше суток знакомы, а я, похоже, очень сильно... ну... это... расположена к нему, – нашла Дуся формулировку. - Только как согласиться подостойнее?»
- Вот и замечательно. – Дмитрий убрал свою руку с руки Дуси. – Нам обоим полезны новые знакомства, Дуся, - многозначительно, с глубокими интонациями в голосе продолжал он, закуривая, и жестом показал официанту, что можно нести счет. – А я, к тому же, никогда не встречал женщины, подобной вам.
«А вот это уже сказки, зря ты так, - почему-то расстроилась Дуся и опустила глаза. – У такого красавца да чтобы не было любовных приключений... Хотя мне какое дело? Я согласна? Согласна. Значит, нечего рассуждать».
- Мне нужно на минутку заехать домой, - сказала она, уже сидя на переднем сиденье темно-синего «Пежо-407».
- Надеюсь, вы там не останетесь, и я не буду, как обманутый мальчишка, ждать вас до утра, - рассмеялся Дмитрий.
- Скажите мне свой мобильный телефон, - оскорбилась Дуся. – Я вам сейчас позвоню, и у вас будет мой номер телефона. Мало ли, - подумала она об опасности, которой как никогда подвергаются они с бабулей, - может быть, я ногу подверну или головой в темноте ударюсь обо что-нибудь. А вы будете думать...
- Хотите, я вас провожу до двери? – Дмитрий смеялся.
- Нет, не хочу. – Дуся достала из сумки визитку Дмитрия, полученную от него днем, и, набрав номер, нажала кнопку вызова. В кармане у него заиграла негромкая мелодия, он вынул свой телефон и с улыбкой выключил его.
- Дуся, мы еще не перешли на «ты», а уже начали ссориться. – Машина свернула с набережной Яузы на Семеновскую улицу. - Показывай дорогу.
Дуся скупо командовала «направо», «здесь вдоль здания до самого конца», «ко второму подъезду», а сама думала о том, что она увидит дома. Если бы хотели обыскать квартиру, сейчас уже бы точно это сделали. Вдруг там... не нужно додумывать, остановила она себя. Жди, уже приехала.
На площадке перед дверью собственной квартиры Дуся остановилась и прислушалась к своим ощущениям. Внутри все было спокойно. Она осторожно повернула ключ в замке, толкнула дверь и прислушалась к темноте.
- Входи уж... – раздался оттуда брюзжащий бабулин голос. – Непутевая.
- Почему непутевая? – Дуся включила свет в прихожей. – Я тебя разбудила?
- Потому непутевая, что домой явилась. А я еще и не засыпала.
- Так я на минутку, - использовала ситуацию Дуся. – Зарядник для телефона забыла. Ты же сказала, чтобы я утром возвращалась, я и буду утром, бабуль.
- Правда? Ну слава богу!
- К нам никто не приходил? – уточнила Дуся уже из кухни. Конверт лежал там, где Дуся его и оставила – на холодильнике. Пусть, если кто-то захочет прочитать, не ищет долго.
- С чего бы это? Многовато для одного дня.
- И не звонил? – Спросила она уже в прихожей.
- Да кто ж в такое время звонит? Дусь, ты ждешь, что ль, чего?
- Нет, что ты, все в порядке. Ну я пошла?
- Иди уж... – пробурчала свое обычное Евдокия Романовна, а когда Дуся закрыла за собой дверь, перекрестилась в темноте левой рукой. «Прости, господи, что левой, - в который раз извинилась она перед богом. И опять не удержалась, чтобы не упрекнуть его: - Сам до этого допустил, так что терпи». Старушка крепко зажмурила глаза и честно постаралась уснуть. Сон, как всегда, не шел. «И когда уж ты мне, господи, Дуську замуж отдашь? – в который раз обратилась Евдокия Романовна к богу. – Прибрал бы меня, что ли... Замуж девке пора, засиделась... и я тут уже зажилась... Или ты забыл про меня? Или не смотришь на нас? А если смотришь, как тогда допускаешь, что беда какая-то вокруг Дуськи заворачивается?» Бабуля спрашивала, глядя в едва видный в темноте потолок, упрекала и уговаривала. Ответа не было. «Ну и на этом спасибо, господи! Спасибо, что хоть выслушал!» Евдокия Романовна удовлетворенно вздохнула и погрузилась в зыбкий сон.
8.
«Зачем я это делаю? – корила себя Дуся, сбегая вниз по лестнице. И честно сама себе призналась: - Да пора уж давно мне замуж. Только разве замуж так выходят? Что он подумает обо мне: в первый же день, с первым встречным... Ладно, разберемся».
Оказалось, что Дмитрий жил совсем рядом, возле Преображенского рынка. На этот рынок Дуся любила ходить всю свою жизнь, сколько себя помнит. И не только потому, что как двадцать лет назад, так и сейчас здесь продаются продукты гораздо более свежие и вкусные, чем, к примеру, в том же «Рамсторе». Дусе нравилась сама атмосфера этого места, здесь она ощущала себя... хорошо ощущала. Удивительно, думала Дуся, вот есть я, вот проходит время, и не будет меня. А это место останется, и будут здесь жить, ходить, делать какие-то свои дела другие люди. Место такое – вечное. Потому что вот он, Преображенский храм, никуда не делся с петровских времен. И веру не сменил, старообрядческий. И колокольня, и кусок монастырской стены – всему этому без малого пять веков, и простоят они еще больше, потому что Москва – она такая, она сильная. Был Петр, ходил ровно здесь, где я иду. Может быть, я в его следы наступаю. Потому что где ж ему было идти – вход в конюшню один, хоть конюшня петровская, со стенами толщиной почти в метр, сегодня – торговый павильон. А уж в последнее столетие и голодала Москва, и бомбили ее в войну, и восстанавливали из всего, что было под рукой, а вот поди ж ты – сохранили люди. Тоже любили это место, как любит Дуся. Нет их давно, лежат, наверное, на бывшем монастырском погосте, а теперь Преображенском кладбище. А за монастырской стеной милицейские патрули десятилетия подряд безуспешно борются с «Блошинкой». Блошиный рынок на Преображенке тоже был всегда, сколько Дуся себя помнит – и двадцать лет назад, и сейчас как будто те же самые старички и старушки продавали друг другу подержаную одежду и обувь, крышки для консервирования и стеклянные бусы, посуду и кухонную утварь, произведенную десятки лет назад, бывшую и не бывшую в употреблении. Дуся всегда заходила на Блошинку в надежде, что когда-нибудь ей попадется точно такая ваза, как та, что она разбила в далеком детстве, она купила бы эту вазу за любые деньги. Только никто и никогда не продавал ваз, хотя бы отдаленно похожих на предметы из фамильной коллекции графов Разумовских.
«Странно, - подумала Дуся, оглядывая стройную фигуру нового знакомого, - я его ни разу на рынке не видела. А ведь заметила бы сразу, такого невозможно пропустить».
- Вы давно... Ты давно в этом районе живешь? – решилась спросить она, когда молодые люди вышли из машины и направились к подъезду довольно обшарпанной девятиэтажки. – Я тут на рынке часто бываю, и в книжном магазине тоже, - объяснила она свой интерес.
- Переехал год назад. Это давно или недавно? – Мужчина открыл перед Дусей дверь и пропустил ее вперед. – Я из Мытищ, у меня там родители и брат живут. Еще года два назад купил эту однушку, но как-то не торопился переезжать... С родителями жить комфортнее, чем одному, мама у меня дама демократичная, свободы не стесняет. А вот с братом тесновато стало, ему сейчас восемнадцать, он ко мне относится как еще к одному родителю, который ему должен всяких разных материальных благ.
«Вот тебе и пожалуйста. Одинок, красив, не беден. Любит домашний уют. А еще похож, не пойму, чем, только чем-то очень похож на отца. Сильный, мудрый какой-то. Так не бывает. Или бывает?» Дуся делала вид, что разглядывает стены лифта, расписанные не одним поколением тинейджеров.
- А учился где? – попыталась она хоть что-то узнать о мужчине, с которым собиралась спать. Как там говорится в пошлом анекдоте? Секс – не повод для знакомства? До чего же вы докатились в своих попытках выйти замуж, Евдокия Сергеевна! Но если бы не слежка, которая внезапно прекратилась, и этим напугала больше, чем когда была, она бы никогда...
- Учился в Бауманке в Королеве. В филиале, это было ближе к дому. А ты?
- В МГИМО, - осторожно ответила Дуся. Сейчас он скажет, что с таким образованием можно было найти гораздо более престижную работу.
- Хочешь угадаю? На журналистике или экономике.
- Ну да, на экономфаке. А что?
- Ну не на юридическом же... Родители устроили?
- Наверное, родители. Только мне тогда никто ничего не говорил, я думала, что сама поступила.
- А родители где живут?
- Они погибли в аварии, когда мне было восемнадцать лет.
Дмитрий открыл дверь в квартиру. Оттуда пахнуло... каким-то нежилым помещением. Дуся растерялась. Ей казалось, что в его доме должно пахнуть как-то совсем по-другому.
«Может, уйти? Только это будет уже совсем глупо. Да и дома все в порядке, а бабуля взволнуется, если я вернусь раньше обещанного времени. Пришла уж...» - сказала она себе ворчливым тоном Евдокии Романовны.
- Прошу. – Мужчина чуть подтолкнул Дусю в темную прихожую, закрыл за собой дверь и как-то не сразу включил свет.
«Выключатель в темноте искал. А ты что подумала?» – Злорадно спросила у себя Дуся. Да, похоже, он и теперь здесь нечасто бывает. Потому и воздух в квартире какой-то тяжелый. Дмитрий ободряюще улыбнулся показал жестом на комнату: тебе туда, а сам прошел на кухню. Девушке ничего не оставалось, как пойти в протитивоположную сторону. Обувь тут не снимают и тапок не дают, все как на западе, почему-то с осуждением отметила Дуся. Обычно ей нравилось в гостях не разуваться, чужие тапочки, побывавшие на неизвестно каком количестве ног, вызывали у нее чувство стойкой брезгливости.
Девушка чуть удивленно оглядывалась вокруг. Он что, прямо с мебелью квартиру купил? Похоже, что никто не делал тут ремонт и ничего не передвигал лет пять. Огромный угловой диван с дутыми подлокотниками, пара таких же кресел, журнальный (совсем не чайный, отметила Дуся) столик со стеклянной столешницей, большой телевизор «Нitachi» модели конца прошлого, двадцатого века, стоящий на громоздкой тумбе, на стенах – несколько репродукций старинных гравюр, совсем не вяжущихся с остальным интерьером, тяжелые шторы когда-то модного дизайна, ковровое покрытие вместо паркета... Никаких книг. И запах, запах множества разных людей, такой, как бывает в гостиничных номерах, даже очень тщательно убранных. В Дусиной голове замелькали тени, какие-то образы неуловимо похожих друг на друга мужчин, бывавших здесь, опасных мужчин. Таких же опасных, как Дмитрий, вдруг почему-то прозвучало в голове. Очень захотелось домой. «Ты устала, ты не доверяешь уже никому, - констатировала Дуся. - Он тебе нравится или не нравится? – спросила она у себя. И честно ответила: - Да, нравится». «А если нравится, - продолжила она диалог с собой, - то чего ж ты придираешься? Что не так?» Она посмотрела внутрь себя и твердо ответила: что-то не так. У тебя сейчас все не так, вновь выступила вперед первая Дуся. И ты хочешь быть одна, когда тебя явно собрались убить, убить на всякий случай, убить только потому, что подтвердилось подозрение, что ты можешь знать чужие секреты? Пусть пройдет время, убеждала первая Дуся вторую, пусть они разберутся, пускай убедятся, что ты ничего не знаешь об этих их деньгах и знать не хочешь. Тебе сейчас рядом очень нужен хоть кто-нибудь. Просто опереться. Пусть с ним ничего не сложится. Пусть. Но если и не сложится, то не сразу. Сначала можно попробовать сложить, а это займет какое-то время. Тебе повезет, все образуется. Помни, у тебя бабуля. Вторая Дуся вздохнула и согласилась: хорошо, да. Если ничего не сложится, все равно пройдет время. Все правильно.
Дмитрий вошел, держа в руках небольшой поднос, уставленный фруктами, бутылкой французского шампанского и конфетами. Виноград и яблоки выглядели совсем свежими. «А говорил, дома нечего есть. Хотя какая же это еда?» - снова остановила себя Дуся.
- Успела заскучать? – Дмитрий поставил угощение на столик и внимательно посмотрел на Дусю.
- Нет, не успела, - поддержала игру Дуся. – А где твои книги?
- Книги? – чуть растерялся Дмитрий. – Книги у родителей остались. А зачем тебе мои книги? Психологический портрет дополнить? Присаживайся. Я не спросил, хочешь ли ты выпить, потому что решил, что откажешься. А так, - он уже осторожно открывал бутылку, - нечестно. Потому что я хочу. Да и спиртное в медицинских дозах полезно. А виноградное вино особенно. У меня сегодня был очень выматывающий день, и я подозреваю, что у тебя тоже. – Он разлил шипучую жидкость в бокалы. – Дуся, ну что же ты стоишь? Все в порядке. – Дмитрий взял девушку за руку и, чуть прилагая усилие, посадил рядом с собой на диван. Подал ей бокал. Дуся посмотрела на пузырьки воздуха, отрывающиеся от прозрачного стекла, взохнула и подняла глаза на Дмитрия. Да, подумалось ей, все в порядке. Это оно. Начало того самого счастья, о котором все мечтают. И ничего, что душа пока не ликует и боится. Все образуется. Она вымученно улыбнулась.
- Я предлагаю выпить за работу, которая дает возможность знакомиться нам с замечательными людьми, - шутливо-торжественно произнес Дмитрий. – И извлекать из этих знакомств массу не только полезных, но и приятных моментов. Труд не просто сделал из обезьян человеков, он продолжает помогать человечеству жить полноценно и не деградировать обратно в обезьян.
«Однако мы сейчас собираемся кормить свои животные инстинкты, - молча хмыкнула Дуся и развеселилась. – Что будет, если я ему это скажу?»
- Ну да, за это и выпьем, - ответила она ему, пряча чертиков в глазах.
- Ты не дорассказала... – Дмитрий сделал небольшой глоток и поставил бокал на стол. Оторвал от кисти виноградину, посмотрел на нее и почему-то положил на место. – Родители погибли, когда ты уже училась в институте?
- Да, - решила Дуся вывалить сразу все, что можно было. – Папа был журналистом-международником, он был тогда в длительной командировке в Африке, в Кот-Д’Ивуаре, и вот на автобане их машина столкнулась с грузовиком. Там автобан-то всего один. У бабушки тогда от стресса инсульт случился, ее парализовало на одну сторону. Так и не оклемалась до конца.
- Ты была одна у родителей?
- Одна. И мама у бабушки была одна. А папа у меня детдомовский.
- В детстве я тоже мечтал быть детдомовским, - перевел разговор в шутку Дмитрий.
- Ну да. А я хотела быть водителем трамвая, - рассмеялась Дуся. – Где-то я давно уже прочитала, что мы становимся взрослыми в тот момент, когда прощаем своих родителей. Я так обижалась на них в детстве! А без них... – девушка запнулась, - плоховато.
- Значит, я вовремя повзрослел. Я как-то еще в институте понял, что родители были правы, требуя от меня возможного и невозможного. Правда, к брату они таких требований не предъявляют. Ты сама решила в МГИМО поступать или под нажимом?
- Да я не помню уже. Как-то само собой имелось в виду, что или филфак, или Тореза, или МГИМО. Я в английской школе училась, так что выбор был вот такой. Возможно, как-то отец скорректировал. Да я и сама, наверное, именно туда хотела, престижно же было очень.
- А я собирался быть инженером-сварщиком. Допивай, новый тост надо говорить с новым вином.
- Кем ты собирался быть? – не поверила Дуся. Она сделала еще глоток и продолжала: – Такое разве бывает?
- Конечно бывает. Это же Бауманка. Как, по-твоему, делают корпуса ракет, самолетов, бронетехники?
- Ой, не знаю... Никогда не думала.
- Хорошо, не думай, - Дмитрий снова разил шампанское по бокалам. – Пробуй конфеты, это вишня в коньяке.
Дуся выпивала очень редко, и в голове уже прилично плыло: видимо, сказалась напряжение сегодняшнего дня. Чувство опасности куда-то исчезло, и на смену ему пришло ощущение комфорта. Комфорта и защищенности. Глаза стало трудно держать открытыми, и она, откинувшись на спинку дивана, прикрыла их. «Похоже, я прямо так и засну, - лениво подумала она. – Ну и пусть, все хорошо». Сквозь дрему ей казалось, что кто-то двигает мебель, потом сильные руки легко подняли ее, понесли в сторону и положили на что-то мягкое. «Это постель, - поняла девушка, но проснуться не смогла. – Я посплю немножко, а потом посмотрю, где я. Все хорошо».
Дуся открыла глаза, потому что не щелкнул будильник. «Сломался?» - была первая, еще во сне, мысль. Девушка привычно повернула голову и на секунду испугалась: она была не дома. Дуся лежала на большом, как татами, диване Дмитрия, укрытая мягким одеялом. Одно кресло, превращенное в постель, теперь стояло у самого окна, на другом аккуратной горкой была сложена Дусина одежда: джинсы и свитер. Тут же – ни разу не надеванный мужской махровый халат. Так, деловито подумала Дуся, остальное все на мне, значит, ничего такого не было. И все равно: он меня раздевал. Как же я могла отключиться? Вроде бы говорили, что нельзя смешивать в организме спиртное разной крепости, но чтоб от одной конфеты с коньяком и бокала шампанского... Тренироваться надо чаще, решила Дуся. А то, что ничего не было, мне нравится, и Дима мне еще больше нравится, подвела черту она.
Атмосфера в комнате уже не казалась тяжелой и затхлой, сквозь открытую створку окна тянуло свежестью солнечного утра. Само солнце взошло с противоположной стороны дома и освещало здания напротив. «Удобно, - подумала Дуся. – У нас окна на восток выходят, в шесть утра от жары уже невозможно спать, никакие шторы не спасают. А здесь – прохлада, свежесть. Хотя вечером, наверное, духотища, поэтому такой запах был вчера, окна-то весь день закрыты...» Она прислушалась: в ванной шумел душ.
Было время подумать о вчерашнем дне, и Дуся снова прикидывала так и эдак, каким образом можно дать понять опасным людям, до вечера дня следившим за ней, а потом вдруг изсчезшим, что их секреты не известны и не нужны Дусе. Хорошо было бы, помечтала она, чтобы я вышла на улицу, а кто-нибудь из них там как ни в чем не бывало сидит и меня караулит. Тогда бы я подошла и сказала, что Светлана всего лишь привезла мне письмо, которое много лет назад папа написал маме за несколько часов до их случайной гибели, что в этом письме ничего особенного нет и я могу им его показать. Или отксерить. Отдавать насовсем последнее письмо отца чужим людям Дуся не хотела. И они бы оставили их с бабулей в покое. Они и так вчера оставили тебя в покое, тут же раздраженно напомнила она себе, так ты так разволновалась, что побежала к первому встречному мужику страхи свои снимать! А потом заснула у него на диване! А вдруг случилось так, снова начала мечтать Дуся, что пока я ездила к Светлане на вокзал, они запустили к нам в квартиру какой-либо безопасный усыпляющий газ, вошли, отксерили письмо и тут же вышли? И бабуля ничего не заметила, просто подремала полчасика и все. Они увидели, что ничего особенного нет в этом письме, и сняли слежку. Ты когда-нибудь слышала про безопасный усыпляющий газ, спросила себя Дуся и тут же резко откинула одеяло. Нужно было срочно убедиться, что с бабулей все в порядке. Если они не приходили днем, они могли придти ночью, ведь Дуси же не было дома. Дуся подержала в руках новенький махровый халат и решительно натянула свои джинсы и свитерок. В ванной по-прежнему лилась вода. Уходить не прощаясь не хотелось. Подожду, решила Дуся. А может, рассказать ему все? Нет, ни к чему. Если дома все в порядке, возможно, этот ужас закончился. Или как раз наоборот, если дома – не в порядке, то закончился? Господи, как же передать им это письмо, если они его еще сами не видели! Дуся уже была готова расстаться с оригиналом.
Шум воды в ванной прекратился, щелкнул шпингалет и открылась дверь. В дверном проеме стоял свежий и улыбающийся Дмитрий, одетый в довольно потрепанный махровый халат. – Ни умываться, ни завтракать не будешь? Обидишь хозяина!
- Дима, - пряча глаза, впервые произнесла Дуся вслух уменьшительную форму его имени, -доброе утро. Просто мне обязательно нужно домой. Переодеться и бабулю... ну, покормить там, все такое... – не стала Дуся объяснять подробно про бабулин недуг. – Мне к десяти на работу.
- Душ можешь не принимать, - безапелляционным тоном, по-прежнему улыбаясь, продолжал Дмитрий, как будто не слышал Дусиных аргументов, - а зубная щетка в стаканчике, найдешь. Умывайся, я быстро кофе сварю, позавтракаем и отвезу тебя. По времени то же самое будет, как если бы ты сейчас сбежала, меня не дождавшись.
- Я бы не сбежала! – заспорила было Дуся, но махнула рукой и протиснулась мимо Дмитрия в ванную.
Как-то так получилось, что вчера ни ванной, ни кухни этой квартиры Дуся не увидела. Снова стало чуть-чуть стыдно за свой внезапный сон. «А чего стыдиться? Ну, устала. Он, по-моему, совершенно нормально воспринимает ситуацию!» - успокоила себя Дуся. Ванная комната в этой квартире была тоже какая-то... безликая, определила для себя Дуся. Над раковиной – шкафчик с зеркальной дверцей, ниже в металлической подставке – стакан с двумя зубными щетками, одной в упаковке и второй тоже совсем новой, мыло и дорогая зубная паста. На крючке – два полотенца, одно влажное, потрогала Дуся, а одно мне, догадалась она. Дусе очень хотелось открыть шкафчик, чтобы посмотреть, как называется тот одеколон, запах которого пробудил в ней... ну, нечто пробудил. Но она не решилась.
Кофе пили не торопясь. Дуся – чтобы выглядеть прилично. Дмитрий, наверное, потому, что сам себе хозяин – спешить некуда, офис начнет работу и без него, мобильный телефон под рукой, будет нужен – позвонят. Как-то получилось, что разговор снова пошел о Дусиных родителях.
- Ты говоришь, знакомую родителей в Одессу провожала? – Дмитрий сделал осторожный глоток и поставил чашку на блюдце. – Люблю людей, которые общаются много лет. Как правило, это надежные и искренние люди.
- Да нет, знаешь, я с ней и не знакома была до вчерашнего дня. Просто русские, вынужденные жить за границей, ценят каждый контакт с соотечественниками. А женщины, которые по молодости да глупости вышли за африканцев замуж и повязаны детьми и мужем, они и родину свою любят, и семью. Так и разрываются всю жизнь.
- Ну не скажи, не все. Сейчас молодежь очень хочет замуж за иностранцев. Самый простой способ сменить свой статус.
- Сейчас – да, как-то это не осуждается обществом, а тогда... она ведь примерно ровесница моих родителей, в то время все патриотами были... Таким женщинам было нелегко.
- Сами себе устроили, чтобы было нелегко. И ты говоришь, она заскучала по семье знакомых, которых нет в живых столько лет?
- Дим, это нормальная порядочная баба. У них дома она нашла письмо, которое, она решила, адресовано моей маме. Ну и завезла.
- Столько лет хранила и не выбросила?
- Ну да. Видимо, ей было удобнее отдать мне это письмо, чем просто выбросить. Она посчитала, что непорядочно выбросить. Она его нашла, когда родители уже погибли.
- А что в письме?
- Да ерунда всякая, обычное письмо. – Дуся внутренне сжалась. Как получилось, что она чуть не посвятила в... ну, в не нужные и ей самой, и никому вообще, чужие секреты еще одного человека? Не хватало еще, чтобы и Дмитрий стал этим людям потенциально опасен. Девушка медленно подбирала слова: – Папа, видимо, куда-то отъезжал... Или мама была в Москве, а ее муж... Светланы муж... может быть, собирался как раз в Москву... А тогда, да, наверное, и сейчас так, - закончила она лживую конструкцию полной правдой, - тогда по почте письмо шло иногда две-три недели, и если кто-то летел в Москву, письма с ним отдавали, чтобы быстрее дошло. Ну и вот. Родители погибли, и она посчитала кощунством выбросить это письмо. Привезла через столько лет, не поленилась. Да вообще-то она набожная, а с верующими людьми в этом плане удобно, они лишний раз грешить не станут.
- Поня-я-ятно... – Дмитрий сделал последний глоток и откровенно сожалеюще посмотрел на дно чашки. – Давай еще кофе сварю.
- Дим, поехали, а? – Дуся жалобно посмотрела на собеседника. – Уже почти восемь, мне на работу надо... Собраться, переодеться...
- А у вас строго?
- Строго.
Для Дуси было не строго, но она не стала ничего объяснять. Конечно, Олег не сделает ей замечание: все понимают, что у Дуси больная старенькая бабуля. Сегодняшнее приключение, конечно, никому не станет известно. Вот только в процессе работы с фирмой «Парадиз-М», наверное, все догадаются о Дусиных с Дмитрием... отношениях, если они будут.
- Ну поехали. – Дмитрий поставил чашки в раковину. – Извини, что не покормил тебя завтраком, но я сегодня что-либо куплю.
«То есть я и сегодня буду здесь ночевать? – Почему-то мысленно взбрыкнула Дуся. – Сначала нужно было у меня спросить... Хотя что это я? Конечно, буду! Я хочу,» - сказала она себе правду.
Когда машина повернула к дому, Дуся издалека увидела знакомую одинокую фигуру на скамейке. Стриженый. «Слава богу! Если опять пришел, значит, никто не собирается меня убивать! Но... Как они не боятся? – впервые подумала она. – Не только моя бабуля, другие пенсионеры тоже наверняка заметили эти посиделки. Интересно, кто-то еще знает, что эта слежка по мою душу?» Она посмотрела на Дмитрия. Тот тоже увидел вчерашнего преследователя.
- Так ты говоришь, непонятно кто и не понятно, по какой причине? – в его голосе прозвучал металл. Еще вчера утром Дуся вздохнула бы с облегчением, что кто-то хочет разобраться в причинах пугающей слежки за ней, сегодня ей, напротив, очень хотелось, чтобы никто ничего не узнал. Ни бабуля, ни Дмитрий. Пусть им ничего не угрожает.
- А может быть, сами отстанут?
- Отстанут, отстанут... – угрожающе пообещал мужчина.
- Дим, знаешь, ты в это не вникай, – твердо сказала Дуся. – Тебе работать надо. А они... ну они же ничего плохого не делают... Опять же, им уже надоело. Вчера, например, нас с тобой никто не сопровождал.
- Может, у них машины нет, - хмыкнул мужчина.
- Ну это вряд ли... – с сомнением ответила Дуся. – Сейчас машина – не проблема. Вероятнее всего, они меня с кем-то перепутали и со дня на день разберутся. Давай не будем на это обращать внимание.
- Еще вчера тебя это пугало.
- А сегодня уже не пугает. Знаешь, Дим, сон в незнакомом месте очень способствует нормализации нервной системы. – Она опустила глаза. Автомобиль стоял у подъезда. – Ну я пошла? Я тебе сделаю план и сразу же сброшу.
- Да, договорились же. Пока. – Мужчина уверенно взял Дусю за шею, притянул к себе и быстро поцеловал в губы. Посмотрел ей в глаза. – Позвони пожалуйста.
- Да. – Дусе почему-то было неловко. Идиотка, сказала она себе. Ты ведешь себя, как идиотка. Ни один нормальный мужик долго этого терпеть не будет. Она открыла дверцу машины и быстро, не оглянувшись, вошла в подъезд.
9.
Дуся открыла дверь собственной квартиры, быстро вошла и облегченно перевела дух: Евдокия Романовна сидела у окна в инвалидном кресле.
- Здравствуй, бабуль. Ты чего встала?
- Да не спалось, вот и встала. И так каждое утро лежу, лежу, дожидаюсь, когда ты проснешься, чтобы раньше времени тебя не разбудить. А тут тебя нет – когда захотела, тогда и встала.
- Завтракать будешь?
- Я-то поела. Пирожков вчерашних. И чайник еще горячий. А тебя кормили?
- Нет, я не стала завтракать, - соврала Дуся. – Решила с тобой поесть.
- Ну хоть к дому подвезли... Хвост твой почему-то второй день один и тот же сидит... Остальных, что ли, холера покосила...
- Бабуль, ну сколько раз говорить! Не мой это хвост, не мой! К кому-то еще ходит!
- А подвез кто? – заискивающе спросила бабуля.
- Не такси!
- Вижу, что не такси. Хоть не женатый?
- Ну какая разница, женатый – не женатый?
Дуся заглянула на кухню. Конверт лежал на холодильнике. Она вернулась в комнату, быстро сбросила одежду и накинула домашний халатик.
- Давайте, свет Евдокия Романовна, мыться, а то мне на работу.
Она привычно взяла на руки бабулю, отнесла в ванную, сняла со старушки одежду, стараясь не дышать, ловко сняла подгузник, сунула его в целлофановый пакет, туго завязала. Устойчиво поставила в ванну пластмассовое креслице, посадила в него щуплое тельце, включила воду.
- Дусь, я тут подумала... – Евдокия Романовна заискивающе посмотрела внучке в глаза.
- Бабуль, не знаю, что ты подумала, мойся быстрее, мне на работу...
Дуся закрыла за собой дверь ванной. Подумала она! Дуся сама еще ни о чем не подумала, а бабуля уже подумала! Да тут и думать было нечего, конечно, эту квартиру надо менять хотя бы на двухкомнатную. Как-то так получилось, что сначала у них совсем не было денег не только на обмен, но и на жизнь, а со временем оказалось, что жить в одной комнате со старушкой Дусе гораздо спокойнее – та все время на виду. Жалко, время упущено – жилье в Москве все время дорожает, года три назад на обмен пришлось бы потратить гораздо меньше денег. Впрочем, у Дуси не только сейчас, но и тогда достаточной суммы не было. «Возьму кредит, - твердо решила девушка. – Все равно семья у меня будет, а бабуля, может, еще с божьей помощью десяток лет протянет. Вот, в районной газете читала, в Сокольниках живет двенадцать человек старше ста лет, а нам от Сокольников – рукой подать, такой же, наверное, экологически чистый район... Можно переехать в Сокольники. Сегодня же начну собирать информацию о банках».
Дуся оглядела кухню. Да, уборка нужна срочно. А она сегодня вечером, похоже, опять будет занята, подумала как-то даже с раздражением. Что-то все-таки в нем не то, в новом знакомом, стала себя накручивать она. Ну как это – в доме совсем нет книг? А еще, что совсем дико, там нет компьютера. Хотя, может быть, где-то в углу стоит ноутбук... Да нет же, ничего такого у Дмитрия в комнате нет. В поле зрения, вспоминала Дуся, не было не только книг. Не было ни газет, ни журналов, ни компакт-дисков... Вот поэтому его дом и напоминает гостиничный номер, обезличенное временное жилье.
Дуся заварила геркулес и травы, прошла в комнату, открыла шкаф и выбрала одежду на сегодняшний день.
- Ду-ся! – послышалось из ванной. Бабуля помылась.
Девушка споро и привычно вытерла старушку, закрепила на ней свежий подгузник, одела, посадила в коляску и повезла на кухню.
- А голову, давай, я тебе сегодня вечером помою.
Процедила в большую кружку и поставила перед бабулей отвар из трав.
- Дусь, я что хотела-то... – бабуля как-то виновато взглянула на внучку. – Я вот думаю... Отдала б ты меня на время в пансионатик какой для пожилых... Лето бы отдохнула, съездила куда... В дом престарелых или как он там называется...
- Что?!? – Дуся от неожиданности подавилась кашей. – Приют он называется! При-ют! Ты совсем... Ты рехнулась, бабуль! Кому ты там нужна? И потом, с чего ты взяла, что я от чего-то устала?
- Дуся, не кипятись, - бабуля была само терпение. – Я же не говорю – насовсем. Только я подумала, тебе уже тридцать четыре года, а ты возле старухи сидишь и сидишь... И этот, на машине, известно как на меня среагирует... Давай, а?
- Значит, так. – Внутри Дуси все закипело. – Моя бабушка не будет жить в приюте. Ни-ког-да. А если это кому-то не понравится, мы не навязываемся. И чтобы я об этом больше не слышала. У меня есть более конструктивное предложение, - продолжала она уже более спокойно. – Подумай, может быть, нам разменять эту квартиру на двушку?
- А разве у нас есть столько денег? По телевизору говорят, жилье в Москве каждый год дорожает почти что вдвое...
- Найдем денег. В кредит купим. Решайся, бабуль. Жить тебе еще долго, а менять что-то надо.
- Это чегой-то – долго? – с подозрением спросила бабуля. – И так уж дольше всех прожила...
- Цыганка сказала, - соврала Дуся.
- Ты гадать ходила? – поразилась бабуля. – Когда? – В гадалок она верила, но от Дуси такого не ожидала.
- Да нет, никуда я не ходила, она сама меня на улице остановила и сказала, - понесло Дусю. – За рукав схватила и говорит: девушка, тебе нужно жилье побольше, потому что бабке твоей еще долго жить. И денег не просила, просто так сказала.
- Господи, спасибо тебе, господи! – обрадовалась бабуля. – Значит, замуж выйдешь. Тут уж сколько проживу столько и проживу, но раз побольше жилье нужно – это к замужеству, не иначе. Слава тебе, господи! А что ж мы раньше не разменяли?
- Раньше не нужно было, а теперь понадобилось. – Дуся ловко мыла посуду. – Так ты не возражаешь?
- А чего мне возражать? Какая только поликлиника будет...
- Хуже этой точно не будет, - убежденно сказала Дуся. – Все, решено, бабуль, – подвела черту она и пошла в комнату одеваться.
- Может, это от обменщиков за тобой ходят... Ну, филеры твои. – Евдокия Романовна ехала в коляске вслед за Дусей. - Может, они цыганкины знакомые? Ты с ними не связывайся, - затревожилась она. – И цыганка твоя, может, вообще липовая была, ряженая, с ними заодно. Я такое по телевизору видела. Что жилье поменять надо, это я согласна, но что эти уже тут как тут, плохо, Дуся.
- Бабуль, ну тебе бы только романы писать! Вчера ты считала, что это богатый жених...
- Так и вышло! Был и жених! Я сердцем почувствовала, только не до конца поняла, что к чему. Сегодня ты где ночевала? Так и не рассказала ничего!
- Расскажу, бабуль. Давай, приду с работы и все расскажу. – Дуся аккуратно подкрасила ресницы. – Все, я пошла.
- Дусь, ну куда ты спешишь? На весь день оставляешь меня думать да гадать! Кто это был-то? По институту знакомый?
- Нет, бабуль, по какому институту... – Дуся критически оглядела калошницу и выбрала серые туфли на среднем каблуке. – Это по работе старый знакомый.
- Из вашего агентства? Ду-ся!
- Клиент, бабуль. Старый клиент.
- Старый? – ужаснулась Евдокия Романовна.
- Ну не по возрасту старый, что ты перепугалась. Просто очень давно работаем. Интересный молодой мужчина. Все, бабуль, я пошла. Потом расскажу.
- И вот сиди тут теперь весь день, и думай, думай... – забрюзжала бабуля.
- А так бы в приюте думала, - подковырнула Дуся. – В доме престарелых. Ну, пока.
- Иди уж... – насупилась Евдокия Романовна.
Дуся вышла из подъезда и направилась прямиком к метро, не обращая внимания на Стриженого, сидящего на скамейке. Тот бросился за ней, пристроившись в хвост. Зайдя за линию домов так, что не стало видно окон собственной квартиры, Дуся остановилась и опять, как вчера, повернула навстречу «хвосту».
- Ты, - крикнула она издалека, видя, что Стриженый собрался ретироваться. – Скажи своим хозяевам, я хочу поговорить.
Филер растерялся. Видимо, указания были – в контакт не вступать. Дуся холодно-презрительно оглядела его с ног до головы и повернула обратно к метро. Почему-то сегодня она ничего не боялась. Ровным шагом, не оглядываясь и не беспокоясь, идет ли за ней и успевает ли Стриженый, Дуся шла к метро, раздумывая, как побыстрее и получше закончить основную на сегодня работу – медиа-план для «Парадиз-М». Потом лучше выждать, прежде чем созвониться, может быть, он позвонит сам. Потом... События предстоящего вечера волновали ее больше всего. Больше работы. Больше слежки. Уже понятно, что будет. А вот как, интересно, это будет?
Дуся механически перешла дорогу, пропуская какие-то машины и перешагивая через трамвайные рельсы, с кем-то столкнулась, извинилась, с кем-то, спешащим навстречу, ловко разминулась, не запоминая людей и не реагируя на них. В поле зрения попало какое-то знакомое пятно. Какое-то... нужное. Девушка еще раз, уже более внимательно, посмотрела в ту сторону и резко остановилась. Сбоку от толпы, на большом куске бетонной плиты, неизвестно когда и откуда взявшимся, сидел вчерашний мальчишка из метро. Тот самый, которому Дуся почему-то не дала денег. Без гармошки, с поцарапанной щекой, обняв колени и положив на них подбородок, мальчишка, сведя брови к переносице и глядя чернющими глазами в одну только ему видимую точку, напряженно о чем-то думал.
- Ты что здесь делаешь? – Не раздумывая, подошла и спросила Дуся, как будто сто лет знала мальчишку и имела право задавать подобные вопросы. – Где твоя гармошка, где хозяева?
От неожиданности тот дернулся и чуть не свалился с места. Он оглядел Дусю с ног до головы, недоуменно попытался вспомнить, кто могла бы быть эта странная тетка, не смог и воинственно спросил:
- А тебе чего?
- Мне ничего. Я вчера денег хотела тебе дать в метро, когда ты пел, а ты так быстро вышел, что я не успела. А пел ты хорошо, - польстила ему Дуся.
Парень как-то сразу сник. Он опустил глаза, а когда поднял, больше всего они напоминали глаза побитой собаки.
- Ну давай сейчас деньги свои, - не веря, что Дуся даст, произнес он.
- Сколько?
- Хм, - мальчишка повеселел, - а сколько ты можешь?
- Все зависит от того, зачем тебе деньги.
- Зачем и тебе, - окончательно уверился мальчишка, что денег он не получит.
- А я думала, ты их кому-то отдаешь.
- Ты о себе думай. – Он отвернулся, давая понять, что беседа закончена.
- Вот что. – Дуся поняла, что парень сбежал от хозяев и теперь не знает, что ему делать. – Вот тебе сто рублей, поешь и никуда не лезь. Упаси тебя бог что-либо украсть и попасть в милицию, искать не буду. Спрячься до вечера. А вечером... – она вспомнила, что вечером ей будет некогда. Однако придется как-то все совместить. – А вечером я буду вон там, в том доме. Видишь серую крышу за деревьями? Сиди во дворе и жди меня, часов с шести. Там песочница есть, в ней и сиди.
- Что такое песочница? – парень удивленно разглядывал купюру и не решался ее взять.
- О господи! Сиди где хочешь! Найдешь меня, я помогу тебе вернуться домой. Ты ведь домой хочешь?
- Мне работа нужна. - Он все-таки взял в руки деньги.
- Разберемся. Ты понял, как меня найти? – Мальчишка кивнул. – Ну и хорошо.
Дуся оглянулась. Стриженый оторопело наблюдал за происходящим. Да, дружок, весело подумала Дуся, не понять тебе порывов девичьей души. Она посмотрела на часы и заспешила в метро. Назад она оглянулась только перед дверью с вывеской «Сетрас-Медиа». Стриженый не торопясь закуривал в десяти метрах от входа.
Завернув за угол, Дуся удивилась: часы над ресепшеном показывали без семи минут десять, а Лариса была уже на месте. К тому же не одна: рядом с вальяжно сидящей в кресле секретаршей стояла хрупкая светловолосая женщина лет сорока и внимательно, как ученица, слушала и прилежно кивала. Лариса увидела Дусю и откровенно обрадовалась.
«Это ко мне? – удивилась Дуся. – Как некстати! Мне же сейчас план писать!» Она сделала приветливое лицо и вежливо поздоровалась.
- А это наш лучший менеджер, Дуся Кулакова, - злорадно выговорила секретарша имя и фамилию лучшего менеджера и внимательно уставилась в лицо стоящей женщины. Та от неожиданности растерялась.
- Я не обижаюсь, когда называют Дуней, - спокойно сказала Дуся, - а вот когда говорят «Евдокия Сергеевна», почему-то не люблю. – Она выжидательно посмотрела в глаза женщине. Та вздохнула с каким-то облегчением, но сказать ничего не успела.
- Дусь, - слегка разочарованная не случившейся сценой, Лариса продолжала играть роль хозяйки. – Я перевожусь в «наружку», а это – Галина... э... Владимировна, будет пробовать у нас работать. Вообще-то у нас тут принято просто по именам, - ехидно объяснила Лариса женщине.
«А тебя, Ларис, похоже, на место уже поставили...» – без эмоций отметила Дуся и перевела глаза на Галину Владимировну.
- Как принято, так и называйте, - голос у женщины был хрипловатым и хорошо поставленным, а улыбка – располагающей. – Надеюсь, у меня получится эта работа, - тут в ее голосе прозвучала скрытая ирония.
А лет ей вовсе не сорок, отметила Дуся. Ей крепко за полтинник. И с мозгами все в порядке. Похоже, отделу прессы в этот раз повезло. «Это мне везет, - сказала себе Дуся. - Это у меня такая полоса. Все вокруг меня наконец налаживается». Думать так, ощущая себя центром мира и катализатором позитивных процессов, было приятно. Дуся согласно кивнула Галине Владимировне и направилась на рабочее место, поскорее закончить еще не начатый медиа-план для компании «Парадиз-М».
- ...а вот это список внутренних телефонов, - покровительственным тоном продолжала за ее спиной Лариса. Почему-то сейчас она Дусю совершенно не раздражала. – Галина... э... Владимировна, вы таким аппаратом когда-нибудь пользовались? Это многоканальный. Я когда пришла, к этой идиотской системе так долго не могла привыкнуть...
Дуся не стала закрывать за собой дверь менеджерской. Пусть будет открыта, это всегда бесило Ларису.
Олег был уже на месте, и девушка прошла прямиком к нему.
- Здравствуй, Дусь. – Настроение у Олега было таким же хорошим, как у Дуси. – Ты прямо светишься вся. Удачно вчера съездила?
- Да, Олежек, все в порядке. Товарищ вполне адекватен. Сейчас быстренько сделаю ему «рыбу», а когда хозяева выделят деньги, будем уже ее корректировать и начнем работать.
- Хорошо. – Олег откинулся на спинку кресла. – Ты на совещание приходи, а?
- Олег, ну что я там делать буду! Я по поводу воды этой совершенно не в курсе. Мы еще много денег не освоили?
- Да там и было-то немного. На телевидение они тратиться не захотели, теперь все претензии к нам, не идут у них объемы.
- Ну и расторгай договор. Пусть из конкурентов жилы тянут. А чего это вдруг Лариска в «наружку» решила идти? – не удержалась она от вопроса.
- Там должность красивее называется и денег побольше, - весело ответил Олег. – Она меня вчера поставила перед фактом, ну я быстренько эту даму и вызвонил. Нравится?
- Нравится, - благодарно ответила Дуся. – По-моему, то что нужно. Молодец.
- Да, я молодец, - хитро улыбнулся Олег. – Ну ладно, пиши свою «рыбу», без тебя обойдемся.
В менеджерской уже собирались сотрудники. Стремительно вошла, почти вбежала, запыхавшаяся Катерина.
- Привет, - кивнула она, не останавливаясь. – Видела? – Дуся кивнула в ответ. – Потом расскажу! Эти, по воде, еще не приехали? – Дуся качнула головой отрицательно. – Хорошо, а то им еще отчеты подготовить надо. Ты сегодня весь день в офисе?
- Вроде да.
- Обедать пойдем, тогда и поболтаем. Хорошо выглядишь! – остановилась подруга и оглядела Дусю с ног до головы. - Не на диете?
- Ларис, на какой диете! Вчера пирожки с капустой на ужин были.
- Капуста расщепляет жиры в организме. Лучше ананасов. Ну ладно, – Лариса снова заспешила на свое место.
Дуся села за свой стол, включила компьютер, и, пока тот шумел, приводя себя в рабочее состояние, в свою очередь, прислушалась к себе. Все хорошо. Вот только в одном месте, где-то под грудиной, мешает черная точка величиной с вишню. Очень черная и глубокая. Опасная точка. Дуся мысленно взяла эту черную вишню в руки и растерла в ладонях. Точка, вопреки ожиданиям, не исчезла, бесследно растворившись в воздухе, а стала «Что это я? – спросила себя Дуся. – Проверенная же, хорошая йоговская техника. Надо еще раз эту книжку найти и перечитать, что-то я в этот раз не так сделала». Она быстро собрала руками разлившийся по телу страх, слепила из него ту же самую точку и оставила ее лежать под грудиной. «Потом удалю, - решила она. – В душе в воду смою. Надо все-таки выделить время и начать ходить на йогу. Совсем не владею собой».
Компьютер поджидал Дусю в полной готовности. Она села поудобнее и, не отводя глаз от монитора, застучала по клавишам.
Руки механически вбивали в колонки новые цифры, стирая старые, а мысли Дусины были совсем в другом месте. И все-таки вопросы нужно снимать, пока они не переросли в проблемы, думала девушка. Сейчас лето, и может быть, скоро дядя Слава приедет в отпуск. Было бы хорошо, если бы он помог с переездом. Все равно же они с тетей Люсей приедут в отпуск, не в июне, так в июле-августе. Если в августе, уже к этому времени будет взят кредит. Если повезет, удастся подобрать и квартиру. В августе квартиру купить сложнее, у риэлторов мертвый сезон. Но ей повезет. Ей сейчас везет, полоса такая, нужно ее использовать по максимуму.
Дуся, откинувшись назад, внимательно оглядела получившуюся таблицу. Дата, название фирмы, суммы... Все исправлено. Она сохранила файл, закрыла его и достала из сумки визитку Дмитрия, намереваясь отправить по электронной почте получившийся документ. «А сайта и электронного адреса нет, - удивилась она. – Как же я вчера не заметила?» Это был прекрасный повод позвонить, и Дуся, не раздумывая, набрала номер офиса Дмитрия, глядя на картонный прямоугольник.
- Парадиз-М, добрый день! – раздалось в трубке.
- Здравствуйте, господина Шмелева я могу услышать? – Дуся представила аккуратненькую Аню, сидящую в прохладном холле за стойкой, и улыбнулась.
- Дмитрий Иванович будет попозже. Я могу передать информацию для него.
- Да, конечно. – Этого Дуся не ожидала. – Анна, это Евдокия Кулакова, агенство «Сетрас-Медиа». Я хотела бы сбросить письмо для Дмитрия Ивановича, мы с ним договорились вчера.
- По факсу?
- Мне кажется, речь шла об электронной почте, но сегодня я поняла, что у меня нет его электронного адреса.
- Я с удовольствием приму на свой. Запишите, пожалуйста: анна, собака, парадиз – зет на конце – ру. Если в течение часа ничего от вас не будет, я перезвоню. По какому телефону лучше?
Дуся почему-то совсем расстроилась. Она так спешила! А его даже нет на работе.
- Вы полагаете, Дмитрия Ивановича не будет в течение часа?
- Как правило, он бывает в офисе с одиннадцати, - невозмутимо ответила Аня. Поскольку он не звонил, я думаю, что он приедет с минуты на минуту. Пробки, - оправдала она начальника. – Но вы можете не беспокоится, как только я получу ваше письмо, Дмитрий Иванович будет проинформирован.
«Я и сама могу его проинформировать, мобильный-то у меня есть... Могу, наверное, и электронный адрес узнать... Только не буду, - решила Дуся. – И так вчера получилось все как-то стремительно». Упавшим голосом Дуся продиктовала телефон, попрощалась, отправила Анне письмо с вложенным в него предполагаемым медиа планом и задумалась. На совещание идти не хотелось. В менеджерской было тихо и прохладно, а вот из-за закрытой двери кабинета Олега доносились отзвуки разгоравшегося скандала. «Недвижимость», набрала она в поисковом окошке Рамблера, «купить».
Увидев цены, девушка от неожиданности впала в легкий ступор. То есть Дуся, как и все, знала, что недвижимость в Москве дорожает стремительно, что это сегодня самый выгодный способ вложения денег и все такое... Но до сегодняшнего дня она и думать не думала, что средняя квартира в Сокольниках стоит так много. «Спокойно, - сказала она себе. – Это всего лишь означает, что наша с бабулей квартира оценивается в половину этой суммы, районы-то рядом. Значит, нужно не больше ста тысяч долларов». Это все равно было очень много. В последние годы Дуся откладывала часть зарплаты на счет в Сбербанке, но скопить удавалось не больше пяти тысяч долларов в год. Сейчас на счету было около семнадцати тысяч. «А люди покупают, - сказала себе Дуся. – Это не квартиры дорогие, это ты плохо знаешь тему». Она вернулась к поисковому окну. «Кредит», написала она, подумала секунду, удалила и написала снова: «ипотечный кредит». Из интернета выходило, что взять такой кредит довольно несложно. Дуся вздохнула с облегчением, уселась поудобнее и стала «вникать в тему». Из-за двери кабинета Олега слышались все более и более напряженные голоса, и Дуся, прислушиваясь к ним – скоро ли закончат – внимательно вчитывалась в страницы, мелькавшие на мониторе: потребительский кредит... ипотечный кредит... агентство недвижимости... фиксированный процент на услуги... вторичный рынок... первичный рынок... дом сдан Госкомиссии... с отделкой... без отделки... Как это – без отделки? – мелькнуло у нее в голове, она потянулась к трубке телефона, стоящего на столе, чтобы сразу все и узнать, но в это время кто-то из сотрудников открыл директорскую дверь, видимо, чтобы проветрить, и Дуся оказалась вынужденной слушать дискуссию в кабинете Олега, участницей которой она совершенно не хотела быть.
- ... уверяю вас, Сергей Михайлович, расценки нашего консалтингового отдела, к услугам которого мы были вынуждены прибегнуть, вполне приемлемые. – Олег говорил спокойно и с достоинством. - И затраты на маркетинговые исследования вы в прошлом году одобрили. Мы размещали вашу рекламу ровно в том объеме, в котором она была проплачена, и я не вижу никаких нарушений обязательств с нашей стороны.
- Финансирование мы сократили не намного, - возражал не видимый из Дусиной каморки Сергей Михайлович, - всего на сорок процентов. А сейчас мы останавливаем производство, потому что склады забиты продукцией. Это сейчас, когда на улице лето!
- Агентство не может отследить качество работы ваших менеджеров по продажам.
- Вы обязались обеспечить звонки! – Сергей Михайлович. – Вы предъявляете мне эти статьи, эти картинки, но по ним никто не звонит! По ссылкам в интернете никто не заходит! Я вообще не уверен, что вы размещали нас именно туда, где нас ищут!
- Я допускаю, что объем продаж меньше от запланированного не на сорок процентов, а на шестьдесят, - голос Олега был невозмутим, и Дусе захотелось посмотреть, как он сейчас выглядит. – Но чтобы ваша вода совсем не продавалась, я не верю. Видите ли, рекламные технологии – очень точная вещь. Если бы в прошлом году вы назвали нам реальную сумму затрат на рекламу, мы посчитали бы вам примерно эти объемы продаж. При этом, уверяю вас, у нас со СМИ налаженные связи и мы размещаемся по очень выгодным ценам. Я уверен, что самостоятельно вам не удалось бы разместиться за такие деньги в таком объеме. Впрочем, - Дуся представила, как Олег откинулся на спинку кресла, заканчивая разговор, - вы можете это попробовать сделать.
- То есть мне так и передать руководству, что вы отказываетесь с нами работать? – голос невидимого Дусе Сергея Михайловича звучал угрожающе.
- Нет, отчего же. Мы готовы продолжать нашу работу. Только, к сожалению, кредитовать мы вас не можем, и реклама вашей продукции будет размещаться в прессе ровно в тех объемах, которые будут проплачены.
- Чтобы заплатить за рекламу, нужно сначала что-то продать!
- Сергей Михайлович, это не моя компетенция.
- «Аргументы», - раздался дрожащий голос Светланы, молоденькой девчушки-копирайтера, и так дважды нас бесплатно публиковали... на свободных местах... Вот здесь, посмотрите, я пометила маркером, за что мы платили, а что бесплатно поставили... В январе и в феврале... и «Красота и здоровье», вот, третий номер, тоже бесплатно на полполосы...
- Третий номер – это март месяц! А в мае, что вы о нас публиковали в мае?
- В мае только то, на что вы перечислили деньги.. Вот эта статья... А эту вы утвердили на прошлой неделе, она только в понедельник выйдет...
- А рекламные модули?
- Эти суммы вами не проплачены, - вступила в беседу Надюшка, менеджер по работе с клиентами. Очень толковая девочка, Дуся ее сама учила года два назад. – Сергей Михайлович, еще я хотела бы обратить ваше внимание, что акты приемки-сдачи у меня не все.
- А вот на эти, бесплатные, - голос Сергея Михайловича стал лживо-деловым, - вы можете мне предоставить какие-то документы? Нужно написать дополнительное соглашение.
- Давайте мы с вами отдельно поговорим, - с полуслова понял Олег клиента. – Больше у вас к коллективу вопросов нет? Спасибо, все свободны!
Заскребли по полу ножки отодвигаемых стульев и менеджеры потянулись к своим местам. Олег закрыл изнутри дверь своего кабинета.
- Слышала? – В Дусину кабинку заглянула Катерина. – Как пить дать половину суммы налом получил и заныкал от начальства, а теперь ему финансовые документы подавай!
- Думаешь, не продается его вода?
- Думаю, все продается. Вот он и решил, что если за половину бюджета продается, можно и еще как-то выплаты поубавить. Только с него отчетность требуют, а мы его бесплатно перестали публиковать. Ему отчитываться за ворованные деньги нечем, вот он и приехал нас душить. Ты что сейчас делаешь? – покосилась она на компьютер.
- Да так... думаю, может, квартиру поменять на двушку... Смотрю вот...
- Идеи витают в воздухе! Олег тоже сейчас свое Подмосковье на Москву меняет. Поговори с ним, глядишь, чего подскажет.
- Да? – Обрадовалась Дуся. – А почему я ничего не знаю?
- А ты вообще про кого что знаешь-то? – засмеялась Катерина.
- Ну да...
В Дусиной сумке затренькал мобильный. Катерина махнула рукой, мол, я пошла. Иди, махнула Дуся в ответ и удивленно прочитала в окошке телефона: «неизвестный номер». «Это еще кто шифруется?» - удивилась она и поднесла трубку к уху:
- Слушаю вас!
- Дуся, здравствуй, это Дмитрий.
В душе образовалась сладкая пустота.
- Добрый день, - Дуся старалась говорить официально. – Я надеюсь, мое письмо дошло?
- Да, я все посмотрел и отправил по начальству. Все зависящее от нас сделано. Ты чем сейчас занимаешься?
- Текущими делами... – не могла же она сказать, что сидит и ждет его звонка. И что собирается менять свою квартиру на двушку, чтобы его можно было туда приглашать. Или... или там с ним жить, твердо сказала себе Дуся.
- Никак нельзя отложить? Мы могли бы пообедать...
- Можно, - не раздумывая, согласилась Дуся.
- Тогда давай я тебя подберу на Тверской, я в этом районе, - как что-то само собой разумеещееся предложил Дмитрий. Ты к Маяковке любишь ходить или к Пушкинской?
- К Пушкинской, - растерялась Дуся. Ей казалось, что он не знает, где расположен ее офис. Хотя можно в интернете посмотреть, адрес-то на визитке есть, объяснила она себе. Значит, интересовался. Как же он из офиса так быстро... А, Аня, сообразила она. Аня переслала ему по почте. Только дома у него нет компьютера. Наверное, Дуся не заметила ноутбук. Все немножко не вязалось, и в душе, под грудиной, опять екнула черная страшная вишня. Молчи, сказала ей Дуся. Хватит уже меня пугать.
- Да, - проговорила она в трубку. – Я могу выйти прямо сейчас.
- У подземного перехода возле «Елок-палок».
- Хорошо.
- Жду. – Дмитрий отключился.
Дуся задумчиво посмотрела на аппарат. Почему он не захотел подобрать ее прямо возле офиса? Хотя это и правильно. Никого на работе Дусина личная жизнь не должна интересовать. Девушка вздохнула и набрала внутренний номер ресепшена.
- Агентство «Сетрас-Медиа», добрый день, - незнакомым хрипловатым голосом с достоинством ответила трубка.
Ах, да. У нас новая секретарша.
- Галина Владимировна, это Дуся Кулакова. Я отойду пообедать. Если мне будут звонить, меня можно найти на мобильном. У вас есть мой номер или вам продиктовать?
- Здесь записано. Дусенька, до которого часа вас не будет?
- Я... я не знаю, - растерялась девушка. – До двух... Самое позднее – до трех...
- Что говорить Олегу Евгеньевичу, если он спросит?
- Правду, - засмеялась Дуся, - одну только правду и ничего кроме правды.
- Хорошо. – Галина Владимировна отключилась. Да, подумала Дуся, это действительно личный помощник директора. Молодец Олег, такую даму за один день вызвонить! Это просто мне везет, напомнила она себе. Это я сейчас структурирую пространство вокруг себя на позитив, полоса такая. Надо это как можно полнее использовать. Она повесила сумку на плечо и пошла к черному ходу. Катерина удивленно выглянула ей вслед.
10.
Дуся стояла у края дороги и беспокойно вертела головой: преследования не было, но ей не хотелось, чтобы кто-то из знакомых увидел ее садившейся в темно-синий «Пежо». К ее плечу прикоснулись, и она, стараясь скрыть досаду – все-таки кто-то повстречался, вот закон подлости! – повернулась.
- Привет. – Дмитрий улыбался весело и непринужденно. – Не удалось развернуться, я машину на той стороне оставил. Ты есть очень хочешь?
- Да нет, - растерялась Дуся, - просто лучше в обеденный перерыв поесть, а то потом некогда бывает...
- Я вот что подумал... У тебя сегодня много дел на работе?
- Так, по мелочи... – Дуся даже не могла припомнить, есть ли у нее сегодня срочные дела. Не могла она заставить себя думать о работе. Значит, ничего срочного нет.
- А что, если устроить выходной? Давай всех пошлем... – лицо Дмитрия стало заговорщицким. – Погода посмотри какая. Заедем в «Седьмой континент», наберем еды, а то у меня дома шаром покати, и будем отъедаться до самого вечера...
Идея Дусе нравилась. Не идея отъедаться, конечно, а то, чтобы днем, не думая ни о чем, поехать в дом к мужчине, с которым, наконец, можно будет... познакомиться поближе. Потом нужно будет найти во дворе мальчишку, если он придет, и попробовать ему как-то помочь. Конечно, домой Дуся его не поведет, бабуля испугается. Только уж очень хорош мальчишка, нельзя оставить его в беде. Дусин отец ведь тоже был беспризорником, правда, во время войны, и если бы не хорошие люди, ничего бы он сам не достиг... А если во двор мальчишка не придет, мало ли, испугается, вечером дома нужно сделать наконец уборку, сменить постельное белье, а можно просто посидеть посмотреть с бабулей телевизор... Она потому и ценила свою работу, что здесь получалось планировать день самой, иногда устраивая вот такие выходные на неделе без ущерба для заработка и для рабочего процесса. Мобильный телефон, в который раз благодарно подумала Дуся, есть лучшее изобретение человечества.
- Дим, почему бы и нет? – беспечно улыбнулась она. – Попозже позвоню, скажу, что к тебе поехала, всех делов-то.
Они неторопливо шли по подземному переходу.
- А почему ко мне? – Улыбка Дмитрия стала немного деревянной.
- Ну я же тебе медиа-план делаю, вот поехала корректировать детали, так бывает. Некоторые люди не могут работать по телефону, им нужно лично все обсуждать. А вообще я обычно просто говорю начальнику, что дома денек посижу, он на это закрывает глаза. У нас работа тяжелая.
- Дусь, ну так и скажи. А ко мне в следующий раз отпросишься, чтобы не очень подозрительно выглядело.
- Хорошо, - чуть удивилась Дуся. Что в этом подозрительного? Они подошли к машине, Дмитрий предупредительно открыл дверцу, и когда Дуся села, мягко захлопнул ее. Огляделся.
«Как же знакомо он смотрит по сторонам! – опять подумала Дуся. – В точности, как отец!» Она почувствовала себя легко и спокойно.
- А почему в «Седьмой континент?» - спросила она, когда он сел рядом и машина тронулась с места, спросила просто чтобы что-то сказать. – Ты на рынок не ходишь? У тебя рядом прекрасный рынок.
- Рынок, знаешь, это как-то, не знаю, сомнительно, что ли... В новостях по телевизору иной раз такое расскажут о продуктах, которые продаются на рынках, что я предпочитаю сделать крюк и купить еду в каком-нибудь надежном месте. – Дмитрий сосредоточенно смотрел вперед.
Дуся безмятежно потянулась.
- А я люблю Преображенский рынок. Знаешь, это же историческое место. Этому рынку лет пятьсот, не меньше. Ну, четыреста точно. Ты только представь: четыреста лет назад это была монастырская площадь, крестьяне с окрестных деревень привозили на телегах сюда снедь всякую, молочных поросят, живую птицу, ягоды, а вдоль рядов ходили служанки с корзинами... а сейчас мы ходим. И картошки, не представляю, как это возможно, никакой картошки не было!
- Ага, и еще сейчас кавказцы ездят сами по деревням и скупают у крестьян оптом продукты, а узбеки и таджики перепродают все это втридорога, - хмыкнул Дмитрий. – И радиоактивную клюкву, и зараженную сальмонеллезом свинину...
- Дим, да ладно тебе! – Дуся не хотела думать о таких вещах. Она вообще думать ни о чем плохом не хотела. – Ты плавать умеешь?
- Плавать? – почему-то испугался мужчина. – Да, в принципе, плавать я умею...
- А на Медвежьи озера любишь ездить?
- Это где?
- Как где? Ты же из Мытищ, от вас это вообще близко.
- Предпочитаю бассейн. – Голос Дмитрия стал совсем холодным, а взгляд еще более сосредоточенным.
Странно, удивилась Дуся. Не всегда же в твоей жизни были вот такие машины, одежда, деньги, в конце концов. Четверть века назад все мы были детьми одинаково нищих родителей. И ходили в лес за грибами и ягодами. И целыми днями пропадали на ближайших водоемах, умудряясь загорать до волдырей под спокойным московским солнцем. В том числе и Дуся, у которой по сравнению со сверстниками всего было гораздо больше: и игрушек, и одежды, и книг, и впечатлений. «Наверное, тонул в детстве, с тех пор воды и боится. Плавать в бассейне научился, а страх к открытой воде остался... Ну и ладно, не буду больше об этом говорить, - решила девушка не углублять непонятно почему скользкую тему. – А о чем тогда говорить? Не о работе же...»
В супермаркете они дружно, совсем как семейная пара, ходили вдоль рядов, и Дмитрий придирчиво выбирал и откладывал в корзинку говядину и фрукты, яйца, майонез, зелень, сухое грузинское вино... «Сколько же нужно времени, чтобы это все съесть! – ужасалась Дуся. – Или он предполагает, что я к нему каждый день буду ходить? Мне работать нужно...» Работать совсем не хотелось. В смысле, зарабатывать деньги. Хотелось просыпаться рано утром, подавать завтрак мужу и детям, провожать их на работу и в школу... Тщательно убирать светлую квартиру, готовить вкусную еду, выкраивая время на то, чтобы почитать в тишине и прохладе, поглядывая на часы и поджидая домашних к ужину. Дуся захотела быть домохозяйкой. До Преображенки ехали молча, и всю дорогу Дуся строила планы своей будущей жизни.
«А чем это плохо? – оправдывала она себя, стоя рядом с Дмитрием, пока тот выгружал из багажника многочисленные пакеты. – Ни один детский сад не даст ребенку того, что дает семья. И не моя вина, что меня воспитывала бабушка, а у моих детей... хотя что это я, Дима же не сирота, и по его словам, у него прекрасные родители». Но своих детей Дусе хотелось растить самой. Разберемся, остановила себя Дуся, стоя в лифте рядом с едва знакомым мужчиной, с которым она собралась прожить всю свою оставшуюся жизнь. Пока мне все нравится. Ну, или почти все.
В квартире стояла такая же духота, как вчерашним вечером, и опять Дусе показалось, что здесь неуловимо пахнет чужими людьми, наверное, прежними хозяевами.
- Дим, а ты квартиру прямо с мебелью купил? – идя на кухню вслед за Дмитрием, спросила Дуся прямую спину. Спина застыла, мужчина остановился и некоторое время что-то соображал.
- Да, - кратко ответил он, не оборачиваясь. – Как ты догадалась?
- По мебели.
- В принципе, - плечи Дмитрия снова расслабились, - хозяева предложили оставить в квартире все, ну я и согласился. Все равно нужно было что-то покупать, а тут уже все готовое. – Он оглянулся, проверяя, какое впечатление его слова произвели на Дусю. - Что, если я организую просто фуршет? Колбас у нас три вида, сыров – два, яблоки, сливы, черешня...
- Что хочешь, то и организовывай, я – в гостях. – Есть Дусе совсем не хотелось. Ей хотелось попробовать, какова на ощупь эта спина – наверное, очень упругая кожа, рельефные мышцы... Интересно, есть ли у него родинки? Ей хотелось, чтобы эта рука, шершавая от частого соприкосновения с автомобильным рулем, провела по ее лицу. И чтобы Дуся ощутила запах, тот самый микс из табака, бензина, дорогого одеколона и мужской силы, которым пахнуло на нее вчера и по которому она, как оказалось, скучала с самого своего рождения.
Кухня у Дмитрия оказалась под стать всей квартире – неуютная и нежилая. Безликие шкафы, вокруг круглого стола без скатерти – три стула... Занавеску на окне можно бы и постирать, подумала Дуся и устыдилась: у нее самой на кухне давно уже нужно сделать генеральную уборку.
- Выбирай место, - мужчина ловко достал из шкафа над раковиной тарелки, пару вчерашних бокалов, ножи... Дуся с удовольствием откинулась на спинку стула, наблюдая, как из выдвижных ящиков на стол перекочевали салфетки, а из холодильника появилась недопитая бутылка шампанского. Сильные руки быстро строгали сыр, ветчину, мыли зелень.
- Ты говоришь, - Дмитрий поставил на стол последнюю тарелку и сел напротив Дуси. Взял в руки бутылку шампанского, задумчиво разлил по бокалам остатки, не спрашивая, хочет ли Дуся выпить. Дуся не хотела. – Ты говоришь, в этом письме, которое столько лет хранила твоя знакомая из Одессы, ничего особенного не написано? А когда она обратно поедет, твоя знакомая?
- Я ничего такого не говорю... – растерялась Дуся. – Дима, а почему мы сейчас это решили обсудить?
- Я просто подумал, а не связана ли слежка за тобой с приездом этой... как ты говоришь, ее зовут?
- Светлана.
- ...С приездом этой Светланы? Может быть, она курьер какой-либо алмазной мафии или чего-либо в этом роде, и за тобой следят из-за нее?
- Ну ты даешь, Дим! Ты такой же фантазер, как и моя бабуля, - рассмеялась Дуся. В Кот Д’Ивуаре не алмазы, эта страна – крупнейший в Африке экспортер какао.
- Она ничего, кроме письма, тебе не передала?
- Дима, - мягко сказала Дуся, - мне не нравится твой интерес к этой теме.
- А мне не нравится, что я познакомился с женщиной, за которой следят, как она говорит, сразу четверо мужчин. Правда, я видел только одного, но в остальных троих почему-то верю.
- Дима, международная мафия так не следит. У мафии – современнейшее оборудование, на нее работают профессионалы. Если бы кто-то серьезный действительно решил за мной следить, я бы ничего не заметила. А меня пугают, откровенно пугают. И я не представляю, зачем.
На самом деле Дуся уже видела в событиях последних дней некую связь и закономерность. Ей только казалось очень странным, что эти люди таким способом пытаются получить информацию. Был же у них, наверняка был, миллион возможностей прочитать это злополучное письмо и убедиться, что оно – пустое, совершенно пустое с точки зрения сведений об этом не доставшемся им вкладе. Для чего понадобилось смертельно запугивать Дусю?
Дмитрий с уважением посмотрел на девушку, поднял бокал и дождавшись, когда та возьмет в руки свой, аккуратно отпил глоток. «Не чокаемся, - удивилась Дуся. – Совсем по-домашнему, что ли?»
- Хорошо, а эта Светлана не говорила, может быть, к тебе позднее заедет кто-то еще из африканских знакомых твоих родителей? Может быть, через время...
- Дима. – Дуся начала терять терпение. – Я допускаю, что каких-то людей интересует письмо, которое мой отец написал моей маме перед смертью. Я отдам им это письмо, и инцидент будет исчерпан. Там, в письме, нет никаких секретов. – Дуся отпила из своего бокала. Газа в спиртном почти не было, и кислая жидкость чуть свела скулы.
- А раньше, может быть, когда-то давно, никто из приятелей твоих родителей, ну, знакомых по последней командировке, к тебе ни за чем не обращался? Кроме этой Светланы, ты кого-то еще знаешь? Не коллег отца, а, может быть, таких же случайных приятелей... Может быть, у твоих родителей были постоянные партнеры по теннису, или они любили с кем-то встречаться на пляже... Он мог быть случайно во что-то замешан, и эти дела... ну, могли быть до сих пор не закончены. Я просто хочу тебя уберечь от возможных неприятностей.
- Нет у меня никаких неприятностей! – Попыталась убедить не столько Дмитрия, сколько себя, Дуся. – Это недоразумение, к которому я не имею и не хочу иметь никакого отношения.
В прихожей в Дусиной сумке заиграл мобильный.
- Не подходи! – Дмитрий жестко посмотрел в глаза Дусе. - Ты на работу перезванивала?
- Да не перезванивала я! Хотела и забыла. Почему не подходить-то? – Дуся спокойно поднялась и прошла в прихожую. Звонил начальник.
- Алло, Олег, прости, что не отпросилась! Просто так случайно получилось, – постаралась она сделать свой голос беспечным.
- Дусь, ты сказала Галине, что будешь самое позднее в три, а уже почти четыре, - Олег не скрывал недовольства. – А между тем, из немецкого представительства концерна, как его, «Энке», звонили уже два раза, разыскивают тебя, ты должна была им сегодня сбросить расценки на рекламу, или графики, я не понял, в общем, они ждут. Ты что, забыла? Или там нужно что-то уточнять? Тогда ты обязана была им сама перезвонить, назвать срок, когда сможешь закончить. Ты что, Дусь? У тебя все в порядке? С бабушкой и вообще?
- Олег! – Дуся полными ужаса глазами посмотрела на Дмитрия. – Олег, я совершенно забыла! Что делать-то?
- Ты где?
- Я дома. То есть не совсем дома, к соседке зашла. Но у меня все в порядке.
- Ну ты даешь, Дусь... И сегодня, как я понимаю, ты больше на работу не собираешься?
- Олег, я завтра все сделаю, там немного осталось. Прости. Перезвони им сам, а? – голос Дуси стал жалобным. – Скажи, я заболела. Я у стоматолога.
- Хорошо, завтра приди на работу пораньше, поговорим.
- Спасибо, Олег! – Девушка села на место и положила телефон на стол рядом с собой. – Представляешь, - обратилась она к Дмитрию, - совершенно забыла сделать одну работу.
- Выключи ты его, - мужчина взял в руки дусин телефон, повертел его в руках и нажал нужную кнопку. – не дают пообщаться нормально.
- Ты зря это сделал, - Дуся попыталась взять аппарат обратно, но Олег с улыбкой засунул его в карман своих брюк. Не драться же! Дуся смирилась. Чтобы капитуляция выглядела не такой позорной, девушка выбрала из пучка зелени ветку петрушки и стала сосредоточенно ее жевать. Теперь так и будет: он будет говорить ей, что она может делать, а что не может. И Дуся будет выполнять. Почему-то подобная перспектива ей не нравилась.
- Не сердись, - Дмитрий смотрел ласковым теплым взглядом. – Работа все-таки вторична...
- Дим, но не в рабочее же время она вторична!
- И все-таки нормальные люди работают, чтобы жить...
- Ну да, а не живут, чтобы работать, знаю, - надула губы Дуся.
- У моих родителей – только одна запись в трудовой книжке, они всю жизнь работали у Сергея Королева, а сейчас на пенсии, - невозмутимо продолжал мужчина. – Так что про трудовую дисциплину я наслушался. Вот где было строго! А твои чем занимались?
- Я же говорила тебе, папа был журналистом-международником. Писал для «Правды», для «Известий»...
- А мама?
- Мама работала недолго. Они с отцом познакомились, когда она кассиром в сберкассе работала, так тогда отделения Сбербанка назывались, даже я это еще помню. Папа каждый месяц деньги отправлял в свой детский дом, какую-то небольшую сумму, ну и очень часто мама его обслуживала. А когда он ее в гастрономе случайно увидел, он стоял часа два в очереди за финским сервелатом, он притворился, что и ей очередь занял и поставил ее в очередь рядом с собой. Так и познакомились.
- А по-моему, в начале семидесятых годов еще очередей не было.
-Это у вас в Мытыщах не было. Потому что там, наверное, и колбасы уже не было.
- Ну почему, колбаса была, я же ее в детстве ел, причем в огромных количествах.
- Может, у твоих родителей на работе снабжение было особое.
- А, это да, наверняка. Мама и сейчас говорит, что красная икра из продуктовых наборов к праздникам была гораздо вкуснее, чем та, что сейчас в магазинах продается. И что, за границей она уже не работала?
- Кто, мама? Нет, никогда не работала. Сначала папа в Гвинею поехал, еще до моего рождения. Африка же колониальной была, ну и нужно было описывать, как трудно живется местному трудовому народу под гнетом белых капиталистов. Там маме работы не было совсем. В посольстве был штатный бухгалтер, он же кассир. В принципе, в Европе разрешали работать женам советских граждан где-нибудь еще, например, преподавать в вузе, поощрялась работа в международных организациях... Но в Гвинее ничего такого не было. Ну а сразу после этой командировки я родилась. Я еще в Гвинее зачата, - гордо улыбнулась Дуся, - так что по происхождению наполовину иностранка.
- Неужели кроме Сбербанка твоя мама нигде никогда не работала?
- Тебе это сложно представить, потому что твоя мама всю жизнь проработала на одном месте. Когда я родилась, мама меня воспитывала, не работала. Вторая командировка у родителей была в Нигерию, туда и я с ними ездила. Там уже мама сама не смогла работать, нужно было со мной возиться, уроки учить и все такое.
- Не понимаю... – Дмитрий задумался, глядя в свой бокал. – Ничего не понимаю.
- Что ты не понимаешь? Как можно следить за тем, чтобы дочь учила уроки?
- Ну да... – отстраненно ответил Дмитрий. Он вынул из шкафа над раковиной пепельницу, неторопливо закурил. Посмотрел на Дусю, потом в окно, потом, как-то уж очень испытывающе, снова на Дусю. Ему что, забеспокоилась девушка, не нравятся маменькины дочки? Но мне давно не шестнадцать лет, в моей жизни было много чего, и я сильно повзрослела...
- Давай попробуем поговорить по-другому. – он погасил сигарету.
- Давай, - удивленно ответила Дуся. – А о чем?
- Да вот об этом обо всем...
- Дима, я тебя не понимаю, - растерялась девушка.
- Это плохо. – Глаза Дмитрия смотрели холодно. – Попробую объяснить.
Он вздохнул, как будто ему предстояло грузить вагоны с углем, переставил свой стул прямо напротив Дуси и сел на него, взяв ее руки в свои.
- Мы с тобой познакомились неслучайно.
«Конечно неслучайно! Все в этой жизни предопределено, была предопределена и наша встреча. Потому что каждый человек достоин быть счастливым. - Дуся решила все-таки промолчать. – Только при чем тут родители?»
- Я рад, что ты оказалась такой умницей, с тобой приятно иметь дело.
«Это называется делом? Мне казалось, что отношениям между мужчиной и женщиной есть какое-то другое название...»
- А дело вот в чем. – Дмитрий еще раз задумался. Дуся ждала. – Дело в том, что твой отец... Вернее, что я работаю еще в другом месте.
Чуть захмелевшая Дуся мгновенно отрезвела. Слишком хорошо она понимала, что это может означать. Она попыталась отнять свои руки, но Дмитрий держал их крепко.
- Ты очень хорошая девушка, и ты не виновата в том, что твой отец в свое время поступил... не совсем так, как было правильно. Ты ведь об этом знаешь, верно? – Вкрадчивый и убаюкивающий тон Дмитрия совсем не соответствовал тому, что ощущала Дуся на своих запястьях. Этого не должно быть, стучало в мозгу тем сильнее, чем больше Дуся осознавала реальность происходящего. Так нельзя. Это подло. Это не просто подло, этому нет названия. Дусе хотелось, чтобы сейчас обрушился потолок и раздавил в лепешку их обоих, или взорвалась плита, размазав ее вместе с мужчиной, державшим Дусины руки, по стенам, а потом пусть везде горит огонь и пусть он сожжет все, что только что случилось. И чтобы не было этого ничего.
- Дуся, давай ты сейчас успокоишься, а потом подумаешь и расскажешь мне все, что знаешь о гибели родителей. Все, что когда-либо говорили тебе об этом другие люди. Ты вспомнишь всех, кто был знаком с твоими родителями в этой командировке и кто когда-либо передавал тебе приветы. Или сувениры. Или фотографии. Или просто считал нужным что-то рассказать. После гибели родителей остались какие-то фотографии, на которых есть незнакомые тебе люди? Может быть, случайно попавшие в кадр...
- Ты... не понимаешь... – язык слушался девушку плохо. – Я не знаю, кем ты... себя возомнил, но только те, кому положено, и без тебя наверняка просмотрели все фотографии и сувениры, которые остались от родителей.
- А сразу? Сразу после аварии? Вспомни, должен был быть кто-то, кто, может быть, вызвал у тебя недоумение. Может быть, у тебя была какая-то случайная встреча, кто-то заходил помочь, поддержать, отдать какой-то долг или какую-то вещь...
- Да не было никого. Отстань. – Дусе хотелось куда-нибудь прилечь, заснуть и все забыть. - Никого не помню. Бабуля тогда попала в больницу, мне было, знаешь, не до встреч. Я вообще не помню, как второй курс проучилась. Что ты хочешь от меня? – она сделала еще одну попытку высвободить руки.
- Ничего. Абсолютно ничего. Ты сейчас будешь рассказывать все, что знаешь, о последних днях жизни родителей. Меня интересуют люди, которые когда-либо с тобой об этом говорили. Начинай.
- Я никогда ни с кем об этом не говорила, - устало сказала Дуся. Это была правда. Ни бабуля, ни дядя Слава с тетей Люсей никогда не поднимали эту тему. А Дуся сама не начала бы говорить об этом никогда.
- А факс, ты кому-либо рассказала про факс, который тебе прислали тогда?
- Если ты знаешь про факс, - безразлично сказала Дуся, - что тогда еще ты хочешь узнать?
- Дуся, давай пока я буду задавать вопросы, а ты будешь на них отвечать. Все будет хорошо. Ты расскажешь мне все что знаешь, и сразу пойдешь домой. И будешь спокойно жить дальше.
«Жить - это вряд ли...» – безразлично подумала Дуся. Было очень жаль бабулю. И еще что-то, что-то еще она не могла оставить, какие-то дела не закончены... На месте мозга в Дусиной голове гудел большой черный котел, в котором гулко бились о стены обрывки мыслей. Ах, да, нужно было завтра придти пораньше на работу, Олег хотел отругать... И еще квартиру нужно было начать разменивать... хотя зачем ее теперь менять?.. И мальчишка... мальчишка подумает, что она его обманула... И на кухне уборка не сделана... Что она здесь делает, в этой чужой квартире? Дуся удивленно посмотрела по сторонам.
Дмитрий пытливо всматривался в лицо девушки. Он отпустил ее руки и отодвинулся назад вместе со стулом.
- Дуся, говори. Хочешь выпить? – В руках у него появилась бутылка, купленная сегодня в «Седьмом континенте». Откуда он ее достал? Ну да, это же красное, его не ставят в холодильник...
- Дима. – Слова давались Дусе с трудом. Она мельком удивилась, что продолжает его так называть. Скорее всего, он не Дима. – Ты можешь убить меня прямо сейчас. Я действительно ничего не знаю. Я никогда не лезу в чужие дела. Я не понимаю, действительно не понимаю, что тебя интересует. – Она вяло смотрела, как он наливает темно-красную жидкость в ее бокал, на дне которого еще оставалось шампанское. Вчерашнее шампанское. К горлу подкатила тошнота и Дуся поняла, что если сделает хотя бы глоток, ее вырвет.
- Хорошо. – Он поставил бутылку на стол. – Светлана назвала тебе страну и банк, в который твой отец отправил деньги? Она ведь не знает, что написано в письме. Может быть, была еще какая-то дополнительная информация, которую она должна была передать тебе на словах?
- Какие деньги?
- Деньги, о которых написано в письме к твоей матери.
- Ты знаешь, что написано в письме. – Дуся не понимала, зачем она вообще это говорит. – Ты знаешь про факс. Ты знаешь все, что знаю я. Я не знаю, что это за банк и что за страна, в который были отправлены эти проклятые деньги. И никто никогда мне этого не говорил. Наверное, это знал муж Светланы, но он погиб в один день с отцом.
- Ты могла забыть, не придать значения, не сопоставить.
- Если я забыла, - Дуся еле ворочала языком, хотя не сделала ни глотка из бокала, - то и сейчас никак не вспомню.
- Ты вспомнишь, - голос Дмитрия стал холодным. – Он не мог не подстраховаться.
- Он не стал бы подвергать опасности мою жизнь. И жизнь мамы.
- Говорят, он отличался нестандартным мышлением. Он был очень талантливым разведчиком, твой отец. Ты, я полагаю, унаследовала его склад ума.
- Ты тоже, - скривила губы Дуся, - талантливый разведчик.
- Я – бывший. Бывший талантливый разведчик.
- Бывших разведчиков не бывает.
- Эту фразу придумали те, кто хочет, чтобы людей, добровольно ушедших из органов, не принимали нигде. Есть бывшие учителя, бывшие врачи, бывшие летчики. А есть бывшие разведчики. Врач, перестав практиковать, не утратил навыков и всегда может помочь своим близким, если те заболеют. Или себе, - Дмитрий улыбнулся. – И так в любой профессии.
Он прошел в прихожую и вернулся с небольшой коробочкой, похожей на портсигар. Примериваясь, с ног до головы осмотрел Дусю.
- Я не буду тебя фиксировать, - доверительно сообщил он. – Ты же позволишь сделать тебе укол?
Дуся молчала. Схватить со стола почти полную бутылку и ударить его по голове? Не получится у нее. Будет смешная и нелепая драка, вино потечет по столу, на Дусю... А потом все равно он ее убьет. И труп будет перепачкан красным вином, и все будут думать про Дусю... Она не стала додумывать.
- Внутривенно? – пустым голосом спросила она. Вроде бы в американских фильмах смертникам яд всегда вводили внутривенно. Или это будет просто пузырек воздуха, который разорвет Дусину артерию, и никто не поймет, что это убийство? Дусе было почти все равно.
- Зачем внутривенно. – Дмитрий достал из коробочки микроскопический шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Ловко снял колпачок с иглы, подошел к девушке и спокойно приказал:
- Ладошку дай.
Дуся послушно развернула руку. Маленькая, не больше сантиметра длиной, игла наполовину вошла в холм под большим пальцем Дусиной руки, игрушечный поршень легко протолкнул в ладонь страшную жидкость...
Дуся закрыла глаза и прислушалась к себе. Смерть приходила как-то медленно. По телу разливалось приятная волна, из глаз сквозь полились слезы, и Дуся не стала их вытирать. От напряжения и ужаса не осталось и следа, вместо них душу наполняло счастье, безграничное счастье. Мир прекрасен, подумала Дуся. И только она, это она так несовершенна. Это она устраивает проблемы такому замечательному человеку. Удивительному, прекрасному. Он вынужден столько времени тратить на нее, а она, она виновата, потому что ничем не может ему помочь. Дуся заплакала навзрыд. Сквозь слезы она видела прекрасное лицо, внимательные глаза... Великолепной формы губы спокойно произнесли:
- Хорошо, давай попробуем пошагово.
Она постарается, она обязательно постарается! Дуся часто-часто закивала головой. Она сделает все, чтобы он остался доволен, он может не сомневаться!
- Ты знала раньше, - Дмитрий посмотрел в лист бумаги, который держал в руках. Хорошо, что он догадался взять у них дома это письмо, подумала Дуся, так нам будет удобнее. – Ты понимала, из-за чего погибли твои родители?
- Да, - Дуся снова закивала головой, - я знаю, что это как-то было связано с факсом, который мне прислал муж Светланы из Абиджана тогда, в 1991 году.
- Ты кому-нибудь рассказывала об этом факсе?
- Нет, никогда. Этого делать было нельзя.
- Почему? Отец сказал тебе об этом?
- Да, он сказал. Он купил мне факс в магазине и отвез меня в аэропорт. Сказал, чтобы я поставила его на автомат. И что если я получу какое-нибудь странное письмо, об этом нельзя говорить никому.
- Он сказал тебе, что это будет номер банковского счета и код доступа?
- Нет... Он сказал: любое странное письмо нужно надежно спрятать. – Дуся заплакала с новой силой. Ну почему, почему отец ей сразу все не сказал? Сейчас она могла бы помочь Диме, такому замечательному Диме...
- Он назвал тебе банк, в который будут переведены деньги?
- Нет, нет... – Дуся разрывалась от отчаяния.
- А кто-либо говорил тебе о том, что отец погиб из-за банковского счета?
- Нет, никто... – Дуся захлебывалась липкой соленой жидкостью, которая текла ей из носа прямо в рот, мешая говорить.
- Что, ты думаешь, это за банк?
- Не знаю, я не знаю...
- Светлана не сказала тебе, что это за банк?
- Нет...
- Ты считаешь, она знает, в каком банке лежат эти деньги?
- Нет, она не знает...
- А что она говорила о номере банковского счета и коде доступа?
- Она думает, что это именной счет. На имя моей матери. Она хотела, чтобы я поделилась деньгами. Она думала, что банк папа назвал маме в письме.
- Она знает, что твой отец украл эти деньги?
- Да...
- Кто еще об этом знает?
- Не знаю, я не знаю... – пот, слезы и слюна ручьем стекали с на бежевый пиджачок, оставляя на нем серые пятна.
- Почему твоя мать должна была поговорить с тобой о том, что ты ездила в Африку?
- Наверное, потому что папа сам не успел рассказать...
- В первой командировке, в Гвинее, родители держали деньги в каком-то иностранном банке?
- Нет, никогда. За это бы тут же отца уволили с работы.
- Кто мог еще знать, куда твой отец отправил деньги?
- Я не знаю, не знаю... – Дуся обессиленно сползала со стула. – Я ничего не знаю о его работе...
- Ты продолжаешь общаться, дрянь, с кем-либо из его коллег, кого он знал в Абиджане?
Да, она дрянь. Она даже не знает, с кем отец работал в последней командировке. Она дрянь, зря Дима не убил ее.
- Нет, к нам никто никогда не приходил.
Мужчина задумался. Он подошел к окну, зачем-то посмотрел вниз. Он хочет выбросить ее? Дуся сама, она сама сделает все, что он хочет! Девушка сделала попытку встать, потеряла равновесие и свалилась со стула. Как же она виновата! Она зарыдала с новой силой.
Дмитрий резко повернулся, с досадой оглядел беспомощно лежащую на полу Дусю.
- Так. – Он немного подумал. – Придется сделать тебе еще один укол.
Дуся, лежа на полу, сделала слабую попытку протянуть ладонь. Руки не слушались. Мужчина подошел вплотную и рывком поставил Дусю на подгибающиеся ноги.
- Иди, - он развернул ее и, держа за локти, подтолкнул вперед. – В комнату шагай...
Она пойдет. Она постарается. Дуся пробовала передвигать ногами. Ей казалось, что она идет, легко идет. Во всяком случае, вот перед глазами знакомая комната, вот диван. Зачем он кладет ее на диван? Дуся не хочет спать, Дуся готова еще отвечать на вопросы, может быть, Диме нужно еще что-то знать? Опять шприц, этот уже не такой игрушечный. Не надо ладонь, можно в ногу? Если Диме нужно, пусть делает еще уколы, Дусе не жалко. Только видно как-то плохо, перед глазами все расплывается. И не слышно ничего. Вокруг – мягкая теплая вата. И очень хочется спать. Ты не можешь тут спать, сказал кто-то внутри нее. Тебе нужно домой. У тебя бабуля. Хорошо, сказала Дуся. Я только чуть-чуть. Я знаю. Все же хорошо, верно? Дуся полетела вниз спиной в сладкий и вязкий тоннель и ответа уже не услышала.
11.
Очень хочется пить. И очень болит голова. Браслет часов врезался в руку, пояс брюк больно давит на живот. Почему она это все с себя не сняла, когда ложилась спать? И что это с ней - простуда? Дуся разлепила сухие колючие веки и – впомнила. На секунду мелькнула надежда – а вдруг это сон, гриппозный кошмар, бред от высокой температуры? Нет. Дуся лежала в чужой знакомой комнате на чужом знакомом диване, укрытая теплым одеялом. На подушке, но без простыни. Пиджак брошен на соседнее кресло. А на втором кресле, как вчера, возле окна спит... он. Живое подтверждение реальности вчерашнего кошмара. Девушка скосила глаза на часики: почти четыре утра.
Солнце едва освещало соседние дома, по комнате из открытой створки окна тянуло свежестью и прохладой. За окном где-то внизу, на деревьях, радостно переговаривались птицы, планируя дневные дела. Дуся бесшумно сдвинула с себя одеяло и попыталась сесть. Диван скрипнул не громче, чем пичуга за окном. Получилось, хотя стало подташнивать. Значит, и встать получится. Девушка аккуратно поднялась на ноги. Ничего, голова кружится вполне терпимо. Теперь шагать. Как-то нужно дойти до дома, как можно быстрее нужно домой. Бабуля волнуется: у Дуси выключен телефон. Такое иногда случалось, когда Дуся уходила из дома надолго: батарея у аппарата становилась все слабее и зарядки не всегда хватало, а зарядное устройство Дуся постоянно с собой носить ленилась. Хотя бы уж выпила успокаивающие таблетки, что ли, помечтала Дуся. Тогда, когда я приду, она будет спать.
Туфли оказались рядом, возле дивана. Дуся взяла их в руки, аккуратно стащила пиджачок с кресла, тихонько развернулась и, не дыша, едва переставляя ноги, побрела в прихожую. Вот ее сумка. Хорошо. А с телефоном, конечно, придется попрощаться. Девушка тихонько обулась, натянула пиджак, повесила сумку на плечо. Прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука. Она подошла к двери, осмотрела замки. Не доверяя себе, на секунду отвела глаза и еще раз внимательно осмотрела. Изнутри двери, так же, как снаружи, были только отверстия. Без ключа эту дверь открыть было нельзя.
Дуся прислонилась лбом к двери, чтобы получилось лучше думать. Думать не получалось. Но и стоять бесконечно Дуся тут не могла. Тошнота подступила к горлу очень сильно, и она, не боясь произвести шум, бросила сумку на пол и, держась за стены, прошла в ванную. Закрыла за собой дверь на шпингалет, открыла воду и уперлась руками в раковину. Болото внутри нее взорвалась, спазм пронзил желудок, розовая жижа толчком выплеснулась из рта. Дуся отдышалась и осторожно, чтобы не вызвать второй спазм, прополоскала рот, прислушалась к себе. Стало полегче. Сложив руку ковшиком, она подставила ее под струю воды и сделала глоток. Нормально.
Девушка посмотрела на себя в зеркало. Спутанные волосы, распухшие глаза, по всему лицу серые следы вчерашнего макияжа. Хороша бы она была, придя в таком виде домой! Не раздумывая, девушка сняла с себя одежду, аккуратно повесив мятые брюки на крючок, сделала воду погорячей и влезла под душ. Шампуня в зеркальном шкафчике над раковиной не оказалось, но зато она нашла гель для душа и расческу и с наслаждением намылила голову. Струи воды стекали по лицу, по спине, по груди...
Потихоньку начали просыпаться мысли. Если он меня не убил, думала Дуся, значит, уже не убьет. Потому что только я могу служить тем самым живцом, на который они хотят поймать нужную им рыбу. Только ко мне может придти информация, которой им не хватает. Сейчас был просто фальстарт, они поспешили. Они посчитали, что один из кусочков мозаики – текст письма, в котором есть намек на банк. Если в тексте его нет, значит, есть человек, который знает, что это за банк, и кроме этого не знает ничего. И этот человек придет ко мне, чтобы получить недостающие ему сведения. Или чтобы сказать то, что ему поручили сказать много лет назад. Он должен был сказать это маме, а попробует сказать мне. Вот и все. Как они теперь, интересно, будут выкручиваться? Убить меня нельзя, я – приманка, и при этом я в курсе всего...
Дуся жирно намазала мужским гелем для душа спину, грудь, руки, ноги... Воняет, подумала она. Как же воняет противно! Вроде бы известная марка, женской серией по уходу за телом Дуся и сама как-то пользовалась, но этот мужкой гель был просто из рук вон плох. Снова встав под воду, Дуся отчетливо представила, что мужчина по ту сторону двери уже проснулся, увидел в прихожей ее сумку, возможно, проверил карманы своих брюк – не пропало ли чего, и теперь сидит, не сводя глаз с двери ванной комнаты и напряженно прислушиваясь к шуму воды. А Дуся, еще вчера днем Дуся собиралась за него замуж. Сразу стало нечем дышать, сердце растворила тупая боль... Стоп, жестко сказала себе Дуся. Ты не будешь об этом думать. Никогда. У тебя полно других дел.
Девушка насухо вытерлась, причесала волосы чужой расческой, оделась. Еще раз посмотрела на себя в зеркало. Они будут ждать этой информации вечно, к тебе никто никогда не придет, сказала она себе. И деньги эти будут лежать где-нибудь в швейцарском банке до тех пор, пока существует сам банк, лежать так же, как, говорят, тщательно хранятся где-то деньги царской семьи. Потому что если бы был на свете человек, который знал про деньги, он бы уже давно объявился. А ты, что же, ты просто будешь продолжать жить под их колпаком. Так же, как жила последние полтора десятка лет. Просто до вчерашнего дня ты этого не знала. Дуся прислушалась к себе, нашла внутри себя тонкий стальной стержень. Вот так. Она глубоко вздохнула и вышла из ванной. Она их больше не боялась.
Дмитрий не просто сидел на кухне: пахло свежесваренным кофе. Дуся испугалась, что ярость, поднявшаяся в душе, не даст ей сказать ни слова, однако рот раскрылся нормально и звуки получились нужного тембра:
- Ты знаешь, - сказать «дружок» или «Дима» все же не получилось, – мне срочно нужно домой. Отвези меня, я не могу идти по улице в таком виде. И верни мой телефон. Он выключен со вчерашнего дня, у меня бабушка волнуется.
Мужчина чуть не выронил из рук сахарницу, которую в этот момент держал в руках. Он оторопело посмотрел на Дусю:
- Ты... э... помнишь, как ты вчера тут оказалась?
- Очень плохо. Кажется, тебя интересовало, что я знаю о последнем задании отца. Насколько я понимаю, ты убедился, что я не знаю ничего. И знать не хочу. А посему... – Дусе удалось даже усмехнуться, – Я с удовольствием займусь дома делами. Побыстрее, - продолжила она уверенным тоном, – у меня нет ни минуты. Телефон.
Дмитрий с уважением посмотрел на Дусю, сунул руку в карман брюк и молча протянул ей мобильник. Девушка взяла телефон, спокойно повернулась и пошла в прихожую. Подняла с пола сумку, повесила на плечо. Выжидательно взглянула на мужчину,вышедшего за ней прямо с сахарницей в руках. Кажется, он даже восхищен. Слушать сообщения, пришедшие на автоответчик в течение вчерашнего вечера, в его присутствии не хотелось. «Дома прослушаю, - решила Дуся. – И так я ему за эти дни о себе много чего рассказала. Хватит, много чести». Она сунула телефон в сумку и посторонилась, чтобы мужчина открыл дверь. Сахарницу он оставил прямо на калошнице.
Они молча сели в машину, молча доехали до Дусиного дома. Когда автомобиль остановился у подъезда, Дмитрий несколько удивленно спросил:
- Ты ничего не хочешь спросить?
- Ничего, - устало ответила Дуся, которую в дороге опять затошнило. – Ни спросить, ни сказать... Хотя, пожалуй, попробую тебе сказать: знаешь, я никогда не лезу в чужие дела и в чужие секреты. Попробуй это понять...
Она вышла из машины и, не оглядывась, пошла к дому. Автомобиль сзади нее тронулся и уехал, а Дуся все стояла на ступеньках подъезда, роясь в сумке непослушными руками, и никак не могла найти магнитный ключ от замка, запирающего дверь в подъезд. Та вдруг запищала металлическим звуком и открылась, выпустив сначала огромного ротвеллера, жившего прямо под Дусей, а потом и его заспанную хозяйку, тянувшую на себя упругий поводок, прикрепленный к ошейнику собаки.
- Здравствуйте, Светлан Иванна... – растерянно пробормотала Дуся и прошмыгнула в дверь, пока та не закрылась.
- Здрассьте... – соседка постаралась рассмотреть Дусину спину, но тяжелая металлическая дверь медленно прикрылась, щелкнув магнитным замком. – А строим из себя невесть кого, - сказала она собаке, выжидательно смотревшей ей в глаза. – А от людей не скроешься, да, Доба? – Светлана Ивановна отстегнула поводок от ошейника пса. - Гуляй.
Ротвеллер радостно бросился к песочнице посреди двора.
...Дуся как можно тише открыла дверь своей квартиры. Дома было как-то непонятно. Пусто, очень пусто было дома. Черная точка за грудиной разлилась ужасом по всему Дусиному телу, но девушка, не обращая на нее внимания, быстро прошла в комнату. На секунду остановилась, отказываясь верить глазам. Бабуля, ее бабуля, сидела в инвалидном кресле возле окна, склонив голову на плечо и некрасиво раскрыв рот, глядя в окно ничего не видящими глазами. Дуся бросилась к Евдокии Романовне и затрясла ее за плечо.
- Бабуль!!! – Плечо оказалось жестким и холодным. – Бабуля, как же так... – Дуся опустилась на колени перед сидящим телом и уткнулась лицом в родные колени. – Бабулечка, ну я же пришла, ну что же ты, бабуля... Ба-бу-ля... – Коляска чуть отъехала назад, и рука старушки, сжимавшая лист белой бумаги, дернулась.
- Бабуль, я сейчас! Бабуль, не умирай! – Дуся вскочила с места и бросилась к телефону.
- Алло, скорая! Пожалуйста, приезжайте, здесь человеку плохо! Что? Без сознания... Да... Сколько лет? Семьдесят, - соврала она. Бабуля всегда считала, что семьдесят лет – это очень мало. – Дышит? – Ей показалось, что бабуля дышит. – Да, дышит... Пожалуйста, поскорее!
Дуся бросила трубку, подхватила Евдокию Романовну на руки и положила на кровать поверх покрывала. Ноги старушки так и остались согнутыми, и Дуся с усилием распрямила их. Она не дышит, поняла девушка. В таких случаях делают искусственное дыхание, вспомнила Дуся и, набрав полные легкие воздуха, плотно прижала свои губы к холодным и твердым губам старушки, сильно выдохнув ей в открытый рот. Воздух не шел. Дуся пробовала еще раз, еще и еще, после каждого выдоха заглядывая в безжизненные глаза. «Давай, бабуль! – мысленно просила она, - дыши, ну дыши же!»
В прихожей тренькнул звонок домофона, и Дуся бросилась открывать дверь. Лифт ехал целую вечность. Оттуда вышли две усталые женщины в белых халатах и мятых чепчиках, одна, пониже ростом, держала в руках прямоугольный металлический чемоданчик.
- Куда? – спросила вторая, и Дуся показала им рукой, куда идти.
- Девушка, вы что нам тут впариваете? – Та, что постарше, прикоснулась к бабуле и возмущенно повернулась к Дусе. – Она умерла часов пять-шесть назад.
- Нет, нет! – Дуся прижалась спиной к дверному косяку. – Она рукой шевелила...
- Ну вот что... – врач оглядела Дусю с ног до головы, потом так же внимательно оглядела тело бабули. – Почему она в тапочках?
- Она... – Дуся заспешила. – Я только что пришла, а она в коляске сидит возле окна. Без сознания.
- Она у вас инвалид была, что ли?
- Господи, да что же вы расспрашиваете! Делайте же что-нибудь! – Дуся была в отчаянии от того, что они теряют время.
- Валь... – врач устало посмотрела на напарницу.
- Девушка, - вторая врачиха взяла Дусю за запястье и усадила на стул, стоящий рядом. – Ваша... Это ваша бабушка? – Дуся кивнула.
- Ваша бабушка мертва. Она умерла несколько часов назад.
- Несколько часов назад? – Дуся поверила. Она, как будто со стороны, увидела лежащую на неразобранной кровати бабулю, сжимавшую в руке лист бумаги. Письмо. Бабуля нашла на холодильнике письмо. Значит, у Дмитрия была копия. Бабуля прочитала письмо и у нее поднялось давление.
- Вы с ней живете или пришли навестить?
- Живу...
Врачихи переглянулись.
- Ну что ж, бывает, - равнодушно вздохнула та, что постарше и повыше. – Раз уж мы приехали, давайте сделаем вам укольчик...
- Не надо укол! – взвилась до этого беспомощная Дуся.
- Валь, тогда накапай... – женщина достала из кармана халата блокнот. – Паспорт дайте. Бабкин паспорт. Ага. – удовлетворенно сказала она, когда Дуся положила перед ней на стол паспорт бабули. – Ну ничего себе! – удивленно посмотрела она на Дусю и осеклась. Молча, не садясь на стул, записала все, что ей было нужно, и сунула блокнот обратно в карман. – Мы поедем, - она еще раз внимательно взглянула на Дусю, - а к вам приедет другая машина и заберет тело, мы сами позвоним. В тридцать шестую.
- Что в тридцать шестую? – Дуся досадливо отодвинула от себя протянутую к ней руку с мензуркой, наполовину наполненной пахучей жидкостью. Невысокая врачиха вздохнула и залпом выпила содержимое.
- В тридцать шестую больницу. Там морг и погребальный зал есть, - объяснила она. - А вы держитесь, - посочувствовала она Дусе. – Дожить до таких лет – уже подвиг, при нашей-то жизни. Отмучилась ваша бабушка.
Врачи ушли, а Дуся, закрыв за ними дверь, подошла к бабуле. Когда врачи успели закрыть ей глаза? Дуся разжала холодные пальцы и вынула из них мятый листок. Это несправедливо, стучало в мозгу. Это несправедливо, молча сказала она бабуле. Ты мне как раз сейчас очень нужна. Как я теперь буду жить без тебя? Как? И какая разница, по чьей вине погибла мама? Ты неправа. Дуся расправила страничку и сложила ее по старым изгибам. Поискала глазами конверт, не нашла. Почему-то убрать письмо именно в тот конверт было очень важно. Дуся обнаружила его лежащим на кухонном столе. Убрала письмо в конверт, а конверт положила обратно на холодильник. Дуся не помнила зачем, но зачем-то письмо должно было лежать именно там.
Домофон снова тренькнул, снова Дуся вышла к лифту и проводила незнакомых ей людей с носилками, на этот раз мужчин, в квартиру. Санитары что-то спрашивали, Дуся им прилежно отвечала, они так же, как врачи «скорой», записали Дусины ответы в какую-то ведомость, прикрепленную к пластиковому планшету, затем положили бабулю на носилки, накрыли с головой серой проштампованной во многих местах простыней и понесли на лестничную площадку. Дуся шла следом, ей было очень важно, чтобы бабулю аккуратно несли по лестнице, чтобы не задели дверью...
На улице перед подъездом уже собрались соседи, гадая, к кому приехала «труповозка».
- Ну точно! – громко прошептала Варвара Павловна, соседка с первого этажа. – Слава богу, к кому же еще! У нас больше не к кому!
- И я вам говорю, она утром пьяная пришла, - не понижая голоса, так, чтобы и санитары, и Дуся слышала, сказала Светлана Ивановна, соседка снизу. – Поди, бабка что-то не так сказала, она ее и прибила. У них все время ругань стоит, уж я-то слышу. Каждый день орут, слов не разобрать, но бу-бу-бу, бу-бу-бу... И коляска эта все время по голове ездит, Доба то и дело голову к потолку поднимает...
- Да, по нынешним временам со стариков глаз спускать нельзя, вот и приходилось девке терпеть. У нас на работе женщина одна свекровь свою оформила в дом инвалидов, так после смерти оказалось, что та свою долю квартиры этому инвалидному дому-то и отписала... – невпопад ответила ей тетя Рая из двенадцатой квартиры. – Теперь вот судятся, а что толку? Все по закону...
Носилки с телом Евдокии Романовны задвинули в машину, санитары громко захлопнули двери, сели в кабину и уехали. Дуся стояла на тротуаре, глядя вслед «пикапу», увезшему бабулю и, как сквозь вату, слышала пересуды соседей.
- Так она у нее еще в своем уме была, - Варвара Павловна вздохнула. – Повезло девке.
- Мы не знаем, в своем или не в своем, - отрезала Светлана Ивановна, - а только как приходила с работы, так и до самой ночи: бу-бу-бу, бу-бу-бу...
- Ну как же не в своем, я к ним на прошлой неделе заходила, - вступила в разговор тихая Люда, женщина неопределенных лет, всегда приветливо здоровавшаяся с Дусей. – Надо было опять в ЖЭК звонить, Евдокия Романовна пообещала, что будет звонить каждый час, чтобы свет в лифте починили...
Дуся беспомощно посмотрела на соседей.
- Дусь, надо чем помочь? – соболезнующе спросила тетя Рая. – Или ты, поди, уж давно все приготовила? Сколько лет ждала, сколько мучилась!
Дуся пыталась понять, что они говорят. Говорят о ней и о бабуле. Зачем они тут стоят? Чтобы ей помочь? Чем ей теперь можно помочь? Она побрела домой, чтобы никого не видеть. Чтобы лечь, накрыться с головой и уснуть. И проснуться от этого кошмара, и чтобы было все как раньше и все хорошо. Хотя бы еще немного.
Дуся вошла в квартиру, закрыла за собой дверь и по привычке прислушалась. Пусто. Как же пусто на всей земле! И как теперь жить Дусе? Для чего ей теперь жить? Хотя... надо еще по всем правилам похоронить бабулю. Как-то так само собой считалось, что перед смертью бабуля обязательно сначала заболеет, и тогда, была обоюдная договоренность, Дуся немедленно вызовет священника, чтобы бабуля исповедовалась и ушла на тот свет безгрешной. «Какие у тебя грехи! – когда заходил об этом разговор, подшучивала над ней Дуся. – Сидишь дома, не воруешь, не прелюбодействуешь!» «Ты не понимаешь, - всерьез доказывала бабуля. – А гордыня? Сказано: «возлюби ближнего своего как самого себя», а я не могу. Знаешь, сколько народа я презираю!» «А ты возлюби да и не мучайся так,» - искренне советовала Дуся, жалея бабулю. «Не буду! Не буду я их любить! – Евдокия Романовна каждый раз начинала возмущаться не на шутку. – Как можно возлюбить эдакое быдло! Я лучше перед смертью покаюсь да и все!».
Будильник показывал почти двадцать минут одиннадцатого, и Дуся вспомнила, что сегодня рабочий день. Что нужно было делать? Составить Дмитрию план рекламной кампании. Сбросить почти такой же план в немецкий концерн. Надо предупредить, что она опаздывает. Дуся сняла трубку телефона, подумала и положила ее на место. Разговаривать с Ларисой она не хотела. Достала из сумки мобильный телефон, включила его. Ах, да, там же теперь не Лариса, вяло пролетела запоздалая мысль. Там эта приятная женщина. Ну ладно, уже включила.
- Алло, Олег...
- Дусь, что происходит? – голос Олега был преувеличенно спокойным. – Ты где? Почему у тебя все время включен автоответчик?
- Олег, у меня бабуля умерла...
- Когда? – Тон Олега не изменился. – Вчера умерла? Почему ты мне сразу не сказала?
- Да нет, сегодня умерла. Увезли.
- Так. Дусь, я сейчас приеду. Что тебе нужно? Деньги нужны?
- Ничего, спасибо. Ничего не нужно. Спасибо, Олег.
- Дусь, держись. – Олег отключился.
Девушка присела на бабулину кровать. Сообщений на автоответчике было четыре. Она нажала кнопку прослушивания.
- Дуся, - раздался спокойный голос бабули. – Жаль, что ты в метро. Я звоню тебе сказать, чтобы хлеба купила. Батон в холодильнике позавчерашний, а пирожки второй день подряд печь не будем, я тесто в морозилку убрала.
У Дуси закружилась голова. Она включила следующее сообщение.
- Дусь, ты не могла бы мне перезвонить? – Голос Олега был недоуменным. - Тут что-то не совсем мне понятно. Звонила помощник директора из «Парадиз-М», эта дама говорит, что им что-то не подошло в твоем плане. Ты скидки хорошие дала? Или им предложили лучшие условия, или я совсем ничего не понимаю в нашей работе. Вопрос, кто их у нас уводит? Это нужно быстро выяснить и утрясти, иначе они точно уйдут. Жду.
Дуся вздохнула. Значит, когда они сидели на кухне у Дмитрия, Анна уже звонила в агентство и отказалась от Дусиных услуг. Лучше бы он сразу меня убил, чудовище, безразлично подумала она, прямо у себя на кухне убил. Она снова нажала кнопку.
- Дуся, - голос бабули был тревожным. – Уже семь часов, а ты все не звонишь. И никто не сидит под окнами. Я жду еще час и звоню в милицию.
Бабуля, смотревшая все сериалы про питерских милиционеров, была твердо уверена, что сейчас милиция действительно занимается спасением населения.
- Дуся! – Снова бабуля. Последнее сообщение. – Дуся! Немедленно позвони! Немедленно, слышишь?
Это, видимо, уже после того, как бабуля встала на ноги, что очень редко делала, встала затем, чтобы убрать вчерашнее тесто с нижней полки холодильника в морозилку. И увидела конверт. Дуся ткнулась лицом в подушку. От подушки шел запах родной и живой бабули, запах защищенности, запах дома, запах, от которого всегда становилось легко и спокойно. Всегда, сколько Дуся себя помнит. Постельное белье собиралась менять, подумала девушка. И еще есть какие-то дела. Да, кажется, уборка на кухне. Как это все... не нужно. Она потянула на себя плед, лежащий под подушкой, накрылась с головой и свернулась калачиком. Олег придет, мелькнула вялая мысль, а я в таком костюме. Ничего, попыталась оправдаться Дуся. Я чуть-чуть посплю и переоденусь.
Домофон. Раз, другой, третий... Наверное, это Олег. Дуся заставила себя проснуться. Прямо в пледе прошла в прихожую, нажала кнопку. Непослушными руками открыла дверь. Прислонилась лбом к холодной створке, чтобы не упасть. Олег вышел из лифта, взглянул на Дусю, молча прошел мимо Дуси на кухню. Дуся закрыла дверь и поплелась следом. Огонь под чайником уже горел, и Олег деловито копался в шкафу, читая надписи на банках и баночках.
- Где у тебя чай? – обернулся он к Дусе.
- Чай в черной банке. Нет, не в этой. Да, в этой. – Дуся села на табуретку, завернув плед поплотнее.
- Мед, мята, лимон в доме есть?
- Нету... Хотя мед, знаешь, где-то был...
- Таблетки пила какие-нибудь? – Он спрашивал, не поворачиваясь к Дусе.
- Нет, зачем мне таблетки...
- Ну вот что. Сейчас ты выпьешь крепкого чаю и ляжешь.
- Олег, мне надо погребение заказать... И отпеть в церкви надо обязательно...
- Дусь, все будет. Я тут по дороге купил... – Олег достал из кармана пачку, прочитал по слогам: - до-нор-мил... Без рецепта не хотели давать, еле уговорил даму в аптеке...
Он налил воды в бабулину чашку, вынул из баночки две прямоугольные таблетки и положил их на стол перед Дусей:
- Давай, подруга. А потом чай.
Дуся послушно сунула таблетки в рот и запила водой. С надеждой посмотрела на Олега.
12.
...Солнце яростно светило в незашторенные окна, а Дуся все спала. Солнце плавило воздух в комнате, выжигая из него остатки кислорода, и мельчайшие частички пыли поднимались вверх, зависая под потолком в неподвижности. Стрелки будильника давно прошли цифру одиннадцать и приближались к двенадцати, когда начал звонить телефон, стоявший на тумбе возле телевизора. Три... четыре... пять... Дуся считала звонки, не в силах проснуться. Очень болит голова и очень душно, наверное, на ночь забыли открыть окно. Кто может звонить в такую рань? Дуся разлепила глаза и вяло удивилась: еще недавно была ночь, а сейчас комната залита жарким полуденным солнцем, вытеснившим весь кислород и влагу из замкнутого пространства помещения. Ночная рубашка оказалось мокрой от пота, мокрой же были слипшиеся на лбу волосы. От долгого лежания в неловкой позе занемела нога, и ее закололо миллионом острых иголок, как только Дуся попыталась пошевелиться. Телефон перестал звонить, видимо, на том конце отчаялись добудиться Дусю.
Девушка медленно выползла из-под тяжелых одеял и босиком поковыляла в ванную. Почистила зубы, сняла сорочку и встала под душ. Вода понемногу придавала сил, и Дуся чуть-чуть поворачивалась, подставляя под струю лицо, плечи, спину... Сквозь шум воды прорвался звонок телефона. Пять... шесть... семь... тишина. Не вытираясь, а лишь слегка промокнув тело, девушка прошла в комнату, сняла трубку и набрала номер своего офиса.
- Алло, э... здравствуйте, - не смогла она вспомнить имени нового секретаря. - Олега попросите пожалуйста.
- Он отъехал на несколько часов. – ответил приятный хрипловатый голос. Галина, а как же ее по отчеству? Кажется, Владимировна. - Если что-то срочное, вы можете оставить мне информацию, я тут же сообщу ему.
- Галина... э... – Дуся не решалась ошибиться.
- Владимировна.
- Галина Владимировна, это Дуся Кулакова. А Катерину можно услышать?
- Дусенька, здравствуйте. Примите мои соболезнования. А Олежек с Катей к вам поехали. Олег не мог вам дозвониться и просил передать, если вы выйдете на связь, что все в порядке, он обо всем вчера договорился и все сделано ровно так, как вы ему сказали. К сожалению, более подробной информацией я не располагаю.
- Спасибо, Галина Владимировна. До свидания.
- До свидания, Дусенька. – На том конце положили трубку.
Дуся открыла шкаф и оглядела свою одежду. Нужно же надеть что-то черное, так полагается. Или ничего, если пока она походит в синих удобных брюках и трикотажной кофточке, бабуля не обидится? Одевшись, Дуся взглянула в зеркало и не узнала себя: оттуда на нее смотрела тощая, с помятым лицом, незнакомая тетка лет пятидесяти. Что это я так, равнодушно удивилась Дуся и попыталась найти внутри себя тонкий стальной стержень. Стержня не было. Не было и черной бездонной и страшной точки за грудиной. Внутри оболочки, называемой Дусей, оказалась выжженная пустота. Пустота и ночь. Ночь и сажа. Ну и пусть, согласилась Дуся. Пусть так.
Она заправила свою постель, прошла на кухню, поставила чайник на огонь и снова вернулась в комнату. Никак не могла вспомнить, куда же она положила, куда положила десять, нет, уже одиннадцать лет назад комплект, собранный по требованию Евдокии Романовны «на смерть». Саван, платок, тапочки, сорочка... бабулю нужно похоронить именно в этих, одобренных ею при жизни, вещах. «Да в прихожей на антресолях, запылилось все, - отчетливо прозвучало в голове голосом бабули. – Постирать нужно обязательно, сколько лет прошло». Голова начинает работать, вяло констатировала Дуся, что-то уже вспоминаю. Она взяла табуретку, влезла на нее и открыла дверцы антресоли. Конечно, на прозрачном мешке со старыми детскими игрушками, которые в свое время Дуся категорически отказалась выбросить, лежал сверток – небольшой, туго завернутый в черный целлофан и заклеенный лейкопластырем. Он. Дождался своего часа. Дуся, стараясь не прислонять пыльный сверток к одежде, закрыла дверцы антресоли и слезла с табуретки. Села на нее, отдышалась. Сил не было совсем.
Отчего же такая вялость? Может быть, Дусе не подошло лекарство, которое заставил пить Олег? Она прошла в комнату, положила бабулин сверток на стол и вынула из коробочки с таблетками инструкцию. «Показания к применению: нарушения сна, бессонница. Рекомендуемая доза составляет от ; до 1 таблетки в день... – прочитала девушка, - Симптомы передозировки: дневная сонливость, покраснение кожи лица, снижение настроения, нарушение координации движений, судороги, кома...» Хм, посчитала Дуся, четырехкратная передозировка и никакой комы. Надо сказать Олегу, чтобы всегда читал аннотации к лекарствам.
Разрезав ножницами и сняв пыльный целлофан, Дуся отнесла его в мусорное ведро. Села над горкой вещей, не сразу решившись взять что-либо в руки. Сверху, в магазинном пакете, платье. Ни разу не надеванное, с этикеткой. Она отложила платье в сторону. Ага, это чулки из хлопчатобумажных ниток. Тоже стирать. Белая ткань – саван, его нужно постирать отдельно, в холодной воде, чтобы вышивка не полиняла. Господи, чайник! У нее на кухне чайник кипит!
Вода выкипела не вся, и Дуся заварила себе полную чашку бабулиных трав, тех, «для сил», что прислал из Африки дядя Слава. Знакомый аромат наполнил небольшую кухоньку, и у Дуси защемило сердце. Никогда, осознала Дуся, больше никогда я не смогу поговорить с ней. Никогда и ни о чем... Никогда я не услышу, как она требует, чтобы я вышла замуж... При воспоминании о последнем несбывшемся замужестве тихая ярость проснулась где-то в области дусиного желудка и забурлила вверх и в стороны, заполняя пустую дусину душу. Остановись, сказала себе Дуся. Забудь. Завязав душу в узел, она, стараясь не впускать в голову ни одну мысль, как могла быстро и тщательно перестирала руками в тазу все бабулины погребальные вещи, просушила в барабане стиральной машины и отнесла в комнату – погладить.
В дверь позвонили. Дуся открыла, ожидая увидеть соседей. На пороге стояли коллеги – Катерина и Олег.
- Дусь, здравствуй! – Катя прижалась к ней и погладила по спине. – Ты к телефону не подходишь, я звонила, звонила... Олежка мне как сказал, я подумала, может, с тобой побыть надо? А ты ничего, - лживым голосом добавила она, внимательно оглядев Дусю.
- Ну конечно ничего, - поддержала Дуся Катерину таким же неестественным тоном, - Олег мне снотворных таблеток дал, я сутки проспала.
Все прошли на кухню. Олег одобрительно посмотрел на чашку с травами, сел и достал вчерашний список.
- Дусь, похороны завтра. На участке я был, могилу роют. Гроб я заказал. К одиннадцати повезем отпевать в Богородский храм, я договорился и заплатил. Нужна одежда.
- Осталось погладить.
- Гладь сейчас, я заберу. Кать, ты останешься тут до вечера. Дашь ей таблеток, я вчера принес.
- Олег, - прервала его Дуся, - там можно всего одну таблетку в сутки, а я выпила четыре.
- Выпьешь две, ничего страшного. У меня мама валиум всегда так пила. Написано по одной таблетке, а она по три шпарила. Ты как спала?
- Н-нормально...
- Ну вот и еще ночку поспишь нормально. Лучше часов в шесть ей дай, Кать, чтобы к восьми она уже заснула. Дусь, гладь, мы пока чаю попьем. Это у тебя что за варево? Пахнет приятно.
- Это травы... Бабуля пила для сил... Теперь вот я решила выпить... Ну, чтобы сил прибавилось.
Олег с Катей переглянулись.
- Дусь, тебе для сил сейчас нужно спать и есть. Кать, заставь ее поесть. Дусь, гладь, мы тут пока что-нибудь приготовим.
Пока на кухне шумела вода и шкворчала сковородка, Дуся выгладила погребальные принадлежности и сложила в пакет, туда же убрала специальную ленту на лоб, пестрые желто-синие тапочки, деревянный крестик... А она думала, что у нее нет друзей, корила себя Дуся, убирая утюг в тумбу под телевизором. Она думала, что ей некому помочь... Дуся подошла к окну. Скамейка внизу, на которой обычно сидели ее преследователи, была пуста. Похоже, преследователи и Дмитрий – люди одного хозяина, и этот хозяин понял, что Дусю можно больше не пугать. Как же он догадался, что она никого не позовет на помощь? Кто-то знает про Дусю больше, чем она сама. Я все расскажу дяде Славе, решилась Дуся. Он приедет, мы пойдем в парк или в лес, и там, где нас никто не сможет подслушать, я ему расскажу. Она вздохнула.
- Дусь, - послышался из кухни голос Катерины. – Я эту капусту в жареную картошку положу? Вкуснее будет. Иди сюда, Дусь!
Дуся поставила погребальный пакет рядом с сумкой Олега и прошла на кухню. От запаха еды замутило. Тебя тошнит уже который день, попыталась отругать себя Дуся, ты уже стала похожа на вешалку. Поешь. Нет, я не могу, ответила ей вторая часть себя. Я не могу совсем.
- Я сначала травку, - просительно взглянула Дуся на Олега, - и давайте окно раскроем нараспашку...
- Ты собрала? – Олег получил утвердительный ответ и заторопился: - Тогда я побежал. Девчонки, я на вас надеюсь. Кать, про таблетки не забудь. Две штуки, часов в шесть. Дусь, потом будешь делать что хочешь, а сегодня делай, что я скажу. Хорошо? – ослабил он нажим.
- Хорошо, - вздохнула Дуся.
- Что за таблетки? – Спросила Катерина, когда Олег ушел. – Ой, какие смешные, квадратненькие... Ну-ка, ну-ка... Французские! Дусь, все нормально, смотри: «...по рекомендации врача доза может быть увеличена до двух таблеток...»
- А Олежка у нас врач, - впервые за эти дни Дусины губы скривило подобие улыбки.
- Олежка у нас – супер! – Катерина решила, что нашла, на что отвлечь Дусю. – Я тебе так и не рассказала... – она осеклась, но тут же продолжила: - я не успела тебе рассказать, как чистенько он Лариску отправил в «наружку». Я, правда, тоже участвовала в этом представлении, но режиссер, конечно, Олег...
- Кать, ну в «наружку» и в «наружку»... – слово «наружка», означавшее сокращенное «наружная реклама», то есть реклама, размещенная на уличных щитах, вызывало у Дуси совсем другие ассоциации. – Эта новая женщина мне нравится.
- Галина Владимировна? Ты ей тоже очень понравилась. Мне кажется, ей все у нас понравилось. Олег ее прямо в тот же день, как Лорик написала заявление, по интернету нашел. Олег говорит, у нее образование средне-специальное, поэтому ее резюме так долго на сайте висело. А по профессии она учительница начальных классов. Но фии-лоо-сооф! – протянула Катерина. – В точности, как ты. Я думаю, вы подружитесь, - в ее голосе послышалась ревность.
- Ну, подружимся так подружимся. – Дуся подумала, что ей теперь ни к чему работать в рекламном агентстве. Бабуля бы осталась недовольна. И Дуся, и бабуля молчаливо признавали, что нынешняя Дусина работа не очень престижна, и только наличие свободного времени и достаточная зарплата служат компенсацией за отказ Дуси от серьезной карьеры, возможной при ее элитном образовании. – А таблетки эти я больше пить не буду, - кивнула она на инструкцию в Катерининых руках. – Я и так хорошо сплю.
- Дусь, я отсыплю у тебя немножко? Маме попробовать... Во-первых, без рецепта дают, во-вторых, симпатичные, в-третьих, французские... А то она в последнее время спит плохо.
- Кать, забери хоть все.
- Не, все не буду. – Катерина щедро насыпала из баночки горку таблеток прямо на инструкцию. – Я в это заверну? Ты ведь не забудешь, что максимум две можно принимать? А маме лучше с аннотацией.
- Хорошо, Кать... А можно, я есть не буду?
- Нет, Дусь, будешь. И таблетки будешь. И спать будешь. У нас похороны завтра. Дусь, давай-ка обзванивать. Кто еще не знает, что баб Дуня умерла?
- Кать, у нас кроме соседей не осталось знакомых. Все, все до одной подруги ее давно умерли. И родственников у меня... – Дуся запнулась, - тоже теперь не осталось.
- Ну да. – Катерина кивнула как ни в чем не бывало. – Давай соседей.
- К соседям лучше сходить. Ты спустись в двенадцатую квартиру, там женщина, тетя Рая, ей нужно сказать, когда отпевание, а она уж там сама остальных оповестит.
- Хорошо. Поминки на сколько человек будут?
- Я не знаю... Скорее всего, соседи все придут, человек двадцать... А может, нет...
- Дусь, прикинь примерно, на сколько человек придется накрыть стол, и это все сегодня нужно купить. Продукты, я имею в виду, посуду недостающую... Водка же еще полагается... Или я спрошу у твоей тети Раи, так точнее будет. – Катерина взглянула на Дусю: поняла ли та, почему. - Ты деньги Олегу отдала? Ну, за гроб, за то, за се...
- Нет... – растерялась Дуся.
- А у тебя денег хватает?
- Ну да... – Дуся только на прошлой неделе получила зарплату. Обычно на треть этих денег они с бабулей безбедно существовали, а две трети Дуся относила на сберкнижку, когда оплачивала счета за коммунальные услуги. Пока вся зарплата лежала целиком под постельным бельем на верхней полке шкафа.
- Тогда дай мне... – Катерина подумала, - тысячи три, думаю, хватит. За один раз, конечно, не донесу все, что нужно, буду приносить партиями, но зато если денег не хватит, еще возьму. В двенадцатой, говоришь?
- Кать, посуда не нужна, - сказала Дуся уже выходящей Катерине. У нас лет пятнадцать на антресолях коробки с посудой стоят, там и тарелки, и стаканы, и приборы...
- Хорошо. – Катерина от лифта улыбнулась Дусе. – Ты полежи пока, а потом мы с тобой вдвоем достанем коробки твои. Полежи, Дусь. И попробуй поесть.
Дуся закрыла за подругой дверь и вернулась на кухню. Подумала, отложила в тарелку порцию картошки с капустой и вывалила еду в унитаз. Грязную тарелку поставила в раковину. Все в порядке. Пусть подруга думает, что Дуся ела. Она допила отвар из чашки и поставила ее рядом с тарелкой.
Трижды Катерина приносила из «Рамстора» пакеты с едой, спиртным, овощами и фруктами. Вместе девушки разобрали три коробки со столовыми принадлежностями, и Катерина перемыла десятка два стаканов, несчетное количество вилок и тарелок, вытерла все это насухо, поставила горкой на обеденном столе и накрыла сверху льняным полотенцем. Дуся была «на подхвате»: говорила, где что лежит, куда что убрать, приносила полотенца и подавала миски для мытых овощей и фруктов. Вместе был составлен список из дел, которые нужно сделать завтра с утра.
- Ну, все. – Катерина оглядела кухню, потом Дусю. – Ты что-то совсем доходишь. Полы помою и пойду, а ты ложись.
- Кать, а может, полы я сама?
- Если выпьешь таблетки, разрешу.
Дуся достала из баночки две прямоугольных таблетки и проглотила, запив водой из-под крана. Катерина одобрительно кивнула и засобиралась домой.
- Я за тобой в девять заеду, - сказала она Дусе на прощание. – Ты в чем пойдешь?
- Кать... Мне не в чем...– растерялась Дуся. – Я же ничего себе не купила.
- Хорошо, - спокойно сказала Катерина. И ответила на удивленный Дусин взгляд: - Хорошо, что я спросила. Туфли черные, я знаю, у тебя есть. Дай-ка еще тысячи две. Думаю, пока ты пол помоешь, я вернусь. Тут же у вас полно хороших магазинов.
- Спасибо, Кать... – Дуся действительно не смогла бы сейчас ходить по магазинам. Она бы сейчас ничего не смогла. Девушка в который раз за сегодня благодарно закрыла за подругой дверь и, шатаясь от усталости, взялась делать уборку.
Спустя час Катерина принесла траурную одежду. Свободное платье с длинным рукавом было Дусе в самый раз, к тому же ей было все равно, как она будет выглядеть. Глаза совсем слипались, и последних сил на то, чтобы не спать, уже не хватало. Катерина сочувственно погладила подругу по голове.
- Дусь, ложись немедленно. Завтра в восемь я тебе позвоню, чтобы ты встала, в девять заеду.
- Пока, Кать...
Проводив подругу, Дуся откинула одеяло и прямо в одежде ничком рухнула в постель. Когда ее голова коснулась подушки, она уже спала.
13.
Лицо ощутило легкое прикосновение воздушного потока, и Дуся проснулась. Открыла глаза, посмотрела в потолок. Очень хотелось повернуть голову и убедиться, что бабуля еще спит, спит как ни в чем не бывало в своей кровати. Но Дуся точно знала: бабули больше нет. Ее нет уже третий день. Три дня живет Дуся без бабули. Сегодня Дуся увидит ее лицо в последний раз.
Будильник показывал почти половину пятого, но утро уже собиралось перейти в день: солнце освещало красным половину неба за окном, там становилось все светлее. Створка окна, раскрытая настежь, еще впускала в дом спокойную прохладу, и хотелось просто лежать, лежать и дышать, дышать и ни о чем не думать.
Дуся встала с постели и с досадой осмотрела себя в зеркало: опять она спит в одежде, опять она не справляется с тем, с чем все другие люди справляются, опять она распустилась. И сейчас ее некому даже отругать. «Если тебя некому ругать в этой жизни, – строго и твердо сказала Дуся своему отражению, – это не значит, что ты можешь уподобиться...» Кому уподобиться, Дуся так и не придумала. Однако и само слово предполагало, что уподобиться кому или чему-либо хорошему нельзя, и Дуся наконец решила просто не уподобляться. Никому.
Переодевшись в домашний халатик, она поволоклась в ванную и встала под душ. Дуся много раз слышала, что душ бодрит, однако Дусю душ всегда как-то... нормализовывал, что ли. И эйфорию, и упадок сил Дуся одинаково лечила душем. Настроение всегда должно быть ровным, учил отец. А если ты будешь свои эмоции раскачивать как маятник, то вряд ли сможешь ими управлять, а это всегда бывает нужно. Как же она раньше об этом не вспомнила? Это все химикаты... Дуся посмотрела на свою ладошку. Точка от укола была еще заметной, она подтвердила Дусе, что все произошедшее с ней – не сон, все это было. Было, хотя какое это теперь имеет значение. Впрочем, если бы Дуся в этот вечер была дома... Если бы ей не пришлось оставить письмо отца на видном месте в расчете на непрошенных гостей... Если бы ты сама, жестко сказала себе Дуся, была бы поумнее, этого бы не случилось. Бабуля умерла бы... когда-нибудь потом. Это ты, сказала себе Дуся, ты сама во всем виновата. И тебе теперь с этим жить. А пока что, будь добра, похорони нормально бабулю. Сделай хотя бы это хорошо.
Дуся почистила зубы и только после этого вытерлась. После душа было полегче. Она проверила внутри себя тонкий стальной стержень: тот доходил только до уровня плеч, но и это уже было хорошо. Лучше, чем вчера. Накинула халатик.
Завтракать не хотелось, но Дуся поставила на огонь чайник, открыла холодильник и поискала хлеб, летом они с бабулей всегда хранили хлеб в холодильнике. Хлеба не было. Зато в сковороде была картошка, а это, всегда говорила бабуля, для русского человека второй хлеб. Дуся сняла с огня закипевший чайник и поставила на его место сковороду. Заварила бабулины травы. Похоже, это они дали Дусе немного сил. Ты и сейчас мне помогаешь, поблагодарила она бабулю. Как же я буду без тебя теперь? Знакомый аромат разпространился по кухоньке. Дуся села на свою табуретку и закрыла глаза, представив, что вот она, бабуля, здесь, рядом. Получилось, и Дусе стало полегче.
На плите шкворчало все сильнее, Дуся заставила себя подняться и выключить пламя под сковородой. Подвинула к себе и попробовала глотнуть обжигающий отвар. Маленькими глотками пить вполне было можно, и Дуся пропускала внутрь себя целительную жидкость, не ощущая вкуса, и считала глотки: седьмой, восьмой, девятый... Она вспомнила Светлану: та тоже всегда все считала. Надо узнать, все ли в порядке со Светланой. Не буду звонить, твердо решила Дуся. Поеду и посмотрю сама. Теперь ты можешь ездить куда угодно, тут же обозлилась на себя Дуся. Теперь тебе не нужно круглосуточно беспокоиться, каково самочувствие бабули, накручивала себя девушка. Теперь ты можешь отправиться... Дуся остановилась. Теперь, куда бы она не поехала, в любую страну, хотя бы даже в Украину, эти люди, следящие за ней, будут думать, что она поехала за деньгами. За теми самыми деньгами, которые они никак не могут найти. Которые так надежно спрятал ее отец. И на это, сказала себе жестко Дуся, ты теперь всегда должна делать поправку: всегда и везде ты будешь подвергать опасности других людей, с кем бы ты ни познакомилась и с кем бы ни начала общаться. Вот как теперь тебе придется жить.
Дуся допила отвар, посмотрела на сковороду. Нет, пожалуй, есть она не будет. Не сможет она есть. Список дел на сегодня лежал тут же, на столе, и Дуся, сверяясь с ним, поставила вариться в разных кастрюлях яйца, рис, картошку в мундире, достала большую глубокую миску и начала мелко рубить в нее помидоры, огурцы, сладкий перец... Катюшка сказала, поминать бабулю придет человек десять, не больше, но лучше приготовить на пятнадцать. Пятнадцать так пятнадцать... К девяти часам все было готово, осталось только накрыть на стол. Накрыть после того, как похоронят бабулю, снова напомнила себе Дуся. Ее бабулю. Отчаяние нахлынуло с новой силой, и Дуся смогла заменить его только на ненависть.
- Быдло, сволочи, дерьмо, уроды – шептала Дуся, видя на мысленном экране Дмитрия и тени незнакомых людей за его спиной, и ярость бурлила в ней все сильнее, давая силы. – Чтоб вы сдохли, чтоб вы нашли свои деньги и захлебнулись ими! Чтоб вы сгнили вместе с вашими деньгами!
Когда она открыла дверь Катерине, в глазах Дуси стоял холодный блеск, губы были плотно сжаты, а плечи расправлены.
- Молодец, - Катюшка одобрительно осмотрела тщательно одетую Дусю: черное платье, платок повязан аккуратно-небрежно, на лице – пудра. Сумка не черная, но это не Дусина вина, не подумала Катерина о черной сумке. Откуда было знать Катерине, что Дуся оделась для них, для этих людей, отнявших жизнь у всех ее близких? Пусть видят, что Дусю им не сломить.
В храме было очень мало народа, и войдя, Дуся порадовалась этому безлюдию. Рядом откуда-то появился Олег, тихо поздоровавшись, он взял девушку за плечи и повел влево, за колонну. Гроб стоял сбоку на невысокой скамье. Лежащая в нем бабуля была совсем не похожа на ту, родную, с которой Дуся прожила всю свою жизнь. Ту бабулю, без которой Дуся не знает, как жить дальше. Дуся остановилась рядом с гробом и наконец заплакала. Катерина рылась в сумке, безуспешно пытаясь найти носовой платок, Олег, впервые видевший Дусю плачущей, беспомощно завертел головой по сторонам, соседи, которые, оказывается, тоже были здесь, жалостливо охали... А Дуся... Дуся плакала над собой.
П одошел батюшка, маленький кругленький старичок с ясными глазами.
- В горе великом должны быть сильны рабы божие, потому что каждому из нас нужно уйти на небеса в свое время. И близкие наши на небесах должны радоваться за нас... – Он перевел глаза с Дуси на Олега, которого посчитал, видимо, Дусиным мужем. – А мы должны деток на свет произвести и воспитывать их в любви и радости, помня всегда род свой, корни наши и близких наших, которых уже с нами нет...
Он зажег от свечи, горевшей возле иконы, лампаду, и начал нараспев читать. Дуся не вслушивалась. Бабуля лежала в гробу, сейчас ее отвезут и зароют в землю рядом с дочерью, по которой она скучала почти пятнадцать лет. «С этой стороны, гляди, Дусь, не возле Сергея...» – каждый раз напоминала Евдокия Романовна Дусе, когда они убирали могилы. Точнее, убирала Дуся, а бабуля, привезенная на кладбище в инвалидном кресле, сидела рядом с оградой и давала указания.
Дуся заставила себя слушать батюшку.
- Обращающееся оружие преминути благоволи и древа животнаго подобно причастие улучити, яже преставил еси рабы Твоя, Владыко... В раи, Христе, пищи водворитися рабом Твоим сподоби, идеже глас чист празднующих, согрешений оставление тем даруя.
Господи, поми-и-луй! – Соседи закрестились, Дуся вслед за ними. Слезы потихоньку высыхали, запах ладана, который Дуся любила с детства, структурировал мысли, раскладывая все по полочкам.
- Воистинну суета всяческая, житие же сень и соние, ибо всуе мятется всяк земноро-о-о-дный, - казалось, прямо к Дусе обращался батюшка, и она поверила, что это о ней: - якоже рече Писание: егда мир приобрящем, тогда во гроб вселимся, идеже вкупе царие и нищии. Темже, Христе Боже, преставльшихся упокой, яко человеколюбец. Всесвятая Богородице, во время живота моего не остави мене, человеческому предстательству не ввери мя, но Сама заступи и помилуй мя.
За Дусю есть кому заступиться. Помимо Всесвятой Богродицы и на этом свете полно людей, которые помогают ей. А вот это он говорит, конечно же, о Дусиных родителях:
- Явльшеся мученицы яко светильницы, небо просвещают церковное, иже и у Спаса Христа просят даровати усопшим ослабление. Упокой, Господи, души усопших рабов твоих...
Христос обязан был дать отцу послабление: тот поступил по совести, хотя и поплатился жизнью. Как следовало из его последнего письма, жизнью он бы и так поплатился, и Дуся гордилась, что отец, отдавая себе отчет, что обязательно будет убит, не потерял силы духа и смог кому-то противостоять.
Дуся вспомнила текст письма. Да, он понимал, что он делает. Дусю, правда, немного цепляло то место в письме, где отец, хотя и очень спешил, нашел нужным пуститься в сентиментальные воспоминания: «Помнишь нашу первую командировку? – писал он маме, уверенный, что та переживет его. - Ты все три года обижалась, что хотела не этого. Ты была права, третьи страны – никакой не курорт. А твои мечты о любимой работе могли бы сбыться».
Дуся часто слышала дома об этой неудачной первой командировке. Отца тогда должны были направить в Европу, в Люксембург, и мама долго не могла ему простить, что вместо Люксембурга они поехали на три года в Гвинею.
- Ты мог бы тогда отказаться, - пеняла она ему даже многие годы спустя. – Подождали бы полгода и поехали бы в нормальную страну. Вся твоя карьера по-другому бы сложилась. И вообще, когда ты на мне женился, ты обещал, что с моим образованием ты устроишь меня на стажировку прямиком в Джи Пи Морган и Чейз... С такой квалификацией я могла бы работать потом где угодно, а в сберкассе я работать не хочу, - и через много лет надувала мама губы.
- Нерешимый живот, красное радование, и непрестающее веселие, прежде умершим подаждь, Многомилости-и-ве-е-е. – речитативом выговаривал батюшка, а у Дуси запульсировало в мозгу: Джи Пи Морган и Чейз... Джи Пи Морган и Чейз... Это был крупнейший в мире американский банк, имевший филиалы по всему миру. Дома столько раз упоминался этот Джи Пи Морган и Чейз, что Дуся, как только появилась возможность, залезла в интернет и выяснила для себя, что же это такое – Джи Пи Морган, о котором так мечтала мама...
- Копие, Божественная Твоя ребра прободшее, обращающееся оружие увидевше, Спасе, да отступит от раб Твоих, мольбами страстотерпцев Тво-о-и-их, - закрыв глаза, читал батюшка, - Упокой, Господи, души усопших рабов тво-о-и-их...
А теперь что делать? Теперь Дуся знает все. Теперь у нее есть все кусочки мозаики: номер счета и код доступа к этому счету, и название банка, в котором лежат деньги. Теперь, при любом контакте с кем-либо из знакомых родителям людей, с тем же дядей Славой, приехавшим в отпуск из Африки, Дусю снова заманят куда-либо обманом и снова сделают укол, после которого она расскажет им про место, где лежат эти проклятые деньги. А потом ее убьют и заодно уничтожат всех, с кем Дуся контактировала и кому могла рассказать про этот проклятущий банк. Так, на всякий случай уничтожат. Дуся застонала. Олег с Катюшкой подхватили ее под обе руки, но Дуся замотала головой: все в порядке, я стою. Батюшка закончил читать, четверо мужчин – откуда взялись? – подняли гроб и понесли его к выходу. Батюшка шел следом.
Олег ответил на удивленный взгляд Дуси:
- Положено и над могилой читать, ты же сказала: все как положено. Я выяснил и заказал все по правилам. Над могилой тоже прочитают. Подожди, я свечи куплю.
- Хорошо... – Дуся подумала: наверное, бабуля бы сильно обиделась, если бы узнала, что все заботы о ее погребении взяли на себя коллеги Дуси. Коллеги, кольнуло в мозгу, которых она теперь подвергает опасности, просто общаясь с ними...
В автобус уселось всего человек десять. По дороге Дуся все искала знакомые черты в лице бабули, лежащей в гробу у ее ног, потом незаметно задремала и проснулась только тогда, когда открылись двери и все стали выходить на воздух. Кладбище располагалось за городом и послеполуденная жара здесь ощущалась не так сильно. Над оградами, переговариваясь, летали пичуги, стайками садясь на кресты.
- Хорошее место, - мечтательно сказал Олег. – Традиция живым провожать мертвых нужна хотя бы для того, чтобы каждый, кто остался, задумался о конечности жизни. И о материальных ценностях, которые мы всю эту жизнь зарабатываем. А на самом деле нужно нам – два квадратных метра земли и люди, которые нас в эту землю положат. И будут при этом скорбеть, и будут помнить о нас...
- Знаешь, - Дуся посмотрела в глаза Олегу. – Бабуля прожила долго. Ей повезло, у нее было время подумать над своими ошибками, раскаяться, что-то осознать... Ведь все мы бываем неправы? А что, если доведется умереть рано? Солдаты на войне, погибшие в катастрофах, люди, спасавшие ценой своей жизни других людей, эти люди зачастую даже не размышляли о смерти. Бабуля всегда понимала, что рано или поздно умрет, не боялась этого и не боялась об этом говорить. Я думаю, что и ты проживешь долго.
- Дусь, ты что! Конечно, долго. И ты долго, вон у тебя наследственность какая замечательная!
Они подошли к могиле. Батюшка, имя которого Дуся опять забыла спросить, снова осенил кадилом скудную толпу, снова начал читать речитативом для Дуси и опять она поначалу не смогла вслушаться.
- Сам един еси Безсмертный, сотворивый и создавый человека; земнии убо от земли создахомся и в землю туюжде пойдем, якоже повелел еси создавый мя и рекий ми: яко земля еси и в землю отыдеши, аможе вси человецы пойдем, надгробное рыдание творяще песнь: аллилуия, аллилуия, аллилуия. – говорил батюшка, но это не объясняло Дусе, что ей теперь делать со своими догадками. Как стереть из памяти это название – Джи Пи Морган и Чейз? И насколько они верны, эти догадки? И как уберечь людей, людей, искренне любящих Дусю, от беды, к которой может привести простое общение с ней, знающей про то, где лежат чужие деньги, огромные деньги, и про то, как эти деньги можно забрать?
- Пажити животныя сподоби насладитися, иже к Тебе, Владыко, благочестно преходящия смертию и с праведными, иже от века сопричти, – продолжал батюшка, и Дуся поняла, что ей делать. - Слово, яко Бог сый невидим и, воплощься, видим бысть, от Девы Отроковицы неискусомужныя, и смертию Своею смерть разруши.
Смертию своею смерть разруши... как все просто, улыбнулась Дуся и поймала недоуменный взгляд Катерины.
- Мертв со беззаконникома вменився, мертвым источил еси жизнь безсмертную, преставленыя убо рабы Твоя о надежди воскресения, Царствие Твое улучити сподоби, Спасе, Тебе вопиющих: вся дела, благословите, Господня, Господа.
Батюшка продолжал читать, а Дуся смотрела в лицо бабули и понимала, что она будет делать. Когда пришло время последнего прощания, Дуся поцеловала бабулю в холодные губы, увидев вблизи плохо нанесенный грим, и тихо пообещала:
- Я никого не подставлю, бабуль. Я никого больше не стану подвергать опасности. Прости меня, бабуль. Это правильно.
Ей показалось, что бабуля чуть изменилась в лице. На самом деле Дуся просто отлично знала, что сказала бы бабуля по этому поводу. Только Дусе не девять лет. Дуся теперь сама принимает решения.
Гроб заколотили, все бросили на крышку по горсти земли и отступили, ожидая, когда можно будет положить венки. Он и о венках позаботился, благодарно подумала Дуся об Олеге. Он обо всем позаботился. Как же я не замечала, какой это верный, надежный, сильный друг? Я ни за что никого из них не подставлю, даже случайно... Не дай бог кому-либо пережить то, что позавчера Дмитрий проделал с Дусей. Дуся не даст.
Стоя у аккуратной свежей могилы, Дуся прикидывала, где ей лучше лежать: возле бабули или возле отца? Возле тебя места мало, сказала она бабуле. Поэтому положат возле отца. Только не будет ни церкви, ни отпевания... Ничего, бабуль, бог простит. Я же не для себя.
Домой доехали быстро, Катюшка засуетилась на кухне, Варвара Павловна с теть Раей споро носили еду на стол, выдвинутый на середину комнаты.
- Ну, помянем, - мужчина, которого Дуся первый раз видела в церкви, оказался мужем тихой соседки Люды. – Дай бог каждому столько прожить...
- Только пусть бы на своих ногах, - тетя Рая хлюпнула носом.
- И в трезвой памяти, - сурово сказала Люда мужу.
- Люськ, да поминки же... Ты ж сказала, с работы отпроситься... Дуське нужно помочь...
- Пей уже, людей задерживаешь... – Люда досадливо махнула рукой и выпила свою водку залпом. Ее муж не заставил повторять дважды.
Дуся посмотрела на свой стаканчик. Налито в нем было на три четверти, только Дуся не то что пить водку, есть не могла ни крошки...
- А вот мы в семьдесят пятом году заселились, - обратился к Олегу вмиг захмелевший муж Люды, - так бабуля ихняя еще на своих ногах была. Кр-расавица, как щас помню! Даром что годков ей уж тогда было... Много было.
Дуся незаметно поставила свой стаканчик на стол. Соседи, собравшиеся на поминки, обрадовавшись новым лицам, поделили Катерину и Олега между собой и наперебой рассказывали им случаи из жизни дома, иногда трагические, иногда забавные. Над столом стояла разноголосица. Дуся слушала этих людей, собравшихся здесь, чтобы отдать дань памяти бабуле, ее бабуле, и... завидовала им. Не было в их жизни страшных тайн, от которых гибли люди. Не было банков, кодов, слежек... Не было дворянского происхождения, которое нужно было скрывать всю жизнь. «В одном и том же доме живем, - удивлялась Дуся, - а какой разной жизнью».
Соседи, отдав дань угощению и выпивке, переглянулись и как-то все вместе засобирались по домам.
- Дусь, помочь убрать? – Теть Рая заглянула ей в глаза.
- Да нет, теть Рай... – благодарно отказалась Дуся. – Что тут убирать. Кать, и вы с Олегом шли бы домой, я уж сама как-нибудь. Ответил Олег.
- Сама как-нибудь будешь завтра. Если что, на работу не приходи. – Он выглядел совсем трезвым. Наверное, он, как и Дуся, ничего не пил. Катерина уже вовсю убирала со стола.
«Не приду».
Проводив последних гостей, Дуся заспешила. Ей почему-то казалось, что вот-вот откроется дверь, войдет Дмитрий и... снова начнет свои расспросы. Зря я беспокоюсь, уговаривала себя Дуся, он сегодня точно не придет... Но все равно спешила. Она вынула из шкафа пачку денег и положила их в свою сумку, рядом с паспортом. Здесь должно хватить на все. Подумала, переложила на стол и деньги, и паспорт. Достала лист бумаги, ручку. Села за стол, написала заголовок: «Завещание». Бабулина квартира давно была оформлена на Дусю, а Дусе она больше не нужна. Пусть Олег с Катюшкой получат. Ничего, что не заверено у юриста. Разберутся. Быстро набросала текст, внизу поставила дату и подпись. С этим вроде бы все.
Поискала глазами нужную коробочку. Ага, возле телевизора. «До-нор-мил», прочитала еще раз. Значит, от передозировки – кома? Это хорошо. Дуся вытряхнула из флакончика таблетки: две, пять, одиннадцать. Одиннадцать, остальные забрала Катюшка. Ничего, одиннадцать – точно передозировка. Быстро, как будто ей нужно было куда-то успеть, Дуся высыпала горсть таблеток в рот. Бросилась на кухню, запила водой из чайника, хлебнув прямо из носика. Вздохнула с облегчением: вот и все. Медленно побрела в комнату, достала из шкафа ни разу не надеванную пижаму, переоделась и легла в постель.
Теперь никто не узнает, мечтательно улыбнулась, где спрятаны эти проклятые деньги. Никто и никогда. Действие препарата началось очень быстро, Дусю закачало из стороны в сторону, волны становились все сильнее, и на одной из них Дуся поплыла...
14.
...Они пришли втроем: мама, отец и бабуля. Сожалеюще, с укором смотрели. Молчали. Дуся съежилась так же, как когда-то в раннем детстве, много лет назад, когда разбила бабушкину фамильную вазу.
- Ты что это удумала? – нарушил нестерпимое молчание отец. – Ты, Евдокия Кулакова, ты, наша дочь и внучка? Как ты могла?
Бабуля приосанилась, но промолчала, только сложила руки крест-накрест. Обе руки.
«Значит, паралич прошел, - невпопад подумала Дуся. А я боялась, что бабуля уже никогда не вылечится. А она выздоровела. Как хорошо!»
- Дуся, минуты слабости – они и есть минуты, - продолжал после паузы отец. - Тебе еще многое в жизни нужно научиться преодолевать и со многим жить. Ты сильная, у тебя все получится. И помни, что мы всегда с тобой, мы заботимся о тебе, мы оберегаем тебя. Мы гордимся тем, как ты живешь, Дусенька. И ты должна продолжать жить. Мы очень любим тебя, Дуся...
В голове зазвенело. Зыбкие тени близких растаяли, вместо них почему-то Дуся увидела потолок. Потолок со знакомыми щербинками. Она дома. Это был просто страшный сон.
Зазвенело снова. «Это в прихожей, - поняла Дуся. – Это нам в дверь звонят...» Она с трудом повернула голову, но бабулина кровать оказалась пуста и аккуратно заправлена. Тошнота подкатила к горлу: Дуся вспомнила все. Шатаясь, она поднялась, накинула халат и, держась за стену, пошла к входной двери. Надо было как-то жить.
Пять дней из жизни Дуси Кулаковой. первая повесть
© Copyright: Ирина Анатольевна Мовчан, 2013
Свидетельство о публикации №213092301056
Свидетельство о публикации №213092301056
Рецензии
Это не повесть - это роман. И прекрасный роман. Который держит в напряжении, хотя и сюжет очень бытовой. Сюжет о людях, о их проблемах.
Мне очень понравилось. Я, пожалуй, задержусь у вас подольше.
С уважением,
Екатерина Григ 09.01.2014 02:45 • Заявить о нарушении
Мне очень понравилось. Я, пожалуй, задержусь у вас подольше.
С уважением,
Екатерина Григ 09.01.2014 02:45 • Заявить о нарушении