Искусство смотреть под ноги

Проходят дни, часы, минуты, ничем не цепляют тебя и не заставляют остановиться, замереть и запомнить их, как мог бы схватить за руку один уводимый на казнь в газовую камеру другого пленного, что идёт в другой колонне в другую сторону, и заставить того, другого, заглянуть ему, смертнику, в глаза, запомнить лицо, которого больше никто и никогда не увидит. Так и колонна пленных минут проходит мимо, и ни одного лица не запоминаешь, пока тебя не одёрнут. В бесконечность пропадают, перегорая в сознании, слова и мысли, которые никто не слышит и не записывает. Может быть, из подобного пепла и пыли вырастают звезды, а я просто не знаю, где та звезда, которую вырастил своими потерянными мыслями. В каждом человеке есть такая бесконечность, куда всё забывается.

Запах сигарет, перебитый ментоловой жвачкой, и смесь парфюма разных женщин перцем жгут носоглотку. Отворачиваюсь к окну и встречаю взгляд неморгающего зефирного глаза чёрного бога. Темнота. С каждой остановкой автобус начинает в приступе тошноты рваться людьми, всё внутри него ворочается чёрными жуками шуршащих курток. Разные одинаковые лица, разные одинаковые голоса, разные одинаковые жизни. Все они трутся об меня, говорят рядом, вздыхают, морщатся, держатся взглядом за точку в пустоте за окном, так много значат и не значат ничего. Облизываю с губ горечь зимнего ветра и прошедшего дня. Рокотом несуществующего моря внутри ракушки стали все звуки вокруг, и я снова закрываю глаза, чтобы отдаться своим мыслям.

Проходят дни, часы, минуты, ничем не цепляют тебя и не заставляют остановиться, замереть и запомнить их. Что если ты идёшь на смерть в газовой камере и сам одёргиваешь пленного из другой колонны, чтобы заставить запомнить своё лицо? Что если не минуты уходят в никуда, а ты? Что если время стоит, а движешься только ты сам? Сказав «сегодня», представляешь «настоящее», но, по сути, это уже «прошлое», хотя и называемое словом «сегодня». Ты проходишь мимо времени, держась за это мгновение, как за верёвку, за которую тянут на казнь, проходишь мимо всей колонны минут, проходишь мимо неё до самой смерти. И есть шанс за весь этот путь так и не одёрнуть ни одной минуты, чтобы запомнить и запомниться, просто забыться, перегорев в сознании Вселенной, став или не став пеплом для новой звезды. В каждом человеке есть такая бесконечность, куда уходит всё, что забывается, и в каждом мире есть такая бесконечность, куда уходят все, кто умирает со своей бесконечностью. Но пока ещё не умер, что делать? Вспомнить про минуты, которые нельзя проходить мимо.

Я говорю: сегодня.

Я говорю: сегодня ты мог.

Я говорю: сегодня ты мог поднять голову, увидеть молочно-белое небо с серыми крошками снега и подумать, что над тобой смеётся бог, раз сыплет на голову этот снег, смахнув его со своего обеденного стола.

Я говорю: сегодня ты мог повернуть голову направо, увидеть сплошную шершавую стену из разноцветно-бесцветных домов, разрезающую мир на улицы, города, страны, и подумать, что закрывают от тебя целый мир люди, раз строят такие стены.
 
Я говорю: сегодня ты мог повернуть голову налево, увидеть кружево из колючей проволоки скрюченных ветвей чёрных деревьев и подумать, что тебя считает безнадёжно потерянным природа, раз изолирует таким образом твоё существо.

Я говорю: сегодня ты мог оторвать свой взгляд от ног и увидеть это всё. Подумать. Проснуться, возмутиться, поднять бунт. Выйти на площадь и читать стихи вслух, приютить бродячего пса у себя дома, написать и послать почтой письмо знакомому с нижнего этажа, накормить нищего и согреть сироту, поцарапать полицейскую машину, уйти жить в лес. Сегодня ты мог заставить запомнить твоё лицо минуту из другой колонны.

Спокойная долгая жизнь обеспечена всем тем, кто владеет искусством смотреть под ноги. И владеют им почти все. Совершив не так уж много поступков, такие «почти все» помнят основные вехи своей жизни, что мало отличаются от основных вех жизни соседа. Основные вехи «почти всех» составляют особую программу или план, по которому каждый решается жить до последнего вздоха, а не получая таких же благ, что другие «почти все», чувствует себя несчастным и обделённым судьбой. К искусству смотреть под ноги учат с первых лет сознательной жизни, хотя дети плохо владеют им и потому часто витают в облаках, ошибаются, задают вопросы и руководствуются своими личными категориями честности и справедливости. Искусство смотреть под ноги. Порой что-то попадается по пути – оброненная мелочь, мусор, плевки. А в целом – спокойная дорога до могилы, на протяжении которой ты не споткнёшься, ведь видишь все бугорки и кочки у себя под ногами. Правда, не зная, где конец колонны минут, боишься, что следующий шаг станет последним.

Сегодня я был уверен в себе, владея этим спасительным искусством, шел на свидание с девушкой, которая была так же хороша, как и какая-нибудь другая, но мне надо было обзавестись девушкой обязательно, нельзя без такой основной вехи своей жизни остаться. Прошлая наша встреча закончилась тем, что я подарил ей блестящую безделушку, что нравится слишком многим женщинам, и потом целовал ее тонкую кожу, а она беззастенчиво упивалась моим телом: не то в благодарность, не то подпитывая свою корысть в следующих подарках, но точно не просто так. Сегодня я был уверен в себе, пока не увидел снова ее мгновенно вспыхнувшее улыбкой лицо. Чьей-то насмешкой надо мной показалась эта новая встреча с капризной куклой, которая не любит меня, и которую не люблю я. Чашка на столике превратилась в кубок со змеями, языческой жрицей девушка щекотала свой рот ими, все люди, которыми кафе кишело, вдруг стали похожими на участников какой-то богохульной оргии. Что я делаю здесь, почему трачу свою молодость на то, что уверенно жду от времени подходящего случая что-то запомнить, найти под ногами какую-нибудь интересную вещицу, почему жду, почему не действую сам? Неужели мне нужно было родиться и засмеяться, а не заплакать, чтобы моим именем называли книги и религии? Неужели мне нужны были новые страдания нового немца, чтобы пойти ломать свои кости, прыгая с моста? Неужели мне нужно было быть глухим, чтобы стать гениальным композитором? Почему мне надо ждать случайности или чуда, а не действовать самому? Я рассмеялся на все кафе, а девушка, которая щебетала, что-то рассказывая, рассердилась и обозвала идиотом. Ощущение свободы разлилось по венам, с каждым новым вдохом в меня просачивалась истина нового искусства – искусства быть самим собой. Я вышел из кафе и увидел всё, чего не видел, пока смотрел себе под ноги.

Я говорю: сегодня смог.

Я говорю: сегодня смог поднять голову, повернуть её направо и налево, увидеть, подумать, взбунтоваться, начать действовать.

Я говорю: сегодня смог заставить запомнить моё лицо минуту из другой колонны.
 
Железно-кровяной запах от монет и купленных продуктов для ужина – запах человеческой рутинной жизни. Открываю глаза и вижу всё ту же мерцающую темноту и блестящую под фарами автобуса чешуйчатую дорогу за окном. Человек, который сидел со мной, ушёл к дверям, и на пустое место сразу же сел другой. Его куртка шипит, когда трётся рукавом о мою одежду. Над головой по мосту проезжает мимо красных и синих огней магазинных вывесок пустой трамвай. Сквозь прозрачное грохочущее тело эти далёкие огни пробиваются, превращая его в огромную вытянутую медузу.

Спокойная долгая жизнь обеспечена всем тем, кто владеет искусством смотреть под ноги. И владеют им почти все. Когда смотришь под ноги, ты не замечаешь ни плохого, ни хорошего вокруг, не видишь, как один бедствует, а другой не знает, куда деть богатство; не видишь не только проблемы, но и решения, не видишь не только того, как вокруг тебя строится клетка, но и дыр в ней для побега, не видишь не только других, но и себя самого. Тот, кто не смотрит под ноги, часто спотыкается и совершает ошибки, мечтает и разочаровывается. Но живёт по-настоящему, дышит полной грудью, чувствует искренне, думает смело, верит горячо, обнимает крепко. Каждый шаг такого человека делает открытие, заставляет время запоминаться и запоминать. А смерть оказывается не страшным эпизодом, которым кончается существование, но моментом, который запоминается. Последним моментом для последней минуты другой колонны.