Аты-баты, куда идут стройбаты?

АТЫ-БАТЫ, КУДА ИДУТ СТРОЙБАТЫ?
Заметки бывшего служащего ВСО
Последние лет пять во многих средствах массовой информации на офи-циальных уровнях обсуждаются вопросы о возможности создания в нашей стране профессиональной армии и связанных с этим реформах и проблемах. Продолжают дебатироваться возможные варианты альтернативной службы, ко-торые давно уже существуют в цивилизованных государствах. Однако на прак-тике каждую весну и осень военкоматы гоняются за призывниками, среди кото-рых всё возрастает число тех, которые не желают служить в российской армии. И это, конечно, не случайно. Увы, условия службы в армии таковы, что многие юноши призывного возраста ищут любые поводы, чтобы уклониться от выпол-нения своего «почётного долга». В нынешний осенний призыв, по словам мини-стра обороны Павла Грачёва, призвано около 23-х процентов новобранцев. Факт сам по себе удручающий и наводящий на тяжёлые раздумья…
Давно идут разговоры о том, нужны или не нужны нам военно-строительные войска, об их сокращении. Неужели военно-строительные отряды (ВСО), являющиеся, на мой взгляд, ни чем иным, как пародией на армию, уйдут в прошлое? Или от этого огромного резерва дешёвой и малоквалифицированной рабочей силы, используемой Министерством обороны где угодно и как угодно, мы ещё не в силах отказаться? Ведь сейчас уже ни для кого не секрет, что на бывших так называемых ударных комсомольских стройках использовался, в ос-новном, рабский труд зэков и военных строителей. В стройбатах практикуется не только принудительный и низкооплачиваемый труд (например, на каждый рубль зарплаты ранее «набрасывался» коэффициент 0,87, как в колониях и лаге-рях для лишённых свободы). Военкоматы часто направляли для прохождения службы в военно-строительных частях лиц, которые по состоянию здоровья не подлежали призыву в строевые войска. В них проходили службу лица, которые ранее были судимы. По своему опыту знаю, что в стройбатах царят полное пре-небрежение к личности, издевательства «старослужащих» над молодыми при-зывниками, имеется прочий букет уродливых и позорных явлений, свойствен-ных, к сожалению, и для других родов войск. Своим обмундированием, зачас-тую расхристанный видом стройбатовцы нередко вызывают страх и даже от-вращение у гражданского населения в местах, где дислоцируются военно-строительные части. Нередко они совершают различные правонарушения и пре-ступления. Да и качество возводимых ими объектов, в основном, низкое, так как строительные специальности большинство из призывников осваивает уже в хо-де так называемого прохождения службы.
Чтобы мои высказывания не показались голословными, мне, очевидно, не обойтись без некоторых личных впечатлений и воспоминаний. Чтобы их как-то систематизировать, я сосредоточусь, пожалуй, на наиболее абсурдных, на мой взгляд, проявлениях, свойственных службе в стройбате и в армии в целом. Хотя эти мои заметки носят, естественно, субъективный характер и основыва-ются, повторяю, на личных впечатлениях, я не могу себе отказать сделать неко-торые выводы  обобщающего характера.  Сейчас многие справедливо  указыва-ют на то, что если больн; всё наше общество, то, естественно, больн; и армия. Так-то оно так, но думаю, что в армии болезненные явления проявляются как бы в квадрате, в гипертрофированном виде, в более уродливых формах.

Выборы по-армейски
Призван я был в армию в июне 1971-го года, в восемнадцатилетнем воз-расте, при достижении которого, как известно, советские граждане получали, согласно Конституции СССР, право избирать и быть избранными в высшие и местные органы власти. То, что эти так называемые выборы были вплоть до 1989-го года полной профанацией, трагикомическим фарсом, теперь ни у кого не вызывает сомнения. Но в армии этот фарс достигал своего «апофигея».
Служить я поначалу попал под закрытый в те времена город Горький, ко-торому впоследствии вернули его историческое название — Нижний Новгород. Там, в посёлке С;рмово, дислоцировалась часть, в которой находилась школа сержантов. В течение шести месяцев в ней готовился младший командный со-став для прохождения дальнейшей службы в военно-строительных батальонах страны в качестве командиров взводов. Новобранцы здесь становились курсан-тами.
Накануне выборов нас предупредили, что проголосовать надо всем до завтрака: подъём, физзарядка, умывание, утренняя перекличка. И строем мы идём к офицерскому Дому культуры — быстрее-быстрее, бегом, чтобы опере-дить другие роты, чтобы быть в числе первых — своеобразное соревнование. О том, за кого голосуем, мы толком не знали: то ли за командира части, то ли за его замполита. Прослужили мы к тому времени не больше недели. Да и в изби-рательных бюллетенях была фамилия только одного кандидата. Альтернатива-ми тогда не баловались.
Так я впервые в жизни, как и многие другие новобранцы, реализовал своё избирательное право.
Остаётся добавить, что и по сей день, в эпоху «недоразвитой демокра-тии», контингенты воинских частей, расположенные в том или ином избира-тельном округе, позволяют манипулировать голосами избирателей и «добирать» необходимое их количество как военным кандидатам в депутаты, так и другим ставленникам новой номенклатуры, которых хотят провести в местные и выс-шие органы власти заинтересованные в этом структуры.

Если грешники попадают в ад, то больные и убогие —
в стройбат
Из школы сержантов меня отчислили после первой же медицинской ко-миссии — по состоянию здоровья. Ещё во время учёбы в средней школе у меня обнаружили сердечное заболевание — ревмокардит. В московском областном клиническом институте (МОНИКИ), после электрокардиограммы, поставили более точный диагноз: миокардинический кардиосклероз, блокада правого пуч-ка Гиса. Перед армией пришлось мне в Ногинской ЦРБ провести специальный двухразовый курс лечения.
Медицинская комиссия при Ногинском горвоенкомате признала меня здоровым и определила: годен к строевой службе. В связи с тем, что к тому времени у меня уже была близорукость на оба глаза, меня обещали направить (по моей, кстати, просьбе) в наземные войска ВВС.
И, надо признаться, если бы меня не призвали в армию, то, вероятно, я себя чувствовал бы неполноценным человеком. В юном возрасте мне хотелось послужить в армии. Во мне сохранился некий налёт романтики: я мечтал о ноч-ных подъёмах по «тревоге», марш-бросках, войсковых учениях и т. д. Да и тя-нуло меня в новые места, хотелось узнать страну родную, и чувствовал я тогда себя вполне здоровым.
То, что я попал в строительные войска, меня удивило. Ведь строительной спе-циальности у меня не было, и я в то время наивно полагал, что в эти войска бе-рут тех, кто «на гражданке» имел хоть какое-то отношение к строительству.  Только потом я убедился, что в ВСО призывают не только далёких от строи-тельства людей, но и больных, убогих не только физически, но и с сомнитель-ными умственными способностями. Последних, как правило, отправляли в хоз-взводы, назначали ухаживать за свиньями в подсобных хозяйствах, которые су-ществовали при воинских частях. Да и бояться их особенно было нечего: ору-жия ведь стройбатовцам, кроме взвода охраны при гауптвахтах, никому не вы-давалось. Многие из нас только при принятии присяги могли увидеть или по-держать в руках карабин или автомат. Ни о какой огневой подготовке или учеб-ных стрельбах за два года службы не было и речи.
Чуть позднее я стал задумываться: для чего больных людей призывали на службу? Ведь не слепцы же на медкомиссиях сидят, а специалисты. И пришёл к выводу: военкоматы, по-видимому, прежде всего, были озабочены тем, чтобы у них не падал или хорошо выглядел тот или иной процент призыва граждан на срочную службу. Опять соревнование — теперь между военкоматами? Опять эта проклятая процентомания — тяжёлое наследие планового социализма…  Конкретная судьба того или иного больного призывника вряд ли тогда или сей-час могла кого-либо заинтересовать — одним человеком больше, одним мень-ше…

Широка страна моя родная…
Из Горького по железной дороге через Киров, Пермь, Свердловск, Кур-ган, Омск мы прибыли в Новосибирск. Там предстояла пересадка. Познако-миться с городом нам не удалось, но побродить по привокзальной площади и ближайшим улицам оказалось можно. Многие новобранцы, у кого были деньги, сумели в Новосибирске отовариться спиртным и изрядно напились. Запомнился один из них — двадцатисемилетний и уже лысоватый москвич, похожий на ур-ку, который, дурачась, встал перед тепловозом на колени, положил голову на рельсы под колесо и кричал:
—  Мама, роди меня обратно! Не хочу служить в армии Красной!..
Мы его еле оттащили от колеса и впихнули в дверь вагона, в котором вскоре завязалась драка…
Теперь наш путь лежал на юг. Проплыли за окном поезда российские го-рода, нищенские полустанки, и мы оказались в Казахстане. Поражали простран-ства неиспользуемой, пустующей земли. Через Барнаул, Павлодар, Целиноград мы прибыли в Семипалатинск. Познакомиться с этим печально знаменитым го-родом мы толком не смогли, хотя здесь нас ждала ещё одна пересадка. Учиты-вая новосибирский «пьяный разгул», сопровождающие офицеры и сержанты нас уже не распускали, а для того, чтобы как-то скоротать время до прибытия поезда, сводили в кинотеатр на венгерский фильм «Сокровища турецкого аги».
Семипалатинские полигоны находились, конечно, далеко за чертой горо-да. В одну из таких «точек», в закрытый гарнизон под почтовым названием Се-мипалатинск-22 нас привезли ночью. Поезд в этот пункт, если мне не изменяет память, прибывал только один раз в сутки. Никто из нас не знал окончательного пункта нашего следования: сопровождающие это хранили в секрете.
Ночь мы переспали на полу в солдатском деревянном клубе, где по вы-ходным «крутили» кино. Летом, когда при солнечной погоде в нём шёл киносе-анс, мы изнывали от духоты и жары. Стягивали с себя гимнастёрки, майки, но всё равно обливались п;том и многие предпочитали вырваться из клуба на све-жий воздух, хотя кино было для нас практически единственным «культурным развлечением».
Наутро следующего дня задул жёсткий ветер. Он поднимал в воздух мелкие камешки и песок, которые больно хлестали в лицо, в спину. На душе было муторно и грустно — куда нас закинула судьба? К нам подходили «старо-жилы» здешних мест из военнослужащих, подливали «масла в огонь» — пугали нас, салажат, рассказами о скорпионах и фалангах, которые здесь, в песках, «кишмя кишат». Кто-то пускал «пулю» о том, что недавно, мол, тут целую роту комиссовали, — облучились ребята на объекте при очередном подземном ядер-ном испытательном взрыве… Нас стращали тяготами будущей «дедовщины». Советовали «по-хорошему» отдать наручные часы, «по мирному» обменяться сапогами, ремнями, обмундированием, а строптивым -  тем, кто будет упря-миться, «дедушек» не слушать, предрекали, что служба покажется адом. Систе-ма, мол, во всей армии такая: год повинуешься во всём, сносишь издевательст-ва, а через год сам можешь издеваться над молодым пополнением — такая вот эстафета.
Но на первой поре нам повезло. После прохождения так называемого ка-рантина и принятия воинской присяги основная группа «горьковчан» была на-правлена в учебную часть гарнизона. Там ускоренным двухмесячным курсом нас стали обучать специальности слесаря-сантехника. Заказ на специалистов этой профессии  пришёл из какого-то  другого гарнизона.  Мы были рады тому, что через два месяца уедем отсюда в любое другое место Союза.
Не таким уж оно было и страшным — это место. Всюду живут люди — даже там, где и жить, кажется, нельзя. Недалеко от механических мастерских, где мы обучались навыкам сантехнического ремесла, протекал Иртыш, в кото-ром, несмотря на лето, мы так и не искупались…  В маленьком военном городке жили и гражданские лица. Однако городок действительно был строго засекре-чен. В увольнение не пускали даже старослужащих. Находился там какой-то важный институт, занимавшийся, по-видимому, ядерной тематикой. По ночам за глухим забором института был слышен многоголосый собачий лай, словно в это время собак выпускали погулять. Создавалось впечатление, что эти собаки подопытные. «Быть может, здесь исследуют влияние радиации на животных?» — думалось мне. Но, так или иначе, от такого соседства нам было как-то не по себе и мы предпочитали поскорее слинять отсюда.
Говорили, что через двадцать лет этот городок рассекретят и он получит имя Курчатова. Но, насколько мне известно, недавно такое название получил один из закрытых городов Челябинской области. Сколько их, подобных номер-ных городков, было разбросано по нашей необъятной и насквозь милитаризо-ванной державе?

Зеленая-зеленая трава
Что мне особенно заполнилось из семипалатинского периода службы? Пожалуй, два эпизода. Первый, скорее из разряда абсурдно-комических. Он, кстати, характерен не только для армейской жизни. В условиях командно-административной системы у нас пышным цветом расцвела болезненная лю-бовь к чинопочитанию. Чего только не выделывали партийные функционеры и ретивые чиновники, когда им становилось известно о визите в их вотчину како-го-либо высокопоставленного лица. Сколько тут у них появляется энергии при подготовке к его встрече, сколько резвости, прыти и суеты! Срочно ремонтиру-ются дороги по пути следования этого лица. В местные магазины завозятся про-дукты. Везде наводится временная чистота. Милиция – на стреме. Цветы, хлеб-соль, ковровые дорожки, угодливые улыбки, подготовленные ораторы, трудя-щиеся, студенты, дети и т.д. Все это у нас и сегодня, кстати, остается…
В наш гарнизон должен был прибыть первый секретарь ЦК КПСС Казах-ской ССР Д. Кунаев. Нам, конечно, его визит был «до фени». Мы его не знали и знать не желали. Но для командования гарнизона, безусловно, его визит был важным событием. И, видимо, поступила команда для всех командиров частей Семипалатинского гарнизона: чтобы везде был лоск, блеск и полный ажур.
В казармах драили полы и стены. На территориях частей наводилась иде-альная чистота. Красились скамейки и беседки, белились деревья и бордюры, подрезался кустарник. Нас заставляли выдергивать траву, налезавшую на бор-дюры, стричь ее ножницами и, хотите верьте, хотите – нет, даже красить зеле-ной краской траву в тех местах, где она пожелтела!  И мы красили!..
Кунаев, кажется, тогда так и не приехал. Быть может, у него появились какие-то неотложные партийные дела, и он не доехал до нашего гарнизона. По крайней мере, нам его лицезреть так и не удалось.

Как умирают в стройбате
Второй эпизод трагический – смерть сослуживца, человека мне незнако-мого, из соседней учебной роты. Случился этот эпизод в солдатской столовой.
Кормили, кстати, нас плохо, и в начале службы большинство новобран-цев не покидало чувство голода. Хотя на втором году службы это чувство со-вершенно пропадало. Организм, видимо, адаптировался и привыкал к малока-лорийной солдатской пище. С нас высчитывали за питание 38-40 рублей в ме-сяц. Соответственно и калькуляция на потребляемые продукты питания состав-лялась из этой расчетной суммы. И разве могло ее хватить на полноценное пи-тание молодых 18-27-летних ребят?
В столовой накрывались столы на 10 человек. Первое и второе блюда мы ели из алюминиевых мисок ложками. Ни вилок, ни, тем более, ножей не полага-лось. Меню было очень однообразным. Щи, суп, борщ – на первое. Различные каши, картофель, горох – на второе. На завтрак давали маленький кусочек сли-вочного масла. На третье утром и вечером – жидкий чай, а в обед – кисель. Компот или какао появлялись на столах только в праздничные дни. Правда, в летнюю пору на столы попадала и продукция из подсобного хозяйства части – огурцы, арбузы. Запомнилось, что салат из огурцов, поданный к праздничному столу в честь Дня строителя в 1972 году, привел к вспышке дизентерии. Я в то время уже служил в строительной части Эмбинского гарнизона Среднеазиат-ского военного округа. Тогда заболело более 1/3 состава всей нашей части. Гос-питаль не мог вместить всех пострадавших. Вокруг него были разбиты для со-держания больных шатры-палатки. В части был объявлен карантин, который, кажется, сняли только в середине октября.
Я не заметил точно, что все-таки произошло в столовой в сентябре 1971 года, когда я служил в Семипалатинском гарнизоне. Один чем-то недовольный  военнослужащий ударил молодого призывника, и тот упал, стукнувшись голо-вой о бетонный пол. То ли удар оказался слишком сильным, то ли упал ново-бранец очень неудачно, но встать он уже не мог. Он захрипел, розовая пена по-шла у него из открытого рта. Пока кто-то бегал за санинструктором, один из сержантов делал пострадавшему искусственное дыхание. Прибежал запыхав-шийся инструктор и побледнел. Он сделал новобранцу какой-то укол, но ничего не помогло – солдат умер.
А умерший парень был не из хилых ребят. Он участвовал в спортивных соревнованиях, посвященных Дню строителя. Однажды ночью именно его вме-сте с другими спортсменами поднял дежурный по части на поиски сбежавшего солдата. Они бегали на железнодорожную станцию искать дезертира. То есть, умерший парень производил впечатление достаточно крепкого и здорового че-ловека. И каково же было наше удивление, когда нам официально объявили, что умер он от острой сердечной недостаточности и что он был якобы наркоманом – курил анашу…
Из нашей куцей солдатской зарплаты (нам выдавали на руки по 3 рубля 80 коп. в месяц) мы скинулись по рублю на его похороны…
Здесь я впервые столкнулся с чудовищным лицемерием официальной машины армейского делопроизводства. ЧП – убийство солдата от рукоприклад-ства – было, конечно, невыгодно для начальства части. Следствие, обвинение, допрос свидетелей, возможные выговоры офицерам за плохое состояние дисци-плины во вверенном подразделении и т.д. И неудивительно, что такого рода случаи старались «замять», не давали им хода. Куда проще: поскользнулся на мокром полу, упал и не очнулся, умер… Это уже не ЧП, а всего лишь несчаст-ный случай.
Впоследствии, уже во время прохождения службы в Эмбинском гарнизо-не Мугоджарского района Актюбинской области я сталкивался и с другими смертями военных строителей. Конечно, среди них были и несчастные случаи, которые могли произойти и в гражданской жизни. Но, пожалуй, о двух смертях стоит сказать особо.
30 декабря 1972 года отмечалось 50-летие со дня образования СССР. К подобным «знаменательным» датам во всей стране различные коллективы гото-вили свои трудовые подарки. И наша строительная часть не осталась, как гово-рится, в стороне. Кому-то пришла мысль именно к этой дате рапортовать о дос-рочном завершении строительства одного из ДОСов (дома офицерского соста-ва), возводимых в военном городке Эмба-5.
Работы на этом строительном объекте велись форсированными темпами. В декабре стала использоваться и третья смена – после ужина строители, в ос-новном, штукатуры, маляры, электрики и сантехники снова шли на ДОС. И тут, видимо, сказалась обыкновенная физическая усталость и, быть может, недосы-пание. Один из строителей соседней роты, рыжий грузин – балагур и весельчак – сорвался с пятого этажа и насмерть разбился.
ДОС, кажется, сдали досрочно, отрапортовали, хотя отделочные работы там велись и в январе, и в феврале. Еще в то время я задумался: кому выгодно подобная штурмовщина, которая до сих пор практикуется в нашей стране? Ко-му нужны подобные «трудовые подарки»? И только на гражданке понял, что такая система выгодна самим строителям (только не стройбатовцам). Оказыва-ется за досрочное (и даже плановое) введение строительных объектов в экс-плуатацию строители и, соответственно, их начальство получали солидные де-нежные премии. Прорабам, начальникам строительных управлений, трестов это иногда обеспечивало дальнейшее продвижение по служебной лестнице. А сча-стливые обладатели ордеров на квартиры в таких новостройках, переехав, не-редко начинали тут же делать ремонт, устраняя недоделки строителей.
Поразила меня и еще одна очень тихая смерть. Но от этой «тихой проза-ичности» для меня она не стала менее страшной. На этот раз она настигла кра-сивого юного армянина с черными блестящими глазами.
Каждое воскресенье в нашей части был банный день, смена нижнего бе-лья и портянок. Баня, в общем-то, нормальная – с парилкой, душевыми кабина-ми, тазиками из нержавеющей жести. Видимо в бане я подцепил «грибок» – кожное заболевание, которым легко заразиться от другого человека. Характери-зуется оно тем, что между пальцами ног кожа преет и лопается с появлением узких кровяных ранок. Чтобы избавиться от этого «грибка», я обратился в сан-часть. Мне предложили какую-то мазь, и я стал ходить через день в санчасть, где смазывал этой мазью преющую кожу между пальцами. Кстати, эта мазь ма-ло помогала, и мне понадобился после демобилизации почти год, чтобы изба-виться от этого неприятного заболевания.
Однажды во время моего очередного визита в санчасть в нее вошел поч-ти иконописной внешности курчавый армянский мальчик.
- Чего тебе? – грубо спросил его санинструктор, то ли фельдшер, то ли
медбрат по образованию.
- У меня все болит, - слабым голосом ответил армянин.
- Что именно болит?
- Все: голова, грудь, живот, руки, ноги…
- Не звезди, так не бывает. Косишь, небось. От службы увильнуть
хочешь? – санинструктор, по-видимому, заподозрил парнишку в симуляции, хо-тя и невооруженным взглядом было видно, что тот действительно болен.
Лейтенанта-двухгодичника медицинской службы, который мог бы осмотреть больного, в этот день в санчасти не было. Он, кажется, находился в команди-ровке и должен был вернуться дня через три. Возможно, он сумел бы опреде-лить степень опасности состояния больного и отправил бы его в госпиталь, ко-торых располагался в полутора километрах от нашей части. Госпиталь все-таки был оснащен современным диагностическим и другим оборудованием, квали-фицированными специалистами. Санинструктор же решил дождаться приезда лейтенанта и оставил черноглазого мальчонку в санчасти. Тем более, что тот прибыл с «точки» – рота, где он служил, была занята на строительных работах в степи километров за 80-100 от военного городка. На этих «точках» производили учебные стрельбы ракетчики из различных воинских частей и даже из групп со-ветских войск в Германии и в Венгрии.
В санчасти существовал еще зубоврачебный кабинет и палата на четыре или пять коек для стационарных больных. В это время в санчасти лежал один из мо-их товарищей-сослуживцев Женя Савриков, с которым впоследствии нас связа-ла крепкая дружба. Я приносил ему из столовой его солдатскую порцию, а по-том забирал посуду и относил ее обратно в столовую. Рядом с Женей положили в палату и юного армянина. Кажется, кроме них двоих, тогда в палате больше никого не было.
Когда дня через два я принес Жене завтрак, то увидел, что армянина на койке нет: матрас на ней был свернут, белье снято.
- А где этот кавказский ангел? – спросил я у товарища, кивнув на
пустую койку. – В госпиталь уже отправили?
- В морг, - ответил Женя Савриков. – Ночью умер… И тихо умер, без
стонов… Я чутко сплю, услышал бы…
Я остолбенел.
Неужели нельзя было вовремя спасти этого парнишку? Ему ведь было не более 18 лет. От чего можно умереть в этом возрасте? Как же дешево ценится жизнь в этом мире и, тем более, в армии. Я не представляю, как квалифицировалась в официальных документах причина этой странной смерти. Но уверен, что ника-кого расследования причин смерти этого стройбатовца не было, кроме конста-тации самого факта. И наказан за нее никто не был. И некого в ней винить. Не-кого?..

         Что ответит Президент?
Эти воспоминания, быть может, кому-то покажутся устаревшими, несовремен-ными. Ведь служил я строительных войсках Среднеазиатского военного округа в 1971-1973 годах, а с тех пор двадцать лет минуло. Но думаю, что не так уж резко и разительно изменилась к лучшему обстановка в армии за последние го-ды.  О состоянии дисциплины, о морально-психологическом климате в стройба-товской казарме, на мой взгляд, достаточно правдиво рассказывается в романе Сергея Каледина «Стройбат», опубликованного в №4 журнала «Новый мир» за 1989 год. Похоже, что автор был очевидцем описываемых событий. О том, к чему приводит «дедовщина», И.Лощилин написал сценарий художественного фильма «Караул», который опубликован в №1 альманаха «Киносценарии» в 1989 году. И хочется думать, что он на пути к экрану.
Кстати, автор взял за основу сценария реальные события, которые известны нам по газетным публикациям, когда новобранец расстрелял ночью издевавшихся над ним «дедушек». Произошло это в купе поезда, этапировавшего зэков. Ост-рые публикации Вероники Марченко в журнале «Юность» тоже свидетельству-ют о том, что творится в нашей армии. Наконец, 15 тысяч военнослужащих, по-гибших за четыре года перестройки! И это в мирное-то время? Даже страшно представить – 15 тысяч оборванных в самом расцвете жизней… Даже девять лет афганской авантюры унесли, по официальным данным, на две тысячи жизней меньше. Но ведь в Афганистане была война. Оказывается, на территории СССР гибнет в мирное время людей больше, чем на войне? Непостижимо…
В феврале 1990 года в стране создано «Общество родителей, чьи сыновья по-гибли в армии в мирное время на территории СССР». Матери погибших и жи-вых солдат обратились к Президенту Горбачеву с требованием проведения кар-динальных реформ в армии. В этом Обращении в частности, говорится: «Еже-годно в армии, не на учениях, не в боевых операциях, а в результате уголовных преступлений, несчастных случаев, антисанитарных условий жизни, а в целом по халатности и недобросовестности военного начальства – гибнут солдаты. Следствие по факту смерти ведут дознавательные части и военная прокуратура. Такие следственные органы заинтересованы в сокрытии истинных причин про-исшедшего в целях сохранения реноме конкретной воинской части, армии в це-лом».
Матери погибших требуют от Президента Горбачёва создать независимую ко-миссию при Верховном Совете СССР для расследования всех фактов гибели солдат в мирное время за последние 10 лет. Матери допризывников требуют узаконить положение о том, чтобы в период службы в армия целиком и полно-стью отвечала за жизнь и здоровье солдат, чтобы для военнослужащих срочной службы было введено социальное страхование, чтобы родственники погибших солдат или покалеченные во время службы были обеспечены пенсиями – неза-висимо от того, произошло ли это в боевой операции или нет. Они требуют не призывать в строительные войска людей, которые по состоянию здоровья не могут быть призваны для прохождения строевой службы. Они требуют ликви-дации всех строительных частей, введения альтернативной службы, отсрочки от службы студенческой молодежи. Их требования справедливы. Что ответит Пре-зидент?
(Данное Обращение было принято в августе 1990 года. И только 1 ноября, после неоднократных требований Всесоюзного комитета родителей военнослужащих, Президент СССР принял их представителей в Кремле. После беседы с ними, Горбачев обещал создать специальную комиссию по расследованию фактов ги-бели военнослужащих в мирное время. Он обещал также в ближайшее время издать Указ, в котором будут предусмотрены срочные меры по всем затронутым на встрече вопросам. Насколько действенными окажутся Указ Президента СССР и его поручения Совету Министров СССР, Министерству обороны, Ми-нистерству юстиции и Прокуратуре СССР?)
А пока продолжают гибнуть молодые ребята в солдатской форме, посылаемые в различные «горячие точки» страны для устранения национальных и иных кон-фликтов. И не только в «горячих точках». В октябре 1990 года, например, погиб (по официальным данным в автомобильной катастрофе) военнослужащий Вла-димир Крупнов, 1970 года рождения, проходивший срочную службу в одной из строительных частей Волгограда. За неделю до этого трагического случая его родители, проживающие в подмосковном Ногинске, получили телеграмму о том, что их сын находится в самовольной отлучке.
Как правило, в самовольную отлучку уходят те, кто доведен до отчаяния невы-носимыми условиями службы и «дедовщиной». Отчаявшиеся идут на само-убийство, членовредительство, дезертирство и, реже, на сопротивление, что то-же нередко приводит к трагическому исходу.
Если подразделение покидает военнослужащий срочно службы, захватив с со-бой оружие и боекомплект к нему, то группа по его захвату инструктируется приблизительно так: в случае вооруженного сопротивления при задержание на-ходящегося в самовольной отлучке, при угрозе жизни членов группы захвата или гражданских лиц, допускается его уничтожение на месте сопротивления.
Пока же принято решение о расформировании ведомственных строительных частей. Но они остаются при Министерстве обороны СССР и по-прежнему мо-гут быть заняты везде и всюду – не только на строительстве гражданских объек-тов и сельхозработах, но и на возведении дач генеральским и другим военным чинам. Об этом до сих пор свидетельствуют публикации в отечественной прес-се. Да и зачем терять столь дешевую рабочую силу? Быть может, военных строителей скоро будут использовать в качестве дармовой рабочей силы на промышленных и сельскохозяйственных предприятиях? Ведь людей, произво-дящих материальные блага, создающих валовой внутренний продукт, в стране становится все меньше и меньше.

Какие призраки бродят по Союзу?
Раньше, в школьные годы, я наивно считал, что армия нам нужна для защиты необъятных границ первого в мире рабоче-крестьянского государства от воз-можного нападения империалистических агрессоров. Ведь в школе-то нас учили тому, что империалисты якобы жаждут нашего уничтожения и всячески меша-ют нам строить светлое коммунистическое будущее. А трудящиеся этих стран подвергаются жестокой эксплуатации, задыхаются в тисках капиталистической системы: там, мол, и безработица, и кризисы всякие, и депрессия, и преступ-ность чудовищная, и обнищание масс – в общем, загнивание экономическое и духовное.
Теперь вроде бы всем ясно, что никто на нас нападать не собирается. Наоборот, нас боялись во всем цивилизованном мире – с нашей бредовой теорией классо-вой борьбы, которую уже давно пора сдать в архив, с нашим насаждением про-коммунистических тоталитарных режимов в различных регионах планеты и т.д. Чего, например, стоит кровавый коммунизм Пол Пота в Кампучии? От кого мы теперь собираемся защищаться, если коммунистические и империалистические угрозы уходят в разряд мифов? Зачем нам теперь содержать такую громадную армию? Зачем нам нужны такие непомерные для страны и налогоплательщиков военные расходы? Ведь это абсурд – производить столько ракет и танков, дру-гое вооружение, когда граждан страны скоро одеть, обуть и накормить будет нечем. Призрак голода блуждает по СССР. Уже во многих городах страны вве-дена талонно-карточная система распределения продуктов питания. Куда же дальше?
И не только призрак голода блуждает по стране. Национальные вооруженные конфликты в Союзе «нерушимом республик свободных» стали уже явью. На горизонте все явственнее маячат призраки гражданской войны. В Армении и Азербайджане они уже налились кровью и плотью.
В прессе все чаще муссируются слухи и домыслы о возможном военном пере-вороте, установлении той или иной диктатуре в стране. Нас, правда, пытаются уверить, что военный переворот – не в традициях советской армии. Так или иначе, но тоска «по твердой руке» уже присутствует у многих. Быть может, я преувеличиваю и сгущаю краски? Хотелось бы, ей Богу, ошибиться.
Настораживает то, что в предвыборной борьбе за мандаты народных депутатов СССР и РСФСР активно участвуют армейские чины. Многие из них стали депу-татами в Верховном Совете страны, республик, в Советах областных и город-ских. А такие из них, как, например, генерал-полковник Альберт Макашов, не упускают возможности побряцать устрашающей лексикой и погрозить мощным кулаком разыгравшимся в демократию депутатам. Чего стоит, например, маниа-кальное выступление Макашова  с трибуны Учредительного съезда РКП? А ведь в руках у Макашова находится командование войсками Приволжско- Уральского военного округа. И нетрудно, наверное, догадаться, как он поступит при получении соответствующего приказа…
Одному из кандидатов в народные депутаты РСФСР по Ногинскому избира-тельному округу, подполковнику ВМФ, в ходе его встреч в 1990 году с избира-телями я задал вопрос: что он думает о возможности гражданской войны и во-енного переворота в стране? И он четко, как и положено военному, лаконично и серьезно ответил: гражданской войны никто из здравомыслящих людей, конеч-но, не желает. Однако если страна и дальше будет скатываться к анархии и хао-су, то военные, если им поступит надлежащий приказ, сделают свое дело.
А уж какое дело могут сделать военные, наверное, не трудно догадаться…
Неужели от едва народившейся демократии, судорожных попыток создать дей-ствительно правовое государство с цивилизованными формами рынка мы дви-жемся к анархии, к новой братоубийственной войне, к введению чрезвычайного положения, к военной или иной диктатуре? Неужели и это еще предстоит пере-жить нашему многострадальному народу? Неужели нам еще предстоит пройти сквозь диктатуру неосталинского типа? Тогда, конечно, есть смысл содержать почти двухмиллионную армию и в довесок к ней дешевую рабочую силу воен-но-строительных отрядов.
«Грани», №160, 1991 г.