19. Знание - Сила Новелла Единственная

                Новелла 19. Знание – Сила

                Влек и меня ученых ореол,
                Я смолоду их слушал, споры вел,
                Сидел у них… Но той же самой дверью
                Я выходил, которою вошел.      
                Омар Хайям

    Правду говорят, что женщина – это слабое, беззащитное существо, от которого невозможно спастись. Спасения мне не было. Утро было безнадежно испорчено. Вылезать из-под одеяла абсолютно не хотелось – за одеялом находилась жена со своим ежедневным утренним обозрением обо всех мужчинах - в общем, и обо мне - в частности.
     Смысл ее речей сводился к тому, что все мужчины и к тому же мужчины имеющие жен – особенно таких безропотных рабынь как она, есть бездельники и тунеядцы, которые напиваются с вечера, ночью в постели с женой «лыка не вяжут», а с утра с кривой рожей пытаются изображать семейное счастье. Но при этом даже не хотят вылезать из-под одеяла, чтобы честно и правдиво заглянуть в глаза собственной жене. Она уже не говорит о том, чтобы выслушивать от меня про «те лапти, которые я буду плести» насчет того, где я шлялся всю ночь, и о состоянии в котором я пришел домой под утро и т.д. и т.п.
     В таком духе жена не переставала скрипеть за одеялом, как надоедливый сверчок за печкой. Как скрипучее колесо телеги, которое и надо бы заменить или смазать – «по морде» - подумал я, но это накладно и непредсказуемо по последствиям. Или разменять одну сорокалетнюю жену на двух двадцатилетних – это еще хлопотнее. Или выгнать, как надоедливого сверчка за печкой – это дешево. Но ведь на его место обязательно прискачет другой «кузнечик». И, может случиться, он окажется более «голосистее-скрипучим» нежели этот, изгнанный. Другие варианты избавления от скрипа жены не просматривались. В общем, все эти «психические» проблемы разрывали мою больную, после вчерашнего «саммита», голову. Но ничего нельзя было поделать. Пришлось вылезти из-под одеяла, проглотить две таблетки «кутумицина», или как там зовется это «срадобье»: - для выздоравливающих, беременных, против «вздутия живота и головы», всех «штампов» гриппа и т.д., как говорится на этикетке. Потом совершить утренний туалет - побриться, умыться, позавтракать, чтобы затем  идти на работу.
     После вчерашнего вечера голова страшно гудела и без скрипа жены. Вчера я со своими двумя коллегами по работе отмечал получение зарплаты и премии, которая не облагалась налогом со стороны жены, т.к. о премиях жена не получала от меня никакой информации. Торжественное заседание, по этому важному случаю, мы отметили в одном «трах-тире с нумерами и женской обслугой». Трактир находился - не помню точно - то ли на Большой, то ли, кажется, на Мало-Образцовой улице. Мало-Образцовая улица, в свою очередь, располагалась в так называемой, в народе, Долине Смерти. К ней из города вела широкая, с зеленными газонами дорога, освещаемая высокими красными лампионами.
     В трактире, согласно рекламе, несчастный одинокий мужчина мог найти и получить все, что ему требуется от жизни: - выпивку, любовь, ласку, понимание и «чего-нибудь пожрать». Имелось все, начиная от разнообразной цветомузыки и кончая женскими часами – правда, один женский час обходился довольно дорого – почти половину премии. Приняв «на грудь огненной воды» в баре трактира, нам троим, стало море по колено так, что время нашего «дипломатического приема» в трактире, облагороженное цветомузыкой, танцами «герлс» вокруг серебристых шестов и уединение с ними в отдельном кабинете с принятием благородных напитков прошло радостно и непринужденно.
     И теперь наступила расплата - пробуждение было ужасным. Жена не переставала бушевать, грозясь уйти из дома к своей маме – моей «драгоценной» теще, потому что она уже больше не в состоянии одна вести хозяйство – стирать, гладить убирать и готовить на ораву бессовестных мужиков, которые палец о палец не ударят, чтобы хоть как-то облегчить ее существование. В «ораву» бессовестных мужиков входили я и наш совместный двенадцатилетний сын Вовочка – на редкость порядочный оболтус, которого я со своей занятостью на работе не видел месяцами, а если подумать, то возможно и годами. Иногда я, удивляясь, замечал, что кроме меня и жены в нашей квартире появляется перманентно внешне изменяющийся «вьюноша» с длинными нечесаными волосами и замашками, как выражалась жена, тинэйджера, из крутого блокбастера или триллера. По поводу нашего сына я часто слышал от нее эти и еще многие другие новые слова, но что они означают, особенно не разбирался – они были не из моего лексикона и потому были непонятны и безразличны. Я вспомнил, как жена рассказывала – когда она вела нашего Вовочку в первый раз в первый класс, он упирался и тоскливо повторял одну и ту же фразу: – «На одиннадцать лет! За что?» Вот и сейчас Вовочка вертелся на кухне, наверное, как и я в ожидании завтрака.
На кухне жена, гремя посудой, продолжила свои «обличения». Все мужчины - бестолочь! – заявила она. И продолжила - Когда в семье рождается сын, родители радуются - вот родился мужчина, когда вырастит из него выйдет толк и будет помощник в семье. Потом мужчины вырастают, и из них толк действительно выходит и скрывается в неизвестном направлении. Остается одна бестолочь! Из дальнейших стенаний жены я вынес мысль, что наш сын такой же, как и я - его отец, бездельник, без твердой мужской руки совсем отбился от рук. Мать он не слушается, плохо учится в школе, дерзит не только учителям, но и ей – своей матери, и она вообще устала ходить в школу и выслушивать все, что его классная руководительница – честно сказать порядочная мегера – каждую пятницу громко и визгливо выговаривает ей. И чего хочет эта «особь» – непонятно! Эта «куряторша» считает, что Вовочка не знает элементарных вещей. Например, на вопрос учителя географии: - На что похожа наша родная область? - Вовочка правильно ответил - Наша область по размерам похожа на государство Скандинавию. И больше на Скандинавию она ничем не похожа... Но эта мамзеля - классная руководительница, кудахчет, что такого государства нет! Как же нет, когда Вовочка говорит, что есть! Ведь устами младенца глаголет истина. Ведь этому она сама детей учит! И вообще – этой мадам ничем не угодишь – и это ей не так, и то -  не этак! Хотя сама же недавно хвалила Вовочку, сказала, что Вовочка очень даже умный и у него много оригинальных идей, особенно в правописании.
     А в последний раз эта мымра, целых два часа, не могла прийти в себя, с ужасом рассказывая жене, как в присутствии проверяющей - представительницы «аж Самого Министерства образования», на вопрос какой-то дурацкой анкеты: - Самый старый член семьи? - Вовочка догадался ответить – Дедушкин!?!. Хотя, что тут такого необычного эта представительница Министерства нашла в ответе ребенка, непонятно - всем известно, что дедушка Вовочки – мой тесть – самый старший член в семье, потому что прадедушки в семье нет – он давно умер. И вообще в доме нужна мужская рука. Не говоря уже о том, что кран на кухне протекает, и я уже третий месяц обещаю починить его в ближайшую субботу. Но из-за того, что я целыми днями и ночами пропадаю на работе или еще неизвестно где, сын вырастает таким же, как я бездельником и оболтусом. Его не интересует ни арифметика, ни литература, ни география и вообще никакие предметы и стоит заглянуть в его школьный дневник, чтобы убедиться в этом. В подтверждение своих слов жена принесла школьный дневник сына и торжественно вручила его мне. Делать было нечего - волей, неволей пришлось заглянуть в дневник. Сразу же бросились в глаза, выведенные красными чернилами три жирных «неуда» на открытой женой странице.
     Наморщив лоб и приняв строгий, соответствующий случаю, менторский вид я вынужденно всмотрелся в дневник и строго спросил сына: – Тут я вижу неуд по литературе! За что ты его получил? Жена умиротворенно замолкла, радуясь, что наконец-то в семье появилась мужская рука и идет воспитательная работа молодого поколения.
     Сын, дернув плечами, индифферентно ответил, что неуд за контрольную работу. «Училка» по литературе Виолетта Селиверстовна дала задание написать сочинение и предложила три темы на выбор. Первая тема называлась: – «Луч света в темном царстве» - по произведению какого-то классика, о котором он понятия не имел, и которого не читал, а знал «из него» только одну «крылатую фразу» – У Тараса Бульбы были два сына – один Остап, другой Бендер. Вторая тема была: - «Борьба добра и зла в произведении о Гарри Потере» – сын сказал, что он его тоже не читал, а смотрел только сериал по телевизору. Третья тема была свободная и называлась - наши соседи. И он, сын, выбрал именно эту тему, так как она более всего подходила ему, ибо он, опираясь на наглядный, жизненный пример, описал жизнь нашей соседки по этажу - тети Геры.
     Я вспомнил, что тетя Гера – это Гертруда Сулеймановна Попадополова – наша соседка по лестничной клетке и подруга жены, веселая и разбитная «дамочка», с которой можно говорить обо всем «без комплексов». Глядя на ее фигуру, физики наверняка бы восхитились тем, как интересно сгруппировались в ней атомы. В детстве Гертруда мечтала быстрее вырасти и стать великой актрисой, чтобы ей восхищался весь мир. Но кончилось тем, что о ней говорит весь наш квартал, застроенный панельными домами.  Моя жена любит животных – подкармливает уличных кошек и собак. Тетя Гера тоже любит животных – норку, шиншиллу. Но, кажется, плохо разбирается в их «психологии» – все ее дорогие «горжетки» смахивают на крашеного кролика.
     Когда я, выпивши, прихожу домой, то первым делом говорю жене - Здравствуй дорогая! Остальное договаривает жена. У Гертруды каждый вечер шум, гам и дым столбом – даже через нашу панельную стенку отчетливо слышно, как Гертруда, в очередной раз с удовольствием убеждается, что у мужиков одно на уме. То есть поступает так, как поет  известная «мадама» Кармен в своей песенке – ее часто передают по радио: -
          Бокала звон и скрип кровати,
          Издревле мне ласкают слух.
          Меня не любишь, но как захочешь,
          Так сразу же ко мне бежишь!!!
     Но по этому поводу жена всегда молчит - никогда не обсуждает поступки соседки. Жалеет одинокую женщину. Кто бы меня так пожалел. Когда Вовочка был маленьким, жена часто оставляла его у Гертруды «на время», пока сама бегала по магазинам со своими «жопингами», или наведывалась к парикмахеру со своими прическами, маникюрами, педикюрами и прочими «трендингами». Мне вспомнился случай - как однажды Гертруда была у нас в гостях, и за вечерним чаем я пошутил, сказав: - Госпожа Гертруда! Все говорят, что Вы обладаете Великим даром привлекать мужчин! На что Гертруда мгновенно, не моргнув глазом, так же шутливо ответила: - Я? Даром? Никогда!
     В воспитательный процесс «вклинилась» жена: – Не мог написать о Харре Поццера – жена немного пришепетывала и так и выговорила «Харря Поццера». Ты хоть смотрел его по телевизору. А что можно написать о нашей соседке тете Хере – жена опять вместо «г» произнесла «х» - Она же известная на весь район валютная дама – тут жена начала выбирать выражения.
     Я так и написал в своем изложении - сказал сын. Я описал все ее привычки и обычаи, описал разговоры и много новых слов, которые слышал от тети Геры и ее гостей с раннего детства. Но Виолетта Селиверстовна, прочитав мое изложение о тете Гере, написала мне неуд в дневнике и приказала привести в школу родителей, чтобы побеседовать с ними о моем лексиконе. Так что папа ты имеешь шанс завтра узнать, где находиться моя школа и познакомиться с училкой по литературе Виолеттой Селиверстовной. А, кстати, она видная и симпатичная на вид женщина. Старшеклассники называют ее Фиолеттой Семиверстовной за длинные ноги. Они говорят, что ноги у нее растут из ушей. Я никак не мог понять, как могут у училки ноги расти из ушей. Но однажды подслушал, как физрук сказал физику – Этой Селиверстовне, что нашепчешь в ушко, туда ее ноги и несут» – добавил сын, как то кривовато усмехнувшись.
     Я заметил, что от жены не укрылась ухмылка сына, и поспешил ей на помощь: – Завтра я занят и не смогу пойти в школу – сказал я – Пусть пойдет мама, она лучше знает тетю Геру. Мама вместе с тетей Герой - когда у тети Геры есть свободное время - покуривают, пьют кофе, смотрят телевизор, разговаривают о «парфуме» и вообще накоротке общаются. Мама лучше объяснит Виолетте Селиверстовне все достоинства и недостатки твоего изложения на свободную тему о тете Гере - добавил я. По глазам жены я понял, что мое решение по вопросу литературы ее устраивает. И вздохнул с облегчением, сняв с себя обузу посещения школы сына и беседы с «Фиолеттой Семиверстовной» о «тете Хере» и вообще о классической литературе, к которой я после окончания школы, да, признаться, и во время учебы в школе, вообще не прикасался.
     Ладно, с литературой мы разобрались – перейдем ко второму предмету – физкультуре. Уж по физкультуре-то ты, смотря на твои физические данные, должен иметь хорошие оценки – сказал я – Что, плохо прыгал через козла? Почему неуд?. Понимаешь папа – начал сын свое повествование – Наш физрук большой любитель и поклонник восточных противоборств - он так и выразился – противоборств вместо единоборств – Достал нас своими йогами, кун-фуем, фен-шуем и прочими другими мудреными словами, которые он вдалбливает нам в голову. А я ни одно из этих слов не могу запомнить и иногда выговариваю их неправильно, за что он, как я думаю, очень меня невзлюбил. Кроме того, он показывает нам и требует запомнить разные фигуры – лотос, змею, пьяную обезьяну - на которую он, если честно сказать, сам очень сильно смахивает - уточнил сын – И еще какие-то другие позы. У меня с ним стычки начались после того, как я сказал ему, что моя самая любимая поза в кун-фуе - кенгуру, потому, что у кенгуру есть карман на животе, и она там прячется в минуту опасности. Но физрук сказал, что настоящий боец никогда не прячется на животе у матери, а всегда стойко встречает опасность – лицом к лицу. После этого он считает меня трусом и всегда придирается.
     В тот день он сказал, что мы будем отрабатывать новую позу - парящий воробей, поставил нас по стойке смирно и приказал: – Поднимите правую руку – мы подняли. Затем он приказал – Поднимите левую руку – мы подняли. Потом он приказал – Поднимите левую ногу – мы подняли. Потом он говорит – Поднимите правую ногу…  Тут я не выдержал – А на чем, собственно говоря, на каком хрене… стоять то осталось? - изумленный, воскликнул я. Папа, я так и спросил физрука – ответил сын. Но физрук вышел из нирваны, поставил мне неуд в дневнике и приказал привести в школу родителей. В противном случае он поставит вопрос о моем поведении на педагогическом совете и мне грозит двойка не только по физкультуре, но и по поведению. Как он выразился: – За ненормативную лексику, применение неофициальных слов и литературных оборотов, которые не встречаются в китайском и прочих восточных языках, самых древних и культурных в мире.
     Вот вечно тебе Вовочка нужно больше других – опять всунулась в педагогический процесс жена – Не мог промолчать как все другие! Ну поднял бы правую ногу. Чего тебе это стоило бы? - как видно жена не уловила или пропустила канву физкультурного рассказа нашего сына. В следующий раз слушайся учителя и не перечь ему, и тогда ты всегда будешь получать хорошие отметки – назидательно добавила жена. Мы с сыном переглянулись но, поняв, что объяснять женщинам про наши мужские «заморочки» накладно, дипломатично промолчали.
    По поводу неуда по физкультуре в школу пойдет мама – решил я – Она как женщина лучше знает физические возможности детского организма и сможет убедительно и точно объяснить физруку, какие позы ты можешь принимать, и какие не можешь принимать. А также объяснит физруку, что мы, твои родители, дома с тобой поговорили, и что ты Вовочка, с помощью отца постараешься выучить и правильно произносить все китайские и другие древние восточные слова. Вздохнув с облегчением, я понял, что опять отвертелся от необходимости идти в школу и видеть «кун-фуйную» морду физрука.
     Покончив с физкультурой, пришлось сделать перерыв в педагогике – жена довольная тем как идет педагогическое воспитание, подала мне и сыну легкий завтрак - яичницу, подогретые хлебцы, чай с лимоном. Я с чувством исполненного долга проглотил завтрак – мне начинала нравиться педагогическая деятельность, тем более что педагогическая деятельность отодвинула на задний план необходимость объяснять жене, где я провел вчера всю ночь.
     Покончив с завтраком и вкусно отдувшись, я снова взял дневник. Следующий предмет арифметика – заглянул я в дневник – Рассказывай, за что ты получил неуд по арифметике? - я сурово вонзил взгляд в сына. Нисколько не смутившись моего грозного взгляда, сын, кивком головы отбросив волосы со лба, приступил к докладу.  Наша математичка – Козетта Петровна – поймала меня, когда я переговаривался с одноклассником, сидящим за четыре парты от меня. Мы, как раз, вполголоса обсуждали достоинства экстерьера нашей школьной подруги Инессы, которая собирается стать фотомоделью и без передышки, прямо на уроках, втирает в себя разные, рекламируемые по телевизору мази и кремы от целлюлита», - уточнил сын. «Так вот Козетта Петровна прервала наше обсуждение, приказала мне выйти к доске, взять мел и написать примеры по арифметике, которые она продиктует.
Я вышел к доске взял мел и приготовился писать. Она и говорит – напиши, сколько будет два умножить на три? – я написал на доске 2х3=6. После этого она говорит – Напиши, сколько будет три умножить на два?... А не один ли хрен все равно будет шесть? – в унисон удивились мы с женой. Я так и спросил Козетту Петровну – сказал сын – А она закатила истерику, сказала, что я расту в неблагополучной семье, где математика на последнем месте, а на первом просмотр по телевизору боевиков и супертриллеров для взрослых с их уличной лексикой. Я расту, не зная великих математиков - правда она сама при этом не назвала ни одного из них. И она требует, чтобы я привел в школу родителей, она отведет их к заведующему учебной частью - завучу - и они побеседуют о том, как надо любить математику и растить сыновей, и какие ценности надо прививать им с детства.
     А она сама-то – Козетта Петровна – не замужем и детей не имеет, и завуч наш - Бронислав Борисович, не женат и он с Козеттой Петровной часто запираются в кабинете Бронислава Борисовича и как сами говорят, решают педагогические вопросы. Кроме того, Бронислав Борисович – учителя между собой называют его «Сбрендислав Крысович», а старшеклассники называют сокращенно «БАБ»-ом, также часто запирается в кабинете с Виолеттой Селиверстовной – училкой по литературе - и они тоже решают педагогические вопросы. Прямо в коридорах школы между Козеттой Петровной и Виолеттой Селиверстовной несколько раз были громкие споры по вопросам педагогики – при этом они даже вцепились друг другу в волосы - опять с усмешкой доложил сын состояние психологического микроклимата в школе. И что такого в этой педагогике, чего нельзя поделить и придя к консенсусу, успокоиться? - удивил нас сын новым словом. Мы с женой переглянулись, и по ее глазам я понял, что вопрос встречи с математичкой, также решен положительно – она сама пойдет в школу и там разберется с этой «Клозеттой Петровной», сколько будет дважды два.
     После получения массы полезных сведений по литературе, физкультуре и математике с чувством выполненного педагогического долга я, наконец, побрился, собрался и выкатился из дома на весеннюю улицу. Светило солнышко, трещали воробьи, на деревьях набухали и лопались от переизбытка жизненного сока почки. Наконец-то моя голова, постепенно прочищаясь от вчерашнего «саммита» и сегодняшней педагогики, потихонечку переставала гудеть.
     Вопросы педагогики мало-помалу начали вытесняться мыслями о предстоящей работе. Дело в том, что я раньше работал охранником в охранном агентстве. Мы, как выражался наш начальник, занимались «охраной и обороной особо ответственного объекта». Охраняемый объект представлял собой кучу хибарок-складов, огороженных с четырех сторон прямоугольной в плане стеной. Длина каждой из четырех стенок по периметру составляла около 400 метров и в середине каждой из них находились посты охраны – грибочки-навесы, где мы «сторожили пост». В грибочках находились телефоны, по которым мы периодически звонили в караулку начальнику караула и докладывали ему, что на посту все спокойно, мы живы и здоровы, служба идет бодро, и от ее несения мы не отвлекаемся. Вооружены мы были старыми ружьями-трехлинейками и такими же старыми патронами, которые от старости, в случае чего, возможно даже и не выстрелили бы. Какие ценности хранилось на складах, мы не знали и особенно не интересовались. Но досужие языки поговаривали, что на складах хранятся контрабандно завезенные элитные кирпичи и особенно ценными на складах, по их утверждениям, были импортные унитазы из разноцветного фарфора для особо важных персон, потому что эти персоны не могут ходить на простые, фаянсовые унитазы.
     Охрана и оборона объекта в течение суток не доставляла нам особых неудобств – два часа мы мирно спали на постах под грибочками, затем, сменившись с поста, два часа спали в караулке как отдыхающие после смены, и затем еще два часа в караулке «лупили» домино, как бодрствующая смена перед выходом на пост. Затем снова шли на пост, и весь цикл повторялся. Кто служил в армии, меня поймет.
Начальник нашего караула был свой парень – особых неудобств и строгостей по неукоснительному выполнению требований правил внутреннего распорядка и инструкций по охране и обороне объекта не доставлял. За это мы его любили и звали ласково – Семенычем. Кстати это мы вчера с Семенычем и еще одним караульным – все мы его тоже называли ласково – Ваничкой, проводили время на Мало-Образцовой улице.  Правда зашли в «трахтир с нумерами» мы вместе, но затем после выпитого и пережитого нас разметало по разным, как говорил Ваничка – «кьебинетам трах-тира». И разъезжались мы по домам, я точно не помню, но, кажется, по отдельности.  Поэтому я предвкушал встречу с Семенычем и Ваничкой и предстоящее с ними обсуждение всего виденного и пережитого на Мало-Образцовой улице.
Когда я пришел на службу, в караулке находилась только отдежурившая смена. Через некоторое время стали появляться караульные нашей смены, появился Ваничка и самым последним - как настоящий начальник - пришел Семеныч. После принятия смены, разведения караульных по постам и выполнения всех требований и правил внутреннего распорядка, мы, т.е. я и Ваничка, как особы приближенные к начальству, сели в кабинете Семеныча выпить «рюмочку» утреннего чая. Содержимое для рюмочки, как самый младший по званию, поставил Ваничка. Коньячок был неплохой, в голове сразу исчез шум, по телу побежало приятное тепло. Мы с удовольствие предались воспоминаниям о вчерашнем посещении Мало-Образцовой улицы, обсуждали и смаковали «сюжеты» и моменты общения с женским персоналом трактира. Вспоминали - как выразился Семеныч - «цветомузыку», выпивку, танцовщиц вокруг шестов, короче говоря, разговоры вертелись по накатанной колее, обычной для строгой мужской компании. При этом мы потягивали коньячок – жизнь была прекрасна.
     Когда мы «пригубили» коньячок и выговорились, Семеныч решил немного «поработать с документами». Он достал огромную канцелярскую тетрадь, в которую заносились все сведения об охране и обороне объекта и начал с умным видом ее перелистывать. В результате изучения одной из страниц Семеныч вдруг сильно поскучнел лицом, и мы с Ваничкой сразу же это заметили. На вопрос в чем дело, Семеныч мрачно ответил – «Сегодня будет Палыч». Это известие сразу же заставило поскучнеть и нас.
     Палыч был мелко-костный, низкий, ростом не более метр шестьдесят, плюгавенький мужичок, с тонкими, тщательно подбритыми усиками, которые мы за глаза называли мерзавчиками и с прилизанными остатками волнистых волос на голове. Ваничка шутил, что у Палыча каждый волос пронумерован и занесен в «Красную книгу». И как только какой-нибудь волос выпадает, Палыч скрепя сердце, вычеркивает его номер из красной книги. И что в его красной книге уже очень много зачеркнутых строчек и перечеркнутых страниц.
     Как утверждали злые языки, Палыч, недоучившись в школе, поступил в кулинарный колледж, но и там долго не задержался, из всех кулинарных премудростей осилив только нарезание капусты для борща. После этого он был разносчиком газет, мыл посуду в закусочной и т.д. и только после всего этого послужного списка по какому-то блату через знакомых жены – кажется сестры или дальней родственницы нашего прямого босса-начальника - попал к нам в контору. Он очень следил за своей внешностью, всегда был гладко выбрит, надушен, одет с иголочки в дорогие костюмы, на пальце носил перстень с печаткой. На печатке был изображен козел – как мы знали, он родился под знаком - как шутил Ваничка – «козлорога».
     Дело в том, что Палыч – полное его имя было Евлампий Павлович Семигайлов – Ваничка, шутя, называл его «Евблямпий Падлович Семихайлов», был мелкой сошкой в центральном офисе нашего охранного агентства – его обязанностью было проверять то, как мы несем службу. Но он считал себя очень большой шишкой, дело свое очень любил и выполнял его с каким-то необыкновенным рвением. Со своими проверками он особенно любил появляться ночью. Во время смены караула он вместе с караульными шел на пост проверять бдительность несения службы постовыми, ловил тех, кто спал на посту. В случае, если Палычу не удавалось поймать «сторожевика» спящим на посту, он начинал задавать ему каверзные вопросы по требованиям правил охраны и обороны объекта. Требовал четких, наизусть заученных ответов по пунктам и параграфам наставлений и инструкций. Давал вводные: - например действия постового во время нападения на пост, как применять оружие и куда бежать, в случае нападения на объект охраны и обороны, как маскироваться, ползая на животе, как преследовать нарушителя объекта и т.д. и т.п. Спросонья, почти все караульные отвечали невпопад и мешковато, задрав зады, как тараканы ползли не в ту сторону.   Это очень радовало Палыча – он делал выводы и с особым удовольствием заносил все эти неблаговидные сведения в большую конторскую тетрадь, с которой никогда не расставался, даже выходя на проверку постов. На всех у него была заведены черные папки со сведениями о нас, все были у него под «колпаком» – мы даже шутили, что ходим не под богом, а под Палычем. Общение с ним так всех напрягало, что даже наш Семеныч, мистическо-благоговейно считавший, что всякий руководитель ниспослан Всевышним и поэтому терпимо относившийся к любому начальнику, однажды не выдержал придирок Палыча. Все-таки вежливо проводив Палыча, он вслед ему при всем наряде караулки мрачно сказал, что появление Палыча с его проверкой караула даже хуже, чем наступление месячных у любовницы в самый критический момент общения с нею.
     Ваничка, со своей стороны, однажды тоже как-то «вслух» обратил наше внимание, и мы это тоже заметили, что, делая записи в свою конторскую книгу или читая их «про себя», «Падлыч» медленно и смешно шевелит губами и ушами, как видно, от большого удовольствия или от усиленного напряжения ума, или читает по слогам вспоминая написание букв в словах. Все караульные еще заметили, что когда Палыч шел ночью проверять посты, то старался идти в конце ряда сменяющихся караульных, за их спинами, так чтобы между ним и караульным с винтовкой на посту была стена из сменяющих караульных. Мы догадывались, что Палыч побаивается, как бы кто-нибудь из караульных не «пульнул» в него при случае. Но мыслей, что Палыч трусоват, никто из караульных вслух не высказывал, памятуя, что даже у стен есть уши. А у Палыча, как мы знали, везде были уши. И если до него дойдет мнение подчиненных, о его «волевых» или прочих качествах, то распространителю крамолы грозили санкции в виде придирок по несению службы, лишение премий, поощрений и прочих мелких радостей нашей «сторожевой» жизни. Т.е. с Палычем никто из нас, подчиненных, не хотел иметь никаких трений.
     Больше всего Палыч невзлюбил нашего Ваничку и Ваничка платил ему той же монетой. По нашим сведениям, еще раньше Палычу донесли о высказываниях Ванички насчет его пронумерованных волос в красной книге, «козлорога» и «Евблямпии Падловиче Семихайлове». Но настоящее противостояние - холодная война между Палычем и Ваничкой разразилась пару месяцев назад. Тогда Палыч, как всегда, приехал ночью с проверкой и поймал Ваничку спящим на посту. Ваничка, как и все мы, спал под навесом-грибочком лежа на полу. Рядом с ним лежала винтовка, ремень которой он благоразумно пропустил вокруг правой ноги, так что ее нельзя было отобрать, не дернув караульного за ногу. Палыч, застав Ваничку мирно спящим на посту и помня о требовании инструкции, что наказывать караульного, пока у него в руках оружие, нельзя – может спросонья выстрелить – решил отобрать винтовку. Не зная, что винтовка привязана к Ваничке ремнем, Палыч резко дернул ее и чуть не оторвал Ваничке ногу. От резкого рывка винтовки Ваничка проснулся и, не растерявшись, громким голосом, точно согласно инструкции, гаркнул: - Стой стрелять буду!. Но винтовка уже была в руках у Палыча, и Палыч почти два часа громко на весь объект разъяснял Ваничке требования наставлений и инструкций по охране и обороне объекта, вспоминая при этом всех предков Ванички по материнской линии, вплоть до седьмого колена. При этом он выстраивал эти «колена» аж до самого «седьмого этажа».
     Короче говоря, за сон на посту, Ваничка получил выговор с занесением в личное дело с предупреждением, что в случае повторения он будет изгнан из «стада с волчьим билетом», был лишен ежемесячной премии и тринадцатой зарплаты. Отпуск ему был перенесен с летнего месяца на зимний месяц, хотя Ваничка планировал провести его со своей женой и сыном на море. Даже Семеныч не смог смягчить суровость наказания, и чуть было сам не попал в конторскую книгу Палыча с формулировкой – «пособник разгильдяя».
     Ваничка потом, в связи с этим случаем с Падлычем, рассказал нам историю о своем друге, который с детства любил изобретать разные экзотические, но бесполезные «штуки». Так однажды, он собрал из старой сенокосилки и стиральной машины «для себя» персональный автомобиль марки «Иисусу-рыдван» - по определению Ванички и для него изобрел автомобильную противоугонную сигнализацию. При прикосновении к объекту охраны, она осыпала угонщика отборной матерщиной до натуральной хрипоты. Изобретатель считал, что от семиэтажного набора уличных, как говорил Ваничка -  идиоматических выражений, угонщик оторопеет и его можно будет «брать» голыми руками. Но Ваничка был не из тех, кого можно было взять на «пушку» голым криком.
     В общем Ваничка был зол как черт на Палыча, и одно упоминание его имени заставляло Ваничку скрежетать зубами. А разъяренный Ваничка представлял реальную угрозу – это был гигант под два метра ростом, в молодости он даже выступал на разных соревнованиях и чемпионатах, вплоть до чемпионатов мира. Имел какие-то пояса – то ли черный то ли крапчатый по всем мыслимым и немыслимым боевым противоборствам, жонглировал гирями как теннисными мячиками – т.е. быть ему врагом я бы никому не желал. При всем при том, он окончил физико-математический факультет университета и пару лет после окончания университета преподавал в школе математику. Но затем появилась семья, жена, ребенок, пошли материальные проблемы – пришлось менять профессию.
     Правда, однажды в кабинете на Мало-Образцовой улице, он по секрету рассказал нам, что не только семья, жена и ребенок заставили его покинуть ниву, где сеют «разумное, доброе, вечное». В свою бытность учителем, в классе его очень доставал один ученик – сынок какого-то сановного папаши – задавал ему разные каверзные вопросы, дерзил, грубил, демонстративно не замечал его и срывал процесс обучения, громко переговариваясь с другими такими же представителями «золотой молодежи» во время занятий. Пришлось Ваничке, в порядке воспитания, взять его за шиворот и крепко встряхнуть на глазах всего класса. В результате сынок высокопоставленного папаши потерял весь апломб, замочил штаны, и чуть не став заикой, донес на непедагогические методы Ванички своему папаше, тот позвонил директору школы. Директор начал делать организационные выводы о непедагогических методах воспитания молодого поколения. После этого случая спокойной жизни в школе не стало, и Ваничка очутился у нас в «конторе».
     Короче говоря, Ваничка и Палыч совершенно не переносили друг друга, и это противостояние Палыча и Ванички рано или поздно должно было привести к взрыву с непредсказуемыми последствиями. Особенно насторожило нас, когда однажды на наши усовещевания, что иногда приходиться терпеть невыносимых людей, особенно начальство, имея в виду Палыча, с мрачной ухмылкой, но остроумно заметил: - Совершенно невыносимых людей не бывает – бывают только узкие двери. Все знали о противостоянии и даже делали на импровизированном «внутри караульном» тотализаторе ставки десять к одному, что Ваничка однажды не выдержав придирок Палыча, намнет ему бока, сделав пациентом больницы или соборователя-духовника, а сам станет клиентом правоохранительных органов. На наши увещевания не связываться с Палычем, Ваничка только мрачнел, и на лице у него появлялась какая-то загадочная улыбка, такая же, как у Джоконды на знаменитой картине Леонардо да Винчи.
     В общем, с нехорошим предчувствием в этот день мы все приступили к охране и обороне объекта с охраняемыми сортирными унитазами. Вечером пошел сильный дождь, все кругом залило водой, и в темноте было очень неуютно стоять на постах, а особенно идти на пост по грязным, чавкающим лужам. Как только смена караульных, и в их числе Ваничка, в 2 часа ночи заступила на посты – приехал Палыч. Узнав, что замена караула уже произошла, и придется идти проверять посты без солидного прикрытия, Палыч визгливо начал ругать погоду, дождь, слякоть, пробки на дорогах, из-за которых он опоздал на смену караула. Другие проверяющие в таких случаях просто делали отметки в журнале о проведенной проверке и уезжали, даже не удосужившись узнать, где находятся посты и что на них происходит. Но Палыч был принципиальным деятелем, никогда не ударял лицом в грязь, всегда точно и неукоснительно выполнял требования инструкций и наставлений по несению караульной службы. Бурча что-то себе под нос, Палыч взял двух караульных из бодрствующей смены, узнал пароль и пошел в дождь проверять посты.
     Стоит пояснить насчет пароля – пароль у нас всегда был прост и незамысловат. После получения оружия, перед уходом на пост Семеныч каждому караульному на ухо говорил одну и ту же какую-нибудь цифру – например десять. Стоя на посту, караульный при приближении к посту постороннего человека спрашивал, кто идет и после получения ответа, что это свой - проверяющий или смена караула – называл какую-нибудь цифру – меньше той, которая была паролем – например, в нашем случае - 3. Зная полную цифру пароля, приближающийся должен был назвать цифру, которая в сумме с цифрой названной охранником составляла бы цифру пароля - в нашем случае 3+7=10, т.е. приближающийся должен был в ответ назвать цифру 7 и тогда охранник знал, что приближается свой сотрудник. Как раз в тот момент вся смена, ушедшая с Ваничкой на пост, имела паролем цифру 10.
     Таким образом, Палыч с паролем 10 ушел проверять посты. Прошло почти два часа после их ухода, как вдруг раздался выстрел и тут же позвонил Ваничка и сообщил, что задержал нарушителей, которые, не зная пароль, вторглись на охраняемую им территорию. Подумав, что Палыч хочет проверить правильность наших действий при нападении на объект, Семеныч скомандовал: - Караул в ружье! Все мы проснулись и, согласно инструкции, заняли круговую оборону вокруг караулки. Я с Семенычем побежали на пост Ванички, чтобы оказать ему помощь в отражении нападения. Шлепая по лужам, мы добрались до поста Ванички. Вдруг Ваничка откуда-то из темноты суровым голосом произнес: – Стой, кто идет?, Семеныч ответил, что это начальник караула. Снова раздался голос Ванички – он назвал какую-то цифру, мы ответили правильно и, признав меня и Семеныча, Ваничка подпустил нас к своему грибочку, и тут выяснилось, что произошло во время проверки Палычем несения караульной службы Ваничкой.
     А произошло вот что. Когда Палыч с обеими малограмотными караульными приблизились к посту Ванички – раздался его громкий голос: – Стой, кто идет?. На ответ, что это идет проверяющий Семигайлов с караульными, снова раздался голос Ванички - «Минус полтора». Вычисляя в уме сколько надо прибавить к минус полтора, чтобы получить 10, и не находя ответа, Палыч и караульные продолжали машинально «переться» дальше. И тут снова раздался суровый голос Ванички: – Ложись, стрелять буду! и он передернул затвор своей винтовки. Делать нечего, против заряженной винтовки не попрешь и Палыч с караульными с размаху плюхнулись в лужу полную жидкой грязи. Со страху Палыч как резанный без передышки верещал – Не стреляй - это я Палыч - с испугу забыв даже свою фамилию. Также верещали, называя себя сопровождавшие Палыча караульные. Но Ваничка не отвечал, а продержал их лежащими в луже больше часу, и только тогда сделал предупредительный выстрел в воздух и затем позвонил в караулку и сообщил, что на пост совершено нападение.
     Мы с трудом подняли из лужи обессилевших от пережитого страха Палыча и сопровождавших его караульных. Весь вымазанный в жидкой грязи и дурно пахнущий «туалетом», Палыч на негнущихся ногах подошел к Ваничке – мы ждали разноса с применением нормативной и ненормативной лексики. Но Палыч, оттирая грязным, но надушенным носовым платочком грязь с лица, только снизу вверх посмотрел на Ваничку и коротко сказал: – Постовой - вы действовали правильно - точно по уставу, но на хрена нужна была здесь высшая математика! После этого он сел в машину и, ничего не записывая в свою конторскую книгу, уехал. Как «резюмировал инцидент» Ваничка – «Падлыч поехал в баню».
     После отъезда Палыча, Семеныч посадил нас в караулке и мы - вся смена, кроме Ванички, с карандашами в руках на обрывках бумаги вычисляли, сколько надо прибавить к минус полтора, чтобы получилось десять. У всех нас - «старых сторожевиков» - получались разные «ответы», в основном восемь с половиной или около того, и тогда Семеныч, проверив наши вычисления, как я подозреваю не без подсказки Ванички – выдал нам правильный ответ: – Чтобы получить десять надо к минус полтора прибавить одиннадцать с половиной.
     И, несмотря на «неуспешно» сданный нами экзамен по «арифметике», все равно в этот вечер в караулке царило веселье, хотя я, как и все остальные караульные, проиграл пари, поставив на то, что Ваничка все таки «выйдет из себя» и накажет Палыча физически – намнет ему бока. Но получилось, что Ваничка даже пальцем не дотронувшись до Палыча, наказал его, без нокаутирующего удара уложив и «промурыжив» в грязи больше часа.
     Так как Семеныч был букмекером «внутри караульного тотализатора» и принимал ставки по пари, весь «джек-потц» достался ему. И поэтому, закончив смену, мы: – это я, Семеныч и Ваничка снова пошли в Долину Красных Лампионов на Мало-Образцовую улицу. Вечер был просто «замечтательным» - было очень много музыки, танцев и хороших тостов за здравие Ванички и всех много знающих, умных, добрых и доброжелательных людей. И за то, чтобы глупые и плохие люди были как можно подальше от хороших.
     Я, как и все нормальные люди, читаю прессу - прошу прощения - «на толчке». И однажды, не помню где и когда, на одном мятом обрывке газеты я прочитал и запомнил стихи, не помню, как его звали, но кажется древнегреческого поэта – Законам честь! Но кто не в меру бдительно Законы наблюдает - просто кляузник. И еще, тот же поэт, там же, на том же обрывке газеты сказал – Не только наказанием воспитывай Дитя, но умным словом убеждения.
     Придя, после посещения Мало-Образцовой улицы, домой, я снова застал сына Вовочку на кухне. И с благими воспитательно-педагогическими намерениями содрал с него штаны, а с себя ремень и, придерживая одной рукой свои спадающие без ремня штаны, другой рукой весьма непедагогично, но хорошенько его выпорол, приговаривая: – Учи науки сынок, получай знания и запомни, что никакая физическая сила не может заменить знание того, что дважды два – четыре! Знание – Сила!
     Хочу предложить тост за умных, добрых и доброжелательных людей - дай Бог им здоровья, счастья и долгих лет жизни - закончил свой рассказ Секьюрити и выпил свою рюмку коньяку.
     Время за его рассказом протекло быстро и незаметно. Секьюрити откланялся и, выпив еще одну налитую Олегом рюмку коньяку - «на посошок», отошел к своей охраняемой двери.

            Продолжение Новелла 20 Кулинарный симпозиум