Больная душа мясника

Он был мирным человеком, который просто хотел убивать

Не так давно Папа Римский объяснил пастве, что надо бояться не потусторонней преисподней. Есть ли она, нет ли - ещё вопрос. Куда страшнее – ад и дьявол в собственной душе. Сатана таится в каждом из нас, и бороться надо именно  с ним.

*Мы все скроены из окраины
Саша Погребщиков с детства рос нервным, вспыльчивым, впечатлительным мальчиком. Любая насмешка, любое неосторожно сказанное слово могли вывести его из равновесия на день, а то и на несколько. Проявлялось это по-разному: от мгновенных приступов ярости до мрачной замкнутости и долгого переваривания оскорбления, изобретения самых изощрённых планов мести, перед которыми бледнели мрачные фантазии испанской инквизиции. Вспышки агрессивности приводили к дракам со сверстниками, где Саша отличался особой жестокостью.

 Сверстники с ужасом вспоминали, как в восемь лет мальчишка пытался засадить железный штырь в глаз поверженному обидчику. В третьем классе он впился зубами в шею пятиклассника, который в школьном буфете вырвал у него ватрушку.
 
Отец Саши, Юрий Матвеевич, всю жизнь отпахавший на Ростовском государственном подшипниковом заводе и даже во сне видевший одни подшипники, особого внимания сыну не уделял. После смены его хватало лишь на то, чтобы упасть на диван и уставиться в телевизор. В критических ситуациях, когда волна жалоб на Сашку перехлёстывала через плотину батиного терпения, Погребщиков-старший брал кожаный ремень и отхаживал отпрыска по полной программе. Точнее, ремня было два. Для отпущения незначительных грехов использовался тонкий, потрескавшийся, из искусственной кожи. В случаях особой важности отче доставал надёжный солдатский, оставшийся от срочной службы.
 
С десяти лет Сашка после «разбора полётов» стал убегать из дома. Делал он это регулярно, несмотря на присмотр соседей, преподавателей и сотрудников детской комнаты милиции. Однажды его отыскали только через три месяца. Всё это время парнишка скрывался на Братском кладбище и ночевал в заброшенных склепах.

На этот раз батя драть Сашу не стал.
 
-Живи как знаешь, - заявил он тринадцатилетнему сыну.
И тот зажил. Пропускал школьные занятия, проводил время с ребятами на гаражах: резался в карты, курил, пил дешёвое вино, закусывая ирисками – чтобы запаха не было. Запах был всё равно, однако отец сам любил пропустить после смены, поэтому не улавливал. А мать сокрушённо качала головой и вела сына в кухню, где сбивала хмель наваристым украинским борщом.
В общем, детство Сани Погребщикова было таким же, как у тысяч его сверстников из рабочих районов.

*Страшные-страшные сказки
Вспыльчивость и мнительность впервые привели Сашу за решётку в четырнадцать лет. Поспорил с приятелем на историческую тему и всадил ему перочинный нож между рёбер. Вернее, даже не между рёбер: тонкое лезвие как раз сломалось о ребро. Ножик был новый, с красивой перламутровой ручкой, и сломанное лезвие очень расстроило Сашу. Он бросился добивать упавшего парнишку ногами, потом схватил за чуб и стал долбить головой об асфальт.

-Из-за чего вышла ссора? – поинтересовался следователь у пацана.

-Я рассказывал, что Екатерина Вторая трахалась с жеребцом, - хмуро объяснил юный историк. – Специальный станок устраивали, чтобы конь её случайно копытами не забил. А Витька, козёл, хохочет и говорит, что это всё брехня! Ты, говорит, видел, какой прибор у ишака? А у коня ещё больше. Он ни одной царице не влезет. Я ему говорю – влезет! Это же в книжке написано. А он мне: книжку эту больные на голову писали. И ты, говорит, больной на голову. Если не веришь мне, попробуй у ишака. Я и не выдержал…

Сила убеждения Сашкиных ботинок привела к тому, что у несдержанного на язык Витьки опустилась почка и треснули два ребра. Погребщиков попал на «малолетку» - в воспитательную колонию для несовершеннолетних преступников. В камере с первых же шагов юные арестанты поняли, с кем имеют дело. У малолетних арестантов до сих пор существует «прописка» с разными коварными загадками и «проверками на вшивость». Проходили её все, не стал исключением и Сашка. Но для него «прописка» закончилась после первого же вопроса. На стене «хаты» сажей пацаны намалевали два силуэта. Один изображал мента, другой – «вора».

-Кого будешь бить? – спросил «нулевого» Сашку верзила Вагран, который «смотрел» за камерой.

Правильный ответ на эту загадку: того, кто первым кинется. Но Сашка ответил просто:

-Мента.

-Ну, так бей, - приказал Вагран.

И парнишка бросился на силуэт с кулаками. Бил долго, зло, рыча и матюкаясь. Распалившись, начал скрести стену, биться о неё головой, лупить ладонями, колошматить тюремными «гадами» (тяжёлыми чёрными ботинками). Ребята наблюдали с изумлением. Такого ещё не бывало. Обычно больше чем на полминуты никого не хватало. Новичок же дрался с мнимым «ментом» минут восемь.

-Всё, харэ, - сказал «смотрящий». – Оттащите его, пока стену не проломил.

С тех пор за Саней Погребщиковым закрепилось погоняло Безбашенный.

Между тем «безбашенным» или «отмороженным» в полном смысле слова он не был. Его, как говорят арестанты, «клинило» лишь время от времени. А так Саня был спокойным, немногословным, к тому же мастером золотые руки. В воспитательно-трудовой колонии научился столярничать, потом на воле в бригаде шабашников клал плитку, настилал полы, выравнивал стены в квартирах. Но сроки шли за ним по пятам. На воле сухощавый, жилистый мужик долго не задерживался. В основном попадал за «колючку» за драки и грабежи с обязательным насилием.

Сказать по правде, его и самого это напрягало. Александр никому бы не признался, но порою он боялся сам себя. С малых лет Саша рос пытливым мальчуганом и очень любил читать. Но его всегда тянуло на мистику, на жуткие, леденящие кровь истории. Одной из любимых стал «Вий» Гоголя с ведьмой-панночкой, нечистью, кишащей вокруг поседевшего за ночь Хомы Брута, старой полуразвалившейся церквушкой… Позже он открыл для себя мрачные ужасы Эдгара По. А затем уже в распахнутую перестройкой дверь хлынули Брэм Стокер с «Дракулой», Стивен Кинг, голливудские зловещие мертвецы, фредди крюгеры, парни в хоккейных масках с бензопилой, маньяки с крюками вместо рук и прочие симпатичные существа, жаждущие человеческой плоти и крови.

Погребщикова возбуждали образы вурдалаков, вонзающих в чужое горло огромные клыки, монстров, которые отпиливали несчастным жертвам конечности, людоедов, жадно жрущих куски человечины. Он с насмешкой наблюдал, как некоторые впечатлительные зрители в этих местах отворачивались или закрывали лица руками. Александру же нравились истошные вопли, пронзительные визги и жадное чавканье. Любимым местом его прогулок по-прежнему оставалось ночное кладбище.

Но постепенно он стал ловить себя на том, что книжные и киношные «ужастики» его больше не впечатляют. Ему нужна РЕАЛЬНАЯ кровь, НАСТОЯЩИЕ мучения. Всё чаще во сне на месте упыря он видел себя и с удовольствием ощущал на губах вкус тёплой, сладкой человеческой крови. Он просыпался в страхе и в поту, но с подлым ощущением того, что вкусил от необыкновенно сладкого запретного плода. И в тот же день напивался до беспамятства, чтобы заглушить мучительную тягу к миру чудовищ…

*Так не доставайся же ты никому!
Запои служили лишь временным спасением. Чем дальше, тем меньше от них было толку. В конце концов они стали не притуплять, а обострять животное стремление к убийству. Когда Александр понял это, он впервые в жизни упал на колени, уткнулся лицом в диван и громко завыл. Текли слёзы, текли сопли, текла слюна изо рта, а здоровый крепкий мужик рыдал в голос. Щёлкнул замок: это возвратилась из магазина мать (отец к тому времени уже отошёл в мир иной).

-Саша, что это? – встревоженно спросила она с порога. – Это не у нас воют?

-Ты что, мам, - хрипло успокоил женщину сын, повернувшись лицом к окну и раскуривая «Нашу марку». – На улице, наверно. Развелось дворняг, вот и скулят, как проклятые.

С того дня он твёрдо решил: надо завести семью. Нельзя оставаться бобылём. Женщины в его жизни были, но о них и вспоминать тошно: пот, перегар и ощущение грязи, которую хотелось поскорее смыть. Это не то. Вон Любаша из соседнего подъезда. Она, правда, на девять лет моложе, но разве это помеха? Александр - мужик видный, работящий. «Шабашки» сейчас знатные, каждый норовит жить покрасивее да помоднее. Так что деньги на карман плывут. Квартира двухкомнатная, можно её так обставить – царские палаты! А уж отделает он хатёнку по высшему разряду. Если чужие до ума доводит, то своя будет сверкать, как пасхальное яичко.

Александр долго готовился. Едва думал о предстоящем объяснении, голова становилась словно ватой набитой, ноги холодели и подкашивались. Наконец, переборов себя, кое-как объяснился. Слова вышли раскоряченные, непрожёванные, пустые, вроде соски у младенчика. Любаша слушала с испугом. Он легко угадывал этот страх в её огромных миндалевидных глазах. Почему она боялась? Что он ей дурного сделал или сказал? Он что, змей-горыныч?! Внутри Погребщикова набухало раздражение, переходившее в злобу. И когда Любаша дрожащим голосом выдавила что-то вроде того, что замуж пока не собирается, что она подумает, что она благодарна… Нет, он сдержался.

-Ну, подумай, - сказал он с усилием, и шершавое, колючее слово ободрало ему глотку.

А про себя решил: думай не думай, но кроме меня ты никому не достанешься. Боишься – и правильно делаешь. Бойся.
Через три месяца по двору разнеслась весть о предстоящей свадьбе Любаши с однокурсником. Погребщиков воспринял известие спокойно. Даже не напился.

Свадьбу справляли в квартире невесты. Разгорячённая плясками молодёжь вечером вышла побродить по окрестностям. Молодые супруги уединились на веранде ближайшего детского садика. Когда совсем стемнело, слегка встревоженные гости отправились на поиски. В десяти шагах от веранды обнаружили потерявшего сознание мужа. Посветили фонарём – и увидели: за парнем тянется широкая полоса крови. Как оказалось, его ударили в живот обломком расщеплённого штакетника, острым, как пика. Любаша в белом подвенечном платье лежала на веранде. Её горло было перерезано валявшимся рядом осколком разбитой бутылки.
Погребщикова взяли тем же вечером. В его квартиру привела розыскная овчарка. Да он ничего и не отрицал. Получил свои двенадцать лет – и покорно пошёл на зону.

*Зловещий мистер Хайд
Именно здесь, в батайской колонии строгого режима №15, Погребщиков окончательно понял, что жизнь кончилась и он тихо сходит с ума.
 
В колонии матёрого уголовника, за спиной которого было уже семь «командировок», поставили в подсобное хозяйство. Руководство, посмотрев послужной список Погребщикова, решило:  на воле резал глотки людям – на зоне пускай режет коровам и свиньям. Так Александр стал забойщиком скота.
 
Дело это ему нравилось - успокаивало, умиротворяло. Начальнички нарадоваться не могли. Из колонии Александра Погребщикова освободили условно-досрочно в ноябре 2004 года. Но уходил он с тяжёлым сердцем.

Ночные кошмары возобновились с новой силой. Во снах Погребщиков резал людей, как свиней, купался в их крови и с удовольствием пил её. Это доставляло ему болезненное наслаждение. Наяву он уже не пытался заглушить зов «тёмной стороны» водкой. Знал – бесполезно. Вскоре после освобождения Александру в руки попалась книжка Роберта Стивенсона. Раньше Погребщиков был уверен, что англичанин написал только забавный роман про остров сокровищ с одноногим пиратом Джоном Сильвером и попугаем, хрипло кричащим про пиастры. Но тут речь шла о мрачной истории доктора Джекила и мистера Хайда, которые оказались одним и тем же человеком. Джекил воплощал в себе само благородство, а засевший у него внутри мистер Хайд - самые гнусные и зверские наклонности доброго доктора. Постепенно Хайд вытеснил Джекила из тела, и доктор превратился в чудовищного монстра-убийцу.

Теперь Погребщиков был уверен: всё доброе, что ещё оставалось у него в душе, сожрал мистер Хайд. Обратной дороги нет. Пока была жива мама, он ещё сопротивлялся. Теперь – бесполезно. Теперь он один.

Однажды он попытался повеситься на дверной ручке. Не получилось. Вскрыл вены. Лежать в ванной оказалось приятно и легко. Когда вода стала ярко-красной, Александру показалось, что вся злоба и дикость вытекли из него вместе с кровью. Он перевалился через край ванны и упал на кафель. Вскоре кровь на запястьях свернулась. Погребщиков пролежал почти сутки. Затем очнулся. Дополз до кухни. Очень хотелось есть. Он с трудом распахнул холодильник и дотянулся до малосольного огурца…

Несколько месяцев обессилевший мистер Хайд не давал о себе знать. Александр восстановился, снова принялся шабашить с приятелями.

-Это был милый, симпатичный человек, - вспоминала позже в зале суда свидетельница Нина Калугина. - Однажды мы с мужем праздновали мой день рождения в кафе и встретили там Сашу. Он заказывал для меня музыку, я с ним танцевала, всё было очень весело и здорово. Его мно¬гие хорошо знали, он часто сидел во дворе с ребятами, нередко останавливался поболтать. Я не замечала в нём никаких отклонений!

Действительно, Погребщикова словно подменили. Появилась лёгкость в общении, доброжелательность, чувство радости. На некоторое время ушли куда-то ночные кошмары.

Но мистер Хайд ждал своего часа…

*Жажда крови
Люда Будина работала продавцом в круглосуточном продуктовом ларьке. Магазинчик с крошечным торговым залом находился в Западном микрорайоне Ростова, во дворе дома по проспекту Коммунистическому, недалеко от загса Советского района. Забегали сюда вечером, а бывало, и ночью жители окрестных пятиэтажек-«хрущоб»: кто за хлебом и конфетами, кто за сигаретами и пивом. Продавцов знали, любили иногда перекинуться словцом, рассказать «бородатый» анекдотец.

Июльские ночи в Ростове – сплошная духота и жарынь. Около полуночи Людмила сидела на раскладной табуреточке у входа. Из темноты возник силуэт мужчины. Когда мужчина полностью вышел на свет, Будина его узнала. Саня Погребщиков из дома напротив. Нормальный мужик. Поговаривают, что сидел, все руки исколоты якорями да маяками. А кто не сидел? На то она и тюрьма, чтобы кого-то там содержать. Это вроде армии.

-Здоров, Люся, - обратился к продавщице Саня. – Мне бы пачку сигарет.

Будина пошла в магазин. Саня двинулся за ней. Зашла за прилавок, и он тоже.

-Ты чего? – недоуменно вскинула брови Людмила. – Сюда нельзя.

И тут Саня дёрнул её за руку, развернул к себе спиной и приставил к груди Людмилы нож.

-Кассу выворачивай, сука! – зашипел он. – Убью!

-Отпусти, - попросила продавщица. – Как я кассу открою?
П
огребщиков отпустил. Будина мгновенно схватила с прилавка трёхкилограммовую гирю, замахнулась на грабителя.

-Убью! – пронзительно закричала она.

От неожиданности тот отступил на шаг.

Неожиданно в торговый зал вошёл сонный мужик в шлёпанцах.

-Саня, ты чё творишь?! – удивлённо вытаращил он зенки, узрев Погребщикова с ножом в руке. – С ума сошёл?!

Тот перемахнул через прилавок и унёсся во тьму. Будина позвонила в милицию.

Впрочем, долго искать грабителя не пришлось. Вскоре патрульная машина вневедомственной охраны высветила фарами мужчину, который стоял посреди тротуара, раскачиваясь во все стороны, как молодой дубок под порывами злого ветра. Выражение лица незнакомца было ошалелым и диким. Он походил на Кинг-Конга, которого из джунглей выволокли на Бродвей.

Подойдя ближе, милиционеры заметили, что руки у мужчины по локоть в крови, а за поясом брюк торчит огромный нож с широким лезвием – из тех, которыми домохозяйки разделывают мясо. Нижняя часть лица незнакомца тоже была в запекшейся крови: так у детей вокруг рта остаются следы томатного сока.

-Задержите меня, - жалобно застонал мужчина. – Я женщину убил…

Он протянул вперёд руки, на которых тут же защёлкнулись наручники.

Это был Александр Погребщиков.

-Какую женщину? – удивились патрульные. – У нас нет сообщений об убитых женщинах!

-Я покажу, - сдавленным голосом произнёс Александр. – Хорошо, что вы на меня наткнулись. Я уж и сам шёл сдаваться. Но по пути мог ещё кого-нибудь зарезать…

Тело убитой женщины лежало на газоне в двух кварталах от того места, где задержали Погребщикова. Ею оказалась 45-летняя Татьяна Томченко – ровесница своего убийцы. Она отмечала день рождения и выскочила купить что-нибудь на десерт в ночном ларьке возле дома. Женщина лежала на спине, раскинув руки. Горло у неё было располосовано.

-Зачем вы её убили? – спросил Погребщикова следователь прокуратуры Советского района Сергей Зыкин.

-Её убил не я, - тихо ответил тот. – Её убил мистер Хайд…

-Какой ещё мистер? – поморщился следователь. – Отпечатки ваши, следы ваши – отпираться нет смысла.

-Я и не отпираюсь, - вздохнул душегуб. – Мне нужно было кого-нибудь убить. Я вышел, чтобы убивать. Правда, попытался сначала просто ограбить, чтобы меня закрыли. Нельзя мне на воле оставаться. А лучше бы вы меня вообще пристрелили. И его…

-Кого? – удивился следак.

-Да всё равно не поймёте… Убейте его, убейте! Он уже попробовал человеческой крови…

*Простите за то, что не удавился
Впрочем, через несколько дней обвиняемый вполне пришёл в себя. Уже не твердил о неведомом мистере Хайде, не бился в истериках, не просил себя расстрелять. Напротив, на допросах держался спокойно, рассказывал следователю Зыкину байки из тюремной жизни, сокрушался о падении нравов на зоне:

-Наркоманов много, Сергей Наумович. Раньше такого не было. Сейчас куда ни ткни, все «авторитеты» на игле торчат. А «кумовья» спецом их наркотой снабжают, чтобы зоной по-красному рулить, катить на легавой педали…

-Ты, я смотрю, зону вдоль и поперёк истоптал, - замечал следак, изучая перечень отсидок Погребщикова. – Свой человек. Небось, в «блатных» будешь ходить?

-Мне это ни к чему, - грустно усмехался Погребщиков. – Я в «чернушники» пойду. Буду нарды вырезать, чубуки, шахматы, сабли разные делать, «выкидухи»…

-А на прошлой зоне кем был? – поинтересовался Зыкин.

Лицо подследственного потемнело и глаза потухли:

-Кем был, тем уж не буду. Ни за какие гроши…

В общем, с виду казалось, Погребщиков вошёл в норму. Однако ему всё же назначили судебно-психиатрическую экспертизу – положено… И результаты оказались неожиданными. В ходе судебного следствия эксперты огласили своё заключение: Погребщиков страдает редким психическим отклонением - гомицидоманией, то есть навязчивым желанием убивать людей. Что, впрочем, не исключает его вменяемости.

В последнем слове подсудимый – видный крепкий мужчина с окладистой бородой, которую он отрастил за время следствия, виновато склонил голову и произнёс, обращаясь к дочери убитой им женщины:

-Простите меня, если можете. Простите за то, что не хватило у меня силы ни удавиться, ни зарезаться. А что теперь будет – Бог его знает… Ни сам не пожил, ни другим не дал.

Сказал – и тихо опустился на скамью.

Прокурор потребовал для убийцы 16 лет лишения свободы.
Районный суд приговорил его к 13-ти…