Хроники ротмистра Кудашева. Глава 18

«Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота».
Книга V историко-приключенческого романа «Меч и крест ротмистра Кудашева».

Третий дополнительный том романа "Меч и крест ротмистра Кудашева".
Издатель ©  Владимир П.ПАРКИН. 2013.  ISBN 978-5-906066-11-4
Автор ©  Владимир П.Паркин. 2013.

*****     *****     *****
*****     *****     *****

ГЛАВА XVIII.

*****
Великая война. Учебный пехотный батальон Первой Пешаварской дивизии в Карачи.
Погоны старшего унтер-офицера  – стафф-сержанта.
Месопотамский фронт.
Краткая история англо-турецкого противостояния в Месопотамии.
Плен. Бавария, Ингольштадт.

*****

Август-ноябрь 1914 г.
Индия, Карачи.

Так я попал отдельный учебный пехотный батальон, дислоцированный в Карачи,  Первой Пешаварской дивизии Индийской Армии. В скобках стоит заметить – туземной, так можно перевести на русский употребляющийся термин «native» - «урождённый», или «природный».
Армия Индии, или Армия Королевства Индии, состоит из двух армий, которые не следовало отождествлять одну с другой. Армия Индии разделялась или состояла, кому как нравится, во-первых, из Индийской Армии (туземной), низовой состав которой были природные индусы с командирами индусами же не выше унтер-офицеров – сержантов, и командирами англичанами, которые были обязаны владеть, как минимум, хинду, или «хинди».
Армия вторая – Британская Армия Индии, местом постоянной дислокации которой, была метрополия, а территория Индостана лишь территорией временного прикомандирования. В Британской Армии Индии служили англичане – englishmen, хоть многие из них называли себя валлийцами, шотландцами и ирландцами.

Армия Индии (туземная) в мирное время пополнялась добровольцами, годными к военной службе. Англичанам было из кого выбирать. Желающих было много. Для бедняка, не имеющего своего клочка земли или дела, способного прокормить семью, военная служба была хорошим шансом выйти на уважаемый сообществом социальный уровень. Как правило, предпочтение отдавалось представителям воинственных индийских народностей – сикхам, раджпутам, маратхам, гуркхам и некоторым иным.

Сержант-раджпут, силой втащивший меня в вагон, заявивший мне «Мобилизация!», оказался пророком: мобилизация была действительно объявлена, но неделей позже. Просто, раджпуту не понравился мой внешний вид: синий тюрбан сикха и калоши на босу ногу, отсутствие холодного оружия, железного браслета на правой руке. Тем не менее, я откликнулся на обращение «Сингх!».
Раджпут заподозрил во мне шпиона.
Две недели я провёл под конвоем. На пятнадцатый день из халься Амритсара в штаб мобилизационного пункта в Карачи на запрос по уточнению моей личности пришёл исчерпывающий ответ, подписанный Аджитт Биджей-Сингхом.
Я был переведён из помещения гаупт-вахты в общую казарму. Батальонный писарь, предложивший мне поставить отпечаток пальца под прошением о зачислении на военную службу, был весьма удивлён, что этот текст был мною прочитан и подписан «Бхарати Бхерия-Сингх». Это прошение с подачи писаря послужило основанием для вызова на личную беседу к командиру учебного батальона. Моей биографией с изложением родословной до седьмого колена включительно капитан не поинтересовался. Но мой английский ему понравился. Строка в моей анкете: «Грамотен, пишет и читает на английском и хинди» его впечатлила. Он принял решение: приказом назначил меня помощником командира взвода на должность сержанта. Ещё через десять дней из Пешаварской дивизии на меня пришёл приказ и патент на присвоение чина сержанта. Я получил новую форму, в батальонной портняжной мастерской её подогнали по размеру, а рукава обшили галуном в виде тройных шевронов углом вниз. 

Не скажу, что служба в Армии Индии показалась мне вересковым мёдом!
Пришлось и самому поучиться. Не стрельбе из «Ли-Энфильда» и «Максима», не умению обращаться с малым шанцевым инструментом, а шагистике на строевом плацу по старой доброй английской пехотной традиции. Ноги стёрты до крови. Позвоночник разбит вдребезги. Выучился не смотреть начальству в глаза и мгновенно откликаться на обращение «сержант Бхерия!».
Мой прямой непосредственный начальник второй лейтенант из Ольстера предпочитал  портовые таверны строевому плацу и стрелковому полигону. Тем не менее, по итогам сорокадневного обучения наш взвод и прошёлся, и отстрелялся лучше иных. Главное, в нашем подразделении за эти сорок дней не случилось ни одного чрезвычайного происшествия, как-то – неповиновения, самовольной отлучки или дезертирства. Три иных взвода эти кушанья вкусили по полной. Мы с моим ирландцем удостоились благодарности командира батальона.

Третьего октября простились со своими, прошедшими курс, сипаями.

Четвёртого октября получили новое пополнение.   

Мой второй лейтенант Бриасан Файонхарр не возвращался из порта в казарму трезвым. Однако, всегда с каким-либо презентом своему сержанту. В первые дни нашей совместной службы, приносил в подарок недопитую бутылку бренди, сигару. Когда он понял, что меня не интересуют ни табак, ни спиртное, начал просто оставлять в ящике моей тумбочки деньги. Я не стал протестовать. Это могло показаться подозрительным. Но когда он увидел мой интерес к свежему номеру «Таймс», начал приносить газеты. Теперь ему было с кем и в казарме обсудить новости с театра военных действий. А заодно и побрюзжать на чисто ирландские темы, вроде проблем становления ирландского парламентаризма.
Второй выпуск новобранцев прошёл не без эксцессов. Октябрьский мобилизационный набор уже не учитывал личное добровольное волеизъявление призывников.
Второй лейтенант Бриасан Файонхарр этот момент понял очень быстро, когда один из новобранцев попытался ударить его штыком винтовки, полученной им для упражнений на строевом плацу.
Второй инцидент был серьёзнее. Группа из трёх пешаварцев начала прогерманскую агитацию среди единоверцев. Военно-полевая жандармерия арестовала провокаторов. Допрашивали всех во взводе, не только пешаварцев. Командир взвода более не рисковал отлучаться из расположения батальона. Портовые подружки напрасно ожидали его появления.

Пятого ноября, за восемь дней до окончания выпуска учебный процесс был прерван досрочно. Сутки ушли на сборы. В атмосфере совершенной секретности. В ночь на шестое ноября четыре роты в полной боевой экипировке покинули расположение учебного пехотного батальона. Второй лейтенант Бриасан Файонхарр убыл вместе со своим взводом.
Бриасан Файонхарр не собирался завоёвывать награды и совершать подвиги во славу Букингемского дворца, но запросился на фронт сам. Собственным рапортом. Только я знал причину. В портовых борделях свирепствовал сифилис.

Можно было только догадываться, куда уходили наши выпускники: в Месопотамию. В Басру.

Меня задержали. Я тоже получил новое назначение. Командир учебного пехотного батальона перевёл меня к себе в штаб исполняющим обязанности порученца, писаря и адъютанта при своей собственной особе.
Седьмого ноября учебный батальон принял новое пополнение. Без дела ни один военнослужащий не сидел ни минуты. Сорокадневный курс подготовки был сокращён до одного месяца. Теперь под командой нашего капитана числились не четыре учебные роты, а семь.
Через неделю портной нашил мне на рукава мундира по «короне» над каждым шевроном. Так я стал стафф-сержантом. В который раз карьерный рост с нуля.

Я снова получил доступ к «Таймс». И не только. Мне стала доступной почти вся информация, поступавшая к командиру батальона.

Новостей с Восточного Европейского фронта было немного. Русские наступали. Вопреки прогнозам, Дойче Рейх не обрушил на Россию бесчисленные армады своих цельнометаллических дирижаблей «Цеппелин», «Шютте-Ланц» и, вставших на вооружении в Люфтваффе новейших самолётов-монопланов «Таубе» и «Фоккер», не разбомбил в первые дни войны приграничные города, скопления войск, не пустил ко дну русские линкоры и крейсеры в их собственных портах. Одно это, вопреки опасениям, письменные основания для которых хранились в синих немецких папках в тайном хранилище Мак’Лессона, поднимало настроение.

Да, не судьба была нашим планам передать Джунковскому Евгению Фёдоровичу информацию, как мы полагали, стратегического значения. Конечно, чисто техническая сторона этой информации будет интересна и в мирное время, но кто знает, не устареет ли она безнадёжно ко времени окончания войны. Значит, я всё-таки, без подарка для своего шефа.

Правда, есть ещё один подарок. Уникальный. Выверенный до мили маршрут от границы Индийского Сиккима с Королевством Тибет через перевал Бхайбхит – Устрашающий – до самой Лхасы с переправой через Брахмапутру. Путь иной, нежели тот, которым прошёл английский экспедиционный корпус полковника Янгхазбенда, через перевал Джелеп-ля и долину реки Чэмби. По маршруту, которым шли мы, артиллерию не провести, но и он может представлять определённый военно-тактический интерес. Не говоря уж о том, что мне удалось увидеть и услышать, присутствуя на мистериях Бон.
Ну, это не к спеху.
Живу и надеюсь. Живу надеждой. Надежда жива, пока живу.

 Был потрясён, прочитав заметку военного корреспондента «Таймс» с Восточного фронта о судьбе русского генерала от кавалерии Самсонова Александра Васильевича. Нашего, Туркестанского генерал-губернатора и командующего войсками ТуркВО до германской войны. Его имя было знакомо мне ранее по русско-японской войне, по боям под Мукденом. Командуя Второй армией в Восточно-Прусской операции, Самсонов фактически спас от полного разгрома французскую армию, самоотверженно оттянув на собственную удар германской. Ни англичане, ни французы не считали разгром армии Самсонова поражением. Это был подвиг. Подвиг, в котором точка была поставлена самим Самсоновым. Выстрелом в собственную грудь.
Ах, Александр Васильевич! Не уж-то, нашлась бы личность, что кинула бы в вашу сторону камень!

В тот день я предпочёл бы разделить судьбу своих соотечественников, участников Восточно-Прусской операции, чем гонять по полигону кадетов в бордовых и хаки тюрбанах, командами, которые они не хотели понимать!
Правда, я уже успел душой сродниться и с ними. Чем я отличался от них? Второй половиной своего собственного разделившегося сознания? В таком случае, они были счастливее меня. Всё остальное у нас было одно и то же.

Наши ребята, а про своих сипаев я уже не мог думать иначе, во главе со вторым лейтенантом Бриасаном Файонхарром участия в десанте и штурме Фао, начавшимся с четвёртого ноября, естественно, не принимали. Но прошли, уже проложенным пехотинцами первого десанта кровавым маршрутом, от Фао по берегу реки Шатт-эль-Араб и двадцать первого ноября участвовали в боях за Басру. Девятого декабря подразделениями Армии Индии был осаждён и взят город Эль-Кур у слияния рек Тигра и Евфрата, важнейший форпост Османской Турецкой Империи в нижней Месопотамии. Арабское население радостно встречало своих освободителей от османского владычества.
Нефтяные ресурсы Персидского залива, эксплуатируемые германским капиталом, включая промыслы с вышками и нефтяными насосами, нефтеперерабатывающий завод, порт с нефтеналивными пирсами, танки-резервуары – в полной неприкосновенности перешли в пользование Юнайтед Кингдом.
Так, с первых же дней войны Кайзерлихмарине и Кайзерлюфтваффе были обязаны соблюдать строжайший режим экономии в отношении к каждому галлону жидкого топлива.

Меня эти вести радовали. Любая армия сильна своим тылом. Пусть задохнётся наступление Германии на Восточном фронте!

В этих своих «Хрониках» я не стану описывать хронологию всех событий Великой войны 1914-1918 годов, размышлять над её первопричинами и итогами. Уже достаточно написано на эту тему, выжившими в этой войне и последовавшим за ней кровавым хаосом революций, отставными генералами и маршалами, вождями, канцлерами, президентами и докторами исторических наук.

Отмечу лишь некоторые моменты этого периода, которые стали ключевыми в моей собственной жизни маленького человека, волею Провидения выжившего в этой чудовищной мясорубке.

*****

О, Великий Махакала! Истребитель самых низменных человеческих инстинктов! Вместе с самими человеками. Воистину, у тебя было пиршество, подобно которому в истории человечества не было во все времена его существования.
Или бывало в совершенно незапамятные времена?
Или история человечества просто повторяется, как повторяются кадры киноплёнки, склеенные концами в бесконечную ленту?  Не случайно же сам графический знак «бесконечность» обозначается, как цифра «8», в горизонтальном положении.

Помню, в гимназические годы на уроке астрономии учитель показал классу гравюру с изображением черепахи, на спине которой стояли три слона, державшие на своих спинах плоскую землю с лесами, горами, реками и городами. И назидательно прокомментировал гравюру: «Так люди средневековья, до великих открытий астрономов и отважных путешественников, представляли себе нашу шарообразную планету Земля!». Нам это очень понравилось. Мы все уже были умнее наших предков. Это сознание окрыляло.
В Индии мне приходилось видеть на распродажах ритуальных предметов подобные статуэтки из бронзы. Первый же попавшийся торговец обиделся на моё предположение, что это изображение плод неграмотного воображения.

«Что вы, сахиб! – ответил торговец. – Совсем, напротив. В этом изображении заключена великая мудрость. Но мудрость никогда не лежит на поверхности. Она всегда скрыта. Каждый должен для себя открыть эту мудрость сам. Хорошо, что вы спросили. Умный вопрос – первый шаг к постижению мудрости. В Индии всегда знали, что Земля имеет форму сферы, тому есть древнейшие трактаты с математическим подтверждением. Но человек своим несовершенным зрением видит плоскость. Это условность. На статуэтке «земля» изображена условно плоской. Земля – это наш мир. «Мир» - условно, вообще всё, что окружает человека, и сам он частичка этого мира. Три «слона» – это три стороны любого предмета, который можно измерить. Эти стороны так и называются – «измерениями». Четвёртое изображение – черепаха. За своё долголетие этого живого существа черепаха символизирует «время».  Время тоже измеряемо. Время – тоже «измерение». Сложим всё вместе: наш мир имеет четыре измерения – длину, ширину, высоту и время. Вот стоит предмет здесь, а теперь я перенёс его на другой край прилавка. Он переместился во времени на определённое расстояние. Более того, предмет стал старше во времени, пока мы беседуем с вами, сахиб!».
Я спросил: «Вы уверены, что в Большом мире лишь четыре измерения?».
«Что вы, сахиб! – ответил торговец. – Только человек может осознавать четыре измерения. Ему изначально не даны органы чувств, для восприятия пятого, шестого и иных измерений!».
«Так почему Всевышний был доволен своим несовершенным произведением – человеком?».
«Он сделал то, что задумал. У него получилось. Почему бы не быть довольным», – ответил торговец.
«А что может быть в иных измерениях?».
«Там живут другие, те, которых мы называем богами или божьими сынами. Те сферы, куда уходят души праведников, куда ввергаются души грешников…».
Вот таких философов можно встретить на самом обыкновенном базаре в Индии.
Я не стал покупать статуэтку. Бродяге, как я, не нужно имущество. Но оставил торговцу рупию. За то, что сам стал умнее. 
Что-то меня понесло не в ту сторону.
Оправдание есть.
Неужели нельзя было предотвратить эту мировую катастрофу, унёсшую миллионы человеческих жизней, погубившую четыре мировые монархии, обесценившую саму жизнь человеческую?! Ведь, кроме политиков, чиновников, учёных академиков бывали и люди, наделённые сверх естественным предвидением. Пророки, имевшие, «обратную связь»! Имена их известны и в великие письменные памятники всего человечества вписанные. Увы, истинные зёрна всегда усыпаны горькими зёрнами сорняков – плевел.

Ладно, к высоким сферам ещё вернусь.
Давай, Кудашев назад, к своим баранам.

 

Боги войны и кровавого ужаса, у древних греков Арес, у римлян Марс, а у тибетцев, я полагаю, страшнее нет демона, чем Махакала, значит, он и есть,  с каждым днём требовали всё новых и новых жертв.

Только в один недобрый 1915-ый год пехотная дивизия Индийской Армии под командованием генерал-майора Чарльза Таусенда, отличившегося на первых порах победой генерала Нур-эд-дина под Эль-Кутом, в битве под Ктесифоном 22-25-го ноября 1915 года была практически разгромлена турецким военачальником Гольц-Пашой. Так, в турецком просторечии именовался Кольмар фон дер Гольц, прусский генерал-фельдмаршал, адъютант султана Мехмеда Пятого, командующий шестой турецкой армией, объединивший в своих руках руководство германскими и турецкими войсками в Месопотамии. Дивизия Чарльза Таусенда потеряла в этих сражениях более одиннадцати тысяч пехотинцев и кавалеристов. Обескровленная дивизия была вынуждена третьего декабря отступить в Эль-Кут и занять в городе с седьмого декабря жесткую оборону.
Город выдержал три штурмовые атаки турок. Гольц-Паша был вынужден перейти от штурмов к осаде.
В январе уже нового 1916-го года состоялась первая попытка англичан извне снять осаду с Эль-Кута.
На помощь к осаждённому генералу Чарльзу Таусенду с девятнадцатитысячной армией пошёл генерал Эйлмер. Его передовой отряд возглавлял генерал-майор Янгхазбенд. Правый фланг – генерал-майор Кэмбелл. Ведя непрерывные тяжёлые бои, армия медленно продвигалась в направлении к Эль-Куту. После нескольких успешных операций в долине реки Тигр 6-го, 8-го и 9-го января армия  Эйлмера потерпела поражение, потеряв более двух тысяч семисот человек убитыми и ранеными.
Пробиться к Таусенду Эльмеру не удалось.
Зато турки подтянули к осаждённому городу ещё по разным оценкам от двадцати до тридцати тысяч солдат. Прибыл сам главнокомандующий Халил-Паша.
Англичанам пришлось срочно уравновешивать силы. Генерал Джордж Корридж подтянул к турецким позициям собственные силы Индийской Армии в тридцать тысяч человек. Десять дней боёв с 12-го марта по 22 апреля не принесли Джорджу Корриджу победы. Отбить Эль-Кут, снять с него турецкую осаду не удалось. Эта экспедиция потеряла убитыми и ранеными двадцать три тысячи человек.
В осаждённом Эль-Куте начался голод.
На обе стороны воюющих, как кара Господня, обрушился сыпной тиф.
Тиф не пощадил самого прусского генерал-фельдмаршала Кольмара фон дер Гольц, скончавшегося 19-го апреля.

Смерть явно не героическая. Для военного человека предпочтительна иная: на полном скаку с саблей в руке!
Но Великий Махакала справедлив: через год он забрал к себе на вечные муки и командующего с другой стороны – генерала Фредерика Стенли Мода, умершего от холеры.
Хрен редьки не слаще.

Справедливость? Просто равновесие: с обеих сторон к престолу Всевышнего шли вопли о справедливости, милосердии и возмездии с обеих воюющих сторон!

 

Однако, мистерия с танцем Махакалы произвела на меня своё действие.
Русский чёрт, по сравнению с ним кажется просто проказником.
Увиденный раз, но прочувствованный изнутри облик Махакалы навсегда заслонил во мне представление о христианском враге Божьем и всего человечества – Сатане.

Мне понадобились не наставники, не учителя, не гуру, не мистерия Цам, а сама война, чтобы понять – Махакала, он не эфемерное существо, не мифический демон, не танцующий лама в маске чудовища.
Махакала, или как бы он не назывался звуками речи, просто комплекс чудовищных нереализованных или реализуемых низменных человеческих инстинктов.
Таких, как: унижение родителей, разврат, кровосмешение, воровство, убийство, ложь, лжесвидетельство, желание владеть тем, что не заработано трудом, попрание имени Бога и его законов… 

И, как правило, наказание следует виновному ещё при его земной жизни.
Освободившись от этих инстинктов порока – обретёшь Просветление.
В своей основе не противоречит и десяти христианским заповедям.
Вот почему религия Бон или Ваджраяна – Алмазная колесница, Путь Просветления, найденный через страдания, ниспосланные не Махакалой, а собственными низменными страстями!

Не сразу понятно, но доступно и наглядно.

 

Попытка вести переговоры с турками, предпринятая по инициативе «Бюро по арабским делам» в Каире, провалилась. Несмотря на усилия, предпринятые, как говорят, «лучшим» агентом «Бюро» офицером Томасом Э. Лоуренсом, принимавшим участие в переговорах.

Двадцать девятого апреля 1916 года британский гарнизон Эль-Кута капитулировал. Турки взяли в плен тринадцать тысяч военнослужащих. От голода и тифа в городе умерло около восьми тысяч человек. В том числе не менее половины военнослужащих англичан и треть индусов.
Для генерала Чарльза Таусенда Великая война закончилась благополучнее, чем для его визави – генерал-фельдмаршала Кольмара фон дер Гольц. Надо полагать, Таусенд в турецком плену был недолго.

Всё вышеизложенное было мне известно по долгу службы ещё в учебном пехотном батальоне. Была необходимость учитывать изменяющиеся требования, предъявляемые к качеству обучения солдат самой войной.
Тем не мене, эти записки были бы очень неполными, без информации, которую я смог получить гораздо позднее.
Ах, как я был бы рад в те годы отлучения от родины получить хоть какую весточку из России. Что там, просто о России. Я понятия не имел, что конкретно представлял русский фронт в Месопотамии. Казалось бы, Турция воевала в Месопотамии на два фронта. Что мешало двум великим державам, сжав общими усилиями фронты, раздавить своего противника?

Теперь знаю. Никогда Соединённое Королевство Великобритании не почитало и не будет почитать Россию своим равноправным партнёром, своим союзником. И не только Россию. Великобритания чтит исключительно свои собственные интересы.

Из разговоров старших офицеров я знал, что русское командование предлагало командующему Индийской Армией в Месопотамии помощь в форме совместных действий. Корпус генерала Баратова, наступая в Месопотамии, в конце апреля занял Ханекин, который находился в девяноста трёх милях от Багдада. К сожалению, на этот момент Эль-Кут уже капитулировал.
Шестая турецкая армия покинула Эль-Кут и форсированным маршем двинулась на корпус Баратова. Заняла город Хамадан. Русским удалось остановить наступление.

Вновь назначенный командующий экспедиционными силами Армии Индии в Месопотамии генерал Фредерик Стенли Мод в апреле 1916 года, отказался от немедленных наступательных операций, и, заняв оборону захваченной территории, занимался по самый декабрь реорганизацией своих войск в Месопотамии.
Боевые действия не велись. Турки получили полную свободу вести войну только против русских, в отношении англичан ограничиваясь обороной собственных позиций.
«Окопная война» не была достоянием только европейского театра военных действий.

В штабе учебного пехотного батальона шептались: «Сам Главком Армией Индии генерал сэр Горацио Китченер, Государственный секретарь Королевства Индия, при утверждении генерала Стенли Мода в должности командующего экспедиционными войсками Армии Индии в Месопотамии, сказал: - "Метрополия и Британская Индия предоставляют вам исключительные полномочия. Народы Юнайтед Кингдом ждут от вас одного – виктории! В случае поражения, вы и ваши командиры, не отделаетесь так легко, как пораженцы в предыдущих баталиях!».

Перемены коснулись и нашего батальона. Режим службы и обучения был ужесточён.

Наши «бараны», это ещё очень ласково! – наши кадеты, контингент учебного пехотного батальона в составе семи учебных рот.
Как иначе можно назвать индусов – представителей десятка народов Индостана из самых низших социальных слоёв общества, мужчин от восемнадцати до сорока пяти лет, в большинстве своём, не понимающих ни слова на хинду, не говоря уже об английском, не умеющих ни читать, ни писать, не имеющих элементарных понятий о гигиене и санитарии, страшно тоскующих по своему дому или родному краю, где у большинства из них и дома не было! Этот контингент в течение одного месяца мы были обязаны превратить в боеспособное военное пехотное подразделение!

Я со своими обязанностями справлялся. Начальство меня словно и не замечало. Этого я и добивался. С каждым новым пополнением наши трудности в воспитании и обучении пехотинцев, способных в бою убивать противника, увеличивались в геометрической прогрессии.
Добровольцев больше не было. Мобилизованные часто доставлялись в батальон со связанными руками. Индуисты и буддисты отказывались учиться убивать и воевать согласно своим религиозным воззрениям. Исповедующие ислам, не хотели стрелять по своим братьям по вере.
На строевом плацу появились постоянно установленные «треугольники», а у командиров взводов – «кошки». В пределах охраняемого периметра появился новый флигель, в ведомстве дежурного наряда военной полиции. Сам периметр был обновлён новым заграждением из колючей проволоки и деревянным забором в три человеческих роста с двумя вышками наблюдения. 

В большом зеркале, выставленном на строевом плацу, каждый субедар, сержант и офицер могли осмотреть себя, свою униформу и амуницию. Не пренебрегал и я этой возможностью.

Какое фото на фронте в Месопотамии можно было бы сделать на вечную память о Великой войне!
Стафф-сержант пехоты в шортах с голыми ободранными коленками, в ботинках с деревянными подошвами и при чалме цвета запёкшейся крови, с «Ли-Энфильдом» наперевес, ведёт свой взвод под  кинжальный огонь турецких «Максимов» за интересы нефтяных магнатов, умножающих свои капиталы с каждым новым днём боевых действий!
Эта картина меня не пугала, но я на фронт не рвался. И фото на память – это абсолютно не моё.
Мне удалось продержаться в «учебном» два с половиной года. За это время я ни разу не покидал периметр батальона. Не получил ни одного письма. Не пытался связаться с кем бы то ни было.

С Мак’Лессоном не пытался установить контакт. Попытка связи обязательно была бы засвечена. Знал, Мак’Лессон найдёт меня где угодно, если захочет. Не нашёл – значит необходимость во мне отпала. Аджитт Биджей-Синг ему был известен. Значит, знал, где его «советник – советника». Знал и молчал. Мне не на что обижаться. Кто он мне – приёмный отец? Я ему больше должен, чем он мне. Кольцо его с рубином у меня изъяли еще в поезде. Глупое кольцо. Игрушка. В серьёзном деле – лишняя улика.

Буду надеяться только на собственные силы. И на Всевышнего. На его милосердие и справедливость. Моя лучшая молитва, всегда мне помогающая: «Господи, помилуй!». Всё остальное обо мне и нуждах моих Он и без моего скулёжа знает.

Жил и служил так, чтобы обо мне начальство вспоминало как можно реже. Но окончательно превратиться  в необходимого начальству «невидимку» так и не сумел.

В декабре 1917-го года кто-то наверху решил, что я, стафф-сержант Бхарати Бхерия-Сингх, смогу стать хорошим помощником командира военно-полевой разведки при штабе фронта командующего генерала Стенли Мода.

*****

Наступление на Багдад генерал Фредерик Стенли Мод начал 13 декабря 1916 года. 19 января 1917 года взломали турецкие укрепления при Хадаири. 24 февраля его войска в составе четырёх дивизий в составе двух корпусов, трёх бригад и кавалерийской дивизии общей численностью в двадцать пять тысяч военнослужащих штурмовали и взяли злополучный Эль-Кут. Турецкий комендант генерал Карабекир не дал запереть себя в городе, не повторил ошибок английского Таусенда. Он бросил город, но сохранил свои войска. Восемнадцатый корпус генерала Карабекира соединился с шестой армией командующего генерала Халиль-паши.
Наступление генерала Мод на север стремительно продолжалось без поражений. Впереди был Багдад.
Турки, общей численностью в шестьдесят две тысячи человек бежали, бросая артиллерию, склады с провиантом и снарядами, лазареты с ранеными и больными тифом и холерой.
К девятому марта экспедиционные войска Армии Индии взяли в осаду Багдад.
Мобильные кавалерийские части особого корпуса скаутов прочёсывали округу, совершали стремительные рейды рекогносцировок.
Не бездействовали и совершенно секретные дивизионные разведки, взаимодействующие с агентурой, работавшей в стане врага.
К этому времени я уже был приписан в должности квартирьера при штабе Первой пехотной дивизии Первого Корпуса Месопотамских экспедиционных войск Армии Индии.

*****

Марта, 6-го дня 1917 года.
Месопотамия. Близ Багдада провинции Ирак.

Разведгруппа в составе двух англичан и двух индусов, включая меня, возвращалась с задания, получив от агента некоторые сведения.

Все мы были одеты как арабские феллахи.

Возглавлял группу первый лейтенант Сноуморт – англосакс, лондонец.
Вторым был Тимоти, ирландец, здоровый, словно бык, способный собственным плечом выбить любую дверь. Однажды, в подпитии на пари, ударом в лоб оттянутым средним пальцем оглушил мула, упавшего на колени после ирландского щелчка. Несчастное животное не сразу пришло в себя. Осталось жить. По моим понятиям, Тимоти для разведки не годился. Не только из-за дурацкой шутки. Такие здоровяки в марафонах на дальние дистанции по пересечённой местности устают первыми. А случись с ним что, нам его до базы не дотащить.
Третьим был маратх из Ахметнагара Бомбейского Президентства. Шиваист. Мы звали его просто Джангл – Дикий. На кличку отзывался, не обижался. Был вынослив, силён и ловок, как тигр. Он у нас был следопытом. Без комплексов. Будет по ситуации необходимым свернуть голову не то, что врагу – свидетелю, свернёт не задумываясь. Хоть старику, хоть ребёнку.
Ну, сам о себе промолчу. Начальству, верно, как переводчик понадобился.

В ночь встреча с агентом состоялась. Сноуморт донесение получил. Осталось, всего ничего, донести шифровку до штаба дивизии. Почти ушли от турецких позиций и дозоров.
Увы, через семь минут ночного марша наш Тимоти сорвал натянутую проволоку с самострела, заряженного сигнальной ракетой. Нас обстреляли. Безприцельно. Но Тимоти не повезло. Ирландец словил пулю, перебившую ему мякоть левого предплечья. В пылу перестрелки Тимоти не сразу понял, что был ранен. Потерял много крови. Кровь сумели остановить, рану перевязали, но самостоятельно Тимоти передвигаться не мог. Часа два его несли по склону невысокой горной гряды, стараясь не спускаться к тропе по дну лощины и не поднимаясь на вершину отрога. На тропе нас могла ждать мина. На вершине наши силуэты были бы видны издалека.
К рассвету нашли место для отдыха, укрылись. Выставили дозорного, который должен был меняться каждый час. Завалились спать. К семи утра пришли в себя, начали готовиться к последнему переходу. Тимоти был совсем плох. Не приходил в сознание. Нам стало ясно, живым не донесём. Лейтенант Сноуморт должен был принять решение. И он его принял. Отдал приказ: группа должна была разделиться. Я получил от лейтенанта металлический пенал от дорогой турецкой сигары, в который тугим бумажным пыжом было вогнано зашифрованное довольно пространное донесение. Так мне было разъяснено. Лейтенант предпочёл остаться с раненым. Я с сипаем должен был доставить донесение в РО штаба дивизии и вернуться с подкреплением за англичанами.

Разойтись мы не успели. Раздался стук копыт. Мы попрятались между валунов и скальных обломков. Увидели: по хребту двое идут пешим порядком, ведут коней в поводу. По дну ущелья – четверо верхом.
Господи, помилуй! Казаки. Русские мундиры Первого Таманского казачьего полка. Из армии генерала Баратова должно быть. Разъезд. Это хорошо. Значит, скоро туркам придётся жарко.

Я не собирался их окликать. Пусть себе едут. Они без собак, нас не учуют, не увидят. Пропустим, потом займёмся своими делами.

Казаки почти миновали группу, не заметив нас. И тут случилось непредвиденное.
Из своего укрытия поднялся лейтенант Сноуморт. Обращаясь к казакам, крикнул, на английском, разумеется:
– Russian! Allies! We Englishmen. At us the wounded man. The help promptly is necessary to us!
_____________________________________________
* Англ.  – Русские! Союзники! Мы англичане. У нас раненый. Нам срочно нужна помощь!
_____________________________________________

И подкрепил своё обращение выстрелом из револьвера в воздух.
В ту же секунду лейтенант получил пулю в ногу чуть выше колена. Упал за камень со стоном:  – Shit!

Чёрт дёрнул меня обратиться к казакам на русском. Правда, в последний момент успел сунуть пенал с донесением под камень.
–  Братья! Станичники! Не стреляйте, мы русские!

В ответ на меня были направлены шесть винтовок. Винтовок «Маузера». Я похолодел. Ведь слышал же выстрел. Мог бы соображать чуточку быстрее!
Казаки подъехали ближе. Конечно, это были турки.

– Хиндустаным огланлар! – сказал один из всадников, показывая на нас. – Индийские ребята!

– Орос! – сказал второй, указывая на меня. – Русский!

– Эллер йюкари!– приказал мне третий. – Руки вверх!

Четвёртый пристрелил раненого Тимоти, бывшего без сознания. Разоружил Джангла, не оказавшего сопротивления. Остановился у раненого Сноуморта. Крикнул:
– Сизлере йяпмак гёревлеси ми? Что делать с офицером?!

Получил ответ:
– С собой возьмём!

– «Влипли!», – подумал я.

Нас обыскали. Забрали револьверы, ножи. Больше мы ничего при себе не держали. Меня и Джангла связали узким ремнём из толстой бычьей шкуры. Каждому руки за спиной, и друг с другом. Лейтенанту перетянули ногу, остановили кровь, перевязали, погрузили, словно тюк, на седло одного из верховых.
Вернулись назад в аул, на окраине которого мы побывали  ночью.
Заставили разуться. Загнали под крышу маленькой деревенской мечети.
Допрос начали с меня.
– Arama? – спросил офицер в синем мундире при бордовой феске и погонами с двумя звёздочками.
_____________________________________________
* Турецкий. – Разведка?
_____________________________________________

– Не понимаю, – ответил я на английском.

– Хочешь чаю? – спросил офицер на русском.

Я не ответил. Звук мотора, скрип тормозов. К мечети подкатил автомобиль. Вошли три офицера в форме. Два турка, один немец. Немцу подали стул. Турки остались стоять. Местный офицер коротко доложил обстановку вновь прибывшим. По вниманию, с которым немец выслушал доклад, я понял: немец вдадеет турецким, и владеет достаточно хорошо. Оберст – полковник. Наверняка, из военной разведки!

Оберст повернулся ко мне, спросил на английском с грубым прусским акцентом:
– Каким ветром вас занесло в эту туземную роту, господин сержант?
– «Умный человек, ничего не скажешь», – подумал я. – «Начинает допрос в форме дружеской беседы, будто двадцать лет уже знакомы!».
Ответил коротко:
– Мобилизация, сэр!

– Вы англичанин, сэр?

– Только наполовину, сэр. Мой отец был коммерсантом в Бомбее, а мама из хорошей семьи брахманов, сэр. Я получил не плохое образование для мальчика, потерявшего отца. Холера, сэр.

– Ваши спасители, – оберст показал своим массивным подбородком на турков, – утверждают, что вы русский.
– Я месяц изучал русский по «Инглиш – раша дикшенри», сэр. Но запомнил только несколько слов, сэр. Это на случай военного сотрудничества и взаимодействия с союзниками, сэр.

– Понятно, – сказал оберст. Спросил:
– Назовёте своё имя, сэр? Должность, номер войсковой части, цель вашего появления в цивильной одежде с оружием в расположении турецкой армии?

– Могу. Моё имя Адам Смит. Родился в Бомбее. Домашний учитель английского в доме богатого землевладельца. Я переводчик с хинди и с тюркского на английский при штабе. В Месопотамии всего пять дней. Более ничего не могу прибавить. Меня одели в этот халат и послали неизвестно куда.

– Вас взяли с оружием в руках. Вы знаете, что ждёт шпиона, пойманного с поличным во время военных действий?

– Не знаю, сэр. Я не умею стрелять. Я не стрелял. Я боюсь выстрелов. Мой пистоль может кого-нибудь убить.

– Готовы сотрудничать?

– Что это значит, сэр?

Оберст встал, вздохнул, обернулся к туркам и, вдруг, с полуоборота молниеносным движением для человека своего возраста и комплекции ударил меня в лицо.
Со связанными руками мне было невозможно удержать равновесие. Я упал.

– Татарише швайн! – сказал оберст.
Приказал туркам:
– Раненый лейтенант англичанин ваш. Делайте с ним, что хотите. Может, командование наградит. А этого я забираю с собой.

В мечеть вошёл ещё один турок с погонами унтер-офицера. В его руках коробка с полевым телефоном. За ним второй турок с катушкой провода.
– С господином полковником будут говорить из штаба фронта! – доложил он своему офицеру на «тюрк дили».

Оберст взял трубку, прохрипел в неё на немецком:
– У аппарата оберст абвера Зигфрид-Рейнгольд барон фон Реайнхардт, экселенц!

*****

Так, начались мои скитания из контрразведки в контрразведку, из одного лагеря для военнопленных в другой, пока я не очутился в германской Баварии в мало чем известном городишке Ингольштадт. В крепости, принимавшей в свои стены военнопленных офицеров чуть ли не всех союзных стран, воюющих против Германии. Но не всех офицеров, разумеется.

*****     *****     *****
*****     *****     *****

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

***  *****  ***
***  *****  ***