Проколотая шина

Это субботнее утро выдалось на редкость прекрасным. На часах было только шесть часов утра, но солнце, вышедшее из-за горизонта как всегда величественно осветило собой близлежащие дома. Темень покрывавшая дома, улицы, деревья и прочую городскую обстановку медленно отползала в никуда уступая место солнечному свету. И этот свет полностью пользуется этим придавая яркие краски окружающей обстановке и делающим изумительным любую часть городского пейзажа. Все вокруг просыпается, кипит, дышит, сбросив груз тьмы. Яркие цвета играют на солнце, поглощая его сияние, возрождаясь с новой силой. Птицы поют свои одни им понятные песни, возвращаясь к привычной жизни в свободном почти ничем не ограниченном полете в городской черте. Ветер, колыша деревья, создаёт приятный звук жизни уникальный в своём звучание; если бы у природы был свой голос то ветер, возможно, был бы его песней. Небо на пути рассвета окрасилось в угрожающий оранжевый цвет, но лишь для того, чтобы потом как рана, из которой течёт кровь, затянуться и принять привычный синий цвет неба. Не каждый человек может оценить эту прекрасную картину, не каждый может её специально наблюдать, не каждый обратит внимание. Но не каждый будет  искренне истинно ценить красоту рассвета. Но иногда человек и не ценит вместе всецело  окружающих людей и обстановку.

Глеб стоял у окна, с кружкой кофе безразлично смотря вдаль на вставшее, на горизонте солнце. Эта картина не вызвала в нем никаких эмоций так как он считал её не значительной, не достойной внимание. Все равно, что смотреть на лужу надеясь лицезреть красивый планктон. Удел бездельников и граничащих с ними неудачников смотреть на рассвет, когда такие как он наслаждаются жизнью срывая самые вкусные её плоды, до которых могут дотянуться, а неудачники сидят на голом стволе лишь оглядываясь кругом на бесполезные, чтоб отвлечься от мысли о своей никчёмности.

Для Глеба рассвет был сродни фону на рабочем столе: красивая картинка призванная убрать чёрный фон.

Рассвет - был бессмысленным явлением природы, обозначающим лишь, что солнце взошло на горизонте и наступило утро. Больше ничего не надо додумывать - сверх этого фантазировать может искренне лишь ребёнок или не далёкий человек. Маленький человек с кругозором, умещающимся в его грязной пропахшей нищетой и неудачами конуры, номинально называющейся квартирой в которой, как правило, такие созерцатели жили в силу отсутствия нормальной работы.

Глеб сделал ещё пару глотков кофе и напоследок, презрительно фыркнув в сторону солнца, пошёл к своему столу.

Глеб был зрелым мужчиной сорока лет не женатым, уже состоявшимся в жизни.  Отсутствие семьи было мотивировано лишь желанием не ставить себе барьеров на пути к карьере. Семья, да еще и дети мыслились ему лишь ненужной условностью. Работал он директором по работе с персоналом в одной крупной рекламной фирме. Работа эта искренне доставляет ему удовольствие и не только за счет довольно приличного оклада( включая некоторые бонусы сверх обычной премии, благо директор его старинный университетский друг), но и за счет тех возможностей, что предоставляет ему положение. И дело было не в возможности решать кадровой состав компании как ему хотелось, и ассоциации о собственной особой значимости это были лишь одни из надстроек его циничного фундамента. А покоились они на возможности управлять людьми.

Тип людей - манипуляторы, к которым, безусловно, относился Глеб,находил в своей  работе самые различные возможности по извлечению нужной ему выгоды. И это не обязательно выражалось в том, что он ими помыкал, как рабами.Все было довольно тоньше, изящнее. Например, если он видел и прощупал на собеседование допустим молодого парня только окончившего вуз с большими надеждами и амбициями преуспеть в этой жизни, быть красивым и богатым и иметь, безусловно, какой-то нематериальный вес в обществе, но при этом наивный по детски доверчивый и везде видящий людей готовых бескорыстно помочь, не ожидающий подвоха, Глеб сразу брал таких “невинных” в полный оборот. Он с упоением расхваливал любые качества, описанные в резюме; мастерски изображал искреннее удивление на  знания соискателя, в какой либо области всегда говоря что-то вроде:

- О да просто изумительно фантастично! Да я такого даже не знал. Вы безусловно эрудит по жизни будите! С такими знаниями я хоть сейчас отдам вам своё место или даже нет, нет,  предложу место директора!

Такая фальшивая лесть, как правило, действовала безотказно; соискатель на должность так и сиял, а иногда распирался от гордости готовый встать со стула и выпучить грудь, сделать серьёзное лицо, с квадратной челюстью  прижав руки к бокам как супер герой, из американских комиксов ожидающий заслуженных оваций от толпы. Если он был чуть скромнее, то ограничивался символическим спасибо или невинной улыбкой одобрения.

Когда время лести подходило к концу, наступал момент истины, когда надо узнать одну из главных черт для Глеба - характер соискателя.

Прямо во время “сеанса лести” он мог выдать совершенно неожиданный вопрос, как правило, случайный  не по теме  чаще всего особо неприятный для будущего работника - все зависело от первого впечатления Глеба об этом субъекте. Потом неудобные или вполне обычные вопросы перемешивались с обычной беседой не о чем. Глеб - не являясь, тонким психологом -  чётко выявлял любые нужные нотки, которые свидетельствовали о том, как можно воздействовать на соискателя в будущем. Дрожь в голосе и любые едва уловимые признаки слабого характера или неуверенность в себе различные комплексы становились непосредственным объектом на который нужно давить ловя исходящие из него сгустки нужного результата. Но больше всего ему был нужен страх- это бессменный способ воздействия позволяющий  добиться от человека практического всего и заставить делать все, что тебе нужно; пожинать плоды страха слаще всего на свете ведь они приправлены всегда результатами воздействия страха которые не только можно поглощать но и использовать в материальных целях из которых выходило духовное удовлетворения не материальных потребностей.
Страх для Глеба почти, как и у собаки имел свой неповторимый аромат, с которым не сравнится аромат только зацветших тюльпанов. Он почти физически им наслаждался, - мысленно преобразуя его в материю входящей внутрь его тела, насыщая  не хуже вкусного обеда. Блюдо это было нисколько не остро -  не портилось мыслями о состояние человека, от которого исходит страх. Чем больше он боится, тем больше можно им воспользоваться, превращая одновременно и в полезный живой инструмент и в духовный источник “положительных эмоций”. Результат как говорится приложиться.

На столе Глеба стоял его рабочий ноутбук со всей важной в его работе информацией. Куча папок и папки в папке, в которых могли быть еще папки и все, с какими либо данными. Графики с множеством более показательных статистических данных сделанные в Экселе. Вместе с графиками могли быть даже математические уравнения значения, которых даже не всегда Глеб мог объяснить.
В данный момент он занялся работой над отчётом о количестве нанятых работников и результаты их деятельности и оценка продуктивности, придуманной лично Глебом, и включала сюда даже время, затраченное на доклад о проделанной работе и количество использованной бумаги. Такие нелепые критерии он всегда вносил в отчёты,  лишь предварительно уведомив директора, чтоб не было, как он говорил: - “ Неприятных и глубоко глупых пересудов вкупе с непониманием соответствующих лиц и работников”.

Никогда он не позволял так сказать “несогласованной вольности”. Любая идея одобренная начальством в его  понимание имела силу закона и должно быть исполнена, даже если потом идея не кажется интересной и нет желания её реализовывать.  А возражать никто по этим фортелям - а иначе их назвать нельзя - не стал бы по причине закрытости таких отчетов от посторонних глаз. Они шли под грифом секретно, причем все абсолютно отчеты даже расходы на оргтехнику и особое новшество, рожденное в уме Глеба отчет об уборке на рабочем месте. Статус крупнейшей компании позволял и не такое придумывать ведь всегда кто не согласен мог спокойно положить на стол заявление об уходе, с небольшой “перчинкой” в характеристике затрудняющее дальнейшее устройство в другую организацию на любую должность кроме должности, например охранника или уборщика.

Для обычных людей написания отчета обычная и скучная рутина, незаметно отнимающая много сил. Пишешь согласно правилам и ни одной возможности, разумеется, для творчества – никакого разнообразия. Процесс всегда повторяется одинаково день ото дня, день ото дня. Незаметно для себя становишься печатной машинкой выполняющий один и тот же текст - меняется только содержание, смысл прежний. У пишущего отчет, иногда смысл теряется где-то по дороге до следующего предложения. Усталость от такой рутины пожирает изнутри, ничего не хочется  видеть вокруг себя,  кляня каждую точку, букву, запятую в тексте за то, что он и не думает, заканчиваться. Таких проблем для Глеба не существовало – все из-за восприятия своей работы.
Глеб относился к написанию отчетов совсем не как обычные люди. Для него это было сравнимо с написанием картины: возвышенное эстетическое чувство наслаждения ни с чем несравнимого.  Каждая появляющееся предложение было очередным мазком будущего “шедевра” по-своему уникального дополнявшего картину, чем  то невероятным. Графы и столбцы как контуры будущей картины создавались с чувством, будто рисуешь портрет важного человека и ни в коем случае, нельзя допускать отклонения на миллиметр иначе изображение будет искажено - не будет передана его суть. Все это было невероятно возвышенное чувство создание шедевра непонятного для обычного человека. Экзальтированная  полу мания.

Как и всегда он был с головой погружен в работу, стараясь максимально ограничить внешнее вмешательство мира в свой творческий процесс. Окна были полностью завещаны, прикрывая столь не любимый им рассвет, но не закрыты по причине теплой погоду за окном. Стандартный уличный шум из окна не был неприятен и не отвлекал, Глеб умел от него абстрагироваться.
Тишину комнаты нарушил резкий неприятный звук. Глеб, так погруженный в работу даже сначала не понял, что это был за звук. Он полностью погрузившейся в густой туман тишины не смог четко распознать звук. Лишь как следует, прислушавшись, он понял: это было карканье вороны. Подойдя к окну, он увидел её сидящей на окне,  с небольшими интервалами каркающей в сторону улицы.
Вначале традиционным “кыш” он пытался спугнуть ворону, но оно не думала двинуться с места - только повернула голову в его сторону, смотря своими черными глазами. Перестав пытаться спугнуть её словом, он попытался толкнуть её рукой и та недовольна каркнув, улетела в сторону пикирующей вниз стайки ворон и те словно поддерживая   свою соплеменницу синхронно закаркали.
Про себя он проговорил:

-  “ Почему эти глупые птицы не могут молчать, когда я работаю? Один вред от них никакой пользы практической, думаю, и стрелять в них нельзя; перья летят за сотни километров после каждого попадания. Знай себе летают без дела и каркают непонятно для чего. Гадят на машины как будто лень долететь до гнезда. Вирусы разные разносят по воздуху. Вот бы их всех отловить и вырвать языки, чтоб не каркали;  меньше вреда от них будет работающему человеку и еще неплохо бы стерилизовать”. 

Идя с этими мыслями к столу, он как всегда в своём потоке сознания выявил, как это иногда бывает у него мысль, которую счел очень остроумной. Вырвать языки воронам. Эта идея показалась ему завораживающей и настолько притягательной, что он заметался от волнения по комнате с поистине лучезарной улыбкой, какая может быть у человека в момент неземного счастья. Скудоумный, невежественный, грубый, вечно надуманно серьёзный, псевдо сосредоточенный Глеб Карбонов уступал место мечтателю. Грёзы накрывали его сверкающим покрывалом, на который невидимый проектор мечтаний демонстрировал поистине приятную фантазию.

Глеб сидит в управе своего района в качестве главы управы, кабинет полностью отделан самой лучшей кожей без намёка на искусственность нанесённой повсюду и на стены, и на потолок, являясь полной аллегорией к строчке из известной песни группы “ Наутилус Помпилиус” . Нанесена она настолько аккуратно, что не видно ни одного шва и даже шляпки гвоздей скрыты. На окнах дорогие шторы из мягкого синего бархата на конце оканчивающиеся помпонами золотистого цвета. Пол отделан высококлассным деревянным покрытием коричневого цвета блестящим как кафель в ванной после евро ремонта. Люстра сделана в квинтэссенции стиля барокко, вобравшее в себя  все самые главные черты этого стиля, нисколько не превращая её в жуткую химеру.

Рабочее место не менее помпезно. Стол, сделанный из красного дерева, покрашенный в темно красный цвет, должен был подчеркнуть в понимание Глеба его грозность, как руководителя, но, что немало важно его значимость. На нем в обязательном порядке будут причудливые узоры на стенках стола особенно спереди в виде квадратов с идущими зигзагом углами,  и в центре чёрный круг, к которому тянуться тонкие на бледном фоне линии. Это должно символизировать его как некий центр вселенной, вечный и несокрушимый, а линии как все дороги, которые ведут к этому аллегоричному Риму. Ноги стола имеют строгую прямоугольную форму с золотыми линиями идущими снизу-вверх. На рабочем столе ничего лишнего: стойка, для ручек сделанная из покрашенного в коричневый цвет металла, папки с важными и “особо важными” документами; первые в очередь на подпись те, что естественно от особо “уважаемых людей”, рабочий ноутбук самый дорогой из всех возможных, марки Apple,  служебный телефон матового цвета; многофункциональный позволяющий мгновенно связаться с любым подчинённым и подведомственной организацией. Самое важное “ведомство” для него это личный секретарь в обязательной короткой мини юбке, типичным вопросом приятным для его слуха:
 - “ Чего изволите господин шеф?”

Завершающие интерьер этой “благостной” картины герб Российской Федерации и флаг, привинченные к стене образуя перевёрнутый угол. Посередине портрет нынешнего президента в блестящей отполированной раме.

И тут начинается собственно главная деталь в этом кабинете: сам Глеб Карбонов. Он восседает за столом, в кресле, сделанном в виде своеобразного трона достойного какого-нибудь монарха из далёкого средневековья. Спинка и сиденье покрыты натуральным шёлком красного цвета. Наверху позолоченный герб Российской Федерации. Ручки заканчиваются отлитыми из серебра  львиными головами также позолоченными.  Глеб конечно не в мантии - как наверно ему хотелось бы - а всего лишь в безупречном деловом костюме без единой пылинки или складки, с рукавами, увенчанными сверкающими запонками в виде короны.
Восседает на своём троне он подобно монарху. Руки на львиных головах, тело недвижимо и взгляд пронзает насквозь и смотрит  прямо тебе в душу. Всем  своим видом  демонстрировал  неоспоримое превосходство.

Перед ним в строе по росту выстроились  некоторые из его подчинённых  (со скидкой на тех, кого он мог только представить, так как имел весьма смутное представление о кадровом составе управы, поэтому позволил себе и воображению некоторую вольность). На лице каждого из подчинённых  можно было прочитать отношение к начальнику: подобострастное лицо заместителя Глеба выражало его полное уважение и подчинение ему; непоколебимый авторитет Глеба был неоспорим, а выполнить любую волю сравнимо с возможностью выполнения задания государственной важности, также можно не раздумывая лечь на своеобразную амбразуру. Начальница организационно технического обеспечения стоит со слегка скучающим выражением - вроде как не интересно, что здесь происходит  и, исходя из этого можно подумать, что и на начальника все равно,  - но на самом деле эта маска, скрывающая трепетный страх перед Глебом. Начальник коммунального хозяйства, не смотря на должность, на лице выражена настоящая гремучая примесь усталости, страха, глубокой скорби как если бы он прошёл самую страшную тюрьму в мире с совокупностью всех кошмаров, ожидающих неподготовленного человека. Аналогичное выражение можно прочитать и на лице его заместителя и ещё пары людей, которые по представлению Глеба ведают исполнением поручений связанных с коммунальным хозяйством - они сравнимы по лицам даже не на отчаявшихся людей, а просто на смертные тени.

Просверливая невидимые отверстия в каждом из них, он отдаёт им  важные поручения. Каждое его слово произноситься почти с громовой интонацией и вдалбливается в голову подобно гвоздю, да  ещё закручивается на конце, чтоб нельзя было  вытащить. Они в свою очередь ловят их ушами мысленно записывая на невидимый диктофон. И не дай бог забыть их! Глеб особо не продумывает, что говорит, главное как говорит. Лицо сохраняет невозмутимость и полную уверенность с надменным взглядом.

Дав задание Заместителю и начальнику отдела он отпустил их небрежным взмахом руки, каким знатная особо выражают:
 - Ты выполнил, что от тебя требовалось. Пошёл вон с глаз долой!”

А вот дальнейшая работа с оставшимися в кабинете лицами для Глеба Михайловича Карбонова главы управы, уважаемого хозяйственника, непререкаемого авторитета в любой ситуации только начиналась.

И так  пронзительный взгляд приобретает ещё большую проникающею силу, превращаясь в невидимый нож пронзающий душу несчастных людей, не имеющих силы волю ему нечем ответить. Взгляд скользить от одного работника к другому только усиливая ощущения невидимого ножа. На секунду взгляд остановился  на начальнике коммунального хозяйства, и  он чуть было не упал как подкошенный. Все разом понурили головы как нашкодившие школьники, покорно ждущие наказания.

Глеб медленно стал из-за стола, не отрывая своего взгляда от них. Руками, оперившись в стол он, было, открыл рот, чтобы начать свою традиционную “работу над ошибками”. Но вместо этого просто стал смирять их взглядом ещё более пристально и попутно изображая, что он начнёт говорить. От каждой такой попытки они напрягались и замирали как приговорённые к расстрелу  - казалось вот-вот, начнут просить о милосердие. Это в высшей мере забавляло Карбонова. Не было для него никакого другого удовольствия как наблюдать за столь беспомощными людьми  не способными ему, что-то противопоставить. Столь слабохарактерными, что если будут рядом убивать их мать они и пальцем не пошевелят, только будут плакать сидя на коленях умоляя, чтоб этот кошмар закончился. Абсолютно жалкая пародия на человека ничего не достойного в этой жизни.

Закончив свои психологические игры, Глеб перешёл к сути дела.
- Ну, что вы поведаете мне хорошего о ходе проделанной работы? Как исполняются мои поручения?- говорил он спокойным размеренным тоном, но в котором чувствовались угрожающие нотки.

Где то с минуты они опасливо переглядывались друг на друга не решаясь первыми ответить. Наконец вперёд вышел Начальник коммунальной службы, переменяясь с ноги на ноги. А руки его непроизвольно дёргались и выделывали нелепые движения, какие может делать человек, коряво знающий язык жестов. Его ответ состоял из сплошного непонятного лепета, то есть зачастую просто набор фраз ничего абсолютно не значащих. Даже если бы он сказал, что-то важное Глеб особо не вникал бы все, что ему надо было услышать, он бы услышал, выловив и распознав нужную фразу. И тут же автоматически “генератор головомойки” придумал бы повод придраться во фразе или даже не так произнесённой букве, если он решит, что её не расслышал.  Но в этот раз он приготовил особый подарок, для них уготованный по особым случаям.

Каждый из них, наконец, смог ему отчитаться, правда, это не напоминало обычный отчет работников перед начальством, это напоминало вопль замученной жертвы допроса готовой рассказать абсолютно все и предать абсолютно всех только бы прекратить ужасающие пытки. Наперебой перебивая друг друга, работники старались перекричать друг и как то обратить внимание, на себя думая, чем они больше жалко и слезливей отчитаются, тем меньше им придётся принимать упрёки Карбонова. Молчал только начальник коммунальной службы: после своего отчёта буквально окаменел со всей силы вжавшись в пол как висельник, отчаянно цепляющийся за свою жизнь, надеясь удержать табуретку под ногами оттягивая момент, когда петля затянется на шее.

Едва отчёт подошёл к концу, как на отдельно взятой территории развернулся локальный ад. Глеб просто взорвался оглушительной тирадой сравнимой с силой цунами. Упрёки и оскорбления, невнятные слова, бессмысленные предложения слились в едином разрушительном порыве, ментально уничтожая и так уничтоженных морально работников. Из просто забитых людей они начали угасать, превращаясь в безликие аморфные тени, когда  то бывшие людьми. Голос настолько оглушительный, что сотрясает все вокруг грозясь обрушить само мироздание в пучину бездны. Пространство сузилось до одного кабинета и находящихся в нем людей в воображение Глеба и грозилось вырваться, наружу уничтожив реальность размашистым ударом. Теперь был только Глеб один в водовороте бесконечности, и он нёсся сквозь неё, ничто не могло его остановить. Он  - единственное правильное решение проблем, он - король и слово закон, он -  все и ничто сама вселенная от него зависит само существование вещей в бренном мире. Голос его колесница -  и он восседает на ней, неся всем своё слово сокрушающее все вокруг.

Набравшая обороты буйная фантазия резка прекратилась. Причиной был резкая мелодия на телефоне Глеба -  сработала как маяк, вернув его в реальный мир. Открыв глаза, Глеб к своему удивлению обнаружил себя стоявшим с раскинутыми в стороны руками. Сердце бешено билось,  а дыхание перехватило. Вытерев лоб, сморщился от неприятного солоноватого запаха пота. Общее состояние конечно  было нормальным, не считая сильно эмоционального перевозбуждения. Обычно так бурно фантазируя, он почти терял сознание, как и вообще иногда связь, с реальностью погружаясь в своё воображение с головой. Наедине с собой он считал это допустимым своим личным делом, поскольку особо такое витание в облаках ему не мешало. Думается психолог бы с ним не согласился бы. Но никто не знал про его секрет; мало кто потом, узнав об этом, всерьёз его воспринимал бы.

Встряхнув головой, чтобы окончательно прийти в себя он мысленно себя укорил, что не дошёл до места, где бы дал команду пойти и вырвать воронам языки. Идея эта по прежнему ему виделась гениальной. Если ещё будет вдохновение, он обязательно вернётся к этой идеи и “непосредственному воплощение её в жизнь”. Через неделю может месяц, но как всегда никогда.

Подойдя к столу, он посмотрел на экран телефона. Сигнал, прервавший его полет фантазии - это была памятка о важной встрече с директором и потенциальным крупным клиентом в девять тридцать в одном из ресторанов на кузнецком мосту. К ней он и готовил отчет. На часах было семь пятнадцать. Время еще не поджимало, но Глеб всегда выходил на такие важные встречи с огромным запасом времени. Поэтому, не теряя не секунды,  снова принялся за работу, решив ни на, что больше не отвлекаться.

Часов в семь пятьдесят пять работа была закончена. Глеб с гордостью смотрел на свою работу. Не мог, не умилятся каждой строчкой в отчете и прочими деталями. На секунду появилась скупая слеза, которую быстро он стер с глаза. Такое ощущение создавало значимость его отчета в предстоящей встрече. И хотя это была не главная деталь, она во много сулила ему в будущем большие перспективы, как и всей компании. Это был самый важный момент в жизни может тот, к которому он готовился всю жизнь.

В кружке кофе остыл, но он с удовольствием допил его, хотя и не любил холодный кофе. Общий тон настроение после проделанной работы нисколько не огорчил его остывший кофе. Перестав любоваться на  отчет, он встал, выключил ноутбук и стал готовиться к встрече.

Подготовка заняла не больше дести минут. За это время он все сделал как по часам. Каждое действие уложилось ровно в определенное время, которое он задал. Его плановый ум четко рассчитал  за сколько надо одеться, собрать документы, причесаться и так далее. Даже обороты щетки во время чистки зубов имели определенные временные рамки. Если он вдруг не укладывался в отведенное себе время процесс начинался сначала и так пока не уложится во времени. И все, чтоб удовлетворить свою гипертрофированную пунктуальность.

Напоследок собравшись, уходит, он решил заглянуть в зеркало, стоявшее в прихожей. Результат его полностью удовлетворил, выглядел он с иголочки в дорогом синем деловом костюме, позолоченными запонками,  отполированными до дыр ботинками, зализанными назад волосами; на лице заиграла лучезарная улыбка правда со стороны  напоминала оскал гиены предвкушающей легкую добычу. Но он считал себя по жизни настоящим хищником рано или поздно получающим, что он хочет неважно в какой момент время на его стороне, как и все обстоятельства.
Настроение его было просто великолепно улыбка и не думала сходить с лица. Он думал, что день начинается лучше некуда и не, что не способно его испортить. Никакая ситуация. Все пройдет как по маслу; останется, наслаждаться только плодами его будущего успеха, полностью зависящим от исхода деловой встречи. А он  - не сомневался, что она пройдет успешно.

Закрывая дверь Глеб почувствовал толчок в правую ногу. От неожиданности он чуть даже не упал, настолько он был погружен в свои мысли. Ключи выпали из рук и с громким звоном упали на пол. Невнятно  бормоча себе под  нос, он увидел семилетнего сына соседки Егора сидевшего на игрушечном мотоцикле. Он удивленно немного испуганно смотрел на Глеба. Отталкиваясь ногами от пола отъехал назад и улыбнулся Глебу. Для него это была невинная случайность.

- Здрасьте дядя как ваши дела?- Парень всегда отличался доброжелательным нравом и если совершал проступок всегда старался все перевести в шутку. Как правило, все его прощали ведь он всегда отвечал за свои неблагоприятные действия; был не по детски ответственен.

Глеб фальшиво улыбнулся мальчику и поднял свои ключи. Еще раз проверил, закрыл  ли он замки. Егор все так же смотрел на него с улыбкой ожидая ответа на вопрос.

- Живо пошел вон отсюда! Домой к себе живо, живо!- Мальчик явно не ожидал такой реакции за такую невинную случайность. На лице застыло удивление, смешанное со страхом. Он никак не ожидал такой реакции.

- Но дядя…

- Молчи мальчик, когда старшие и уважаемые говорят тебе пойти прочь ты должен немедленно уйти куда тебе велено!

- Дядя я… не хотел…дядя…

- Я сказал живо иди отсюда домой!

Глеб принял угрожающею позу сжав демонстративно кулак в правой руке, а левой указал в сторону квартиры.

Мальчик не знал, что и делать ему: страх ввёл его в оцепенение, казалось любое движение, вызовет новый виток ярости в Глебе и даже ещё более негативные последствия. Рука, сжатая в кулак, вызвала в детском воображение самые страшные картины.

А Глеб продолжал играть желваками на лице и без того сильно пугая Егора. Рука его все ещё указывала на дверь его квартиры.

Ему было все равно как сейчас чувствует Егор, -  никаких скидок на возраст. Важно было увидеть от него подчинение его указанию, то, как он осознает своё беспомощное положение перед более сильным человеком, уступит ему, и  впоследствии будет знать, что лучше при встрече с ним вести себя аккуратнее.
Ставшие совершенно мокрыми глаза Егора нисколько не разжалобили. От этого Глеб ещё больше хотел поставить  его на место.

Ему как никогда не имевшему детей казалось, что ребёнок может хорошо усвоить лишь один урок, позволивший ему в дальнейшем как то реализоваться в жизни: урок уважения. Но специфическое уважение, какое было в ходу в средневековье -  уважать человека не за дела или поступки, а исходя из его положения в обществе, то к какой “социальной касте” он относится. Чем человек успешнее и немаловажно богаче, тем ему больше надо выказывать уважения.

- Я долго буду ждать, когда ты возьмёшь и вернёшься в свою квартиру и осознаешь какой проступок ты совершил? – Глеб старался говорить зычным басом.

Егор всеми силами старался подавить страх вкупе со слезами, но делал это с большим трудом. Он развернул ногами свой игрушечный мотоцикл и, понурив голову, стал отъезжать от Глеба в сторону своей двери. Глеб с удовлетворение  смотрел, как он подчиняется ему с надменным выражением лица достойного кого-нибудь из Ланнистеров ; смотрел в сторону отъезжающему ребёнку представляя его как побитого щенка. Хорошее настроение стало быстро возвращаться к нему наполняя его как сосуд. И конечно осязаемый страх чуть пресытил его вечный голод требовавший постоянно им насыщаться.

- Постой мальчик  остановись.- Егор остановился у двери  все так же смотря в пол.- Ну ка посмотри на меня.

Егор медленно повернул голову в сторону Глеба. На лице уже проступили слезы, - горькие слезы обиды.

- Я хочу, чтоб ты кое, что усвоил мальчик, напоследок. Никогда не задевай людей выше тебя в прямом и переносном смысле. Нельзя обижать таких как я и  просто, и думать, что все пройдёт гладко. Нет. Большим людям - то есть  мне -требуется выказывать уважение и лишний раз не портить настроение, чтобы себе жизнь не испортить. Маленькие люди, такие как ты и твоя мама ничего, таким как я  сделать ничего не могут, вы не как не дотянетесь до моих вершин. Уважаемых граждан нельзя тронуть без серьёзных последствий для себя. Последствия могут быть самые ужасные. Ты меня понял?

Егор готов был, разразится потоком слез от услышанного. Никогда в жизни он не мог подумать, что услышат подобные вещи от взрослого человека.

- Простите дядя я так больше не буду. – Говоря это все внутри него внутри все обвалилось; часть его невинной души -  исчезла в небытие. Такое не остаётся без чёрного осадка. В дальнейшем может привести к самым негативным последствиям в жизни  и гипертрофированная форма фицуанства  не самое страшное. Хуже это уважать людей, которые уважения не заслуживают.
Глеб вполне удовлетворился таким ответом. Улыбку старательно скрыл, хотя очень хотелось рассмеяться от души. Но его “труды” тогда пошли бы насмарку, и он ограничился одобрительным кивком добавив:

- Хорошо можешь идти. Я надеюсь, ты усвоил свой урок на сегодня. Но только не говори маме об этом,  она не должна знать о нашем разговоре, ей  пока не понять, что понял ты. Ясно?

Мальчик не вымолвил не слово только сделал аналогичный кивок с застывшими слезами на глазах.

Глеб направился в сторону лифта и только тогда когда вышел из поля зрения рассмеялся довольно мерзким хохотом. Так смеётся гиена, получившая без особого труда детёныша антилопы на обед.

Ожидая лифта, глянул на часы. Было уже восемь часов десять минут; приличное время он затратил на этот “урок уважения” для мальчика. Уныния не было по поводу потраченного времени ведь потратил он его с пользой. Нисколько он не беспокоился ни о чувствах мальчика и тем более его матери. Он чувствовал полную безнаказанность. Мать Егора воспитывала его одна, пока муж служил в армии, поэтому Глеб  был так дерзок c её сыном; к ней было аналогичное отношение не уважительней чем к мелкой мошке.

Несбыточная мечта его: буквально все в его  и те особенно как его соседи жалкие работяги неудачники, нытики интеллигенты, обрюзгшие совки в его доме (о да его доме) обращаются к нему господин, барин исключительна те обращения, подчёркивающие его статус. Не одна сволочь не посмеет сказать ему поперёк слово, сразу упадут ниц.

Спускаясь на лифте в голове, волчком крутилась мысль с помещёнными внутрь разными идеями, суть одна как сложится его жизнь в случае удачной сделки. Из всех вариантов ему хотелось реализовать повышающей естественно его капитал, затем следующий за этим растущий социальный статус.

Лифт остановился на первом этаже и как всегда с небольшой задержкой не спешили открываться двери. На часах было восемь тринадцать. У Глеба уже начинало нарастать беспокойство о возможном опоздании, как только двери открылись, он чуть ли не сломя голову выбежал из лифта, и чуть было не упал на кафельный пол в подъезде. С большим трудом удерживаясь на ногах, выделывая невероятные движения руками он заскользил по скользкому полу. Руками отчаянно пытался ухватиться за любой предмет лишь бы сохранить равновесие.

Оттолкнувшись от пола, он почти заскользил как фигурист. Закончилось это столкновением с почтовыми ящиками. Глеб буквально лёг на них оперившись подбородком на крышку ящика. Выставленные вовремя руки смягчили удар, но левым локтем он задел отверстие для ключа на одном из ящиков. Дыхание перехватило от этих па, а сердце забилось в бешеном ритме.

Приняв, наконец, вертикальное положение не обращая внимания на боль в локте от удара, а он первым делом нервно осмотрел костюм на предмет, каких либо незначительных повреждений. Проверяя каждую складку костюма вплоть до пуговицы. Разум рисовал  страшные картины возможной дыры или жуткого пятна видимого за километр в корне убивавшей впечатление о Глебе - чёрная метка кричащая “этот человек выглядит как бродяга, следовательно, он хуже обычного бомжа, следовательно, он не может ничего сделать, следовательно, он неудачник…” и дальше в таком духе. Он уже представил, как приходит на встречу, и директор фирмы с будущим деловым партнёром небрежно рассматривают огромное чёрное пятно на пиджаке и порванную манжету рукава. Во взгляде уже не делового партнёра  - презрение, во взгляде директора - большое разочарование. От этих образов  отделался лишь тогда когда убедился, что с костюмом все в порядке.

Резкий запах хлорки, шедший в нос от пола сразу выявил причину влаги на полу. Ещё не истоптанный ногами многочисленных жильцов дома, новенький кафель ярко блестел  в свете подъездных ламп накаливание; там можно было при желание разглядеть даже своё отражение. Ступени на первый этаж только высыхали после мытья став чёрными от впитавшейся влаги и были тоже на совесть очищены. По этим признакам Глеб как внимательный следователь сразу нашёл “виновного” в своём падение. Вскоре она показалась на глаза.

Уборщица Мария шла спокойной походкой, напевая мелодию  песни Уно моменто, которую играли Абдулов и Семен Фарада небезызвестную и сейчас . На плече у неё покоилась грязно-тёмного цвета швабра, а в правой руке синее ведёрко с отчётливым запахом даже более сильным, чем от пола. Глеба удивила её беспечность при такой отвратительной работе. Ведь пол после мытья (как он думал) надо как следует высушить, не оставить и  капли воды на нем, ведь не дай бог такой человек как он поскользнётся, что-нибудь себе повредит и запачкает костюм. К Глебу злость начала поступать как давление в атомном реакторе. Побелевшие костяшки на кулаках могли продрать кожу.

Не доходя до него и пары шагов, она подняла глаза на Глеба. Несмотря на  агрессивный его вид, просто слегка рассмеялась.

Глеба не удивила такая реакция. Он не раз и не два имел конфликты с Марией по разным поводам и всегда она выходила победителем нисколько не давая себя унизить. Характер был у неё чисто деревенский одновременно простой и дерзкий. Дружелюбна к хорошим людям всегда готова помочь. А к таким как Глеб  - ничего кроме презрения не знала, но всегда старалась с юмором выйти из конфликтов. Особенно с Глебом.

- Что ты смеёшься?! Не видишь я чуть не упал!

- И поэтому ты стоишь как горбун из Нотр-Дама? Спину кажись, потянул?

Такой ответ слегка сбил с толка Глеба. И не непонятное ему название Нотр-Дама, которое он никогда не слышал (непонятно почему горбун). Но тут же он заметил, что стоит как то искривившись. Правое плечо опущено вниз до уровня грудной клетки. Колени чуть согнуты. Да и не симпатичная гримаса на лице вполне сошло бы за ужасное лицо Квазимодо .
Глеб выпрямился, испытав неловкость.

- Значит так слушай сюда,- к Глебу вернулась уверенность и он был полон решимости перехватить инициативу в очередном их противостояние, - раз ты не умеешь мыть полы я…

- Да ты, что из леса вышел? Меня он учить будет вы посмотрите какой! Ты хоть раз брал в руки швабру, учитель, а? Хоть раз мыл двенадцати этажный дом один с самого утра. Да, что я говорю, судя по твоим дамским ручкам, ты даже наверно  стол лишний раз не протирал, чтоб пылинки с ногтей не сдувать. Учить он меня вздумал.

- Пол после мытья должен быть сухим никак иначе.

- Вот это мне открытие вселенского масштаба. А то думала как мой фен использовать.

- Все шутишь думаешь, ничего тебе не будет. Да при желание одно моё слово и ты вылетишь с работу и никуда, никуда больше не устроишься! – Глеб вложил мощную экспрессию в каждое слово.

- Нашёл, чем пугать. Да и кто ты такой директор уважаемой фирмы? Настоящий  “важный городничий”. Выше всякого чиновника. Царь горы царя гороха. Пугай ежа голой жопой прости меня Господи в другом месте. Ох, какой значимый человек, ответственный налогоплательщик, а сам, по сути, ноль на палочке. Визгливый горлопан. – Мария опустила ведро на пол и взяла в обе руки швабру. Этот жест слегка улетучил в Глебе уверенность, он даже отшатнулся на один шаг назад; стал поднимать руки ладонями вперёд в примирительном жесте, но вовремя их опустил.

- Как ты смеешь так со мной говорить,- Глеб начал переходить на крик – ты не имеешь никакого права так со мной общаться! Ты никто всего лишь уборщица! Я важный гражданин директор уважаемой фирмы, я плачу больше налогов, чем любой дурак в этом доме. Меня должны уважать!

Мария фыркнула и опустила швабру на пол. Оперившись рукой на верх черенка покачала удивлённо головой театрально закатив глаза.

- Вот ничего не меняется. Сколько раз ты тут со мной закатывал свои истерики…

- Я не  устраиваю, истерик я пытаюсь вбить тебе в голову…

- … и ни разу не придумывал ничего нового. Вот как попугай повторяешь одно и то же: “ я гражданин, я гражданин, я такой важный, как смеешь, то, это,  меня уважайте”. Ой господи и, что я на тебя время трачу.- Она взяла в другую руку ведро и пошла в сторону выхода из подъезда. – А единственный дурак  в этом доме -  это ты.

- Куда ты собралась я не закончил.

- Полно мне с тобой время тратить. Треснуть бы тебя по башке ведром да жалко ведро да из-за дурака грех на душу брать не хочется.

С совершенным равнодушием на лице, словно ничего сейчас не было в последние минуты, она прошла мимо Глеба под его шокированным  видом. Даже после их прочих перепалок его удивлению не было придела. Какая либо решимость из него улетучилась в никуда. Остались последние доводы за них можно было ухватится как за спасательный круг.

- Я пожалуюсь на тебя твоему начальству. Это я тебе обещаю – большие проблемы. И еще согласно рабочему кодексу статья тридцать четвертая пункт четвертый работник не исполняющий своих…

Но Мария не дала ему закончить:

- Какой кодекс? Ты кого обманывать вздумал?

- Я знаю законы поэтому…

- Послушай меня сюда всезнающий ты. Я хоть и не юрист, но моя дочка юрист да ещё какой. Уж я то точно знаю какие у нас кодексы и даже отрасли права есть. Ты даже такое слово -  отрасли право я думаю, не знаешь. Я знаю побольше тебя тут уж поверь. Не стращай меня своими рабочими кодексами. Раз его сейчас сам и выдумал сам по нему и живи, а я живу по закону. Стращай какую-нибудь другую дурачку, если такую найдёшь. Да и жалуйся, иди, флаг в руки. Ты мне сто тысяч раз так говорил хоть раз пошёл трепач? Ни разу не оторвал попу с кресла.
Глеб ощущал себя окунутым головой в яму с помоями. Никогда еще она его так прямо не унижала, роняла его достоинство с громким треском.

- Про закон даже мимолётно лучше не упоминать тебе. Я давно поняла закон, какой бы он не был: несправедливый, написанный так, что латинский текст легче прочесть, суровый чересчур, нужно его понимать. Чтоб понять, нужен ум абсолютно любой ум пусть даже не острый, а хотя-бы на уровне возможности завязать шнурки и вбить гвоздь в стену. А без ума это будет для тебя сложная галиматья не понятно о чем. Набор умных фраз.

Этот монолог ввёл Глеба в полнейший ступор. Он впал в состояние настоящей кататонии став живым овощем без мыслей в голове только одни образы витали как мухи жужжа неприятными звуками переходящими в:

- “Сделай что-нибудь, поставь эту выскочку на место, как она смеет так с тобой говорить, заставь её подавится этими словами, давай ты сможешь это осуществить”. Но то были лишь звуки  - не сигнал к действию.

- И, что я на тебя свой голос трачу,- лицо  Марии приняло сочувствующий вид, но это не сострадание к,- ничего ты не поймёшь, как тебе не говори ни на русском, ни на китайском. Все равно дурака заставь богу молится он и лоб расшибёт. Эх, как говорил Ульянов  в одном фильме: “на таких как ты надежды никакой”.

Мария вышла из подъезда, оглушительно хлопнув стальной дверью. Этот звук привёл его  в себя лучше, чем слово дурак барабанной дробью отбивший унизительный ритм по эго.

- Я дурак! Что она себе позволяет нищебродка!

Глеб выскочил стремительной стрелой из подъезда  уверенной походкой с ястребиным взором на лице. Снаружи он стал высматривать Марию, правда, не соображая о своих дальнейших действиях. С левой стороны от подъезда он разглядел её едва видимый силуэт, исчезающий на фоне ярко  светившего утреннего солнца. Такого расстояния вполне хватило, чтобы Глеб в нерешительности стал переминаться на месте не решаясь догнать её и высказать прямо в глаза свой вариант сентенции . Опять это мероприятие было отложено на потом;  отдающееся  в голове дурак не придало дополнительных сил. Себе в оправдание он решил заняться ей попозже после более важных дел. Потом. Неделей через две.

Глеб пошёл неспешно в сторону, твёрдо решив  ни на, что больше не отвлекаться ведь, он и так выбился из своего графика.

- Здрасте  господин Глеб Сафронович доброго утра.- Его окликнул дворник Джумубек. Он чуточку лучше нравился Глебу, но лишь за выражения - как ему казалось - должного уважения к его персоне и  хорошо выполняемую им работу: в его смену улицы просто были чисты, без единой грязи, ни один лишний окурок или сгнивший листок не был им пропущен. О должном уважение к труду Джумубека и речи не было; похвала – это исключительная привилегия дарованная Глебом из  великодушного снисхождения.

Глеб проигнорировал его, идя к своей цели,  Как танк, Лишнее обращение к нему лишь взбесило его, заставив ускорить шаг. Ведь его ждала та единственная вещь, что в одно мгновения могла привести его в радостное состояние. Заставить забыть предыдущий разговор - общее раздражение от недостойных личностей, факта их попадания ему на глаза. Одномоментное пересечение с его жизнью, где должен быть успех, уважения, и единственная любимая вещь. Его автомобиль.

Ниссан Патфайндер последней модели грозно стоял на тротуаре, позади дома заняв своими огромными размерами проезжую часть. Окрашенный в матовый цвет,  машина  - ярко сверкала на солнце, излучая суровое очарование.
Едва дотронувшись до дверцы машины Глеба, наполнила живительная энергия. Нервы потихоньку успокоились, пришла аналогия душевного покоя. Как бальзам на душу машина сняла все тревоги не хотелось видеть ничего вокруг кроме нежно любимой машины.

Самой его большой мечтой с детства была машина отвечавшее всем вкусам, представлением о прекрасном  - конечно эго тоже надо прикормить. До Ниссана Глеб сменил около десятка различных моделей по той или иной причине не отвечавшим  его стандартам превосходства. В целом они были воплощением его мечты, но каждый раз, что то не доставало, было упущение не позволявшей назвать машину идеальной. С лёгкостью расставался, словно с надоевшей игрушкой, раздражающей своими однотипными красками цвета радуги.

И вот в тот день во время посещение очередного автосалона,  он увидел её. Внутри вспыхнуло пламя страсти, когда видишь первую девушку, с которой хочешь быть вместе несмотря ни на, что. Покупая первый автомобиль в далёком тысяча девятьсот девяносто третьим не испытывал такого радостного возбуждения как при одном взгляде на неё. Настоящее непреодолимое желание обладать ей.   
К его счастью проблем с финансами тогда не было; приобрёл её в тот же день. Самый счастливый день в его жизни. Не омрачила его поспешный отъезд из салона без тестового пробега, едва не стоивший пяти пальцев на ноге,  продавцу. А ведь просто хотел сказать напутственное слово напоследок. Глебу было плевать.

Разогнавшись как следует, вдавив педаль до скрежета металла, Глеб мчался по вечерней Москве, оставив, где то мир позади. Он не видел ничего вокруг, конечная цель неизвестна - ехать вдаль незнамо куда ловя адреналин ковшом, рассекая седьмое небо, счастье на части. Хотелось выть от радости, но голос пропал под наплывом адреналина.

Чудо было, что поездка закончилась без трагедии. Несколько раз была ситуация потенциального наезда на пешехода и каким то потусторонним чутьём Глеб избегал его с невероятным мастерством, что самым профессиональным гонщикам не повторить на опасном повороте. Но иногда было желание не обращать внимание не на какие препятствие, ехать по прямой только вперёд как танк -  плевать на людей  - прочие лишние объекты, они не, что просто мошки, снующие перед глазами, а машина это все. Внутренний голос разума  - иногда дающей о себе знать -  пробирался сквозь дебри безумной дикости и уговаривал Глеба совсем чуточку себя контролировать. Он прислушивался довольно неохота, пересиливая желание давить на газ сильнее.

Поездка окончилась довольно предсказуемо, едва позади машины послышалась оглушительно пугающая сирена ГИБДД. Глеб игнорировал прочие звуки доносившейся из “жалкого мирка” но игнорировать сигнал ГИБДД не сумел. Голос вылетавшей из динамика патрульной машины властно приказывал сбавить скорость и прижаться к обочине. Сейчас Глеб думал, что остановится его, вынудила необходимость перевести дух явно желавший вылететь из очень возбуждённого тела Глеба; машина гайцов случайно оказалась рядом непонятно почему преследовавшей машину всего-то ехавшей со скоростью сто восемьдесят километров по довольно оживлённой трассе. На самом деле чистый страх заставил Глеба съёжится от перспективы оказаться на следующий день в следственном изоляторе. Лишится прав – не так страшно чем оказаться  в месте пребывания большей части “низшего населения”. Поэтому Глеб затормозил, покорно ожидая последствий.

Нервное возбуждение ещё не прошло -  он не совсем соображал о происходящем вокруг. Страх на миг вернул его в реальный мир пока нервное возбуждение, не стало силком заталкивать Глеба в пучину абстрагирования. Невнятно возражая на все слова инспектора, прошёл все процедуры на удивление сотрудников ожидавших от смотрящего пустыми глазами Глеба,  - находящимся в другом месте -  алкогольного или наркотического опьянения. Глеб отделался штрафом в силу неведомой удачи и смог спокойно уехать. Продолжил путь, более спокойно немного придя в себя решив продолжить праздновать самую важную покупку на свете на ближайшей автостраде удовлетворив платоническую любовь здесь же в салоне автомобиля.

Нежно проводя рукой по правой двери, наслаждаясь отполированной поверхностью возбуждено вздыхал. Безумные глаза рассматривали  выученную наизусть каждую деталь Нисанна, новый осмотр был как в первый раз. Глеб мог бы часами только и делать, что рассматривать в деталях свой автомобиль - это воплощение мощи и идеалов настоящего успешного человека. Это лучшее создание на планете, с лёгкостью заменившей ему нормальное общение с людьми в угоду доходящего до извращения любви к машине, словно это и жена, и лучший друг, все на свете ради чего ему стоит прожить жизнь. Мотор - это настоящее дитя, плод их любви взращённый в недрах автомобильного завода и все дальше совершенствующейся за счёт щедрых средств Глеба в лучших автосервисах Москвы. Краска – макияж любой жены, как и полировка её “нежной кожи”.

Идиллия прекратилась, едва пальцы коснулись некой шероховатости пониже дверцы. Вырвавшись из состояния наслаждения, Глеб к своему ужасу видел зигзагообразную царапину тянувшейся по всей двери, причём на асфальте можно было разглядеть небольшую  стружку краски. Внутри Глеба все перевернулось наизнанку. Рана как будто нанесена ему - он в шоке пытается принять этот факт, когда разум до конца не может уяснить этот факт.

Глеб заметил: передний бок автомобиля опустился вниз на несколько сантиметров. Обойдя машину его глазам предстало зрелище до того жуткое, что он по девичье закрыл рот рукой, чтобы сдержать крик. Передняя шина была спущена. Чем-то острым был проделан надрез полукругом, да так, что из шины были вырваны лоскуты.

В глаза ударил мрак. Силы иссякли. Губы затряслись, пытаясь выдать какую то нелепицу, рождённую   без всякого расчёта. Волна горя накрыла мощным цунами шока, сместив все остальные чувства. Глеб мог зарыдать, а мог, прям на месте впасть в кому от удара в самое больное место.

Глеб лихорадочно заскакал в безумном танце вокруг машины, не зная, что делать. Борясь со слезами на глазах, воем вырывавшимся изо рта, беспорядочно стал искать в багажнике, чем хотя бы починить колесо в связи отсутствия запасных. Монтировка, гаечный ключ, домкрат в его рук могли принести не больше пользы, чем пульт от телевизора в зубах собаки. Как же ему хотелось иметь автосервис рядом с домом, в двух шагах от дома.

С силой отшвырнув совершенно бесполезные в его руках инструменты, залился горькими слезами. Боль машины прошла ударной волной по его телу словно его изуродовали по самую душу. Самое жестокое преступление на свете. А в какую сумму уйдёт восстановление…

Горе могло заставить его упасть ниц перед машиной, взывая к небесам с просьбой о помощи. Попавшись на глаза Глеба Джумубек дошедший до его части тротуара вызвал почти первобытную ярость. В эту воронку ярости засосало горе, одев Глебу на плечи плащ ненависти.

Глеб даже не заметил как закинул дипломат в машину, багажник закрыл до упора, и почти мгновенно уже стоял рядом с Джумубеком схватив того за грудки.

- Ты видел, кто это сделал с моей машиной? – Прокричал в лицо Джумубека Глеб.

- Какой машина?

- Моей машиной дубина ты!

- Что ваша машина Глеб Сафроныч покарябана?

- Да, черт возьми, кто это сделал?

Джумубек был в ужасе не от вида Глеба, а его оглушающего дребезжащего крика. Перепонки дрожали, словно его поставили рядом с колонками на концерте рок-группы.

- Не Глеб Сафроныч такого я не видел.

- Что? Как это не видел? Должен был видеть.

- Глеб Сафроныч так где же я вижу это. У меня тут…

- Это твоя обязанность следить за такими машинами как моя. Обязанность!
Крик Глеба перешёл в такой  истеричный рёв, что наверно поднял на ноги всю округу. Слова эти вызвали у Джумубека стойкое недоумение.

- Какой моя обязанность?

- Машины уважаемых людей - должны быть в приоритете.  Ты должен был следить за моей личной собственностью! Должен был.

- Я же дворник, какой охрана это…
Мощный удар по лицу свалил несчастного дворника на землю. Удары ногой по животу сопровождались новой нравоучительной тирадой Глеба.

- Ты должен был следить за порядком, моей машиной. Ты провалил работу. Поганый бездарь  - и не уважаешь успешных людей тупой эмигрант. Ничего не можешь! Слепой придурок. Быдло, Быдло! Уволю тебя. Вот увидишь.

- Глеб  Сафроныч не надо, пожалуйста. Не бейте, не бейте. – Мольбы лишь усилили Гнев Глеба. Новый град ударов пришёлся  на голову дворника. Струйка крови пошедшая из рассечённого лба слегка охладила Глеба.

- Жалкий дворник, ничего не умеющий.

- Глеб Сафроныч не…

- Молчать  - не смей со мной говорить! Я не говорю с быдлом и неумелыми бездарями вроде тебя.

С этими словами Глеб схватил выпавшею из рук дворника метлу.
 
- Засунуть бы её тебе по самые гланды. Тогда точно будешь работать как надо, метя улицы через рот.

Но он не стал применять её как орудия на Джумубеке. Черенок её опустился на стоявшею рядом зелёную Ладу. С остервенением начал ломать стекла машины, оставляла глубокие вмятины на капоте, дверях, кузове. Все под гробовое молчание из-за отсутствия на ней сигнализации и под полными ужаса глазами Джумубека.

Экзекуция не ставила целью просто поломать машину. Это был способом отразить всю свою боль на презираемой марки машины. Подобная Лада была, когда то и у Глеба во время его поисков идеальной машины. С ней расставание было самым приятным. Подобные машины были для Глеба наглядным символом всего, что Глеб презирал. Бедность - опутавшая своими сетями тянущими тебя на дно жизни. Глеб боялся -  не хотел такой жизни, заведомо презирал тех, кто владел подобной машиной.

В конце экзекуции машина превратилась в одну большую груду покорёженного металла на колесах, где целы только колеса. Остальное было безнадёжно сломано и разбито. От метлы остался только сломанный черенок.

Этот акт вандализма не принёс Глебу должное облегчение; глубокое отвращение больше пробежало свой путь вдоль хребта, обдав неприятным ознобом. Он запустил черенок в сторону, даже не обернувшись на звук разбитого стекла, от удачного попадания черенка в окно первого этажа.

Пошатываясь как пьяный матрос, он зашагал по тротуару, огибая все препятствия, иногда сталкиваясь с ними всеми частями тела.

В голове происходил полный хаос. Деловая встреча затерялась в этом океане ненависти, нёсший корабль безумия. Проклятия посылались в адрес  всех вокруг, соседского мальчишки Егора, уборщицы Марии, Дворника Джумубека. Проклинал он  весь дом, всех людей в нем живших, все на свете. Все были виноваты в проколотой шины. Все должны быть наказаны, узнать своё место ниже домашних тараканов и он сделает это, найдёт виновника. Даже если это закончит его карьеру; жизнь ничто, если задета любимая.

Так бы он продолжал нарезать круги вокруг дома, если бы не противные для него звуки доносившейся в нескольких метров от него. Зачарованно пошёл на их источник как крыса на дудку крысолова из Гамельна .

На детской площадке резвилась куча детишек. Их звонкий смех  вместе с шумом забавных игр, разносился трелью по воздуху, окутав пространство площадки покровом радости, беспечности. Радостного детства без невзгод взрослых.

Этот звук обычно не донимал Глеба в связи полного безразличия к окружающему миру. Но сейчас это была невыносимая песня счастья, бьющая, плюющая кислотой в душу Глеба. У него же - настоящая трагедия, как кто-то может в этот момент веселится?

Отделившейся от толпы детей мальчик - на игрушечном автомобиле -  привлёк хищнический взгляд к себе. Глеб признал в нем ещё одного мальчишку

– Артёма. Артём часто играл возле его машины с друзьями в войну, представляя не только его  машину, но  и другие как укрытие чем вызывал невероятный гнев от одного только маленького прикосновения к ней. Приводило это к громким угрозам материального наказания, которые сложно воспринять детскому простому разуму.

Невероятные па в его голове тут же сопоставили все имеющийся факты в одну схему:
 
- Артём околачивался не раз у машины, он  - дотрагивался до машины. Он - не воспринимал угрозы и упрёки, он - хулиган, как и все дети. Он - из средних людей значит, завидует успешным людям. Мать его не наказывала, следовательно, - он испортил машину! Вывод был безукоризненный, поэтому Глеб понял – надо действовать.

Спринтерским стартом он ринулся на мальчика. Скинул с машины на землю и тот ударился спиной о землю ободрав локоть. Схватив его за шиворот, Глеб поставил его на ноги. В глазах бесновалось полное безумие. Мальчик в ужасе смотрел на страшного маньяка захлебывающегося в своей ненависти.

- Дядя  Глеб отпустите меня. За, что?

- Ты испортил мою машину негодник!

- Дяденька ничего я не делал

- Врёшь! Я знаю точно, ты это сделал и получишь наказание!

Мальчик навзрыд зарыдал. Рукой старался оторваться от него. Глеб со всей силу стиснул руку Артёма.

- Мы сейчас пойдём в полиции, и ты ответишь за это преступление.

- Дядя Глеб  пустите мне больно.

- Молчать нищеброд, не называй меня по имени! Только по имени отчеству урод!

- Дядя Глеб прошу я ничего не делал!

- Молчать!

На площадке дети изумлённо наблюдали эту отвратительную сцену. Кто то из мам даже взял своих чад на руки и собрался уходить. Одна из женщин пулей вылетела из толпы растолкав прочих женщин, аккуратно обежав детей. Мать Артёма  Светлана бросилась на Глеба с кулаками.

- Отпусти моего ребёнка ублюдок!

Град лёгких даже не ударов, а скорее шлепков не производил никого впечатления. Глеб правой рукой старался отогнать её лёгкими толчками. Левой продолжал держать истошно ревевшего Артёма.

- Я сказал, пусти моего малыша…

- Ты дура не смей меня трогать. Твой гад испоганил мою машину.

- Он ничего не делал ты полоумный недоумок.

- Не смей! Он совершил преступление, и я накажу его дура.

- Мама мне больно.

- Сволочь пусти Артёма, иначе изуродую.

- Гадина нищая сейчас получишь за выступления тут у меня.

Светлана нацелилась ногтями в глаза Глеба, думая только о спасение ребёнка. Ловко извернувшись от направленной в него руки, схватил её кисть и дёрнул на себя. Светлана закричала от боли в запястье. Но Глеб сильней сжал руку, повалив её на колени под аккомпанемент её проклятий.

- Будь ты проклят и твоя железяка вместе с тобой!

- Закрой пасть дура. Ты будешь до конца жизни платить за ремонт машины, а твой ублюдок сядет в тюрьму и я сделаю все, что в моих силах, чтобы он никогда не вышел.

- Психопат ты ничего не сделаешь моему сыну!

- Заткнёшься ты шалава или нет!?

- Мамочка помоги мне!

- Сыночек я…

- Заткнитесь оба иначе хуже…

Перед глазами Глеба возникла чёрное нечто, летевшее прямо в лицо. Не успел он сосредоточить взгляд, как оно ударило его прямо по лицу. Он потерял ориентацию в пространстве, ослабив хватку. Перед глазами поплыла муть. Звуки заело, на одном тоне пока они не исчезли. Он старался сохранить равновесие пока омут обморока не захватил полностью контроль, бросив  его навзничь на землю. Последнее, что он мог рассмотреть -  Артёма и Светлану, бежавших к странному великану. Небо сомкнулось в чёрной мгле.

Глеб очнулся с жутким звоном в голове. Глаза ели видели сквозь плёнку засохших слез. Мысли бегали безумной чехардой. Ясности по осознанию ситуации не было. Вместо неба он увидел только чёрный потолок со странными прямоугольниками, испускавшими свет. По сторонам были бесформенные предметы непонятного назначения. Лежал он на чем-то мягком явно не на земле. Звон мешал расслышать чьё то бормотание, шедшее от потока света.

Из него вышли странные создания синего цвета. Они сели перед Глебом с любопытством разглядывая его – бормотали  на своём непонятном языке. К его горлу подступила тошнота. Руками он пытался отогнать созданий, хотя не дотягивался до них ни на дюйм.

Создания подошли практически вплотную. Один из них с круглыми глазами цвета стекла схватил его за руку. Другой начал святить из ладони лучом света, больно ударившем по глазам.

Страх охватил Глеба ежовой рукавицей. С мерзкой хрипотой  умолял тварей не трогать его. Но они продолжали хватать его своими мягкими и вместе с тем холодными руками. Глеб закричал, что есть силы. Крик, прорвавшийся сквозь туман бреда, привёл окончательно в себя.

- Пожалуйста, успокойтесь с вами все в порядке.- Созданиями оказались всего лишь врачи. Странное помещение – машиной скорой помощи.

- Мы хотим вам помочь успокойтесь- Пробормотал твердо один из врачей.

- Что…я…как я тут… - голос ещё не мог выдать слова скованный хрипотой.

- Вы потеряли сознания. Вас очень удачно ударили по лицу. Но можно пока сказать отделались лёгким ушибом.

Нащупав больное место на лице ему было страшно представить - какой там жуткий синяк образовался. С таким точно не куда в приличное место не попадёшь, как и в костюме покрытым с ног до плеч пылью и грязью. Просто плакать хочется.
Переборов хрипоту он довольно грубо спросил:

- Сколько я тут пролежал?

- Ну где то минут пятнадцать-двадцать исходя когда мы приехали. Благо…

На часах – со слегка  оцарапанным стеклом от соприкосновения с землей - было девять десять. При всем желание, если ехать по тротуару, встречной полосе избегая с сумасшедшей удачей гаишников, не за, что не успеть. Встреча можно считать сорвалась. Как и его карьерные планы.
Оставалось не завершённое дело - месть.

- Мне нужно выйти сейчас же!

Врач мягко попытался уложить его на кушетку.

- Вам нельзя двигаться. Мы сейчас…

Глеб не стал дослушивать его до конца. Отпихнув врача в сторону  - побрёл из машины, не смотря на лёгкое головокружение. Спускаясь на землю, чуть не задел головой верх машины.

Машина стояла в нескольких метрах от площадки. На тротуаре возле неё собралась толпа скучающих зевак. Большинство из его района насколько он мог судить по первому взгляду. О чем то они перешёптывались. Мамы с детьми кто ушёл, а кто то ещё остался посудачить о произошедшем.

На правой стороне тротуара на повороте во двор сидел спиной к толпе Джумубек, державшийся за перевязанную голову. Рядом был врач, проверявший его состояние.

- “Наверно уже опять напился или накурился идиот приезжий”. – Осознание, что его избиение могло привести к пагубным последствием нисколько не удручало Глеба.

На самой детской площадке находились только Светлана и её сын. Её обнимал тот самый великан видимо ударивший его. То был её муж Антон.
Но внимание Глеба привлёк их местный участковый Анатолий, о чем - то беседовавший с семьёй. Рядом стояли двое полицейских. Именно к ним он уверенно пошёл.

Особого доверия он к Анатолию не питал. Не раз Глеб обращался со своими жалобами буквально на каждого жителя дома не устраивавшем своими “безобразными поступки” его покой. Очень удивляла усердность участкового  в ежедневном обходе дома, разговоров с прочими жителями об их проблемах и полное равнодушие к такому важному человеку. Ведь как же не профессионально не принять меры к мальчишкам дотронувшимся до его машины. Ещё бы, как не наказать жутких отщепенцев, не проявивших должного уважения. И самое неприятное не посадить в тюрьму (сразу без как либо процедур с порога в камеру) слишком громко говорящих соседей. Давно подозревал его Глеб в сговоре с ними по причине “бедного” происхождения.

-  Товарищи полицейские! – окликнув их Глеб, зашагал в их сторону.
Синхронно они обернулись вместе с участковым. Антон хотел было ринутся на Глеба сверкая бешеными глазами, но его жена сдержала его.

- О, смотри Анатолий, -  вернулся из мира грёз в мир реальный, – С лёгкой улыбкой произнёс первый полицейский зрелого возраста, -  мы  то думали вы так и пролежите  без сознания целый день.
Его  молодой напарник сочувственно заметил:

- А мне кажется нельзя так сразу вставать после такого удара.
 Глеб схватил молодого за плечо и обвёл пальцем стоявшею семью.

- Вы должны арестовать этих мерзавцев: её сына за порчу моей машины её за оскорбления, а этого убогого…

- Ты сейчас за убого и мою семью зубы все потеряешь. – резко ответил ему Антон.

- …за моё избиение всех немедленно в тюрьму навсегда!

Участковый задумчиво постучал ручкой по своей папке переваривая сказанное. Молодой патрульный, убрал руку Глеба с плеча, смотря на него как дурака.

- Вы меня слышите или нет, арестуйте их немедленно, особенно к вам Анатолий я обращаюсь. – раздраженно бросил Глеб.

- Ну, ты сейчас получишь у меня урод.

- Антон Сергеевич, пожалуйста, успокойтесь, - Анатолий довольно зло посматривал на Глеба, - вы Глеб Сафроныч лучше пока по существу ответьте на вопросы.

- Какие вопросы?

- Такие по делам которые вы тут успели натворить за такой маленький срок за какой иной алкоголик не успеет в порыве белой горячки.
Вопросы один резче другого все глубже утаскивали Глеба в пучину непонимания. Не смог он внятно рассказать, зачем избил  дворника, разрушил машину, разбил окно на первом этаже, напал на ребёнка, сделал лёгкий вывих его матери. Причина очевидная для него не может быть принята окружающими. Хамство никто принимать как оправдание не должен.

- Я ничего не понимаю к чему эти дурацкие вопросы? Это не имеет значения они никто - важны лишь мои проблемы.

- Понятно Глеб Сафроныч.  Вы,  значит, упираетесь, не хотите отвечать нормально.

- Зачем вам это арестуйте их!

Двое патрульных чуть обступили Глеба от чего он чуть съёжился.Не ясно совсем, что ожидать.

- Вы сегодня пили?

Вопрос заставил опять рухнуть в животе скале уверенности подступив к горлу лавине страха.

- Что за нелепый вопрос конечно нет. У меня была сегодня деловая встреча. Мне некогда напиваться в отличие от них. Я успешный человек.

- Ой, не верится мне в это. Вы довольно не нормально выглядите. Как считаешь стажёр?

- Вроде как не пахнет, медики бы сразу сказали пьян он или нет. Хотя кто знает может он и накололся.

- Глеб Сафроныч вы понимаете, что совершили?

Побагровев, с обличительным тоном, Глеб обрушился на стражей порядка.

- Да как вы смеете так со мной говорить! Я уважаемый человек, ответственный, успешный. Я плачу больше налогов, чем все в этом клоповнике вместе взятом. С моих налогов вам же больше зарплата идёт, чем от нищих неудачников. Они все уголовники, преступники покусились на мою машину. Мою машину. Мою!. Вы понимаете их всех нужно посадить и расстрелять всех ублюдков нищих.

- Употребляете наркотики, другие сильнодействующие вещества?

- Да как вы… нельзя…вы…

Заметно увеличивавшейся толпа подошла в плотную к площадке.
Анатолий незамедлительно пошёл в их сторону.

- Граждане, пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

- Как быть спокойным, когда это мразь испоганила мою машину.Матвей Микулич был владельцем разбитой машины. Можно представить во, что выйдет её ремонт, учитывая его пенсию и больную жену. Вторила ему соседка с первого этажа.

- Окно моё кто оплатит? Пусть платит этот хряк.

- У него денег немерено, а мне ещё жене лекарства покупать дорогие. Откуда вот мне прикажете деньги взять?
В середине толпы возникла Мария в обнимку с рыдающей женой Джумубека старательно успокаивая её.

- Этот придурок всех достал уже. Весь дом облил помоями сверху донизу. Всем нервы истрепал, а теперь Джумубека избил. Он ничего плохого никому не сделал. Карбона этого надо посадить в психушку.

Толпа подхватила справедливые упрёки проникнувшись всеобщим возмущением копившемся долгие годы.

- Правда он хам ещё тот. Постоянно кичится своим особым положением тля недоделанная.

- Ага за свой металлом на колёсах любого убьёт.

- Разжиревший паук-мироед таких надо раскулачивать, а они деньги видите ли зарабатывают.

- Верно, верно сам ничто, а строит из себя все.

- Ворюга!

Участковый старался пересилить нараставший гул. Толпа, руководствуясь праведным гневом могла устроить самый изощрённый самосуд на Глебом.

- Так граждане возьмите себя в руки. Не надо нагнетать обстановку. Сейчас мы с Глебом Сафронычем и семьёй Коноваловых проедем в отделение для разбирательства в ситуации. Если у вас есть какие либо жалобы в отношение Глеба Сафроныча вы можете подать их мне и в отделение полиции.

Чувство нереального сна, совершенно гротескного в своей безумной красе забралось в подкорку прочно закрепившись в мозгу. Уши Глеба стали совершенно красные, словно в них вылили густой поток отборных оскорблений быстро затвердевших. Верилось с трудом в реальность происходящего. Не верилось в такую единодушную осуждающею позицию. Все были против него. Все обстоятельства против него. Ситуация безвыходная. На машину её раны всем плевать. Как это возможно? Как возможно, что разом все подняли на него голос?

Ни толики страха. Эмоция питавшая его от этих маленьких людей, витала сейчас на нем.

- Заткнитесь вонючие вы****ки! – Он редко даже в конфликтах использовал мат, но сейчас ситуация требовала решительного отпора. – Заткнитесь или я вас всех посажу и вырежу всех до одного!

- Ой, ой смотри какой голосок то звонкий. Какой страшный большой важный дядя сейчас мы все ниц упадем перед его силой.

- Да ты по угрожай ещё сопляк. Я хоть пенсионер и не таких как ты засранцев могу еще проучить. Даром я отслужил на флоте, что ли 15 лет?

- Товарищи полицейские примите меры он нам угрожает.

- Граждане…

- Молчать быдло! Я не разрешал вам разговаривать вообще. Вы бесправные ничтожества.- Дрожь не прибавила словам Глеба нужной силы. Лишь больше разозлила людей.

Анатолий подошёл к толпе поближе с успокаивающим жестом. Обстановка накалялась не суля ничего хорошего. Толпа потихоньку напирала, подойдя вплотную к детским качелям, стоявшим в двадцати сантиметрах от тротуара. Кто-то взял уже в руки камень. Один снял часы и пиджак, засучивая рукава.

Глеб старался сохранить грозное лицо. Мускулы предательски дрожали, срывая маску мужества. Сохранять мужественный вид не представлялось возможным.

- Так живо все успокоились, а то всех заберём в отделение.- Пыл толпы ненамного стих. Движение прекратилось, но не исчезла злоба.
Вмешался Один из полицейских.
 
- Так значит все.  Молодой, бери семью вызывай ещё машину поедете, первые в отделения, а мы с этим гражданином,  - Полицейский ткнул пальцем в Глеба, - следом за вами. Ну и денек предвидеться.

Глеб отошёл от полицейских. С безумными глазами стал смотреть по сторонам, словно там можно было найти поддержку.

- Нет, я никуда не поеду. Я ни должен. Я и так опоздал на встречу. Мне сломали жизнь. Нет, нет. Мою машину сломали. Сломали как жизнь!

- Ну, хватит уже мы и так тут больше положенного провозились.

- Глеб Сафроныч вы натворили дел хватит вести себя как умалишённый просто сделайте как он сказал и никаких проблем.- Раздраженно бросил участковый.
Спотыкаясь на ровном месте, Глеб спиной столкнулся с горкой. Руки нащупали нагревшейся на солнце металл.

- Я же сказал вам никуда я не поеду, вы не имеете право.

- Ещё как имеем. Скажите спасибо, что пока без наручников.

- Я не преступник я гражданин уважаемый. Уважаемый.
Он пулей отскочил от горки заметавшись как загнанный зверь. Перебегал от горки, к качелям ловко увернувшись от полицейских. Со стороны напоминало действо  из весёлой комедии. Не хватало смешных звуков, сопровождавших отскок Глеба от очередного конструкции.

- Пап, а дядя Глеб он с ума сошёл? – спросил Артём отца.

- Не знаю, может он всегда был не на этом свете, а далеко, далеко. – На лице играла легкая улыбка. Светлана чуть про себя сдерживала смех.

Толпа с интересом наблюдала почти цирковое представление. Некоторые даже снимали на камеру, подойдя поближе. То и дело раздавались смешки и язвительные комментарии.

- О как улепётывает. Прям заяц спасется от волков.

- Картина маслом: дурак  бегает на детской площадке.

- Будь толк от него, мог бы  заменить  Смирнова  в роли хамоватых дурачков. Ему эта роль пошла бы как влитая.

- Только когда Шурик  его бы розгами по заднице бил бы все бы оглохли от его свинячьего визга.

- Конечно “элитному гражданину” негоже получать розги подавай веник из чистых веток дуба, замоченных в дорогом вине, чтоб элитная боль была! Прости Господи за такую чушь.

Глеб, наконец, сообразил: надо убираться с площадки. Но куда бежать? Что делать потом? Скрываться всю жизнь, надеется, что само все уляжется. Пройдёт само собой как недоразумения. Словно страшный сон выветрится из памяти
Завтрашний день будет как прежде. Он на коне жизни, скачет без преград и все ловят пыль от копыт. Он там, где то наверху смотрит на мельтешащихся неудачников завидующих ему.  Да зависть их гложет, но ничего сделать они не могут. Неужели это иллюзия и реальность больно бьёт по щёкам? Нет никакой власти, нет уважения. Ничего этого не было.

Нет.

Смириться нельзя - надо бороться. Или же бежать…

Он прошёл неуклюже под качелями чуть не задев головой, цепь державший сиденье и побежал вперед.

На пути замаячил прямоугольник песочницы. Он быстро стал придумывать дальнейшие свои действия. Перепрыгнуть через первый бортик. Так же ловко перепрыгнуть через второй. Затем добежать до перекрёстка, поймать любую машину. Доехать до ресторана объяснится в ситуации с боссом и важным клиентом. Потом быстро найти их юриста и прищучит всех этих зарвавшихся мерзавцем. В разгорячённых мыслях план был идеальный.

- Глеб Сафроныч, хватит клоунадой заниматься, стойте!

- Мы будем вынуждены силу применить, если вы не остановитесь.
Полицейские почти нагнали его. К ним собирался присоединиться Анатолий, стоявший вплотную к толпе с  удрученным видом.

До песочницы оставалось пара сантиметров.

Бортик совсем близко, глаза нацелены вперед.

Левая нога приготовилась к прыжку.

Толчок…  провал.

Глеб падает в песочницу. Лицо погружается в холодный песок. Куча пыли поднимается верх. Пыль оседает, придавая темно желтый цвет костюму. Коленки больно ударяется об землю. В нос бьет запах песка похожий на запах мокрой земли.

Напрасно он хотел подняться. Тело не слушало его команды. Нет. Нет совсем желание двигаться. Нет желания сопротивляться более.

Взрослый человек уступил место маленькому ребенку желающему, чтобы кошмар закончился. Разум стал единственной защитой от дерзкой действительности.
Личный мирок пробрался через мрак. Он был так уютен. Хотелось там оказаться. Его унесло вдаль от неприятностей. Машина встретила его краше, чем была раньше. Кругом только одна бесконечная дорога, по которой можно ехать бесконечно и бесконечно. Никто не помешает счастью. Как же там приятно.  Нет ни мерзких неудачников, нет наглых нищих. Вообще никого.

Грубые руки полицейских вырвали его от прекрасной фантазии. Но Глебу уже было все равно. Даже выплюнуть песок забившей рот не было желания. Остатки разума заперлись на ключ глубоко в погреб безразличия. Комки песка отвратительно вываливались изо рта.

- Черт надо бы отряхнуть его прежде чем в машину сажать.

- Да, а то потом замучаемся отмывать машины после него. – Сказал старший патрульный с долей иронии.

- Только бы не стошнило его. Один бог знает, что он пил там.

- Думаешь он все таки пьян?

Безвольно Глеб смотрел, как его отряхивают будто он ребенок,  изрядно заигравшейся в постройке куличей.

На запястьях звонко щелкнули наручники. Боль в запястьях вызвала не сдерживаемые скупые слезы. Ничто не мешало взорваться их потоком. Особенно от любого слова в его адрес.

Глеб хотел опустить глаза как можно ниже к земле, чтобы не видеть реакцию людей на спавшие с него покровы. Жгучее желание воочию увидеть лица людей коих он презирал, пересилило. Лучше бы он просто смотрел вниз.
В их глазах не было злости или ненависти. Только холодное презрения и уничижительные смешки. Колкие шутки вонзались в него отравленными иглами. Равнодушие заволокло своими ледяными объятьями.

Проход через толпу к полицейской машине был колючим кустарником вырывавшем целые куски плоти достоинства, оставляя загнивающие раны. Нежданный звонок мобильного – не пострадавший от всех перипетий – издевательски сопровождал его. Вакуум отчужденности трещал по швам. Очень хотелось оглохнуть и ослепнуть.

Даже не хотелось представить реакцию начальника и подчиненных когда они узнают, что с ним произошло. Позор в квадрате. Мечтой окажется, как сохранить лицо, опущенное в самый низ, до бренной земли, где фантазии лишь образы в голове закрывающий настоящий порядок вещей.

Внутри машины полицейских не было смысла скрывать свои чувства, как и не было смысла дальше пытаться играть роль,никогда не имевший к нему настоящего отношения. Он зарыдал.

ФПМ - ФЕликс Останкович.