Intermezzo осени

INTERMEZZO Осени

 

 

Осенние листья похожи

На толстые пачки денег,

Расбросанных беспощадно, -

Как будто бы коммунизм!...



 

Мои первые сознательные годы пролетели почти незаметно. Столько было в них внутренней энергетики и самозабвенности. Родители обеспечивали мне тот необходимый, особенно в детстве, уровень комфорта, при котором смена времён года особо и не ощущается. Были друзья, шахматы, лидерство в классе, в первых в моей жизни конкурсах чтецов…

Но вот ближе к старшим классам и окончанию школы стали «прорезаться» совершенно новые ощущения. Я стал замечать смену времён года и …многое другое, прежде пренебрежительно относимое мной к «сантиментам». Я стал участинком литературной студии при ДК завода ХЭМЗ. Ею руководил настоящий поэт, которому было аж 24 года! И он казался нам, 17-летним, уже недосягаемо… старым.

И пошли, покатились первые стихи, и, конечно, - об осени:

«Хлопают ставни уныло,

Холодного неба просинь,

По небу звезда прокатилась,

Чиркнула по окнам – осень!..»

За полгода до окончания десятилетки мою фамилию называют в числе двух, которым директор прочит золотые медали. Но…тут меня настигают первые удары судьбы.

Накануне назначенного классной дамой утренника, посвященного прославлению нашей Родины, я прихворнул, целую ночь рисовал стенную газету и придумывал к ней стихи. Поэтому, когда «классуха», несмотря на мои протесты, приказала мне читать моего любимого Маяковского, я отказался. Не хотел читать вполсилы. Она не вняла, даже после того, как я пообещал читать, как позволит голос. И таки читал, не так, как обычно мог...

Мне это так не прошло, - как она и предупреждала. На педсовете директор обозвал меня двуличным: «…думает одно, говорит другое, а делает третье…». Иизлишне говорить, что судьба моей медали была предрешена…

И вот ушла из школы девочка, впервые пригласившая меня на незабываемый «белый танец». Это было аргентинское танго «Серебряная гитара»… И это был наш с ней полёт не по паркету, а над ним. Это был танец-полёт. Я, до сих пор, никогда
не осмеливавшийся танцевать (из-за чего, как я узнал позже, получил прозвище «граф Табуреткин»), чтобы не отдавить девчонкам ноги, в этот раз даже ни разу не сбился с ритма. Казалось даже, что наши дыхания с Нею замерли на время
этого полёта. И все удивительно лёгкие движения наши стали одним обворожительным целым. Так трудно было смириться с мыслью, что и этот полёт должен завершиться!..


 Об этом эпизоде через много лет я написал:


           «Клубятся волосы –

            на пиве бигуди,

 Струится музыка – "Серебряное танго",

 Твоя рука –

            бинтом моей груди,

 Движенья наши –

              что мерцанье Божьей Тайны;

 

 Пускай затем разбились на два "Я",

 Хвост распушив, распрыгались, как белки,

 И вот – у каждого – своя семья,

 Душа ж –

           средь томиков –

                на суперстенке…

 

 Но иногда –

             сквозь сытый пьяный вой,

 Но иногда –

             сквозь шум дождя усталый,

 Накатит танго

               белого

                прибой,

 И школьный

           полумрак

                ПЕРВОНАЧАЛА…»
И ещё:


Мистика «Белого танго»

 На школьном вечере случилось чудо – помню:

 Знать – дар Богов судьбою был исполнен:

 Как будто Солнца луч, одна, без свиты,

 Явилась Дева предо мною:

 - Разрешите!

 

 Судьбу для двух вещуньи нам сверстали:

 Ни школы, ни Земли для нас не стало,

 Был наш полёт в гармонии прелестной,

 И средь людей лететь нам стало тесно…

 

 Та сказка-танец понесла меня, что волны, -

 Глубоким смыслом жизни дни наполнив, -

 Столь глубоко в меня пустила корни:

 Всю жизнь ровнял я с танцем-сном невольно:

 Судьбу мою, как зал, пересекая,

 Пред мной являлась фея молодая!..

...

 Меня несут космические волны:

 Я танца-тайны назначение исполню!


 Но это было потом…


 На последней школьной линейке 1 сентября я всё ещё надеялся на чудо – увидеть Её. Но вот уже и команда зайти в классы… Её нет…

И солнце вдруг окрасилось чёрной краской!

 Я ещё, по старой памяти, пытался теперь уже сам, без Неё, пройтись нашим маршрутом. Только раньше Она летела ко мне, стуча легкими каблучками, а теперь я робко шёл к Её дому. Дошёл до Её преулка. На мгновенье замер на углу, где мы расстались тогда…

Коснулся железного столба. Стало холодно и…беспомощно.
 Стучать в Её калитку я не решился. Я ведь так никогда и не был у них. Да и что сказать?
 У Неё было такое строгое и решительное лицо тогда…
 И лишь через много лет я узнал,  что Её оговорили, а я, дурак эдакий, поверил…

А тогда я возвращался, едва не рыдая, назад, один…


 Оставил на мосту, через который мы столько раз ходили с Ней вместе, скромный букет гвоздик из нашего сада, всё ещё надеясь, что Она обязательно найдёт их и обо всё догадается…


               ГВОЗДИКА

 

           На перилах моста

 Засыхала гвоздика,

 Стебельки распластав,

 В полушоковом крике;

 

 Опускались сумерки

 Не-

      спе-

           ша,

 Запылённый город

 Тяж-

        ко

            дышал;

 

 Спешили люди,

 Словно пираньи -

 Упавшую гвоздику

 Взглядами раня;

 

 Ей было больно –

 Её сорвали,

 Несли кому-то,

 И не отдали;

 

 Цветок без воды,

 Что калека –

 Столько людей,

 А отдать –

 Не-

     ко-

          му?!..

Но…видимо, не пришла и не догадалась…

А ведь когда мы ещё «встречались», я лишь однажды, страшно смущаясь, извлёк из-под футболки уже успевышие примяться гвоздички из нашего сада:

«Я гвоздики рвал у края стёжки,

Ах, как пахли дикие гвоздики,,

Я гвоздики прятал под одёжку:

Пай-отличник, а душой был дикий!..» …

И вот теперь мне предстояло пережить мой первый внешкольный сентябрь.

Наш праздничный раздвижной стол, за которым я делал уроки, сдвинут. Плавно падают и спускаются, залетают в открытую форточку жёлтые «сердечки» - листья соседской липы… За окном моросит дождь. Принято считать, что в такую погоду хорошо спится. Но мне не до сна. Надо бы готовиться к занятиям в институте. А моя рука выводит:

        «Сентябрь!

                Пора начала года.

Срывает злобу непогода…

Сидеть – зубрить под «хлюп!» дождей,

Ждать школьных вечеров затей…

 

Уснули в школах школяры,

«Баюканные» педагогом,

Учтиво дремлют до поры:

Звонок прощанья –

                Звон тревоги!..

 

 Златое время! Я уже

                прошёл! –

                старик! –

сквозь это;

ужель в моём календаре

угас сентябрь, венчавший лето?!..»

После неожиданно постигшей меня  катастрофы, я почувствовал себя настолько уязвимым, что избегал даже фильмы о любви смотреть: очень уж больно!.. Ещё больше опасался, что …новая любовь может просто добить меня! И это чувствовал я, так долго презиравший «сантименты»…

«Какая карма висит над нами? За что мне?»

Неожиданно я дал увлечь себя в подшефном колхозе. Тот заезд был сплошь комсомольским. Девчонки на все вкусы: одна другой краше!

Лиличка, роскошная брюнетка, с косой ниже пояса, откровенно провоцировала меня на… всё!.. Она вовсе не была распутной. Видимо, и я тогда был весьма неплох собой… Но карма был против…

Увлекала меня другая – Ася.
 Однажды я всё-таки не выдержал и, после долгого хождения по коридору, вокруг её двери, наконец открыл их. Она сидел с книжкой на подоконнике, накинув занавеску на ноги. Отложила книжку и, помедлив, лукаво молвила:

- Что, - тоскливо Сашенька?

 Её не пришлось долго уговаривать пойти пройтись:

-         Ага! Я и сама хотела… Но вдвоём веселее…

Мы прошли всё село, которое отдыхало от тяжёлого дня…Я ничего «такого» себе не позволил. Самозабвенно читал Маяковского. Хотя чувствовал на себе Её небезразличные взгляды…

                ***

 Маяковский и бархат ночи…

 Голос мой, что ты сделал с ней?

 Неприступная стала комочком,

 Чёрной лилией – жаркий снег…

 

Стих гортанный … внимало село,

 Мы по улице медленно шли,

 От волнения горло свело,

 Но вот ноги – не помнят земли…

 

Мы на лавочку опустились,

 А развивы волос смоляных

 Вкруг чела словно ветры струились,

 Пахли будто разморенный луг…

 

Ничего ты мне не говорила,

 Глаз не видел луны полукруг…

 Подбородок мой пили рыбьи

 Поцелуи… О мой испуг!..»

Конечно, я выделил Её давно среди других. Был какой-то магнит, который тянул меня к ней. Особенно, когда в дни отдыха она загорала на маленьком пляжике, прикрыв глаза косынкой. Единственно, что казалось странным – Её не по летам, слегка отягчающие фигуру, груди…

Это же и отпугивало…

И вот вечером, уже перед самым днём отъезда, мы сидели гурьбой у прощального костра, - почти как пионерлагере… Наконец – перепеты все песни, прочитаны наизусть стихи – и классиков, и свои. Ребята  разошлись спать…

А мы всё сидели. Я что-то ещё дочитывал – уже Ей одной…

Наконец и Она встала и пошла вдоль речки с милым названием Балаклейка.

В ней мы  с Нею однажды выловили поломанную куклу. Она – туловище, я – голову… И назвали мы её Ша-ся Балаклавкин. Имя – по двум последним слогам наших имён…

Наконец я решился – догнал Её. И накинул на Её плечи своё одеяло: «Холодно же!» она понимающе- благодарно улыбнулась…

Мы перешли через речечку по шаткому мостку. Утрення свежесть всё плотнее окутывала нас, вольно или невольно прижимая нас друг к другу…

Не знаю, как это случилось…

Пройдя помидорное поле, перед самими мостками, я привлёк Асю к себе. Поцеловал – впервые по-взрослому… 
    Я где-то читал, что если крепко целовать Её, то она потеряет голову и…
 Но…


Рассвет

 

Рассвет был акварельно нежен,

Роса парнАя обволакивала ноги

И в тучу впериться в надежде парил туман,

Дремали Боги, -

Куда им мир понять,

Да и меня поднять –

В другое время – только пушкой,

А вот стоЮ: девичье ушко

Прижалось ко груди моей:

Ужель материальна эта дщерь?

 

Старик-туман послал Эллина

И тот накидку всю облил,

И я дрожу – не от Эллина,

И не от близости земли…

Но это в стихах. А в реальности это не у Неё, а у меня дрожали колени. И мне было стыдно перед Ней. Более того, я был рад, что поцелуй всё-таки завершился и я… не упал!..

Увы-увы, но мы уже не могли вернуться ни к какому прошлому: ни к тому, что свершилось, ни к тому, что было до этого.

Выражаясь метафорично, наш город, куда мы вернулись, был против…
 И вот я стою у раскрытого окна лаборатории рентгеноструктурного анализа металлов и…

«Тыщи записок узорных,

Узорных или изорванных:

            снег идёт – первый,

        А кто-то наэлектризованны,

А может, - парализоыванный –

Свои длинные письма рвёт –

Сумасшедшие!»

Были разные моменты у нас, очень разные, и, казалось, ну вот теперь всё будет прекрасно, а бывали и совсем иные. И

тогда…:

            В старой раме между стёкол

           В паутинке – жёлтый лист,

 Деревенский складкоокий

 Мне приснится гармонист,

 

 Драка в тёмном клубе вспыхнет -

 Из-за той, которой нет…

 Лишь к утру она утихнет. –

 Слёзы. Просьбы. «Ментсовет»…

 

 В общежитии колхозном

 На стекле – сквозь пыль – портрет;

 И ослепнувшие звёзды

 Мне наощупь шлют свой свет…

Как-то мы шли с ней городской улицей. В конце её, в тумане, виднелось дерево. Мы заспорили, подзадоривая друг-друга.

Я уверял, что это груша. Ася же полагала, что это, конечно же, - тополь.

- Я-то знаю, - у нас во дворе такая же растёт.

Она засмеялась:

-         Эх, ты, знаток, вот увидишь!

И мы заспешили к дереву. Срывался снежок. Тревожные предчуствия пощипывали сердце.

Первый снег,

Снег этого года,

Ты уже взял разбег,

Погоди хоть немного! –

Ты уносишь с собой

Эту позднюю осень,

И, наверно другое, -

И не осень вовсе,

           И, конечно, другое, -

           И не осень вовсе;

           Маки в лавках цветут,

           Груша с тополем схожа,

           Лес раздет и разут,

           Как последний прохожий,

           Лес раздет и разут,

           Как наивный прохожий…

Предчуствия оправдались. Мы долго и болезненно расставались…

В конце-концов, как и мои братья, в 24 года я женился.

Мы с женой и родирвшимся сыном жили у родителей.

Накануне «красных» октябрьских дней отец привычно взялся прихорашивать территорию перед домом. И вот – показался первый язычок костра…
   Невольно вспомнилось, как Ася просила разжечь костёр в парке, высаженном комсомольцами нашего ВНИТЭлетромаша, на месте старого еврейского кладбища. А я так и не объяснил ей толком своё неприятие этого: я никому не хотел высвечивать таниства наших с ней отношений… Она не поняла меня и обиделась. И вот…

                А.В.А.

  Горчат осенние костры,

 Ты их любила жечь когда-то –

 Как переправные мосты,

 Как знак, что в детство нет возврата…

 

 Среди плодов опавших зря –

 Надкушенные воровато,

 В костре закатном октября –

 Тобою терпнут горьковато…

………….

 Пелёнки сына поутру –

 Дитя любви-противоядья –

 Тобой пропахли на ветру,

 И плачет сын – горчат объятья!

Видно,сильно горчили эти костры…

И вот, через 30 лет… состоялось несколько в общем-то довольно невинных, но незабываемых встреч с той, кто вдохновил меня на «Эхо белого танго» - нескончаемый цикл, уже в третий раз, переизданный, на сей раз  - в Канаде…

      * * *

 Осень - все легко

 и зыбко.

 Мы опять пьяны

 любви вином.

 Белым танго -

 меж смычком и скрипкой.

 Танцем –

 меж реальностью

 и
              сном...


Признаюсь, больше никогда не хотелось так увидеть изданной эти стихи с моими рисунками, как для этого цикла …         

Частично я уже цитировал его стихи…

* * *

 Девочка моя благословенная,

 Где же ты была

               так много лет:

 Чёлка чёрный мёд,   да хмель от платья белого,

 Танго белое, которого уж нет,

 

 Танго - для двоих лишь

                неба лестница,

 Танго -

         мановение души,

 Девочка - ровесница, прелестница,

 Адрес мне в блокнотик не пиши,

 

 Не пиши! –

           твоим ведь я не нужен,

 Что ты мужу скажешь, сыновьям?

 Видно мне опять на площадь – к лужам,

 К выпускным, распутным соловьям!..

 

 И пускай осудят, развенчают,

 Я тобой пребуду вечно пьян –

 Девочкой из танго – явью чуда! –

 Мой мираж,

           мой морок,

                мой обман!..

А на эти слова написана песня композитором из Севастополя:


* * *

 Осень косит листья в саду,

 Осень -

        запах яблок в дому,

 Осень - наша память

                в дыму,

 Осень - письма-листья

                к стеклу.

 

 Осень пьёт с горчинкою дождь,

 Осень, на тебя я похож,

 Осень, будь лекарством седых, -

 Осень, хватит нам на двоих!

 

 Осень белым танго

                кружит,

 Осень, косы лет развяжи,

 Партитуру вёсен не прячь;

 Струи – струны,

          ветер – скрипач!

А эти стихи, конечно же, тоже просятся стать песней:


* * *

 Мне звонила осень

 и дышала в трубку,

 Листьями тихонько шевеля,

 Голос мой заслышав,

 прикусила губки,

 А вот это, осень, сделала ты зря:

 

 Потому что, осень, мы с тобой полжизни,

 Ты-то знаешь, осень, это не игра,

 Ты же знаешь, осень, это не капризы:

 Потому что важное досказать пора!

 

 Зря, подруга-осень, нервно в трубку дышишь,

 Что же –

 даже шепота

 мне не подаришь?

 Знаешь ты прекрасно: мы не станем "бывшим",

 И на сердце донца боль не утаишь…

 

 Ты коленки прячешь в платьице из лета,

 А нахальный ветер листья шевелит,

 Синеву размажет дождь,

 что льет с рассвета,

 Ты ко мне отложишь потому визит;

 

 Праздничною ночью всех накормишь сразу,

 И… на кухне

 взвоешь –

 по тому, кто мил,

 Поспешишь из дома, –

 чтоб сказать хоть фразу…

 Голос мой услышишь

 и... лишишься сил...

Как и все остальные стихи тут, и эти неслучайны: тут и пруд-разлучальник, тут и потаённые встречи в школьном парке – через тридцать лет!..

* * *

 Я пью тебя

 со встречных лиц,

 Как пьют в пустыне

                сбор росы,

 Брось спелость нежную зарниц

 В неукрощенные

                «весы»,

 

 Сотри с утра

 желаний рось

 С окна,

             ведущего ко мне,

 Через плечо

 сомненья брось

 В огонь языческой луне,

 

 Враз белы ноги опусти

 В песок пруда, где бьют ключи,

 Но раз ступив на путь любви,

 О пытке

                негой

                не

                кричи!..

И это, бывшее одно время завершающим в цикле…


           * * *

          Любовь!

 Не покидай меня!

                Любовь!

 Не женщина –

                останься!

 У погребального огня

 Давай простимся в белом танце.

 ...

 Любовь!

 Твоя печаль –

                остра!

 Не женщина!

                Любовь! –

                останься!

 У погребального костра

 Две наши тени в белом танце!

 

 Не покидай меня! -

 Любовь!..

Непросто в силу самых разных обстоятельств решиться на новый сборник. И вот – готовится подборка об осени.


                А.В.А.               

 Жёлтый шёпот опавшей листвы –

 Под шуршание вальса Шопена…

 И в кострище октябрьском – Ты –

 Восстаёшь

 из нетленного плена…


 Но вот ведь…

Что-то Осень не очень улыбчива к нам:

Может, - это – Природы отместка, -

Как японский значок – на бумаге «пергам…», -

На прощание с прошлым повестка…

 

А  Осень играет в свой, - особый, биллиард – каштанами, желудями…

«Демисезонный «биллиард»

 

 Точные кии

 Тучных дождей –

 На мостовые –

 Залп жёлудей,

 

 В лузы

 щербатых асфальтов -

              шары

 нами не начатой

 древней игры:

 шаро-каштанный

 бой пирамид…

 ………………………………….

 Льдинные кии

 лужа острит…»

И вот уже:


                ***

          Под сенью осенней аллеи

 Задумчивый падает лист,

 Не то, чтобы сплю,

 Но – немею –

 Счастливейший капиталист,

 

 Звук листьев пленительно тонок,

 Движения – плавно-нежны,

 А запах и горек, и звонок –

 Прелюдия фуги зимы!..

И ещё:
                ***

        Стернёю звёзд в снегу бреду,

 Сосулек змей сминая зубы, -

 Мечтой на дальнем берегу,

 Где маков цвет целует в губы…


 Потому что возможно ещё в этом мире

и такое чудо, как:
 …
                * * *

 Осень - все легко


 

 и зыбко.

 Снова свёл нас август, как весной -

 Белым танго -

 меж смычком и скрипкой.

 В танце –

 меж реальностью

 и сном...


И возможен -



Звёздный миг

 

 «Любовь заходила к Вам в гости...» -

 Сообщенье в И-нете – «друзья»:

 Только так – без звонка и без спроса –

 Точно так же являлся и я…

 

 Не скажу, что я рад тебе, Жизнь моя, -

 Без тебя я и дня не живу:

 Знатоки путь промямлят – «Нежизненно!» -

 Я ж с тобою всегда наяву…

 

 Подскажи – разве можно расстаться, -

 Пусть не спали вдвоём, но… родня!

 Ведь могла ты остаться…

                Тс!.. – Тайна!..

 Без тебя не прожил я и дня…

 

 Заходи – приходи – оставайся:

 Заходи – приходи – навсегда,

 Вспомним «белое танго» и вальсы, -

 «Как мы молоды были тогда»…

 

 Ничего ведь – по сути – не поздно,

 Даже двое – огромная рать,

 Надо жить, по-возможности, звёздно

 И лишь звёздную дань собирать!


Потому что…
                ***

          На проталинках души,

 Что в быту видны не сразу,

 Ты открытья совершишь,

 Те, которым нету сглазу,

 

 Чёткий ждёт автопортрет:

 Он, должно быть, будет парным, -

 То всплывёт, чего уж нет, -

 Склеится надрыва парус…

 

 Лёгкой тучкой улетит, -

 Что тогда казалось важным,

 Приоткроет те пути,

 Что даются лишь отважным;

 

 Только ты узнать успей –

 Пронесётся над тобою

 Почтою воздушный змей,

 Что, по правде, был…

                Судьбою!



 




________________________________________