Два дня на полет

Столько мужчин меня целовали, столько мужчин, и ни один поцелуй  я не запомнила так, как тот - не случившийся поцелуй.
Это случилось зимой. А может быть и раньше,  где-то в моих мечтах это уже случалось. Сто раз или сто тысяч раз я чувствовала это далеко в мечтах. Во сне, на горизонте это было.
  И только однажды по- настоящему. В жизни. Перед католическим Рождеством.
Я стояла рядом с автобусом. Курила. Раньше я не курила, но сейчас мне казалось, они помогают мне. Тонкие пальцы, в черных перчатках дрожа, удерживали толстый фильтр.  Всеми силами губ я обхватывала его. Вынимала, вместе с выдохом, встряхивала небольшой сожжённый край и смотрела вдаль. Словно было что увидеть там  - ответы на все вопросы в  голове, или услышать, чей то голос, кто развеет мои переживания.  Но никого вокруг не было. Я посмотрела на небо. Там тоже - никого.  Вокруг - пустота из морозного воздуха. Пар изо рта. В голове дым. Ноги шатаются на тонких каблуках. Я стою. Продолжаю стоять, выдыхая непонятное волнение , засевшее глубоко в сердце.
Автобус почти наполнился. Я не торопилась садиться.
Кто-то позвал меня сзади, по имени, пора садится.
Я не сказав ни слова, просто кивнула ей.
-Посадка завершена, автобус готов тронуться, прошу поторопиться, - вежливым тоном сказала женщина.
Пока женщина говорила что-то , я искала ближайшую урну, не обнаружив ничего рядом,  бросила окурку на снег и надавила на нее тонким каблуком.
- Через сколько часов мы будем в Хельсинки? - спросила я у нее.
- в два утра по местному времени, может и позже. Как снег ляжет на дорогу. Вчерашний наш автобус доехал только в 4, из-за сильного снегопада.
 От сказанного гидом, я начала переживать. Еще никогда до этого я не боялась длинных дорог и так сильно никуда не торопилась.
Но это была особенная поездка в моей  жизни. Первая поездка в Европу, а именно в Хельсинки. А точнее к нему.
Пассажиров в автобусе было мало, три человека, гид и водитель.
Я расположилась на двух местах, свой маленький чемодан положила на верхнюю полку, сняла шубку и свернула ее вместо подушки под голову, достала с той же полки плед и укрылась им. В ушах играла музыка любимого японского композитора, которую я  всегда слушаю в дороге Ryuichi Sakamoto. Все музыкальные композиции делились  на те что можно слушать в дороге, для вдохновения, и те которые нужно слушать только вдвоем. Как, например,  музыка Паганини, которую невозможно слушать  одной.  Мне кажется,  Николо писал её для двоих. Должно быть два сердца. Две души. Это минимум. Хочется  обнять кого-то и слушать вместе. Так будет глубже. До дрожи. Некоторые вещи нужно делать вдвоем, как любовь  и музыка Паганини.        Я ехала в Хельсинки, чтобы послушать эту музыку. Вдовем.
Время было 12 ночи. Автобус торопливо вез меня в другую страну,  другой город, в другую жизнь.
Батарея на плеере давно села, пока я спала. Мой платок на голове что бережно закрывал  тонкие локоны,  почти сползал с  головы. Одной рукой я придерживала платок, другая лежала между бедрами, грела.
" Ева, - потревожил мой сон гид, - через несколько минут будет первая граница, нужно подготовить документы"
Я резко привставала, поправила платок на голове,  посмотрела на время, потом в окно, за которым быстро наступала ночь . Гид стоящая напротив , продолжала смотреть на меня, наблюдая за моим пробуждением. Склонив голову надо мной , она спросила  почти шепотом.
-вы едите в первый раз ?
- Да. Как Вы догадались? - улыбнулась я.
- я работаю 15 лет, и знаю как выглядят девушки , которые едут в первый раз в Финляндию. - ответила гид, также тихо, словно хотела раскрыть мне какой то  секрет.
- Как же я выгляжу?- недоуменно спросила я .
- при всем параде. У вас красивое лицо , молоденькое, к тому же вы едите одна.- женщина еще  ниже склонила голову, так,  что только одно ухо во всем автобусе могло ее услышать,  - У пограничников могут возникнуть подозрения.
- Какие подозрения? - не понимала я. 
- Вас могут изучить на предмет проституции. Зачем вы едите в Хельсинки? - на лице гида нарисовалась серьезность. От чего я отвернула голову , посмотрела вдаль ,сквозь окно. И молчала.  Что ответить я не знала. Ведь никому еще до этого, я не рассказывала о нем. Это поездка была настолько глубокой и личной , что я боялась с кем либо заговорить об этом. Чужие руки лезли в мою душу. Чужие вопросы. Я чувствовала, как чужие ноги готовились наступать на мою девственную тропу, по которой  позволила пройти только ему.
- Главное не обманывать никого- продолжила женщина, и уже готовилась сесть  рядом со мной.
- я не знаю, - призналась. Я не знаю, как вам сказать.  Я не хочу ничего говорить. А можно я обману Вас и пограничников? Я умею обманывать, я ловкая обманщица. - засмеялась я.
- они все проверят и поймут. С ним лучше не шутить. Говорите как есть. К кому вы едите? Вас кто-то будет ждать?
Женщина уже сидящая рядом , показалась мне моим  собственным голосом  разума, от которого я уже слышала где-то эти  вопросы. Навязчивые вопросы, из-за чего я  снова ушла в молчание. В поиске ответа. 
- Меня будет ждать...Да. Он обещал. Он сказал что будет меня ждать там. -  слова сами вышли изнутри. Я вспомнила его слова в последнем сообщении, отчего на лице появилась улыбка. А в глазах едва наступали слезы. Я не хотела говорить об этом, либо я действительно не была уверенна, будет ли меня ждать на том конце пути человек. Ведь я совсем не знала этого человека. Но уже осмелилась полюбить.
- Я все поняла,  - улыбнулась добрая женщина, - вы не только город увидите в первый раз, но и его тоже? Первая встреча? Об этом не сложно догадаться, вы слишком хорошо выглядите, чтобы ехать в воскресную ночь за покупками в Хельсинки.
От ее слов мне стало спокойно. И я хотела ей обо всем рассказать.
- Да. В первый раз в жизни.  - я хотела продолжить, сказать что до этого я встречала его только в мечтах, во сне и в искусстве. Но вместо этого, я снова замолчала.
-Вы наденете мою шаль, сотрете красную помаду и уберет локоны под берет. Тогда Вы ничем не отличитесь от других девушек ,переезжающих границу. А когда они спросят  вас куда вы едите , ответьте на Рождество за покупками, но не забудьте что все магазины в праздничный день работают только до обеда. Если вас спросят, где вы остановитесь, смело отвечайте в гостинице " Евро Хостел", это самая бедная гостиница, там не требуется бронь, и вас не станут, проверят.
Я поблагодарила ее и в знак благодарности предложила ей конфеты.
- Спасибо, - отказалась женщина, - мы сейчас остановимся у магазина, если хотите перекусить  то, пожалуйста.
Мне было вовсе не до конфет и не до ближайшего магазина. Мне было не до себя.  Я  переживала по поводу границы. А что, если не пропустят? В каком - то момент, на меня навеяло облегчение. Значит не судьба. Значит,  это самое худшее, что может произойти сейчас. Откуда мне было знать, что может случиться в том городе. Я улыбнулась самой себе. И теперь мне стало почти спокойно. Я посмотрела в окно. На небо. Где то там смотрел на меня мой  Бог? Он не обидит меня.
Луна светила на мое лицо, что я в темноте могла разглядеть свое отражение в зеркале. Я стерла помаду, поправила макияж.
- Финская граница, будьте готовы!
Я специально  поплотнее завязала шаль на шее, поправила, берет. И вышла из автобуса. Как велела ей женщина, я последовала за ней. Подошла к самому крайнему окну, слева. За которым сидел симпатичный молодой фин. Его лицо ничего не выражало. Но даже в своем в бесчувственном обличии его лицо не теряло привлекательность. Когда я поприветствовала его " Нello." , он кивнул, взял паспорт, прошуршал страницами, смотрел сквозь окно прямо мне в глаза.
Я продолжала улыбаться, заправляя сползавшие локоны под берет.
Он ударил печатью на нескольких страницах паспорта , так громко, что мое сердце должно было вздрогнуть, но оно напротив , обрело спокойствие. Пограничник  протянул   паспорт, и впервые улыбнулся. Как же люди красивы, когда улыбаются. Я поблагодарила его и пожелала ему хорошей службы.
Выходя из поста, теперь я  была уверенна в том, что все должно случиться. Счастливая , как будто мне поставили не печать о пересечении границы, а штамп о браке .
Автобус тронулся тотчас как я села на свое место.
- через пару часов прибудем в Хельсинки- крикнула женщина, сидящая рядом с водителем.
Я решила чуточку поспать, свернувшись клубком на двух креслах, мое  гибкое маленькое тело стало еще меньше. Я запрокинула голову назад,  ноги были сложены в коленях, а руки между. Грели. Автобус ехал еще быстрее , своими неаккуратными движениями колес как бы старался убаюкивать мой сон.
Я закрыла глаза. И первое что я увидела под веками - его улыбку.  Глаза и губы. Нашу  встречу. Самую первую. Первый поцелуй. Я в деталях представляла этот поцелуй, и сердце мое возбуждено билось под грудью. Становилось теплее внутри от этих картин под закрытыми очами. Я чувствовала его дыхание на себе, на своей коже. Теплое дыхание, от которой появлялись мурашки по всему телу. Мои острые зубы кусали его  губы.  А затем моя голова опустилась ниже его плеч. Живот. Внутри становилось тепло. Здесь я хочу ему признаться. Я признаюсь мысленно. Возрождается картина                " Любовь". Я рисовала ее тонкими нитями из головы.  Как это делала  сто тысяч раз до этого . Но представления эти отличались от всех предыдущих. Они еще слаще на вкус , с каждой секундой, с каждым сантиметром . Ведь все , о чем я мечтала, должно воплотиться в жизнь. Через несколько часов, и через несколько сотен километров. В голове я придумывала диалоги. Что скажу ему. Как скажу. О чем буду молчать. Я представляла наш разговор. Его робкое молчание. Мои уста что-то шепчут ему. Он улыбается.  Внутри меня - свет.
Мой сон закончился, когда мы прибыли в Хельсинки. Закончились мои  мечты. Они  улетели. Внезапно. Они превратились в птиц. Я хотела стать птицей. Но моя реальность обрела всего одно крыло. Его бы не хватило улететь. Не хватило бы сил для полета. Мечты и Ева остались в мокром замерзшем городе.
Он стоял на одном из перекрестков. Ждал. Я  неторопливо подошла к нему. Я хотела замедлить этот момент встречи. Момент столкновения мечты и реальности. В мечтах он улыбался мне. В мечтах мы обнялись в ту же секунду. В мечтах я была без одежды. И мне не было холодно.  На нас падал снег хлопьями. Мое белое лицо краснело. Сердце билось. По - настоящему билось. Я бы попросила музыку, чтобы все не было так реалистично. Я хотела музыки. Чтобы реальность тоже была выше. Выше земли. На два метра. Но музыки не было. Вокруг не было ни души. Романтичным было все.                Кроме нас.
 Он встретил меня без улыбки. Мое недоуменное лицо почти выдавало боль. Он вежливо обнял меня за плечи, как обнял бы любую другую, или даже друга, или даже собаку.  Не важно. На секунду он обнял меня так, словно  это не было нашей  первой долгожданной встречей. Та встреча, которую я представляла, улетела обратно в мои мечты. Превратилась в снег, который крупными хлопьями падал на землю. Снег опорошил его черные волосы. На них мои мечты. На его длинных ресницах мои мечты. На его губах мои мечты. На земле мои мечты,  мы  смело шли по ним. Топтали ногами. Я каблуками. Он ботинками. Мой чемодан на колесах.
Мы шли по улице молча. Он молчал. А я собирала пазлами фразы. Что сказать. Все диалоги, которые я представляла. Забыты. Они тоже оставили меня.
Две фигуры и один чемодан на колесах двигались куда - то. В ночном Хельсинки. Где молчало все. Улицы молчали. Дома. Безмолвное небо. Людей не было. Весь город словно вымер, ради нас. Ради того чтобы в эту ночь родились мы. Но я , кажется тоже умерла. Вместе со всеми.
Мы зашли в гостиницу. Он на английском поприветствовал администратора на ресепшене, еще приветливее, чем встретил меня. Мы поднялись  на 6 этаж. Числа ниочем не говорят. Но у меня есть глупая привычка запоминать их.
-  Угадай, какой номер - обратился он ко мне.
- наверное... - начала  вспоминать я все числа, которые связанные с чем то знаменательным.
Пока я гадала, в каком номере он расположился, мы уже оказались у двери 604 номера.
Числа ниочем не говорят. Но 604 было новым числом в моей жизни.
Ненавижу гостиницы - вздохнула я, бросив чемодан на пол. В них все временно. Люди временны.  Любовь временна. Жизнь временна.
Я посмотрела на время. Половина четвертого утра. Осталось два дня. Ровно.
 Снег скатился с обуви, превратился в воду. Каблуки стучали по полу. Я подошла к нему первой. Протянула ему руку.
- Ну что же, меня зовут Ева. Та самая...
- Я Дэвид.- коротко ответил он. Я не жму руку женщинам, поэтому обниму тебя.
Объятия ничем не отличались, от первого. Ничем не отличались от других. Они отличались только от тех что я представляла  в  голове.
Я сняла свою шубу.
- Можно я разденусь? - спросила его. У меня стресс. Одежда жмет  душу.
- Как хочешь, я могу дать тебе свою рубашку, в ней будет просторно, не так тесно. Хочешь?
- Я хочу вина. Можно разбавить эмоции?
- Тебе какое, есть красное, есть белое.
- Белое.
Он наливал нам вино.  Один бокал мне. Другой себе. И только он хотел пригубить вино, я вскрикнула:
- Я хочу тост. Как можно пить молча, когда нас двое?
- За что будем пить? - на его лице, появлялась долгожданная улыбка. Появлялась и едва исчезала. Я хотела ее удержать надолго. На два дня быть может.
- За встречу. Конечно же, за встречу.
Два бокала прикоснулись друг другу.  Поцелуй бокалов прозвучал в тишине.  Мы начали общаться. Вино старательно вытаскивало наши языки  наружу.
- У меня есть для тебя подарок.
- Чем заслужил ?- спросил он.
- Подарок нельзя заслужить. Его либо дарят, либо нет. Любишь испанскую поэзию?  - я положила книгу Гарсиа Лорки на кровать.
- Что, правда? Это мне? - он улыбнулся. Теперь по- настоящему.
Если бы я знала, что он редко улыбается, я бы привезла ему целую коллекцию Лорки и его любимого Бродского тоже.
- Закрой глаза - попросил он.
Я закрыла. Всего на пару секунд. Открыла их, когда  передо мной оказался кулек. Внутри него лежала мягкая игрушка. Медвежонок. Я мысленно посчитала, сколько мишек у меня уже лежат дома, и каким по счету будет эта игрушка, от кого были предыдущие. Я подумала, как  назову эту мишку и одновременно вспоминала имена всех остальных. Все мишки оказались  в моей голове.
- Извини за примитивный подарок. Но, зато он прилетел из Лондона.
- Я назову его Дэвидом.
Мы улыбнулись друг другу.
Первый бокал вина был пуст. Бутылка опустошалась . Только ваза внутри меня наполнялась водой. Воды становилось слишком много, что в ней страшно было находиться одной. Я бы поплыла вместе с этим мужчиной. Куда-нибудь, да в рай, если он существует.  Но, кажется, он боится воды ли глубины.
Он скульптор. Его длинные пальцы творили из глины фигурки. Только из меня он слепил обратно глину. Материал, который жаждал обратиться в  грязь.
- Что ты делал в Лондоне?
- У меня была там выставка. Три дня.
- Я бы хотела посмотреть на твои работы. Они должны быть чем - то похожи на тебя. Мы творим то, чем являемся сами. Не так ли?
Мы лежали на кровати. На разных концах. Как и раньше в разных странах.
- как странно...
- что именно?
- Раньше между нами были тысячи километров... и 12 часов разницы в часовом поясе. Но  мы были близки. А сейчас...
- Что сейчас? - перебил он меня в пол тона.
- Сейчас мы лежим на разных концах кровати. О , Боже, если бы я знала, что мне будет здесь так холодно, я бы привезла шерстяной плед и обогреватель!- я хотела пошутить.  Нет, не пошутить, я хотела, чтобы он  просто обнял меня.
Я подвинулась к нему поближе. Посмотрела ему в глаза.
-Кто ты? - прошептала ему в ухо, едва коснувшись мочку  губами. Чтобы  в порыве эмоций случайно не укусить его ухо,  я кусала свои губы.
 Ты не тот Дэвид,- продолжила я, также тихо, -  с которым я общалась все эти пол года. Ты не тот, к кому я бежала на встречу. Где ты оставил его? В Лондоне или в Америке? Я поеду искать его. Но ты не тот.
- Ты во мне разочарована? - спросил он так, словно все причины были только в этом.
- Я разочаровалась в себе. Это больнее.
Мы находились в темноте. Мои глаза искали в его глазах душу. В черных больших глазах, лежащих напротив, я разглядывала его. Искала того самого Дэвида. Но я не увидела в них никого. Ничего.  Кроме света.  Я хотела думать, что это свет его души. Искала источник. Все лампы были потушены. Я посмотрела в окно. Это блекло обманчивое отражение луны.
Мы лежали несколько минут молча. Я бы включила музыку Паганини. Но это тоже самое, что слушать одной.
- Включи музыку. Ненавижу тишину. Давай убьем ее.
Он включил музыку. Я глотнула еще вина. Теперь второй бокал был почти пуст. В горле сухо. Внутри влажно. Слова внутри.
Мы лежали вдоль друг другу, как две параллельные дороги. Одна чуть короче другой. Его дорога из черной земли. Моя из белоснежного снега.
Мы лежали как две скульптуры, которые он лепил своими руками. Неподвижные и бесчувственные. Только я притворялась, и надеялась он тоже.
- Почему ты не спишь? - его голос заиграл вместо музыки.
- Я не могу.
- Почему не можешь? - прозвучали снова ноты.
- Как можно спокойно спать с тем, с кем ты мечтала не спать.
- Ева...- музыка продолжалась, - я не спал несколько ночей- прозвучали басы.
- Слишком мало вина сегодня. Мало музыки. Здесь мало воздуха.  Я хочу выйти на улицу. Подышать.
Я встала с постели. Начала одеваться медленно. Застегивала молнию на юбке медленно. Пуговицы на рубашке. Волосы под берет тоже медленно. Я хотела, чтобы он меня остановил. Сказал мне " стоп!",  пусть ударит, пусть сломает ноги , пусть убьет, но не даст мне уйти.
Я смотрела на его отражение в зеркале и ждала этого, медленно надевая на свои плечи шубу. Он лежал. Закрыл глаза и в комнате совсем стало темно.
Я посмотрела на себя. На моих глазах блекли капли. Стоячие капли из слез. Я держала их до того как вышла из номера. Потом не удержать. В одиночестве ничего не возможно удержать.
Я спустилась на первый этаж. В фойе было  пусто. Никого. Гости уже давно спят в номерах. Чистые столы,  задвинутые к ним стулья,  ждали завтрашний день. Я двинулась к выходу. Остановилась. Только слезы не останавливаясь, шли вниз. На улице шел снег. Красивый крупный снег падал вниз. Я хотела выйти, но слезы бы превратились в лед. За стеклянными дверьми никого. Вокруг пустота и тишина из холода. Мертвого холода. Не с кем заговорить. Не кому сказать. Никто не услышит. Я стояла так пол минуты, наблюдая за красотой ночного города. Только она меня больше не привлекала. Как быстро можно возненавидеть красоту, когда тебе не с кем поделиться с ней.
Позади меня я услышала чьи- то медленные шаги. Я надеялась это он. Он остановит меня, подумала я, посмотрев назад. Это была консьержка , она смотрела на меня как всегда милым взглядом и улыбалась, так, как их учат улыбаться всем гостям этой гостиницы. Заученные фразы , мимика, улыбка. Все было заученным. Даже ее доброта. Кого- то работа заставляет улыбаться. Кого- то любовь заставляет плакать.
- excuse me, - обратилась я к ней, почему то, - You are Finn ?
- Yes, I’m Finn, can I help you? - спросила она меня, ни  капельки  не изменившись в лице.
- Do you speak Russia? - я надеялась услышать в ней что-то родное.
- No, I’m sorry.- она снова улыбнулась.
- I want to talk with you...- начала говорить я,- I need to talk with somebody who has ears.
- Yes , all people sleeps. You can to speak with me. - Указала  на себя пальцем.
Я прочитала на ее бейджике  имя, финское , сложное, что я не смогла его повторить. Мне нужны были, чьи то уши в эту ночь. Просто уши. И я начала говорить с ней. Я не была уверенна, что она меня понимает. Потому что ее лицо не менялось. Ее улыбка, наконец, то исчезла,  только когда я сказала  " my heart is  broken ". Она с сожалением посмотрела на мою левую грудь, словно надеялась там увидеть торчащие осколки сердца, и сказала " Im, sorry".
Я спросила ее, вдруг она знает. Я надеялась найти какой то ответ. Пусть в чужих устах. На чужом языке. Но правда бы не изменилась. Я спросила ее, как мужчина с которым ты мечтала встретиться все эти пол года, может просто спокойно спать, когда его девушка, как бы девушка...И тут я призадумалась. А кто я ему? Черт. Но какая разница, кто я ему. Как он может спать, когда не его девушка или которая думает что она его,  вышла на улицу в студёную зимнюю ночь?
Как можно спать спокойно? - спросила я девушку, почему то думая, что она ответит, или я уже не надеялась ниначто. А просто хотела кому-то об этом сказать.
Она долго думала , подбирала слова в воздухе, словно их было так много, но она собирала самые нужные, пропускала их через свой фильтр и наконец сказала.
- Люди так легко теряют друг друга, не осмеливаясь написать первыми или признаться. Люди поменялись с тех времен, когда сражались на дуэли ради чести и любви. А сейчас этим мужчинам, сложно поднять свою задницу и остановить обиженную женщину. Сложно. И не от гордости вовсе. От того что мужчинами они перестали быть.- не передаваемое понимание прозвучало в этих словах, словно она только вчера пережила тоже, что и я сейчас.
Она улыбнулась, уже по своему, не так , как ее учили это делать,  пожала плечами , разводя руками по обе стороны, словно хотела сказать, о том, что здесь  думать нечего " Это мужчины".
Я поблагодарила ее. На душе груза стало меньше. Вода из вазы вылилась на добрую незнакомку. Мне стало легче нести на 6 этаж свою боль.
Я поднялась в номер обратно. Уже с сухими глазами. Без слез.  Постучалась в дверь. Он открыл сразу, словно ждал.
-  Здравствуй. - сказал он , стоя на пороге с открытой дверью, как будто думал пускать меня или оставить здесь.
- Я хочу войти- сказала  ему, почти не глядя в глаза.
- Конечно. Заходи. -  закрыл за мной дверь, - Как погуляла? Как погода?
- Отлично.- коротко ответила я ,  допивая свой бокал с водой.
- Где ты была? - полусонным голосом спросил он меня лениво.
- Не важно. Спи.
Мы лежали на разных кроватях параллельных друг другу. Они едва были соединены. Но между ними оставалась щель. Которая, становилась то шире, то уже. Моя кровать была не спокойна.
 Пол ночи прошло без сна. Еще следующие пол ночи я не спала.
Если бы я была художницей, я  нарисовала его портрет. Но мне оставалось только смотреть на него без прикосновений и запоминать каждый сантиметр его лица.  Огромные глаза. Длинные ресницы. Брови цвета земли. Большой длинный нос, не аккуратный контур. Тонкие губы. Сухие.
Его длинные пальцы обнимали вместо меня край подушки. Ноги сложены в коленях, в полудлинных шортах.
Я нарисовала бы его таким.
Но вместо красок я достала ручку и блокнот, записывать его.
Я записывала его сон. Его веки и то, что под ними. Его твердую кожу, на ней волосы, их я тоже записывала. Громкое дыхание в тишине. Его руки. Родинку,  на левой ладони,  точно как у меня на правой. Его уши, что слышали мои царапания ручкой по бумаге. Или не слышали.
Время доходило 5 утра. На улице по-прежнему темно. Здесь светает позже, чем в Санкт-Петербурге.
Вино почти отпустило мое сознание. Я ждала утро,  в котором все кажется чуточку другим и мудрым.
Я не знаю, сколько часов я спала. Спала ли я вообще. Сны перестали отличаться от жизни. В них я теперь тоже не летаю.
- Доброе утро, как спалось? - поприветствовал он меня.
- Спалось наполовину, или наполовину не спалось - улыбнулась я.
Сквозь темные шторы  проползали лучи солнца, они хотели дать нам немного света.
- В этом городе есть солнце. - улыбнулась я посмотрев в окно. В Санкт-Петербурге его так мало.
- Да. Но я скучаю по этому городу. - прозвучала некая тоска в его голосе.
Я продолжала смотреть в закрытое окно, за которым  все было закрыто. Магазины. Супермаркеты. Торговые центры. Рестораны. Кафе. Перед окном все тоже было закрыто. Он был закрыт, его сердце. Моя закрытая поза, руки косичкой. Дверь в комнате заперта.
- что будем делать сегодня?
- Не знаю. Сегодня ничего не работает. Пошли завтракать.
Мы спустились на второй этаж. Тринадцать пустых столов, вокруг каждого по четыре пустующие стулья. Кто только  не сидел на них. Сколько людей только не завтракали за этими столами. И за нашим столом. Я представила, какая я по счету новый человек, сидящий на этом стуле. Какая я по счету, сидящая напротив него. Сколько их до меня, и сколько их еще будет.
Мы молчали. Он принес мне чай зеленый без сахара. Масло, хлеб горячий, салат. Все молчали. И слышались только звон тарелок и ножей, скрип раздвигающихся стульев, чавканье, доносившееся с угла.
-Еда потеряла свою привлекательность. Я ничего не хочу, есть, - сказала я ему.
- Ты ничего не хочешь, тебе не нравится гостиница, тебе не нравится спать и есть - его лицо становилось серьезнее, вот - вот мне показалось, я ждала, он обольет меня чаем с головы, но он продолжил, уже чуть громче , - что ты вообще хочешь? Хватит твои капризы. Я устал.
я смотрела на него прямо ,и наблюдала за движением его щек когда он жует. Его лицо беспокойнее, чем вчера, но совсем спокойное, чем мое сердце. Я хотела ответить ему        " Тебя", но вместо этого, я проглотила это слово, насильно закусывая  хлебом. Уже холодным.
- все нормальные люди отмечают  сегодня Рождество. - сказал он наблюдая как один за другим приходят китайцы и рассаживаются на своим места.
- Значит мы с тобой ненормальные.  - Улыбнулась я, еще гуще намазывая на хлеб масло.
Я доела завтрак. До тошноты. Даже крошка хлеба казалась большим куском. Желудок на меня злился. Я же злилась на то, что повыше.
Мы поднялись обратно в номер. Время было 9.
Мы ничего не делали. Почти не разговаривали. Но скучно мне не было с ним даже в молчании. 
Я захотела полежать в ванне. Поспать в ней. Я думала, а вдруг я утону. Будет ли он переживать.  Будет ли звать на помощь кого- то. А может он обрадуется, или в спешке будет делать мне искусственное дыхание, ударит по лицу криками " очнись". И не только по лицу. Или возьмет нож и вытащит мое сердце, приготовит бифштекс и будет, есть его в гордом одиночестве. А может он вегетарианец?
 Я пролежала в ванне пол часа . Он не стучался. Я пролежала дольше часа, ни стуков , ни шагов я не услышала. Уже сама я начала переживать за него. Больше чем за себя, случись, если бы я потонула.
В переживаниях я заснула с бокалом  полного вина наполовину. Вода касалась моего лица. Кто, если не вода сейчас будет касаться моей кожи. Ах, если бы это вода была им. Я пролежала бы так вечно. Но кто-то внезапно спустил воду. И я осталась в пене. Голой , в пустой ванне, с открытыми глазами смотрела на него.
- ты с ума сошла? Спать в ванне.- он не кричал. А лучше бы закричал, - ты то спать не хочешь, то засыпаешь в ванне? Ты нормальна вообще?
- нет,  я не нормальна!-  и тут я закричала, не сдержалась, - я не нормальная, ты, что не видишь?  - кричала  на него, стоящего передо мной. Я без каблуков и  босиком в полотенце, казалось,  еще меньше чем есть на самом деле.
А он стоял в своей рубашке, шортах, босиком. Что-то говорил, но я его не слышала. Я слушала его. И только голос. Разглядывая жадно на лице морщины, когда он поднимает брови, или морщит нос. Когда трет уши,  наверное, от злости. Пусть лучше от злости.
- Я и не думала заснуть, это все вино. То есть не вино, а честнее. Ты.
- Я?- удивился он.
- Да , ты. Это все ты. - я хотела было развернуться и уйти. Но только некуда идти мне было. Другой жизни больше нет, чем эта комната. Я хотела заплакать, чтобы вылить на него дождь. Чтобы он промок, как промокла моя душа под этим соленым дождем. Но слез не хватило бы. Он слишком высок.
- Я устал от твоих эмоций еще до нашей встречи,- его слова как нож ударили мне в сердце.
Я продолжала смотреть на вспотевшее зеркало в ванной комнате. Оно плакало вместо меня.  По нему  бежали капли, я приготовилась собирать салфеткой воду. Даже зеркала более чувственны, чем некоторые люди.
- Извини, что я не робот. Извини что я не ты. - засмеялась я.
- Нет, не извиняйся. Ты женщина. Вот в чем причина.- сказал он, приобняв меня так, что я не могла ничего ответить. Мои слова снова ушли на дно. Утонули в вазе, как тяжелые лепестки. Я превратилась в цветок, который тонет, а не живет в воде.
Как легко бы жилось , если бы причина была только в этом. Чтобы ты не делала, причиной остается только одно - женщина. Женщины эмоциональные, смешные, глупые, наивные, одним словом дуры. Чтобы они не делали, это будет объяснимо только тем что, это сделала женщина.
7 букв. Если бы причина укладывалась в эти 7 несчастных букв. Я бы переродилась мужчиной. Но причина вовсе не в этом. На одну букву меньше, в другом слове.
Он приготовил нам сладкий чай с вареньем. Еще никогда я не допивала чай до дна.
-Я хочу еще,- протянула ему тотчас опустошенную кружку.
Мы пили чай. Смотрели фильм. Я разглядывала его одним глазом, так , чтобы не отвлечь его от сеанса. Он ложился рядом, клал голову на мое плечо. Недолго. Вставал. Наливал нам чай и садился рядом.
- Я посплю чуток, -сказал он тихо, так, словно ожидал снова услышать мои истерики.
- Конечно, спи. Я досмотрю фильм.
Два часа потеряли. Он поспал три часа. Я спустилась на первый этаж, пообщалась с другой консьержкой. За рабочим столом стояли уже другие уши. Свежие. Чуть постарше, чем те. Но почти глухие.
Я спросила ее, как можно спать влюбленным , когда до расставания остается все меньше времени. Неужели нельзя поспать в самолете. В другом месте. И как вообще можно спать. Если пару дней итак превратились в сон?
Она молча улыбалась. А я ждала ответ. И только она сказала
- Im sorry...
Я поняла. Она еще и "нема".
 Я считала каждый час. Оставалось 13 часов. Что можно успеть за 13 часов?
Я разбудила его и напомнила ему, что время идет.
- Пошли, сходим в ресторан. Я хочу есть. Мне сказали, что напротив работает одно заведение.
Он встал. Умылся. Одел полосатую кофту.
- Сейчас пойдем. Подожди минутку.
Мы вышли из гостиницы. Брели по сугробам. Он был без шапки, его черные волосы становились белыми. Он шел чуть впереди. Я позади .  Догнала. Взяла за руку.
- можно? Я на каблуках. Не самостоятельная.
- Конечно, - взял он мою руку покрепче.
мы зашли в ресторан. Людей было много. Сели за круглый стол. На диваны из искусственной кожи. Рядом с искусственным камином. Под ним библиотека из пяти книг.
Он взял книгу и начал листать как меню.
Зачем листать книгу, когда можно пообщаться со мной - спросила я его.
И тоже взяла книгу, любую. Не важно. Первую попавшуюся. Начала читать. Показалось интересно.
Официант принес нам  блюда. Красное вино.
-Что читаешь? Интересно? - спросил он, глотая из бокала вино.
- Стоп! - воскликнула я, оторвавшись от книги, - я хочу тост.
- Хорошо, говори тост.- Остановился он, удерживая двумя пальцами ножку бокала.
- я хочу выпить за...- и тут я начала придумывать пожелание, я хотела сказать   " нас", но  меня с ним уже не существовала, поэтому я пожелала ему - За то чтобы ты улыбался чаще!
Он не улыбнулся, напротив лицо его сделалось серьезнее.
- Тебе не нравится моя компания? дотерпи до завтра. Ты упрекаешь меня в том, что я не улыбаюсь. А причины тебе не интересны?
- У нас осталась одна ночь.- посмотрела я не время, как бы напоминая ему о том что с каждой секундой мы теряем этот вечер, который не удержать никакими силами и желаниями.
- Если даже один час останется, ничего не поменяется.
- Ты когда – нибудь улыбаешься? – спросила его я с улыбкой, так , чтобы мой вопрос принял шуточную форму.
- Смотря с кем. Не со всеми я улыбаюсь.
- Чем же я не заслужила улыбку? – я продолжала улыбаться и глотать вино из бокала.
- Ты знаешь. – ответил он мне так, словно я натворила что- то ужасное, отвратительное, что его разочаровало.
- Нет не знаю, - смело ответила я, догадываясь что он имел в виду.- нет не знаю я ничерта ничего! Я не знаю тебя, черт возьми, не знаю я себя и кто мы ?- мой голос начал дрожать как звук кипящего чайника. Во-вот я боялась облить нас кипятком.
- Мое терпение  как снежный ком, который набирает обороты. Сначала все было хорошо. С кем не бывает, думал я. Твои эмоции , ревность…-
- Что? О чем ты? Какая ревность?
- Ева. Я хочу доверять тебе. Но отношения не возможны, когда нет доверия.
- Доверять? – повторила я тихо. Но на других мужчин я смотреть даже насильно не могу, если ты об этом.
- Я не об этом. Твоя несдержанность угнетает мои чувства. Я не могу доверять тебе.
- Так вот в чем причина твоего холода? В недоверии? Тогда почему приехал на встречу? Почему решил увидеться? Чтобы сказать об этом в лицо. – Я снова не сдержалась. Мне было уже все равно. Я кричала на него. Люди смотрели. Он сидел напротив. Но кто меня поймет? Будьте вы мною хотя бы на минуту, поняли бы меня. Мои чувства и причины. Но в ресторане и даже в городе , не найдется человека ни в стране и даже в мире, кто бы понял меня.
- Слушай, а сколько стоит разбить один бокал? – спросила я его, держа в руках почти пустой бокал, - почему в меню никогда не пишут прайс на посуду? Неужели в ресторан приходят только поесть? Я хочу разбить бокал! – мой голос почти перекрикивал музыку, которую слушали все нормальные сидящие парами гости.
Я вышла в туалет. Еле сдерживая слезы. А потом перестала сдерживать. Салфетки были мокрые. Я включила кран , сполоснула лицо. Испорченный макияж. Лицо красное от слез и от вина. В отражении я не увидела Еву. Я не увидела женщину. Только дура стояла передо мной. Я улыбнулась ей и сказала вслух  « Дура!». 
Из кабинки вышла девушка, с розовыми волосами, принялась мыть руки, одновременно наблюдая за тем, как я занимаюсь самобичеванием. С недоуменным взглядом она хотела меня спросить, почему я плачу.  Но не спросила. Ушла.
Я вышла тоже. Он сидел по-прежнему на кресле. Ни капли, не изменившись в лице, продолжал, есть рыбу.
Я молча отодвинула тарелки от себя, до которых не успела дотронуться.
- я не хочу есть.
Я взяла книгу и начала читать.
Сто рассказов одного писателя, о котором я никогда раньше не знала.
Я листала книгу, остановилась на одном из его рассказов. Начала читать. Что-то близкое , непонятное почему, но очень близкое показалось мне в его мыслях. Неизвестный мне автор словно заговорил со мной через книгу. Хотел донести мне, что такое любовь. Я прочитала рассказ. Короткий рассказ « О любви». Каждый чувствует ее по своему. Но этот автор описал ее, примерно так, как описала бы я свою любовь.
- Что интересно?- спросил меня Дэвид, почти тихо, чтобы не потревожить.
Резко я оторвалась от книги , окунулась в реальность. На его тарелке было почти пусто. Моя рыба уже совсем охладела. Не глядя ему в глаза, я ответила
- Да. Интересно. Не представляешь как. После Джонатана Сафрана Фоера, я была уверенна,  что больше не смогу никого читать.
- Положи книгу на место, и доешь то, что я тебе заказал.- он почти велел мне. Но также спокойно и вежливо.
- Не хочу. – я еще дальше отодвинула от себя тарелки,- спасибо за ужин, но моя духовная пища – книги. Я буду есть рассказы Ворошина.
- Как хочешь, - ответил он, словно ему было совсем все равно.
- я хочу эту книгу. Я ее возьму. - принялась прятать ее в сумку,- ее все равно здесь никто не читает, кому она нужна?
Он остановил меня, - Оставь книгу, не стоит! Я тебе ее куплю или пришлю в электронном  виде, хочешь? Только книгу оставь. Пожалуйста.- попросил он меня о чем то, впервые.
- Какая разница, у этой книги нет хозяина, может она всю жизнь ждала меня? - настаивала я на своем.
- Не трогай, оставь! - он почти накричал. В его глаза я увидела отца, который взялся меня воспитывать. Но все мои хорошие манеры и воспитание где то утонули, то ли в бокале вина, толи их никогда и не было. Я чувствовала себя как никогда свободной от всего. Словно я вышла из клетки. Мне хотелось делать то , что мне хочется. Я делала то, что хочу.
- Оставь, прошу, Ева. - в его глазах я увидела непередаваемую заботу. Только забота не ко мне вовсе, а к этим книгам. Чертовым книгам.
Я смотрела на него , потом на книгу. На некоторое время, я бы хотела быть этой книгой. Как бы мне хотелось быть ею, чтобы чувствовать себя кому то нужной.
- хорошо, - я сдалась, - оставлю эту чертову книгу, но она будет скучать без меня, и будет тебя в этом винить в своей одинокой судьбе.
Мы пили вино. Он сделал пару глотков. А я пару бокалов.
- хочу еще вина,- попросила я,- чтобы завтра ничего не помнить. Я хочу ничего не помнить. Можно мне еще вина- умоляюще , попросила я его.
- Не со мной. Будешь пьяной, когда хочешь, но не со мной. На мне за тебя ответственность. Что я скажу твоей сестре?
- Никто никому ничего не должен. Тем более ты не должен за меня моей сестре.
Я глотала вино. И кусала губы. Вкус крови на языке. От этого молчания.
Мой развязанный язык говорил ему  что-то о моей жизни. Я говорила ему о себе. Совсем чуть-чуть.
- как твой рассказ?
- я не закончила. Пока нет вдохновения.
- Но ты приехала в Хельсинки за вдохновением. Не так ли?
- Нет. Я приехала к тебе.
- Но я тебе не подошел. Твоему разочарованию во мне нет предела. Найдутся другие мужчины.
В ответ я ничего не хотела говорить. Он глупец раз ничего не понял. Либо не хочет понимать. Либо понимает , но делает вид что не понимает.
- Я хочу тост. – воскликнула я, приподнимая бокал.- Давай выпьем за то, чтобы ты встретил настоящую любовь, не такую сумасшедшую как я женщину, нормальную. Такого же нормального как ты.
- Я не буду пить за это. А может,  я хочу сумасшедшую?
- В таком случае я желаю тебе немного безумия! Необходимо быть немного сумасшедшим, чтобы чувствовать жизнь. Чтобы быть человеком. Иногда счастье зависит от бреда.
Мы выпили бокалы до дна.
К концу он начал улыбаться. То ли от вина. То ли от того, что нас скоро не станет.
- Когда я впервые услышала твой голос в скайпе…Я была уверенна, что ты мой человек.
- Я тоже уверен.
- Да, действительно, - ловила я слова в воздухе, которые куда-то улетучивались. Я хотела продолжить. Но остановилась. Женщины не признаются в чувствах первыми. Поэтому я молчала. До последнего.
- Я перешла все границы. Но может, стоило их перейти, чтобы знать, как близко они лежат.
- Тебе нравится эта поездка ? Праздник?
- Это все, о чем я мечтала три месяца назад.
- Все?
-Почти всё. Три месяца я грезила о таком празднике, замурованная в горах, за снежными стенами. Всё здесь такая противоположность снегу, горам, стенам.
- Я очень рад, - ответил Дэвид, - а я боюсь таких дней.
- Почему же? Боишься, что такие дни станут для тебя привычными?
- Как же выразиться правильно, такие праздники наводят на меня грусть. Посмотри на людей, на всех, кто в этом ресторане, например. Они отдыхают. Для них сегодня праздник. А завтра всего этого не будет. Все закончится. От этого и грустно.
- Зато останутся воспоминания. Это то, ради чего нам приходится жить. Ради памяти.
- Что ты будешь помнить после нашей встречи? – поинтересовался он, - Если только скукоту.
- Я буду помнить всё.
- Всё помнить невозможно.
- Это самый лучший сон, который я буду помнить в деталях.
- Frank Sinatra.- он улыбнулся.- он снова поет для тебя.
-Скажи мне честно. – у меня в голове назрел вопрос.
- Да, спрашивай, отвечу. Честно, - собрался он внимательно слушать вопрос. Оперев руки о стол, и чуточку приблизившись ко мне.
- Я даже не знаю, как спросить. Я боюсь.
- Что такое ? Спрашивай. Я отвечу тебе правду.
- Правда, острее, чем ложь. Она меня убьет. Я не хочу ни правды, ни лжи. Пусть лучше иллюзии. Я еще не готова к реальности. Пошли в номер?
- Я сейчас, - он пошел расплачиваться, в то время как я ждала его у выхода.
Он одел на меня шубу. Мы вышли из ресторана. Теперь уже он сам держал меня за руку, чтобы я не упала.
- Как красив  и прекрасен этот город. Красивая зима. Она напоминает мне мое детство. Самое настоящее детство в моей деревне. Я родилась в горах, где снег таял позже, чем в других местах.
Мы дошли до гостиницы. Поднялись в номер.
- Как твои губы? Смотрела на него, еле касаясь кончиками пальцев его подбородка и выше,  пока мы поднимались в лифте.
- Они ничего не чувствуют. Ветер , песок и мороз их обветрил.
- Я бы поцеловала их, но ты ничего не чувствуешь – говорило во мне вино, или я говорила в вине. Или моя вина. Но что – то прозвучало.
- Всему свое время,- улыбнулся он мне.
У нас же времени не оставалось ни на что. Даже на поцелуй.
Я разделась. Залезла под одеяло. Закрыла глаза. Вино назло усыпляло меня. Оставляя меня совсем без надежды почти, без одежды. Во власти вина или своих чувств , чужих рук дело, или не чужих. Я не хотела спать. Последняя ночь, которую просто невозможно потратить на сон.
Я проснулась, когда он закончил работать в своем компьютере.  Лег рядом. Я услышала его дыхание. Совсем близко. Я приблизилась к нему еще ближе. Открыла глаза. Увидела его губы. Может ли женщина целовать первой. Наверное, нет. А что если я перестала быть женщиной. Может ли женщина первая признаться « Люблю», 5 букв, которые уничтожили бы в ней женское начало, превратили бы ее в пыль, ударили бы в грязь. А что если я и есть глина, которая жаждет обратиться в грязь?
Невольно я начала вспоминать всех мужчин, тех, кому я могла сказать эти пять букв. Я не насчитала ни одного кому бы я их сказала. Что с ними теперь? Я когда - нибудь интересовалась? В свое время я их любила. Мне так казалось. А сейчас не помню. Даже имен. Любовь живет только до завтра. У нее есть срок. Особенно если ее хранить в холодильнике. Моя любовь жила в холодильнике три месяца, и кажется, она скоро погибнет. Вот- вот я чувствовала приближение ее смерти. И мне становилось безумно жаль ту надежду,  которой было подпитано мое сердце.
Мы лежали напротив друг другу. Мое сердце выдавало волнение. Билось как сумасшедшее. Словно оно стояло на пропасти, обрученное страхом и желанием взлететь оно билось как сумасшедшее, словно это были его последние минуты жизни, либо первые для полета. Сердце всегда бьется так сильно перед полетом? А как оно бьется во время полета я так и не узнала.
- Письма, в которых ты писал, что влюблен в меня, я сожгла.
- Почему?
- Однажды мне стало совсем холодно, а перечитывать письма становилось больно. Я сожгла их. Письма твои хорошо горели. Только жаль что слова, которым я верила,  быстро превратились в пепел.
- А сейчас тебе холодно? – он обнял меня, еле касаясь моей спины.
- Нет. – продолжай, я хотела ему сказать, продолжай.
Он обнял меня еще сильнее, так что наши сердца бились о грудь друг друга. Я вдыхала его выдох.  Я дышала им. Наши губы были совсем близки.  Мои губы жаждали его уста. Но они не осмелились прикоснуться к ним ни на миллиметр. И даже на секунду. Его сердце билось также часто как мое, еще чуть – чуть и пуговицы на рубашке не удержали бы его. Я расстегнула их. Сняла с него рубашку. Оставила голым снаружи. В одних шортах.
Я принялась трогать каждый сантиметр на его лице, шее, груди, чуть ниже. Чуть ниже живота .
Я вдохнула его аромат на шее, и тот, что был на волосах.
- Я хочу запомнить твой запах, -прошептала ему в ухо, уже смело касаясь его губами и языком.
Мы лежали так минуту. Которая, казалось вечностью и мигом одновременно.
Время идет быстро, когда его не ждешь. Больше всего я не ждала звонка на его будильнике. Как же я хотела тогда выбросить его айфон через форточку, сжечь билеты на самолет и оставить его здесь. Со мной. Еще на чуть-чуть.
Мы лежали и просто обнимались без единого поцелуя. Его робкие движения рук не осмеливались на больше. Они обнимали меня в талии, и иногда совсем случайно касались бедер. Настолько случайно, что смущался он.
Мы молчали и уже без стеснения.  Мы молчали, потому что на слова не было времени. Мы молчали, потому что итак все было понятно.
Я бы продлила это мгновение.
Но чертов будильник, прозвенев, напомнил нам о конце.
-Пора вставать, - сказал он, продолжая нежиться в постели, еще сильнее обняв меня за плечи , - так бы и остался здесь.
Я молча наблюдала за тем, как он встает, одевает на себя рубашку. Собирает свои чемоданы. Я наблюдала за его каждым движением. Как он собирает разбросанные вещи по комнате.
Мы молчали. И только музыка играла. И тиканье часов не умолкало. Оставалось меньше 10 минут.
Как больно наблюдать за тем, что видишь в последний раз.
Как больно прощаться.
Комната опустошалась. Его вещи были собраны в один чемодан и рюкзак.
- Вот тебе пакет, откроешь его, когда я уеду. Хорошо? - сказал он, положив пакет на стулья.
Я стояла босиком, в белье. Молчала. Мне нечего сказать. Ибо есть сказать, но нет времени. На слова. Они уже бессмысленны. Я не хотела целовать его , потому что , знала что если поцелую – не отпущу. А ему пора на выход из моей жизни.
Он обнял меня. Без слов. Только со вздохом. Наклонил голову,  поцеловал в щеку. Едва коснулся моих губ. Пару секунд. Его сильные руки держали меня уже смело. Сильно. Секунды укорачивались. Минут больше нет.
- Мне пора, - нет хуже ада, чем слышать это от любимого человека , которого видишь в последний раз.
- Письмо. Прочтешь его , когда будешь уже лететь в самолете, - аккуратно сложила помятый листок ему в карман.
Он поцеловал меня тут же. Стоя у двери. Держа рукой нежно за шею, другая удерживала его рюкзак. Поцелуй не дольше одной секунды. Перед расставанием начинаешь ценить каждую долю секунды.
- Я напишу тебе , как прочитаю письмо.
Он вышел из номера, покатывая за собой чемодан. Звук, захлопнувшийся двери стоял у меня в ушах. Я представила, как он идет все дальше и дальше. Вот- вот он подходит к лифту. Вызывает.
Как я хотела тогда побежать за ним. Удержать. Остановить. Поцеловать. Обнять. Утонуть вместе с ним. Уничтожить время. Исчезнуть. Сказать ему эти пять букв, ведь другой жизни для этого не будет.
Как я хотела крикнуть ему вслед
 «Верни мне сердце.»
Но вместо этого я осталась. Внутри. Не осмелилась. Женщина не признается первой. Женщина молчит.
Мои глаза собирали слезы.
Я внутри комнаты. Обнаженная снаружи , изнутри. Стояла у закрытой двери. Скользя по стене вниз. Ноги на корточках. Он ушел. Нас больше нет. И Евы тоже. Я ждала, когда закончится это время. Быстрее бы прошли минуты, часы, дни. Но время как на зло теперь шло медленно. Секунды превращались в вечность.
Я зашла в ванную комнату. Умылась. На раковине мой парфюм Chanel № 5 . Я разбила его о стену. Осколки разлетелись по комнате с треском и резким запахом.
Этот запах мне больше не нужен. Разбила его о пустоту. Во мне. Которую, теперь не заполнить ничем.
Время, как же я тебя ненавижу. Ты так медленно идешь, когда мне это не нужно. И так быстр, когда я хочу включить тормоз.
Почему нельзя останавливать время? Если бы человечество , изобрело такую возможность, не было на Земле и во всей Вселенной существа сильнее чем Человек.
Я открыла пакет, который он мне оставил. Внутри рубашка с его запахом. Я закрыла глаза. Вдохнула. Он оставил возможность , на мгновение возвращаться ко мне. Я буду редко носить эту рубашку. Редко вдыхать этот запах. Чтобы не привыкнуть к тому,  что его большей нет в моей жизни.
На дне  пакета шоколад и книга. Та, книга, из библиотеки ресторана.
На ней подпись « Прекрасной Еве, от странного Дэвида. Мы обязательно увидимся. 25.12.12.»
Это все что он оставил после себя. Пакет с вещами , куча вопросов и полуразбитое сердце, которое перестало мне принадлежать.
Комната внезапно опустела. Я попыталась заполнить ее сигаретным дымом. Сквозь которого,  я смотрела на себя в зеркало. Я пыталась разглядеть себя в отражении, вижу ли я себя? Наверное, нет. Меня больше нет. Мои пальцы дрожали от внезапно навеянного холода. Если бы сейчас был эликсир, который сотрет мою память, я бы выпила его, не задумываясь. Забыла бы все. Эту комнату в Хельсинки,  его губы,  которые навсегда остались для меня тайной,  его руки, которыми он обнимал подушку, и лишь слегка дотрагивался до моего тела, его глаза в которых я искала себя.
Я бы забыла даже свое имя, которое он так редко произносил.
Он оставил себя везде. В бокалах с недопитым вином, на подушке, в книге, на рубашке, на простынях, в моем разбитом сердце и флаконе с ароматом. Он оставил себя в этой комнате. Во мне. В этом городе. И даже стране. В моей жизни. Все , к чему он прикоснулся и не прикоснулся , внезапно остались безжизненными и одинокими.
До отъезда оставалось три часа.
Что такое три часа в его комнате без него? Где каждая мелочь напоминала Дэвида.
Три часа я насильно превратила в сон.
Проснулась , когда время было 10. Мой будильник проглотил язык. Не разбудил. Заснул или умер.
Страшнее было просыпаться, и понять что это не сон.
Моя комната по-прежнему пустовала. Утренний свет лениво проползал сквозь шторы. Я посмотрела на солнце, на самую одинокую и большую звезду. Мы сочувствовали друг другу. 
Я быстро собрала вещи. Сложила в чемодан все вещи. Книгу, мишку, своих пару вещей. Номер опустел еще больше. Теперь он прощался со мной, а я с ним.
Я представила, что он сейчас в самолете . Может быть у него пересадка в Нью – Йорке. Я представила его лицо, во время чтения моего письма. Улыбается ли он. А может он сжег письмо. Думает ли он обо мне. Если думает, то какой он меня помнит.
Я попрощалась с номером. С нашим общим местом в этом мире. С нашей реальностью.
Мысли не оставляли меня в покое. Что между нами было? Была ли это любовь? Наверное , и было.  Любовь без запятых,  многоточий, скобок, а лишь с одними знаками вопроса.  Не знаю, что сложнее забыть поцелуй, который случился или поцелуй, который мог случиться?
Я брела по сугробам на своих тонких каблуках. Мой чемодан на колесах оставлял следы. Наша гостиница переставала быть нашей. Этот город тоже. Все переставало быть нашим.
Я ехала в автобусе , оставляя за собой город и куча вопросов, на которых не суждено ответить.  Никому. Любовь всегда оставляет после себя изъяны.
Я никогда не забуду тот неслучившийся поцелуй, он останется будоражить мою память, воспоминаниями о тех прикосновениях его грубых пальцев, сухих губ. Я буду мысленно дорисовывать картину из семи букв, мысленно дорисую в ней поцелуй. Некоторые вещи должны оставаться не завершенными, чтобы сохранит форму вечной памяти. Все целое заканчивается быстро , а все не законченное сохраняет таинство, любопытство, оставляет отпечаток в памяти, чтобы каждый раз мы возвращались к тому незавершенному и заканчивали ее самостоятельно , сами, и уже только мысленно.
И мне оставалось мысленно завершить наш короткий роман в комнате Хельсинки.