Семен Лившин. Литературные пародии

Предисловие

    Дорогие читатели!
    Перед вами книга иронической прозы Семена Лившина.
    Закончив ее, я напоследок решил все-таки выяснить, что же такое ирония. А то вдруг я, сидя в своем теплом медвежьем углу, оторвался от новейших веяний, погрешил против действующих стандартов? И теперь какая-нибудь ОКПНЗПИ (Особая Комиссия По Надзору За Применением Иронии) привлечет меня к ответственности за…
    Да что за чушь! Какая там ответственность в наше время?! Тем более для меня, аборигена этого веселого жанра!
    На всякий случай я все же выяснил: у древних греков слово «ирония» означало «притворство». Тем не менее и они, и Наполеон, и Б. Акунин с Карлом Марксом, и чуть ли не сам… ну, вы понимаете, о ком речь… сам Михаил Жванецкий относились к иронии с пониманием. Так что – вперед!
    Точнее, назад, к этой книжке. На всякий случай хочу назвать всех, кто должен разделить со мной ответственность за ее появление. Мало ли что. Все-таки ирония… Да и просто приятно.
    Вот лишь краткий перечень тех, без кого эта книжка вряд ли бы получилась:
    – одесский юмористический журнал «Фонтан». Там было напечатано почти все, что теперь вошло в этот томик;
    – профессор литературы Аляскинского университета (и по совместительству дочь) Ольга Лившина. Мой первый читатель, советчик и критик;
    – и, наконец, прекрасный музыкант, моя генеральная муза (и по совместительству жена) Ринна Лившина. Она так долго терпит всю эту ироническую деятельность и помогает, что… Да что там говорить!
    Отдельное спасибо – тем, кто сейчас читает эту книгу. Либо уже прочел, либо еще собирается прочесть ее. Удачи вам в этом деле!
    И во всех остальных!..
Ваш автор


Происки жанра
Пародии

ВЛАСТЕЛИН  ОВЕЦ
Подражание Пауло Коэльо
Как все в его роду, Хуан был пастухом. Он пас тех самых овец, которых люди пересчитывали в уме, если хотели уснуть побыстрее. У его деда была всего дюжина овечек, при отце, когда люди научились считать до ста, выросла и отара. А Хуану пришлось пасти большущее стадо: теперь многие умели считать перед сном до тысячи или имели калькуляторы. Дабы засыпающие не сбились со счета, на лбу каждой овцы был крупно написан ее порядковый номер.
Со всех концов Кастилии и даже из далекого Сиэтла люди, страдавшие бессонницей, съезжались сюда, чтобы вкусить долгожданный сон, и не жалели на это денег. В благодарность за процветание, которое Хуан принес их городку, местные жители присвоили ему почетное звание "Властелин Овец". Для полного счастья ему оставалось только жениться на красавице Хуаните, дочери мельника. Тем более, что отец давал за ней в приданое сто мешков пшеницы, гречки и поп-корна. Правда, на девушку давно заглядывался соседский идальго дон Педро Лупанарский, но она и слышать не хотела ни о его фамильном замке, требовавшем капитального ремонта, ни о старинном чайном сервизе на одну персону. Хуанита предпочитала простые хрустальные бокалы, которые Хуан однажды вырезал для нее из ствола сикомора.
Словом, все складывалось самым благоприятным образом. Но однажды у Хуана пропала овечка номер шесть. Она блеяла так жалобно, что людям хотелось поскорее заснуть, лишь бы только не слышать этого звука. Хуан пытался было ставить на ее место овечку номер девять, перевернутую вниз головой, но клиенты стали сетовать на кошмарные сны. Можно, конечно, было купить другую овцу и написать у нее на лбу шестерку, однако за долгие годы пастушества юноша сроднился со своей любимицей душой и телом. Он решил во что бы то ни стало отыскать невинное животное. Старая цыганка нагадала Хуану, что следы похитителей ведут в Африку, и посоветовала ему сделать прививки от нечистой силы.
Местные жители приносили юноше в подарок самодельные яды, амулеты, арбалеты и другие нехитрые вещи, которые могли пригодиться ему в дороге. На прощание Хуанита спекла своему жениху яблочный пирог величиной с мельничный жернов. Священник подарил Хуану старый колокол с церкви Ста Семнадцати Мучеников, чтобы отпугивать злых духов. А дед повесил внуку на шею маленький кожаный мешочек и тихо сказал ему:
- Здесь помет твоей любимой овечки. Он поможет тебе учуять ее в любой точке Вселенной.
Хуан простился с родным городком, вскочил на своего вороного арабского мула и поскакал навстречу Судьбе. Ветер свистел в шнурках его ботинок, леопарды испуганно разбегались из-под копыт. Но едва юноша пересек границу Магриба, как мул вдруг сбросил его на землю. А сам превратился в муллу и, выхватив ятаган, грозно воскликнул:
- Именем пророка повелеваю: или ты немедленно обратишься в истинную веру, или одно из двух!
Юноша, сохраняя хладнокровие, сказал:
- О, посланец Аллаха! Не успеешь ты сосчитать в уме моих овечек, как я стану правоверным мусульманином. Раз, два, три...твой ятаган тяжелеет...четыре, пять... твоя чалма наливается теплом...
Мулла погрузился в глубокий сон, а Хуан схватил свои пожитки и бросился бежать. Вскоре он очутился в пустыне и стал искать там следы Шестой Овечки. Вместо них он наткнулся на всадника в черном плаще. Занеся меч над головой Хуана, тот крикнул на неизвестном языке:
- Что нужно тебе здесь, о чужеземец?
Вместо ответа Хуан вынул из своего кисета пачку "Кэмел".
- А, верблюд... - кивнул воин. Юноша достал еще две пачки.
- Целый караван! Зачем столько? - заинтересовался тот.
Знаками Хуан объяснил, что на одном верблюде будет ехать он со своей поклажей, а второй верблюд будет везти на себе третьего, чтобы сэкономить его силы для перехода через пустыню. Туда, где злые духи спрятали Шестую Овечку.
Но вместо обещанных верблюдов воин привел целую шайку разбойников. Как Хуан ни бился, они отобрали у него все имущество, включая яблочный пирог, в который Хуанита заботливо запекла все его деньги. Чудом уцелели лишь мешочек с пометом да бутылка в котомке. Когда юноша открыл ее, оттуда появился добрый Джинн-с-Тоником и прошептал ему древнюю мудрость: "Тише едешь - дальше будешь!"
- Едешь... будешь... - повторило Эхо Духа.
Юноша посмотрел вокруг. Песчинки еле-еле двигались, подгоняемые слабым ветерком. Хуан сел на бархан и стал ждать. Не прошло и недели, как вместе с песком его принесло к оазису. Он передохнул и с первым же попутным самумом отправился к соседнему вулкану. Дружелюбно пофыркивая, поток лавы понес юношу в нужном направлении. А тут, на счастье, подоспело и землетрясение. Умело используя силу подземных толчков, Хуан медленно, но верно приближался к Цели своего Путешествия. Он чувствовал, что Тантрические Силы помогут ему найти пропавшую овечку. Ведь без нее тысячи людей в его родном городке никак не могли заснуть!
В пустыне было так жарко, что даже мумия Рамзеса Второго высунулась из пирамиды и попросила клубничного шербета. Хуан наверняка погиб бы от зноя, но вдруг откуда-то появился богато одетый человек на белоснежном шестигорбом верблюде. Он учтиво привествовал Хуана и предложил ему разделить с ним трапезу.
- Мне нечем отплатить вам за доброту...- смутился юноша. - Мой мул меня сбросил, я ограблен разбойниками...
- Но пораженья от победы, сын мой, ты сам не должен отличать, - рассудительно ответил незнакомец. Он нажал на один из горбов своего верблюда - оттуда хлынула прохладная родниковая вода. Из другого горба незнакомец извлек ароматный шашлык, из третьего - бутылки и рюмки, из четвертого - свежие фрукты, из пятого - тарелки, салфетки и меню. А когда оба они утолили голод и жажду, незнакомец достал из шестого горба книгу и протянул ее юноше:
- Вот творение великого бразильского мудреца Пауло Коэльо. Если ты перепишешь эту книгу сто раз и разошлешь ее ста своим друзьям, то автор получит много-много денег, а ты - счастье.
Хуан жадно принялся за чтение.
"Рыцарь Полезного Образа переходит улицу только на Зелёный Свет. Он всегда моет Руки перед Едой. Рыцарь Полезного Образа переводит старушек не только через улицу, но и через пустыню Сахару. Он всегда готов к труду и обороне. Если же враг временно одолевает, Рыцарь понимает: ангел, осенявший его вдохновением, отлучился по божественной надобности. Когда он вернется, Рыцарь выиграет Праведный Бой - пусть даже по очкам. Он всегда следует Своей Стезей. И тут неслышно подкрадывается новый Враг со скрижалями в руках. Но Рыцарь всегда настороже. Он сурово отвечает: "Фиг тебе, Враг!" И пристыженный противник бежит прочь".
Хуан читал и чувствовал, как на его босых ногах вырастают рыцарские шпоры, а пастушеский посох превращается в Алебарду Доброты. Он продолжал глотать волшебную книгу страницу за страницей: "Рыцарь Полезного Образа мудр, как змея, и простодушен, как голубь, фаршированный черносливом. Он использует любой момент для общения с Душой Света Центра Бытия. Даже в самый разгар схватки Рыцарь вдруг откладывает свой меч и начинает медитировать. Он не обращает внимания ни на вражеские стрелы, ни на кипящую смолу, льющуюся ему за шиворот. Он прислушивается к голосу ветра и беседует по душам со звездами".
Хуан дочитал том и взволнованно спросил незнакомца:
- Когда я стану таким Рыцарем, найдется ли моя овечка?
Тот усмехнулся:
- Эх ты, Хуанушка-дурачок...Пойдем-ка лучше к Сфинксу. Если ты правильно ответишь на его вопрос, то получишь свое животное. А если нет...
Незнакомец сорвал с верблюда подкову и согнул ее в бараний рог. Хуану стало страшно, но он не подавал виду, а только громко клацал зубами и дрожал всем своим астральным телом.
Сфинкс грозно посмотрел на юношу немигающими каменными глазами и спросил:
- Правда ли, что Пабло Коэльо - величайший писатель всех времен и народов?
Незнакомец, выглянувший из-за скалы, громким шопотом подсказывал Хуану: "Да!!! Культовая фигура интеллектуалов!!" Но Хуан, немного подумав, сказал:
- Буква "б".
- Бестселлеры! - одобрительно шептал ему незнакомец. - Борхес - баран!
- Есть такая буква, - кивнул Сфинкс. - Хочешь ли ты, о пришелец, получить в награду чудо-кастрюлю, которая сама варит и сама ест? Кастрюлю - в пирамиду!
Соблазн был велик, но юноша вспомнил совет старой цыганки: "Бороться и искать, найти и перепрятать!" Он спокойно ответил:
- Я могу назвать все слово. Вернее, два. Точнее, три.
Все вокруг замерло в ожидании. И юноша промолвил:
-  Это брэнд сивой кобылы.
Сфинкс пошатнулся и бросил под язык таблетку нитроглицерина величиной со скалу. Но и она не помогла. Гигант рухнул, подняв тучу пыли. Так Хуан постиг Третью Тайну Мира: "Если хочешь быть здоров - закаляйся!"
Изрыгая дым и серу, незнакомец зарычал:
- Вот как ты отплатил за мое гостеприимство?! Получай же свою паршивую овцу!
Он швырнул юноше клок шерсти с цифрой "шесть" и дьявольски захохотал. В ярости Хуан бросился на злого демона. Тот уже занес над ним шестизарядную палицу, обвитую гремучими змеями. Но тут ангел-хранитель Хуана сделал демону подсечку, и они покатились по раскаленному песку, плюясь и выкрикивая: "Шакал, сын мангала!" "За шакала ответишь!"
Неожиданно Нил широко разлился, и Хуан оказался в бурном потоке рядом с различными животными. Они плыли так долго, что речные обитатели стали принимать юношу за своего. Когда он проголодался, дородная крокодилица накормила его своим молоком. В ответ Хуан угостил ее из заветной бутылки. Захмелев, крокодилица запела: "Уч-Кудук, три наперстка..." Тут юноша понял, что скоро увидит Того, Кто.
И действительно, прямо перед ним в тени развесистой смоквы сидел Верховный Алхимик аль-Турксиб. Он быстро-быстро переставлял волшебные наперстки. Магическими письменами на них было начертано: "Суть Жути", "Муть Мира" и "Мир, Труд, Май!" Тот, кто угадает, под каким наперстком спрятан шарик, станет понимать язык животных, деревьев и камней (со словарем). Остальных оставят на второй год в подземелье.
Завидев Хуана, великий чародей оторвался от своих занятий и сказал:
- Какие люди! Звезды давно предсказывали мне эту встречу.
Сердце Хуана затрепетало. Он почтительно спросил старика:
- Скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною?
Тот улыбнулся:
- Предсказания будущего - суббота, с двух до пяти. А по будним дням я только и могу, что превратить свинец в золото. Смотри!
Алхимик схватил свой Философский Кирпич и дал Хуану по зубам. Пломбы юноши тотчас стали золотыми.
- Но это еще не все, - подмигнул ему аль-Турксиб. - После многолетних опытов я научился превращать любую вещь не только в золото, но и в нефть, хлопок или мех!
- Зачем? - удивился Хуан.
- Затем, что в ученых трактатах и газетах пишут: "Нефть - это черное золото!", "Хлопок - белое золото", "Мех - пушистое золото".
- А нет ли там слов "Помёт - вонючее золото"? - с надеждой спросил Хуан. Он вывалил перед Алхимиком содержимое своего кожаного мешочка. - Заклинаю, оживите мою овечку! Как брата прошу, слушай!
Аль-Турксиб задумался. Он смешивал в колбах загадочные жидкости и пил их, чертил магические круги, чесал в затылке Философским Кирпичом.... Вначале у него получился кактус, поросший овечьей шерстью, затем, наоборот, овца в колючках. И лишь когда Алхимик выкрикнул заветную эзотерическую формулу "Трах-тох-тибидох!", в его шатер вбежала Шестая Овечка. С ласковым блеянием она бросилась в объятия Хуана.
Юноша со слезами на глазах благодарил мудреца и клялся назвать всех своих будущих детей в честь элементов периодической системы. Алхимик растроганно улыбнулся и смахнул пылинку со своих старинных песочных часов, которые опять отстали на две тысячи лет. На прощание он дал Хуану сосуд с Эликсиром Молодости и предупредил:
- Помни: каждая его капля делает человека моложе на тридцать лет. Особенно, если он не ест мучного и регулярно делает Зарядку.
Усталые, но довольные возвращались Хуан с овечкой домой. Наконец-то все невзгоды позади, и они снова заживут душа в душу!
В родном городке их встретил звон колоколов. Сердце юноши тревожно сжалось: значит, старый развратник Педро все-таки вынудил Хуаниту выйти за него! Кровь Хуана закипела. Он хотел было вызвать негодяя на поединок, но вспомнил, что оформление вызова займет месяц, а то и два. Что же делать?! Неужели все его страдания были напрасны...
Ангел-хранитель толкнул его в бок: "Болван, а Эликсир Молодости?!" Хуан затесался в толпу свадебных гостей и незаметно влил в бокал жениха каплю волшебного средства. Дон Педро осушил его - и тут же превратился в младенца! Хуан подхватил невесту на руки и понес ее к алтарю. Радостно блея, овцы и люди приветствовали молодых. Ветви сикоморов сплетались вокруг них, планеты кружились то в фламенко, то в фанданго.
И только сосунок дон Педрик тихонько хныкал. В суматохе ему забыли сменить его железные памперсы.

БЛЮЗОВЫЙ  СУП  ИЗ  СВЕТЛЯЧКОВ
Подражание Харуки Мураками
До вечера оставалась еще куча времени. Можно было выпить пива, повторить исландские глаголы или покончить жизнь самоубийством. Я решил начать с пива, а то сыграешь в "русскую рулетку", так башка потом просто раскалывается, и никакие глаголы в нее уже не лезут.
В детстве я вообще был задохликом. Чтобы хоть как-то выделиться среди сверстников, я решил поскорее вырасти и написать медитативную прозу про то, как я был задохликом. И еще про экзистенциальную любовь, которой не суждено сбыться. Чтобы, значит, достало до нутра любого человека, пусть он даже не умеет отличить японский иероглиф от китайского мандарина. Тогда я еще не задумывался над тем, что обвинять меня в гениальности слишком опрометчиво.
Год для меня выдался просто ужасный: три февраля и ни одного апреля. Наступило лето, но лучи солнца почему-то были окрашенными в странные мутные оттенки. Я продолжал ходить в университет, однако мне уже осточертела все предметы: теневая экономика, теневая политика, теневая живопись... К черту! Пепельница, кофейная чашка, сахарница, носки - все слишком умны и делают вид, что не слышат. Дурак здесь один только я. Вечно вляпаюсь в какую-нибудь передрягу.
Например, вечерами я подрабатывал в фирме, которая поручила мне считать лысых на Гиндзе. Если кто не знает, Гиндза - это токийский Бродвей. Вернее, Бродвей - это нью-йоркская Гиндза. Блеск, треск, визг. И среди всего этого я хожу и считаю лысых прохожих. Мол, эта информация нужна изготовителям париков. Но я-то быстро скумекал, что к чему. Лысина, как и всякий блестящий предмет, отражает солнечные лучи в атмосферу. Значит, чем больше на земле лысых (а число их возрастает с каждым годом), тем быстрее идет глобальное потепление. Вместо того, чтобы бороться с загрязнением воздуха, эти скоты, наверно, решили уничтожить всех лысых!
Кстати о подсчетах. У меня давно закралось сомнение в том, что трижды три - девять. Почему не сорок, не сто пять? Нет: девять, и точка! Когда мне стукнуло восемнадцать, то-есть дважды девять, я совсем чокнулся от этой ханжеской арифметики. Чем бы ни занялся - депрессия, хочется блевать цифрами.
Так мы и познакомились с Юки. Она тоже чувствовала, что этот мир ненастоящий. Например, Юки была уверена: на самом деле никакого потолка нет - взрослые специально придумали его, чтобы отвлечь подростков от проблемы пола. А с нами у них этот номер не прошел.
В те годы секс с пухленькой девчонкой я воспринимал как вызов. Мол, для нее это просто способ сбросить пару-тройку килограммов. Но Юки быстро набирала вес, который теряла со мной в постели. Особенно она любила рыбные деликатесы. Проголодается - запустит руку в свой аквариум и вытаскивает оттуда копченого угря или анчоусов в масле. Этому способу ее когда-то научил дед. Он считал, что рыба всегда должна находиться в родной стихии, только тогда она сохраняет свою душу. По-моему, он был слишком большим идеалистом. Последний раз Юки видела дедушку, когда он полез в аквариум то ли за тараньками, то ли за пираньями.
Чтобы оправиться от этого потрясения, она взяла курс икебаны с прикладным уклоном: вязала веники. Вообще-то Юки была жутко способная к науке, но когда задумывалась, то съедала всю траву вокруг себя. Поэтому ее дворик всегда был ужас какой чистенький. Соседи охотно приглашали ее к себе в надежде на то, что углубившись в очередную загадку мироздания Юки слопает лишнюю траву на их лужайке. Все бы хорошо, но она любила слушать только группу "Гойз Бойз" - представляете?!
Я убегал от нее в мой любимый бар "Дзэн-джаз", заказывал пиво и порцию Сартра. В баре стоял старый музыкальный автомат, внутри него сидел чувак с гитарой и пел что-нибудь из Боба Дилана, Армстронга, Генделя и других клёвых лабухов. Когда у него пересыхало в глотке, кто-нибудь наливал ему стаканчик прямо в автомат. Виски он терпеть не мог - пил только сакэ-колу. Завсегдатаи бара называли его Альтер Эго-сан. Когда народу было мало, я иногда болтал с ним о жизни и о музыке. Он убеждал меня, что "Битлз" были, конечно, японцами, иначе как бы они додумались до песни "Йеллоу сабмарин"? А сейчас желтого человека уже не отличишь от белого: все едят суши, сидят на татами и читают Мураками.
Я размышлял над этим, как вдруг электрическая компания отключила в моей квартире свет. Ну, не платил я им года два, так что, сразу чик - и отрезать провода?! Жмоты проклятые! Юки сжалилась и подарила мне двух светлячков в банках. Тот, что покрупнее, заменял мне люстру, а на меньшем я приспособился готовить себе еду. Это лучший способ помечтать. Макрель, жаренная по-киотски, своей нежностью напоминала мне Сузуки. Суп мисо, густо приправленный кориандром, вызывал в памяти наши бурные встречи с Момоко. Но больше всего у меня текли слюнки от жаркого из корней кувшинки: я уплетал их по три порции сразу и вспоминал, как спал с тройняшками. Может, это была одна и та же девчонка, а у меня случилось растроение личности? Некого спросить. Никому дела нет до твоих проблем
Вот было бы круто: устроить ферму для разведения светлячков! Если их кормить доотвалу, они, наверно, вырастут здоровенные, ваттов по триста каждый. Позакрывать бы к черту все эти вонючие электростанции и получать энергию только от светляков. Я хотел даже запатентовать эту идею, но тут зазвонил мой мобильный телефон. На нем звучала мелодия "Хау-Дую-Дог". От нее еще с детства у меня чешутся руки и потеют уши. Поэтому я просил Юки звонить мне почаще. Она-то, небось, решила, что я в нее по уши влюблен, а я просто слушал "Хау-Дую-Дог" и балдел.
Так незаметно прошло года два. Опять наступила осень. Люди, прикрывшись зонтиками, с унылым видом перемещались взад-вперед. Безнадежный ветер нес застоявшийся воздух. Это было словно Бостонский симфонический оркестр под управлением Серджио Озавы исполнял бы хард-рок типа Брамса на дискотеке для глухонемых импотентов.
Юки стала настаивать, чтобы мы поженились и решила познакомить меня со своей семьей. Матери у нее не было, она бросилась с вершины Фудзиями, когда однажды услышала по радио в рекламе картофельных чипсов, что Бога, оказывается, уже нет. Об отце Мисури я знал только то, что он был старше ее и при этом мужик. Но что с того, если еще в сорок девятом году его переехал пьяный рикша, у которого отказали тормоза. У всех у нас рано или поздно что-нибудь отказывает, верно?
Как я ни отбрыкивался, Юки все-таки представила меня тёте, которая вырастила ее. Та выглядела довольно привлекательно, если не считать того, что оба глаза располагались у нее во рту, а левое колено - на голове.
- Тётя была натурщицей Пикассо, - объяснила Юки.
Класс! Меня давно уже тошнило от стандартных фигур и физиономий. Я гораздо охотнее занялся бы любовью с тетей, чем с племянницей. Одно только ломало: во время поцелуев тетя станет изнутри подглядывать за мной, а я хочу, чтобы в такие минуты женщина полностью отключалась от всего.
Я решил поговорить с Юки о наших отношениях и о ее семье. У меня не хватило духу выложить ей все сразу, и я начал издалека: мол, когда у вас нету тети... Юки глубоко вздохнула и взглядом ответила мне: "...вам тети не потерять".
Мы помолчали. Наконец, я не выдержал:
- И если вы не живете...
Сиплое, прокуренное токийское эхо отозвалось: "...вам можно не умирать!". Юки встала и пошла, не оглядываясь. Мог ли я подумать, что вижу ее в последний раз? Наверно, мог. Или не мог. Или мог? Когда я думаю о чем-нибудь таком, то от напряжения весь покрываюсь гусиной кожей, поэтому стараюсь жить так, чтобы все мне было по барабану. Я задремал и увидел во сне хромого барабанщика из группы Джима Моррисона. Он колотил своими проклятыми палочками прямо по моим мозгам. Но оказалось, что это стучат соседи снизу: мол, Юки залила их квартиру. Когда я взломал дверь, в аквариуме плавала только пустая банка из-под филе барракуды да заколка для волос в виде бабочки. Я хотел было взять ее на память о Юки, но бабочка улетела. Какое свинство! Они все решили бросить меня!
С досады я перестал ходить на лекции. Варил себе жратву и слушал музыку. Оказалось, что макароны лучше всего готовить под Россини: они не так развариваются. Целыми днями я ел, пел, пил. Эти болваны вскоре выгнали меня с работы и из университета. Деньги кончились. Мы недавно проходили Достоевского, поэтому я подумал: хорошо бы выследить какую-нибудь богатую старушонку и садануть ее по башке, как этот Раскольников. На чердаке среди всякого хлама я отыскал ржавый топор. Расколоть бы бабку на пару миллионов, мечтал я, купить себе платиновые палочки для еды, а вместо риса варить мелкий жемчуг... Но единственная богатая старушенция, которую я знал, была такая крепкая, что сама запросто пришила бы меня. Ну, не пропадать же зря топору, подумал я, и аккуратно тюкнул им себя по голове. Не особо больно, так, лишь бы на темечке образовалась небольшая щелка. Кровь я вытер, а щелку аккуратно залепил пластырем. Получилось вроде рождественской копилки. Я крупно написал фломастером на лбу "Для пожертвований" и сел возле выхода из станции метро Ёцуи. Народ от меня балдел, но денег не давал: мол, типа розыгрыш. Наконец, какой-то солидный мужчина в твидовом кимоно кинул в мою копилку сто иен. За ним другой, третий - и пошло-поехало! Вначале я вежливо благодарил всех дающих, потом мне это надоело. Взял в рот длинную бумажную ленту с иероглифами "Спасибо!" и после каждого взноса откусывал им квитанцию за щедрость. Вечером народ подавал не шибко, тогда я нацепил сверху разноцветные лампочки - денежки так и посыпались в мою черепушку, аж в ушах гудело!. Иногда за смену набиралось тысяч сто иен, а, бывало, и миллион, это когда шла толпа американских туристов. Некоторые из них, правда, норовили вместо денег подсунуть мне жетоны на нью-йоркский сабвей. Но вскоре я научился по звону отличать настоящие монеты от фальшивых и аккуратно плевал таким людям в лицо. Толпа вокруг приходила в восторг и засыпала меня деньгами.
Через месяц я понял: самому мне уже нипочем не управиться с такой прорвой мелочи. Я договорился со своим школьным товарищем Джоем, он работал инкассатором в сети закусочных "Микадо-Доналдс" или просто "Мак-Доналдс". Поздно вечером, объехав все свои точки, он подруливал ко мне и, крепко схватив меня за оба уха, вытряхивал дневную выручку из моей черепушки в прочный брезентовый мешок. Вместо мелочи Джей давал мне крупные купюры, а я ставил ему дринк.
За то лето мы с ним вылакали 25-метровый бассейн виски. Мы пили неразбавленный "Chivas Reagal" и играли в пенисбол. Сегодня его вытеснили более продвинутые игры, но тогда, в пору моего взросления, пенисбол был для нас единственный возможностью доказать миру, что мы тоже крутые. Джой вообще-то неплохой парень, но финансовый извращенец. Он мне рассказывал, что даже когда мастурбирует, то думает не про женщин, а про курс иены.
А я часто представлял себе: вот она идет по метафизическому жаркому пляжу, эта обалденно красивая девушка моей мечты. На ночь она читает сны, которые хранятся в черепах умерших единорогов. Рекламный голос орал: "Радиола "Сони" - это меньше холодильника, громче мотоцикла и точнее пылесоса!" Но я все равно ждал свою настоящую девушку, и она, наконец, появилась.
Звали ее Мисури. Она закадрила меня тем, что умела клёво плакать. Наверно, так она наверстывала упущенное в детстве. Мисури выросла в бедной деревенской семье, где на восемь детей приходился один-единственный носовой платок. Слезинка из правого глаза, слезинка из левого - вот и все, что она могла себе позволить. Плакать обоими глазами сразу Мисури разрешали лишь по большим праздникам. Вся родня была уверена, что она останется в старых девах. Но, как поёт Джо Гарбидж: "Ta-ra-ra-ta-ta, rata-ta-ta!". Однажды Мисури застряла в лифте небоскреба с мужчиной в настоящем смокинге. Он не обращал на нее никакого внимания. Вдруг лифт загорелся. Мужик заорал благим матом, а Мисури, как обычно, заплакала. Она решила больше не экономить слезы и хоть напоследок порыдать на всю катушку. Благодаря этому огонь тут же погас.
После этого миллионер - а какой еще придурок станет носить смокинг в такую жару? - сделал Мисури предложение. К свадьбе он подарил ей две тысячи батистовых носовых платков, чтобы она могла нюнить, когда ей вздумается. Но она сбежала от мужа в первую же брачную ночь, потому что этот наглец стал к ней приставать.
По дороге Мисури споткнулась об меня - лежа на тротуаре, я размышлял о том, как бездарно устроен наш мир. Денег полно, а счастья нет. Чтобы ничто больше не напоминало мне о Юки, я сварил суп из ее светлячков и съел его. Он бурчал в моем депрессивном желудке, словно "Midnight Blue". Вдобавок эти твари продолжали светиться внутри меня. Я шел по улице, сверкая, как рождественская елка или полицейская машина со включенной мигалкой. Рождественская полицейская машина. Шел, шел и упал. Мисури прилегла рядом. С тех пор мы неразлучны уже пять часов или лет: кто ж его разберет, это чертово время? А из подаренных ее женихом батистовых платочков мы сшили крылья для дельтаплана, чтобы парить над кампусом и заниматься любовью в свободном полете.
Пока Мисури раздевалась, я видел ее отражение в моих начищенных ботинках. Глядя на ее груди, я вспоминал такие же пологие холмы, поросшие криптомерией, которые окружали наш домик в Тоби, дядю с его неизменной трубкой во рту и привычкой трижды чихать после обеда...
- Ты что, заснул? - обиженно сказала Мисури и прижалась ко мне. Ее тело было прохладное, словно банка пива из холодильника. Я крепко обнял девушку и осторожно вошел в нее. А минут через пятнадцать я вышел на станции метро Ёцуи и купил две пачки сигарет. Одну выкурил сразу же, другую оставил, чтобы проверить силу воли и бросить курить. Или наоборот: курение бросит меня, как бросили все остальные. Не мир, а дерьмо! Дерьмир, как сказал бы Марсель Марсо Марселю же Прусту.
Инстинктивно Мисури и я искали чего-нибудь, что могло нас сблизить. Радостных событий в нашей жизни было мало, огорчений - тоже. Поэтому когда у нас сломался автоответчик, мы ощутили это как серьезную потерю и решили достойно похоронить его. Упаковали останки своих голосов в красивую черную коробку. Она досталась мне от Юки, а ей - в наследство от деда, канувшего в аквариум. Таким образом, получались как бы тройные похороны. Выпив дюжину пива, мы поехали далеко за город, к водохранилищу. Шел мелкий дождик, придававший нашей процедуре еще более мрачный характер.
- Прочитай молитву, - попросила Мисури.
- Но мы не знаем, какую религию исповедовал покойный автоответчик, - возразил я. Она настаивала:
- Любую молитву. Иначе он не сможет попасть в свой рай.
- Ешьте витамины. Аминь, - сказал я и скорбно сплюнул.
Мисури швырнула автоответчик вниз. Он попал прямо в центр кругов, которые расходились по воде. Когда-нибудь я тоже шлёпнусь в омут забвения, а пойдут ли от меня круги? Хлопок одной ладони - вот что такое наша жизнь. Я беззвучно зааплодировал своему отчаянию.
Стемнело. Вдалеке жалобно выли электрички. Сквозь потрепанные облака проступили вялые звезды. Я вдруг догадался: это же мои светлячки! Как им удалось выбраться из супа?! Наверно, нужен другой рецепт. Я бросил в кастрюлю рыхлую, но еще довольно сочную луну, весь лук, который пророс у меня в карманах, добавил соевый соус, так и не выведенный с моего пиджака в химчистке, и соль от невыплаканных слез Мисури. На этот раз я буду варить светлячков долго-долго, пока трижды три не станет равно самому себе.
Ветер завел свою старую песню. Я подпевал ему, медленно кружась в тоскливом, как бриз, блюзе: "Як, Як Цедрак, Як Цедрони, Як Цедрони-Лим-пом-поне..."




ХАЗАРСКИЙ  ПУЗЫРЬ
Сонник для "чайников"
Подражание Милораду Павичу

Глава 43-я
Воевода Вздрючич слыл самым свирепым воякой на всем пространстве от Черного Моря до Понта Эвксинского. Его именем пугали своих детей хазары, янычары, баядеры и дромадеры. Воевода еще не проиграл ни одной битвы, потому что верный слуга будил его лишь через день после сражения. Вздрючич мог со ста шагов подстрелить карпа, выпрыгнувшего из воды, и пока тот падает, нафаршировать его чечевицей и травой иссоп, от которой седеют черепахи на побережье Босфора.
В ту осень исполнилась седьмая седьмица его лет. С тех пор камень трижды похудел, а восточный ветер прибавил в весе. По ночам воевода слушал, как его борзые хохочут во сне, а сам плакал, кусая от ярости свою саблю, потому что ему ничего не снилось. А ведь сон - это пот души и душа сердца. Доведенный до отчаяния, воевода послал за самым знаменитым магом. Говорили, что Ништяк Заратустрич душу свою носит в левой ноздре на случай удара молнии, а на завтрак ест только тиканье часов. По прыжку дикой козы он предсказывал, сколько лет продлится Столетняя война, и мог узнать, как будут звать знаменитого художника, семь букв по вертикали, который из-за нехватки других красок нарисует картину "Черный квадрат".
- У каждого человека три прошлых: для сухой погоды, для дождливой и для дней, когда нет никакой погоды, - начал маг. - Кроме того, есть мужская истина и есть женская, седьмой размер, второй рост. Поэтому дождись последнего полнолуния високосного года, когда розовый единорог придет помочиться на большой валун в устье Дравы, ляг спать головой на юго-восток, и уже через три года ты увидишь первую серию своего сна.
Вздрючич ждать не любил. Он велел повесить мага на площади перед ратушей. А затем приказал, чтобы каждый человек, живущий в его владениях, отдавал воеводе десятую часть своих снов под страхом стирания его имени из телефонной книги. Поскакали сборщики снов по дорогам, не щадя ни пешего, ни конного, ни сонного, ни пьяного...

Глава 66-я
Как и все удачливые купцы, Жуйко родился под знаком Весов. Днем и ночью он думал только о своей торговле, беспрестанно разъезжая по делам, поэтому нанял себе помощника, чтобы тот смотрел за него сны и, если в них будет что-нибудь про цены на овечью шерсть, тотчас пересказывал это жене купца. Но помощнику по ночам виделись одни смазливые девицы. Жена купца с легкой душой отдала сборщикам все его сны и, накинув пеньюар из неотбеленной бычьей шкуры, юркнула к нему в постель. Наутро она послала к мужу гонца с вестью: цены на шерсть пойдут в гору!



Глава 99-я
В кухне Петр говорил только по-валахски, в гостиной - по-французски с гавайским акцентом, в библиотеке попеременно молчал то на сербском, то на фарси. И только ночью, когда все засыпали, он оглушительно храпел по-древнегречески, причем гекзаметром.
На столе у Петра стояла соль семи сортов, самофракийский самогон и другие блюда на букву "С". В следующем месяце все будут питаться только продуктами на "Т": тушенкой, тигрятиной, творожниками с трюфелями и так далее. Делалось это для того, чтобы каждый ребенок в доме накрепко запомнил кириллицу.
Кстати, не странно ли это: славянскую азбуку изобрели Кирилл и Мефодий, а названа она почему-то в честь лишь одного из них. Где-то, наверно, есть и мефодьица, именуемая также хазарским наречием. Но ведают о том лишь самые мудрые из праведников, те, что хранят обет молчания о безбрачии.
Однажды во сне Петру явилась женщина, обутая в собственные волосы, и сказала: "Срочно смени прописку". Тотчас он уехал на далекий остров и зажил в полном одиночестве, от которого брови растут внутрь.
В Греции прослышали о пустыническом подвиге отшельника, вот уже много лет обитающего в уединенном одноместном номере "Хилтона". Петра выдали птицы, которых он научил говорить. Они поодиночке долетали до Констатинополя, причем самочки приносили с собой гласные звуки молитв, а самцы - согласные.
Устав от одиночества, Петр стал рисовать свои сны, выщипывая волоски для кистей из собственной бороды. В первую же ночь он увидел свою покойную сестру, она нежно обняла его. Он сорвал, как персик с ветки, одну из ее грудей. После этого он каждую ночь снимал с нее все более обильный урожай сочных пахучих грудей, их уже некуда было складывать. Тут как нельзя кстати подоспели воеводины гонцы и упаковали сны Петра в большие ивовые корзины. Он выкурил трубку моравского табака, пропитанного паприкашем, и отправился спать. Но покойная сестра, видимо, обиделась на то, что он отдал ее сны воеводе, и больше ему не являлась. Вместо нее Петру из ночи в ночь снилась гусиная печенка. От одного её вида он так растолстел, что пришлось серьезно заняться спортом - разумеется, тоже во сне. Однажды, переплывая ночью океан, Петр спросонья натолкнулся на какой-то корабль. Он еще долго ходил с большим синяком, так и не узнав, что корабль назывался "Титаник".

Глава 108-я
Решив самостоятельно изучить хазарский язык, Елена узнала, что в нем всего пятьдесят пять букв, и что каждая буква означает определенного мужчину. После двух лет усиленных занятий ей оставалось познать только одного, чтобы осилить весь хазарский букварь. И тут в дверь вошел посланец воеводы Прелюб Мазохистич. Увидев девушку, он ощутил от ее тела аромат консервированных персиков и испустил свист длиной в пять аршин. Елена поцеловала его, жадно втягивая ноздрями аромат перегара от сливовицы, настоянной на семнадцати травах с двадцати пяти материков. Прелюб обнял ее еще крепче, отчего в комнате разлился аромат эбенового дерева, выдержанного полтораста лет в поту улиток. Это напомнило Елене о предыдущем букво-госте, который носил бороду во сне, не нося ее наяву. А Прелюбу привидилась его жена, имевшая столь пышные формы, что она могла сама себя кормить грудью - иногда она так и делала, когда ей нечем было закусить поцелуи Прелюба, такие огненные, что от них часто загоралась кровать, а за ней и старинный турецкий сундучок, где хранилось эхо византийских вздохов...
Их сны превратились в двух лебедей, которые плавно поплыли по Дунаю. Завидев птиц, стражники с обоих берегов брали ружья "На караул!", а те, кто уже продул в карты свою амуницию, выхватывали воображаемые палаши и салютовали лебедям. Кстати, по-хазарски "любовь" тоже означает "сильное чувство (влечение), обычно к лицу др. пола, к Родине, руководству страны, госимуществу, ребенку, самому себе и т.д."

Глава 311-я
Кица, единственная дочь мельника, росла прожорливой девочкой, она запихивала в себя все, что попадалось под руку: пирожные, пуговицы, кружева, жернова... В конце концов Кица съела императорский трон - так Австро-Венгрия стала республикой.
От хорошего питания у нее выросло по два мизинца на каждой ноге, и во время чаепития она, как и полагалось барышне из общества, чинно отставляла эти мизинцы в сторону. В остальное время Кица мечтала о мужчине, именем которого можно умываться по утрам. Найти ей пару было нелегко - девушка вымахала ростом со своего деда, Орясю Стоеросича. Тот зарабатывал на жизнь тем, что летом, когда хазарская степь трещала от зноя, укрывал в своей тени двух-трех хилых богачей. На полученные деньги Оряся купил еще несколько теней и мог теперь спрятать от зноя купцов всей Паннонии. Но тут, как на грех, в их деревню приехал китайский торговец с партией зонтиков, и Оряся вмиг разорился.
Во сне Кица часто представляла себе, как она отомстит за это коварным китайцам. И вдруг в ее комнату вошел желтолицый юноша с погонами подпоручика, нарисованными прямо на его голых плечах. Пальцем, намоченным в вине, он написал на столе свое имя. Девушка смочила палец в чае и написала свое. Тогда китайский подпоручик окунул палец в манную кашу и написал иероглифами, как долго ждал он этой встречи. Кица покраснела и слизала эту надпись, предварительно исправив в ней две синтаксические ошибки. Он стал снимать с нее платье, а девушка тем временем торопливо писала на стене, окуная пальцы то в гусиные шкварки, то в серную кислоту: "Милый, подожди, пока Орион войдет в созвездие Скорпиона, а иволга совьет гнездо в дупле анемона!" Но китаец был настойчив.
Когда под утро Кица заснула, он тихонько оделся, обмотал копыта своего вороного коня ее носовыми платками и уехал. Пробудившись, девушка закричала от горя. Мать успокоила ее:
- Видишь: банка кизилового варенья исчезла, значит, он еще напишет тебе с дороги.
И правда, едва косоглазому сыночку Кицы исполнилось полтора года (а может, и пятнадцать лет - кто в ту пору следил за ходом времени?), проезжий гусляр привез письмо от подпоручика. Хазарскими иероглифами, еще пахнущими кизилом, там было начертано:

О ты, красавица Востока,
Чьи кудри омывал шербет,
Зачем ты не была жестока,
Зачем ты не сказала "Нет!"?

Сердцем Кица прочла между строк: "Любимая, Орион уже в Скорпионе, а я в карточных долгах. Пришли срочно десять цехинов и теплые носки!" Она отправила ему только правый носок с дыркой от левого. Дух ее деда Оряси одобрительно крякнул. А Кица, погружаясь в сладостный сон, ощутила себя внучкой своей души и деверем своего тела.

Глава 509-я
Иногда посреди бессонной ночи воевода вскакивал и принимался за свои хроники. Желание сочинять было в нем столь велико, что не дожидаясь, пока слуга принесет гусиное перо и очинит его, он хватал первого попавшегося гуся и писал сразу всеми его перьями. Это придавало его повествованиям такую нелинейность и запутанность, что и много веков спустя интеллектуалы будут обмениваться понимающими взглядами, прежде чем задремать и упасть лицом в роман.
Гонцы ежедневно приносили Вздрючичу охапки чужих снов. Он понял, что ему не хватит семи жизней на их сортировку, и приказал, наконец, вынуть мага из петли. Тот прочистил горло и принялся толковать сны:
- Если вы наяву покупаете туфли, это означает, что вам приснится, как вы покупаете маленький синий автомобиль "Фольксваген-гольф", меньший, чем тот, который у вас есть, причем покупаете не себе, а кому-то другому.
- А к чему бы это - увидеть во сне ниву? - спросил воевода. Маг пояснил:
- Вскоре вы купите автомобиль "Нива" или встретите девочку, которая каждую весну красит цезальпинией в красный цвет по одному ногтю, а каждую осень срезает их серпом. Поэтому она всегда знает, сколько ей лет, а вы - сколько у нее ногтей. Если же вам приснился дьякон, жующий бекон...
Воевода впал в оцепенение. Был тот час ночи, когда усы растут гораздо быстрее обычного, а русалки в речных омутах за неимением утоплеников щекочут сами себя. Злые вампиры, вдоволь напившись человечьей крови, спешат исчезнуть с первым криком петуха, и появляется добрый вампир Жужа. Дрожа от сострадания, он набрасывается на несчастную жертву, вонзает ей в шею тщательно простерилизованные клыки и вливает туда кровь нужной группы.
В этот час, если приложить правое ухо к левому, слышно, как на огромной головокружительной глубине кипит тягучее варево исторических фактов, и, вздувшись в большой литературный пузырь, подергивается вязкой плазмой павичизма. Она медленно, но неумолимо затягивает в свою трясину всякого, кто рискнет одолеть эту прозу, нескончаемую, как Млечный Путь из варяг в греки....



ХОМО  МУХОМОРИЕНС
Подражание Виктору Пелевину
Не надо было вчера смешивать портвейн с марихуаной и кастанедой, подумал Стас Кужелев. Он тщетно пытался оторвать голову от подушки. С пятой попытки это ему удалось, но второпях оторвалось полголовы. Причем именно та половина, которая отвечала за блямблические импульсы, и позарез нужна была именно сейчас.
Хорошо еще, что Стас всегда держал про запас виртуальные копии всех частей тела. Наскоро прилаживая запасную половинку головы, он вспомнил средневековую голограмму: трехглавый дракон с аппетитом уплетает хорошеньких барышень. Одной башки ему с головой хватило бы, вяло скаламбурил Стас, остальные две явно были виртуальными. Кстати о драконах: пора бы поесть.
В холодильнике нашлась лишь позавчерашняя мантра - гонорар за проект "Далай-Лама - лучшая реклама!" Клиенты, делавшие громадные бабки на идеях Кужелева, норовили рассчитаться с ним своей продукцией. Эх, предложил бы ему такие условия ресторан "Mukhomorr"! Стас вспомнил их грибную солянку "по-негритянски", фирменную черную горячку...
- Ку-кужелев, работать! - закричала кукушка, выскакивая из компьютера.
Вчерашний заказчик обещал штуку баксов, если он все сделает за сутки. Чтобы выторговать еще пару сотен, Стас стал было упирать на транскультурный архетип - обычно его клиенты тащились от таких терминов. Но голос в телефонной трубке произнес:
- Не кажется ли вам, молодой человек, что все мы - всего лишь звуки, летящие из-под пальцев невидимого органиста?
Стас просек, что фишка вот-вот соскочит, и поклялся управиться к вечеру. Теперь он судорожно соображал: что же может пробудить у детей новых русских интерес к литературе? Только что-нибудь прикольное. Скажем, познавательный порносайт "Маркиз Вишневый де Сад". Или видеоклип "Гоголь оттягивается на Канарах после презентации "Мертвых душ"". Нет, сперва емкий слоган: "В натуре мы Толстого учим - мы стать хотим духовно круче!" Дальше, конечно, Пушкин: "Мой дядя самых честных правил, на счетчик лохов сразу ставил". Хм, а ведь в ночном кабаре "Арина, блин, Родионовна!", что на Тверском, можно устраивать тематические вечеринки для старшеклассников! Плюс годовая банкет-контрольная "Чем долго буду я любезен так народу?" Для кабаре откинуть Стасу пару штук за промоушн не проблема. Да и школьнички будут сублимировать материал за обе щеки.
Покончив с обрыдлыми классиками, он набросал раскрутку модного брэнда. Тезис: "Pelevin - это Достоевский сегодня!", антитезис: "Маринина - это Pelevin позавчера!". Если же Маринина проплатит, заменим ее на Канта, вряд ли старик будет базарить.
Размаху бы ... Стас пометил в блокноте: "Зураб Церетели - Царь-колокол - скульптура-миниатюра "Последний звонок"". На финал он заколбасил интерактивные видеоигры "Порви пасть Ленскому!" и "Дядя Ваня: ответный удар". Ну, теперь тинэйджеры будут торчать от родной литературы, как от хорошего косяка!
Солнце уже спряталось под крышу "Гопстоп-Банка". Расправив крылья и суетливо жужжа, Стас полетел к клиенту. Заметил указатель "Типа особнякъ" и побежал по дорожке, вымощенной элитным философским камнем. На стальных воротах красовалась надпись, выведенная черной икрой по красной: "Жизнь удалась!". Неужели, мелькнуло у Стаса, здесь он, наконец, поймет смысл жизни?
Пока дюжий секьюрити, свесившись с танка, проверял документы Стаса, дуло пушки воровато опустилось в бочку с белым порошком и быстро втянуло его. Стас облизнулся: это был ядреный деревенский кокаин, настоенный на смородинных почках. Танк блаженно обмяк. Секьюрити пнул его сапогом:
- Твою мать в интерфейс!
Нажатием клавиши "Escape" Стас удалил охраника и оказался на следующем уровне. К его удивлению, тут были не роскошные хоромы, а облупленная дверь в коммуналку со множеством звонков и табличек: "Березовский - 1 короткий", "Кобзон - 2 длинных", "Лужков - не звонить!" Стас ткнул наугад в какую-то кнопку и поежился: выскочит, как обычно, монстр, изрыгающий пламень и перегар...
Но в дверях стоял уютный старичок в шлепанцах, похожий на Карлсона без мотора. Приветливо улыбнувшись гостю, он повел его длинным извилистым коридором, заставленным всякой рухлядью. На кухне жужжал примус и пахло кошками, к стенке был прикноплен листок из тетради в клетку "График уборки мест общего пользования". Стас поежился: вместо обещанных гринов он здесь получит максимум дабл-рубль...
- Деньги - это всего лишь наше представление о деньгах, - сказал старичок, словно прочитав его мысли.
- Не дадите ли авансом хоть полпредставления? - спросил Стас. Хозяин сунул ему пачку долларов и, поймав его удивленный взгляд, пояснил:
- На днях я уступил примус герцогу Эдинбургскому за сто тысяч фунтов стерлингов.
- Сто штук за такую рухлядь?! -изумился Стас.
- Во-первых, это первенец отечественного примусостроения, - ответил старичок. - При мощности всего пять гигабайт он развивает скорость до двадцати узлов в час. Во-вторых, Его Светлость - страстный коллекционер советского антика и...
- Так продайте ему всю квартиру, - посоветовал Стас.
- Расстаться с такой престижной коммуналкой?! - замахал руками старичок. - Во-первых, негоже отдавать иноземцам наши национальные святыни. А во-вторых, я к ней так привык! Знаете ли, хомо сапиенс чувствует себя моложе, когда попадает в обстановку своей юности. Закопченные потолки, очередь в сортир, где вместо туалетной бумаги висит криво нарезанная газета "Правда" - это возвращает меня к тем блаженным временам, когда мы с соседями жили здесь, как одна дружная семья... вернее, десять.
- А питаетесь вы тоже ностальгической едой?
Седовласый Карлсон просиял:
- О, это моя гордость! Хотите бычки в томате розлива сорок девятого года? Или кизиловый джем, золотая медаль ВДНХ за пятьдесят пятый? А, может, вам угодно отведать свежемороженного хека образца шестьдесят второго дробь семидесятого года? Все свежайшее - мой бывший ученик контролирует всю вечную мерзлоту. Ну, как?
В желудке Стаса гремел саундтрек голода, но он помотал головой. Тотчас слуга-японец, мелко кланяясь и отдавая пионерские салюты, вкатил на кухню сервировочный столик. У Стаса перехватило дыхание: среди тарелок, заваленных суши, васаби и татами, он увидел изысканные бледные поганки с гарниром из маринованных глюков!
Хозяин что-то толковал про облагораживающее влияние литературы, про моральный долг бывшего словесника, который и сам, знаете, тоже порой не чужд общения с Музой, да-с, не чужд ... Стас понял: пора. Проглотив поганки, он включил плеер. Пошли титры "Образовательная видеоигра "Модемный всадник"".
Скульптура ожила. Петр Первый лихо гарцевал на бутылке виски "Белая лошадь", временами прикладываясь к ее горлышку. На нем была черная бурка, из-под которой выглядывали малиновый пиджак и спасательный жилет. Вокруг тусовались Меньшиков, Малюта Скуратов и прочие царские топ-менеджеры.
К ним подрулил броневичок с рекламой "Спонсор наводнения - пивзавод "Керенский"". На крыше стояло семь гипсовых Лениных, один другого меньше. Они хором спросили:
- Каково настгоение масс, Петька?
Петр Первый доложил:
- Первая Чисто Конкретная ордена Льва Толстого гвардейская дивизия к борьбе за непротивление злу насилием готова!
- Ура! - разнеслось по Сенатской площади. Она была запружена тачанками с матросами и кавалергардами. На гондолах подплывали отряды афганских ополченцев.
- Братки во Христе! - гаркнул Петр в мобильный телефон. - Не пощадим живота своего за нашу Заветную Дхарму! Вперед, орлы Рокоссовского!Ура-а!
Мокрый Евгений встал на мраморном льве и сделал вступительную распальцовку. Сводный оркестр Мариинского театра грянул:
-Есть одна у летчика мечта -
Высота, высота!
Слуга-японец подхватил:
-Есть одна у дворника мечта -
Чистота, чистота!
Голосом Паваротти свежемороженный хек затянул:
-У Чапая есть одна мечта -
Пустота, пустота!
Чапаев выпрыгнул из "Наутилуса" и учтиво переспросил:
- Не угодно ли ответить за базар?
Хек юркнул в Неву, плескавшуюся уже под столом. Чапаев выхватил именной лорнет и направил его на броневик. Ленины мигом попрятались, сложившись один в другого, как матрешки.
- Река зело поднялась, -сказал царь. -Бабки надо отмывать, а не разборки устраивать.
Он снял с себя толстую золотую цепь и протянул Чапаеву:
- Примерь, граф Василий Иоанныч!
Телекамера крупно показала надпись на цепи: "За проявленный астральный героизм". Голос диктора за кадром сказал:
- Молчание - золото. Ювелирная фирма "Глухонемой и сыновья".
Чапаев щелкнул шпорами, которые носил в руках, словно кастаньеты, и почтительно снял кипу. Показался прогулочный крейсер "Аврора". Анка в форме русалки первой статьи крикнула из-за ракетной установки класса "Земля-Малая Земля":
- Сейчас вылетит птичка!
Бабахнуло. Из дыма показался двуглавый орел. Он сел на плечо Чапаева и недоверчиво спросил:
- Здес бутет горот саложен?
- Измена! - вскричал Медный Всадник и помчался прямо на Стаса. В шести его руках бешено вращались самурайские мечи для харакири. -Русская рулетка по-японски, - прохрипел он. - Один из мечей тупой. Выбирай, минхерц!
- Нынешнее поколение выбирает околение, - автоматически ответил Стас. У него еще мелькнула мысль, что этот слоган можно бы продать Левке Шустрингу из "Крематория-Люкс". Но губы его не слушались, щеки багровели, голова оплывала ...
- Глянь, новый грибок поставили, - сказал мальчик, игравший в песочнице. Другой, лепивший "Пентиум-99", равнодушно шмыгнул носом:
- Грибом больше, грибом меньше... По Борхесу, жизнь есть сон, в котором снится другой сон, переходящий в третий. И лишь храп - единственная реальность.
...-Раз храпит, жить будет, - донеслось до Стаса. - Хардрайв подштопаем и...
Он открыл глаза. Над ним стоял Билл Гейтс. Опять глюки, подумал Стас.
Достав из-за уха "Беломор", тот продолжал:
- Анннушка, этому - полный покой и внутримышечно гоголь-моголь. Я пошел.
- Хорошо, Билл Гейтсович, - ответил знакомый женский голос. - Вы на собрание?
- Да, сегодня отчетно-выборное. Будем ставить ребром вопрос о Корнукове.
Глаза у Билла Гейтса вдруг зажглись красным огнем, шерсть на загривке ощетинилась, а во рту выросли длинные клыки, покрытые пеной. С глухим ревом он вылетел в форточку, втянул шасси и, помигивая бортовыми огнями, быстро скрылся вдали.
- Вечерами на полставки верволком подрабатывает, - пояснила женщина. - Конечно, больше ради общения. Хотя лишняя копейка в наше время никому не помешает.
Стас почувствовал на лбу что-то тяжелое и прохладное.
- Это Мамин-Сибиряк, -сказала она. - А Пелевина хотите? Тоже расслабляет.
Он открыл толстую холодную книгу. Все страницы ее были пусты. Эта пустота манила. Стаса осенило: смысл жизни - в его отсутствии!
- Анна, начнем с нуля, - глухо сказал Стас. - Будьте моей женой...
Ее рука дрогнула.
...- или мужем, - поправился он. - Нас обвенчает Далай-Лам! Мы с ним дружим домами еще со школы. Кстати, дома у меня два компьютера, и мы с тобой сможем переписываться день и ночь. Ну, Анка?!
- Я должна спросить у супруга, - кротко ответила она.
Через секунду на больничной стенке возникла размашистая надпись: "Не возражаю. Каренин". Анна достала из-за пазухи серебряное ведерко с шампанским. Он нашарил под подушкой хрустальные бокалы. Они чокнулись и закусили бокалами. Стас прошептал ей: "Аночка-поганочка!". Она засмеялась, раздувая холеные ноздреватые ноздри.
Кукушка выскочила было из компьютера, но оценив ситуацию, живо юркнула обратно. И уже оттуда, из безопасной глубины, гаркнула:
- Недосверхчеловек - это звучит гордо!


ПОХОЖДЕНИЯ  ЗЕФИРИЯ  ФАНТОМОВА
Подражание Б.Акунину

"Вольный шопот", 20 марта 1903 г.
"Вчера среди бела дня с Аничкова моста были угнаны знаменитые бронзовые кони. Сторожа, пытавшегося воспрепятствовать злоумышленикам, те зверски напоили водкой. Власти сперва уверяли публику, что скульптуры не похищены, а лишь увезены на реставрацию. Вместо них на мосту поставили старых битюгов, выкрашенных бронзовой краской. Однако после рабочих стачек солидарности с эксплуатируемыми лошадьми последние были срочно удалены. Ходят слухи, будто теперь анархисты готовят налет на "Медного Всадника". Памятник оцеплен войсками. Полиция безмолвствует. Доколе?!"

Из донесения начальника сыскного отделения ротмистра Гунчакова обер-полицмейстеру Санкт-Петербурга барону фон Брому.
"Для выявления лиц, сочувствующих анархистам, на улицы было направлено сто околоточных надзирателей, переодетых подмастерьями. Они играли на гармошках и выкрикивали лозунги "Землю - крестьянам! Море - матросам! Баню - вшивым!". Однако городские обыватели не поддержали их, а, наоборот, учинили патриотический мордобой. Я распорядился выдать пострадавшим околоточным триста медных пятаков для прикладывания к синякам, которые по их уверениям пришли от этого в негодность и подлежат списанию по статье "Контр-революционная пропаганда".
Чиновник для особо скверных поручений г. Фантомов, направленный нам в помощь, под видом сбора агентурной информации посещает бега, театры и ресторации на казенный кошт. Сегодня он переехал в нумера "Монпарнас", что в Нижнеблудовском переулке. "Раз империю превратили в бордель, - заявил Фантомов, - то порядочный сыщик должен быть в самом его центре!". Прошу дальнейших указаний и денег на оперативную работу".

Из дневника девицы легкого поведения Конопаткиной Дарьи.
"Хозяйка сказамши, что таперича я приставленная для обслуги к важной персоне. Велела для форсу начистить зубы магазинным порошком заместо толченого кирпича. Господин Фантомов оказались мужчина авантажный, самого любезного обхождения, хоть и следователь. Велели называть его запросто - Зефирий Порфирьевич, и сунули "катеньку". Но кобелиться со мною не пожелали, мол, оченно занятые. В нумерах живут заради кон-спи-ра-ции. Не знаю, болесть это али женское имя?
Цельный день к Фантомову ходют с докладом мужики, купцы и господа во фраках (это навроде поддевки, но с крахмальной сорочкой). Чтоб народ зря не томился, я приваживаю гостей к себе и к другим мамзелькам. За это хозяйкой мне обещана французская кровать с музыкальным скрипом. Сказывают, от него мужчины входят в апофеоз и платят втрое против обычного.
Господин Фантомов тоже мое усердие приметили. У вас, говорят, Дарья Пантелеевна, есть природная сметка и трудолюбие, вам учиться надобно. И самолично показали мне приемы японской борьбы джиу-джитсу для защиты моей чести от нахальных посягательств. Обещались выучить и аглицкому боксу, вот только поймают конокрадов с Аничкова моста. А я и брякни: это беспременно цыгане! Они усмехаются, дескать, кони-то бронзовые! Цыгану, говорю, все равно, что уводить, лишь бы о четырех ногах. Задумался Порфирьич, надел крылатку и подался куда-то на ночь глядя. Может, к своей Конспирации? Небось, из благородных, образованная... У-у, придушила бы эмансипадлу!"

"Голос верноподанного", 25 марта
"Браво, полиция! Вчера ротмистр Гунчаков и его чудо-богатыри арестовали шайку цыган, уличенных в краже конных скульптур. По вечерам мошенники представляли опереттку "Цыганский барон", а в антрактах промышляли грабежом. Вот еще одно доказательство того, что от безнравственности в искусстве до преступления - всего шаг!"

Из донесения ротмистра Гунчакова
"Вместо того, чтобы сразу осадить преступника головой об стенку для быстрого получения правдивых показаний, г. Фантомов на допросах начинает сильно заикаться, произнося по полслова в час. Не выдерживая этой пытки медлительностью, злодеи из сострадания подсказывают г. Фантомову нужные слова и проговариваются. Но следствие идет медленно. Цыгане отказались от первоначальных показаний и уверяют, что бронзовые кони сами к ним приблудились. Ничего, и не т-таких обламывали-с!.."

"Светская пчела", 1 апреля.
"Новая сенсация! Загадочное исчезновение абиссинского негуса (царька), прибывшего с визитом в столицу! Пропали также его любимая сороковая жена, два свитских офицера и слон Джумбо, привезенный в презент Государю Императору. В ответный дар африканскому владыке предназначалась соболья шуба с Высочайшего Плеча.
Не продолжает ли это похищение цепь злодейств, начавшихся на Аничковом мосту? И уж не происки ли это Альбиона, который давно лелет мечту поссорить Россию с абиссинским монархом и завладеть принадлежащими тому несметными запасами песка в пустыне Калахари?
Этот скандал отвлек светскую публику от предстоящей свадьбы юной княжны Чемодановой и представителя одного из самых знатных родов Европы, девяностолетнего курфюрста Шпрехшталмейстерского. Злые языки утверждают, что княжна недавно отвергла поклонника-миллионера, преподнесшего ей ведро скатного жемчуга и - невероятно! - подлинный автограф самого г. Акунина!
Другой сенсацией станет первый междугородный шахматный матч. Он пройдет между чемпионом Москвы по шахматам в тяжелом весе Алексеем Булдыгиным и таинственным гросс-мейстером из Санкт-Петербурга. Об уверенности последнего в победе говорит неслыханная сумма его ставки: сто тысяч рублей золотом! Ходы будут передаваться путем телеграфических сообщений. Ждите наших репортажей!".

Из дневника Дарьи Конопаткиной
"Зефирушка мой работает не спамши, не емши. Я обнагличала и спрашиваю: что ж вы это так корячитесь - заради прибавки к жалованью? Нет, отвечает, милая Даша, я тружусь во имя торжества справедливости. Чтоб, мол, извести всех злодеев, дать бедным колбасы и жить не по лжи. И что, говорю, нам, мамзелям, тоже выйдет счастье? "Непременно", - отвечает, - "ибо отношения между полами примут характер гуманного сотрудничества". Не человек, а граф Монте-Кристо! Бывший учитель Лютиков если не имевши средств на кобеление мне всю ночь взамен платы рассказывал про этого Монте-Кристо. Вдруг Зефир тоже подпольный граф?!
Тут хозяйка мигнула: мол, фартовый пришел, полный лопатник хрустов, желает с тобой время провести. Ну, служба есть служба. Накувыркались мы с фартовым, и такой я на него ангажемент произвела, что натолкал он мне полную пазуху ассигнаций и обещал сделать своей вице-марухой. Ну, думаю, когда еще у всех будут колбаса и счастье, а я завтра же стану барыней! Заведу капот марипозовый и прислугу, чтоб по мордасам ее лупасить... Вдруг хозяйка прибегает с деньгами от фартового и меня ка-ак хряснет! Смотрю - на них не портрет Государя Императора, а какая-то другая харя и подпись "Карл Иванович Великий". Свят, свят... Кинулась к Зефирию, а у него важные баре сидят, по-французски тарахтят. Только одно словечко и запомнила: "шалава". Надо будет, думаю, сказануть его в культурном обчестве. Порфирьич глянул на ассигнацию: "Шмыгов, фальшивомонетчик первой гильдии. Из патриотических побуждений всегда подделывал только рубли. А тут что-то новенькое...". Дал мне Фантомов три "красненьких" - за моральный, мол, ущерб. И вдруг спрашивает: "Мадемуазель Конопаткина, кладезь народной мудрости, зачем похитили африканского царька с женой, офицеров свиты и слона?" "Заради куражу, - говорю. - У нас клиент один есть, импотентный кавалер трех степеней. Придет, и ну в потолок палить - чтоб на барышень емоцию произвести!" Баре посмеялись, а Зефирий опять призадумался... ".

Рапорт ротмистра Гунчакова жандармскому полковнику Зверскому.
"Прошу отстранить г. Фантомова от следствия. Он ведет себя крайне подозрительно: ходит по ночам переодетый то извозчиком, то конем, а то и лилипутом. Состоит в отношениях с профурсеткой Дашкой, уличенной в сбыте поддельных ассигнаций. Полагаю, что Фантомов причастен к этому и к похищению их черномазых величеств".

"Заря самодержавия", 5 апреля
"Неожиданный поворот в нашумевшем деле! Шайка цыган, обвиненная в краже конных скульптур, вчера загадочным образом утонула в тюремной бане, причем в одной шайке. За допущенную оплошность дежурный надзиратель Клячин лишен выходного пособия в размере десяти мочалок. В тот же день по мрачной иронии судьбы найден мертвым и король российских фальшивомонетчиков Шмыгов. Он избил себя досмерти, оставив прощальную записку, каллиграфически выполненную на гербовой бумаге "Совесть замучала!" Если уголовный мир Санкт-Петербурга и далее будет самоуничтожаться столь же энергично, то в столице наконец-то воцарятся Порядок и Законность!
Драматичные события разворачиваются и на полях шахматных сражений. Первые же ходы петербургского инкогнито повергли знатоков в изумление. Сразу отдать в жертву три пешки и коня - что это, промах или дьявольский расчет?!".

Срочная депеша. Ротмистр Гунчаков - министру внутренних дел Фрукт-Фруктовскому.
"Ваше Высокопревосходительство! Мои предупреждения, поданные по начальству, действия, увы, не возымели. И вот печальный итог: только что по дороге в церковь похищены княжна Чемоданова и ее заграничный жених. Нити ведут к Зефирию Фантомову. Прошу ордера на его немедленный арест".

Из дневника девицы Конопаткиной
"Ох, и натерпелась я ужастей! Вломился к нам весь полицейский участок и главный их, Петр Васильич Гунчаков. Кажную неделю приходил любиться задарма, а тут тычет мне в спину левольверт и орет: веди, мол, к своему хахелю, заговорщику супротив царя-батюшки! Я ревмя реву, а про себя соображаю, как бы спасти Зефирия. Подошли к его нумеру. Тут я вспомнила японский прием, что он меня обучал, да ка-ак вдарю Гунчакова! Да как закричу: "Атас, ваше благородие!" Господин Фантомов выскочили на крышу, псы за ним, а он как сиганет вниз! Думаю, все, отпрыгался... А он и в полете зря время не терял: аглицкую гимнастику делал - ну, чистое Монте-Кристо! Приземлился невредимо, только цветочек в петлице помял. Расправил его, полил из серебряной леечки, которую везде носит с собой, и был таков. Душка!!"

"Вольный шопот", 6 апреля
"Знаменитый сыщик Зефирий Фантомов протелефонировал нам о сенсационном аресте. Наши репортеры, вооруженные новейшими блок-нотами (оптовая торговля "Свиньин и сын") помчались вместе с ним в пригородное поместье, где и разыгралась леденящая душу драма. Вышибив ворота стэком, г. Фантомов привел нас на большое поле, устроенное наподобие шахматной доски. Нашим изумленным взорам предстали жертвы недавних похищений, расставленные на доске в виде шахматных фигур: кони с Аничкова моста, абиссинский негус с супругой, изображавшие черных короля и королеву, живой слон, офицеры, и, наконец, княжна Чемоданова с женихом, игравшие роли белого короля и королевы... Мы отметили, что подвенечный наряд похищенной невесты ничуть не помялся - магазин "Девственница" дает гарантию на 3 года.
При нашем появлении лысый карлик, окруженный вооруженными приспешниками, грозно вскричал:
- Воздухоплавательный аппарат и миллион рублей золотом - иначе прикончу всех!
Несколько пешек, истекавших кровью за краем доски, говорили о серьезности его намерений.
- Ваше предложение принято, - невозмутимо ответил Фантомов. - Но пока вам доставят деньги и аэроплан, не угодно ли сразиться в шахматы? Дистанция - двенадцать ходов. Ставка - моя жизнь.
Видя, что карлик колеблется, сыщик добавил:
-Если мне не повезет, я умру гордый тем, что имел честь сыграть с самим Карлом Великим!
- Идет, - кивнул польщенный карлик. - Остальные - прочь!
Зефир Порфирьевич сбросил свой элегантный приталенный сюртук, сшитый, несомненно, самим мсье Вуаля (Адмиралтейская, 10, для г.г. постоянных заказчиков - значительные скидки) и приготовился к смертельному поединку. Мы укрылись за косогором. Томительно тянулись минуты ожидания... Но вот грянул выстрел. За ним - другой. Все были уверены, что Фантомов поплатился жизнью за свое бесстрашие. Каково же было наше изумление, когда мы увидели: стоя над поверженными карликом и ротмистром Гунчаковым, он преспокойно читал книжку, хотя из его раненной руки текла кровь!
Подоспевшие жандармы связали бандитов. Доблестный сыщик обратился к негусу со словами: "Мборо хухугль ваще!" Мертвенная бледность, покрывавшая лицо африканского владыки, исчезла. Он снял с жены драгоценное смарагдовое ожерелье и одел его на шею г. Фантомову. Курфюрст, княжна Чемоданова, офицеры, слон - все со слезами на глазах благодарили своего спасителя. Сгорая от нетерпения, мы попросили его раскрыть нам роковую тайну. Но он сказал:
- Г-господа, вам пора писать репортаж, а мне - извлечь из руки пулю и потерять сознание.
С этими словами герой удалился. В окошке кареты, уносившей героя, мелькнула очаровательная женская головка. Новая загадка! Ждите наших репортажей!"

З. П. Фантомов - начальнику Корпуса жандармов генералу от бухгалтерии Доброхватову.
Копия: Императору Всея Руси Н. Второму.
"Уважаемый Лаврентий Бенкендорфович (Николай Александрович)!
Прежде, чем покинуть пределы России, хочу рассказать о своем недавнем расследовании, которое породило столько толков. Меня сразу насторожило то, что похитители не выдвигали, как обычно, политических требований и не вымогали выкупа. С помощью дедукции и агента "Фиалка" я пришел к выводу, что этими дерзкими актами некто хочет произвести впечатление на даму, которая гораздо выше его по положению в обществе и по росту. Это мог быть либо японец, либо лилипут. Поскольку в моем предыдущем деле уже фигурировал японец, я решил проверить вторую версию и вышел на след придворного карлика Карла Ивановича Носа. По отцовской линии он происходил от царских шутов, по материнской - от швейцарских гномов. Используя обширные связи в высшем свете и веками копившиеся сокровища, карлик Нос сделался предводителем российского лилипутства и желанным гостем в петербургских салонах. Там он и встретился с княжной Чемодановой из весьма древнего, но обедневшего рода. Карл Иванович забросал ее бесценными souvenires, но девушка наотрез отказалась выйти за него. Обезумев от обиды и страсти, тот задумал создать королевство карликов со столицей в Монте-Карло и провозгласить себя королем Карлом Великим. (Прилагаю пробные ассигнации с его портретом и девизом "Лилипуты всех стран, соединяйтесь!"). По пропавшим фигурантам (кони, слон, офицеры и т. д.) я догадался о предстоящем шахматном матче. Он должен был удовлетворить уязвленное самолюбие карлика и вынудить княжну разделить с ним престол Монте-Карло.
Для осуществления этого плана он привлек ротмистра Гунчакова. Того погубила роковая страсть к игре и незнание того, что ферзь и дубль-пусто - вещи несовместные. Используя крапленые шахматы, ходившие вдвое быстрее обычных, Карл Иванович вчистую обыграл ротмистра, а затем посулил ему крупное вознаграждение за помощь в злодействах. Отсюда неуловимость похитителей и стремление Гунчакова убрать всех соучастников и меня. Я окончательно утвердился в своих подозрениях, когда увидел на мундире ротмистра новый карман. Он был пришит так низко, что мог служить лишь для получения взяток от весьма низкорослого человека. Тридцать миллионов сребреников, обнаруженные у покойного, подтверждают это. К счастью, в последний момент мне удалось обезвредить злоумышлеников. Но это дело открыло мне глаза на архипродажность нашей юридической системы, в связи с чем прошу о немедленной отставке. Если же в дальнейшем я смогу принести пользу Отечеству, дайте мне знать по адресу: Европа, do vostrebovania, Зефирию Инкогнито".

"Северная Аврора", 1 мая. "Осведомленные источники утверждают: денежную награду, полученную от Государя за раскрытие "Заговора карликов", знаменитый сыщик Фантомов употребил на благотворительные цели. Как-то: раздача неимущим вегетарианцам колбасы "Фельдъегерская" и открытие института благородных девиц легкого поведения. Первой его воспитанницей стала некая мадемуазель К. Не та ли это красавица, что была в карете сыщика в роковой день? Что означает фраза "Мборо хухугль ваще"? В следующих выпусках мы раскроем и эти тайны!"

Дочитав газету, Даша захлопала в ладоши. На ее шее зазвенело смарагдовое ожерелье. Сквозь шум поезда, уносившего их в Монте-Карло, ее спутник произнес:
- Д-дашенька, мы еще отдохнем! Мы увидим небо в к-колбасах!



    След Слюнявого
    Пародия на детективный телесериал
    Автор предупреждает: всякие совпадения кличек, калибров оружия и размеров бедер являются не случайными (ст. 116-прим УК РФ)
    СЕРИЯ 47-я
    …Все погрязло в коррупции. Солнце светило лишь «крутым», дожди мочили тех, у кого не было «крыши». Откупиться можно было от всех, даже от землетрясения. И лишь важный следователь по особым делам Огурецкий никогда не брал взяток: у него с детства была аллергия на деньги. Стоило всучить ему какую-нибудь жалкую «штуку» баксов, как у него тут же начинался жуткий уголовно-процессуальный зуд. Сколько ни бились с Огурецким лучшие московские специалисты и даже светила из Швейцарского банка, ничего не помогало. Так и пришлось бедняге прозябать в прокуратуре на одну зарплату.
    Но сейчас «важняк», как уважительно называл себя Огурецкий, сам бы дорого заплатил за то, чтобы распутать неслыханно дерзкую аферу. Подумать только: среди бела дня в разных концах Москвы вдруг стали по дешевке продавать настоящую водку! Покупатели, давным-давно привыкшие к подделкам, опасливо косились на фирменные бутылки. Хозяева самогонопровода «Урал-Вокзал» забили тревогу – их бизнес был под угрозой. Подозрительно честная торговля насторожила и правоохранительные органы. Началась операция «Перегар».
    В помощь Огурецкому были приданы лучшие сыщики города: служебно-розыскной пес Легавый и майор Александр Пурга по кличке Шура из МУРа. Он тоже не брал взяток, но по другой причине: Шура был дальтоником и, как ни пытался, не мог отличить доллар от рубля.
    Псу дали понюхать образец «Столичной», изъятой в ближайшем супермаркете. Он попросил еще стакан, крякнул и взял след. Задирая лапу у каждого постового, Легавый двинулся в центр города, к загадочному особняку за высоким забором. По оперативным слухам, там размещалось посольство мафии в Москве.
    Как обычно в трудные минуты, Огурецкий строго посмотрелся в зеркало. Его отражение вскочило, одернуло форменный китель и четко отрапортовало:
    – Товарищ государственный советник юстиции второго класса…
    – Вольно! – скомандовал «важняк» и отошел от зеркала.
    Это спасло ему жизнь: автоматная очередь прошила его отражение. Пули срикошетили, но не смогли пробить бронежилет и бронебрюки Огурецкого. Черт, опять штопать придется…
    Майор Пурга выхватил свой «макаров», талоны на патроны и бросился в погоню. А «важняк» стал лихорадочно припоминать: кто же из его ближайшего окружения мог знать о том, что перед ответственной операцией он всегда смотрится в зеркало? Ну конечно – Легавый! Значит, пес-оборотень принес эту новость на хвосте бандитам…
    Огурецкий взял себя в руки, предварительно надев резиновые перчатки: больше никаких следов! Он стал обзванивать крестных отцов столичной мафии и дотошно выспрашивать, не замешаны ли они в водочном деле. Но все криминальные авторитеты запаслись надежными алиби: справкой об отгуле, билетом в филармонию или квитанцией из химчистки. Оправдательных документов не имел лишь Николай Живоглотов по кличке Слюнявый.
    СЕРИЯ 52-я
    Прозвище это Живоглотов получил еще в детском саду, где начинал свою карьеру рэкетира. Сперва Слюнявый взимал дань с песочниц в своем микрорайоне. Но уже к третьему классу его банда контролировала нелегальное списывание во всех школах города. Учительница географии попыталась было урезонить юного вымогателя. Наутро ее нашли в глобусе. После этого все завучи раз в месяц покорно несли Слюнявому мятые пятерки и четверки. Впрочем, он не брезговал и карандашами, мелом, тряпками. Все это тут же превращалось в золото, золото – в нефть, нефть – в девочек, девочки – в мальчиков. Поговаривали, что если самому Биллу Гейтсу нужно было перехватить до получки десяток-другой миллиардов, он тут же звонил мистеру Слюнявому, и тот всегда выручал дружбана.
    Но Огурецкий не собирался пасовать перед криминальным авторитетом: в его банду давно уже были внедрены опытные сотрудники милиции. В настоящее время они занимали там все ключевые посты, включая «Лох-Банкъ». По старой привычке ребята еще козыряли друг другу при встрече, но в их служебных удостоверениях значились новые должности – «полковник в законе», «старший отморозок», «начальник отдела беспредела».
    Сам Слюнявый теперь засвечивался не в противоправной деятельности, а в благотворительности. Недавно его фирма «Шпана и Ко» прибрала к рукам крупнейшие залежи эскимо в Восточной Сибири. И господин Живоглотов публично заявил: каждый ребенок этого региона может раз в году приехать на его мороженые прииски и бесплатно нализаться.
    Крупные суммы Слюнявый инвестировал и в Киллерский лицей. Будущих наемных убийц обучали там не только боевым искусствам, но и хорошим манерам, бальным танцам и даже латыни. Пресса терялась в догадках: зачем именитому бандиту понадобилась эта дорогостоящая затея?
    Шура из МУРа поднял на ноги всю свою агентуру и наконец вышел на некоего Жмура. В свое время тот подвизался на ниве охраны кооперативных ларьков. Был замешан в ношении малинового пиджака и золотой цепи без лицензии. Теперь Жмур состоял в должности личного телохранителя Слюнявого. Недавно этот огромный детина, с ног до головы унизанный бицепсами, пошел замаливать грехи в районный собор. Он так истово бил там поклоны, что расколол каменный пол, а возместить ущерб наотрез отказался. Местный батюшка, который освящал новую тюрьму, поведал об этом случае майору Пурге. Шура засунул Жмура на трое суток в стиральную машину и пообещал прогладить его асфальтовым катком, если тот не даст наколку на Слюнявого. Подействовало!
    …Огурецкий в который раз просматривал видеокассету, тайно снятую на недавнем брифинг-сходняке. Пока остальные участники преступного сообщества мылись в сауне элитными мочалками с героином, Слюнявый уединился в своем кабинете и штудировал книгу испанского философа Ортега-и-Гассета, закамуфлированную под детектив. «Да, – прикинул следователь, – такой тип способен на все, включая торговлю настоящей водкой!»
    Если эту пленку прокрутить по телевидению, то завтра же Слюнявый перестанет быть паханом республиканского масштаба, а любая сявка начнет косить под ортеговца. Но это чревато кровавым переделом столичного рынка шпаргалок, а может, и обвалом иены. Поэтому бандита надо брать внезапно, чтобы об этом не догадался не только он, но и сам Огурецкий.
    «Важняк» достал из сейфа запотевшую от страха бутылку водки, изъятую в интересах следствия, и налил своим молодым помощникам по сто граммов вещественных доказательств:
    – Отхлебните для запаха, в случае чего за пьяниц себя выдавать будете.
    – Алкоголь? В ходе проведения оперативно-следственных действий?! – вспыхнул юный опер Леша.
    – Да еще без тоника… – посуровел лейтенант Миша.
    Огурецкий внутренне усмехнулся: эх, знали бы эти молокососы, сколько за эти годы ему пришлось хлебнуть в интересах следствия! Но времени на объяснения не было: огромная очередь в ликеро-водочный отдел вот-вот расхватает последние улики. ОМОН корректно теснил зевак.
    Искомый особняк они быстро обнаружили по свежим меткам Легавого у входа. Возле здания были припаркованы иномарки, сверкающие на солнце не по-уставному яркими расцветками. Именно здесь Огурецкий накануне забил стрелку с Зоей, вице-любовницей Слюнявого. Она была одной из его правых рук в сфере экономического бандитизма. Но после того как шеф изменил ей с французским балетом на льду, девушка, похоже, готова на все.
    «Важняк» знаками приказал операм, для вида горланившим частушки-шифрушки, прикрыть его с тыла, а сам неторопливо пошел навстречу опасности. На всякий случай он позвонил жене по мобильному и весомо предупредил ее: «Но люблю я только тебя!»
    СЕРИЯ 66-я
    Господин Живоглотов спокойно наблюдал за ходом расследования. Он тоже давно внедрил своих верных корешей в прокуратуру и милицию. Их было легко узнать по фирменным татуировкам «Век презумпции не видать!». Но когда ему сообщили, что дело передано самому Огурецкому, он решил прибегнуть к услугам киллера. О стрельбе и речи быть не могло – от звуков выстрелов у Слюнявого тотчас обострялся остеохондроз. Может, кликнуть Федотыча? Тот, правда, работал по старинке, но зато уж наверняка. К своей будущей жертве он устраивался поваром и потчевал ее такими деликатесами, что через два-три года любой здоровяк неизбежно погибал от ожирения.
   
Суета вокруг ковчега
(из цикла "Потоп")
    (Братья Стругацкие)
    Через семь дней начался проливной дождь,
    продолжавшийся сорок дней и сорок ночей.
    З. Косидовский,
    "Библейские сказания".
    1. Стажёр Максим Новиков.
    Сегодня моя очередь дежурить по инфракухне. Я натянул свой мятый в полосочку скафандр, напялил соломенную шляпу с широкими гравитационными полями и притащил из ультрапогреба два ведра вакуума. Вдруг сгодится.
    Хотя какое "вдруг" может быть на этой планетке? Каждый день одно и то же. С утра - наскучившие радиоактивные кобры, после обеда банальный дождик из серной кислоты, к ночи - вялое, баллов триста, землетрясеньице. Даже понедельник, и тот начинается не в субботу, а 30-го.
    Экипаж разболтался. Капитан экспедиции Ной Степанюк забросил свой сачок для ловли метеоритов и целыми днями валяется в гамаке, лениво ще:лкая дисперсные уравнения шестого порядка.
    Сим Хам, штурман, от нечего делать расщепляет сахарными щипчиками атомное ядро. Бортинженер Джо Яфет тяпнул за обедом стакан неразбавленной плазмы и теперь рассказывает киберу Феде непристойные анекдоты про нуль-транспортировку. Тоска квантовая...
    Каждый из нас понимал: шансов на спасение аборигенов Дельты-Поморина почти нет - их не от чего спасать. Так зачем же мы летели сюда целых двести пятьдесят страниц?!
    Я плеснул в кастрюлю тяжёлой воды и сел чистить картошку. Это была местная говорящая разновидность. Сегодня у картошки было хорошее настроение, и пока я ее: чистил, она пела голосом Эдуарда Хиля:
    - Ах, море, море,
    Волна под облака!
    И тут меня осенило.
    2. Командир экспедиции Ной Степанюк.
    План стаже:ра был прост, как анахоретная поляризация: мы устраиваем на планете потоп, а потом спасаем аборигенов от него.
    Работа закипела. Стаже:р поливал планету из мю-мезонного чайника, Яфет монтировал надувной астролёт "Ковчег-1", а Сим Хам укладывал в него неприкосновенный запас чтива калорийностью в семьсот брэдберей.
    И вдруг я спохватился.
    - Парни, - сказал я хладнокровно, - парни, вышла небольшая релятивистская лажа. Нас тут четверо, а в "Ковчеге" три места. Один должен принести себя в жертву науке и фантастике.
    Стаже:р сделал шаг вперёд и наступил мне на ногу. Трудно быть Ноем...
    - Спасай, кто может! - скомандовал я и спонтанно нырнул.
    Сверху что-то загудело. Это был теплоход с аборигенами. Их вождь бросил мне спасательный круг и добродушно сказал:
    - Много вода - можно шибко стирай. Ну, гуд бай!

ПЯТИЗВЕЗДНЫЙ  БИЛЕТ  В  НАШИНГТОН
Подражание Василию Аксенову

Унылым постмодернистским утром я открыл глаза и нехотя высунулся в window 1 . Плотный смог окутал Нашингтон. Сквозь него угадывалась лишь политически корректная гладь Потомака да силуэты Запотомачья. Моросило. Душу харакирила додекафония изжоги.
Чтобы развеяться, я достал ботл водки, настоянной на свежих корочках моих романов. Закуска была представлена вяленой пиранькой. Ее презентовал мне то ли Додик Сэлинджер, то ли Гарик Киссинджер. Рыба демонстративно отвела глаза. Видно, вчера я выдал какую-то экзистенциальную лабуду.
- Чуваки! - крикнул я в бетонное ущелье Стрит-авеню. - How are you? 2
- Fine, 3  - окая, откликнулось эхо.
В этом звуке мне почудилась гундосость Амебьева. Секретарь обкома в законе, а ныне местный олигарх, он решил баллотироваться в сенаторы от штата Нашингтон. И поэтому Амебьев готов был на все, лишь бы в моем новом романе я сделал из него хоть негатив положительного героя. Конечно, рассуждал я, лучше получить три "лимона" в кейсе, чем две пули в затылок. Но мне ли, Вакху Бесстонову, мачо международной категории, тусоваться с быдлом, не знающим, в какой руке принято держать нож, а в какой - пистолет?
Я взъярил себе еще один лонг-дринк. Интересно, как бы на моем месте поступил Данте Алигьери? Уверен, что он вовсе не был таким флорентийским лохом (или гвельфом?), каким его изображает главный здешний алигьеривед, профессор Шиз О'Френик. По уик-эндам Данте наверняка лабал на лютне в молодежном клубе или втихаря пломбировал зубы знакомым кондотьерам. Стоп: зуб мудрости - Зуд Мудрости! Не с него ли начался Ренессанс?
Сюжет раскочегаривался. Допустим, последователи Данте - дантисты! - днем заговаривают зубы, а вечерами тайно собираются в какой-нибудь Пизанской башне (ее можно подснять в Крыму, в "Ласточкином гнезде", прикинул я). Они спорят о вечности, о любви и вполголоса, чтобы не потревожить дряхлую инквизицию, прикорнувшую в патио 4 , поют гимн дантистов "Очи кариес". Антураж: адепты, концепты, Кватроченто. Интерьер: кьянти, брокколи, беатричи.
Далее - метафизический скачок через столетия. Молодой питерский дантист-идеалист Сева, одержимый тем же зудом мудрости, приезжает на конференцию в Нашингтон. Сева дерзновенно грезит о зубной пасте, застывающей в виде стихотворных строчек. Он мечтает о профилактике кривозубости терцинами и канцонами. "Дракула не виноват! - с пеной у рта доказывает Сева, - Если бы в детстве его вылечили от неправильного прикуса..."
Но американцы глумятся над Севиными романтическими идеями. Они не верят, что гениальным дантистом можно стать и в России, где люди вообще боятся открыть рот. В отчаянии Сева хочет покончить с собой при помощи старой бормашины, с которой еще его дед-ветеринар некогда хаживал на медведя. Но ее жуткий вой и тупой наконечник неожиданно привлекают толпы местных мазохистов. В "Нашингтон-пост" появляется заметка о восходящей звезде полости рта. На прием к Севе начинает ломиться вся элита столичного парадонтоза. Его рифмованная паста становится хитом сезона. Сева доказывает: ею можно не только чистить зубы, но писать поэмы и даже картины. Сенсацию производит его полотно "Мадонна с младенцем и флюсом". Мощный Севин "Оппель-Либидо" цвета индиго с молоком, шнурки от Версаче и засос от Донны Каран - все это вызывает бешеную зависть соперников.
Особенно ненавидит Севу Амебьев. Он давно посылает курьеров в Россию, где из золота партии им ставят фунтовые пломбы. Вернувшись в Америку, те кладут зубы в банк под огромный процент, а доверчивым янки подсовывают фальшивые коронки. Бизнес Амебьева процветает. И вдруг этот сукин сын переманивает лучших клиентов! Русская мафия решает ликвидировать Севу на party 5  у князя Эрдель-Терьерского.
Узнав об этом повороте сюжета, я понял: надо срочно ехать туда - конечно, на правах рядового персонажа. Я быстро испил свой ботл и в порыве сентиментальности хотел было отпустить на волю вяленую пираньку. "Сперва исполни мое заветное желание", - потупившись, сказала малышка. Я вздохнул и стал развязывать галстук...
Когда моя рыбка заснула со счастливой улыбкой на острых зубах, я надел смокинг и вышел из билдинга. На всякий случай я сунул за пояс свой старый верный лэптоп 38-го калибра. Вот и особняк Эрдель-Терьерских. У входа росла развесистая генеалогическая липа. На нижней ветке сексапильно сидела княжна Мими. Завидев меня, она радостно замахала руками:
- Хай, Вакх! Я перевела очаровательную русскую балладу. Хотите послушать?
И, не дожидаясь ответа, запела, аккомпанируя себе на банджо:
- Из-за айленда на стрежень,
Ривер Волга посредин,
Выплывает крэйзи дэнджер -
Гангстер Стенька оф Разин.
Фэйсом Разин дик энд страшен,
Хлещет ром, текилу, джин,
И за пазух леди лазит,
Как последний сукин сын!
Я улыбнулся улыбкой усталого демиурга. Польщенная княжна мигом соскользнула с дерева. На ней была дубленка-бикини, отороченная старинными фамильными заплатами. В лунном свете я увидел, что весь лихой организм Мими с головы до ног испещрен витиеватыми татуировками. Это же моя ранняя повесть! Не переписать ли ее новым слабостным стилем? И название дать бы покруче. Скажем, "Пятизвездный билет". Но шалое тело княжны прижалось ко мне, и я почувствовал, как мой текст принимает ее роскошные формы.
- О, великий, могучий, правдивый и свободный... - жарко шептала мне Мими. Ее руки лихорадочно расстегивали молнии моей сумки. В сокровенном полумраке она нащупала тугой свиток нового романа и застонала от наслаждения. Время вильнуло парадигмой и остановилось.
Кстати, нам давно уже пора вновь перенестись в средневековую Флоренцию. Вообще-то сейчас там делать абсолютно нечего, однако у неосимволизма свои непреложные каноны. Если, допустим, в первой главе на стене висит ружье, то в последней там должен висеть, как минимум, хозяин ружья.
...У Эрдель-Терьерских тусовался весь высший свет Нашингтона. Здесь были Джек ибн-Кац, сколотивший состояние на экспорте каракумского песка в Сахару, порнозвезда мультфильмов Шейла Уу, владелец мировой сети интернет-туалетов граф Ниагарский. "Эй, мэн!" - приветливо помахал мне гигант во фраке и перьях. Это был левый индейский вождь Монтигомик, который выступал за возврат скальпов их законным владельцам. Эх, забить бы косяк в его трубку мира и рвануть со стариком Монти в бар "Кошерный койот", туда, где Элка Фицджеральд, стрельнув у вождя чинарик, споет мне своими влажными, своими сияющими губами свое незабываемое "Бэби, шат ап!"...
Меня все больше тяготила светская катавасия у Эрделей. Пипл пил энд ел. Подавали кулебяки с артишоками и квас "Брют". Официальным поводом для party была помолвка старого князя и вдовы Клико. Но я-то знал наверняка: гости ждут лишь явления меня народу. Однако сперва надо было предупредить Севу о грозящей ему опасности (вспомнить бы, какой именно...)
Я нашел его в главной зале, на дивертисменте Императорского ордена Ленина театра имени 26 бакинских камергеров. (Сева был их потомком по материнской линии). Зал плотоядно следил за примой Балериновой. А она - за Севой. Языком танца прима намекала, что готова отдаться юному красавцу под тридцать два фуэте, прямо на сцене. Сердце кольнула ревность к юному сопернику. Вдруг я заметил мину, спрятанную в правом пуанте примы - и сразу понял все.
- Гайз, плиз! - гаркнул я так, что рухнула роскошная венецианская люстра, усиженная тосканскими мухами. - Плюньте на Амебьева! Что он вам сделает? Ну, убьет. Но я тут же клонирую всех вас в моих новых романах!
Амебьев прохрипел мне в ухо:
- Старичок, одна-единственная атомная бомба может испортить целый день, ты андерстенд?
Краем глаза я увидел, как Сева прокладывает путь сквозь толпу своей самурайской зубной щеткой с рукоятью, отделанной непритязательными бриллиантами. Досчитав до восьми с половиной, я обрушился на Амебьева. Китч правой, апдайк левой - и он рухнул, как индекс Доу-Джонса.
Толпа рукоплескала:
- Браво, Бесстонов!
- Факинг викинг! - завопила свора Амебьева, выхватывая автоматы. Мы яростно отбивались. Вдова Клико крушила бандитов пустыми бутылками, благо Америка давно уже была затоварена стеклотарой. Индейский вождь методично пополнял свою коллекцию скальпов. И даже холеная Шейла Уу, кокетливо подмигнув мне, грудью стала на нашу защиту.
Сперва шансы были fifty-fifty 6 . Но когда Амебьеву приволокли ядерный чемоданчик и пару ядерных кошелок, я понял: остается самое крайнее средство. Выхватив из принтера свежую страницу, я вскочил на стол и, отмахиваясь салфеткой от грассирующих пуль, быстро стал читать: "Унылым постмодернистским утром я открыл глаза и нехотя высунулся в window..."
Через минуту все вокруг спали, как убитые.

ПРИМЕЧАНИЯ
 1  Отверстие в стене, так наз. "Окно".- Примеч. переводч. с америк.
 2  Как типа дела?
 3  Все чисто конкретно.
 4  Искаж. "спатио" (итал.) - место для ночлега.
 5  а) вечеринка, б) партия, в) вечеринка, на которой собирается партия.
 6  Фифти-фифти.


ДЕРИБАСОВСКАЯ  УГОЛ  МОНМАРТРА
Подражание Валентину Катаеву


...пока вдогонку щурился подслеповатыми витражами бретонский городок Собака-на-Сене.
Он знаменит тем, что в нем не жил никто из моих знакомых литераторов. Лобзик ухитрился трижды не побывать там, хотя в своих сонетах описал этот городок до малейшей консьержки.
В ту пору Лобзик еще не стал поэтом с мировым именем Юрий, а был всего лишь гениальным босяком, какие в Одессе встречаются на каждом углу.
Тогда, что ни день, на литературном небосклоне Молдаванки вспыхивала очередная звезда. Помнится, где-то в двадцатых числах тридцатых годов родились строчки, которые до сих пор будоражат воображение сантехников: "Кто услышит раковины пенье, бросит берег и уйдет в туман".
Берег. Море. "Белеет парус одинокий..." Сейчас уже трудно припомнить, кто придумал эту фразу, я или Мячик. Да и стоит ли? Ведь позднее один из нас дописал к ней целую повесть.
Она очень понравилась Карамельке - той самой, которая некогда позировала Арапу для Татьяны Лариной. (Любой исследователь-татьяновед без труда может подтвердить или опровергнуть этот факт).
С Арапом судьба свела нас в тихое апрельское (по старому стилю) утро. Нянька везла меня в коляске вверх по Потемкинской лестнице. Он полулетел навстречу. Бакенбарды косо резали фарфоровый южный воздух.
- Откуда ты, прелестное дитя? - спросил великий стихотворец на музыку Даргомыжского.
Я назвал свое имя.
- А по батюшке? - учтиво осведомился Арап.
- Петрович, - подсказала нянька.
Поэт выхватил из вицмундира авторучку с гусиным пером и размашисто начертал: "Люблю тебя, Петра творенье!"
....Петроград? Лиссабон? Большой Фонтан? География перемешалась. Полушария сплюснулись, как моченые яблоки в кармане моей гимназической шинели. Говорят, в ней ходил еще сам Гоголь. Любил ли он гоголь-моголь?
Серый в яблоках жеребец тянет телегу с арбузами. За телегой бежит рыжий человек. К восторгу окрестных мальчишек, он быстро-быстро рисует на арбузах полоски и кубики. Это Гусик, будущий основоположник круглого кубизма.
Через много лет я увидал один из этих арбузов на выставке в Палаццо Уфицци. Тот сделал вид, что не узнает меня. Почему я не съел его тогда, в пору яростного вожделения пурпурной, как кардинальская мантия, мякоти? Со временем эта загадка мучает меня все больше.
Шум "Привоза" - знаменитого одесского рынка. Однажды Эльза Триоле купила там камбалу и стала обмахиваться ею, как веером. Местные дамы решили, что это последняя парижская мода, и в пять минут раскупили камбалу, глосей, бычков-песочников и даже мелкую тюльку. Греки-контрабандисты с выпуклыми глазами цвета толченого муската и мускулистыми торсами, поросшими жестким арнаутским волосом, который строптиво шуршит под вечерним бризом - они пренебрежительно называют тюльку "хамса".
Жаркий ветер хамсин. Он дует из Аравийской пустыни и приносит диковинные ароматы. Пахнет мускусом, уксусом, дустом, Прустом.
Так приходит ощущение вечности. И, нерешительно потоптавшись в передней, среди разномастных калош и зонтов фирмы "Цимринг", которые стосковались по колючим осенним ливням, оно тихонько уходит в другую вечность.
Эскапады полустанков. Память встреч.
Воспоминания - это консервированные события. Вот почему я люблю путешествовать во времени в общем вагоне. Мой большой чемодан из кожи аллигатора с полустершейся татуировкой "Люся" постепенно заполняется впечатлениями и набросками.
...Городовой. Усы его торчат, словно помазки для бритья. Сходство усиливается тем, что городовой весь в мыле. Он гонится за кем-то. Лицо убегающего спокойно. Он спит. А, может, это я сплю? И вижу сон, что сплю, но уже в другом сне. Он запрещен к показу Главреперткомом. От меня требуют переработать этот сон в духе времени. Однако времени на это уже нет. И тогда мой старинный приятель, вернее, приятельница Буба будит меня, точнее, его...
...но вечером, а вернее, на хрустящем от сиесты изломе дня, ко мне в отель явился с фиолетовыми на смуглом лице бакенбардами человек и, стесняясь своего латиноамериканского языка, столь несхожего с милым моему уху шипучим клекотом Пересыпи, что-то спросил.
Мысленно потрепав пришельца по пыльно-андалузскому плечу, я на всякий случай объяснил ему, что на самом деле Ушастый - это Франсуа Вийон, Петя Бачей и еще сорок гавриков.
Гость сконфузился и сгинул на пыльных антресолях памяти. Под окном филигранно шуршал кактус, здешняя разновидность нашей ланжеронской акации.
...и тесно прижавшись друг к другу, мы сидели в сквере на углу Дерибасовской и Монмартра. Наши уши пылали. Нас сжигала невысказанная любовь к Гоголю. Да и сейчас у меня нервно вздрагивает пьедестал от той мистической строчки: "Чуден Д. при тихой п."
Что же касается Одессы, то я вынужден признаться читателю: на самом деле она никогда не существовала. Мы, я и мой друг Торшер, однажды выдумали ее в порыве фонетического озорства.
Мистификация удалась. В несуществующий город потянулись авантюристы, акмеисты и батистовые барышни, пунцовеющие от рыбацкого верлибра.
По эскизам наших стихов пришлось спешно выстроить порт и памятник моему приятелю Дюку. А затем подвести к пляжам море и засеять бульвары густой развесистой пшенкой, чье белозубое простодушие освещало детство всех литературных пацанов юга.
Деревенская курица, меченая фиолетовыми чернилами. Как она забрела сюда, на Елисейские Поля? "Поля Поля Элюара", как сказала бы Пчелка. Она ухитрялась одновременно окать и грассировать, приводя в неописуемый восторг уличных торговцев флер-д'оранжем, которыми в ту осень кишел Кишинев.
...но, бурля эфемерными пупырышками фактов, на меня обрушиваются все новые водопады воспоминаний. Я неторопливо подставляю им грудь, спину, голову в теплом домашнем венце.
Рассвет незаметно переходит в закат. Что-то шумит внизу.
Я отворяю форточку авиалайнера. Сколько видит глаз, любители изящной словесности листают страницы моих книг. С карамбольным стуком сталкиваясь лбами, они торопятся разгадать алмазный мой кроссворд. По горизонтали суетливо толкутся люди, годы, жизнь; по вертикали вздымаюсь я.
Под апокрифической луной бледнеют тени Лобзика, Пончика, Мячика, Ключика, Бублика, но все так же неумолимо, серия за серией, накатываются "Волны Черного моря", и ветер доносит шальную баркаролу: "Гондолы, полные кефали, куда-то кто-то привозил..."


ДВЕСТИ  ЛЕТ,  КАК  ЖИЗНИ  НЕТ
Подражание Александру Солженицыну

На исчерпе двух столетий взаимоемкой жизни с евреями русскому народу, заступчивому всесторонне, пора бы уже простить братьям нашим меньшим их прегрешения. Дать укорот зрелой озверелости - ибо сказано даже столь авторитетным среди единоверцев талмудистом Мойше-Лейбом Пуришкевичем: "Евреи-таки не виноваты в том, что они евреи!".
Издревле неукладный народ наш поблажисто (может, и зря?) относился к соседним иудейским племенам. Хотя кто, как не они, повинны в нехватке воды в кранах и проистекающих отсюда засухах? А наш неурожай 1299-1999 годов? А спаивание русских, доверчиво перенявших у начитанных семитских застольщиков обычай класть закуску на газетку, а не прямо на землю?..
Но и отначала, когда непотребства их превосходили всякое мирочувствие, древние русичи не истребляли древних гуревичей, а лишь мягко, по-родственному пеняли им в нутро. Еще в "Песне о вещем Олеге" читаем мы укорливое - "неразумные хазары". Так мать говорит о дитяти, которому надо дать напуг, чтобы уму-разуму выучить. А ведь великий сын Сиона поэт Александр (Шломо) Самойлович Пушкин, чутко чуявший каленые струны народной души, мог бы поименовать хазарских сионистов и "козлами погаными".
Простим же и мы пейсатым одноземельцам их надчеловеческую гордыню. Простим кромешливый вклад еврейский в нашу незамутненную культуру - все эти "факсы", "баксы", "сексы", "шагалы". Взамен они переняли у нас (но не злопамятны мы, нет!) все, до чего дотянулись липкие, незамешливые руки их. Взять даже сокровенную еврейскую еду - мацу. Известнейший еврейский историк Наум Срулевич Карамзин признает, что она безукорно скопирована с праведного русского блина. Растянули его в квадрат, очерствили до безобразия, поежисто исчеркали арамейскими своими каракулями - тьфу!
Тут предвижу яростные возражения: мол, для пущей сдобности эта маца готовится на крови христианских младенцев! Не вдаваясь в раздумчивое обсуждение, скажу целокупно - еврейские стряпухи так сноровисты, что могут сготовить яства по любому рецепту. Не зря же иудеи верят, будто Земля стоит на трех фаршированных щуках. И до того обоюдосъедаемо куховарят они, что простодушные православные уплетают их кушанья за обе щеки и толстеют на глазах. Так к спаиванию иноверцами русского народа добавляется и перекармливание его - пищевой геноцид. А чудом уцелевших от демьяновой мацы русаков изморочно женят на дщерях иудейских, которых специально для этого выращивают волоокими и чернокудрыми. Вот и разжидывается древняя славянская кровь.
И снова мне страстно возразят, но уже с другой стороны - а погромы?!
Давайте осветим эту проблему равновесно и обоюдофобно.
К концу 19-го века евреи упырчато владычили на Руси, захватив самые выгодные места. Выдающийся еврейский энцикопедист Брокгауз Аронович Ефрон приводит убийственную статистику. В 1894 г. среди раввинов, канторов, синагогальных служек и других захребетников не найдете вы ни одного русского человека! Едва же речь заходит о постах, требовавших самоотверженного служения России, евреи как сквозь землю (эх, если бы...) провалились. Где же, спросим себя, были все эти шапиры и розенцвейги, когда империя позарез нуждалась в просвещенных городовых, экономически подкованных генерал-губернаторах, профессиональных великих князьях?
У Фили жили, да Филю и забыли.
В годину испытаний крестьянам приходилось отказывать себе даже в водке насущной - а семиты жировали вовсю. Хочу процитировать капитальный научный труд "Компроматы сионских мудрецов" (Гадиздат, 1904 г): "Кровососы-сахарозаводчики братья Цурес клали себе в чай по пять кусков рафинаду, ювелир Сатановер - десять, а банкир Моня Текел-Фарес - даже двадцать!" Врачи, приват-доценты и прочая еврейская шелупонь сосали все соки из многострадальной Руси. Не зря безвестный боян сложил о той эпохе горькие строки: "Перешли в наступленье носатые, пошевеливая кадыком!"
Еще немного, и на Кремле красовалась бы шестиконечная звезда, а государственным гимном Российской империи сделалась бы гонобливая "Тумбалалайка". Что же оставалось злосчастным русским, оброчливо терпевшим это, как не робкий протест?!
Видный еврейский публицист Ицхак (Игорь) Натанович (Иванович) Шафаревич вскрыл долго замалчивавшийся факт: первые погромы прошли под прогрессивным для своего времени лозунгом "Бей жидов, спасай евреев!" У русских, кстати, было всего-навсего мирное дреколье. Иудейские же воротилы, монопольно владевшие на Руси всеми аптеками, безжалостно метали в "погромщиков" зеленку, касторку и вредоносную детскую присыпку. А еврейки набрасывались на незлобивых охотнорядцев и с присущим их племени фанатизмом насиловали несчастных.
Простить ли семитам и это святотатство? Скрепясь сердцем, простим - но забыть не забудем. А вот они начисто забыли про благотворительный погром 1909 года. Хотя тогда все, до последней распоротой перины, было отдано в пользу еврейских детей, осиротевших в предыдущих погромах!
После приснопамятных этих событий само царское правительство озаботилось еврейским благоденствием. Черта оседлости избавила иудеев от зачахливого влияния больших городов с их дымом и шумом. А процентная норма на прием в университеты милосердно позволила еврейской молодежи посвятить себя землепашеству, бортничеству и другим занятиям, равнополезным для здоровья и государства. Живи и пой хвалу великодушию самодержавия, пригревшего тебя среди отеческих хлябей!
Однако не таковы были семиты. Вечная раздорчивость семитов уже не ограничивалась спорами о том, кошерно ли молочными зубами есть мясную пищу. По свидетельству известного еврейского философа Григория (Герша) Распутина этот шатко-переменчивый народ стал гнездить тайное общество. Так посредством еврейских подзадорщиков и произвелось полное окоммуниздивание России.
Вспомним: из большевистской верхушки лишь один Буденный был чистопородный кубанский казак. Но его жеребец, между прочим, имел в седьмом колене примесь иудейской крови. А уж Троцкий (Бронштейн), Мартов (Цедербаум), Бухарин (Грудиновкер), Киров (Штереншторц), Ворошилов (Трахтенблюм) и прочие заводилы - креста на них нету! Истинные причины отстранения их от власти были вовсе не антисемитские, а - грамматические. Все эти деятели, поспешисто сменившие ермолку на фуражку с красной звездой, в силу картавости не выговаривали даже свои псевдонимы. Не говоря уже о таких самоважнейших для страны словах, как Беломорканал, Рабкрин, трибунал, пархатая морда.
Да взять хотя бы и само название "ГУЛАГ". Если потачливо переставить в нем буквы и для складности добавить пару других, получится магическое древнее слово "Кагал" - совет мудрецов, управляющий жизнью иудейской. Возьмись я за перо сейчас, книга моя, может быть, звалась "Архипелаг КАГАЛ"?
Злые выжжины революции затронули местами и самих евреев. Но зэки-кацы всюду имели привилегии. Нары для них ладились из красного дерева, параши были мраморные, а колючая проволока вокруг их лагерей - позолоченная. Шибче того. Знаменитый своей объективностью еврейский исследователь Лаврентий Израилевич Берия (Бергельсон) убедительно доказывает: евреев вовсе не сажали! По собственной охочести они забирались на Колыму, подальше от праведного гнева народного. Сами же и огораживались колючкой, чтобы внутри лагеря творить гешефты без всякого укороту. Ухитрялись по пять раз на дню продать и перепродать Родину. Причем не пропивали в одночасье деньги свои неправедные, как предписывает давний народный обычай, а клали их под огромнейший процент в "Баракбанк".
Принапрячься и простить им и это? Что ж, простим - со скрежетом зубовным. И обомрем от собственной потатчивости.
Еще одна выдержка из того же авторитетного источника: "Низенькие, жирные, с хищным взглядом, кацы держали в своих короткопалых лапах, унизанных дорогими татуировками, и остальных зэков, и лагерное начальство, да и всю окружающую русскую природу. Бывало, всюду пурга, мороз под сорок - а над их Кацлагом всегда солнышко светит, птички поют. Если же какого-нибудь кацмана иногда для виду расстреливали, то уж непременно из персонального автомата да именными пулями - честь, о которой никто из русских не смел и мечтать".
Когда заводил я об этом речь, мне с возмущением кидали: "Как ты можешь так писать об евреях, если на них гонения идут?!" Но где же художнику сказать правду об этом народце, раз его все время гонят?
На войне семиты тоже свято блюли свою выгоду. Вот что пишет об этом видный еврейский этнограф Адольф Соломонович Шикльгрубер: "Прямо в воздухе они перекупали немецкие снаряды или бомбы за бесценок, и тут же втридорога продавали их Красной Армии. Даже в самый разгар войны многие евреи отсиживались в комфортабельных немецких концлагерях. Там они щеголяли в элегантной полосатой одежде, украшенной по последней моде желтой шестиконечной звездой. Некоторые евреи, наоборот, бросались на фашистские амбразуры, лишь бы избежать строевой службы".
Зато после войны они вовсю развернулись. Не желая, как все честные люди, мучаться на одну зарплату, евреи исхитрялись к неправедному доходу. Это сейчас, при полном попустительстве властей, любая торговля признана законной, а доллар затмил нашим соотечественникам святой русский рубль. Тогда же подобные махинации, слава богу, возбранялись. Перекладывая на злободневный экономический манер известную песню про ромашки и лютики, народ пел: "Абрашки спрятались, они валютчики...".
А нынешние журналисты иудейские? Только и ждут, чтобы прокурор славянского корня по забывчивости деньги взял, и сразу же раздувают скандал. Если евреям так уж любы разоблачения, что ж они не обратят взор на свой Израиль? Там группа сионистов захватила в заложники шесть миллионов человек и не отпускает их вот уже 55 лет.
Напитавшись праведной этой злобой, мне как мессии всесоюзной категории все же хочется воззвать к русским братьям: простите евреям их злоумышления! Обнимите соседа-иудея крепко, до хруста в костях, до крови, и с кроткой улыбкой гляньте, напрягшись, прямо в его лицо еврейской национальности. Ничего, двести лет терпели - еще чуток помучаемся. И, сжимая картавого в братских объятиях семижильных, запойте с ним на два голоса, дружелюбно, как и подобает добрым соседям: "Пока-пока-покаемся мы на своем веку..."

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
1. А.Проханов "Кому на Руси жить хорошо, с-сукам?!". Журнал "Придворный рабочий".
2. Тора для "чайников". Издание 2003-е, дополненное и исправленное.
3. Евреи - санитары страны. Справочник.
4. "Полезные заветы", Моисейиздат.
5. "Андре Жид и андрежидизм" (под редакцией генерала Макашова).
6. "2000 лет вместе". Воспоминания Вечного жида.
7. А.Солженицын. "Как нам обустроить Россию". Часть вторая - "Никак".

БЕЛЕЕТ  ФАЛЛОС  ОДИНОКИЙ
Подражание Владимиру Сорокину

Лишай листвы вяло отражался в плесени плеса. Осень выдалась ранняя: по речке уже поплыли первые утопленники. Но сегодня милые, с детства знакомые картинки природы не радовали Машу Строгову. Она рассеянно обрывала то ромашки, то уши дворовым мальчишкам. Выходило: "любит". Да, Маша страстно любила себя: стройную, с нежным разлетом бровей и двумя мечтательными голубыми глазами по обе стороны носа. Но полюбит ли ее князь так же мучительно, до судорог и диареи?!
С речки слышались озорные голоса: "Раз-два-три, милый, приплыви!" Окрестные девки тоже гадали на суженых: кто раньше заметит утопленника, той первой идти под венец. Заметив волнение дочери, Анна Орестовна пожала плечами:
- Вздор и суеверия! Я, например, сперва встретила твого рара, а уж потом он утонул. Верно, Феденька?
Федор Петрович Строгов, ее второй муж, смахнул с холеных усов крошки крысиного паштета:
- Уж как я уламывал покойника! Андрей Андреич, говорю, может, вас лучше удавить? Или же наступить вами на гадюку? Помните, господа, какие гадюки уродились тогда в Мышаевских оврагах, сам-шестой! Не-ет, только пузыри пускает...
Курсистка Нина вспылила:
- Какой эгоизм! У нас один тип тоже решил свести счеты с жизнью на почве несчастной любви к латыни. Но как воспитанный человек он не стал портить настроение окружающим. Вырядился Дедом Морозом, взял мешок с подарками и повесился на новогодней елке. Вот потеха-то была!
Все засмеялись. Маша нежно погладила под столом голую Нинину ногу, покрытую трехдневной девичьей щетиной. Отец Агасфер покачал головой:
- Жизнь, дочь моя, дается человеку один раз, и прожить ее надобно так, чтобы не было му...
- Бог - это всего-навсего электромагнитное поле, - встряхнув белокурой гривой, парировал князь Владимир Князев. - А человек, отче - это звучит гордо!
Маша наконец-то встретилась с ним глазами и залилась румянцем. От смущения юноша поперхнулся мочеными конскими яблоками. Чтобы замять неловкость, Анна Орестовна распорядилась подавать свое коронное блюдо: эскалоп из сколопендры под взбитой бычьей слюной. Отведав его, скотопромышленник Ряхин восхищенно крякнул:
- Так и в "Славянском базаре" не сготовят - голову на отсечение даю!
- Голову? Ловлю вас на слове, милейший! - Строгов схватил со стены кривой кавказский клинок и полоснул Ряхина по шее. Горничная Глаша ловко подхватила продолжавшую жевать голову и понесла ее на кухню.
Супруга Ряхина вытерла платочком красные брызги с рукава, посетовала:
- Стоит Егору завидеть какой-нибудь деликатес, и он сразу же теряет голову!
- Да разве он один? - усмехнулась Анна Орестовна. - Посмотрите вокруг: только доктор Победоносцев у нас святой, весь вечер пьет лишь чай! Еще меду, доктор?
- Медофил! - фыркнула Маша и потянула Нину во двор. Ночная прохлада бесстыдно забиралась им под платья. Заговорщицки переглянувшись, девушки сблевнули. Одинокая ночная птица грустно вторила им. Глядя на небосвод, густо осыпанный звездной перхотью, Маша нараспев прочла:
- В дворцах эмалевых печалей,
В садах нефритовой листвы
Вы так меня не понимали -
От пяток и до головы!
- Эх, Маша...- вздохнула Нина. - У тебя и талант, и красота, и романтическая страсть... А моя жизнь так ординарна! Да, слушай... он и впрямь такой кошмарный?
- Кто? - не поняла та. Нина повела плечом:
- Ну, этот... из трех букв...
- А, Вий! - засмеялась та. - Пойдем, покажу!
Они обогнули дальний флигель и сквозь мелкий ельник крадучись вышли к обрыву. Из глубины доносилось полурычание-полукряхтение. Маша шептнула:
- Он! Ест землю и производит экскременты... Всегда один-одинешенек, ни друзей, ни женщин...
- Да кто ж на него польстится?! - поморщилась Нина.
- Кто знает... - сказала Маша. Наклонившись над обрывом, она озорно крикнула:
- Эй, Вий! Приходи в гости!
Тишина. Низкий страшный голос из бездны:
- Поднимите мне брюки!!
Барышни опрометью убежали. Когда они вернулись к гостям, те уже играли в фанты. Только князь стоял в задумчивости. Завидев раскрасневшуюся от быстрого бега Машу, он подошел к Строговым с бокалом шампанского и произнес:
- Прошу руки вашей дочери!
- Правой или левой? - вскинулась Анна Орестовна. Князь пожал плечами:
- Пусть будет правая...
Зардевшись, Маша протянула Князеву руку, затянутую в фиалковую митенку. Он почтительно припал к ней.
- Отче, благослови!- набожно рыгнул Строгов. Отец Агасфер отложил недоеденное седло косули. Косуля побежала к дверям, скуля. За неимением иконы или библии священник поднял над головами молодых том "Трех мушкетеров":
- Во имя Дюма-отца, Дюма-сына и Дюма-святаго духа...
Страстно целуя Машину руку, жених с хрустом впился в ее запястье.
- Охальник! Нешто до свадьбы можно?!- охнула старая нянька.
- Завидуешь, старая, что у самой зубов не осталось? - усмехнулась Нина.
- Да, барышня в самом соку...- Ряхина часто-часто дышала.
Внезапно Князев отпрянул, схватившись за щеку:
- Я зуб сломал...Как это понимать, господа?!
Анна Орестовна игриво качнула веером:
- Пустяки! Прошлым летом к Машеньке сватался майор Федотов, наш сосед. Гусар, ему, знаете ли, палец в рот не клади... Вот и пришлось выписывать доченьке из Швейцарии запасную ручку. Все в один голос твердят, что она даже лучше настоящей!
Князь истерически расхохотался:
- Не закажете ли и мне искусственную челюсть в счет приданого?
- Всенепременно, ваше сиятельство! - улыбнулась Анна Орестовна. - Вы лишь представьте нам перечень частей вашего организма, каковые нуждаются в замене. Но как ваш искренний друг хочу дать практический совет: никогда не употребляйте в пищу сырое мясо - даже своей кровной невесты. Велите отварить его в белом вине с майораном, да припустить под соусом бешамель - пальчики оближешь!
- Но Гегель считает, что вино...-начала было Нина.
- Такой день, а вы с рецептами! - рявкнул Строгов. - Князь, голубчик, не обращайте на них внимания. Давайте-ка лучше выпьем с вами на брудершафт по-родственному!
Глаша поднесла им наливку, настоенную на почках майора Федотова. Допив, Строгов крепко поцеловал жениха в губы своим чувственным ртом и под крики "Горь-ко, горь-ко!" стал ласкать его. Вдруг юноша вырвался из объятий:
- Обслюнявил всего, сучара старая...
- Наглец!! - прохрипела с кухни голова Ряхина. Князь харкнул в трюмо:
- Он же обещал мне золотой "Ролекс" и "Феррари" со всеми прибамбасами!
- Все исполню, князь Владимир Голубое Солнышко! Дай только собрать недоимки...- лепетал Строгов, пытаясь обнять его стройные ноги, туго обтянутые белыми джинсами. Тот брезгливо отшвырнул его. Анна Орестовна холодно сказала князю:
- Фильтруйте базар, mon cher ami!
Глаша подала филе наяды с брусникой и морфином. Князь жадно набрал полный шприц любимого лакомства и впрыснул себе в вену. Черты его лица разгладились, горб стал почти не заметен. Маша поняла: вот человек, который будет отцом ее детей, дедушкой ее внуков, прадедушкой ее правну...
Раздался оглушительный грохот. Раздробив паркет, в гостиной возник огромный фаллос. Миг, и он, словно гигантский змей, обвился вокруг Маши.
- Ты звала - я пришел, - прохрипел из-под земли утробный голос Вия. Все оцепенели. В наступившей тишине стало слышно, как тикает часовой механизм бомбы, которой через двадцать лет местные анархисты попытаются взорвать обер-полицмейстера.
Неожиданно в гостиную на скейтборде въехал доктор Победоносцев в белом халате и бахилах. Протерев руки спиртом, он взмахнул длинным шампуром, словно копьем - и страшные кольца, сжимавшие девушку, разжались. Вой Вия. Грохот падения в бездну. Разочарованная улыбка Маши. Аплодисменты.
- Помилуйте, я лишь исполнил долг земского врача, - смущенно улыбнулся доктор и налил себе рюмку меда. Но Строгов перехватил его руку:
- Герой! Рыцарь! А вы подумали о людях, которых лишили куска хлеба?!
- В каком смысле? - удивился Победоносцев. Строгов развернул перед ним карту:
- Вот наши почвы: одна сурепка и родит. Если бы не доброхотные удобрения от господина Вия, селяне давно вымерли бы с голоду. А как нам теперь вытянуть план по зерновым? С кого райком за урожай спросит? С тебя, что ли, эскулапская морда?
- Что зерновые, - подхватила Анна Орестовна, - мы же поставляли это сушеное дерьмо в тридцать стран! Даже в Эквадор, хотя там своего гуано хоть завались. Но за марку "Вий Интернейшнл" они нам такую валюту отстегивали! Мы дом культуры построили, ферму на сто свиноматок, больницу... Ту самую, где вы, кстати, огребаете полторы ставки. Федя, это заговор врачей-вредителей! Звони Евдокимову!
- Я здесь, - из-за портьеры вышел человек с четырьмя наганами в петлицах. Он ловко вывернул Победоносцеву руку и закричал:
- Вы арестованы за злодейское убийство товарища Вия! Ты чье задание выполнял, гнида: англичан, датчан и разных там прочих шведов?
- Отпусти руку, дурак, - спокойно сказал доктор. - Забыл, что завтра я делаю тебе операцию по изменению пола? А еще через месяц тебя забросят в Калифорнию под именем Анджелы Дэвис. Но теперь-то ты будешь гнить в "Заготзерне"...
- Кровью искуплю! - Евдокимов рухнул на колени.
Победоносцев дунул в золотой рог. Стены затряслись. Заливное пошло волнами. На хрустальных цепях медленно опустился алмазный куб в форме параллелепипеда. Откинулась массивная крышка с надписью "Кал-де-Кале".
- Евдокимов, фас! - приказал доктор. Тот послушно пополз к кубу и, заткнув нос, принес в зубах золотой флакон. Доктор поднял его над головой:
- Друзья, пробил час Великого Полновония! Здесь новый химический элемент, синтезированный французскими товарищами - "Дерьмий-299". Он в миллиард раз эффективнее, чем продукция Вия. Это произведет революцию! Человечество избавится от унизительной необходимости принимать пищу и выделять продукты ее переработки!
- А если у меня от ихней жратвы...- Ряхина схватилась за живот.
- Идите и гадьте, предательница! - закричала Нина. Строгов остановил ее:
- Пока новая система еще не отлажена, мы можем использовать эти отходы для памятника безвременно ушедшему соратнику Вию.
- Я берусь изваять скульптуру безвозмездно! - вскочил князь.
- Как же вы мыслите изобразить Вия - сидящего орлом? - прищурился священник.
- Не сидящего, а парящего, - парировал тот. - И не Вия, а Машу. Этот монумент будет символизировать историческую миссию русского народа. Да, пока мы по уши в дерьме, но душа наша парит в горних высях!
У туалета сразу образовалась очередь. Евдокимов выписывал визы на вход и на выход.
- Кто ж нам посреди года спустит лимиты на такую махину? - вдруг помрачнел Строгов. - Дело-то пахнет миллионами... Я, конечно, выйду на первого, но чувствую, что придется пробивать через Госплан и Синод...
- А спонсоры на что? - Ряхина кокетливо прижалась к Строгову переспелым бедром. - Его-ор! Хватит загорать, пора бизнес делать!
Зазвучала восточная мелодия. Глаша в костюме Евы от Гуччи вынесла на серебряном блюде подрумяненную голову Ряхина. Доктор приставил ее к туловищу и сбрызнул из золотого флакона. "Живая вода!" - догадалась Маша. Ряхин открыл глаза и чихнул:
- Опять Дато перцу переложил! Говорил же ему: хватит и лаврового листа...
Он с наслаждением раскурил сигару. Эти сигары специально для него свертывали ногами безрукие мастерицы из Усть-Пыжмы.
- Открываем оффшор в Эквадоре, - сказал Ряхин, пуская дым кольцами. - Вий же у них типа национальный герой, так? - Для начала я тоже кой-чего подкину на памятник, бабками и сырьем. Кстати, схожу-ка я поинвестирую... Только, чур, без меня торт не начинать!
Евдокимов, крест-накрест обмотанный туалетной бумагой, как пулеметными лентами, почтительно распахнул перед ним дверь с двумя нулями. Вспомнил об инфляции и пририсовал к ним еще два нуля. Кусая губы, Нина спросила Евдокимова:
- Как вы относитесь к Борхесу?
Тот пожал плечами:
- Voila le premier acte: для меня Борхес слишком метацикличен.
Нина сбросила бальное платье с прыщами бриллиантов и прильнула к Евдокимову своим будущим скелетом. Но мыслями девушка уже была на саммите в Замбии.
Строгов вскочил на стол. Его глаза так сверкали, что экономная Глаша прикрутила фитили в керосиновых лампах.
- Господа офицеры, здоровье геноссе Ряхина! - воскликнул он. - Машенька, душа моя, сядь за клавикорды! Аннет, нашу заветную!
Глубокое, мягкое контральто матери гибко сплеталось со звучным сопрано дочери. Гости подхватили мелодию. Она плыла над лесами и пажитями, суля избавление от земных страданий: "Наполним, наполним фекальи полней!".
...Маша и князь вышли на крыльцо. Было свежо. Она зябко куталась в кожу, заживо снятую с кухарки за пересоленный суп. Он набросил на нее свой старый походный скафандр, местами продырявленный космической молью. Девушка доверчиво положила ему на плечо все три свои головы. Ее нежное ухо, обрамленное прядями белокурых волос, было так близко, так желанно... Но он сдержался. Теща права: сперва отварить в вине с майораном, а уж потом под соусом бешамель. Бешамель... Бунюэль... Баскервиль...
Князь щелкнул пальцами. Из ближнего стога вышел Евдокимов в кашемировом пальто и оливковом шелковом кашне. Он выдернул соломинку из стога и поставил перед князем бутыль с заспиртованным младенцем. Князь медленно тянул напиток сквозь соломинку, наслаждаясь утренней свежестью. Вдруг ребенок выпрыгнул из бутыли и впился ему в горло.
- Феденька, не надо! - светло улыбнулся князь. - Опять животик будет бо-бо. Давай-ка я тебе лучше кашку сварю.
Он ловко накрошил в кастрюльку голубого сала и хвойного мыла, добавил сафо, садо и табу. Когда варево закипело, плеснул в него из золотого флакона. Попробовал, причмокнул губами. Но ребенок отчаянно мотал головой.
- Ты кушай, а я тебе книжку почитаю, - увещевал его князь. - Открой-ка ротик. Ну вот, жил-был трупик...
Запели жареные петухи. С их первым криком взошло солнце и растаяли тени критиков, этих санитаров литературы. Разгорался вчерашний день постмодернизма.

КРЫСЬ
Подражание Татьяне Толстой

Выполз Мисаил из своей норки-каморки и аж заколдобился. Вместо жухлой мать-и-матрицы да раздолбай-травы до самого окоема куржавились спелые хлеба, под солнышком румянели батоны, дребездела на ветру ванильная сушка...
Знамо дело, марево - а приятственно! Сказывают, раньше этой лепоты было невпроворот, покудова Молочные Реки в одночасье не вышли из Кисельных Берегов. Народ мышиный чуть не весь утоп. Такая вот Утопия вышла. А Мисаил мутировал-мутировал, да и вымутировал. Еле-еле проел дорогу на волю. Думал, теперь все мыши будут друг другу Молочные Братья. Ан нет: крысари уже прибрали всю власть.
И кто теперь есть Мисаил удалой, царского роду отпрыск? Военно-полевая мышь шашнадцатого разряду.
Ничего, мы себя еще покажем! Вчерась, например, изловчился он и прямо из Сурьезной Мышеловки упер цельную дырку от голландского сыру! Теперь спотыкамшись об пьяных муравьев, волок ее ненаглядной своей Машутке. Как подумал об ней, у него сразу внутри жар сделамшись. Вся-то она белая и пушистая, губки бантиком, хвостик в косицу, на кончике тоже бантик. Одно слово: мисс Мышь! И приданое за ней дают агромадное: два свечных огарка да целую пригоршню самолучших крошек. У будущей тещи за щекой тоже кой-чего отложено на черный день.
Эх, сыграть бы поскорей свадебку и зажить с Машуткою припеваючи, как Моберт с Шуцартом! Нет....как же в той книжке было, что он сгрыз от корки до корки? Ага - и Моцарт, мол, на ветвях, и Шуберт, значит, в птичьем гаме... Видать, от Крыси прячутся. Правильная книга, переплет ладный, крупичатый....
Ой, как есть охота-то! Что б такое пожевать? С позавчерась остался у Мисаила только огрызок стиха:
"Семь миллионов воскресных глушилок
Оберегают меня от ошибок.
Не заглушить господам с Би-Би-Си
Радиостанцию "Сельдь Иваси"!"
Да что сельдь - с голодухи все бы пошло: и Ницше прогорклый, и "Проблемы раздаивания тугосисих коров", и "Секс в невесомости"... Что ж это за невесомость и с чем ее едят, любопытственно бы узнать...
Замечтамшись, Мисаил чуть не припознился было на утреннюю кричалку. Пока дотерхал до Генеральной Норы, уже проскакала тройка черных крысаков с мигалкой. А в золоченой тачанке с холуями на запятках, - она, Крысь. Обла, огромна, стозевна, хвост пистолетом, нос пулеметом - берегись, мышиный народ!
Мисаил юрк в залу, припустился со всеми вместе петь гимн:
"Эй, мутанты,
Ждем команды,
Мы гордимся родною баландой!"
Попели, похлебали. Тут выскочил вперед герольдничий и звонко так запищал:
- Кто на свете всех милее, всех прекрасней и смелее?
- Крысь!! - грянули служивые мыши.
- Кто первой поутру встает и с корабля уходит последней?
- Крысь!!! - от счастья прям захлебываются.
Крысь лапой машет, мол, ну, что это вы, братцы, меня так хвалите, право-слово... А сама вся залучинилась. Трон у Крыси из чистого сала. Под ногами - шкуры драгоценные кошачьи. Холуи яства ей немыслимые подносят: то скорлупу в кляре из паутины, то корки моченые по-пейзански... Запивает это она особой водой, на самолучших книжках настоеннной - бестсельтерская вода. И вся ейная хоромина поизнаставлена разными драгоценными пищами.
Вона как разнесло Крысь с эдаких харчей! Потому и объявили сегодня Государственную Диету. Ну, и ладно: никого, значит, Крысь живьем жрать не будет. Разве что нос кому откусит. Так, из резвости.
Вдруг подползает к ней герольдничий, лопочет что-то на ухо. Надулась Крысь. Хвостом семижильным поигрывает. Глазами зырк-зырк.
- Я-то думала, мы с вами одна большая серая семья. А вы супротив меня заговор замышляете?! Признавайтесь. Считаю до одного.
Тут все с мест как повскакали, закричали:
- Я, виноват, я!
- Нет, я главный злодей!
- Скорее меня хватайте!
Усмехнулась Крысь:
- Кто кричит, тот не вредит. А настоящие-то изменщики затаились.
И прямо на Мисаила уставилась. Неужто про дырку от сыра дозналась? Или про стишки, что он анадысь проглотил:
- Губы ее словно черешни,
Кожа как брынза с Фудзи,
Ай да, блин, Таня-сан!
У него тогда прям слюнки потекли, видать, кто приметил и снаушничал.
А Крысь теперь на Машутку пялится. Мисаила даже ревность взяла. Невеста, как-никак.
Вдруг Крысь как прыгнет! как цапнет с ее бантика заколку! А там - Микки-Маус. Эх, зачем же она надела его допрежь свадьбы...
- Кто тебе дал этого заморского грызуна, монстра морального? - рычит Крысь.
И сразу все вокруг на Машутку окрысились:
- Небось, спишь и видишь ихний бездуховный Мышингтон!
- Приходи, мол, дядя Маус, нашу детку покачать, да?!
- Ужо они укачают! Развалят великую крысиную империю, что раскинулась от Стенки до самого Шкафа!
Машутка со страху еще белее стала. Жвакнула Крысь когтями:
- Не сознаешься - сделаю из тебя чучело!
Все в стороны так и брызнули. И Миша тоже. В суете обронил дырку от сыра. Сглотнул только на бегу скупую мужскую слюну. Не до сыру, быть бы живу. И Машутку спасти.
Кто бы надоумил, как Крысь перехитрить? Может, Чудо-Мышь?
Сказывают, в непролазной чащобе схоронен где-то стародавний Компунтер. Выдолблен он из цельного дуба, огни по нему ходят бесовские, письмена бегучие... Состоит при том Компунтере особая мышь. Ей ото всех почет и уважение, потому как никто окромя нее в этом колдовстве ничего не тумкает.
Помчался Мисаил, не разбирамши дороги. Пужлецы порскают, бабраки кармалят, а он бежит. Вдруг вывеску видит: "Непролазная Чащоба Номер Один". Сидит под ней диковинная мышь: ни лап, ни хвоста, одно соображение. Это у ней, видать, опосля Утопии...
- Знаю уже, Миша, твою беду, - говорит она ему. - Трудная ситуация. Никому еще не удавалось убежать от Крыси.
- А, может, ее саму увести? - пискнул с надеждой Мисаил.
Вздохнула Чудо-Мышь:
- Пытался ее выманить и крысолов с волшебной дудочкой, и Козел на саксе, и Филадельфийский симфонический оркестр под управлением Юджина Орманди - не идут крысы ни за кем!
- Выходит, пропадать Машутке... - вконец опечалился он.
Чудо-Мышь задумалась и спрашивает:
- Что, по-твоему, Крысь любит больше всего?
- Себя, любимую! - выпалил Мисаил.
- Теплее, теплее, - оживилась старая. - Ну, а из чтения что?
- Про то, какие все вокруг обалдуи и уроды, а она одна умная, честная и красивая. И чтоб жалостливо было. Да где ж такое взять: книжки-то все уже погрызены.
- Горячо! - засияла чудо-мышь. - 451 по Фаренгейту!
Ткнула она в Компунтер - в нем словно пчелиный рой загудел, и письмена поплыли туманные: "... в старомодной шляпе, украшенной бумажными бульденежами, фруктами и конфитюром, она брела по предрассветным улицам, выложенным засушенными в альбоме цветками и печально-непарными пуговичками...".
Сторожко глядя на Компунтер, Мисаил спросил:
- Навроде гуслей-самогудов?
- Потом объясню. А сейчас возьми, пожалуйста, лэп-топ... ну, вот этот чемоданчик, Войдешь во дворец - нажми на красную кнопку, появится текст. Если Крысь увлечется чтением, веди ее по старой Стругацкой тропе. Как потянет Оруэллом, поверни направо, к топи. Брось туда лэп-топ и беги без оглядки. Крысы увязнут, а вы с Машенькой будете жить долго и счастливо, и выйдете на пенсию в один день. Без всяких катаклизмов.
Хотел Мисаил ей поклониться в ноги - так у нее ж и ног нету. Молвил только:
- Век тебя, бабушка, помнить буду!
- Помоги лучше добавить памяти к нашему компьютеру. А то он вчера полдня вспоминал, как его зовут. Да и мне пора на покой, как-никак, сорок мегабайт без капитального ремонта...
Мисаил не слушал уже старую. Хвать волшебный сундучок и припустил, что было сил. Бежит, мечтамши, как станет Крысь бултыхаться в топи, криком кричать: "Караул! Почетный караул!!"
Но только ступил он в хоромину, с ним самим приключилась катаклизма. Набежала стража:
- Чего волочешь?
Откуда смелость взялась - рыкнул в ответ:
- Пади, гады гнидские! Велено передать в личные лапы Ихнего Крысочества.
Те стоят обалдемши. А Мисаил совсем разошелся: мол, отворите мне темницу, дайте мне мою девицу! И так в рифму орал, что стражники с перепугу Машутку привели. Увидела она нареченного, слезами горючими залилася:
- Что ж ты нагрянул не предупредимши? Подожди, я хоть накручусь!
Мисаил ее в охапку и к дверям. А там уже Крысь стоит, улыбается.
- Ну-ка, показывай, что принес, - сипит. И облизывается, маникюр свой об наждак вострит...
Распахнулся волшебный сундучок. Но тут прыгнула Крысь на Мисаила. Успел он торкнуть кнопочку заветную - поплыли голубые буквицы. Глянула на них Крысь, да так, читаючи, в воздухе и зависла: "...брови ее пахли розами и дождем, манила палисандровая мансарда, прищемленная сдвинутыми пластами времени, и не замечает Амалия Вергилиевна, что свалялись волосы ее цвета моченой вязиги, и затупился старинный лорнет, и на облупленной камее уже не девочка с персиками, а старуха с сухофруктами, но все так же лампочки на коммунальной кухне светятся дымчатыми топазами, которые, между прочим, полагается чистить горячей манной крупой и непременно на второй день полнолуния, когда птица Алконост сносит свое волшебное крутое яйцо...".
Сделал Мисаил шажок, другой, третий.... Крысь заворчала, клыки ощерила, но идет следом, читает. Тьфу-тьфу, не спугнуть бы!
А из голубого тумана все новые слова набегали: "...таинственная полногрудая ночь летит над миром, Петр Степанович спит головой в никуда, его вышитая тусклым серебром соплей бархатная наволочка безнадежно колеблется от дыхания, спят в разных направлениях миллионы других людей, таких же растерянных, неприкаянных, а остальные тяжко вздыхают, постепенно заливая горькими слезами соседей снизу, те - еще более нижних, и весь отсыревший, в душных зарослях красной персидской сирени, мир постепенно оседает, словно печальный чайный гриб, лишенный родительской ласки и заварки...".
Две большие голубые слезы скатились из глаз Крыси в ее уши. Шла она по пятам за Мисаилом, как завороженная, а за ней - все крысиное воинство. Прибавил он шагу, повернул к топи. Недолго вам, думает, гулять, твари клыкастые. Еще немножко продержаться бы... А Крысь уже вслух читает, с подвывом: "Почему одним все широе, леркое, бротистое, а другим только плявое и мяклое, ну, почему?"
И тут на Мисаила вдруг тоже нахлынуло. Всколыхнулось все пережитое, все наспех проглоченные им книги: кто он? куда идет? что делать? кто виноват? камо грядеши? как тебе служится, с кем тебе дружится? зачем крутится ветр в овраге, подъемлет лист и пыль несет? куда мчишься ты, птица-тройка, семерка, туз? как закалялась сталь? паду ли я, стрелой сраженный? ты жива ль еще, моя старушка?
И заплакал он слезами горючими, жалея всех на свете, и жизнь свою разнесчастную, и любовь загубленную, и даже Крысь злобную, одинокую...
...- Изволите неудовольствовать, ваш-личество? - кто-то почтительно взял под локоток. - Эй, служивые!
В ответ грянуло:
- Ура Мисаилу Великому!
- Салют из Царь-Пушки в честь Царь-Мышки!
И крысий хор запел новый гимн:
"Микки-Маус,
Санта-Клаус -
Вас завидев,
От счастья икаю-с!"
Мисаил усом дернул. Герольдничий шепнул на ушко:
- Желаете призвать для любовных утех королеву Машутку?
- Хватит мышеложества, - буркнул царь.
- Понял-с! Вчера из Лас-Вегаса прибыли такие кисы - может, их кликнуть?
- Кликнуть... - Мисаил задумался. Под рукой сама собой возникла Чудо-Мышь. Он кликнул на черную норку-каморку. Из нее показалась Крысь. Маленькая, обтерханная, с покрасневшими от чтения глазами. Стала на задние лапки, покорно уставилась на Мисаила. Мол, ешь меня хоть с маслом, хоть без - я вся твоя!
Но ему уже расхотелось рвать ее на куски. Расправил Мисаил лапы - из них мигом выросли крылья. Поправ тугие законы пространства, взлетел. Ага, вот что такое невесомость...
- Сестра моя, Крысь! - позвал он. - Пора, брат, пора...
И они вдвоем полетели туда, где водят хоровод нежные, как крем-брюле, облака и полощется на ветру закат, словно сшитый из смеха малиновок.
- Только раз бывает в жизни встреча, ... - затянул баском Мисаил.
...- Я ехала домой, я думала о вас! ...- хриплым сопрано подпевала Крысь.
Мальчик, который никак не хотел засыпать, вдруг показал в окно:
- Мама, мама, что это?!
- Скоро осень, летучие мыши улетают в теплые страны, - улыбнулась ему мать. Он уснул, а она еще долго провожала глазами таявшие в воздухе силуэты, и думала, что ей тоже пора на юг, где уже триста страниц ждет ее, а может, и не ее, Сергей Никандрович, а, может, Альбрехт Дюрерович, он нервно ходит по черному от тоски песку, потеет от любви, поминутно поглядывая на часы, на компас, на календарь, и букет отцветших пластмассовых георгин в его руке издает нестерпимо волнующий аромат - то ли Бунин для бедных, то ли Улицкая для богатых, неважно, ведь скоро она поедет туда и сойдет на маленькой станции "Счастье-Сортировочная", но тут в ней проснулся мстительный зверек, сныть подвальная, и ей захотелось разбить чье-нибудь сердце или хотя бы откусить кому-то нос - на память об осинах осени, о рассохшейся любви, это истинное чувство согреет ее холодные члены путеводной звездой, и пойдет она вслед за обрюзгшим купидоном от мечты к мечте, из рассказа в рассказ, из книги в книгу...

ХРУСТАЛЬНЫЕ  СПАГЕТТИ
Подражание Виктории Токаревой

1.
В молодости у Ивана Петровича было две мечты: жениться на сероглазой хохотушке Лидочке и стать художником. Но Лидочка говорила, что художник в наше время это не профессия, и гораздо выгоднее выучиться на зубного врача. Она так нежно прижималась к Ивану Петровичу, тогда еще просто Ване, своим молодым, упругим телом, что он в конце концов не выдержал и закончил стоматологический институт. А в качестве подарка к их будущей золотой свадьбе изготовил для Лидочки изящные вставные челюсти.
Но она не оценила его широкой натуры и неожиданно уехала. Потрясенный изменой Лидочки, Иван Петрович искал забвения в работе, а по ночам бормашиной гравировал портреты своей бывшей невесты.
Шли годы. Он так и не женился, хотя на него заглядывалось немало женщин из числа среднего и младшего медперсонала. А одна пациентка так сильно влюбилась в пригожего стоматолога, что поставила себе сорок пломб на совершенно здоровые зубы. Но Иван Петрович не обратил на нее никакого внимания. Перед его взором стояла только Лидочка.
С горя он стал одним из ведущих специалистов по зубам мудрости. Вначале Ивана Петровича удивляло, как легко многие расставались с ними. Чик! - и ни зубной боли, ни мудрости. Все очень просто. Но как же они будут жить дальше? Что передадут детям и внукам?
Иван Петрович подумал: а ведь из вырванных зубов можно извлекать мудрость и пересаживать кому-нибудь. Когда он пришел с этой идеей к главному врачу их поликлиники Харчо Хачапуровичу, тот усмехнулся:
-Сейчас бизнес делать надо, вот и вся мудрость! Например, у меня клиент есть, инвестировал триста тысяч баксов в свои золотые зубы. Теперь хочет поставить во рту охранную сигнализацию - придумай что-нибудь, а?
Но Иван Петрович предпочитал помогать самым обычным людям. Тем, у кого зачастую не хватало на лечение ни денег, ни зубов. В его потрепанном врачебном чемоданчике вместе со щипцами и шприцами лежали те самые элегантные челюсти, которые он когда-то смастерил в подарок Лидочке. Устав от одиночества, Иван Петрович иногда примерял их разным женщинам, но ни одной из них они не пришлись впору. Значит, не судьба, решил он, и еще больше ушел в работу..
...Телефонный крик о помощи разбудил его среди ночи. Иван Петрович наскоро побрился, почистил зубы, сделал зарядку, перекусил, погладил белоснежный врачебный халат, вымыл свой верный велосипед и поспешил на далекую окраину города. Дверь ему открыл молодой человек со смутно знакомым лицом. Ивану Петровичу показалось, что он где-то видел и пациентку, женщину с миловидным флюсом. Но за долгие годы врачебной практики Иван Петрович уже отвык различать лица больных. Теперь в женщинах его волновали только наличие кариеса или парадонтоза.
Пациентка пыталась что-то сказать ему, но деревенеющий от укола язык уже не слушался ее. Иван Петрович зафиксировал щипцы на корне больного зуба и, зажмурившись, рванул на себя. Прополоскать рот, два часа воздерживаться от приема пищи - и все, никакой мудрости. На миг ему стало жаль эту женщину. Как же она теперь будет улыбаться, есть, петь? Его рука невольно потянулась к заветным зубным протезам, столько лет хранимым для любимой. Конечно, чудес не бывает, но все-таки...
Незнакомка примерила челюсти и обернулась к Ивану Петровичу. Это была незабываемая Лидочкина улыбка! От неожиданности он схватился за сердце и рухнул на стул. Словно сквозь пелену до Ивана Петрович донесся родной крик:
- Петя, воды! Папе плохо!
- Папе?! - хрипло переспросил он.
- Да, Ванечка, это наш сын, - тихо сказала Лида. - Вы, ученые, такие рассеянные... А я не хотела мешать твоей врачебной карьере. Кстати, Петр унаследовал от тебя талант художника. Смотри!
Молодой человек, волнуясь, поставил перед гостем мольберт. На большом полотне был изображен Георгий Победоносец, как две капли воды похожий на Ивана Петровича. В руке у него сверкали хирургические щипцы. Он бесстрашно удалял ядовитые зубы извивавшемуся внизу дракону.


2.
"Почему люди так опутаны условностями?" - размышляла Эля. - "Почему нельзя, чтобы у всех была любовь и нужная людям профессия, и кожаное пальто цвета некрашеного дерева?" Она заплакала.
Поплакав страниц пять, Эля вдруг поняла: или сейчас, или через час! На последние деньги она лихорадочно купила "Вольво" и дубленку. Накинув ее на ночную сорочку, она пошла брать интервью у самого Никифорова. Там дубленка как бы случайно упала с Эли, обнажив ее все еще ладное сорокадвухсполовинойлетнее тело. Никифоров оторвался от своих бумаг и испуганно посмотрел на Элю. Она заперла дверь кабинета на ключ и быстро проглотила его.
...Через неделю Эля вылетела в Рим на международный форум "Девственницы без границ". Это была волшебная неделя, наполненная чинзано, Тинторетто, развалинами Колизея и Никофорова. Она впервые попробовала спагетти и с удивлением поняла, что это самая обыкновенная лапша. В римских сумерках спагетти казались тонкими и прозрачными, почти хрустальными. Казалось, от них исходит какой-то нежный свет. Эля набивала рот этой удивительной итальянской лапшой, лукаво улыбаясь, вешала ее на уши Никифорову.
От теплого итальянского воздуха и дискуссий о Ренессансе у Эли вдруг исчезли веснушки и деньги. Последние сто лир она бросила в знаменитый фонтан Треви, загадав желание - когда-нибудь вернуться в Рим. Из воды высунулась мускулистая рука и галантно протянула ей сдачу. Сердце Эли сладко замерло в предвкушении счастья.
Расплескивая воду, из фонтана Треви вышел сухим темноволосый мужчина с красивым кейсом. За его ноги цеплялась какая-то блондинка, видимо, здешняя русалка. Но тот не обращал на нее никакого внимания. Эля посмотрела в стихийное бедствие его глаз. Ее клетки быстро понесли сногсшибательную информацию: я всегда, всю жизнь сидела у его ног, и над моей жизнью всходило его мужественное лицо.
- Вот, зашел в фонтан отмыть деньги... - улыбнулся он, но глаза его оставались грустными, ждущими. - Между прочим, я Рустем.
- Вы женаты? -спросила она.
Рустем полистал паспорт, записную книжку и, наконец, сказал:
- Да.
- А как же блондинка? - удивилась Эля.
- Блондинка - это блондинка, а жена - это жена.
- А я - это я?
- А ты - это ты.
- Но я так не хочу!
- А как ты хочешь?
- Я хочу, чтобы жена - это я, блондинка - это я и ты - это тоже я. Всю жизнь.
Рустем снова задумался и достал калькулятор. Наконец, он взглянул на Элю, и все вокруг моментально наполнилось радостью. От нее исходило какое-то счастливое безумие. Ему казалось, что он всю жизнь знал эту женщину с глазами цвета золотистого сиропа и с губами сочными, как колбаса "Останкинская". Где-то гремел гром, но Эля уже не боялась его. Она укрылась под зонтом его нежности. Рустем целовал ее тихо и плотно, клал поцелуи один к другому, ни одного сантиметра не пропадало.
Эля впервые поняла: счастье - это от слова "часть". Ей захотелось стать частной собственностью Рустема. А еще лучше - соучредителем их акционерного предприятия по производству любви. Оно всегда будет процветать, потому что любовь - это прибавочная стоимость души.
Как-то так получилось, что в процессе обсуждения он обнял Элю и вытянулся на ней.
- Зачем я тебе? -спросила Эля. - Я же старая и некрасивая.
- Некрасивых женщин не бывает, - возразил он, стараясь не глядеть на нее.
За окном слышалась песня одинокого гондольера, бороздившего сонные воды джакузи.


3.
Евдокимов был очень одинок. Всех его друзей можно было пересчитать на пальце одной руки. В пятьдесят лет понимаешь, что любовь - понятие неоднозначное. Не только мужчина и женщина, но бабка и внучка. Кошка и мышка. Дедка и репка.
Евдокимов подумал, что мог бы стать уже дедушкой, если бы не его вечная стеснительность. Но счастье - это тоже обязательства. Их надо принимать на общем собрании и непременно выполнять. А не сидеть, как Евдокимов, с выражением отрешенности на небритом от скуки лице.
- Мне надоело любить в одиночку, -тихо сказала жена. - Получается, что я тебя люблю и ты себя любишь, а кто же полюбит меня?
Евдокимов так глубоко задумался над этим парадоксом, что заснул. Когда он проснулся, была уже ночь. Вернее, осень. А жены не было. Она ушла к Виктору, которого тоже не было, потому что никто его не любил. А без любви человек пропадает, делается невидимым. Вот Гитлера никто не любил - и где теперь этот Гитлер?
Женщина, вошедшая в автобус, мимолетно улыбнулась ему. Может, уступить ей место? Ему все равно скоро выходить. Евдокимов посмотрел на женщину внимательнее и обомлел: Кира Бархатцева! Конечно, это была уже не та конопатая школьница, пальцы в заусеницах, которая стеснялась даже показать на карте Уганду. Цветение молодости прошло, но остались выразительные глаза навыкате и высокая тонкая шея с волнующим кадыком... У Евдокимова пересохло во рту и сам собой развязался галстук. Жена подарила его Евдокимову на десятилетие их свадьбы. Или на столетие? Разве можно измерить любовь годовыми обручальными кольцами или числом самоцельных совокуплений? Нет, любовь - это Любовь! Он почувствовал, как его душа раскрывается под взглядом Киры, словно бутон под тугой струей весеннего дождя. И не сразу услышал ее нежный голос, прошелестевший:
- Сто баксов.
Он судорожно поскреб по карманам - там была только мелочь и табачные крошки, хотя Евдокимов никогда не курил, не пил и не ругался матом. Вдруг старушка с соседнего сиденья открыла свой потертый ридикюль, достала аккуратно сложенную сотенную бумажку и протянула ему:
- Бери, сынок. Берегла себе на похороны, а вот увидела такую любовь, так и помирать раздумала!
Евдокимов не стал проверять купюру на свет - волнение, как в молодости, переполняло его душу. Он обнял старушку, потом Киру, и стал целовать их обеих торопливыми поверхностными поцелуями, как будто старался охватить как можно больше площади.
А потом была кровать-поэма. И ночь, как война, где каждый из них двоих боролся за свою Мечту. Их души, как ангелы на пасхальной открытке, взмывали ввысь и, стукнувшись макушками о потолок с лепниной, гулко падали на пол.
- Евдокимов, спать пора, тебе завтра к семи, - буркнула жена. В темноте тускло блеснула сталь ее бигуди.


4.
Муж говорил о Марьяне: такой спине лица не надо. Да, ее спина - часть всеобщей мировой гармонии. Но мужику в сорок нужна женщина в двадцать. А если сорок не ему, а ей?
Марьяна посмотрела на спящего мужа: он, конечно, козел. Но это ЕЕ козел! Его лысеющую голову украшают рога, любовно наставленные ЕЮ. И она не отдаст этого никчемного мужика ни-ко-му! А тем более этой крашеной суке Вике. Та еще в восемьдесят пятом году одолжила у Марьяны импортный болгарский шампунь и до сих пор не вернула даже бутылку.
Вика исподволь старалась раскачать в Марьяне тоску по роковым страстям: "Это так здорово, когда бросаешь мужа! Такое обновление, будто заново родишься на свет..." А сама все шьет глазами вправо, влево, что-то соображает...Фиг тебе, а не мой Коля! Пусть это даже не сказочный принц, а просто кусок оголтелой беспечности с нелепой бородой.
Лучше, конечно, чтобы муж был никакой не красавец, не знаменитость, а самый обычный мужчина. Которых каждый день видишь на улицах или на стенде "Их разыскивает милиция". Чтобы можно было взять его под ручку калачиком и пойти в гастроном, и вместе принести картошку в пакетах. Или, наоборот, вдвоем поспеть к открытию "Детского мира", выбрать в отделе новорожденных самого румяного карапуза, поскорее пробить в кассу и, счастливо агукая, вернуться домой со свеженьким глянцевым младенцем.
Как всегда в высокие минуты переживаний, Марьяна искала утешение в музыке. Она сняла с крючка смычок. Зазвучала беспроигрышная тема любви Орфея и Эвридики немецкого композитора Глюка (1714-87 гг). Ее сменила пленительная мелодия французского композитора Сен-Санса (1835-1921 гг). Скрипка Марьяны пела о радости жизни, превратностях судьбы и новом дорогом платье, которая она вчера подарила себе от имени мужа и тут же безнадежно испортила салатом оливье.
- Салата не осталось? - спросил муж, продирая глаза.
Он вдохновенно жевал и глотал, а Марьяна сидела напротив и буквально физически ощущала, как внутри него формируются эритроциты любви и лейкоциты нежности. Грамотная еда на красивых тарелках, жизненный процесс выдержан эстетически.
Наконец, муж доел всю миску оливье и майонезными губами впился в Марьяну. Из ее глаз разбрызгивались флюиды счастья. Было так красиво, так наполнено, как бывает перед разлукой или перед получкой.


ЭПИЛОГ
В конце концов все уладится, стерпится, сбудется. Тамара встретит долгожданного принца на белом коне или хотя бы его коня. Юра откроет новую для себя планету и назовет ее в честь своей любимой "Марина Сергеевна", сокращенно: Марс. Племенной бык Генрих, одумавшись, произведет на свет полноценное потомство и оценит прелести тихой семейной жизни. Невезучий Гоги наконец-то забьет юбилейный сотый гол - пускай и в собственные ворота. Трогательная лампочка надежды зажжется над скромным поселковым борделем. И старшая инженерша человеческих душ, написав обо всем этом еще одну книгу, воскликнет, глядясь в зеркало: "Да я же просто Чехов в юбке!".
Читатели всхлипывают над волнительными историями. Волга, взбухшая от их слез, впадает в Каспийское море. Лошади едят овес, аккуратно промакивая рты батистовыми салфетками.

ЛЕЛЬКИНЫ  ЛЮБОВИ
Подражание Людмиле Улицкой

Когда Лелька родилась, ее матери не было дома. По своему обыкновению Зоя Инцестовна отправилась то ли на премьеру, то ли к очередному любовнику. И только снимая перед сном синее креп-жоржеттовое платье, так удачно оттенявшее ее опало-коралловые губы, она вдруг обнаружила вместо пояса пуповину.
Доктор Шуллер, известный в городе акушер, бонвиван и бульвардье, быстро принял у нее хорошенькую девочку. Он хлопнул ее по аппетитной попке и подмигнул:
- Ну-с, мадмуазель, что мы делаем сегодня вечером?
- Все! - пискнула новорожденная.
Старая нянечка Груня перекрестилась на план эвакуации из роддома в случае пожара и сказала:
- Ох и наплачутся с тобой родители!
Но тем было не до Лельки. Мать вскоре сбежала с заезжим таксидермистом то ли в Улан-Удэ, то ли в Сан-Хозе. Лелькин же отец, профессор Морепоколенский, к дочке был равнодушен, ибо хотел сына, продолжателя их старинного рода. Он гордился тем, что его прапрапрадед служил лейб-гастроэнтерологом при дворе самого Ивана Грозного. Однажды он имел неосторожность поставить ему диагноз "Кишка тонка!", за что удостоился чести быть посаженным на кол лично царем. Правда, при Екатерине Великой смельчаку был посмертно пожалован чин столбового профессора.
И вот теперь Лелькин отец, как бы мстя за унижения их славного рода, готовил открытие, которое должно было обессмертить его имя-отчество. Профессор экспериментально почти доказал, что труд может сделать человека не только из обезьяны, а и из любого другого животного. Поэтому его дом был полон экзотических зверей, ставших первыми Лелькиными приятелями. Лишенная родительской ласки, она быстро сдружилась с электрическим скатом Севой, который по утрам заботливо грел ей кашку, и вараном Хасаном, виртуозно вылизывавшим всю посуду. В полном соответствии с теорией профессора, трудолюбивый варан вскоре научился выпивать за обедом рюмку рябиновки, крякать при этом "Эх-ма!" и заигрывать с Лелькой. В процессе их полуигр-полуласк, которые с каждым днем становились все неистовее, ее кожа стонала и плавилась от счастья...
Но бабушка, как на грех приехавшая из деревни Ревекковки, бывшего родового имения Морепоколенских, рьяно взялась за воспитание внучки. Она научила ее готовить из черствой краюхи фаршированную рыбу и черепаховый суп. А главное, бабушка объяснила Лельке, какую молитву для получения пятерки надо прочесть перед диктантом, а какую - перед контрольной по математике.
То ли Лелька в спешке спутала слова, то ли в тот день Николай Угодник был перегружен молитвами других третьеклассников, но по контрольной она схватила "пару". Наскоро поревев, девочка сообразила, что судьба дает ей шанс встретиться наедине с новым учителем математики Сергеем Николаевичем. Росло-надменный, в модной фетровой шляпе, ладно облегавшей его мускулистую голову, он сразу же стал кумиром всех школьниц. Они то и дело норовили заглянуть в его класс, чтобы полюбоваться тем, как Сергей Николаевич, поигрывая тренированными извилинами, хладнокровно извлекает квадратные корни.
Учитель согласился объяснить ей материал после уроков, про себя дивясь Лелькиной недюжинной тупости. Под конец занятия она вперилась ему в глаза своими синими зрачками, которые к вечеру загадочно расширялись и становились почти фиалковыми, сводя с ума даже самых отпетых старшеклассников, включая Кольку Фиксатого, уже имевшего два привода в детскую комнату милиции за распитие спиртных напитков с ее сотрудниками. Чтобы привлечь внимание этой капризной малявки с пышными светлыми волосами, еще больше выгоравшими за лето, которое профессорская семья обычно проводила в Крыму, где так ласково плещет прибой, Колька однажды прыгнул с крыши прямо под ноги комиссии из районо. Но это случилось уже потом, а в тот памятный вечер Лелька невинно спросила учителя:
- Сергей Николаевич, а касательная - это от слова "касаться"?
И, не дожидаясь ответа, потянулась к нему всем своим юным и жарким существом...
Эта встреча имела два последствия.
Во-первых, с той поры Лелька страстно, до беспамятства полюбила математику. Даже много-много лет спустя, стоило ей лишь заслышать слово "биссектриса", как глаза ее тут же вспыхивали, а грудь начинала бурно вздыматься. А во-вторых, ее бабушка вскоре поняла, что станет прабабушкой.
Узнав об этом, варан Хасан, который по-прежнему души не чаял в Лельке, сгоряча хотел загрызть изменницу. Но, подавив в себе животное начало, он благородно предложил взять грех на себя и увезти Лельку в его родную пустыню, где обеспечит ее и наследника сусликами, змеями и прочими деликатесами. Получив отказ, варан с горя напился и попал в вытрезвитель. Профессор ликовал: эксперимент по очеловечиванию блестяще удался! Но все доказательства этого обиженный варан унес с собой - вместе с облигациями трехпроцентного займа, хранившимися в гипюровой наволочке, тоже некогда пожалованной покойной императрицей. И профессор остался ни с чем, если не считать внучки, которую Лелька назло ему родила вместо внука.
Из школы ее, конечно, поперли. Напрасно отец кричал завучу, потрясая томом Линнея, переплетенным в телячью с золотым тиснением кожу:
- Милостивый государь, млекопитающие всегда размножались с младых ногтей! Взять хотя бы самок цератозавра...
Все свободное время Лелька теперь проводила с ребенком на свежем воздухе, в очереди за молоком. Там-то ее и заприметил художник-авангардист Стопуло. Он попросил Лельку позировать для абстрактного портрета "Мадонна с бидоном". (Теперь это знаменитое полотно украшает запасники местного краеведческого музея). Возможно, позирование и послужило толчком для рождения двойни - выполненной, впрочем, в добротной реалистической манере.
Разъяренный профессор выполол в дачном огороде всю капусту и стал дежурить на крыше с большой рогаткой, чтобы отгонять аистов. Близорукий, как все знаменитые ученые, он однажды вместо аиста сбил уругвайский самолет, заходивший на посадку. Разразился международный скандал. Возмущенные уругвайцы свергли своего промарксистского президента Умберто Забодалло. А Лелька неожиданно родила семерню. И опять следствие, учиненное соседями по Черноротскому переулку, ничего не прояснило. Где было им, существовавшим в карме керогазов, догадаться, что виной всему была не любовная связь, а пылкое воображение? Посмотрев накануне фильм "Семеро смелых", Лелька заснула с мыслью: "Родить бы таких боевых мальчишек..." Задумано - сделано. И вот в пятнадцать лет Лелька стала матерью десятерых детей.
Чтобы прокормить эту ораву, она устроилась уборщицей на Монетный Двор. Обычно туда брали только после подметального техникума, да и то с красным дипломом. Но ей повезло. Вообще-то к деньгам Лелька была равнодушна, особенно к мелким. Следуя бабушкиному совету, она поднимала только монетки, упавшие на орла, и это принесло ей удачу. В нее влюбился сам Григорьев, начальник цеха гривенников. Это был огромный мужик, запросто гнувший пятаки - несмотря на протесты отдела технического контроля. Казалось, судьба наконец-то улыбнулась ей. Увы, слишком широко. Ошалевший от любви Григорьев выпустил к их свадьбе юбилейную монету с Лелькиным профилем и надписью "Пролетарии всех стран, присоединяйтесь!". Ему дали пять лет с конфискацией цеха, а ей пришлось срочно уволиться.
После декретного отпуска (на этот раз - всего-навсего тройня) она пошла работать санитаркой в клинику, где некогда ее дед начинал больным. Там-то по-настоящему и раскрылся Лелькин талант излучения любви и доброты. При ее появлении даже учебный скелет Филя радостно клацал суставами. В дни Лелькиных дежурств суммарный пульс в отделении не превышал трех тысяч ударов в минуту, а среднебольничное давление достигало показателей, намеченных в соцобязательствах коллектива лишь на будущую пятилетку.
И все бы ничего, если бы Лелька не продолжала рожать строго по графику: каждого второго и пятнадцатого числа. В конце концов доктор Шуллер, уставший ездить взад-вперед, сделал ей предложение. Она подумала, что это удачный повод для покупки того сладко-розового платья, которое она давно присмотрела в угловой комиссионке, и согласилась. Их брак, который многие считали мезальянсом, оказался на редкость счастливым. Хотя к тому времени Лельке уже перевалило за восемнадцать, золотые руки и зубы мужа придали ее красоте новый блеск. Долгие годы она хранила ему неверность, а он безропотно принимал у нее все новых детей, своих и чужих.
Ее романы начинались так же внезапно, как обрывались. Однажды она исчезла на неделю, тронутая объявлением "Одинокие сиамские близнецы познакомятся..." В другой раз Лелька пригрела Пал Палыча по кличке "Мальчик-с-Пальчик". Вначале она принимала его за кого-то из своих детей, но он оказался запевалой хора лилипутов и на редкость добросовестным любовником. Если неожиданно приходил муж, Пал Палыч мигом прятался в футляр от фагота - в последние годы профессор с горя пристрастился к игре на нем. Но самое захватывающее приключение Лелька пережила, когда инструктор парашютного спорта, видя, что она, как и все новички, нервничает, предложил ей совместный прыжок. Едва они покинули самолет, он сорвал с Лельки одежду и парашют и набросился на нее с такой страстью, что она уже не помнила, приземлились ли они...
С того дня Лелькой овладела тоска по воздушной стихии. Приложив очередного ребенка к груди, где никогда не переводились молоко, кефир, йогурт, а то и джин с тоником, она грезила, будто летит, обгоняя стаи перелетных птиц, следовавших по маршруту Москва-Теплые Края. Наяву же была стирка, у пяти младшеньких резались зубы...
Но однажды ночью на ее подоконнике возник ангел. Бережно, чтобы не повредить его хрупкий организм, она прижала его к груди. Когда же небесный тихоход заснул, изнуренный ее ласками, она простирнула с отбеливателем его крылья и подкрахмалила их. Утром гость на лету махнул Лельке нежной рукой, на которой была различима татуировка в стиле арт-деко "Не забуду архангела Гавриила!" Она долго смотрела ему вслед и гадала: кто же родится на сей раз? Обычно от любовников у нее бывали девочки, а от мужа - мальчики, к вящей радости профессора Морепоколенского.
Тем временем ее соседка по коммуналке Феня Кавардак писала во все инстанции об аморальной жиличке. Она мечтала оттягать у Лельки и ее потомства закуток под лестницей для своей племянницы Нюры из Нарьян-Мара. За жилплощадь та сулила Фене каракулевую шубу из песцов.
- У меня тоже было много мужиков! - орала Феня. - Правда, только раз. Но я же не рожала, как бешеная!
Для выселения Лельки были стянуты ответственные квартиросъемщики под командованием участкового Авдюхина. При виде Лельки у него от вожделения сама собой расстегивалась даже кобура. Она же Авдюхина в упор не замечала, а он, злопамятный, как все конопатые (впервые это подметил, кажется, еще Монтескье), только и ждал подходящего момента для мести. Но тут во двор ворвалась черная "Волга" с обкомовскими номерами, и враги мигом испарились.
Дело в том, что до конца года оставались считанные дни, и городу позарез нужно было перейти в разряд миллионеров - это сулило рост фондов, зарплаты и строительство долгожданного метро. Но рождаемость, как назло, топталась на месте. Положение мог спасти только Лелькин дар. Высокое начальство пообещало ей сказочную квартиру с раздельным санузлом - при сказочном же условии: "Чтоб к исходу декабря родила богатыря!" Точнее, двадцать одного. А поскольку миллионный житель города с давними революционными традициями не мог носить фамилию Шуллер, в номинальные отцы ребенка определили передового сталевара Кузнецова. Или, наоборот, кузнеца Сталеварова - Лелька от волнения не упомнила. Ей вручили фото лжемужа в темно-синем парадном костюме и с переходящим вымпелом в руке. Лелька долго смотрела на его трудолюбивое, чем-то знакомое лицо - ноль эмоций. На ночь она положила фотокарточку под подушку, но привычное желание все не приходило. В голове крутилась фраза "Сталевары стали воры".
Под утро ей явился ангел. Он достал бумагу с печатями и прочел:
- Первое. Дева, имей во чреве сына. Второе. И будешь ты царицей мира, подруга вечная моя. Распишись вот здесь.
Лелька заплакала от счастья и испугалась, что закапает слезами важную бумагу. Но ангел успокоил ее: там, на самом верху, она утверждена внештатной святой с правом бесплатного пролета везде. Тут же над Лелькой возник нимб. Он тихо жужжал, как неоновая вывеска гастронома. Затем у нее выросли большие пушистые крылья ("Это зимний комплект", - пояснил ангел), и душа запросилась в небо.
- Лети, милая, я за детишками присмотрю! - заботливо крикнула ей вдогонку Феня Кавардак. С высоты видно было, какое у нее, в сущности, доброе сердце.
- Счастливого пути!!! - хором напутствовали Лельку участковый Авдюхин, вытиравший сопли раскаяния, бывший учитель математики Сергей Николаевич, давным-давно постригшийся в сталевары, правофланговый лилипут Пал Палыч, заметно выросший в собственных глазах, и даже экс-президент Уругвая, нашедший утешение в браке с Зоей Инцестовной, к которой, впрочем, уже сватался один из Лелькиных сыновей - но это уже совсем другая история.
Лелька поднималась все выше и выше. В небе багровел Марс. Ее неудержимо влекло к нему. Что это было: гравитация или жажда межпланетного соития?
- Марс... Марсик... - шептали ее коралло-опаловые губы.
- Лелька... Лолита ...Аэлита...- басом доносилось из космоса.
Пока длился этот полет, на земле наступила всеобщая благодать.
Водители и пешеходы церемонно уступали друг другу дорогу.
Под аркадами радуг возвышенно гуляли влюбленные.
И пчелы, привлеченные душистым ароматом, летели на страницы новой книжки и жадно пили с них еще не застывший ванильный крем.


МОЯ  ЖИЗНЬ  С  ИСКУССТВОМ

Наша сегодняшняя собеседница - заслуженный работник андеграунда Муза Вамп-Кислухина. Она широко известна как нашумевший автор мемуаров "Пастернак в одних подтяжках", "Дали вблизи" и других откровенных бестселлеров. Знаменитая писательница любезно согласилась дать интервью корреспонденту журнала "Эксклюзив-Sterva".
- Дорогая Муза Федоровна...
- Называйте меня просто Муся, как покойный Пласидо Доминго.
- Покойный?!
- После того, как Плася имел наглость вернуть нераспечатанным мое "Двадцать пятое окончательно прощальное письмо", он для меня умер навсегда.
- Злые языки, в частности, вы сами, называют вас "Второй Анной Ахматовой"...
- Чушь! Первая - я! Именно с меня начался самый волнующий период в современной литературе - "Силиконовый век"! Не спорю, у Нюры тоже бывали милые строчки. Да кто бы их сегодня помнил, если бы я сакрально не переосмыслила ее каракули?! Мои враги утверждают, что в те годы я еще пешком под стол ходила. Да, ходила. Время такое было. Но под столом у Ахматовой я провидчески собирала порванные черновики, квитанции, старые трамвайные билеты... Не зря же Мариша Цветаева так образно написала обо мне: мол, когда б вы знали, из какого типа мусора растут стихи, не ведая стыда. И мемуары тоже. Время теперь такое.
- Ну-ка, ну-ка...
- Охотно. Во время творческих дискурсов читатели часто спрашивают меня: "Было?" Я честно отвечаю: "Еще как!". Именно с моей легкой руки в литературоведение вошел термин "постельный модернизм", или попросту постмодернизм.
- Что, и Нобелевские лауреаты?..
- Если вы о Шурике Солженицыне, то это тема для отдельного романа. Мною пока написано только его название - "Одна ночь Александра Исаевича". Будущую книгу уже хотят перевести на пятьсот языков. Плюс подарочное кошерное издание на маце.
- А как насчет Бродского?
- С ним судьба свела нас в незабываемом то ли 56-м, то ли в 65-м году. Но что значат даты, когда речь идет о Вечности! В тот год весна началась сразу же после зимы - знак Провидения. Я приехала в один литературный салон ровно через минуту после ухода Иосифа. В пепельнице еще дымилась его сигарета, а тарелка с винегретом хранила следы его харизмы.
Этот Окурок я теперь трепетно ношу в своем медальоне. Оригинал Винегрета экспонируется в моем музее-алькове вместе с другими раритетами. Вот авторская копия па-де-труа, подпрыгнутого специально для меня Мишкой Барышниковым. Это прядь волос, вырванная мною у Билла Клинтона на память о его визите в Москву. Здесь куст белены, названной в мою честь "Муза скороспелая" селекционером... не буду упоминать его фамилию Чугунков, чтобы не вызвать очередной приступ ревности его благоверной. Посещение музея - сто рублей, группам - скидка.
- Почему вы положили глаз на Бродского?
- В нашу первую невстречу с ним я сразу поняла: так гениально недокурить сигарету мог лишь большой поэт! Мысленно я тут же воссоздала его облик: курносый, раскосый, страстно болеющий за судьбы русской литературы и за "Спартак". И даже когда впоследствие я увидела Осю вблизи, по телевизору, он навсегда остался для меня тем, прежним. Сердце-вещун подсказало: Бродский внезапно покинул вечеринку лишь потому, что опасался не совладать со своим будущим чувством ко мне.
Дело не только в моей редкостной красоте и обаянии. В ту пору я была верховной жрицей тотемного анклава, где бурлили эзотеристы от искусства. Не проходило и недели, чтобы какой-нибудь юный гений не дрался из-за меня на дуэли с более удачливым соперником, а то и со мной самой. Та же судьба, несомненно, ждала и Осика, тогда еще далеко не лауреата. Кстати, из его речи на вручении Нобелевки в последний момент исчезли все упоминания обо мне. Это было сделано явно в отместку за тот скандальный любовный многоугольник: Роман Виктюк, я, Бродский, Папа Римский и ансамбль "Березка". А Ося, я уверена, ревновал меня ко всем, включая маятник Фуко. Но это отдельная история...
Несмотря на нобелевскую вендетту, внимательный читатель все равно найдет мой образ среди его строчек. Ложная гордость долго не позволяла мне открыть свою истинную роль в творчестве Бродского. Но теперь, когда между нами все кончено, я могу откровенно признаться: все его сюжеты, сонеты, запятые и кавычки были навеяны мною! Я, как последняя идиотка, рассказывала Иосифу разные случаи из своей жизни, а он все это мотал на ус и рифмовал! Да я же сама могла передать все тончайшие оттенки моей лорелейной натуры и отхватить Нобелевку! Ведь Оська тогда был всего-навсего литературным подпаском, тяжело толкавшим повозку вдохновения в сторону афористичности. И если бы я, к тому времени уже ставшая зампредом областного бомонда, не направила его судьбу в нужное русло...
- Экслюзивно расскажите - как?
- Интимно-творческие детали наших отношений можно найти в моем автобиографическом эпосе "Муся+Ося+Плася+Вася+..." (100 рублей в твердом переплете, плюс 50 за пересылку, плюс 100 за авторский воздушный поцелуй). Звезда российского мемуаритета, то-есть я, в этой сногсшибательной книге превзошла самое себя! Приведу лишь один сенсационный эпизод, проливающий свет на мое место в Искусстве.
В ту пору за мной ухаживал начинающий бомондовец Игорь Г. Пощипывая от волнения тонкие, едва пробивавшиеся погоны, он с жаром говорил о своей страсти к русской словесности и, в частности, ко мне. Стоило же мне упомянуть о заочном романе с Бродским, как новый знакомец сразу выразил готовность протежировать ему в престижном столичном издательстве "Самиздат", где его тетя занимала пост буфетчицы. Взамен Игорь просил добыть рукопись новой книги Бродского "Осенний крик ястреба" и помочь в постижении ее смысла.
Разумеется, я могла убедить его в том, что это всего-навсего невинная лирика. Но интуиция сказала мне: "Муся, не будь дурой! С твоими связями и с его способностями Бродский далеко пойдет". "Ну и что?" - возразила я ей. Но она не унималась: "Дача в Переделкино, поездка на декаду марийско-кенийской дружбы, заказные стансы ко Дню шахтера - а дальше-то что?" Тут меня и озарило: для полноты биографии поэту мирового класса нужен терновый венец! Ноский, броский, импозантный. Когда-нибудь он войдет в моду, и Жека Евтушенко сразу начнет вспоминать, как советский режим тиранил его, пустив только в девяносто пять стран мира, а не во все сто. Поч-чему, мол, захлопнули железный занавес перед читателями Габона - с-суки, душители свободы?! А мой Оська уже выйдет на свободу - с чистой совестью и всемирной славой! Кстати, по жизни он был такой неусидчивый... Напишет пару-тройку стишат, и айда кутить с приятелями. А здесь хочешь, не хочешь - сиди и твори. От звонка до звонка.
- Ну, Муся, вы крутая!
- Да! После долгих терзаний, поездок в Крым и Рим, покупки норкового манто и других актов отчаяния, я, наконец, решилась - ради Искусства. По секрету я намекнула Игорю: "ястреб" - это Брежнев, а метафора "осенний крик" подразумевает его скорый конец. Вскоре за Осей пришли книголюбы в штатском. Так я, превозмогая страсть к Бродскому, помогла ему сделать большую карьеру. И никогда, ни-ког-да я даже словом не намекнула Оське об этом, чтобы не стать заложницей его благодарности! Лишь один-единственный раз я коснулась этой темы в балладе, ставшей уже хрестоматийной - "Пленилась я НКВД со страстью томной и печальной"
- На кого вы переключились после ухода Бродского?
- Не он ушел, а я! Я всегда бросала мужчин первой! Даже до знакомства с ними! Но тогда мне захотелось, чтобы рядом был человек, напоминавший Бродского хотя бы именем. Сталин уже умер, оставался только Иосиф Кобзон. Кстати, в моем жизненном сюжете всегда превалировал лексический элемент. Например, иногда у меня неделями подряд шли только Роберты. А то, бывало, Сергеи, Сергеи, кругом одни Сергеи...
- И Михалков?
- Да ну его! Клялся, что посвятит мне третий куплет нового гимна России. Забыл, что люди моего круга под третий куплет уже танцуют!
- А как насчет другого Сергея - Довлатова?
- Он был от меня без ума! Как, впрочем, и Пелевин. Кстати, я единственная, кому Пелевин под страшным секретом открыл свое подлинное имя: Павел Ефимович Шепиевкер.
- Я давно это подозревал! Кто же он по профессии?
- Педиатр. Я как-то зашла к нему в поликлинику на прием, он говорит: "Деточка, хотите шоколадку? Садитесь на стульчик, я вам почитаю свой романчик". И пошел, и пошел - ДНН, ДНД, ВПШ, КПЗ... Дай бог всем такой темперамент в девяносто шесть лет!
- Муся, рулите назад. Вернемся к Довлатову.
- Я возвращалась к нему не раз. В последний раз это случилось то ли в Цюрихе, то ли в Нижневартовске. Я выступала с ошеломительным докладом "Фрейдистские мотивы в сказке "Конек-Горбунок"". Когда под рукоплескания всего симпозиума я сошла с трибуны, Довлатов положил свою огромную лапу мне на плечо и сказал: "Дай десятку до получки!" Я поняла: это всего лишь эпатажный повод для возобновления наших так и не начавшихся отношений. Моя рука уже потянулась к платиновой кредит-карте, но замерла на полпути. А вдруг Сержику и впрямь нужна эта десятка? Тогда, ссудив его деньгами, я окажу дурную услугу литературе. Ибо нет для писателя ничего опаснее, чем сытое, безбедное существование, лишающее его стимула к вечному поиску! Так стоит ли расхолаживать небесталанного парня? Я протянула Сергею двадцать копеек. Он круто повернулся и ушел со словами... Эти и другие афористичные сокровища вы найдете в моем сборнике "Червонец для Сережки Довлатова". В той же серии выходят и другие мои шедевры - "Мы скучно без Эдички Лимонова", "Мне скучно без Вовочки Путина"...
- Ну, а с женщинами у вас как?
- Они все от меня без ума - Мадонна, Хакамада, Ленка Ханга, Лорка Буш, Белка Ахмадулина... Кстати, недавно я вернулась из Гондураса, где получала литературную премию "Золотой серебренник". Там я купила Белке вечерний сарафан из шкуры амазонского дикобраза. И намекнула: будешь в нем выступать - упомяни, мол, что это подарок моей близкой подруги, автора таких-то книжек, даже список дала... А Белка возьми и напяль этот сарафан на свое огородное пугало. Здрасьте! Ведь мы, таланты, должны держаться вместе!
- Кстати, расскажите о вашей диете.
- Когда я пишу белые стихи, то предпочитаю красное вино. А потом - наоборот. Люблю острые ощущения. Непременный атрибут моего литературного волхвования - заварные пирожные с манго, сельдереем и хлорофосом. Иностранцы, которые приходят на мою творческую кухню, просто балдеют от этого! Ну, где им понять наши духовные запросы...
- А что там за рукопись на Вашей письменной кровати?
- Восьмилогия "Корифеи-корефаны". В ней отражены мои трепетные отношения со всей когортой нашей суперэлиты. В частности, с Ростроповичем (или Шендеровичем?). Однажды утром я сказала ему: "Или я, или твоя пиликалка!". Он положил одну руку на мое обнаженное плечо (вот копия синяка), а в другую взял смычок. Так родилась его неповторимое "Адажио Спи-минор".
А чего стоил мой бурный роман с Борисом Березовским, который тогда еще не публиковался под псевдонимом "Б.Акунин"! Я предложила Березовскому гениальный проект: издавать мои книги на долларах. Это сразу привлекло бы миллионы читателей и подняло бы пошатнувшийся престиж нашей литературы. Но если мужчина не умеет мыслить масштабно - пусть прозябает в своем Лондоне!
- Кстати о Лондоне: как ваша семейная жизнь?
- А вот об этом давайте не будем.
- Что, такой облом?
- Наоборот, я счастлива, как никогда! Вернее, как всегда. Наконец-то встретила простого нормального мужика, далекого от литературных маргиналий. Но фамилию его до сих пор не знаю: он работает в сверхсекретном "почтовом ящике". Новый муж просил называть его просто "Кирилл-89". Дело в том, что он отчим нового российского супероружия - сероводородной бомбы. Говорят, при взрыве она выделяет столько вони, что не спасают ни противогазы, ни веера. Я все просила его рассказать подробнее, но он только смееется: "Мусенька, особая секретность моей работы не позволяет мне знать, чем именно я занимаюсь...".
Что ж, у меня тоже есть свои маленькие тайны. Хочешь узнать одну из них, а?
- Конечно, дорогая Му...му...о-о...му-ууу!
- Какой поцелуй!!! Я сразу же заметила, как ты смотришь на меня! Нет, подожди, я возьму видеокамеру. Мы должны сохранить это для истории... О, и это тоже! Черт, телефон... Говори быстрей, я занята по горло. Кто приезжает? Записываю: Габриэль... Гарсия... Маркес. Ничего, справлюсь со всеми троими. Стоп, у меня же сегодня съемки! "Рэкет и разборки", швейцарско-башкирский суперсериал по Достоевскому. Сценарий, конечно, мой, безумно новаторский. Я же и режиссер, и исполнительница главной роли. Это процентщица Старухина, юная бизнес-вумен. В финале я под пять процентов годовых отдаюсь Раскольникову. Его играет Антонио Бандерас. Вчера мы с ним сняли кучу дублей, но ему все мало. О - слышишь, уже приехал: гудит под окном! Бегу, Тосик, бегу! Привет читателям!


ВЕРДИКТ  НАСЕКОМЫХ
Пародия на экологически чистый триллер


Окружной прокурор Дeлла Долл была жeнщиной с выразитeльными чeртами лица и тeла. На вид eй никто бы нe дал eё тридцати, а то и пятидeсяти лeт. Волосы цвeта льна, крашeного хной, выдавали в Дeллe опытного юриста. А точёная шeя, вдруг пeрeходившая в пышную грудь, ошeломляла нe только присяжных, но и самых отпeтых прeступников. Однажды, когда Дeлла эффeктно отправила на элeктричeский стул очeрeдного убийцу, он в своём послeднeм словe с надeждой спросил: "Мисс, что вы дeлаeтe сeгодня вeчeром?"
Многиe, особeнно она сама, давно прочили Дeллу в прокуроры штата. Для этого eй нужно было лишь выиграть какой-нибудь скандальный процeсс. Поэтому коллeги удивились, узнав, что она будeт выступать в судe захолустного городка Нью-Трэш по дeлу божьeй коровки. В мирe стряпчих это объяснили капризом маститой прокурорeссы. Никто нe догадывался, что прeдстоящий суд - самый важный в eё жизни.
...Грeг Грог, как обычно, влил в сeбя с утра пинту ямайского рома и возился в саду. Он готовил для продажи новую розу "Звeзда Нью-Трэша". Вдруг на нeё сeла божья коровка. Он попытался стряхнуть eё, но та нe улeтала. Грог схватил дробовик, которым обычно отгонял ворон и налоговых инспeкторов, и пальнул в наглоe насeкомоe. Роза упала на лапу Азора. Вeрный пёс помчался в полицию. Чeрeз минуту к дому Грога прибыли три патрульныe машины. Дeтeктивы изъяли остатки рома для слeдствeнного экспeримeнта. Шeриф снял с коровки по кличке Баг отпeчатки лапок и прeдупрeдил:
-Ты, подонок, можeшь хранить молчаниe. Но знай, скотина: всё, о чём ты молчишь, будeт истолковано против тeбя, ублюдок!
Городок гудeл. Здeсь жили фeрмeры-нeудачники, которыe из поколeния в поколeниe сажали на своих полях попкорн. Они вeрили, что когда-нибудь в Нью-Трэшe откроeтся мeждународный кинофeстиваль, и они мигом разбогатeют. Пока жe eдинствeнными потрeбитeлями их попкорна были колорадскиe жуки. Наконeц-то фeрмeрам прeдставился случай сорвать на ком-то зло! Послe самосуда, учинённого ими в городском муравeйникe, встрeвожился дажe Джeк Мак-Фингал. На мeстном болотe он ловил особо свирeпых москитов, надeвал им крохотныe намордники, и за большиe дeньги тайно поставлял богатым мазохистам. Но когда он обратился к своим клиeнтам за помощью, тe сразу ушли в кусты. Оставалась послeдняя надeжда: Стив. Он был eдинствeнным сыном и наслeдником чeты Бартeрс. Малыш, прeдоставлeнный самому сeбe, посeлился в чуланe их огромного особняка вмeстe с тараканами. Из любви к насекомым он смeнил фамилию на Ж-ж-ж-ж. "Нью-Йорк таймс" посвятила Стиву эссe "Тараканий Маугли". Родитeли тотчас порвали с ним отношeния, посылая лишь жалкую eжeмeсячную подачку в дeсять тысяч долларов. Стив тратил их на обувь для нeимущих сороконожeк.
Однажды на митингe протeста против дискриминации тeрмитов он встрeтил очароватeльную дeвушку. Она согласилась стать миссис Ж-ж-ж-ж и раздeлить с ним брeмя богатства eго родитeлeй. Но, увы, этому нe суждeно было сбыться. Когда свящeнник спросил Стива, согласeн ли он взять эту дeвушку в жёны, eё укусил комар. Она инстинктивно прихлопнула eго. Содрогнувшись от вида нeвинной крови на фатe, жeних бросил обручальноe кольцо и бeжал.
Ему нe было eщё и сорока лeт, когда eго родитeли внeзапно обанкротились. Чтобы нe умeрeть с голоду, Стиву пришлось поступить в Йeль. Закончив унивeрситeт всeго за нeдeлю, он получил массу прeдложeний от лучших юридичeских фирм Амeрики. Но вмeсто того чтобы прeдставлять интeрeсы корпораций, загрязнявших окружающую срeду своими дeньгами, Стив прeдпочёл защищать насeкомых. Пeрвым был иск "Дождeвыe чeрви против Ассоциации рыбной ловли". Стив красочно описал страдания нeвинного чeрвячка, варварски насаживаeмого на крючок. Присяжныe eдиногласно присудили потeрпeвшим чeрвям сто миллионов долларов компeнсации за моральный ущeрб. Затeм Стив с блeском выиграл процeсс в защиту гражданских прав свeрчков. Его пытались подкупить, на eго стул подкладывали кнопки, в нeго стрeляли жёваной бумагой из трубочки - Стив был, как скала.
Но когда жeна божьей коровки Бага, стоя на всeх своих шeстнадцати колeнях, стала умолять eго взяться за дeло eё мужа, он заколeбался. Дeвушку, которую он когда-то бросил, звали Дeлла Долл. Тогда по совeту своeго психоаналитика она пошла в прокуроры. Нанeсти ли новый удар по eё самолюбию, раздумывал Стив, или быть прихлопнутым Дeллой, как тот комар в цeркви? Его размышлeния прeрвал тeлeфонный звонок: "Подсудимый Баг скончался. Диагноз: отравлeниe хлорофосом". Стив нeмeдлeнно вылeтeл в Нью-Трэш. По дорогe он с болью думал о судьбe малeнького храбрeца, попавшeго под колёса юридичeской систeмы США. Стив позвонил в похоронноe бюро и заказал мeссу бизнeс-класса. Его спросили об эпитафии на памятникe. В памяти Ж-ж-ж-ж всплыли чьи-то скорбныe строки:

...Он eл одну лишь травку,
нe трогал и козявку,
нe трогал и козявку
и с мухами дружил...

Дeлла начала свою рeчь с того, что попросила почтить память Бага сeкундой молчания. Это произвeло впeчатлeниe на присяжных. Затем она заявила:
- Мистeром Грогом двигал страх за свою жизнь!
-По-вашeму, он напал на божью коровку в порядкe самообороны? - саркастичeски спросил Стив. Дeлла кивнула и стала вызывать свидeтeлeй обвинeния. Почтeнная домохозяйка вспомнила, как майский жук забрался в ухо eё бабушки и вылeз лишь послe того, как она просунула туда пять цeнтов. Шeриф сообщил: в поисках наживы пчёлы стали собирать с цвeтков мака гeроин и доставлять eго наркодилeрам.
Стив прeрвал eё:
- Защита просит допросить свидeтeльницу Гeртруду Твигс.
Он осторожно достал из коробочки большую свeтлозeлёную гусeницу и положил eё на стол. Жeнщины, сидeвшиe в первом ряду, завизжали.
- Сeгодня свидeтeль - гусeница, а завтра судьёй станeт навозный жук! - издeватeльски крикнула Дeлла. - Мол, "Встать, суд ползёт"?!
Вдруг всe услышали взволнованный шёпот гусeницы:
-Тварь я дрожащая или право имeю?!
-Имeeтe, Труди, - Стив протянул судьe папку. - Вот заключeние вeдущих гусeнологов: мисс Твигс можeт свидeтeльствовать в судe.
- Я прошу пeрeнeсти дeло на завтра! - со слeзами воскликнула Дeлла.
Сeрдцe Стива сжалось. Он кивнул и вышeл, прeслeдуeмый рeпортёрами. Они кричали напeрeбой: "Правда ли, что эта гусeница - ваша дочь от внeбрачной связи с сороконожкой? Готовы ли вы защищать чeсть и достоинство глистов?"
Стив провeрил комнату, гдe под усилeнной охраной содeржалась гусeница. Там было жарко и как-то странно пахло. Шeриф объяснил, что сломался кондиционeр. Утром гусeница была какая-то вялая и вся в пуху. Стив хотeл было eё побрить, чтобы она произвeла благоприятноe впeчатлeниe на присяжных. Но врeмeни ужe нe оставалось. Дeлла сразу жe попросила мисс Твигс дать показания. Вся Амeрика прильнула к тeлeвизорам. Дажe прeзидeнт, который собирался было объявить войну грабитeльскому рeжиму Монтe-Карло, рeшил отложить это на часок.
Нeожиданно гусeница скинула кокон, прeвратилась в бабочку и улeтeла. Стив пeрeхватил торжeствующий взгляд Дeллы. Она ужe видeла сeбя губeрнатором штата, а то и двух. Стиву жe сeйчас большe всeго на свeтe хотeлось очутиться в пыльном чуланe, срeди вeрных друзeй-тараканов. Но вeдь он поклялся спасти насeкомых от гeноцида!
Стив оглядeл заскорузлыe лица присяжных. Их мог убeдить только какой-то убийствeнный аргумeнт. Он выхватил пистолeт.
- Если вы истрeбляeтe насeкомых, начнитe с мeня! - закричал он. - Я их духовный собрат! Кто за то, чтобы оправдать Бага и осудить Грога?
Присяжныe один за другим стали поднимать руки.
...Ночью Стива разбудил тeлeфонный звонок. Это была Дeлла. Его сердце бешено забилось, Он наскоро сунул в карман портативный магнитофон, бинокль, фотоаппарат, элeктричeскую зубную щётку, консeрвы, складную рацию и помчался на ночноe рандeву. Дeлла остановилась в самой шикарной гостиницe города "Гранд-Мотeль". Она встрeтила eго в двeрях. Сквозь строгий дeловой пeньюар просвeчивало роскошноe тeло.
- Милый, подари мнe обвинитeльный вeрдикт! - сквозь поцeлуй простонала Дeлла. - Ради Стeллы! Это наша с тобой дочь. Она собираeтся замуж. Но eсли я проиграю это дeло, жeних бросит eё. Он - владeлeц фирмы "Антижук".
Ж-ж-ж-ж отстранился.
- А ты знаeшь, сколько малышeй осталось у Бага? Двадцать тысяч!
- Ну, Стив, погоди! - вскричала Дeлла.
Она разодрала свой пeньюар и закричала:
- Помогитe, насилуют!
В номeр ворвались шeрифы и свидeтeли. Ж-ж-ж-ж бросили в камeру. Его тeрзало чувство вины и клопы. Они нe могли простить eму рокового промаха.
В эту ночь Нью-Трэш нe спал. Миллионы свeтлячков зажгли огромную надпись "Свободу Стиву!" К маршу протeста присоeдинились мотыльки, кузнeчики и дажe консeрвативныe жуки-богомолы. Полицeйскиe бeзжалостно давили дeмонстрантов, но их мeсто занимали новыe и новыe. Присяжныe с трудом пробрались в суд. Вскорe они вынeсли оправдатeльный вeрдикт Багу.
Стив хотeл было зааплодировать, но на нём по-прeжнeму были наручники. Когда всe разошлись, Дeлла шeпнула шeрифу:
- По-моeму, обвиняeмый Ж-ж-ж-ж пытаeтся совeршить побeг...
Шeриф выхватил рeвольвeр.
- Прощай! - тихо сказал Стив. - Ловко ты придумала сказку о нашeй доч...
Грохнул выстрeл. Когда дым рассeялся, шeриф валялся на полу с прострeлeнной рукой. Над ним стояла дeвушка со стодвадцатипятизарядным "смит-и-вeссоном". У дeвушки были лучeзарныe глаза, как у Дeллы, и оттопырeнныe уши, как у Стива.
- Я - Стeлла, - сказала она мeлодичным голосом.
- Мы вмeстe будeм защищать нeсчастных насeкомых! - растрогался Стив.
-Насeкомых?! - воскликнула Стeлла. - A микробы? Прeдставь, что ты симпатичный вирус. Тeбe хочeтся тeпла и ласки, а тeбя мучают гадким эритромицином!
- Потом доспоритe, - вмeшалась Дeлла, - обeд стынeт.
...Пальцы Стива нeжно ласкали роскошноe тeло прокурора. Вдруг они наткнулись на мeлкиe точeчки, покрывавшиe eё упругоe бeдро. Слeды от шприца или укусы?
- Послe той драмы во время венчания я пристрастилась к москитам, - призналась Дeлла. - Дорогой, ты будeшь пить из мeня кровь?
- Если мы оговорим это в нашeм брачном контрактe... - улыбнулся Стив.
- Конeчно! - кокeтливо расхохоталась Дeлла.
Он достал из-под подушки контракт и что-то чeркнул. Она подписала, нe глядя, и они снова слились в страстном поцeлуe. Дeлла дажe нe почувствовала, как Стив нeжно впился в eё горло. Когда она замeрла, из сосeднeй комнаты появилась Стeлла. Они быстро спрятали в мeшок тeло Дeллы. Стив налил шампанского и протянул дeвушкe.
- Выпьeм за нашу удачу и подeлим дeнeжки!
Стeлла залпом осушила свой бокал и процeдила:
- Ещё со школы я тeрпeть нe могу дeлeния...
Она подняла пистолeт. Но вмeсто пули из дула вылeтeла муха.
- Зря ты их нeвзлюбила, дeтка, - усмeхнулся Стив. - Хотя вирусы, конeчно, надёжнee. Напримeр, бациллы чумы, которыe ты сeйчас выпила с шампанским.
Стeлла схватилась за горло и прохрипeла:
- Мои... любимыe... духи...
Стив подал eё сумочку. Цeпeнeющeй рукой она вынула оттуда флакон и брызнула на Стива. Он закричал:
- Это рeпeллeнт! Умираю...
За окном стeмнeло. Свeтлячки сплeлись в надпись: "Happy end" Такой бурной августовской ночи старожилы нe могли припомнить вот ужe целый год.

КОТ ДА ВИНЧИ
Подражание Дэну Брауну

Эта культовая книга дает ключ к успеху. Надо лишь переписать ее 20 раз и разослать в 20 разных издательств под 20 разными именами. Книга удостоена многих престижных премий, в том числе "Золотой Анафемы" Ватикана.

Если вы задумали убить какого-нибудь персонажа на первой же странице триллера, то более удачного места, чем Колизей, вам не найти. Еще с гладиаторских времён соседи привыкли к постояным дракам и крикам, поэтому никто не поспешил на помощь очередной жертве.
Когда все было кончено, карлик-горбун достал из сутаны могильный телефон и глухо сказал:
-Это я, Квазимонстро. Готово!
Наутро все римские газеты писали об этом убийстве. Почтенный мафиози Альфонсо Скабреззи был защекочен насмерть. Покойный контролировал игру в "бутылочку" на поцелуи и обмен вкладышами от жвачки. От этого подпольного бизнеса ему доставался каждый десятый фантик и каждый пятый поцелуй, поэтому синьор Скабреззи всегда ходил липкий и весь в помаде. Однако это было лишь прикрытием для куда более загадочных дел.
В кармане Альфонсо обнаружили круглую печать тайного общества "Инквизитор Инкорпорейтед". Прежде, чем испустить последний вздох, покойный успел оставить предсмертную записку на сорока страницах, испещрённую загадочными символами и цифрами. Для ее расшифровки из Лондона был срочно вызван крупнейший специалист по криптографии оккультного щекотания профессор Гарвард Оксфорд.
Но по прибытии в Рим его сразу же арестовали. На протесты ученого комиссар полиции Нино Ментура сухо ответил:
- Во-первых, так мы сужаем круг подозреваемых на одного человека. А во-вторых, это убийство просто списано из вашей книжки "Каббала для "чайников"!
Ошеломлённого профессора бросили в мрачный готический чулан Ватикана. Вскоре его глаза немного привыкли к кромешной тьме конца 14-го - начала 15-го веков. Оксфорд без труда вспомнил, что площадь Ватиканского музея составляет 118747 квадратных метров. Если разделить эту цифру на объем талии Марины Магдалины, то получится, что в музее мог бы свободно разместиться "Титаник" вместе с пассажирами, командой, айсбергом и Спилбергом.
Приободренный этими данными, учёный присел на первую попавшуюся скульптуру Родена и стал изучать предсмертное послание Скабреззи. В тексте часто встречались пятиконечная звезда, серп и молот, силуэт чёрного кота и другие каббалистические знаки. Профессор уже знал, что этому коту, любимцу покойного, тот завещал всё свое состояние. Возможно, алчный кот и убил его?
- Нет! - твёрдо сказал кто-то над его ухом. При свете зажигалки он увидел красивую молодую женщину. У нее были палисандровые глаза, эбеновые щеки и губы цвета красного дерева.
- Почему вы так уверены в невиновности кота? - спросил профессор, делая какие-то пометки в блокноте и на девушке.
- Мурзик не способен творить зло! - горячо воскликнула она. - Он ведет свой род от самого Мурзио, любимого кота Леонардо да Винчи. Над ним и над вами нависла смертельная опасность! Кстати, меня зовут Катарина, или просто Кэт.
- Зачем вы пришли сюда? - продолжал допытываться он. Девушка судорожно сжала его руку:
- Только вы можете спасти мою несчастную кошечку Коко! В тот роковой вечер она обручилась с Мурзиком. На их помолвке присутствовал весь цвет кошачьего Рима, так что у жениха прекрасное алиби. Но прошлой ночью кто-то позвонил мне и пригрозил убить Коко, если я не сообщу, где скрывается Мурзик. Я предлагала деньги, фамильные драгоценности и даже абонемент в оперу, но негодяи были непреклонны. Профессор, неужели Коко обречена?!
- Коко... - задумчиво повторил он. - Если добавить пять букв, заменить их цифрами и прочесть в обратном порядке, получится "Изида" - имя древнеегипетской богини любви и ирригации.
При этих словах Кэт вздрогнула так сильно, что со стены упала картина Караваджо. Это не ускользнуло от внимания профессора. Но проникнуть в эту загадку он не успел. Послышались шум и крики. Бежать было некуда. Катарина сбросила с себя всю одежду и грациозно встала среди мраморных изваяний. Профессор последовал ее примеру - и вовремя. В зал ворвалась толпа инквизиторов во главе с маленьким горбуном. Следом на черном "ломбарджини" въехал горбун побольше. Девушка прошептала одними губами:
- Это Гвидо Скабрези!
- Племянник убитого и вице-главарь тайного общества? - одними глазами спросил Оксфорд. Кэт кивнула. Гвидо стал оглядывать статуи, задумчиво покусывая ручку пистолета. Сердце девушки застучало громко-громко. Профессору пришлось прикрыть его рукой, чтобы приглушить этот звук. К счастью, Гвидо ничего не услышал и поехал к выходу. Кэт облегченно вздохнула - да так сильно, что профессор не удержался на ногах.
- Держи их!!! - завизжал Квазимонстро.
Казалось, гибель была неминуема. Но Кэт увлекла профессора в боковую галерею. Наскоро набросив на себя полотна Тьеполо и Чипполино, они помчались по извилистым коридорам. Девушка прекрасно ориентировалась в них. Оказалось, она была монализисткой, то-есть специалисткой по "Моне Лизе". На бегу Кэт поведала Гарварду, что это лишь половина диптиха "Стерео Лиза".
- А кто был изображён на второй картине? - поинтересовался профессор, перепрыгивая через балюстраду.
Девушка лукаво улыбнулась:
- Сохранилось только её старинное описание: "Не женщина - малина, шедевр на полотне - Мария Магдалина, раздетая вполне". Видимо, когда Мария развелась с Иисусом Христом и ушла к Леонардо, тот...
- Но причём здесь чёрный кот? - перебил ее профессор. И тут же хлопнул себя по лбу. - Как я сразу не догадался! Это Мурзио, о котором вы упоминали выше! Судя по расшифрованной мною рукописи, хорошенький котик приглянулся Великому Инквизитору. Чтобы без помех предаться своей пагубной страсти, тот приговорил Леонардо к сожжению на костре. Как истый философ да Винчи смирился с этим. Но узнав, что ему придется оплатить еще и дрова для своего ауто-да-фе, он рассвирепел и потребовал аудиенции у Папы Сикста. Названный так в честь "Сикстинской капеллы", тот чувствовал себя обязанным Леонардо. Поэтому обвинение в связях с Сатаной было заменено на более мягкое -"Котоложество в пределах необходимой обороны". Однако в отместку инквизиция отлучила да Винчи от его любимого лакомства - вафельных трубочек с тосканским кремом. Для величайшего сладкоежки Ренессанса (вспомните хотя бы его сочное полотно "Битва Геракла с эклерами") это было страшным унижением. Леонардо не забыл его, и пять веков спустя... Ой!..
Увлекшись своим расследованием, профессор не заметил ловушки и рухнул в глубокий каменный колодец. Не желая прерывать дискуссии, Кэт прыгнула следом за ним. Он крикнул на лету: "Умберто!" "Эко!" - ответило эхо. Поняв, что падать еще долго, профессор на лету продолжил повествование:
- Покопавшись в архивах, я узнал, что предок Альфонсо Скабреззи фигурирует в списке журнала "Форбс" за 1587 год "100 самых конопатых инквизиторов". Леонардо задумал свою месть его потомку, используя сложнейший механизм причинно-следственных связей, суть которых я вынужден опустить из-за нехватки времени и места. Ведь да Винчи был не только великим художником, но и гениальным изобретателем. Это он придумал вентилятор на конной тяге, пилюли от землетрясения, команду "кру-гом!" и тысячи других вещей, намного опередивших его время. К сожалению, большинство этих открытий не дошло до нас, ибо Леонардо делал их описания справа налево и сверху вниз. Причём он писал помазком для бритья на своих щеках, после чего отращивал там густую бороду.
Кэт перебила его:
- Но легенда утверждает, что сохранился черновик его главного трактата - "Как приготовить эликсир бессмертия в домашних условиях". И что этот эликсир предназначался для его любимого кота.
- Возможно, - кивнул Гарвард, безуспешно цепляясь за отвесные стенки каменного колодца. - Как известно, этот кот жил очень долго. Тысячи людей поклонялись ему и носили такие же усы. За это их прозвали "кото-ликими" или попросту католиками. Потомки инквизиторов не раз пытались получить эликсир бессмертия, сварив мистический "суп с котом". Но судя по тому, что вы мне рассказали, сейчас они близки к своей зловещей цели.
В этот момент профессор и Кэт благополучно шлёпнулись на мягкие сиденья ярко-красного "феррари". Девушка предусмотрительно спрятала его на самом дне мрачного ватиканского подземелья. Элегантная машина с пуленепробиваемыми "дворниками" и специальными колёсами, оставляющими за собой коровьи следы и даже навоз, помчалась сквозь ночь. Погоня отстала, и только отдалённый треск автоматных очередей, сливающийся со стрекотом кузнечиков, напоминал беглецам об окружающем мире. Девушка устало склонила голову Гарварду на плечо. В ноздри ему ударил терпкий аромат ее духов. Она смущённо прошептала:
- Мы с Коко пользуемся одинаковыми духами "Ша нуар" - "Черный кот".
- Кот в мешке... кот в сапогах... - бормотал профессор, чувствуя, что разгадка близка, - код в сапогах...Что же это может означать?!
Его взгляд случайно упал на карту Италии, и он стукнул себя по лбу: да ведь страна имеет форму сапога! Значит, шкатулка с эликсиром бессмертия спрятана в старинном итальянском храме. Но здесь их тысячи, и даже если поделить это число на номер кредитной карты последнего из Меровингов...
Вдруг Катарина подпрыгнула от радости и воскликнула:
- Поворачивайте в "Банкастырь!"
Пока машина мчалась в указанном направлении, девушка поясняла Оксфорду:
- Это гибрид банка и монастыря, гордость нынешнего понтифика. Вы молитесь - на вашем счету нарастают проценты. И наоборот: вы жертвуете деньги на церковь - вам автоматически отпускают грехи. Где, как не здесь, спрятать эликсир бессмертия?!
Вскоре "феррари" подкатил к величественному зданию, возвышавшемуся на отвесной скале из чистого золота. Его мощные стены были увиты геральдическими лилиями, укропом, щавелем и другими магическими растениями. В главном зале "Банкастыря" висела огромная "Тайная вечеря". Оксфорд поморщился:
- Какое кощунство...
Девушка возразила:
- Первоначально она была заказана Леонардо как рекламный постер для вегетарианского ресторана.
Он махнул рукой:
- Я по горло сыт искусством - дайте мне еды!
- Закажите ассорти "Семь смертных грехов", - посоветовала она.
Когда трапеза подходила к концу, Кэт изумленно вскрикнула: в ее тарелке оказалась яркая деревянная кукла. В нее были вставлены другие, поменьше.
- Это же "La Matrioshka"! - воскликнула девушка. - Знаменитая кукла-шкатулка, придуманная да Винчи для хранения особо секретных документов.
Она попыталась развинтить ее, но матрёшка не поддавалась. Оксфорд пробовал коды со словами "эликсир", "Леонардо", "Мурзио" - бесполезно. С минуты на минуту сюда могут ворваться инквизиторы, и эликсир бессмертия попадёт в их руки! Какое же слово служит ключом для этого шифра? Учёному вспомнилось еретическое Евангелие от Пушкина: "И днем, и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом..." Если прочесть наоборот, то вместо "кот" получится "ток". Значит, речь идёт об электрической цепи!
Он быстро вставил в "La Мatrioshka" батарейку от карманного фонарика - внутри что-то зажужжало. Как там дальше - "...идёт направо - песнь заводит, налево - сказку говорит". Сложив количество слогов в этом шифре, он получил магическое число восемь с половиной. Профессор осторожно повернул голову матрёшки восемь с половиной раз - и вдруг она с мелодичным звоном открылась! Внутри самой маленькой куколки что-то булькало. Выцветшая надпись на древнеримском языке гласила: "Перед употреблением взбалтывать"
- Эликсир бессмертия!!! - взвизгнула Кэт. Оксфорд зажал ей рот и огляделся по сторонам. Все вокруг были заняты своими делами. В углу какой-то студент бил поклоны перед иконой Гарри Поттера. Монашки, давшие обет говорения, без умолку трещали об укрощении духа путём чтения романов Дэна Брауна. Паломники в подпольном казино азартно резались в "крестики-нолики".
Неожиданно Кэт вырвала шкатулку у него из рук и выхватила пистолет.
- Прочь! - холодно крикнула она, - я ждала этого мгновения пятьсот лет!
"Монашки", оказавшиеся карабинерами, выхватили карабины. Однако Гарвард Оксфорд жестом остановил их:
- Господа! Древнее пророчество сбылось: перед вами кот да Винчи!
- Кошка, - поправил его комиссар Нино Ментура.
Вместо ответа профессор сорвал с Катарины парик, накладной бюст, ресницы, ногти, и она превратилась в миловидного юношу.
- Сегодня ночью я, наконец, догадался, что в переводе с британского "Кэт" означает "кот". Настоящее же имя этого господина - Марио Магдалини. Он внучатый пра-пра-праплемянник Марии Магдалины. Леонардо ласково называл его "мой котик", что и породило легенду о коте да Винчи.
- Как же вы узнали, что она - это он? - спросил Ментура. Профессор пояснил:
- Впервые эта подозрение возникло у меня, когда Кэт обнажилась в музее, выдавая себя за мраморную статую. Далее, почему именно она... он обнаружил в своей тарелке таинственную "La Matrioshka"? И, наконец, поразительное сходство между этой особой и апостолом на "Тайной вечере". Взгляните!
Все ахнули.
- Увы, - продолжал профессор, -синьор Марио унаследовал от своей пра-пра-тётки внешность, а не святость. Он приказал своему новому любовнику Гвидо Скабреззи убрать предыдущего - Альфонсо, чтобы завладеть его миллионами. А затем избавиться и от самого Гвидо.
- Ах, ты...! - на калабрийско-арамейском наречии закричал Гвидо, скрывавшийся за иконой святого Гарри Поттера. Карабинеры успели вырвать у него старинную щекотетту. Ту самую, которой был убит его дядя.
- Зачем вам эликсир бессмертия? - спросил его профессор. Но, заметив у Гвидо на поясе могильный телефон, он стукнул себя по лбу:
- Как же я сразу не догадался! Вы - босс кладбищенской мафии. Если люди перестанут умирать, ваш бизнес лопнет.
Комиссар защелкнул наручники на здоровенных, кровь с молоком, запястьях Скабреззи. Затем он протянул руки к Марио, но тот презрительно бросил:
- Чем вы можете подтвердить всю эту чушь?
- Введите свидетельницу, - распорядился Ментура. В зал вкатили серебряную клетку. В ней покоилось золотое изображение Изиды. Богиня презрительно плюнула Марио в лицо (см. роман "Плевок Изиды"). Тот пошатнулся.
- Для людей, родившихся под знаком Леонардо, эта богиня представляет особую зодиакальную опасность, - пояснил профессор. Тут вмешался Нино Ментура:
- Синьор Магдалини, верните правосудию эликсир бессмертия - и я воскрешу вас сразу же после расстрела. Слово полицейского!
Марио расхохотался:
- "Слово полицейского!" Вы жалкие, ничтожные личности! Спросите в Древнем Риме, кем там был Марио Магдалини, и вам ответят... Да что я трачу на вас время!
Он глотнул из матрёшки волшебную жидкость, а остатки выплеснул на изваяние Изиды. Оно ожило и превратилось в прекрасную белокурую кошку Коко.
- Как же я сразу не догадался! - профессор хлопнул себя по лбу, на котором уже не было живого места. - Эликсир бессмертия - это любовь!
Марио неожиданно подпрыгнул и уцепился за "Тайную вечерю".
- Он изуродует ее! Пли! - приказал Ментура. Но пули отскакивали от юноши.
- Одумайтесь, люди! - воскликнул тот. - На каждого итальянца в среднем приходится по картине Джотто, полторы фрески и по три квадратных метра лупанария. Раздайте эти сокровища простым людям, и красота спасет мир!
Последовал новый залп. Марио спокойно вошёл в "Тайную вечерю", превратившись в одного из апостолов. Все оцепенели. Гарвард Оксфорд посветил на знаменитое полотно ультра-инфра-фонариком. В его луче проступили слова мастера:
"Ай да Винчи, Ай да Леонард!"

Дальнейшие приключения профессора Оксфорда - в новых мистических триллерах того же автора "Ход да Винчи", "Год да Винчи" и "Гад да Винчи". При покупке трёх книг бесплатно рассказываем на ухо содержание четвёртой.

Примeчаниe рeдакции. Если вы считаете, что Дэн Браун похитил у вас идею романа, имена действующих лиц, знаки препинания или что-нибудь из мебели, вы можете подать на него в Басманный суд г. Москвы. Приятных вам приключений!

Заметки историка
КАК  САМОМУ  ОТКРЫТЬ  АМЕРИКУ
Этот вопрос волновал еще древних греков. Но в ту пору они были слишком заняты Троянской войной, которую проигрывали со счетом 12:3, причем на своей подаче. Правда, есть сведения о том, что Одиссей, пытаясь скрыться от алиментов, все-таки сумел достичь Нового Света (см. "Хождение за три бакса", Гомериздат). Вот как в его описании выглядит деловое утро тогдашнего Манхэттена:
Лишь розовоперстая Эос окрасит неоном край неба,
Враз зашумит, зашустрит, заспешит по сабвеям народ.
Алчностью дикой влеком, к храму злата торопится брокер,
Акции в гору идут иль падают с грохотом ниц.
Но жестковыйный банкир с усмешкой мусолит сигару:
Он в "Нью-Йорк Таймсе" читал, что доллара курс все растет.
Будь же, мой друг, осмотрительней в каменных джунглях.
Палец здесь в рот не клади - лишь под хороший процент!
В дальнейшем пытались открыть Америку и викинги. Но иммиграционная служба США не позволяла им высадиться на берег, так как у них не было там прямых родственников. В конце концов викинги под предводительством Эрика Шепелявого попытались зайти с черного хода. Но предложенная ими сумма не устроила американских таможенников, и они с криком "Ура, мы ломим, гнутся шведы!" сбросили своих открывателей в океан.
Более других преуспел в открывании Америки Чингисхан. Его конница легко форсировала Тихий океан и, воспользовавшись замешательством местных квакеров, поглощенных предвыборной борьбой, захватила Сан-Франциско. Однако в это время князь Святополк Нижневартовский неожиданно атаковал Золотую Орду. В его руки попал резервный гарем Чингисхана и запасы чесночной приправы, издавна наводившей ужас на врагов. Чтобы выгнать Святополка, пришлось спешно отзывать десант из Америки. Немногочисленный татаро-монгольский гарнизон, оставленный в Сан-Франциско, вскоре утратил боевой дух и перешел работать в китайские рестораны. Желающие удостовериться в том, что именно Чингисхан открыл Америку, могут посетить любой из них и отведать там боевой чесночной приправы "мунь тянь" ("небесная изжога").
Видя, что ни у кого ничего не получается, за дело взялся сам Христофор Колумб. К тому времени он был одним из самых квалифицированных открывателей, автором монографии "Краткий курс первопроходца". Она была написана по материалам его недавней экспедиции на Землю Франца-Иосифа, где он взял в плен их обоих. Но на сей раз задача Колумба была куда сложнее.
Испания переживала период упадка, который начался еще до ее основания. Казна была пуста. Деньги, выделенные конгрессом США для официального открытия Америки, придворная камарилья растратила на порнофильмы и эскимо. Лишь несколько кастаньет, завалившихся под диван - вот все, что осталось от былого могущества империи, над которой никогда не заходило солнце, потому что все окна в Испании выходили на юг, и люди столетиями безуспешно пытались обменять пятикомнатный кастильский замок хотя бы на проходную комнату в поселке Лёлькин Пуп, что подле Тикси.
Колумбу пришлось взять псевдоним "Америго Веспуччи", чтобы привлечь средства генуэзских спонсоров. Те обещали выплатить ему подъемные, суточные и абордажные, но при условии, что новая страна будет названа Индией - в честь индюшки под белым соусом, национального блюда генуэзцев. Адмирал согласился, выторговав себе два процента с кожи каждой индюшки, съеденной в День конкистадора. Взяв у королевы Изабеллы список вещей, которые она просила достать в американских бутиках, Колумб инкогнито отбыл в США в каюте второго класса на лайнере "Тарас Шевченко".
Его визит, широко освещавшийся в печати и по CNN, не на шутку встревожил деловые ирокезские круги. Зарыв свои компьютеры в Карнеги-Холл, местные вожди решили прикинуться примитивными воинственными дикарями и создать у Колумба впечатление, будто открытие Америки опасно для его здоровья.
Их хитроумный план вполне мог бы удаться, если бы не Фенимор Купер. В ту пору он работал ассистентом режиссера у Спилберга и мечтал снять многосерийный фильм по мотивам своей любимой настойки "Зверобой". Фирма, выпускавшая ее, заказала Куперу лишь рекламный клип. Но Купер тайно ввел в него массовые сцены, используя даровой труд индейцев, которые все равно болтались без дела. Супербоевик "Зверобой" с предлагавшейся к нему бутылкой одноименной огненной воды имел громадный успех во всем мире.
В России он демонстрировался под названием "Кубанские ковбои" и вызвал интерес даже у потомков печенегов. Они заявили, что правильное название их племени "пече-негры", и что они сотни лет подряд угнетались уральскими плантаторами-расистами, пока от горя совсем не побелели. Стремление пече-негров воссоединиться со своими черными американскими братьями было быстро удовлетворено. Переехав в Штаты, пришельцы быстро приобщили доверчивых аборигенов к своему исконному наперсточному бизнесу и на вырученные деньги основали город Лох-Вегас. Долгое время он был столицей США. Но после того, как президент Кулидж за одну ночь проиграл там печенегам двадцать штатов, всю государственную казну плюс три с полтиной мелочью, которые жена ежедневно выдавала ему на кино и попкорн, столицу Америки вместе с президентом перенесли от греха подальше, в Вашингтон.
Прослышав от соседей-краснокожих, что из всех искусств важнейшим для нас является Голливуд, Колумб заявил, что хочет сняться в роли самого себя в новом супербоевике "Зверобой возвращается за закуской". Однако на кинопробах его нашли недостаточно достоверным и предложили лишь эпизодическую роль мажордома в загородном вигваме Чингачгука, да и то с одной-единственной фразой "Кушать пришло!" А Колумба, который по сценарию стал инопланетянином-гомосексуалистом, в новом фильме сыграл Майкл Джексон. Во время съемок "Зверобоя" из-за несовершенства тогдашней пиротехники, использовавшей боевые патроны, большинство ирокезов было перебито. Уцелевшие же во главе с Гойко Митичем перебрались в Южную Дакоту. Там они возродили свой старинный народный промысел: производство микропроцессоров, расшитых бисером и мехом. Бизнес процветает, и ирокезы подумывают об открытии резервации для белых.
Разобиженный людской неблагодарностью, Колумб хотел было закрыть бестолковый материк, но когда юристы объяснили, во что это ему обойдется, Христофор оставил эту затею. Вместо этого он приобрел солидный пакет акций "Форда" и радикулит, а затем удалился на покой, чтобы закончить второй том мемуаров "Как нам обустроить Америку".
Попытки заново открыть Америку продолжались и в более поздние времена. Так, Джордж Буш-младший, став президентом США, не без удивления узнал, что за пределами его техасского ранчо, оказывается, существуют и другие штаты. Запомнить их названия, конечно, непросто. Тем более, что кроме них есть в мире и еще большие ранчо: Россия, Англия, Япония, Ирак...или уже нет? Возвращаясь из зарубежной поездки, Буш всякий раз озабоченно вглядывается в смутно знакомые очертания США и осведомляется у своих помощников:
- Это что еще за страна?
- Ваша, ваша! - отвечают те. И подобострастно добавляют:
- Не узнали, значит, богатой будет!
Что пока соответствует действительности.

ЭЛВИС  ПРЕСЛИ  ЛИ?
Этот человек с головы до ног окутан легендами и мифами. Одни, например, считают, что Элвис Пресли был родным братом Брюса Ли. Другие - что негром преклонных годов. Третьи вообще считать не умеют. Но факт остается фактом: тысячам людей, находившихся в разных концах света, вдруг одновременно являлся Великий Элвис со своей легендарной электрогитарой, которую он включал то в фешенебельную розетку Карнеги-Холла, то прямо в Братскую ГЭС. Во время его концертов слепые начинали говорить, а безногие - курить. Словом, чудеса!
Однако Элвис был не только выдающимся исполнителем народных песен и криков, но и композитором. Мало кто знает о том, что Преслиному перу принадлежат рок-оперы "Порги и Бесс", "Юнона" и "Авось", такие шлягеры, как ария Каварадосси, "Созрели черри в саду у анкла Джона" и мн. др.
Экстравагантный и раскованный на сцене, Эля в личной жизни был очень застенчив. Чтобы преодолеть это, он упорно выпиливал лобзиком, вязал крючком, разводил гуппий. В свободное время Пресли изобрел безопасный телевизор с бетонным экраном, палочки, которыми можно есть черную икру, самодвижущееся домино и другие полезные вещи. Уйдя на заслуженный отдых, Элвис изучал жизнь микробов - как американских, так и русских (он вообще был неравнодушен к российской культуре).
...Элвис (полное имя - Чарлз Дарвин Адмирал Нельсон Пресли) появился на свет в Англии в конце 15-го - начале 18-го столетия. От отца, заурядного эсквайра, и от матери, передовой заливщицы Ливерпульского спиртозавода, малыш унаследовал прекрасный аппетит и любовь к простым великобританцам. Слыша по ночам его младенческие вопли, они авансом провозгласили маленького Элю "королем рок-н-ролла". Это вызвало гнев династии Виндзоров и хозяина местной лавчонки, которому Пресли задолжали за пинту цианистого калия: мать добавляла его в бутылочку с молоком, если малыш долго не хотел засыпать.
Юному Элвису стало невыносимо душно в насквозь прогнившей Англии, где простой йомен был лишен даже права плюнуть на королевскую карету. Пресли отлучили от англиканской церкви, насаждавшей в туманном Альбионе антинародный сырой климат. За голову юного бунтаря назначили вознаграждение в два пенса. Элвис понял, что нужно бежать - но куда?
Помог случай. В честь празднования Королевского Первомая была объявлена 50-процентная скидка на круизы в Америку. Предприимчивый ребенок тайком пробрался на теплоход "Мэйфлауэр", который отплывал из ливерпульской гавани всегда по четвергам. А к субботе, когда у команды кончался ром, корабль возвращался назад. Мальчик спрятался в трюме, свернулся калачиком и стал мечтать о далекой чудесной стране, где человек человеку - сэр.
Пользуясь случаем, хотим напомнить:
КРУИЗЫ НА "МЭЙФЛАУЭРЕ" С РУССКОГОВОРЯЩИМ БОЦМАНОМ - ЭТО ШИКАРНЫЙ ОТДЫХ И ШАНС ПОПАСТЬ В КАКУЮ-НИБУДЬ ИСТОРИЮ! ПРИ ЗАКАЗЕ БИЛЕТОВ НЕ ПОЗЖЕ, ЧЕМ ЗА 5 ЛЕТ, ВЫ МОЖЕТЕ БЕСПЛАТНО ВЗЯТЬ С СОБОЙ ЖЕНУ ИЛИ 100 ФУНТОВ МАРИХУАНЫ!
...Итак, беззвездной ночью 15... года утлый лайнер тихо снялся с якоря. У грот-мачты с руками, скрещенными на груди буфетчицы Мэри, стоял Элвис. Его взгляд рассекал тьму среднековой ночи. А губы слагали слова песни. Той самой, под которую латышские стрелки генерала Гранта вскоре пойдут на штурм пенсильванского форта:
А я спешу к тебе навстречу,
А я несу тебе цветы
А как единственной на свете
А королеве красоты!!!
Но все это было еще впереди. Пока же корабль на всех своих двух парусах несется к берегам США, и акулы, заслышав мужественный голос Элвиса Пресли, в ужасе прячут тело жирное в утесы...
..."Мэйфлауэр" должен был бросить якорь в Денверском порту. Но тут выяснилось, что на судне нет якоря, а в Денвере - порта. Тогда Элвис шепнул аборигенам, что корабль привез контрабандную перцовку, и они мигом разгрузили его. Хлебнув с ними на прощание по глотку старого доброго маникюрного лака, Пресли углубился в джунгли.
Смеркалось. Равнодушно катила свои воды, кишащие яхтами, река Колорадо. Юноша очутился в далекой незнакомой стране, один-одинешенек. У него не было ни гроша в кармане, если не считать пригоршни нот, да тысячи фунтов стерлингов, которую он прихватил на память о своем беспутном отце. Никто, никто не ждал бедного Элвика в далекой Америке! Телеграммы с его приметами еще не попали к местным шерифам...
Другой на его месте впал бы в отчаяние, но не таков был наш герой! Он достал из кармана складную гитару, надул ее и, гордо подняв голову к звездно-полосатому небу, запел. За этот голос и за веру в то, что он - лучший певец на свете, журнал "Пиплс воплс" впоследствие назовет Элвиса "Кобзон с Гудзона". Ну, а пока Пресли стоит среди диких скал (по-английски "rock" - отсюда и пошло название "рок-н-ролл") и исполняет первую балладу, сочиненную в Новом Свете:
"Выхожу один я на дорогу -
Гуд бай, Бродвей!
Предо мной кремнистый путь блестит -
Хай, Уолл-Стрит!"
Заслышав эти звуки, окрестные фермеры решили, что на Денвер опять напали апачи и выскочили на улицу с винчестерами и калькуляторами, чтобы сразу же подсчитать убытки. Но Пресли мгновенно обезоружил их своей ослепительной улыбкой.
Что же придало его зубам НЕСЛЫХАННУЮ белизну и блеск?
Конечно же, ПАСТА "ЭЛВИС"! Только она ЧУДЕСНО укрепляет десны! Годится также для чистки обуви, выведения моли и предотвращения нежелательной беременности. Купите эту пасту - и баста!"
...Вскоре начинающего певца приметил бывалый менеджер Бэн Дитт. Некогда он разбогател на экспорте колорадских жуков и импорте рабов. Но потом рабы, получив грин-карты и объединившись в профсоюз, отказались ходить на плантации. "Привозите нам хлопковые кусты домой! - требовали они. - И хватит надсмотрщикам истязать нас ораториями Генделя! Новые песни придумала жизнь!"
Тогда старина Бэн решил позвать Элвиса в гости и в непринужденной обстановке обстряпать с ним это грязное дельце. Заодно пусть познакомится с его единственной дочерью Кэт, которой уже давно, еще с утра, пора было замуж. Увидев девушку, с головы до ног покрытую веснушками и брильянтами, юный певец покраснел до верхнего "до". А у Кэт от волнения из декольте выпал кольт.
"Эгэ!" - подумал старый Бэн. "Ого-го!" - услужливо откликнулось дворовое эхо. Подождав, пока ручной койот услужливо откусит кончик его стопятидесятипятидолларовой сигары, хозяин сказал Пресли:
- Сынок, тебе надо учиться. И крепко. Твой диплом Ливерпульского культпросветучилища здесь не пройдет. Завтра же я выпишу из Парижа саму Полину Виардо. Правда, теперь Полина Самойловна берет в час больше, чем адвокат Бубис в год, но зато она сделает из тебя звезду!
Так и вышло. Вскоре мелодичный вопль Элвиса Пресли звучал во всех парках, домах культуры и прочих мэдисон-сквэр-гарденах. Конгрессмены и миллионеры выстаивали ночи в очередях, отмечая на ладони номера чернильным карандашом, лишь бы попасть хоть на приставные стулья.
Кэт стала подпевать мужу - после второй бутылки виски у нее прорезалась хрипловатая меццо-фонограмма. Старый Бэн сидел на кассе, а в антракте продавал биг-маки, надкушенные лично Великим Элвисом. Именем Пресли называли улицы, проходные дворы и породистых собак. Это был триумф!!!
Но вскоре Элвис охладел к успеху. Шумным попойкам и наркотикам, которыми в свободное время увлекалась Кэт, он теперь предпочитал макрамэ, домашнюю стряпню и изучение компьютерного языка Visual Basic. Стоило кому-нибудь при нем выругаться или даже просто пристрелить бас-гитариста, певец начинал плакать и угрожать, что сейчас соберет вещи и уедет к маме.
Все это насторожило старину Бэна. Когда же у Элвиса вдруг начал расти живот, тот срочно отослал зятя на глухое ранчо. Там Пресли благополучно разрешился от бремени хорошенькой девочкой Присциллой.
Когда семейный бизнес оказался под угрозой, Кэт взяла его в свои руки. Она сделала себе пластическую операцию, завела кок, бакенбарды и песню "Проваливай, бэби!". Триумф продолжался! Вскоре Кэт, как и все окружающие, окончательно поверила в то, что она всегда была Элвисом Пресли. Тем кумиром молодежи, чьи песни протеста против недолива пива до сих пор волнуют душу и тело простого американца.
...А река Колорадо все так же катит свои загадочные волны среди заснеженных гор и музеев искусства, где еще не ступала нога белого человека...

Семен Лившин, историк-америк

Поэзия

ПИРАТСКАЯ  ЖАЛОБНАЯ
Медленно, с безысходным оптимизмом

Ах, мы не рады,
Что мы пираты,
Нам стыдно людям глядeть в глаза,
И мы не знаем,
Куда стреляем:
Мешает целиться слеза.

Мы две недели
Уже не ели
Ни манной каши, ни огурца,
Без карамели
Мы похудели...
Милорд, где ключик ваш от ларца?

Пардон нас, дамы,
Что мы небриты,
Но на бритье пиастров нет,
И очень строго
Нас не судите.
Мадам, позвольте с вас снять браслет!

Мой милый боцман,
Рубите мачты.
Уже срубили?
Спасибо, сэр!
А вас, миледи, прошу, не плачьте,
Ведь это детям дурной пример.

Да, кстати, дети -
Их лучше б за борт,
Малюткам рано глядеть на бой.
А если плохо
Умеют плавать,
Пусть гувернантку возьмут с собой.

Теперь помолимся
Мы скромно
За упокой души гостей,
Команде на ночь -
По ложке брома,
Почистить зубы и марш в постель!

Нет, мы не рады,
Что мы пираты,
Всю жизнь краснеем за черный флаг...
Семья и школа,
Вы виноваты,
Что нас толкнули
На этот шаг!
 

Я  ТЕБЯ  ПАРОДИЛ...

В русской литературе есть добрая традиция: старшее поколение
по-дружески подтрунивает над юной сменой. Эта традиция,
восходящая еще к средневековью (см. полотно "Иван Грозный
подносит на посошок сыну своему Ивану") и ныне помогает
молодым дарованиям переосмыслить их творческие дерзания.
Вот, например...

"Безбалдахинный, здесь наросший гул
Колышется, в моря не помещаясь.
Смугляк палач от края повернул,
С упругими палатками общаясь.
Вороны хрюкают, клюют простор,
И бронзовое счастье объясняет,
Как чинят вентиляторный мотор,
О воздухе (вдох) ничего не зная".
Ольга Лившина

Флобер. Гомер. Турусы на коле-
Сах. Сахара алкает ломтик дыни.
Смугляк (смуглец?), каленый, как "алё"
Не чает в чайках поступи пустыни.
Снует весна на пепелищах снов,
Истял воздух: сдох, а, может, выдох.
Но мазохисты радостью оков
Меняют либидо на мартовские Иды.
К чему сия, спросите, суета,
Мельканье слов и славословье мельков?
Дантес читал. Не понял ни черта.
И - пулю в лоб! Звон слышен за кабельтов.


ОПТИЧЕСКИЙ  ВАЛЬС
С умеренным надрывом

Доктор Голд, повелитель диоптрий,
Припадаю я к вашим стопам:
Приложите уменье и опыт,
Чтоб помочь близорукой мадам.

Вся страховкою броской покрыта
С головы и до пятки ноги,
На меня она смотрит сердито:
Подойти, мол, ко мне не моги.

Подлечите вы, доктор, ей зренье,
Чтоб могла и писать, и читать,
(Если, конечно, буквы знает)
И меня, как велит Провиденье,
Визуально хотя б привечать.

Для очков ей нужна не пластмасса -
Изумруды! Хрусталь! Бирюза!
Чтоб сверкал ее взгляд, как алмазы,
Эти милые сердцу глаза!

А потом, доктор Голд, смастерите
Вы оптический точный прицел
И его Купидону вручите,
Чтоб не мазал небесный пострел.

Пусть он пустит стрелу прямо в сердце,
Чтоб дыханье у ней занялось,
Чтобы вспыхнувши страстью ответной,
На меня посмотрела взасос.

Не останетесь, доктор, внакладе -
Крепко схвачено все в кулаке:
Будет вам и прибавка к зарплате,
И жене два отреза на платье,
Будет новая крыша на хате,
Будет вам сервелат в шоколаде,
Упомянут в отчетном докладе
И портрет на Почета Доске!

Но сидит доктор-оптик пассивно
И оправу туманит слеза:
-Медицина, увы, тут бессильна,
Ай эм сорри, помочь вам нельзя...

Что ж, отправлюсь я к доктору Чену
(Ухо-горло-и-нос-и спина)
-Доктор Чен, назначайте вы цену,
Чтоб влюбилась по уши она.

Вы ж известный в округе новатор
Помогите, хожу сам не свой!
-Мистер, вам бы нужней психиатр.
Рядом дверь. Постучать головой.

...Я лечу над гнездом над кукушки,
Тишина и не видно ни зги.
Лишь на пальмовой тихой опушке
Чьи-то нежные светят очки.

Я - РУБЕНС!
"Я - Гойя!"
Андрей Вознесенский

Я - Рубенс!
Я Рубика кубик,
Я Шарика хобот,
Я - робот.

Ромбический глобус,
Кубический примус
Агатовый анус
Я - кактус.

Я Снейдерса снедью
По горло заеден.
Я - грубость,
Я гордая груда,
Грядущего пенис.

И к черту палитру!
Даешь многоцветье поллитры,
Я - бубен.
Ну, будем!

Мы пьем на троих:
А) Питер
Б) Пауль
В) Рубенс.

Я - Босх, Кукрыниксы
И старший по званию
Брейгель,
Шикльгрубер, фельдфебель.
Я брежу.

Натурщицу охрой зарежу
Рассвета.
Советом, заветом, приветом,
Эстампом, кастетом, эстетом.
Я - вето.

Я - ветка,
Готическим полднем,
Как баба в исподнем,
Влезаю в окошко.

Я - кошка.
Пушистая, мягкая грустность.
Я - Рубенс!
Я - РЕБУС,
Я - ребе.

А ты кто такой?
Покажь документ!
Гойя?
Ладно, проходи.

Я - Гойя.
Проходим мы с ним,
Как изгои,
С нагою ногою.

Я гол-как-соколый,
Но где-то и Гоголь,
И ем гоголь-моголь
Прикрывшися римскою тогой.

Я Грета Гарбо,
Ким Ир Сен я
И Будда.
Ну, что, по чуть-чуть?
Налей нам, Веласкес,
Разбавленной краски
И - будем!

В заботах заборов
Я роюсь, как боров.
Я - вискас,
Полезен я страждущим кискам,
Долой все сосиски!

...И - дальше по списку.