Меркурий. Д. Г. Лоуренс

Было очень жаркое воскресенье. Отдыхающие стекались на гору Меркурий, чтобы подняться на 2000 футов над туманной дымкой долин. Ведь лето было очень влажным, и внезапная жара покрыла землю горячим паром.
Каждый раз, когда происходил подъем, фуникулёр был переполнен. Он тянулся вдоль крутого склона, который у вершины выглядел почти перпендикулярным: стальная нить рельсов в море сосен, висящая, как железная верёвка вдоль стены. Женщины затаивали дыхание и закрывали глаза. Некоторые смотрели назад, на опускающийся уровень реки, тусклой и покрытой паром, простирающейся далеко за границу.
Когда вы добирались до вершины горы, там нечего было делать. Гора была конусом, покрытым соснами; тропинки вились между высокими стволами, вы могли ходить по ним и смотреть на проблески мира вокруг себя: на тусклую далекую речную равнину с блеском широкого потока на западе, на чёрные, поросшие лесом горы с изумрудными полянами и парой белых домиков - на юге, на долину с двумя деревнями, фабричными трубами, шпилями церквей и холмами за ними - на востоке, на крутые горы с красноватыми камнями и красноватыми развалинами замка - на севере. Горячее солнце жгло сверху, и все было покрыто паром.
Только на самой вершине горы была башня - сторожевая башня, и ресторан с садом, где пили пиво. Маленькие круглые жёлтые столики стояли под каштановыми деревьями, а ниже, на склоне, был разбита альпийская горка. Но деревья, расположенные дальше, теряли свою ухоженность и превращались в дикий лес.
Воскресная толпа сходила с фуникулёра волнами. Волнами люди наполняли сад ресторана. Но за столики садились немногие. Никто не тратил денег. Некоторые платили за то, чтобы подняться к сторожевой башне и посмотреть на чёрные, покрытые паром холмы и полуподжаренные деревни. Затем толпа рассеивалась по тропинкам, чтобы посидеть в прохладной тени деревьев.
Ни дуновения ветерка. Лежа и глядя ввысь, на косматые дикие сосны, трудно было решить, то ли чистые высокие стволы поддерживали верхний ярус тёмной чащи, то ли они спускались с него, как огромные тросы, протянутые вниз. Как бы то ни было, между миром древесных крон и миром земли протянулись дивные шнуры бесчисленных гордых стволов, чистых, как дождь. И когда вы внимательно присматривались, вы видели, что верхний мир едва заметно колышется, чуть качается круговыми движениями, а нижние стволы остаются неподвижными и монолитными.
Нечем было заняться. Во всем мире нечего было делать, и ничего не могло быть сделано. Почему мы все должны подняться на вершину Меркурия? Нам нечего там делать.
Какая разница? Мы ступили за пределы мира. Пусть он допечёт до готовности свою полусырую реальность, расположенную ниже. На горе Меркурий мы не замечаем ее. Мы даже не утруждаем себя тем, чтобы бродить и собирать сочную синюю кисловатую чернику. Просто лежи и смотри на стволы деревьев, чистые, как дождь, и похожие на струны, протянутые между двумя мирами.
Часы проходят один за одним: люди уходят, бродят, возвращаются вновь. Они уже почти не шумят. Вы идете за прохладительным. Зяблики бегают между столиков, люди смотрят друг на друга, но не внимательно, а отстранённо.
Не остается ничего другого, кроме как вернуться и лежать под соснами. Нечего делать. Но и зачем что-то делать? Желание делать что-либо исчезло. Стволы, похожие на дождь, достаточно активны и без нас.
У подножия древней башни стоит старый камень, круглый и плоский, на котором выпукло изображен бог Меркурий, очень потрёпанный. Там также есть алтарь (или жертвенник). И одно, и второе осталось с римских времён. Предположительно, римляне поклонялись Меркурию на вершине горы. Потрепанный бог со своей круглой головой в форме Солнца и пустыми глазами выглядит очень невыразительно, исполненный в пурпурно-красном местном песчанике. И никто больше не бросит зёрен в отверстие жертвенника, который тоже сделан из простого пурпурно-красного песчаника - эндемической породы, которая имеет мало общего с римлянами.
Воскресная толпа даже не смотрит. Зачем? Они продолжают гулять между сосен. Многие сидят на скамьях, многие лежат на шезлонгах. Это время после полудня – очень жаркое и очень тихое.
Это длится, пока с верхушек сосен не начинает доноситься тихий свист и во всемирном полусознании дня не ощетинивается некоторая тревожность. Толпа начинает волноваться, глядя на небо. И действительно, на западе поднимается плоская тьма, украшенная белыми завитками и размытыми перьями. Она выглядит очень зловеще. Под внезапным странным шепотом верхних сосен начинается приглушенный шум испуганных голосов.
Они хотят спуститься. Толпа хочет спуститься с горы Меркурий, пока не началась гроза. Любой ценой спуститься с горы! Они устремляются к фуникулёру, а небо в это время чернеет с ужасающей быстротой. И когда толпа спешит вниз, к маленькой станции, сверкает первая вспышка молнии, за ней немедленно следует раскат грома, и наступает темнота. Одним странным движением толпа находит убежище на веранде ресторана, молчаливо толпясь между маленьких столиков. Нет ни дождя, ни сильного ветра – только внезапный холод, который заставляет людей тесней прижиматься друг к другу.
Они так и делают, в напряжении и темноте. Они стали своеобразно едины, словно сплавились в одно тело. Когда ветер приносит прохладное дуновение на веранду, голоса жалобно бормочут, как птицы в листве, а тела сильнее прижимаются друг к другу в поисках тепла.
Кажется, что темнота, глубокая, как ночь, продолжается долго. Затем молния внезапно танцует белыми вспышками по полу, танцует и дрожит на земле, вверх-вниз, и высвечивает белизной шагающего человека, освещая его только до бедер: белого, обнажённого, шагающего, с огнем на пятках. Кажется, что он спешит, этот огненный человек, чья верхняя половина скрыта темнотой, и маленькие белые огоньки на его голых пятках кажутся дрожащими. Его плоские мощные бедра и ноги, белые, как огонь, быстро шагают по открытому пространству перед верандой, и маленькие белые огоньки дрожат на его щиколотках в такт шагам. Он торопится куда-то.
Под раскатистый удар грома видение исчезает. Земля дрожит, и дом погружается в полную темноту. Из толпы раздается слабое хныкание, когда на веранду врывается холодный воздух. Но дождя всё нет. Облегчения нет: ожидание длится долго.
Блистающая и ослепляющая, вновь появляется молния; странный глухой стук слышится из леса в тот момент, когда все маленькие столики и скрытые стволы становятся на миг ярко освещёнными. Затем раздается гром, под которым дом и толпа шатаются, словно от взрыва. Гроза бушует прямо над горой. Запоздалый звук ломающихся ветвей доносится из леса.
И вновь белая вспышка молнии видна на земле, но ничего не шелохнется. И вновь – длительные, грохочущие, незамедлительные раскаты грома, один за другим, в темноте. Толпа тяжело дышит от страха, потому что молния сверкает белым пламенем опять, и вновь слышно, как что-то ломается в лесу, когда ударяет гром.
Наконец, в эту грозовую неподвижность врывается ветер, который несёт с собой огненный полёт кусочков льда и внезапный рёв сосен, похожий на шум штормового моря. Толпа вздрагивает и отступает назад, потому что льдинки жгут лицо, как огонь. Рёв деревьев настолько увеличивается, что становится похожим на великую тишину. Через неё слышится треск и хруст древесины; ураган сосредоточился над самой горой.
Начинает сыпаться град, его рёв заглушает все остальные звуки, он тяжело молотит по земле, по крышам, по деревьям. И когда толпа неудержимо врывается глубже в здание, спасаясь от этого ледяного дождя, среди этой грубой темноты слышится звон и треск падающих вещей.
Кажется, что прошла вечность страха, но буря заканчивается внезапно. Снаружи виден слабый проблеск жёлтого света, который падает на снег и бесконечные обломки веток и вещей. Воздух очень холоден, всё дышит льдом и глубокой зимой. Лес выглядит измученным, возвышаясь над белой землёй, где шарики льда лежат мириадами, 6-дюймовым слоем, покрытые мусором из сучьев и предметов, которые они сломали.
«Да! Да!» - говорят люди, преисполняясь внезапной смелости при виде жёлтого света. «Теперь мы можем идти!»
Первые смельчаки выходят вперед, подбирая большие градины и указывая на перевернутые столики. Другие не задерживаются. Они спешат на фуникулёрную станцию, чтобы посмотреть, работает ли подъёмник.
Фуникулёрная станция находится на северном склоне. Мужчины возвращаются и говорят, что там никого нет. Толпа начинает ступать на влажную хрустящую белизну града, с любопытством расходясь по сторонам и ожидая служащих, которые управляют фуникулёром.
С южной стороны сторожевой башни на холодном, но тающем льду лежат 2 тела. Их синие униформы кажутся чёрными. Они оба мертвы. Но молния полностью сожгла одежду на ногах одного из них, поэтому он лежит обнаженным от пояса. Его щека прижимается к снегу, и 2 капли крови стекают с его носа на большие светлые военные усы. Он лежит рядом с жертвенником. Его спутник - молодой человек – лежит лицом вниз на расстоянии нескольких ярдов от него.
Начало появляться солнце. Толпа смотрит на трупы в молчаливом ужасе, не решаясь дотронуться до них. Почему они, эти мертвые операторы фуникулёра, пришли на этот склон горы, в конце концов?
Фуникулёр не работает. Его повредила буря. Толпа начала спускаться по голому склону, увязая в слякоти тающих градин. Всюду топорщатся сломанные сучья и ветки сосен. Но кусты и лиственные деревья стоят совершенно голыми, что выглядит как чудо. Земля ниже по склону - тоже голая, словно зимой.
«Настоящая зима!» - шепчутся в толпе,спеша в испуге вниз по крутому, извилистому спуску, выдираясь из лома упавших сосновых ветвей.
Солнце, тем временем, начинает парить опять.

(Переведено 25 сентября 2013)