Сусальная принцесса

 
   
   Незадолго до отъезда из Везельска  я зашел в ЗАГС, где мне поставили в паспорт печать о разводе. Когда я приехал в Москву, одна половина моей души еще страдала по бывшей жене и сыну, но  другая ее половина жаждала новой любви.
    В первые  дни моей московской жизни мое внимание приковала     Ира Ковалева - довольно высокая  аспирантка лет двадцати шести.    Гибкое стройное тело, золотистые длинные волосы, нежная матовая кожа,  голубые глаза, очаровательная улыбка, золотистое платье делали ее похожей на принцессу из мультфильма. 
    Мы учились на одной кафедре. Она была старостой нашей группы.  Я нередко заходил к ней в гости. Пили чай, разговаривали. Кое-что узнал о ней.
    Она приехала из Магнитогорска. Несколько лет назад она вышла замуж, но детей у нее не было. В последние годы ее муж работал в Чехословакии. О нем она отзывалась довольно холодно.
    Я заметил, что, несмотря на старательность и трудолюбие, она не обладала ни глубиной мышления, ни обширными  знаниями. Когда  я пытался поговорить с нею о писателях или  о художественных текстах – она   лишь молча улыбалась.   
   Однажды она предалась воспоминаниям:
   - На свадьбе мне говорили: «Ты настоящая принцесса.  Виктора ты сделаешь королем».
   Когда она произносила эту фразу, на ее лице блуждала  ностальгическая улыбка.

   Стоило мне влюбиться в нее, как я сразу  утратил  уверенность в себе. В ее присутствии меня охватывало  волнение, и мое поведение становилось  неестественным, фальшивым, неадекватным.
 
     Один раз мы вместе с нею ехали с нею в метро. Вагон был переполнен.  Один крупный мужчина лет сорока пяти сильно придавил Иру к железной стойке. Я  пришел ей на помощь.
   - Будьте осторожнее, - сказал я мужчине недовольно. - Вы придавили девушку.
    Это была не ревность, а забота о спутнице. Мужчина решил, что я обвиняю его в приставании. Он вышел из себя, побагровел, затрясся всем телом  и на весь вагон  дико закричал на меня.
  Ира была страшно смущена.
  - Не надо так больше, - буркнула она, когда  мужчина вышел на остановке.
   Мне и самому  было стыдно за свой поступок.
 
    Я никогда не говорил ей о своих чувствах к ней, но по моему   поведению о них не трудно было догадаться.   
  В разговоре со мной она раскритиковала одного аспиранта-третьекурсника, высокого, гибкого мужчину лет тридцати трех, жившего в соседней секции.
  - Дерзкий, невоспитанный. Отказался мыть стену в коридоре, когда я ему дала задание.
   Казалось,  антипатия, которую она испытывает к соседу,  несовместимо с любовью. Но женское сердце  непредсказуемо. Спустя неделю она призналась мне, что влюбилась в дерзкого мужчину.
  - Ты же говорила, что он тебе не нравится, - сказал я, испытывая ревность и досаду.  – По твоим словам, он  грубый, невоспитанный…
  - Да, я так считала. Но что-то изменилось во мне. Наверно, противоположности притягиваются, - сказала она.
«Скорее ты сделаешь своего мужа рогоносцем, чем  венценосцем», - подумал я.
  Как ни странно, с тем аспирантом у нее не получилось романа: мужчина хранил верность жене.
   Как-то я  увидел ее на улице со знакомым аспирантом.  Стройная, яркая, в темно-зеленой вельветовой  куртке, она удивительно гармонировала с ним.  Спустя какое-то время ко мне подошел приятель.
- Видел вас вместе с Ириной. Отлично смотритесь вдвоем. Вы идеально подходите друг другу, - проговорил он восхищенно.
- По моим наблюдениям, она идеально подходит любому мужчине, - ответил я.
   Когда я осознал,  что у меня нет ни малейшего шанса на взаимность, моя любовь быстро сошла на нет. Ко мне вернулся рассудок.  Я пожалел, что потратил на нее месяц жизни и досадовал и на себя, и на нее. В следующий раз, когда  во время поездки в метро ее снова придавили к железной стойке вагона,  я  проявил завидное хладнокровие и наблюдал за этой сценой  с тайным злорадством.
   Зимой я собрал всех наших однокурсников у себя в комнате.  Пришла и Ковалева. Пили вино, закусывали, пели песни.  Артур,   толстый, лысый армянин (правда, веселый и общительный), возложивший на себя обязанности тамады, предложил выпить за родителей.
  - За родителей! – кричали все и выпивали рюмки.
   Мне показалось, что организованная мною вечеринка прошла успешно.
   Прошло месяца два после нашего сабантуя. В разговоре с Ирой я напомнил о нашей гулянке. Она долго не могла понять, о чем идет речь. Я напомнил.
- А..  У тебя… Это было так неинтересно, что  все вылетело из головы.
   Я почувствовал себя оплеванным.

   Через год   поздно вечером я случайно увидел, как она в синем халате с матрасом в руках спускается вниз  по лестнице общежития. Она густо покраснела, увидев меня.  Нетрудно было догадаться, что у нее завелся любовник, и она в прямом и переносном смысле идет к нему «спать».
   Я не ощутил особой горечи. Мне захотелось подурачиться.
  -  Заходи ко мне, Ира, -   сказал я. - У меня всегда найдется для тебя местечко.
   Она что-то пробормотала себе под нос и, пунцовая  от смущения,  пошла дальше вниз, а я остался стоять в гордом одиночестве.
 
   Прошло несколько лет. За это время мы успели закончить аспирантуру и вернуться в свои города. В марте я приехал в Москву на защиту диссертацию.  Неожиданно для себя я встретил в общежитии Ковалеву.  Она защитилась уже месяца три назад и приехала в Москву за кандидатским дипломом.
    Она потускнела, поблекла и стала совершенно неинтересным человеком. Ее лицо было похоже на беличью мордочку, а  голос напомнил мне карканье галки.
   Она сказала, что с мужем не живет. Официального развода еще не было, но брак их, в сущности, распался.
   Не думаю, что утрата мужа так сильно повлияла на ее психику. Его она никогда не любила и не ценила. Скорее всего, ее угнетало одиночество.
   Я зашел к ней в гости только один раз. Она была в мрачном состоянии духа. Я попытался ее утешить:
- Ты еще найдешь мужчину.
- Время ушло, - сказала она, и в голосе ее было искреннее отчаяние и безнадежность.
  Она утратила шарм, обаяние. «Не понимаю, как я мог в нее влюбиться, - досадовал я на себя. – Она никогда не была интересной собеседницей. Она не высказала ни одной интересной мысли, да и слушать не умела. Например,  Лена Конокрад на порядок   привлекательней, человечнее и умнее ее. Я же увлекся Ирой, а не Леной.  Где у меня глаза были!»

   Спустя полгода я снова приехал в Москву за дипломом кандидата. И снова в аспирантском общежитии я  встретил  Ирину. Рядом с нею был высокий грузный мужчина лет сорока с большим животом, напомнивший мне крокодила Гену. На ее лице  блуждала счастливая улыбка.   
     Я поздоровался.   Она изобразила смущение.
   В другой раз  встретил ее уже одну. Она сказала, что вышла замуж, что мужчина, с которым я ее видел, ее муж. Она сияла от счастья.   
  - Я же тебе говорил, что все наладится, - сказал я.
   Через  два дня увидел ее одну в коридоре общежития с тяжелой сумкой. Предложил помочь. Она заколебалась. Я подумал, что она стесняется меня напрягать и проявил настойчивость. Поднес  сумку к лифту, поехал в нею вниз. Она что-то бормотала, что-то не договаривала, несла околесицу.   
   Внизу ее ждал Крокодил Гена.  Она покраснела, фальшиво, виновато улыбалась ему. Всем видом своим показывала, что она не виновата, что я сам навязался .   «Что предосудительного в том, что ей помог бывший однокашник?  - подумал я. -  Значит, представила меня как своего поклонника, чтобы набить себе цену».   Во мне шевельнулось легкое презрение.
   С тех пор много  воды утекло, но мне до сих пор становится стыдно, когда я вспоминаю, как я защищал Иру в вагоне от натиска пассажира. «Боже мой, какими идиотами порой нас делает любовь», -  думаю я.