Фундаментальность Украины

С 1985 по 1987 я служил в Советской Армии в чине рядового.  После учебки я был заброшен ближе к границе для выполнения боевого задания. Через какое-то время в нашу часть назначили нового командира, яростного уставника, который мнил себя будущим генералом.
Всегда, когда насилие проявляет себя, происходят противоположные реакции. Так и у нас в части начался грипп. Это была не попытка закосить от службы, а настоящий мор.
Часть была маленькая, всего тридцать человек и лазарета не было. Возить «отлынивающих», как казалось командиру части, солдат в мукачевский военный госпиталь никто не хотел.
Антибиотиков в части нет, нормальных лекарств нет, а болезнь прогрессирует.
Было принято негласное решение разместиться в городской больнице.
Наши ребята стали постепенно перебираться туда. Часть опустела. У одних болезнь проходила в легкой форме и уколы витаминов помогали. У других болезнь прогрессировала. К этой второй категории относился я. У меня всегда все было по настоящему. Если я что делал – основательно.  Если болел, тоже основательно.
Витамины мне, почему то не помогали. Температура держалась в пределах 38-39° и в то время, когда некоторые солдаты снова приступали к службе, я валялся в бреду и не мог спать из-за высокой температуры.
Как всегда, в такие жизненные моменты все чувства мои обостряются, и я стал прислушиваться к тому, что говорили люди. Врачи за глаза говорили, что я очень плох и что могу не вычухаться.
На ночь, чтобы я немного мог поспать мне стали давать несколько таблеток «Демидрола». Но они мне не помогали. Никакого эффективного лечения не проводили. Видимо врачи считали что то, что мне давали этого достаточно
Было холодно и в палате топили печку, такую кафельную, типичную для тех мест. В комнате было душно, дышать нечем и я понял, что если так будет продолжаться, то я умру.
 Слава Богу, что мои познания были обширны. И в момент моего интуитивного осознания я решился на крайний шаг.
Я встал, вышел на веранду. В бреду вынес один из столов, стоящих в коридоре на улицу. Вернулся в палату и взял простынь. Прошел к умывальнику и сильно намочил простынь водой. Вода стекала, и я шел к столу, оставляя за собой мокрый след.
Медсестра смотрела за моими маневрами молча.
Она в жизни не могла представить, что будет в следующую минуту. Интерес гнал ее за мной следом.
Тем временем я подошел к столу. Постелил поверх мокрую простынь. Разделся догола.. Мой голый вид удивления у «зрителей» не вызвал.  Скажу честно, что удивляться тут нечему, даже наоборот. Удивляться медсестра начала, когда я голый полез на стол. Удобно разместившись спиной на простыни, я руками завернул оба конца простыни у себя на груди.
Температуры воздуха и простыни я не ощущал из-за высокой температуры. Наверно она уже была около сорока. Потому что я не помнил, что делал и что отвечал на возмущения медсестры. Но видимо мои ответы были короткими и увесистыми, потому что медсестра быстро удалилась.

Я лежал. Глаза открыты. Сознания нет, только созерцание. И созерцал я моросящий дождь. Холодный он был или очень холодный я сказать не мог. Но он моросил и моросил, а я все лежал и лежал.
Появился лечащий врач.  Медсестра подняла его с постели. Я думаю, что рассказ о том, что она увидела, поднял бы и мертвого. Такой медицинский метод лечения простудного заболевания, которое я применил, описывали только врачи, практиковавшие во время войны. А книги во все времена читали только люди умные.
Врач оказался человеком умным, что для такой дыры, как Вилок было удивительно.
Расспросив медсестру подробно о том, что случилось он, посмотрев на меня, сказал глубокомысленно: «На все воля Божья!» - и удалился к себе в кабинет.
Сколько я пролежал в бреду я не помню, но исходя из военно-медицинской практики, первые признаки эффекта должны наступить не позже чем через час. Практика свидетельствовала, что эффект или наступает или нет.

Будем считать, что примерно через час меня пробил пот.  Сказать конкретно я в тот момент не мог. Но дождик перестал моросить, а я лежал полностью мокрый. Так я лежал еще не менее часа. И потом… ко мне вернулось сознание! Мысли стали яснее. Еще через полчаса я стал ощущать температуру простыни. Тело расслабилось. Простынь приятно холодила организм. Еще через минут пятнадцать – двадцать простынь высохла. Тот, кто не проходил такое меня не поймет.
Я встал со стола совершенно здоровый! В теле была истома, но оно уже возрождалось. Еще заплетаясь, я так голяком и прошел к своей кровати. Еле успев укрыться одеялом, я уснул.

Утром меня разбудили во время обхода. Такое ощущение испытывали все люди в детстве, когда были еще больны, но уже понимали, что выздоравливают. Меня попросили померить температуру. Потом еще раз. Потом врач лично сидел и ждал, когда я промеряю.
Результат был неизменен. Сонливость врача прошла. Он так и дремал у себя в кабинете над книгой, пока я выздоравливал и спал. Температуры не было. Приятно удивленный врач улыбался мне всеми 32 зубами

- может вы, что-то хотите –обратился он ко мне на Вы
- скажите, чтобы мне давали больше «демидрола». Он меня успокаивает... и витаминами пусть поколят
- хорошо - сказал врач

Обо мне шушукалась вся больница. Врачи и медсестры стали приветливыми.  Такое в любой врачебной практике огромная редкость. Мои товарищи постепенно выписывались. Командир части в один прекрасный день пришел в больницу и стал требовать, чтобы солдат вернули в часть. Часть уже две недели бездействовала.
Командир пересмотрел список солдат и дал добро на всех, кроме меня и еще одного парня, который шел на поправку.

- а Бовыкин? – спросил командир пересмотрев список
- О Бовыкине забудьте! – жестко сказал врач – он будет здесь долго – у него пневмония. Курс лечения не менее трех месяцев
- да он нужен мне больше других – возразил командир части – мне на этих балбесов плевать. У меня вся часть на нем держится. Он сидит там курит в одной пижаме…
- нужно дорожить личным составом, капитан! – жестоко прервал врач капитана - Вы, слышал, были в Афганистане? Как вы еще живы с такими подходами к своим солдатам?

Расстались они на ножах. В это время я мирно курил на лавочке, наслаждаясь весенним воздухом. Я был очень закаленным. До Армии я занимался моржеванием и плавал на Тисе в любую погоду, когда было настроение.  Поэтому сидел в одной больничной пижаме. И я понимаю негодование командира части, когда врач объяснял ему, что я еще болен.
Только ушел капитан врач меня позвал.
- будешь тут лежать, сколько захочешь. Понял?
Я кивнул утвердительно головой.

- ну и тварь твой капитан  – продолжил врач - ребят еще лечить нужно, а он. Но я тебя отвоевал. Так что отдыхай. Вечером у меня наверно будет операция. Не ложись спасть. Хочу с тобой поговорить.
- хорошо доктор – ответил я и снова ушел на перекур.

Моя история и хорошие отношения с главврачом расположили ко мне всех в больнице. Больные угощали меня сигаретами и рассказами. Я всегда был общительный и в силу своего индивидуального образования поддерживал интересный разговор и умел слушать.
Население пограничного поселка, в котором я служил, состояло исключительно из мадяр. Венгерский язык был родным.  Очень редко была слышна украинская речь. Это было такой редкостью, что когда она звучала я автоматически приставал к человеку, и разговаривал на любую тему.
И вот в больнице, однажды я оказался в курилке с гражданином, который в разговоре употреблял украинские слова. Слово за слово мы разговорились. Гражданин оказался очень образованным. Учитель по истории.  Мы часто встречались в курилке. Наши философские беседы заводили очень далеко.
Однажды мы остались одни.  Разговор постепенно повернулся на национальные темы

- я скажу тебе Сережа правду. Нас сейчас никто не слышит. Национализм это бред. При чем бред сильный.  Если ты помнишь историю, этими землями, где мы сейчас находимся,  в разное время владели разные правители. Никогда эта земля не была свободной. Никогда ее жители не были хозяевами своей земли. Никогда.  И никогда они не будут свободными, потому что они уже привыкли быть рабами. Если дать им свободу они станут убивать и грабить, потому что в их понимании свобода ассоциируется именно с грабежами.
Когда то эти земли захватили мадяры. Сначала местные старались им угождать. Но постепенно наглость мадяр перешла все границы.  Чувствуя безнаказанность, они насиловали и обирали местных. Волна народного негодования росла.  И местные стали вопить: «Долой мадяр!»
Пришли чехи. Сначала все кричали: «да здравствуют освободители! Да здравствуют чехи!»
И все лизали им зад. Но история повторилась.  Местные снова стали рабами, а их женщины наложницами.
Местные стали кричать: «Долой чехов!»
Потом пришли фашисты. И история повторилась. Потом пришли коммунисты – мой собеседник оглянулся. Но никого рядом не было – вся стали кричать: «да здравствует коммунизм! Освободители!»
А теперь все местные, молча, кричат – долой Советы.

Мой собеседник умолк. Я молчал, но слушал с напряжением. Не стоит забывать, что мне было всего 19 лет. Я закурил. Тем временем мой собеседник видимо собирался с духом.
- понимаешь Сережа.  Тебе это никто больше не скажет. Но ты и вся твоя часть это те же Советы. И вот ты парень умный, я слышал, как ты разговариваешь, и что тебя интересует, но местные относятся к тебе как к Советам. Они понимают, что ты солдат, что ты с Украины, но все равно ты - Советы. И хоть они с тобой улыбчивы и дружелюбны, каждый из них всадил бы тебе нож в спину если бы не главврач. Он местный и знаешь, что он сказал?
 Я молча посмотрел в его глаза.
- он сказал тут всем, что ты Герой. И что если кто-нибудь хоть словом плохим к тебе обмолвится то он никогда его лечить не будет.
Так что ты парень подумай. Я пойду, а ты подумай о том, что такое Национализм.

Видимо увидев у меня на лице гримасу отчаяния, собеседник добавил:

- не волнуйся, Сережа, ты себя в поселке можешь чувствовать уверенно. О тебе знают все. Но о твоих товарищах я бы такого не сказал.

Я долго сидел молча. Даже не реагировал на шутки других посетителей курилки. Я думал и размышлял. А это я умел делать очень хорошо. Национализм оборачивался ко мне своим истинным лицом. И это лицо мне показал простой сельский учитель.

С тех пор, когда я наблюдаю за тем, как Украину продают евреи и Бендеры, гомосексуалисты и сатанисты, я всегда вспоминаю этого сельского учителя, открывшего мне глаза на истинное лицо любого Национализма, не зависимо от страны происхождения: еврейского, русского, польского, украинского, американского.

У любого национализма всегда одно лицо. Лицо страха стать свободными и управлять своей собственной страной. Любой коренной народ, получив свободу, не знает, что с ней делать. Тому в Истории есть масса примеров. Французская революция один из самых ярких. Менее известный - это Независимая Украина времен Грушевского.
В любом случае, всегда это приводило к  обворовыванию своего народа для личной корысти. Те, кому мы доверили управлять нашей свободой, сами стали такими, как и наши поработители, потому что они никогда не знали, что такое Свобода и, быв рабами, представляли Свободу как власть над рабами.
Живой пример это нынешний Тягнибок.
Фундаментальность Украины это рабское отношение к внешнему миру в желании крикнуть: «Да здравствуют освободители!»
Чтобы через лет тридцать начать снова кричать: «Долой!»

В это суть Украины. В этом ее Фундаментальность.