Последний день профессора Войцева

2003

 

- Каааак его зовут? ! - выкрикнул высокий сутулый мужчина в занесенной снегом шинели.

- Кршиштов, Кршиштов Вуйцик - стуча зубами от холода, слабым голосом ответила мать.

- Кааак? Кр... кш... блять! - крикнул мужчина и постучал по листку, закрепленному на планшете карандашом.

- Кршиштов...

- Будет Колькой, Николаем, поняла? ! Так и запишем - Николай Войцев.

- В-вуйцик... - но сил спорить с мужчиной у матери не осталось. Мужчина записал имя на своем листке и отправился кричать на другие вмерзшие в плато разломанные войной семьи.

Профессор проснулся и с привычным чувством ностальгии по тому дню, перемешанной с отвращением, тяжело поднялся с кровати. Тот день действительно имел место в его жизни, но за достоверность некоторых фактов Николай не мог ответить. День переименования испуганного польского мальчика, день прощания с Польшей... День, когда их с матерью и еще несколько сотен полусемей оставили выживать где-то на севере Казахстана. От далекой Польши после того дня осталось только отчество - Тадеушевич, которым Николай мог распоряжаться по своему усмотрению. Такого родного, но далекого отчества не коснулся карандаш русского солдата. Тадеуш - отец Николая, остался где-то там, за километрами блокпостов, дорог, фронтовых линий и заградительных барьеров. Навсегда.

Сон ушел, и Николай Тадеушевич вдруг осознал важность сегодняшнего дня. Ведь сегодня он проводит последнюю лекцию в любимом КазНУ. Последнее просвещение, после которого будет вынужден уйти на пенсию. Откровенно говоря, на пенсию профессор должен был уйти несколькими годами ранее, но крепкое физическое здоровье, любовь и тяга к преподаванию, дефицит преподавателей по специальности и дружба с деканом факультета позволили ему задержаться в университете подольше. "До тех пор, пока сам не захочешь уйти" - разрешил Николаю Алибек Ерланович, декан исторического факультета. "Да я умру на работе скорее, чем захочу уйти" - попытался пошутить профессор. "А вот этого не надо" - забеспокоился тогда декан. Но время поменялось, и непреклонный профессор впервые в своей жизни узнал о странном, ранее не ощущаемом им состоянии. Усталость подкралась к стареющему Николаю Тадеушевичу, и с усталостью стало сложно справляться. Пару раз, раздав самостоятельные задания студентам, профессор засыпал прямо на паре, а проснувшись, жутко стыдился и ругал себя.

Так и не сумев пересилить грусть, профессор Войцев вышел из дома и на "любимом" маршруте направился в КазНУ.

Аудитория заполнилась быстро. Доброго и чуткого Николая Тадеушевича любили, и его последнюю лекцию пришли послушать студенты не одной группы, а сразу нескольких. Прогулять не решился никто, и даже сам декан в задумчивости стоял у окна, дожидаясь, пока волнение в аудитории кончится, чтобы сказать какую-то речь. Все заранее знали, ведь слухи в университете расходятся быстрее скорости света, что профессор Николай Тадеушевич Войцев сегодня проведет последнюю лекцию, и догадывались, что лекция не будет посвящена всемирной истории, но очередной житейской мудрости, очередному кластеру жизни профессора, а значит - кластеру жизни давно минувшей. Профессор Войцев для студентов был одновременно проводником в прошлое, в историю, и машиной времени, доказательством того, что все написанное в учебниках и монографиях - правда. Такой колоссальный опыт вместе с умением профессора держать любую аудиторию нужное количество времени, с его способностью обращаться к каждому студенту как к ребенку - нежно, аккуратно и понимающие, делали из профессора настоящего кумира молодежи.

Уровень громкости в аудитории наконец достиг нужного количества децибел и декан, обращаясь одновременно к профессору и студентам, заговорил: "Что ж, сегодня, как вы все знаете, наш любимый Николай Тадеушевич проведет свою последнюю лекцию в стенах университета. Я знаю, как вы любите его, и как сложно вам будет прощаться с Николаем Тадеушевичем, но такова жизнь, и мы не можем удержать против воли тех, кто нам дорог. Я знаю, что моя речь ни к чему, но я еще раз хочу выразить признательность и поблагодарить от своего лица, и от лица всех студентов профессора Войцева. Профессор, ваш вклад в обучение и развитие неоценим! Да что я говорю, это понимает каждый, каждый студент из этой аудитории. Нам очень грустно, но мы желаем вам хороших, радостных дней, обещаем, что будем часто навещать вас, заранее приглашаем на все мероприятия. Николай Тадеушевич, спасибо вам огромное! ". Алибек Ерланович пожал руку профессору, улыбнулся студентам и, выходя из аудитории, смеясь, добавил: "Николай Тадеушевич, вы их тут напоследок напугайте колоквиумами, а то скоро сессия, а они совсем страх потеряли! ". Студенты ответили ему сдержанным смехом.

Николай Тадеушевич Войцев молча стоял в сторонке, не забывая кивать головой во время речи декана, молча улыбнулся ему и проводив взглядом до двери, всмотрелся в аудиторию. Целую минуту старый профессор разглядывал молодые лица, напряженно ожидавшие начала лекции. Выхватывал проницательным взглядом кого-нибудь одного, морщился, словно пытаясь вспомнить ассоциацию, кивал.

- Страх потеряли, значит - вдруг сурово проговорил он. Студенты напряглись, удивленные редкой суровостью голоса профессора, такого от него никто не ожидал. - А что такое страх, чтоб его терять, знаете? - вторая фраза была сказана совсем по-другому, озорным тоном спорщика, готового сцепиться с оппонентом. То там, то тут замелькали слабые улыбки. Все поняли, что последняя лекция профессора Войцева будет посвящена не мировой, а какой-то личной, более сложной и интересной истории. Представление началось.

- Ну-ка, выкладывайте, чего боитесь! - мел оказался у профессора в руке, а сам профессор оказался около доски, - можно в разнобой, записать успею.

"Самолетов! ", "Собак! ", "Высоты", "Пауков боюсь" - аудитория незамедлительно отреагировала на призыв. "Боюсь смерти близких", "Умереть боюсь", "Заговорить с незнакомыми людьми" - аудитория рождала все более глубокие страхи, коллективный разум подавил стеснение, а профессор бойко записывал страхи на доску, разбрасывая их на две колонки, казалось бы, абсолютно произвольно.

- А я ничего не боюсь - прозвучало вдруг.

Николай Тадеушевич развернулся и нашел "бесстрашного" студента глазами:

- Записывать не буду, Ярослав, но сохраните эту позицию до конца лекции, я вас прошу.

Ярослав кивнул.

"А я боюсь темноты" - робкое признание вызвало смех, но профессор Войцев записал и этот страх рядом с другими, не комментируя. Доска заполнилась страхами, зафиксированными в округлых буквах рукой Николая Тадеушевича.

- Хммм - протянул он, - пожалуй, этого достаточно. Вы, наверное, уже задали себе вопрос, зачем это я разделил все ваши страхи на две категории? Отвечаю. Предлагаю вам оценивать свои страхи и присваивать им ярлыки. Первый ярлык называется "НЕОСОЗНАННЫЙ", второй - "ОСОЗНАННЫЙ". Кто скажет, в чем разница?

Аудитория молчала.

- У осознанного страха можно найти причину, найти в этом мире ту точку, откуда он начался. У неосознанного - нельзя, он более древний, может быть, наследственный, генетический.

- Фобия? - спросил Ярослав.

- Да-а, неосознанный страх можно окрестить фобией. Любой страх может проявляться в форме фобии, когда человек не может объяснить, почему он боится, с каких пор он боится, и где отправная точка страха. Неосознанный страх, повторюсь, более глубокий и разрушает нервную систему сильнее, чем осознанный, наработанный. Неосознанный страх работает в высших состояниях ужаса. Кто-нибудь из вас читал Лавкрафта? - профессор поискал понимающие взгляды. - Почти каждый герой его рассказов, так уж повелось, сталкивается с неосознанным, глубинным ужасом, который невозможно описать словами и отобразить на картине. Попробуйте показать человеку с арахнофобией милого паучка, и по его бешеному взгляду вы поймете, что я имею в виду. Неосознанный страх опасен для психического здоровья человека, он моментально переносит жертву из состояния тревоги в ужас, неосознанный страх часто сопровождается кошмарами. Фобия - это болезнь, а значит, как любую болезнь, ее надо лечить. Надеюсь, у вас неосознанный страх можно наблюдать только в легкой форме, но знайте, что и его можно обуздать различными способами - самостоятельно или при помощи врачей-психиатров - резюмировал Николай Тадеушевич.

Студенты конспектировали наблюдение профессора, и какое-то время воздух в аудитории шуршал звуками шариковых ручек.

- Теперь вернемся к нашим с вами страхам - профессор Войцев повернулся к доске. - Я полагаю, каждый из них родился по какой-то причине, соответственно, будет осознанным вами. А сейчас мы попробуем понять страхи, разобрать их по косточкам. Кто-нибудь догадывается, почему я именно так распределил ваши страхи в своей таблице? Нет? Тогда смотрите.

В пустое место, оставленное под шапку в таблице профессор вписал два слова - "Обоснованные", "Необоснованные". Студенты зашумели.

- Предупреждая волнения, скажу, что речь идет не о важности одних страхов и неважности других. Нет, каждый страх важен одинаково, ведь он тревожит вас, выбивает из привычного ритма жизни. В отличие от фобии, осознанный страх работает медленно, поддается логике и проводит вас по цепочке причинно-следственных связей. Осознанный страх начинается беспокойством, перерастает в тревогу, затем в испуг, и в кульминации достигает состояния непосредственно страха, не ужаса, страха, который легко можно распознать по физиологическим изменениям в организме. Потение рук, вздыбленные волосы, холодок по спине, расширение зрачков - показатели высшей степени осознанного страха. Осознанный страх редко доходит до состояния ужаса - наш развитый мозг прекращает действие фактора страха, не дает прорваться наружу эмоциям, которые порождают ужас.

Вопрос на засыпку - какой страх на доске можно отнести к категории осознанных, но необоснованных?

- Страх самолетов? - ответила студентка с первого ряда.

- Сможешь объяснить, почему?

- Вряд ли, лучше вы.

- Катенька абсолютно права. Страх самолетов, вернее, полетов на самолетах - необоснован. То есть про него я могу вам сказать лишь одно - перестаньте бояться летать. Почему? Да потому что в самолете от вас ничего не зависит, ваша жизнь на протяжении четырех, пяти, восьми часов подчинена мастерству пилота. На все, что может произойти в воздухе - турбулентность, поломку, не дай бог, падение - вы повлиять не можете. Кажется, так стало еще страшнее? Тогда вспомните, что такое страх вообще? Это защитная реакция организма, благодаря которой человек до сих пор обитает на планете Земля. Страх обостряет чувства, страх выбрасывает некоторое количество адреналина в кровь только для того, чтобы спасти вас в условиях, грозящих жизни. Вернемся в самолет. Вы находитесь на высоте в 12 тысяч метров над землей, в железной коробке, которая летит на безумной скорости в никуда. Спастись некуда - это факт. Защищаться можно разве что от горячего чая, храпящего соседа и яркого Солнца в окошечке. Прекратить полет нельзя, стоп-кранов в самолеты не вешают - это факт. Даже если вы начнете падать, спастись вы не сможете, избежать падения - тоже. Это еще один факт. Расслабьтесь, превратитесь на эти пять часов в жестких, беспринципных фаталистов. Ваш страх необоснован.

Кто-то закашлялся, кто-то полушепотом заговорил с соседом, а Катенька безотрывно смотрела на профессора округлившимися глазами. "Бом-бом-бом" - прогремели тяжелые шаги из коридора. Ветер распахнул форточку. В аудитории стало прохладнее.

Профессор Войцев продолжил легким тоном, будто речь шла о ценах на колбасу:

- Таким образом, все страхи, условия которых мы изменить не можем - необоснованные. Выход - пережить ситуацию, убедить себя в неизбежности. Согласитесь, глупо тащиться на поезде только из-за того, что в самолете страшно? Страх полетов, страх смерти, страх смерти близких, страх перемен, страх незнакомых людей... в любой из этих ситуаций от вас лично ничего не зависит. Боитесь вы или нет - ситуация произойдет. А значит, что лучше сэкономить драгоценную энергию, наши нервные клетки.

- Выходит, что страх собак и других животных - обоснованный? - Катенька наконец вышла из оцепенения.

- Да, а так же темноты, высоты, ограбления, открытой воды - профессор прочитал все страхи из второго столбца. - Чего мы боимся в случае с собакой?

- Что она нас укусит - ответили студенты нестройным хором.

- М-хм, а в в случае открытой воды?

- Утонуть - хор пополнился новыми голосами.

- А страх высоты?

- Упасть. Разбиться. Удариться о землю - отчеканили студенты.

- Все ответы вроде бы верные... но ни один из них не является действительно правильным - Николай Тадеушевич взял почти театральную паузу, - Итак, мы боимся не собаки, не того, что она нас укусит, а вероятности того, что она нас укусит. Мы боимся не того, что утонем в открытом океане, а того, что нас может утянуть под воду течение, воронка. А значит - вероятности утонуть. Мы не боимся упасть с высоты и разбиться, для некоторых из нас в этом даже есть наслаждение, отнюдь, мы боимся вероятности того, что наши ноги подведут нас и мы камнем упадем вниз. Осознанный, обоснованный страх - это боязнь вероятности того или иного события. Он осознан, так как имеет начало, причину. Он обоснован, так как собака действительно может нанести физический вред, так как мы не умеем дышать под водой и погибнем. Мы не боимся упасть на землю с высоты и разбиться. Мы боимся того, что такая ситуация возможна. И чем больше вероятность - тем больше наш страх.

Вероятность, в свою очередь, может быть основанной на фактах и быть мнимой, выдуманной. Например, если вы стоите на краю крыши и дует шквальный ветер, и вероятность того, что вы упадете растет - да, так и есть, ваш страх основан на фактах. У каждого, кто боится собак, была такая ситуация - вы идете по частному сектору, зная, что вот-вот из-под соседского забора должна выскочить огромная лохматая псина. Фактическая вероятность такой ситуации, что уж, довольно мала. Но вы "накручиваете" себя, подстегиваемые испугом и повышаете мнимую вероятность этого события. Собака может вообще не выскочить, но вы будете испуганы так, будто она откусила вам ногу, не меньше. Мы привыкли повышать мнимую вероятность страшной ситуации, по-народному, нагонять ужас. Осознайте же глупость своего положения и перестаньте бояться ничтожных вероятностей!

Слабые хлопки защелкали с разных сторон аудитории и вскоре весь учебный класс шумел в честь профессора. Николай Тадеушевич удовлетворенно улыбался.

- У меня есть вопрос - Ярослав встал, когда хлопки начали стихать.

- Я слушаю вас, Ярослав - ответил профессор.

- Не могу понять... куда можно определить еще один страх... страх себя?

- Себя? Уточните, пожалуйста, что вы имеете в виду?

- Ну-у, такие эмоции как стыд, смущение, сострадание - разве это не страх себя? А если страх, то в какую группу его можно засунуть?

- Ох, глубоко взяли, молодой человек... - Николай Тадеушевич задумался.

Ярослав оглядел студентов, требуя поддержки.

- Разумеется, все, что вы перечислили, можно назвать страхом. Страх себя - прекрасное определение! Но давайте поймем, что такое стыд, что такое смущение, что такое сострадание. Поймем и попытаемся разобраться, откуда берутся в нас такие эмоции. Итак, стыд - ничто иное как продукт сравнения индивидуума с большинством. Человек, выделившийся из массы, получает в дар стыд. Стыд существует только там, где есть сравнение. Все успели, а я не успел - мне стыдно. Все одетые, а я голый - мне стыдно. Все ведут себя порядочно, а я набедокурил - ой как стыдно мне! Если же стыд рассмотреть как страх, то выходит, что он осознанный, но, увы, необоснованный. На стыд нельзя повлиять, но и обосновать его тоже невозможно. Стыд - страх строго индивидуального характера. Некоторым стыдно за промахи, другие даже и не подумают стыдиться. Всех нас когда-то мама называла бесстыдниками, а все почему? Потому что взгляд на предмет стыда у мамы и у нас - детей, совсем разный. Это уж после, обжившись в стандартизированном обществе, мы поняли, что делать постыдно, а что - нет. Если принять за истину это концепцию, то непонятна библейская ситуация образования стыда. Раз Адам и Ева были единственными людьми на Земле, то и сравнивать свою наготу им было не с кем. Откуда вдруг взялся стыд, я понять не могу. Что-то тут явно не чисто! - профессор засмеялся. - Ну да ладно. Смущение. Эмоция смущения сходна со стыдом, но если стыд возникает в результате различия человека и общества, то смущение, чаще всего - от чрезмерного вмешательства одного человека в жизнь другого. Не понятно? Смущение мы ощущаем тогда, когда нарушаем устой, временные рамки, говорим невпопад, оказываемся не в то время, не в том месте, попадаем в неловкую ситуацию. Смущение - страх осознанный. Но, в отличие от стыда - обоснованный фактами. То, что мы, не подготовившись к выступлению, попадем в неловкую ситуацию и засмущаемся - факт. И вероятность этого факта легко просчитать. Но! Такие определения стыда и смущения имеют смысл для людей нормальных. Мы все периодически "боимся себя" - стыдимся, попадаем в неловкие ситуации. Клиническое проявление этих страхов можно наблюдать в синдроме аутизма. Можете поспорить со мной, но большую долю аутизма как болезни составляет гипертрофированное смущение перед окружающим миром. Человек с синдромом аутизма живет в другом ритме, по другим законам, что, как я уже говорил, сопряжено со смущением.

Профессор облокотился на край стола и почесал подбородок.

- Сострадание... ух, по сравнению с состраданием стыд и смущение - невинные пороки, к которым мы смогли адаптироваться. Сострадание - страх неосознанный, древний. Да-да, почти как у Лавкрафта. Сострадание - красивое производное эгоизма, его цветная ширма. Даже самым искренним состраданием мы прикрываем себя. Оплакивая мертвых, плачем по своей утрате. Можно назвать сострадание рефлексом, можно - рудиментом. Ведь правда - сострадание уже никому не нужно, - профессор Войцев покраснел, стараясь делать ударение на каждом слове. - А так как сострадание - страх неосознанный, то оно сразу попадает в руки манипуляторов. Типичный пример - милостыня. Сколько раз вы откупались от нищих, протягивающих вам руки? Да-да, именно откупались, ведь ваше сострадание, как и любой страх - защитный рефлекс. Мы все отдаем деньги, мелочь, чтобы откупиться от неимущего. В нас заложена привычка зеркалить другого человека, и мысль, что такая же нищета может постичь нас, нам неприятна. Мы расплачиваемся с нищим, покупая за деньги душевное спокойствие. Но такая черствость нам еще более неприятна, ведь мы существа высокодуховные, и мы обзываем сей жалкий акт состраданием.

Студенты еще никогда не видели своего любимого профессора в таком запале, даже самые шумные и безучастные сейчас молча наблюдали за необычным действием.

- Конечно, сострадание - это не фобия, но давайте вспомним, какая тревога и дискомфорт обуревают нас, стоит только попасть в подобающую ситуацию. Мы сострадаем больным, умирающим, умершим, родственникам умерших, нищим, попавшим в беду... Своим состраданием мы завуалированно говорим: "Да, дружок, попал ты. А я - нет! Я ловчее тебя, хитрее, а значит - буду жить дольше". Выживание! Вот центральная ось человеческой жизни, а сострадание - это демонстрация превосходства, защитный рефлекс, неосознанный страх-рудимент, от которого современный человек обязан избавиться.

Николай Тадеушевич рухнул на стул и закрыл глаза руками.

- Что с вами, Николай Тадеушевич?

- Профессор Войцев, вы в порядке? !

- Сбегайте, врача позовите! - засуетились те, кто еще не потерял дар речи.

- Страх, значит, потеряли - прохрипел профессор. Он убрал одну руку от лица, а другой протер накопившиеся в глазах слезы. - Нельзя, ребята, страх потерять. Его можно только приобрести и понять. И как только поймешь свой страх, так тут же поймешь, что страха больше нет. Будьте счастливы, заходите в гости. - закончил профессор и попытался рассмеяться.

Один за другим студенты поднимались со своих мест и хлопали в ладоши. Николай Тадеушевич Войцев улыбался. Он вспоминал все страхи, которые смог пережить, понять за свою жизнь - лишения, войну, голод. Вспоминал, как за первый месяц на севере Казахстана умерло больше половины переселенцев. Студенты подходили, жали руку, обнимали, говорили комплименты... Профессор уходил, и за ним тянулось безмолвное, нелепое и обезоруженное сострадание. Сострадание к победившей старости.