werwolf

   


             
Первый враг человека страх, от него то все беды и происходят. «Только дурак»- скажите вы ничего не боится. Верное замечание, только вот дурак потому и не боится, что ситуацию правильно оценить не сможет, а соответственно и победителем никогда не выйдет. А чего же хорошего если этот страх в ужас превратиться , который напрочь голову снимет и действительно человек дураком станет, либо во все стороны мечущимся, либо как столб оцепеневшим. Ничего,  кроме беды. В иных ситуациях даже секундная растерянность может к последствиям непоправимым привести. Так что умение молниеносно точно оценить ситуацию и есть хладнокровие, что над страхом верх берёт и победителем выносит из самых безвыходных ситуаций.
Как-то в детстве далёком на девятое мая достал дед мой Петр Иванович из серванта водки бутылку и налил стакан с верхом.
«Извини меня, внучек- сказал: Но я выпью за то, что бы никогда такой ужасной войны больше не повторилось.» И до дна стакан осушил.  О войне дед молчать предпочитал- клещами слова не вытянешь, так что и по сей день не знаю за что он три ордена Красной Звезды получил. Но тут увидел я что разогрело его и спросил, надеясь что-то новенькое услышать: «А что же в этой войне ужасного было?»
Рассердился дед тогда: «А ну тебя, остряк доморощенный! Ничего ты в этом не понимаешь!»
А я специально давай поддразнивать деда, дабы в сердцах рассказал мне он что.
В итоге решил он мне уши надрать, а я шмыг под стол и оттуда над ним потешаюсь…
В итоге помирились мы, и поведал мне он случай один, в сорок третьем с ним где-то на Украине  приключившийся…
 Обстановка тогда всю неделю катастрофически тяжёлая была: и танки швырял противник в бой, и соединения пехоты и люфтваффе бомбами засыпали- ни днём ни ночью натиск не ослабевал. Видно не удалось с ходу оборону пробить- так измором взять решил. Но в этот вечер в первый раз затишье длительное наступило- видать то ли перегруппироваться немцы решили, то ли к обороне подготавливались. Однако стояла батарея, корой дед тогда командовал в чине капитана,  довольно глубоко в тылу. То есть находился его блиндаж в самом центре наших позиций, окруженный со всех сторон расположениями частей –линия фронта далеко, везде часовые. Однако неспокойно было и там- бесконечные манёвры и передислокации выматывали хуже не куда и уже неделю деду моему Петру Ивановичу спать в сутки более четырёх часов (это в лучшем случае) не приходилось. Так вот стояла в лесу ночь глухая, дождливая и осенняя- часа наверное два или три было. А Пётр Иванович не спит- сидит документы какие-то пишет. Тихо в блиндаже было, сухо, уютно- только дрова в буржуйке потрескивают, да перо по строкам водящееся скрипит временами. Писал, писал, и утомился порядком- завтра вставать ни свет ни заря, а поспать ему только- только три часа осталось. Так вот откинулся он спиной на бревенчатую стену, глаза закрыл, да расслабился. Казалось самому, что на секунду только веки сомкнул, а на самом деле дрёма подкралась и обволокла тяжким облаком… Только проснулся он неожиданно- то ли сквозняком каким-то повеяло, то ли скрипнуло что-то тихонько, а может просто толчок какой внутри произошёл. И ещё в полусне услышал он- то ли сон, то ли явь была это как Дымов- ординарец его в блиндаж тихонько зашёл. А имел этот Дымов  особенность одну- видит что командир устал, спит,  и старался никак не тревожить его по пустякам, так тихонько ходил, дабы не разбудить ненароком.
Открыл  глаза Пётр Иванович, замотал спросонья головой, хмарь разогнав и спросил, глаза поднимая  на вошедшего: «Дымов, чёрт! Уснул я кажется…Какой час?»
И ответ услышал осторожный голос такой раздался, тихий: «Половина третьего»
Пётр Иванович, посмотрел перед собой и онемел от неожиданности. Совсем в недалёком расстоянии уже от него стоит три плечистых фигуры в маскировочных дождевиках и касках немецких. А четвёртый на стрёме у входа стоит- караулит. Потом только оказалось, что Дымов в самое сердце ножом поражённый у входа в блиндаж прибранный лежал.
Увидели диверсанты, что сорвался замысел их внезапно напасть и тактику сразу изменили, так как не труп был им нужен (хотя уложить капитана батареи дело конечно тоже почётное), а язык. Затем то они в гости и пожаловали. Видят- интеллигентный, худощавый капитан в железных очках, заспанный, совершенно растерявшийся. Такого легко взять будет. Так вот передний из них улыбнулся злобно, так что лицо его складками собралось, глазами засверкал и нож окровавленный, ещё дымящийся к губам с двусмысленным жестом приложил. И показалось, здесь в тишине полной, что начала расти у фашиста морда волчья, клыки выдвинулись и настоящий оборотень из ночного леса пришедший на дыбы встал и взъярился. Попробуй, вякни только супротив такого- один звук издашь и сразу этот же нож кровавый по самую рукоять войдёт. А двое других  меж тем с обеих сторон быстро подскочили- один с мешком, который на голову накинуть собирался, а другой с верёвкой- вязать. Применили психологический приём, испугом взяли, на секунду растерялась жертва, да крикнуть даже не успела, а её то как раз и достаточно, что бы бесшумно скрутить, кляп вставить и на свои позиции отволочь.
Спасибо…- только и успел пролепетать Пётр Иванович, подыгрывая врагу, и свой приём применил неожиданно- красноармейский. Под газетой «Правда», что у него на столе мирно покоилась  прямо под рукой, ТТ со взведённым курком лежал. Молнией выхватил он оружие- не зря  в своё время натренировал мастерски это движение, и в упор всадил переднему пулю прямо в живот, развернул пистолет вправо и того, что с мешком вторым выстрелом снял. А сам по стол ужом нырнул- и вовремя успел. Поняли фашисты что план их сорвался- шум поднялся и драпанули к выходу- тут уж не до капитана им стало, самим бы ноги унести успеть. Тот, что у двери стоял вверх кошкой сиганул, а другой, что с верёвкой был на миг развернулся, очередь по столу дал со злобы, и следом ринулся. Прошили столешницу пули в двух сантиметрах от головы Петра Ивановича, да успел он ещё и из-под стола в ответ пару пуль выпустить, но тоже мимо.  А тут шум в расположении поднялся, тревога. Удалось таки фашистам уйти, как потом Пётр Иванович узнал, одному на сто метров от блиндажа, другому на все сто пятьдесят. Через десять секунд ворвались наши в командирский блиндаж. Вылез Пётр Иванович из-под стола, да с пистолетом стоя в руке, на врагов им положенных взглянул. Одному в сердце прямо, второй, тот что с ножом был- жив ещё, только ранен тяжело. Не решили сразу бойцы что с ним сделать- тут же расстрелять или на берёзе вздёрнуть, чуть в присутствии командира не разорвали его. Ещё бы как Дымова бедолагу нашли- взъярились не на шутку. Да Пётр Иванович не позволил.
Нет- сказал: В лазарет его. Живой нужен. Кадр то ценный какой.
А уж некоторое время спустя, когда принял стопку, губы утёр и сказал: Да. Услужливый гад попался. Хоть время подсказал, а то мои часы по ходу дела и в самом деле остановились…
Так и не рассказывал никогда больше дед этого случая никому, а когда напоминал я ему, либо вид делал что не помнит, либо отмахивался: «А, чего там вспоминать? Подвиг что-ли какой-то?! Да таких «геройств» всю войну сплошь и рядом полно было!». Мелочью считал, воспоминания не достойной. Только я считаю эту «мелочь» не мелочью никакой, а  победой пусть даже и локальной. Из таких «мелочей» и Великая Победа состоит.