На тихой улице... Люди, которые проходят мимо

НА ТИХОЙ УЛИЦЕ В ГЕРМАНИИ

Рассказы

Продолжение. Начало см. http://www.proza.ru/2014/03/13/1569

5. ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПРОХОДЯТ МИМО

    Старики
    Непростая школа
    Одинокая дама в кожаной куртке
    Немецкая бабушка
    Трудолюбивые «готы»
    Тишина и порядок
    Квартиранты


СТАРИКИ

     Наша улица мне очень нравилась, и когда я что-нибудь готовила на кухне, я смотрела в окно.

     Мимо к трамваю проходили стайки пожилых людей – видимо, с какого-то мероприятия, соответствующего их возрасту – 75–80 лет. Женщин среди них было раза в два больше, чем мужчин. Возможно, они шли с похорон – неподалёку находилось кладбище.

     Это были люди, видевшие войну, и, скорее всего, каким-то образом участвовавшие в ней. Кто-то воевал, кто-то работал на военных заводах, кто-то ждал родных с войны. А сейчас они такие мирные и светлые – буквально: седые, в светлых куртках и плащах, женщины – в светлых туфельках. Интересно было бы спросить, что они думают сейчас о прошлом, ведь думают же...

     Эта мысль всегда приходила мне в голову, когда я видела немецких стариков. Где они воевали, находились ли в плену, как и за что их награждали во время службы? Спросить было не у кого – это закрытая тема, и позже я немного скажу об этом.

     Не могу точно определить своё тогдашнее настроение, но, кажется, встречая стариков на улице, я испытывала некоторое неудобство и скованность, потому что я находилась на их территории, а они когда-то воевали против нас и, может быть, им не понравилось бы, что мы оказались здесь – дети их бывших противников. Услышав русскую речь, они могли бы догадаться, кто мы такие, а мне не хотелось чувствовать их неприязнь по отношению к себе и детям. Не могу сказать точно, что я тогда думала, – всё-таки это было давно.

     Мне очень жаль, что немецкий народ тоже очень пострадал в войну – из-за того, что его тщеславным и жестоким вождям хотелось покорить весь мир. Ведь у обычного немецкого рабочего или крестьянина не было никакого желания воевать и погибать за чужие идеи, а его заставляли, обрабатывали, внушали мысль, что он должен это делать во имя великой Германии.


     В соседнем доме жил такой же пожилой мужчина – отец одной из наших хозяек. Я видела его с балкона – как он стриг газон и топтался по своему двору. Мы здоровались с ним, но поначалу разговаривать не могли, так как ещё не владели языком. А старший сын скоро научился говорить по-немецки и летом ходил к старику за яблоками.

     Сейчас он говорит о нём: «Нормальный дед был, всегда что-то мастерил, копал и выглядел лучше, чем наш хозяин». Надо сказать, хозяин и правда вёл не очень здоровый образ жизни – пил, курил, хотя был инвалидом по зрению и мог бы не добавлять себе новых проблем.

     Остальные родители хозяев (т. е. ещё пять человек) к тому времени уже умерли, хотя, по моим подсчётам, им могло быть тогда около восьмидесяти лет или немногим больше, но ведь умерли они ещё раньше, и я даже не знаю, в каком возрасте. С одной стороны, в Германии хорошие условия жизни, медицина на высоком уровне, а с другой – этим людям, как и нашим старикам, довелось жить в трудное время – война и послевоенная разруха, – а во время войны у них уже были маленькие дети. Тяжело, конечно. Старшая хозяйка рассказывала мне: «Мы жили бедно, очень бедно!»


НЕПРОСТАЯ ШКОЛА

     Неподалёку от нас была школа для детей с отклонениями в развитии. Этих детей приводили или привозили на машинах родители. Каждый день от школы к трамвайной остановке шли мать с сыном. Мальчик вёл себя очень беспокойно, шарахался из стороны в сторону, мычал что-то нечленораздельное. Мать, худощавая женщина лет сорока, скромно одетая, старалась удержать его за руку и казалась вполне спокойной, даже улыбалась прохожим. Какими усилиями ей удавалось сохранять душевное равновесие или его видимость?
 
     В этой особенной школе я была дважды вместе с моей знакомой – руководство приглашало всех окрестных жителей на день открытых дверей. Там устраивался настоящий праздник. Повсюду проходили выставки детских работ, учителя показывали, как они занимаются с детьми. Можно было посмотреть на живой уголок с павлином, кроликами, козами и поросятами; зайти в буфет, где родители продавали вкусные торты и пирожные собственного приготовления, чай и кофе, а вырученные деньги шли в фонд школы.

     Удивительно, но атмосфера в этом непростом учебном заведении не удручала и не пугала. Дети радовались гостям, о чём-то увлечённо рассказывали, а весёлые с виду родители общались друг с другом – это был их праздник. Им удалось найти временный – на несколько лет – выход в сложной жизненной ситуации. Мне, да и другим, наверно, тоже, со стороны казалось, что дальше всё у них будет так же хорошо, но ведь это иллюзия... Дети вырастут, выйдут из школы, и что потом? Впрочем, это ведь Германия, и родители наверняка знают, как они будут жить дальше.


ОДИНОКАЯ ДАМА В КОЖАНОЙ КУРТКЕ

     В дом напротив возвращалась от остановки пожилая дама сурового вида, в немодной кожаной куртке и брюках, с тростью в руке. Такие грубые, похожие на мужские, куртки в Билефельде уже никто из женщин не носил. Да и вообще никого в кожаной одежде, кроме рокеров и русских немцев, я там не видела. В магазинах и в каталогах есть всё – и кожа, и меха, но даже во время распродажи, когда цены снижены вдвое, за ними никто не охотится. Наверно, всё раскупают приезжие, иначе зачем владельцам магазинов возиться с убыточным товаром?

     Несмотря на ветер и холод, женщина была без шапки, хотя прикрывала ухо рукой. Шапки или шляпы носили только пожилые дамы, но ей не хотелось выглядеть пожилой.

     По-видимому, она жила одна, как и многие старики. Взрослые дети стремятся быть самостоятельными. Они лучше будут навещать своих родителей, приезжая с другого конца города или из другой страны, но портить отношения повседневными конфликтами не имеет смысла, если есть возможность жить отдельно.

     Вот и к этой даме как-то приехал на длинной машине (кажется, это был «Крайслер») мужчина, по возрасту и внешности похожий на её сына. Они разговаривали, стоя возле дома, – наверно, он уже собирался уезжать, и она вышла его проводить.

     Пенсия позволяет старикам быть независимыми от детей. Если же денег на жизнь не хватает, государство помогает оплачивать квартиру.

     В то время социальные льготы были весьма ощутимой статьёй расходов в немецком бюджете. Возможно, сейчас власти уже не так щедры по отношению к малоимущим, а тогда нам казалось, что в Германии почти коммунизм.


НЕМЕЦКАЯ БАБУШКА
 
     А вот другая бабушка – жизнерадостная и хлопотливая. Она спешит в булочную – «Беккерай» – за свежими булочками – «Брётхенами». Их пекут там же, при магазине, и продают в течение дня. Это что-то вроде национального хлеба для завтрака, как багеты у французов. Выглядят они очень аппетитно, как, впрочем, и все остальные булочки в этом магазинчике.

     Утром на прилавках здесь лежит только свежая выпечка, вчерашнюю никогда не предлагают. Поскольку это частная пекарня, непроданные булочки и пирожные не могут быть списаны и их стоимость должна быть каким-то образом компенсирована. Наверно, потому здесь всё, кроме брётхенов, стоит, скажем прямо, дороговато для нас, да и немцы вряд ли покупают эксклюзивную выпечку постоянно.
 
     Непривычно, что самая обычная булочка с кунжутом стоит как стограммовая шоколадка, а если она с шоколадом или сыром, то может стоить как две или даже три шоколадки. Почему я иногда сравниваю стоимость чего-либо с шоколадом? Наверно потому, что шоколадка стоила там очень удобно – 0,5 марки. Эта единица измерения возникла сама собой, как только мы приехали из страны, где шоколад ещё был роскошью, а проезд в автобусе почти ничего не стоил (не то, что сейчас). А в Билефельде наоборот: одна поездка в трамвае приравнивалась к четырём шоколадкам – попробуйте-ка это не заметить и ни с чем не сравнить! Если вы, конечно, не олигарх или, на худой конец, миллионер.

     В нашем гастрономе в Минске всегда пекли булочки, коржики, слоёные языки, пироги и торты. Конечно, мы знали меру, но иногда набирали целый мешок разных вкусностей. Если на всех купить по две булочки – это уже восемь, а кому-то надо ещё и в школу взять или на работу. Тогда мучное ещё не казалась нам вредным и излишне калорийным – в молодости, как вы знаете, калории нужно считать далеко не всем. А деньги приходилось считать всегда, но булочки были для нас вполне доступными, как хлеб и молоко.


     У этой немецкой бабушки есть два внука, она присматривает за ними, когда они гуляют на улице. Но живёт она, скорее всего, в отдельной квартире этого же дома. Когда семья её дочери или сына вместе с внуками куда-то перебралась, бабушка осталась здесь.

     Наверно, молодые переехали в другой город или в новый дом. Много ненужных им вещей они вынесли на улицу, в том числе шторы, люстры, газовую плиту, велосипед, старые игрушки, и на окнах второго этажа некоторое время не было штор. Стало понятно, что квартира освобождается полностью. Значит, её сдадут кому-то ещё. 
 
     Действительно, спустя некоторое время на окнах появились другие шторы, а потом мы увидели новых жильцов.

     Когда встречаешься с людьми почти каждый день, то обычно здороваешься с ними, перебрасываешься дежурными фразами, но их личная жизнь остаётся тайной за семью печатями. Да мне и необязательно всё знать – вполне достаточно того, что я вижу. Я иностранка, и ко мне тоже присматриваются, но ведь не расспрашивают ни о чём, хотя им, наверно, любопытно, кто мы и откуда.


ТРУДОЛЮБИВЫЕ «ГОТЫ»

     Раз в месяц на нашу улицу приходят рабочие – стричь газоны. Это парень и девушка, одетые очень модно, то есть во всё чёрное, облегающее, с шейными платками, повсеместным пирсингом – уши, нос, бровь. Девушка – с выразительно подведёнными глазами и короткой стрижкой, а парень – с длинными волосами, забранными в хвост.

     Работа эта не очень тяжёлая, хотя и вредная (шум и вибрация), поэтому парочка устраивает частые перекуры. Газоны, надо сказать, получаются ровными и красивыми – в аккуратности молодым рабочим не откажешь.

     У нас в Минске такие модники на улице никогда не работают. Даже представить невозможно, чтобы «готы» или другие оригиналы опустились до ручного труда у всех на виду. Хотя вполне возможно, что они трудятся где-нибудь на заводе или ещё учатся за родительский счёт, потому что на интеллектуалов они не похожи.

     В Билефельде можно встретить панков или рокеров, хотя и нечасто, но на нашей улице они не живут. Они собираются где-то на окраинах, мы однажды проезжали мимо шумной толпы молодых парней в кожаных куртках. Такое впечатление, что они здесь никому не мешают, так же как и бомжи. Я не слышала, чтобы кто-то рассказывал о них или о каких-то происшествиях, хотя наверняка многие предпочитают обходить подобные компании стороной.


ТИШИНА И ПОРЯДОК

     Вечером, в то время как в Минске все дружно, стайками, возвращаются с работы, на нашей тихой улице немноголюдно – так же, как и днём. Жители незаметно приезжают по одному, ставят машины в гараже или на улице, но никогда не собираются кучками поговорить, и даже старушки не сидят здесь на лавочках. Все лавочки – во дворах, а дворы – частная территория. Знают ли они вообще друг друга? То есть, в лицо-то, конечно, знают, а вот общаются ли? Что-то не похоже...

     Тамошние дети играют на улице тихо и не допоздна. Радостных визгов или победных воплей, как у нас, я, кажется, вообще не слышала. Может, потому, что это был тихий, приличный район, где родители прививали детям хорошие манеры. Но ведь им надо как-то играть и резвиться, не молчать же при этом!

     То ли дело у нас в Минске, когда ученики начальных классов после обеда выходят в школьный двор на прогулку. Вот как уверенно должны звучать детские голоса! Дети здоровые, сытые, звонкие – можно сказать, горластые – с открытой форточкой не посидишь. Совсем рядом, во дворе, дотемна резвятся и громко кричат энергичные детишки из нашего дома, а ночью «философствуют» их подвыпившие отцы.

     В восемь часов вечера немецкие дети должны ложиться спать. Не знаю, как этого добиваются родители, но на улице в это время не видно ни одного ребёнка и из окон не слышно детских голосов. Взрослым тоже надо отдохнуть, ведь встают они иногда очень рано, многие начинают работу в семь часов утра, так что в шесть уже слышно, как они заводят машины.

     Мы, надо полагать, тоже находимся под пристальными взглядами домохозяек, бабушек и дедушек. Разумеется, мы должны выполнять условия хозяев, поддерживать чистоту и вести себя прилично и тихо, не мешая соседям.


КВАРТИРАНТЫ

      Жилищный вопрос в Германии решается довольно просто: если нет своего дома или квартиры, можно, немного подождав в очереди, получить «социал» (то есть квартиру, принадлежащую городу), а можно снимать жильё  у домовладельца, причём всегда найдётся что-нибудь приличное и по карману. В принципе, по деньгам это одно и то же, но из «социала» просто так не выселят, а хозяин может попросить освободить квартиру под каким-либо предлогом, когда закончится срок договора, или даже продать её.

      Квартиранты живут во многих домах, иногда подолгу, а кто-то – и всю жизнь. Моя знакомая немка Анита на тот момент жила в одной квартире уже 22 года. Сколько денег выплачено хозяину, трудно вообразить! Но потом, спустя несколько лет, она вместе со своим другом, то есть с бойфрендом Клаусом, купила собственный домик, что тоже трудно представить, так как они небогаты. Это значит – постоянно ограничивать себя во всём, чтобы накопить необходимую сумму, а если они взяли кредит, то им придётся выплачивать его практически всю жизнь.

     Детей у Аниты нет, поэтому мне трудно понять, зачем ей такие проблемы. Может быть, дом куплен ради Клауса, который по возрасту годится ей в сыновья. Или у неё хорошая наследственность, и она мечтает ещё долго жить в собственном доме в качестве настоящей хозяйки.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2013/10/16/1850

_____________________________________

Фото из интернета