Один

«…Сейчас я не могу точно сказать, когда началась эта история. Сколько месяцев или лет назад это произошло, я не знаю. Вначале мне было не до того, чтобы следить за временем, а сейчас уже слишком поздно.

Я был подростком, обычным подростком, учился в школе. Учился я средне, не хорошо и не плохо. Ничем особым не увлекался. Всё как все.

Однажды я возвращался из школы. Было начало мая, это я помню отчетливо. Погода была жаркая, дыхание приближающегося лета с каждым днем чувствовалось все сильнее. Домой было идти далеко, я шел не спеша.

Эта картина и сейчас у меня перед глазами: высокое синее небо, какое бывает только весной, и ослепительно белые облака. А вокруг - город, обычный город, наполненный шарканьем прохожих, криками детей, взвизгиванием машин, и уже по-летнему горячим ветром.

Тишину я осознал внезапно. Все стихло так, словно и не существовало вовсе. Ни машин, ни людей. Улица стала пустой и безжизненной, мостовая опустела, исчезли люди. Исчезли внезапно, исчезли так, как будто их никогда не было.

Я стал внимательно оглядываться по сторонам, ища глазами хоть кого-нибудь. Я пытался найти объяснение этой странной, произошедшей столь внезапно, перемене, но тщетно. Серые улицы под ярким весенним небом были совершенно пусты. И тишина, тишина давящая, неестественная, какой я никогда не слышал. Помимо звуков города, исчезли также и пение птиц, и жужжанье насекомых, и все другие звуки.

Страшная и невероятная, но единственно правильная мысль возникла сама собой. Люди исчезли. Исчезли все. В один миг.

Сейчас, когда я начинаю вести дневник, эта мысль не кажется мне такой пугающей, но тогда… Она навалилась на меня тяжелым, непосильным грузом. Я не знал почему, но был твердо уверен, что остался один, навсегда. Я понял, что никогда не увижу ни отца, ни мать, ни друзей, ни знакомых, никого из тех, кого я знал и любил. Вообще никого. Это было невероятно, невозможно, но очевидно.

Идея вести дневник пришла мне в голову давно. Но я все ждал, и оттягивал этот момент, а сегодня, наконец, решился. Чтобы не запутаться в датах, которых я не помню, сегодняшний день я объявляю первым, Днем Прозрения.

Прежде чем перейти непосредственно к самому дневнику, расскажу сначала, как я дожил до сегодня.

Вначале я еще верил, что все вернется на свои места. Я просто не мог думать, что всю оставшуюся жизнь мне придется провести в одиночестве. Умом я понимал это, но верить упорно отказывался. Придя домой, я обнаружил то, что и предполагал. Дом был пуст, хотя я твердо знал, что мама должна быть дома. Конечно, она могла просто уйти, но я знал, что это не так, знал! Обезумев от паники и горя, я бросился к телефону, лихорадочно набирая номер друга. Разумеется, он не ответил, он просто не брал трубку. Я начал звонить всем знакомым подряд, я ждал, ждал ответа. Но везде слышал лишь равномерные гудки. Я начал набирать все номера подряд, все наугад. До поздней ночи, я как одержимый стучал по кнопкам телефона. Не ответил никто. Никто в моем городе, в моей стране, во всем мире. Человечество исчезло, вымерло. Остался лишь я. Я один.

Несколько дней я пролежал в постели. Возможно, я бредил. Иногда я забывался тревожным, нездоровым сном, и тогда я видел их. Во сне мне являлись родители, друзья, одноклассники. Я видел во сне школу, прохожих, людей, которых я раньше никогда не замечал. Теперь потерю каждого из них я воспринимал как потерю своего близкого. Все человечество казалось теперь таким родным.

Наверное, иногда я вставал и ел, потому что однажды я понял, что есть нечего. Я понял это, стоя перед совершенно пустым холодильником. После этого, мои мысли начали приходить в порядок.

В страшной панике я вышел из дома, вышел, потому что понял, что, если не достану себе еды, то просто не выживу. Мысли в голове скакали и путались, я что-то бормотал себе под нос, опасливо озирался по сторонам, хотя и знал, что бояться мне некого, я – один. Один на всей Земле. Прошло еще несколько дней, а может быть и недель, месяцев, прежде чем эта мысль перестала причинять мне боль. Постепенно я привык. Привык, что могу не просыпаться от звона будильника, что могу есть, что захочу и когда захочу. Я пробовал включать телевизор. Но экран всегда оставался темным. Я по-прежнему искал контактов с людьми, просто искал других людей.

Искал на улице, стучался в квартиры, обзванивал все номера подряд, а вдруг хоть кто-то еще остался. Несколько раз я через окна и балконы проникал в квартиры. Но везде было одинаково пусто. Заброшенные вещи покрывались слоями пыли. Ни в одной квартире не горел свет.

С каждым днем я все больше и больше убеждался, что мои попытки напрасны. Постепенно я совсем их оставил. Нигде не было никаких следов присутствия человека. Единственное… Единственным исключением были продуктовые магазины. Продукты в них были всегда, и всегда свежие. Поскольку платить мне было некому, я брал столько, сколько мне хотелось. В других магазинах все оставалось по-прежнему. Ставшие теперь ненужными, товары пылились на витринах. Было видно, что здесь ничего не меняется, не меняется с тех пор, как ЭТО началось. До сих пор не могу найти объяснения этому феномену.

Я стал все чаще выходить на улицу. Раньше мне это было не нужно, или просто было не до того. Все мое время было занято – школа, уроки, встречи с друзьями, телевизор, Интернет. Теперь я в одночасье лишился всего этого. Раньше я не замечал, как прекрасны яркие и крупные звезды летней ночью, как чудесен обычный прохладный ветерок… Не замечал восходов и закатов, когда небо окрашивается в великолепные огненные тона… Но то было раньше. Оставшись в одиночестве, я понял, чего лишался в толпе.

Хоть я и оставил попытки встретить людей, или хотя бы одного человека, хоть я и научился находить прекрасное вокруг себя, жизнь моя все равно была монотонной. Я готов был отдать все за один день, прожитый той, старой жизнью, даже за тот день, который когда-то считал самым плохим. Одиночество делало все дни одинаковыми.

Периоды задумчивости и тихой грусти все чаще сменялись периодами полной апатии. Я начинал терять всякий интерес к жизни, да и к чему бы то ни было вообще.

Временами я начинал думать о самоубийстве, один раз даже залез на крышу, но спрыгнуть так и не сумел. Сколько ни убеждал я себя, что терять мне нечего, все равно не сумел. Слишком сильны во мне инстинкты.

Я пытался начать пить, но от алкоголя становилось только хуже. Тайная и очень слабая надежда однажды все-таки найти людей – вот что помогало мне не сойти с ума.

Конец периоду моей апатии положил случай. Я, как всегда, шел за продуктами. Был самый обычный осенний день. Наверное, он был осенним, хотя счет времени я потерял. Я шел как во сне, совершенно не глядя под ноги. Такое механическое состояние стало для меня обычным. Я даже не заметил, как упал. Просто почувствовал боль, и осознал что лежу, уткнувшись лицом в асфальт. Слава Богу, ударился я не сильно, но боль словно отрезвила меня. Вопрос «Что же дальше?» возник сам собой. Долго ли еще мне бродить по пустой, и совершенно чужой планете? Ответа я не знал.

Снова и снова я прокручивал в памяти дни былой жизни. Зачем я жил? Во имя чего? Никогда раньше я не задумывался об этом. Собственно, вся моя жизнь была направлена на поиск развлечений. Все свободное время я тратил на них. Теперь этого свободного времени у меня более чем достаточно. Так не попробовать ли? И все еще механически я поплелся к магазину, от которого раньше меня было бы просто не оттащить. Компьютерные игры! У меня никогда не было ни времени, ни возможности наиграться в них всласть.

И как я раньше не додумался до этого? Впервые после таинственного исчезновения людей я находился в таком радостном возбуждении, вставляя первый диск в компьютер.

Так начались дни моей игромании. Целыми днями я не вставал из-за компьютера. Лишь иногда я отправлялся на длинные вечерние прогулки. Но и тогда я старался направить все свои мысли на развлечения. Мир виртуальный стал для меня реальным. Сражения с монстрами, аркады, головоломки, не важно что, лишь бы не было людей, лишь бы не вспоминать. Мысли о людях иногда посещали меня, и тогда становилось тоскливо. И все же… Пожалуй я был рад новой жизни. Мир развлечений с головой охватил меня. Это был период моего блаженства. Развлечения, развлечения и только развлечения – так я проводил все дни напролет. И такая жизнь доставляла мне удовольствие.

Но и ему пришел конец. Постепенно игры стали мне надоедать, а последнее время меня просто тошнило от них. Других развлечений я себе найти не смог, а может, и не захотел. Сама возможность бесконечно развлекаться перестала меня радовать. Я попытался просто ходить по городу, замечать, наблюдать, но это нагоняло страшную тоску.

Тогда мне и пришла в голову идея вести этот дневник. Для кого я буду его вести, не знаю. Кто может прочесть дневник, если кроме меня никого нет? Несколько дней я обдумывал и, наконец, сегодня решился. Сегодняшний день я назвал Днем Прозрения, ибо сегодня я, наконец, понял: развлечения не могут быть смыслом жизни.

Не могут…. А что же может? И почему этот вопрос никогда раньше меня не беспокоил? Годы прожитой жизни кажутся напрасными. Тратя время на развлечения и другую ерунду, я не замечал чего-то. Чего-то очень важного.


День первый после Прозрения

Странно, мне казалось, что, как только я возьмусь за бумагу, так сразу смогу сказать все, что хочу. А теперь выясняется, что сказать мне просто нечего. Мысли скачут и теряют форму. Я отвык говорить и отвыкаю мыслить. Даже почерк у меня стал ужасным. Я почти разучился писать. Становится страшно. И не от одиночества (к нему я потихоньку привык), - я боюсь потерять человеческий облик. Еще пара месяцев, и я либо сойду с ума, либо превращусь в животное, притом второе скорее.

Всю эту ночь я не спал, размышлял. Наверное, в моем положении это странно, размышлять по ночам, у меня и так времени больше, чем надо. Вы даже не представляете себе, что такое скука. Говорят, умному человеку не бывает скучно самому с собой, да только пользы мне теперь от ума? Без него, может, и легче было бы. А что? Развлечения есть, еды навалом, напитки в ассортименте.

Так вот, ночью меня посетила оригинальная идея: раз я такой умник, не начать ли мне читать? Раньше я это редко делал, но теперь… Теперь, возможно, это мой последний шанс не сойти с ума. Не знаю, могут ли книги мне помочь, но сейчас я пойду в библиотеку.


День второй

Вчера я до ночи торчал в библиотеке. За многие месяцы или даже годы без людей, библиотека пришла в упадок. И это еще мягко сказано. Если честно, я был в шоке. Как представитель своего поколения, я никогда не испытывал благоговения перед Книгами, но то, что я увидел, повергло в ужас даже меня, уже успевшего навидаться. Такого кошмара как здесь, я не видел нигде.

Большинство шкафов были опрокинуты, книги валялись на полу в горах пыли и грязи. Многие были разорваны в клочья, вырванные листы покрывал крысиный помет. Наверное, именно крысы устроили здесь такой бедлам, потому что, стоило мне зайти в какой-нибудь зал, как во все стороны разбегались крысы, несметные полчища крыс. Странно, что непуганые столько времени животные бросались от меня врассыпную. Кстати, любопытно, что не только крысы, но и другие животные при встрече со мной дают деру. Сколько раз я встречал на улицах бездомных собак и кошек, но, едва завидев меня, они, поджав хвост, убегали. Что я, в призрака, что ли, превратился? Когда я только остался один, я думал приютить собак и кошек, чтобы они сгладили одиночество, но по уже упомянутой причине отказался от этой идеи.

Сейчас я как раз разбираю принесенные домой книги. Ох, и много же я их вчера натаскал! Я старался брать побольше, и из разных областей, чтобы моя нога не скоро снова ступила на пыльный пол храма книги.


День третий

Решил читать книги строго по хронологии. Сейчас возьмусь за классиков, а там тихо-тихо дойду и до современных авторов. Так что, Толстой, Чехов, Достоевский, ждите меня! Эх, даже пошутить не с кем. А впрочем, это я так. Ведь у меня есть дневник. Если честно, писать мне особо не о чем, все дни одинаковые. Ладно, пойду, почитаю.


День четвертый

Чтение художественной литературы нагоняет тоску. Нет, не то чтобы гениальные авторы казались мне бездарными, скорее наоборот. Такое живое описание людей, общества, диалоги причиняют боль. Как давно я ни с кем не разговаривал! Наверное, надо переключиться на научную литературу. Не попробовать ли изучить иностранный язык? Смысла теперь для меня это не имеет, но все же какое-то занятие. Начну с английского, среди принесенных мной книг как раз оказались три учебника.


День пятый

Остаток вчерашнего дня провел с учебниками. Никогда я еще не занимался с таким рвением. Даже про дневник забыл. Да что там дневник, вообще обо всем забыл. Даже о том, что я один.

Не так трудно даются мне языки, как казалось. В школе, помню, у меня с ними были проблемы.


День шестой

Сегодня выучил сто слов и несколько правил. Сейчас просто падаю от усталости. Зато у меня опять есть занятие, а это, как я знаю по своему горькому опыту, самое главное. Дневник пока, пожалуй, отложу, не до него. И вообще, кому он нужен?


День десятый

По крайней мере, дни я теперь считаю. Что нового произошло за те дни, что я не писал? Да в сущности ничего. Ну, выучил несколько сотен новых английских слов, вот теперь говорю сам с собой по-английски. И кстати, весьма неплохо говорю, жаль, оценить некому.

Зачем я всем этим занимаюсь? Есть ли надежда, что люди вернутся? Куда они исчезли? И это еще не все вопросы, которые роятся в моей голове. Обидно сознавать, что живешь без цели. Мне придется привыкать к этой новой жизни, но ЗАЧЕМ?

Хотя… это неважно. Жизнь самоубийством я не кончил и не кончу, а значит… Зачем задаваться лишними вопросами, и без них тошно.


День одиннадцатый

Память становится лучше прямо на глазах. Это какое-то чудо. Никогда не думал, что такое возможно. Вот уж воистину, человек может все. Самому себе поражаюсь, ведь я разговариваю на английском почти свободно!

И все равно, нужно что-то еще. Я опять пытаюсь уйти от раздумий. Не алкоголь, так игры, не игры так учеба. Избавиться от мыслей невозможно, они лезут и лезут. Снова и снова один и тот же вопрос: Зачем? Зачем? Зачем? Зачем я живу, зачем я взялся за языки? И боюсь, что, пока я на них не отвечу, они будут меня преследовать.

Мне обязательно надо найти какую-нибудь цель. Не способ заглушить мысли, а цель. Цель моего теперешнего существования. Человек живет ради общества, а если его нет, то зачем жить. Но я живу, и это должно быть зачем-то, иначе невозможно.


День двенадцатый

Даже у меня бывают удачные дни. Например, сегодня. Утро ясное, небо синее, белые облака - вот и настроение у меня лучше, чем обычно. Не хорошее, но и не ужасное.

Ну, а кроме хорошей погоды, и даже больше ее, меня радует догадка. Может быть, люди и не исчезли? Может быть, это я для них исчез. Я никогда этим не интересовался, а ведь сколько людей ежедневно пропадает без вести? Быть может, я – один из них? А если это так, то надо не терять надежду и попытаться понять, как это произошло. Если я пойму это, то, пожалуй, смогу «найтись». А это уже в корне меняет суть вещей. Если моя догадка правильна, то мое положение отнюдь не безнадежно. Так что теперь я буду заниматься с особым рвением, чтобы попасть в общество образованным человеком.

Английский сейчас доканчиваю, начинаю немецкий. Дальше еще есть французский, испанский. Когда я найдусь, а я обязательно найдусь, то всерьез займусь иностранными языками. Эх, мечты, мечты!

А вообще, я стал немного романтиком. И многому научился, многое понял. Я имею в виду не науки. Хотя, и их тоже.


День тринадцатый

Сегодня я был на той улице, где исчезли люди. Вернее, я исчез. Интересно, кстати, я растаял в воздухе, провалился сквозь землю?

Наблюдения, к сожалению, ничего не дали. Нет никаких странностей, как не было никакой видимой причины для моего исчезновения. Но я не отчаиваюсь. Самое главное – цель, а она у меня уже есть. Теперь я даже про людей могу читать без тоски.

Вчерашняя догадка окрылила, вселила в меня надежду. Даже не надежду - уверенность, что ситуация не безвыходная. Надо искать, искать причину произошедшего и способ вернуть все как было. Но и не это самое главное. Теперь у меня появилась цель, теперь мое существование не бесполезно. Я обязательно пойму, в чем дело, и, возможно, смогу помочь другим пропавшим без вести.

Я не хочу думать, что все может быть не так. Конечно, не исключено, что исчезли все люди, а не я. Но, если рассуждать логически, это не так вероятно. Гораздо легче пропасть одному человеку, чем всему человечеству. И потом, продукты в магазинах откуда-то появляются.


День четырнадцатый

Придется опять идти в библиотеку. Я подумал, что если где-то, в каких-то книгах описано что-то похожее на мой случай, то только в трудах мистиков. Но, увы, таких книг среди принесенных мной не оказалось. С рациональной точки зрения объяснить то, что произошло со мной, невозможно. В то же время, не исключено, что мой случай не уникален. Вдруг мне удастся найти разгадку в трудах мистиков. Ведь чем-то же они занимались, и кому-то это было нужно, так почему не мне?

Еще, что интересно, я начал связно мыслить. Вот сейчас я сижу, пишу и точно знаю, что хочу сказать. Так ясно я не мыслил даже тогда, когда был среди людей. Мой ум прояснился, а сейчас я даже уверен в себе и в своих силах.

Кстати, не мешало бы мне изучать физику. Не школьный курс, а серьезные научные труды. Вдруг они мне помогут. Сейчас я способен на многое, если не на все.


День двадцать восьмой

Две недели я не писал. Во-первых, работал, копался, изучал, анализировал. А во-вторых, просто было не о чем писать. Сейчас тоже не о чем. Мой оптимизм начинает рушиться. Ничего, похожего на мой случай, я пока не нашел. Отчаиваться рано, я и не отчаиваюсь, но оптимизм рушится.

Я обязательно вернусь. Вернувшись, я буду лучше, чем был. Кстати, я ввел себе четкий распорядок дня, и теперь не теряю ни минуты впустую. Я выделил время для занятий, прогулок, чтения, а сегодня вообще решил начать писать книгу, хотя мой дневник будет интереснее. Теперь я знаю, для кого его пишу.


День тридцать седьмой

Опять долго не писал. А все потому, что я ищу, ищу выход. Наверное, напрасно. Бодрости уже не хватает, цель расплывается, надежда слабеет. Похоже, мне не вернуть все как было. Тоска возвращается.


День тридцать восьмой

Как бы снова не вернулась апатия. Я прочитал уйму сочинений мистиков, но безрезультатно. Мне стало все надоедать. Сегодня ночью я бредил, тревожный симптом. Мысли снова путаются, круг замыкается. Даже дневник я пишу через силу, хотя это, возможно, мое последнее увлечение. Теперь, пожалуй, буду писать раз в неделю, а то и реже. Тишина сводит с ума. Самое страшное - это тишина. Тишина в огромном городе, где когда-то ездили машины, ходили люди, радовались, грустили, злились, веселились. Страшно видеть огромный город пустым и безмолвным.


День сорок первый

Все совсем плохо, начинаются галлюцинации. Сегодня мне слышались голоса. Не голоса живых людей, хоть я и стал их забывать, но отличить все-таки смог бы. Это были не человеческие голоса, скорее голос свыше, или голоса ангелов. Они пробивались сквозь тишину, звучали как музыка, даже не знаю во сне или наяву,  в голове или вокруг. Они говорили медленно, но как будто заполняли своим голосом все вокруг. Я схожу с ума.


День пятьдесят второй

Галлюцинации больше не повторялись. Вроде стало легче. Продолжаю учиться. Овладел немецким, изучаю французский. Стал больше времени уделять художественной литературе, она дает мне возможность размышлять, но не за себя, а за персонажей. Это очень важно.

Больше всего помогает «Робинзон Крузо». Он стал моей настольной книгой. Также пришла в голову мысль путешествовать – бояться мне нечего, терять тоже.

Кстати, забыл сказать: я переехал. В другой район, чтоб ничего не напоминало о прошлом. Его нет, и не было.


День семидесятый

Как же медленно тянется время. Чем себя занять. Я снова в поиске. Я продолжаю читать и учиться, но это не то. Нужно еще что-то. Скоро переберусь за город. Я, к сожалению, не знаю, какое сейчас время года, но пока тепло, поживу на природе.

Я уже не тот, каким был два месяца назад. Я деградирую. Вчера снова слышал голоса. Мысли снова путаются.


День девяносто второй

Перебрался на природу. Нашел себе пустой дом в лесу, у реки. Здесь замечательно. Не знаю, кто здесь жил раньше, но все в идеальном порядке, только запылилось. Здесь очень красиво. Появилось желание научиться рисовать. Вот сейчас сижу, пытаюсь нарисовать пейзаж. Не получается. Но я упорный. И времени у меня бесконечно много.


День девяносто девятый

Все же я теряю человеческий облик. Как-то очень быстро, и чем дальше, тем быстрее. Я стал бесцельно бродить по лесу. Не гулять, а именно бродить. Я отвыкаю мыслить. Я слишком устал от одиночества. Вот сейчас я сижу и пишу, и вроде все нормально. А еще вчера я целый день где-то таскался. Даже не знаю где. Не помню. Я слишком много думал, вернее, загружал голову пустыми, бессмысленными мыслями. Я слишком терзал себя. И так постоянно. Проблески разума сменяются абсолютным безумием. Что же будет дальше?


День сто двадцать третий

Проблески разума возникают все реже. Мне уже трудно считать дни. Я не могу быть уверен, что сегодня именно сто двадцать третий день. Мне так кажется, но я мог пропустить два-три дня, или даже неделю, и не заметить.

Тоска по людям понемногу исчезает. Я уже плохо помню, как жил среди них, а ведь прошло не так уж много времени.

Галлюцинации посещают меня почти каждый день. Это явно голоса, но я никак не могу разобрать, что они говорят.


День сто сорок седьмой

Изучаю религии. Хотя изучаю – это громко сказано. Я все больше и больше гуляю по лесу, просто бесцельно брожу. Я чувствую себя его частью. Это очень необычное чувство, чувство единения. Глупо звучит, но я «чувствую» Бога. Поэтому и взялся за религии, они должны помочь мне разобраться в своих чувствах.

Я перестаю понимать, кто я. Одна моя часть тянется к знаниям, другая – к природе. Я добываю себе пищу как неандерталец, и изучаю физику на уровне профессора. Я просто разрываюсь на части. Одичать боюсь, но животная сущность проявляется все сильнее.
Дневник надоедает. Я с трудом заставляю себя считать дни.


День двести пятьдесят шестой

Мысли приходят в порядок. Сильно улучшилась интуиция. Раньше ее не было, а теперь я очень многое чувствую заранее. И еще, я стал ловить себя на том, что знаю вещи, о которых не читал. Проверить эти знания я не могу, но уверен в их достоверности. Происходящее со мной похоже на странное испытание. Вот только кто и зачем его проводит?

Сейчас я с трудом могу себе представить человека. Я вижу себя в зеркале, но представить себе других людей не могу. Сам я тоже изменился, не могу сказать в чем, но изменился. Я не такой, каким был прежде, и это видно даже в зеркале. У меня изменилось сознание.

Мне было бы очень тяжело оказаться сейчас среди людей, и я уже не знаю, захотел ли бы я вернуть все, как было. Тем более, что я больше не страдаю от одиночества.


День триста двадцать шестой

Странное чувство умиротворения. Мне все безразлично. Нет, это не апатия, все по-другому. Я просто всем доволен, и не хочу большего. Я счастлив.


День триста шестьдесят пятый

Я не один. Вокруг меня полно людей и я с ними разговариваю. Они ходят, говорят друг с другом, я их слышу, и они меня тоже. Возможно, я сошел с ума, но мне так не кажется. Хотя, каждый сумасшедший считает себя нормальным.

Вот уже год, как я веду этот дневник. Для кого я писал его и пишу сейчас? Не знаю. И не узнаю никогда, но на всякий случай, отнесу его туда, где жил когда-то – в той, прошлой жизни. Так что, если вы его найдете, то только там. Эта запись последняя. Мне больше нечего сказать…»