1. Послевоенная медицина в селениях

(1)Разговор пассажиров в купе поезда.
\\\\\\\\\\
Поезд мчался в Москву,  с Кишинёва. В вагоне пассажиры
 вели разговор о медицине. Пассажир с толстым и добрым
лицом доказывал, что медицина – наука несостоятельная.
Мелочь возьмите – бородавка какая-нибудь вскочила на руке.
Отчего это произошло, какая тому причина – ничего толком
не известно. А если не бородавка, а случилось что-нибудь
серьёзнее? Второй пассажир, коротко стриженный, рослый,
худой, усмехался, покачивая головой.  – Уж будто она такая
несостоятельная, эта медицина?.. А вы мне вот что скажите –
если занедужите ненароком, врача зовёте? Лекарство
принимаете? Что врач вас вылечит, верите? Третий пассажир
лежал на вагонном диване и притворился, что читает.
 На самом деле он не читал, а прислушивался к тому, о чём
говорят попутчики. Накануне я видел в городе этого рослого,
немолодого человека при нескольких обстоятельствах и
запомнил его.  В этот день было даже для Молдавии очень
жарко, и на какой-то неказистой станции горбатой улочке,
 выходящей  к кишинёвскому базару, старик в обтрёпанном,
 брезентовом пыльнике и в синем выгоревшем старомодном
картузе, с треснувшим лакированным козырьком продавал
муст, из лилового деревянного бочонка. Мустом называют
в Молдавии, неперебродивший виноградный сок - 
божественное питьё. Человек, заступившийся сейчас за
медицину, не глядя на старика, сунул ему пятёрку
и попросил стакан муста. Старик узнал покупателя.
Он заулыбался, и его бурое лицо, с тощей пегой бородой,
покрылось сеткой мелких пыльных морщин. Протягивая
стакан, наполненный рубиновым соком, он сказал
неприятно заискивающим  и,  пожалуй, испуганным
голосом – Алексей  Михайлович, моё вам почтеньице!
Как изволите здравствовать?  Успевший поднести, ко рту
стакан с виноградным соком человек, названный Алексеем
Михайловичем, приостановился, глянул на старика и,
не  притронувшись к стакану, выплеснул муст на землю.
Затем он поставил на бочонок стакан и, не взяв сдачи,
пошёл прочь.  Старик злобно сверкнул глазами и позвал
жалобным голосом  - Алексей Михайлович, возьмите назад
деньги, но тот не обернулся. Теперь, в вагоне, посматривая
 изредка на Алексея Михайловича, третий пассажир
раздумывал – Что же такое произошло у них со стариком,
торгующим  мустом, какие нити связывали этих ничего,
казалось бы, не имеющих общего людей. А четвёртый
пассажир, красивый малый, с оливковой матовой кожей
на лице, тонкими щегольскими усиками и иссиня-чёрными,
 как пишут в романах зачёсанными, назад блестящими
волосами, ехал вместе с Алексеем Михайловичем.
В разговоре он участия не принимал, немного погодя
поднялся и вышел из купе, так как в соседнем вагоне ехали
его приятели. Поезд отошёл от Кишинёва, перегружённый
пассажирами. Они везли фрукты, вино и корзины
с виноградом. Тучные, уже пожелтевшие молдавские поля
поражали буйным своим изобилием.
Вдоль железнодорожного полотна бежали голенастые
подсолнухи, похожие на мальчишек, в соломенных брылях,
измазанных в дёгте. Тянулись виноградники с огромными
гроздьями, припудренные матовой пыльцой.
 До самого  горизонта тянулись кукурузные поля, им не было конца.
Поездные пассажиры, как известно, много едят и много
болтают о всякой всячине. Поговорив о медицине, они
перешли к вопросу о квадратно – гнездовом способе
посева.  – А я вас видел в Кишинёве, - сказал Алексею
Михайловичу пассажир, лежавший на диване, и сообщил,
при каких обстоятельствах. – Верно, было такое дело, -
отозвался Алексей Михайлович и покачал головой.
– Старик этот, который мустом торговал, бывший мой
фельдшер, некий Гусаков. Препаршивейшая личность.
До сих пор как увижу его, так прямо пепел Класса стучит
в  моё сердце… И ненависть к нему и сознание
собственной вины, в какой-то мере.  А, в общем,
омерзительный человек.  – Алексей Михайлович замолчал.
Заинтересованные попутчики ждали продолжения.