Дождь

Дождь лил вторую неделю без остановки, то слабея, то вновь разворачивая серые крылья атмосферных фронтов. Город разбух от сырости, скрипел дверьми и форточками, чихал в мутное небо бурыми выхлопами заводских труб. Давно пора бы лечь снегу, но с лысой макушки Шмидтихи все текли и текли над каменными чашами дворов и площадей косматые слезливые тучи. День за днем вопреки прогнозам раскручивалось над сирыми тундрами бельмастое око циклона, будто высматривало кого…

В те дождливые дни случилась самая странная встреча в моей жизни – ни забыть, ни объяснить ее я не в силах.
В тот раз мне пришлось возвращаться из соседнего городка домой очень поздно. Автобус, последний на сегодня, был почти пуст. На заднем сидении прикорнула женщина с тремя кошелками, чуть поодаль устроились двое чумазых парней в промасленных робах. Я села вперед, сбоку от кабины водителя и стала глядеть в лобовое стекло, по которому мотались дворники. Залитая водой дорога множила скудный свет фонарей и редкие огни турбаз – мы плыли в желтом сиянии меж черных лесистых берегов.

Автобус заглох на полпути: фыркнул и замолчал мотор, и почему-то погас свет в салоне. Водитель ругнулся, подергал рычаги, потом, накрыв голову и плечи курткой, вылез из кабины. Видно, дело было плохо. Он скоро вернулся, достал ящик с инструментами.
– Эй, шеф, помочь? – предложил кто-то из работяг.
– Давайте, – обрадовался шофер и открыл переднюю дверь.
Мужчины ушли. Пассажирка на заднем сидении дремала, свесив голову. С улицы по ногам тянуло холодом. Сонный ветер ворочался в размокшей тундре. Водяная пыль дрожала, подсвеченная фарами. И я не скоро заметила, что там, у обочины, на границе света кто-то есть. У дороги неподвижно сидел человек, закутанный во что-то громоздкое вроде плащ-палатки. Сторож с ближней турбазы? Припозднившийся рыбак или охотник? Тогда почему не идет сюда? Ногу сломал? Может, мотоциклист, авария… Я вылезла из автобуса и пошла посмотреть, в чем дело.

Сгорбленная фигура в брезентовом плаще, лоснившемся от влаги, казалась вылепленной из тьмы.
– У вас что-то случилось? – я заглянула под спущенный край капюшона и увидела древнее, словно из темной скалы вырубленное старушечье лицо с высокими скулами и запавшими щелками глаз. Лицо было мокрым, не знаю, дождь ли тому виной. Лоб старухи, перехваченный кожаным шнуром, блестел словно медный, с боков свисали жидкие космы и крупные костяные серьги, отчетливо белели у впалых щек.

– Что с вами, – еле выговорила я. Язык плохо слушался и губы будто мороз прихватил.
Она не повернула головы, невидящий взгляд тонул в узких провалах.
– Вам плохо? – допытывалась я, смутно сознавая нелепость вопроса пред этой окаменелостью черт. – Почему вы сидите тут? Вам нужна помощь? Может, деньги… – я машинально нащупала в кармане десятку, но вытащить не успела.
Трещина рта дрогнула, старуха заговорила, с усилием выталкивая незнакомые слова. Я наклонилась к ней, надеясь разобрать их, и ощутила идущий от нее холод – как из снежной ямы дохнуло. Касания я не почувствовала. Она не передала, а просто уронила мне в ладонь плоский белый камень с дыркой и снова погрузилась в оцепенение.

Я повернулась и пошла к автобусу, словно подтолкнул кто. Мокрые спины уже не торчали у развороченного передка. В салоне зажегся свет, мотор урчал, работяги торопливо курили, пока водитель вытирал руки ветошью.
Хозяйка трех кошелок проснулась и спросила, рассеяно моргая:
– Где это мы?
– Недалеко от моста, – успокоила я. – скоро дома будем.
Дождь опять припустил, по стеклам текло, и ничего больше не было видно.

Наутро оказалось, что я потеряла проездной. Когда накануне вечером садилась в автобус – билет был. На дороге выронила, больше негде, решила я. Лежит небось, где старуха сидела. Надо съездить – подобрать.
Точного места я не знала – разве определишь в темноте. Вышла из автобуса сразу за мостом и пошла по обочине шоссе, глядя под ноги. С придорожных кустов капало. Волглый туман по овражкам кутал голые ноги берез и застилал серыми шалями унылые акварельные дали.

Проездной лежал у самой дороги. Я нагнулась поднять его и уперлась взглядом в кучу красноватых валунов в серебряных бляшках лишайника. Прямо оторопь взяла: не было их вчера! Но… издали, да еще впотьмах – вполне сойдет за сидящего человека. С ума, что ли схожу?! Я опустила проездной в карман, и странный мятный холодок коснулся пальцев – плоский белый камень с дыркой лежал там – весомый и убедительный.
Повинуясь внезапному наитию, я задрала голову к небу. Там, в разрыве туч, зияла голубая скважина – глаз циклона неподвижно висел над моей головой. И дождь наконец-то кончился.

P.S. Несколько дней спустя в местных новостях промелькнуло сообщение, на которое я почему-то обратила внимание. Далеко в тундре на одном из стойбищ умерла старая нганасанка – последняя представительница древнего шаманского рода.