Маленькая женщина в тени

Ледяная вода неотвратимо просачивается сквозь подошвы моих прошлогодних туфель. Меня окутывают хлопья мокрого снега. Стоит им коснуться асфальта, они тают. Ноябрь. 

Я стою, не в силах уйти, перед огромным окном кафе.  Мне кажется, передо мной корабль, плывущий сквозь холодное ночное море города.  Он уносит прочь то, что мне дороже всего на свете, но я не могу остановить его неумолимый ход.

Там, внутри кафе, заключенный в оправу оконной рамы, за изящным столиком чуть в глубине уютного  зала мой муж Андрей.

Он не один.

Только это и имеет значение – он не один,  их двое, они встретились, как встречались, должно быть, уже много, много раз.

Понимаете?

В те вечера, когда я хлопотала дома, наводя никому не нужный порядок, или бездумно наблюдала за перипетиями жизни героев сериала, устроившись на диване с чашкой чая, или читала сказку дочке, они вот так же смотрели друг другу в глаза, едва уловимо соприкасаясь  кончиками пальцев. Они были вот так же поглощены разговором, в котором каждое слово  имело скрытый смысл, и этот смысл заключался в словах: «Я тебя люблю». Потом они вставали и уходили туда, где могли слиться в близости, полной нежности и страсти, одухотворенной чувством.

Они прекрасны.

За стеклом – другой мир.

Я никогда не попаду туда, невзрачная, серенькая, никудышного росточка, всегда одетая как с чужого плеча, неловкая, стеснительная, глупая. Жена, которую никогда никому не представляют, так она неважна. Еще споткнется на ровном месте, или скажет невпопад нелепицу. Жалкая, как некрасивый ребенок, которого сторонятся другие дети.

Я как раз  такой ребенок.

Когда мои родители еще были вместе, до их развода, я часто оставалась в одиночестве в гостях.  Другие девочки и мальчики затевали игры и возню, смеялись и шумели, пока взрослые сидели за столом, а я одиноко листала какой-нибудь художественный альбом в уголке дальней бабушкиной комнаты, стараясь никому не мешать и не привлекать ничьего внимания.

Может быть, только может быть, если бы мои родители остались вместе, я выросла бы другой – изящной, нежной, склонной к романтическим увлечениям, легкой, женственной. Но они развелись, когда я пошла в первый класс, и мы с мамой остались вдвоем.

Наверное, было бы лучше, если бы я и провела всю жизнь, созерцая сотворенную другими людьми красоту, описывая ее, внося в каталоги – я стала искусствоведом. Мне не дано быть супругой и матерью. Мое место в жизни – под фикусом с пыльными листьями, с тяжелой богатой книгой, пристроенной на обтянутых старомодными чулками коленях. Мечтать, фантазировать, мучительно краснеть по пустякам, накрепко зажмуриваться в метро, когда напротив оказывается красивый мужчина - вот это мне знакомо.

Но появился Андрей, и я ненадолго выбралась из тени.

Отец не исчез из моей жизни. Он заботился обо мне с безопасного  расстояния, исключавшего излишнее общение с моей матерью. Его вторая жена, рассеянно-добрая красавица, не возражала против наших с отцом встреч и его участия в моей скучной жизни. У ее любимого мужчины была страшненькая дочка от первого брака,  и она приняла ее как некую, не существенную, часть его жизни.

Именно она устроила меня секретарем в издательство, где я познакомилась с Андреем, и сыграла, таким образом, определяющую роль в моей судьбе.

С первого же свидания с Андреем, или даже раньше, с того самого мига, когда он заговорил со мной на шумной вечеринке для сотрудников издательства по случаю Нового года, я пропала. Пропала, потому что во мне проснулся дикий страх потерять его. Упустить. Остаться одной, разделив судьбу матери. Потому что моя мать неудачница. Самое ужасное для меня – стать такой же, как она, разведенной матерью-одиночкой, поглощенной суетой, с кое-как причесанными волосами и обидой на недобрый мир.

Я знаю – я все еще жена Андрея именно поэтому.  Я всегда на все согласна. Самое большее, на что у меня хватает пороху – ворчать из-за какой-нибудь чепухи. Я сама себе отвратительна, когда  начинаю брюзжать, превращаясь из унылой женщины в противную старушку.

Мне хочется крикнуть Андрею: «Я тебя люблю! Обрати на меня внимание, умоляю!» Но я  не ко времени завожу разговор о том, что нужно поехать в торговый молл за МКАД на распродажу уцененных товаров, хотя Андрей на моих глазах собирается куда-то по своим делам. Я не говорю, что не раз глубоко ночью, когда он спал рядом со мной, мне дико хотелось дотронуться до него первой. Но я всегда жду, когда в нашей постели он потянется ко мне, чтобы на несколько минут нас подхватила холодная волна механической близости, лишенной хоть какого-нибудь тепла. Я просто оказываюсь под рукой. Очень, очень редко.

Один раз во время тоскливой ссоры я, сглатывая слезы, выговорила: «Я же родила тебе дочь!», но вместо умиления Андрей расхохотался.

Он прикрыл чудесные зеленоватые глаза рукой, пытаясь сдержать смех, но не удержался. Его смех был смехом совсем молодого мужчины, уверенного, что мир полон любви, а все препятствия к счастью – преодолимы. Рядом с ним я была неуклюжей дальней родственницей из провинции, сверх меры загостившейся у перебравшегося в столицу племянника. Родила дочь! Да ему бы любая родила, красивому, остроумному, ставшему одним из первых людей в том же огромном издательстве, где мы познакомились.

Я не могу уловить тот момент, когда впервые почувствовала, что Андрей бросает мне вызов. Он словно говорил: « Давай, попробуй! Разозли меня своим бормотаньем так, чтобы я в сердцах перешел мной же самим определенную грань и сказал тебе правду. Решайся!»

Я все еще маленькая девочка в гостях, с которой вдруг заговорил кто-то из сострадательных взрослых. Мне и лестно его внимание, и тревожно от собственной неуклюжести – вдруг, пока он со мной дружит, я что-нибудь, да сломаю?! Уж лучше бы он отстал поскорее.

Чувство неловкости, незаслуженности счастья не покидает меня. Я не могу примириться с  собой, и мне кажется, что дочь презирает меня. Аня обожает отца. А я – некто в тени, всегда готовый подать завтрак, обед или ужин, а потом скрыться с глаз. Это несправедливо. Дочка любит меня. Но когда я забираю ее после школы, прелестную рыженькую первоклашку, мне кажется, что она немного стесняется. Конечно же, я приписываю ребенку свои собственные чувства. Но эти чувства ужасны, понимаете, вот в чем беда. 

Нелюбовь мужа разъедает меня, и я не знаю, как заслужить любовь. А если бы и знала, не решилась бы ни на малейшее движение. Не говоря уж о том, чтобы обнять Андрея, потереться щекой о его грудь, не то, чтобы могучую, опуститься перед ним на колени и сделать то, что, как я читала, любят все мужчины. Я стесняюсь. Если он рассмеется или погладит меня по голове, я умру со стыда. Я даже не раздеваюсь при Андрее. Мне не хочется раздражать все еще молодого мужчину видом своего тщедушного тельца, не ставшего женственным даже после беременности, очень тяжелой, и тягостных родов.

А для окружающих мы – обычная семья. Да только не бывает обычных семей. Есть лишь привычное несчастье. Я вот даже веду натужно-веселый блог в Живом Журнале, пытаясь с юмором описывать никому не интересные события своей серой жизни. Хотя, нет, не никому. У меня двадцать пять виртуальных друзей, без сомнения, таких же клуш и неудачников, как и я сама.

Мы с мужем – незнакомцы, на время объединенные дочкой и квартирой.  Я – его щит, которым он укрывает от мира нечто безмерно важное для него. Но кто он для меня? Кто виноват в том, что между нами нет близости, ни супружеской, ни духовной?

Сейчас, стоя почти по щиколотку в мокром, сочащемся водой  снегу, я убеждаюсь, что ничего не знаю о муже. Вообще ничего.

Потому то, что я вижу… немыслимо. Невозможно. Невероятно. Я не хочу верить своим глазам. Но это правда.

Пожалуйста, скройте ее от меня! Я не хочу ничего знать! Верните меня на мое место, на жесткий стульчик в комнату чужой бабушки, чтобы я тихонько рассматривала там картинки в книжке, пока где-то рядом идет жизнь, сложная, опасная, захватывающая, настоящая.

Сделайте так, чтобы я не прочла это сообщение на планшете Андрея. Сотрите эти слова: «Кофе Бин на Сретенке, 19.00. Жду тебя, люблю, скучаю».

Пусть я останусь в неведении. Прошу вас! Пусть я передумаю в последний момент и никуда не поеду.

Мне хочется рухнуть и завыть. Потому что только я сейчас я осознаю всю глубину своей любви к мужу. Мне никогда не нужно было бояться. Я, смешная маленькая женщина с великолепным именем Диана, должна была сражаться за свою любовь. Завоевать доверие Андрея. Стать его лучшим другом. Потому что там, где невозможна любовь, возможна дружба.
Но шаг за шагом я ушла от него.

Понимаете?

Это я ушла, не он; я отдалялась от него каждый день, каждый миг нашей супружеской жизни, не решаясь спросить, понять, поддержать. Я покупала занавески, мучительно размышляя над их цветом, и прилежно училась печь яблочную шарлотку. Были минуты, когда разговор по душам был возможен, но всякий раз я отмалчивалась, потому что мне знакомо только несчастье, и до жути страшно познать любовь во всей ее жестокой, великой, неистовой  силе.

Но я не издаю и звука.

Нужно уходить. Я промокла; как только вернусь домой, заварю себе малины. Так, забрать дочку от мамы, забежать в химчистку. Или наоборот? Дочка, потом химчистка, или химчистка, потом дочка?

Я все еще могу войти к ним, сказать, что я знаю, что я принимаю их.

Миг, когда это возможно.

Удар сердца.

Миг, когда это уже невозможно.

Ссутулив плечи, я бреду к метро.

Я не хочу знать, что происходит за стеклом кафе. Это мой выбор – не знать. Не тревожьте меня. Я должна успеть в химчистку.

Пусть будет видимость семейной жизни. Я хотя бы смогу и дальше говорить об Андрее «мой муж», хоть немного отдаляя окончательное поражение.  У Ани будет отец. Если у меня что-то и получается в жизни, так это делать вид, что все замечательно, и мы втроем счастливы. А чуть позже я вернусь на работу, оставленную после рождения Ани, первые три года слабенькой и болезненной, и мне станет чуть легче.

Я не стану копией своей матери, отчаянно повторяю я, не стану. У меня будет семья, даже если мне придется и в самом деле превратиться в  дурочку, не замечающую того, что происходит у нее под носом. Я смирюсь со всем, только бы Андрей не ушел. Я продаю душу в обмен на обручальное кольцо – символ брака с мужчиной, для которого я не существую.


… В кафе, в мягком рассеянном свете, Андрей поглаживает пальцами бок теплой чашки с кофе, застенчиво улыбается и говорит, с  нежностью всматриваясь в полные любви глаза напротив:
- Я по тебе скучаю, когда мы вот так по три дня не видимся. Давай сбежим ото всех. Ты и я, вдвоем,  туда, где нас никто не найдет. И пойдем уже. Я тебя хочу.