Диссидентский тип инакомыслия

      Диссиденство зародилось в эпоху, непосредственно последовавшую за ХХ съездом и хрущевской «оттепелью». В этот период значительная часть интеллигенции с помощью Хрущева осознала расхождение между своими общественными идеалами, сформированными в основном историческим опытом и надеждами предыдущего десятилетия, и политическим курсом хрущевского и послехрущевского руководства.
 
      Советское диссидентство (инакомыслие) 1960–1980-х годов – явление, аналогов в российской истории не имеющее. Диссиденты появились в СССР во второй половине 1960-х, почти внезапно и как бы ниоткуда.

      Первой публичной  акцией диссидентов в СССР был «митинг гласности» на Пушкинской площади в Москве 5 декабря 1965 года. В митинге участвовало около 200 человек  (включая сюда и сотрудников правоохранительных органов). Основной лозунг митинга – требование гласного суда над арестованными в сентябре 1965 года Ю.Даниэлем и А.Синявским. На митинге раздавалось составленное сыном Сергея Есенина диссидентом Есениным-Вольпиным  «Гражданское обращение».

      Для тех, кто не помнит или не знает этих  людей, вкратце напомню.

      Даниэль Юлий Маркович   (1925-1988) — поэт, прозаик, переводчик, диссидент. Родился в семье литератора М.Даниэля (Марка Наумовича Мееровича). С 1958 года под псевдонимом Николай Аржак публиковал за рубежом повести и рассказы. Наиболее характерна в плане борьбы с Советской властью его повесть-антиутопия «Говорит Москва», рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении такой инициативы со стороны «трудящихся масс» и неприятии «отдельными гражданами» этого чудовищного «праздника».

      Синявский Андрей Донатович (1925-1997) - литературовед, писатель, литературный критик. Родился в семье дворянина и левого эсера. На Западе под псвдонимом Абрам Терц опубликовал роман «Суд идет» и повесть «Любимов»,  а также статью «Что такое социалистический реализм».
 
      Оба «писателя» в разгар холодной войны выступили на территории врага с антигосударственными памфлетами. Естественно, государство в соответствии со статьей 70 действующего тогда УК РСФСР отмерило в 1966 году Даниэлю 5 лет, а Синявскому 7 лет лагерей.

      Автор «Гражданского обращения» Александр Сергеевич Есенин-Вольпин (р.1924) -  сын Сергея Есенина и поэтессы Надежды Вольпин. Ученый-математик. В 1949 году был арестован за антисоветские стихи и направлен на принудительное психиатрическое лечение. С осени 1950 года — в ссылке в Караганде. В середине 50-х, после возвращения из ссылки, начал правозащитную деятельность, прерываемую время от времени новыми арестами и отправками в психиатрические лечебницы. До последнего времени проживал в США, где писал стихи и занимался математикой. Стихи публиковал только под фамилией Вольпин.

      Типичными лозунгами правозащитного движения 1960-х годов были: «Мы требуем гласности!», «Мы требуем соблюдения советских законов!» и «Уважайте советскую Конституцию!». В соответствии с этой позицией, все свои обращения и заявления правозащитники посылали в соответствующие советские инстанции. С целью изучения проблем прав человека в СССР, в ноябре 1970 года по инициативе В.Н.Чалидзе был образован Комитет прав человека в СССР. В него вошли физики А.Д.Сахаров и А.И.Твердохлебов и математик И.Р.Шафаревич; экспертами Комитета стали А.С.Есенин-Вольпин и Б.М.Цукерман.
 
      Диссидентский тип инакомыслия 60-х имел особые черты, кардинально отличающие его от иных оппозиционных движений других эпох советской истории:
      - диссидентское инакомыслие  излагалось максимально публично;
      -  диссиденты отрицали насилие как средство борьбы;
      - в центре внимания диссидентов находились весьма избирательно отобранные права и свободы личности;.
      - диссиденты декларировали лояльность к действующим (советским!) законам.
 
      А.Д.Сахаров определил образ действий советских диссидентов как осуществление прав и свобод личности «явочным порядком». Этот принцип наиболее ярко воплотился в механизме самиздата, о котором мы поговорим подробно несколько позже.

      Как нечто исключительное проводились голодовки и митинги участников диссидентского движения. Практиковалась еще помощь политзаключенным и их семьям. Стержнем для диссидентов всех толков и направлений в СССР на протяжении двадцати лет оставалось правозащитное движение.

      Наиболее распространенными формами антисоветской активности (в % от общего числа осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду) были: устные антисоветские высказывания 57%, распространение антисоветских листовок 13%, анонимные и подписанные письма антсоветского содержания 22%, хранение и распространение антисоветской литературы, в том чис¬ле дневники, переписанные от руки стихотворения и песни и другие рукописные документы антисоветского содержания – 18% (ГА  РФ, ф. Р-8131, оп. 32, д. 5080, л. 17-18).

      Деятельность диссидентствующей интеллигенции 60-х годов прошлого века была немного похожа на выступления представителей русского либерализма начала XX века. У тех также основой миропонимания была концепция верховенства права, основанного на правах личности.

      Однако советские диссиденты даже не попытались воспользоваться  этим наследием  как  идейной основой своего движения. И они вовсе не были,  как русские «правдоискатели» второй половины ХIХ века, защитниками угнетенных, сирых и обездоленных. Правозащитники взялись защищать «право на свободное распространение информации», непосредственно связанное с деятельностью узкой группы людей - журналистов и публицистов, которых трудно назвать «сирыми и «угнетенными».

      Поскольку многие правозащитники обратились к неподцензурному журналистскому и литературному творчеству, то они «де-факто» защищали и свои собственные профессиональные права. Что касается защиты прав, жизненно важных для подавляющего числа советских граждан, таких, как право на безопасность, на труд, на образование, на жилье - то правозащитников эти социальные права, как можно судить по их заявлениям и выступлениям, не слишком заботили раньше и не заботят сегодня.
 
      В конкретных же условиях идеологической и информационной войны между США и СССР реализация требования на свободу распространения информации устраняла препятствия для пропаганды идей и воззрений, враждебных не только правящей идеологии и политической системе Советского Союза, но и социально-экономической системе, сложившейся в СССР. И хотя, с чисто юридической точки зрения в этом требовании не было ничего «криминального», сам факт такого требования свидетельствует об определенной политической позиции, занятой правозащитниками, независимо от того, как они сами ее интерпретировали.
 
      Среди правозащитников тех лет было много бывших политзаключенных сталинских лагерей. Однако есть все основания полагать, что в середине 60-х годов большинство из правозащитников разделяли в той или иной степени социалистические и даже либерально-коммунистические убеждения (П.М.Егидес-Абовин, П.Г.Григоренко, О.И.Алтунян, А.И.Костерин, П.И.Якир, В.В.Павленков).

      В правозащитной деятельности тех лет принимали участие люди различных убеждений и взглядов - христиане (отец С.Желудков, Г.П.Якунин, отец Д.Дудко, В.И.Щеглов),  русские националисты (И.Р.Шафаревич, В.Н.Осипов, Ю.Т.Галансков), и даже сионисты (В.Свечинский, Н.Н.Мейман, В.А.Рубин). Однако большую часть правозащитников тех лет составляли люди либеральных убеждений, и их число неуклонно росло по мере угасания надежд на «социализм с человеческим лицом». Это обстоятельство чрезвычайно важно, поскольку именно «либералы» образуют нынешнее российское ядро «старой гвардии» - С.А.Ковалев, А.Ю.Даниэль, А.О.Смирнов (Костерин), А.Б.Рогинский, Л.М.Алексеева, А.П.Подрабинек, С.И.Григорьянц, Е.Г.Боннер, Ю.А.Рыбаков, Л.Г.Терновский, М.С.Гольдман, В.К.Борщев, В.М.Гефтер, В.Ф.Абрамкин, М.Н.Ланда.

       Специфика диссидентского движения в истории общественных движений в России определяется тем, что диссидентство как целое не стремилось стать ни политической оппозицией, ни, тем более, политической партией. Единственным самоназванием, которое диссиденты не получили извне, стал термин «правозащитники». Правозащитное течение всегда было точкой пересечения интересов всех других течений - политических, социально-культурных, национальных, религиозных и многих других.
 
       Именно в сфере правозащитной деятельности сформировались основные диссидентские независимые («неформальные», по более поздней терминологии) организации: Инициативная группа по защите прав человека в СССР, Комитет прав человека в СССР, Московская и ряд республиканских групп содействия выполнению Хельсинских соглашений, Христианский комитет защиты прав верующих, Комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях.

       Диссидентство являлось как бы частью природного инакомыслия  советской интеллигенции, унаследованного ею от дореволюционной русской интеллигенции, хотя  после ХХ съезда стало проявляться и в других социальных слоях населения. Границу между инакомыслием и диссидентским движением можно вкратце определить как границу между образом мыслей и типом социального поведения.

       Множество писателей, критиков, философов, художников начиная с 60-х годов оказывались в одном лагере с диссидентами, на позициях нравственного противостояния хрущевскому и брежневскому официозу. Некоторых из них различные формы давления со стороны идеологических властей того времени вытолкнули и непосредственно в диссидентство. Так появились литераторы-диссиденты (А.Галич, Г.Владимов, А.Солженицын, В. Войнович), философы-диссиденты (Г. Померанц, Б. Шрагин, А. Зиновьев) и другие.

      В 1968 году появилась статья А.Д.Сахарова "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе". В статье было много наивного, но  имелась и существенная критика властей. Присутствовало обязательное обращение с Марксу и Ленину. Содержался раздел "Угроза интеллектуальной свободе":

      "Ничто так не угрожает свободе личности и смыслу жизни, как война, нищета, террор. Однако существуют и очень серьёзные косвенные, лишь немногим более отдалённые опасности. Одна из этих опасностей- оболванивание человека ("серой массы", по циничному определению буржуазной футурологии) "массовой" культурой с намеренным или коммерчески обусловленным снижением интеллектуального уровня и проблемности, с упором на развлекательность или утилитарность, с тщательно охранительным цензурированием...» («Тревога и надежда. Статьи. Письма. Выступления. Интервью (1958-1986)», в 2 т., Сост. Боннер Е., М., «Время», 2006).

       То-есть, присутствие «массовой культуры» в свободном общественном обороте страны, по крайней мере, должно дозироваться, но это дозирование, по мнению Сахарова, должно быть грамотным и хорошо продуманным и должно вестись компетентными людьми.

       И далее у Сахарова:  «А.Солженицын, Г.Владимов, Г.Свирский и другие писатели, выступающие на ту же тему, ярко показали, как некомпетентная цензура убивает в зародыше живую душу советской литературы; но ведь то же самое относится и ко всем проявлениям общественной мысли, вызывая застой, серость, полное отсутствие каких-то свежих и глубоких мыслей. Ведь глубокие мысли появляются только в дискуссии, при наличии возражений, только при потенциальной возможности высказать не только верные, но и сомнительные идеи».
 
      Был ли Сахаров таким уж антисоветчиком? Пожалуй нет, он был человеком, который пытался разобраться в волнующих его вопросах.

      Сахарова начали преследовать, ему не давали свободно высказывать свои мысли, открыто игнорировали его мнение. Всё это привело к тому, что он примкнул к диссидентскому движению, где его оригинальные мысли никого не интересовали.
Диссидентская среда не способствовала развитию у Сахарова самобытного мировоззрения, он растворился в общей серой массе и стал рупором чужих идей. Диссиденты использовали его имя, игнорируя при этом его идеи.

      Упоминавшийся мной в начале главы Ю.Даниэль в своем обзоре «кадров» диссидентства прямо пишет: «Солженицын обладал собственным мировоззрением, а Сахаров пользовался исключительно чужим мнением, мнением своей жены».

      Серьезную роль в становлении инакомыслия сыграло этическое и эстетическое неприятие интеллигенцией советских властей 60-х и 70-х годов. Новое мировоззрение после 1956 года рождалось в той же среде, что и подпольные группы; но его центрами были не законспирированные кружки, а студенческие компании. Признаком принадлежности к этим компаниям был литературный вкус: «своего» отличали от «чужого» не по политическим взглядам, а по отношению к запрещенным или полузапретным поэтам: Ахматовой, Пастернаку, Гумилеву и т.д.

      Начиная с конца 50-х, внимание определенной части общества было приковано к публичным дискуссиям вокруг романа Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, полемике между журналами «Новый мир» и «Октябрь».

      Одной из первых моделей диссидентского сообщества стала так называемая «лианозовская коммуна», собравшаяся в конце 1950-х вокруг нескольких художников и поэтов, поселившихся в подмосковном поселке Лианозово. Они не очень стремились выставляться и публиковаться, считая достаточным вывешивать свою живопись на стенах квартир, а стихи и поэмы читать и распространять в кругах близкой к ним интеллигенции.

      Оказалось, что открытое игнорирование советских норм намного эффективнее, чем непосредственная борьба с этими нормами. Достаточно вспомнить сходки окололитературной молодежи на площади Маяковского в Москве, начавшиеся в июле  1958 года и продолжавшиеся до октября 1961-го.

      Среди постоянных посетителей коммуны «лианозовцев» был молодой журналист по имени Александр Гинзбург. Несколько слов об этом человеке для тех, кому не знакомо это имя.
Гинзбург Александр Ильич  (1936 - 2002), отец – Сергей Чижов – известный архитектор, арестован в 1936 году, погиб в заключении в 1937, мать - Гинзбург Людмила Ильинична - экономист, умерла в Париже в 1981 году. В 1959-1960, будучи студентом Историко-архивного института, основал самиздатовский журналов "Синтаксис". Вскоре был арестован и осужден на 2 года лагерей. В 1966 издал сборник материалов по делу А.Синявского и Ю.Даниэля под названием "Белая книга". За это был повторно арестован в 1967 году вместе с тремя другими "издателями" сборника и осужден на 5 лет лагерей. Вскоре после своего освобождения в 1972 году становится распорядителем Солженицынского "Русского фонда помощи политзаключенным" и вновь включается в правозащитную деятельность. В 1976 году Гинзбург стал одним из основателей Московской Хельсинской группы. В 1977 году арестован и осужден на 10 лет лагерей и ссылку. В 1979 году вместе с Кузнецовым, Дымшицем, Винсом и Морозом был обменен на двух граждан СССР, обвиненных в США в шпионаже.
 
       Гражданская активность 1964–1968 годов, вылившаяся в правозащитное движение,  формировалась именно вокруг сюжетов, так или иначе связанных с литературой – «дела Бродского» и «дела Синявского и Даниэля».

В конце 60-х основные течения диссидентов образовали “Демократическое движение”, представляющее три основные квазиидеологии:
- “подлинный марксизм-ленинизм”, представленный, в частности, Роем и Жоресом Медведевыми, которые считали, что Сталин исказил идеологию марксизма-ленинизма и что “возвращение к истокам” позволило бы оздоровить общество;
- либерализм в лице А.Д.Сахарова, считавшего в то время возможной эволюцию к демократии западного типа при сохранении основополагающих ценностей социализма, в том числе общественной собственности;
- “христианская идеология”, защищаемая А.И.Солженицыным и предлагавшая ценности христианской морали как основу жизни общества и подчеркивающая самобытный путь развития России.

“Демократическое движение” насчитывало в СССР всего несколько сотен приверженцев из среды интеллигенции, однако деятельность А.Д.Сахарова и А.И.Солженицина нашла самое широкое признание за границей.

Всего за несколько лет (1967-1973 годы) с помощью диссидентов и правозащитников идеологическим противникам Советского Союза за рубежом удалось раскрутить вопрос о правах человека в СССР и сделать его международной проблемой первой величины, создать Советскому Союзу совершенно неприглядный образ в глазах западного обывателя.

        Как писал позднее знаменитый диссидент В.К.Буковский (В.К.Буковский, «И возвращается ветер...», Издательство «Хроника», Нью-Йорк, 1979) – мы хотели «показать всему миру их (советских властей) истинное лицо». 

       Совершенно очевидно, что это была «политика», основанная на подмене защиты прав человека пропагандистской акцией, имеющей мало общего с защитой прав. Политика, которая стала постепенно вытеснять на обочину движения действительно «положительные», то есть, могущие принести пользу стране, формы активности, в первую очередь, теоретические разработки правовых и политических проблем, перед которыми стоял Советский Союз.
 
      Так на какую же аудиторию были рассчитаны опасные и рискованные «игры» диссидентов и правозащитников с защитой прав человека в СССР? Именно, «игры», а не серьезные и ответственные действия, предусматривающие возможность положительного результата. Кому они были нужны?  Кто мог получить дивиденды от этих «смертельных игр»?

      Пришло время и перед правозащитниками встал классический вопрос: что делать? Допустимо ли гражданину СССР обращаться за помощью к западному общественному мнению в «деле» защиты прав человека в своей стране?

      После некоторых колебаний и дискуссий правозащитники Л.И.Богораз и П.М.Литвинов составили «Обращение к мировой общественности», в котором требовали пересмотра суда над Ю.Галансковым и его товарищами «в присутствии международных наблюдателей». Это обращение стало первой «ласточкой» в новой практике советских правозащитников: апеллировать не к советским властям, не к советской общественности, и даже не к советскому народу, а к зарубежным институтам – сначала общественным, а затем и властным.

      В мае 1969 года, только что образованная Инициативная группа по защите прав человека в СССР (ИГ) отправила в Организацию Объединенных Наций письмо, в котором изложила свои жалобы на непрекращающиеся нарушения законности  в СССР и просила «защитить попираемые в Советском Союзе человеческие права», в том числе, право «иметь независимые убеждения и распространять их любыми законными способами». В течение последующих нескольких лет ИГ послала множество аналогичных писем и обращений в ООН, ее Генеральному секретарю, в Международную лигу прав человека, на международные съезды психиатров и т.д.

       Это был шаг, который имел для правозащитного движения далеко идущие последствия. Во-первых, он показал, что российские правозащитники более не считают ситуацию с правами человека в СССР лишь внутренним делом Советского Союза, но делом всего «мирового сообщества». Во-вторых, из него следовало, что правозащитники не рассматривают советский народ в качестве социальной базы своего движения. Если вообще когда-либо рассматривали. Как недавно высказался правозащитник Ю.А.Рыбаков о русском народе - это «общество рабов в шестом поколении».
 
       В результате, обращение правозащитников за помощью к Западу привело к отчуждению и фактической изоляции их от народа и даже от значительной части интеллигенции, симпатизирующей правозащитникам. Сами же правозащитники стали превращаться из неформальной ассоциации советских граждан, озабоченных нарушениями законности в своей стране, в отряд некоего «всемирного правозащитного движения», в небольшую группу, получавшую моральную, информационную, а с середины 70-х годов – материальную и политическую поддержку с Запада.
 
      Диссидентскому движению в общем-то всегда было наплевать на свой народ. Быдло, совки, безмолвные рабы - это наиболее мягкие эпитеты, которыми наша диссидентствующая интеллигенция награждает народ. Она считала народ скотом, а себе присвоила функции пастухов. Характерны в этом плане высказывания неоднократно лечившейся в советских психиатрических больницах диссидентки В.И.Новодворской, например: «Русская нация — раковая опухоль человечества!», «Место России – у параши» и далее в таком же духе.

      Говоря о движении диссидентства после XX съезда, нельзя не коснуться еще одной очень важной стороны дела, которая представляет это движение в совершенно неожиданном свете. После развала Советского Союза вдруг выяснилось, что чуть ли не все руководители КПСС, многие работники, занимавшие ключевые посты в сфере идеологии и политического воспитания советских людей  является тайными и последовательными диссидентами.

      М.С.Горбачев во всеуслышание заявил, что он всю жизнь был противником коммунистической идеологии и Советского строя, всю жизнь активно боролся за их уничтожение. Оказалось,  что его деятельными помощниками в этом деле являлись А.Н.Яковлев – главный идеолог КПСС, Э.А.Шеварднадзе – член Политбюро ЦК КПСС и министр иностранных дел СССР.

      Очень быстро врагом ленинизма позиционировал себя зам.начальника Политуправления Советской Армии генерал-полковник  и доктор наук Д.А.Волкогонов.

      Бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь Московского горкома КПСС Б.Н.Ельцин заявил, что он всегда боролся с коммунизмом и, в подтверждение этого, официально запретил КПСС.
 
      Знаменитый Е.Т.Гайдар, который еще в 80-е годы считал, что надо подталкивать советское руководство в сторону постепенных рыночных реформ до тех пор, пока советская экономика не войдет в фазу саморазрушения, являлся редактором и зав отделом экономической политики в теоретическом журнале ЦК КПСС «Коммунист». Одновременно он заведовал отделом экономики в рупоре ЦК КПСС – газете «Правда».
 
      Великий экономист Г.Х.Попов долгое время читал в МГУ лекции по основным проблемам теории управления, руководил семинарами по теории экономического развития СССР. В 1990 году я любил полистать учебник Гаврилы Харитоныча по политэкономии социализма.

      Нельзя не вспомнить и Г.Э.Бурбулиса – преподавателя диалектического материализма и научного коммунизма в Уральском политехническом институте. Список можно продолжить, но разговор не о том.

      А вот еще одна категория диссидентов - Чубайс, Явлинский, Новодворская, Боннэр и многие другие - все они после 1991 года выступили единым фронтом. Народ застыл в ожидании, что уж эти-то идейные борцы сейчас откроют истину, укажут путь, по которому следует идти в светлое завтра. Но этого не случилось. Оказалось, что никаких конструктивных идей у этих диссидентов просто нет. Они очень много болтали о свободе слова, хотели, чтобы их услышали, а когда им представилась возможность говорить, то оказалось, что предложить им  нечего.

      Я хорошо помню, как жалко выглядел на трибуне академик Сахаров, который что-то лепетал, глядя в бумажку; Новодворская превратилась в пугало со своими постоянными призывами вешать коммунистов. Многие диссиденты бросились по-быстрому разворовывать всё то, что было создано ненавистными коммуняками и презираемым ими народом.

      Оказалось, что диссидентское движение, как идейное течение, погибло вместе с Советским Союзом. А то, что осталось, сегодня митингует за вынос тела Ленина из Мавзолея, с пеной у рта разоблачает умершего более 50 лет назад Сталина, переименовывает населенные пункты и улицы и требует от Запада помочь свергнуть Президента России В.В.Путина.

      Вторую половину 60-х годов в правозащитном движении часто называют периодом попыток установления диалога с властью. Однако диалог с властями на предмет соблюдения властями советской Конституции был с самого начала обречен на неудачу, уже хотя бы потому, что советская юридическая практика не зиждилась на формальном праве и правовых институтах, в том числе и не на Конституции. Она руководствовалась так называемым «традиционным правом», которое опиралось на внеправовой институт, каковым в СССР в те годы был партийно-государственный аппарат, стоявший над формальным правом и над всеми юридическими институтами - судом, прокуратурой, адвокатурой. Поэтому, требование соблюдения формального права и Конституции фактически означало требование ликвидации контроля партаппарата над всеми остальными институтами государства со всеми непредсказуемыми последствиями для советской государственности, и потому являлось политическим актом, независимо от того, осознавали это правозащитники и диссиденты или нет.

        Нет сомнений, что поначалу правозащитниками двигало искреннее желание устранить несоответствие между советскими законами, в первую очередь, Конституцией, и существующей юридической практикой. В этом смысле апелляция к Конституции, как высшему Закону СССР, правомерна и легитимна и лежит в русле реформ, проводимых Н.С.Хрущевым в области социалистического права и юрисдикции.

       Действительно, если у авторов обращений и призывов к советским властям не было оснований полагать, что те пойдут на «положительное» решение проблемы с правами человека, то открытые, то есть адресованные всем заявления и обращения – становились чисто пропагандистскими акциями, цель которых - привлечь всеобщее внимание к нарушению советскими властями их собственных законов.

       К середине 70-х годов власти фактически разгромили первую волну правозащитного движения, посадив одних за решетку, а других вытолкнув за рубеж. Этими репрессиями они «убедили» советскую интеллигенцию в том, что защита основных прав человека в СССР дело не только бесперспективное, но и абсолютно бессмысленное.

      Поскольку первоначальная цель правозащитников - превращение Советского Союза в правовое государство - перестала быть для правозащитников актуальной, то и их мотивации стали меняться. Из патриотических (служение Отечеству), они становились чисто личностными - моральное противостояние «режиму», принцип «не могу молчать», а также - «продемонстрировать всему миру истинную сущность режима».
 
       Подавляющее большинство советских людей отнеслось равнодушно к попыткам правозащитников апеллировать к Конституции СССР. Поэтому (хотя и не только поэтому) советские правозащитники не стали частью какого-либо социального или политического движения. Борьба за право на свободу слова и на свободное распространение информации не имела в России легитимности - ни в культуре, ни в национальной традиции.

       Как ни парадоксально, но единственным источником ее легитимности была советская Конституция, отражавшая несоответствие  между идеальной целью – коммунизмом - и реальным общественно-политическим и экономическим строем, сложившимся в послеоктябрьский период и мало что имевшим общего с доктринерским марксовым коммунизмом. И в государстве традиционного типа, каковым, по существу являлся Советский Союз, Конституция была не столько правовой, юридической категорией, сколько декларацией, вроде Всеобщей Декларации Прав Человека, а также национальным символом, как, скажем, Гимн Советского Союза.   
Замкнутые на себе, оторванные от народа (как не любят «демократы» и «либералы» слово НАРОД!) и абсолютно чуждые его повседневным интересам и нуждам, эти группы не имели никакого веса и влияния в советском обществе.
 
       Практическим же содержанием правозащитной деятельности в 70-е годы стала систематическая дискредитация советского государства путем противопоставления Конституции СССР, советских и международных законов – практике советских правоохранительных органов. Результатом такой деятельности должен был стать подрыв веры советских граждан в «легитимность» советского государства.
 
      Правозащитники не были «затребованы» ни народом России, ни его историей. Так что социальные и политические силы, которые могли бы быть заинтересованными в результатах деятельности правозащитников, следовало искать за пределами СССР, в тех странах, где миф о приоритетности «основных прав человека» перед социальными, национальными и общественными правами и ценностями внедрялся и поддерживался всей политической и экономической мощью правящей элиты.

      Поэтому, «совестью нации» ни правозащитники, ни даже академик А.Д.Сахаров, не были и быть не могли. Как и нет оснований считать их противостояние советским властям моральным актом.

      Постоянные преследования властей, необходимость конспирации выработали у значительной части правозащитников менталитет подпольщиков, ведущих неравную, но благородную борьбу с тоталитарным «большевистским» режимом. Для правозащитника-либерала партократическое советское государство - его партийные органы, КГБ, прокуратура - воспринималось как основной источник зла и несправедливости, совершаемых в стране. И загнав себя однажды в угол конфронтации с властью, правозащитнику и диссиденту было психологически нелегко из него выйти.

      Таким образом, «диссиденты» - это были полуформальные организации активных антисоветских деятелей. С течением времени их организации все больше формализовались   налаживалась связь, финансирование, база для издания и распространения печатных материалов. Все это разношерстное движение было тесно связано и с КГБ в СССР, и со спецслужбами Запада.