Дочь Кита

- Вот мы сидим, наблюдая разлагающееся тело нового мира, тело, сочащееся ядом и любовными соками, обречённое на гибель – медленное переваривание в резиновом желудке мира старого. Какая ирония.
Дочь Кита смотрит в небо и лениво щурится. Сегодня рядом с ней сидит Кохтало – младший из двух братьев, плоть от плоти матери Икуисус, рождённый людскими слезами и надеждами. Дочь Кита любит его меньше старшего, худого и угрюмого Ваистаматомиса. Кохтало юн и прекрасен, его золотые кудри развеваются по ветру, а взор полон доверчивого ожидания лучшего будущего, но Дочь Кита знает, что младший лжив. Хуже него может быть лишь третий отпрыск Икуисус – зеленоглазая Тойвоа, дарящая миру сладостные грёзы, усыпляющая бдительность, затуманивающая разум бессмысленной верой в спасение – она парализует волю, оставляя человеку лишь эфемерное дыхание своей красоты.
Но сегодня особенный день, и Дочь Кита сидит бок о бок с Кохтало на самом краю горного утёса и смотрит на облака. Они близко-близко, а воздуха так мало, что кажется, будто ты растворяешься, становясь частью небесного покрывала.
-Не будь дураком, братец К. Старый мир слишком мудр и брезглив, чтобы тащить в рот, что попало. К тому же, твоя матушка всё ещё гостит у Старого Мозеса, а без неё такие вещи не происходят.
Кохтало только хмурится и поводит плечами. Ему не нравится близкое соседство с лесным царём, не нравится, что все его штучки, работающие с людьми, оказываются бесполезны перед монолитным ликом природы.
-Как ты живёшь в двух мирах, Дочь Кита? Почему не хочешь выбрать одно из царств – человеческое или звериное?
-У людей и животных разные боги, братец К. Человеческая бесконечность ничто в сравнении с одним мгновением жизни бабочки, и даже муравей способен справится с целым легионом духов этого мира. У меня же богов нет, я вижу всё, но не могу ни на что влиять, поэтому меня терпит и Старый Мозес, и великая Икуисус. Мой отец был крылатым, от которого отказались небеса, а мать появилась на свет в лесной чаще и никогда не видела облаков. Я знаю оба мира, но не могу о них рассказать. Я чувствую гораздо больше, чем может чувствовать человек, но моё сердце навсегда закрыто для любого из них, и оттого я жалка. И я предпочитаю тебе твоего брата, ибо твоё рождение – это судьба, моё же существование – неизбежность.
Кохтало глубоко вздыхает и поднимается на ноги. Он услышал совсем не тот ответ, которого ожидал, но больше терять времени не может: в человеческом мире происходит страшное, пылают огни инквизиции, и людям нужен кто-то, кто скажет им, что такова высшая справедливость. Им не нужна надежда, сладкоголосая Тайвоа, и не нужна неизбежность, костистый грубиян Ваистаматомис. Им нужно знать, что убийство невинных и издевательства над несчастными – это судьба. И Кохтало отправляется в путь.
А Дочь Кита с наслаждением потягивается и достаёт из кармана вишнёвую трубку. Сейчас она не в своём времени, и может делать, что захочется. Через двенадцать дней она проснётся дома, забыв, что существуют два мира, которые изо всех сил пытаются сохранить хрупкое равновесие между собой, что изящные боги могут быть жестоки, а уродливые горбуны иногда спасают тебе жизнь. Дочь Кита забудет, что облака вовсе не мягкие на ощупь – они колют пальцы и лижут твои ладони шершавыми языками, а горные камни обижаются куда больше тебя самого, если вдруг о них запнёшься.
Но она никогда не забудет, что огромные медведи могу ходить на задних лапах и мастерить трубки из вишни: одна из них будет лежать в её кармане.