Поэт и мед

Евгений Александрович Евтушенко сейчас болеет. Хочется, чтобы он поскорее выздоровел. В Израиле его ждут, помнят и любят!


Впервые с Евгением Александровичем я столкнулся, когда был в седьмом классе. Тогда еще переписывали в тетрадочки стихи поэтов. Таким образом, у меня оказалось его стихотворение «Мед». А такая мелочь, что оно нигде не печаталось, и определенно было запрещено, то есть считалось антисоветским, мне в голову не приходило. В нем речь шла о войне. Была зима. Кутаясь во все на свете, стояла очередь за медом. Люди несли колечки, сережки, ожерелья, все, что готов был взять продавец. Он наливал мед в рюмочку или крохотную баночку и кивал следующему.
«… Но страшный скрип саней райкомовских, на спинке расписные розы… И полу откинувши роскошную, сошел с них столп российской прозы…»
Потом, спустя много лет, я узнал, что столпом российской прозы был тогда писатель Леонид Леонтьев.
«…Большой, торжественный, как в раме, Ни капли жалости малейшей.
-Всю бочку! Заплачу коврами! Давай ее сюда, милейший!
Стояла очередь угрюмая, ни в чем как будто не участвуя.
Колечко, выпавши из рюмочки, упало в след саней умчавшихся…»
Стихотворение меня потрясло. Я выучил его наизусть и выдал на внеклассном чтении. Стихотворение было таким пронзительным, что весь класс слушал, затаив дыхание, и даже Полукаров, который уже в пятом классе был полным отморозком и столетним циником, тоже слушал и, кажется, первый раз не «гыкал» на уроке!
Учительница Александра Петровна не остановила меня, только посмотрела долгим взглядом. Потом подошла к двери, приоткрыла и выглянула наружу. Она ничего не сказала. И вскоре отпустила всех домой. И никогда не вспоминала этот случай, а я в ту пору не очень понимал, что за такое «внеклассное чтение» она бы вылетела из школы, как глупый птенец из гнезда.
… Я рассказал эту историю Евгению Александровичу спустя сорок лет, в Израиле, где устраивал его Творческие вечера. И даже наизусть процитировал стихотворение. Евгений Александрович заметил, что читать можно и с меньшим пафосом.
- А Вам самому не было страшно писать «Мед»?- спросил я уже без пафоса.- Времена были, сами знаете…
Конечно, вопрос в такой интерпретации был достаточно смешным.
Он ничего не ответил, только посмотрел на меня долгим взглядом, таким же, каким тогда посмотрела учительница Александра Петровна.

Евгений Евтушенко поселился в гостинице на Тель-Авивской набережной. И тут же начал разбирать чемоданы, аккуратнейшим образом сложенные его замечательной женой Машей. Первым он вытащил аккуратно сложенный мешок, в котором было все в дорогу: щетки, шампуни, одеколоны.
- Так, это куда?- спросил Евгений Александрович и осмотрелся по сторонам.- Так, это сюда!
И мешок полетел в ближайший угол. Такая же участь постигала и все остальное, к счастью номер был не стандартный, и углов хватило, практически, на всё, что находилось в чемодане. И только книги и рукописи раскладывались на столе горой. Казалось, отыскать тут нужное нереально, но, как ни странно, Евгению Александровичу это удавалось.
Перед самым концертом всегда возникала проблема с очками. Их было у него специально три пары и все три должны были лежать в карманах пиджака. Но никогда не лежали. И только в последнюю секунду перед выходом на сцену одна пара находилась. Причем в самых непредсказуемых местах: между страниц «Избранного», или в гримерке под столом, или на носу у Евгения Александровича.

Прием Евтушенко в Израиле был потрясающим. С ним захотел встретиться президент Шимон Перес, и ему не было отказано. Они разговаривали целых три часа, и Евтушенко был удивлен, что президент разбирается в литературе, что по российским меркам не мыслимо, и имеет оригинальные суждения о многих писателях, в том числе и русских.
Потом Кнессет устроил специальное заседание и выдвинул Евгения Александровича на Нобелевскую премию за «Бабий яр». Конечно, это был жест благодарности Большому поэту за его смелость и честность. Зная, как мало в нашем мире благодарности, событие это было очень приятным.

А на творческом вечере в Театре «Гешер» зал, вмещающий девятьсот зрителей, трещал по швам, и пожарник, небывалая история, разрешил поставить на сцене еще сто стульев. Коренные израильтяне, видя такое паломничество, спрашивали, кто это? И когда мы отвечали, что это Поэт, приходили в неописуемое удивление.
-На поэта полный зал, да еще приставные стулья? Да еще на ночь, глядя?! И за деньги?!! Нет, определенно, эти русские – просто сумасшедшие люди!
А потом, после вечера, до часа ночи нескончаемая вереница его почитателей терпеливо ждала встречи с Мастером, и он с каждым поговорил и сфотографировался. И расписался на столетней давности книжечках, пластинках, афишках, привезенных в Израиль, как самое ценное и дорогое.
А до выступлений на «Вечерах» у Евгения Евтушенко были еще передачи на телевидении, встречи с писателями в «Русском доме» и в Музее Ашкелона. Да еще интервью на радио. Да еще встречи с поэтами.
А в час ночи или позже, когда мы, более молодые, помирали от усталости, Евгений Евтушенко говорил:
- Ну, что, поедем куда-нибудь поедим барбуньку?
Барабунька – это маленькая рыбка. В Израиле ее готовят превосходно, и она получается с хрустом, и едят ее целиком с косточками. И мы каждую ночь, помирая от усталости, колесили по Тель-Авиву в поисках открытого ресторана. А Евгений Александрович, был переполнен энергией, как будто только что отдыхал в Сочи, и продолжал рассказывать интереснейшие истории, запивая барабуньку хорошим вином.

Меня удивило и обрадовало, что на его творческих вечерах было много молодых лиц. И одна девушка, сознавая, что говорит с сами Евтушенко, и, глядя на него восхищенными глазами, попросила с ним сфотографироваться.
-Мама не поверит!- сказала она, умирая от восторга.- А вы можете меня обнять?
- Ох, смотрите, у меня в этом вопросе очень плохая репутация!- смеясь, сказал Евгений Александрович и обнял девушку.

А когда мы выходили из зала, один из его почитателей сказал:
- Постойте, Евгений Александрович! Я хочу вас сфотографировать.
Евтушенко остановился, позволил себя сфотографировать, но потом сказал почитателю:
- Тебя как зовут?.. Юра? Юра, мы же с тобой фоторепортеры. А значит, кадр нужно ловить, а не выстраивать! Запомни, ловить!

Целую неделю с утра и до ночи мы были рядом с Большим Поэтом. А он оказался совершенно простым и покладистым. Он, великий знаток русского языка, даже знать не знал такого современного слова, как «райдер». А ведь без «райдера» сегодня не делают и шага нынешние, так называемые мега звезды, принцы, короли, гусары, а одним словом, уроды эстрады, которые «умирают» на десятилетия раньше, чем переносятся в лучший мир. Они умеют жить только в «свитах», пить только виски за пятьсот долларов и принимать ванны из полусладкого шампанского.
А он, который останется навсегда в Большой литературе, ведет себя, скромнее не придумаешь, и по-прежнему носит свой старый пиджак попугаевого цвета, клетчатую кепку, которую теряет сто раз на день и столько же раз ее находит. И, по-прежнему, пишет очень сильные стихи, и волнуется за судьбу мира, и откапывает талантливых поэтов. И думает о душе!
На творческих вечерах Евгения Евтушенко продавались его книжки. И вдруг Евгений Александрович заметил, что часть из них выпущена пиратским способом. Он разозлился очень.
-Зови их ко мне, этих продавцов!- сказал он таким голосом, который ничего хорошего им не сулил.
-Ну что, попались?!- сказал он, только они появились на пороге гримерки. - Вы, наверное, слышали, что меня зовут Евгений Евтушенко, и что я пишу иногда книжки. Ну, так как будем делить выручку? Предлагаю по честному! Вам шестьдесят процентов, мне сорок. С каждой книжки! И по честному!
Он подписал все книжки, причем каждую по-разному. Конечно, все книжки мгновенно разошлись, и деньги разделились, как договорились. Ему было важно, что его не обманули!
Не было дня в течение всей недели, чтобы Евгений Александрович не начинал говорить о своих взаимоотношениях с Иосифом Бродским. Он не оправдывался, не наезжал на него, он просто говорил… И чувствовалось, что ему на душе не спокойно.

У меня дома есть замечательная деревянная, вырезанная из липы, скульптурка «Парящая Клава». На небольшом шаре, на манер картины Пабло Пикассо «Девочка на шаре», стоит в «ласточке»… нет, не женщина, тетка! Толстая, «кустодиевская», с блаженным лицом. И такое в ее облике душевное спокойствие, и такое полное равновесие, что хочется на нее смотреть и смотреть.
И вот, когда у меня в гостях был Евгений Евтушенко, он сразу ее увидел. И даже забыл о шашлыках из куриных печенок и сердечек, которые обожает. Он долго смотрел на «Парящую Клаву», потом сказал отвлеченно, не обращаясь ни к кому:
- Вот, такую бы я хотел заиметь для своего музея в Переделкино.
Не знаю, наверное, я должен был предложить классику «Клаву», но не предложил. Из огромного числа фигурок музыкантов-клейзмеров, арлекин, печальных клоунов, которые я собираю, только Клава вызывает у меня не проходящий восторг и радость, что она здесь, в моем доме. Хотя иногда, когда я вспоминаю «Вечера Евтушенко», мне становится жалко, что она сейчас не в музее Большого поэта.

А спустя год, мы пригласили Евгения Александровича провести Творческий вечер в Витебске, на Фестивале «Славянский базар». И там, после огромной пресс-конференции, к поэту подошел совсем молодой человек в черном костюме, с букетом цветов, бледный от волнения, оттого, что может дотронуться до поэта.
- Евгений Александрович!- тихо сказал он.- Благословите меня! Мне очень это сейчас нужно.
- Не могу!- сказал Евтушенко.- Я не Господь Бог. Я могу только пожелать тебе удачу!

А когда он уезжал в Москву, где были хлопоты с открытием музея, я неожиданно для себя вдруг спросил:
- Если бы, Евгений Александрович, в жизни можно было изменить только одно событие, чтобы вы изменили?
Конечно, вопрос был по-детски наивным и по-взрослому банальным.
Он ответил сразу, будто не раз сам себя спрашивал об этом и давно знал ответ на этот по-детски наивный и по-взрослому банальный вопрос.
-Наверное, я не расстался бы с Бэлой!- ответил Поэт.

Аркадий Крумер