Трагедия короля Ричарда Второго, 4-1

АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Лондон.  Вестминстерский дворец.

(Входят в соответствии с этикетом английского парламента Болинброк, Омерль, Нортомберленд, Перси, Фицвотер, Шурей, епископ Карлислийский, аббат Вестминстерский, другие вельможи, глашатай, офицеры и Бэгот.)

БОЛИНБРОК:
Пусть Бэгот выступит вперёд.
Прошу вас, не таясь поведать, Бэгот,
Как умер благородный дядя Глостер.
Кто в сговоре едином с государем,
Кровавую сию устроил драму,
Сгубив безвременно достойного вельможу?

БЭГОТ:
Уж коли так вы ставите вопрос,
То лорд Омерль сюда быть вызван должен.

БОЛИНБРОК:
Прошу вас подойти сюда, кузен.

БЭГОТ:
Вы никогда нигде, милорд Омерль,
От слов своих и дел не отрекались.
Когда над Глостером сгущались облака
И заговор готовился смертельный,
Вы не откажетесь от слов, наверняка,
Которые тогда произносили:
«Ужель своею мощною рукой,
От Лондона простёртой до Кале,
До дядиной главы не дотянусь?»
К тому же и не раз вы говорили,
Что никакие деньги не нужны,
Лишь был бы Болинброк навеки ссыльным,
Кончая речь наскучившею фразой:
«Приобрела бы Англия немало,
Когда бы Болинброка потеряла».

ОМЕРЛЬ:
К вам, лорды, я и, принцы, обращаюсь,
Что мне ответить этому подонку?
Ужель моя звезда на небосклоне
Навечно канет в бездну лжи кромешной,
А я за это отомстить не смею?
Сей лжи поганые уста
Меня лишают чести и наследства.
Придётся Бэгготу за это отвечать:
Ему вручу я смертную печать.
Мечом найду решение простое,
Хотя ответчик чести той не стоит.

БОЛИНБРОК:
Вам, Бэгот, вызов принимать не надо.

ОМЕРЛЬ:
Имел бы честь с любым я здесь сразиться,
Когда бы кто-то так меня обидел,
За исключением единственной персоны.

ФИЦВОТЕР:
Коль ты достойного соперника желаешь,
Считай Омерль, что ты его нашёл.
Как невозможно солнце скрыть ладонью,
Так невозможно скрыть твои деянья:
Я слышал сам, как ты себя причислил
К виновникам, кто Глосетра убил,
И хвастался при этом, не стесняясь.
Ты сколь угодно можешь факты отрицать,
Однако же, Омрель, ты должен знать:
Рапирою в тебя та ложь вонзится,
И в сердце самое, где лжи пришлось родиться.

ОМЕРЛЬ:
До часа этого, ты, трус, не доживёшь.

ФИЦВОТЕР:
И дожил, и готов сразиться.

ОМЕРЛЬ:
Ты за слова свои достоин ада.

ПЕРСИ:
Чем ложь твоя, Омерль, чернее,
Тем слово у Фицвотера белее,
Умом и сердцем это понимаю,
И негодяю вызов свой бросаю.
Я буду биться, верь мне, до конца,
Пока не уничтожу подлеца.
Ты времени напрасно не теряй,
Мою перчатку быстро поднимай.

ОМЕРЛЬ:
Коль этого не сделаю теперь,
Отсохнет навсегда моя десница,
И меч не вознесётся над врагом,
Бросая ненависть стальную на шелом.

ОДИН ИЗ ПРИСУТСТВУЮЩИХ ЛОРДОВ:
И я, да будет мне свидетелем земля,
Клятвопреступник мстительный Омерль,
От солнца раннего до самого заката
Кричать в предательское ухо не устану,
Что подло лжешь ты!
И сатисфакции немедленной желаю.

ОМЕРЛЬ:
Кто не поленится ещё со мной сразиться?
В груди моей великий дух таится,
В любой момент окажется он дюж
Противу сотен вам подобных душ.

ШУРЕЙ:
Милорд Фицвотер, я отлично помню
И разговор с Омерлем ваш и суть его.

ФИЦВОТЕР:
Ведь так оно на деле всё и было.
Вы – мой свидетель. Правда победила!

ШУРЕЙ:
Как небо ясное правдиво,
Настолько ваша правда лжива.

ФИЦВОТЕР:
Шурей, вы лжёте.

ШУРЕЙ:
Как смеешь ты, паршивый бой,
Так возноситься надо мной!
Не я, а ты бесстыдно лгал
И тем мой меч отягощал,
Которым я тебя сражу
И превращу из плоти в ржу.
Холодной сталью пыл твой успокою.
Готовься к бою.

ФИЦВОТЕР:
Как ты, однако, лошадей пришпорил!
Как не могу без пищи, без питья,
Так не могу прожить я без того,
Чтоб не плевать при встрече на Шурея,
И говорить при этом, что он лгун.
Возьми перчатку, жди отпора.
Омерль виновен, это так же верно,
Как новый мир, грядущий мне навстречу.
А ко всему добавлю, что Омерль,
Греховную осуществляя цель,
О том поведал изгнанный Норфолк,
Послал вперёд своих головорезов,
Чтоб уничтожить герцога в Кале.

ОМЕРЛЬ:
Пусть кто-нибудь из честных христиан,
Мне одолжит ещё одну перчатку,
Чтоб бросил я её теперь лгуну Норфолку.
Когда бы он из ссылки возвратился,
Он головою бы за это поплатился.

БОЛИНБРОК:
Решились бы все споры поединком,
Когда б Норфолк из ссылки  в дом вернулся.
Хотя в своих врагах его я нынче числю,
Но дам ему возможность возвратиться,
Вернув наследство и гражданские права.
Тогда пусть у Омерля пухнет голова.


ЕПИСКОП:
Но день великий этот не настанет.
Норфолк в изгнании сражался за Христа,
Неся язычникам учение господне.
Он христиан в сраженьях защищал
От негров, турок, полчищ сарацинов.
Когда ж от ратных подвигов устал,
То в солнечной Италии осел,
Где и почил под гимн венецианский.
В стране прекрасной прах его развеян,
Душа к Христу на небо вознеслась,
Под знаменем которого служил он.

БОЛИНБРОК:
Норфолк почил?
Не может быть, Епископ!

ЕПИСКОП:
Поверьте этой драме.
Он так же мёртв, как я живой пред вами.

БОЛИНБРОК:
Покой его душе на лоне Авраама!
Все споры разрешатся в поединках.
О времени и месте известят.

(Входит Йорк со свитой.)

ЙОРК:
Великий герцог Англии Ланкастер,
Явился я от Ричарда Второго,
По воле собственной сложившего корону.
Он скипетр тебе передаёт
На царство в Англии тебя провозглашая.
Взойди ж на трон, дарованный тебе,
Чётвёртому из Генрихов великих.
Да здравствует, да здравствует король!

БОЛИНБРОК:
Во имя бога на престол вступаю.

ЕПИСКОП:
Надеюсь, бог такого не допустит!
Перед лицом влиятельных особ
Решусь я высказать досаднейшую правду.
Когда б среди особ, украшенных чинами,
Нашлась одна, достойная судить,
Тогда б над Ричардом не стали изгаляться.
Как может подданный монарха осудить?
А кто из вас не подданный, скажите?
Ведь при вине доказанной и вор
Имеет право знать свой приговор.
Возможно ль Ричарда, помазанного богом
Руководить и править на земле,
Судить судом, к элите непричастным,
В отсутствие монарха самого?
Обереги, господь, от этого поступка.
Ведь праведные души христиан
Не смеют перейти рубеж греховный.
Мне подданному нашего монарха,
Господь внушил к вам с речью обратиться,
Всё высказать в глаза и не таиться.
Лорд Херфорд, кто здесь назван королем,
На самом деле – предал государя.
Коль коронуете вы Херфорда, то знайте:
Удобрят нивы кровью англичан,
Недобрым словом помянут потомки,
Мир к нехристям и туркам отойдёт,
А нас война к разору приведёт,
Где брат на брата выйдет с кулаками,
Род уничтожит род, где ладили веками.
Мятеж и ужас, страх и беспорядок
Страну в Голгофу мигом превратят.
А если две династии восстанут,
Над головою занеся топор,
То дни ужасные для Англии настанут,
Каких она не знала до сих пор.
Не дайте развернуться адской силе,
Чтоб вас за грех потомки не корили.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Вы речью, сэр, владеете прекрасно,
Но арестуем вас – противится напрасно.
И уповать не стоит на лекарства,
Диагноз прост – измена государству.
Аббат Вестминстерский, следуйте сюда,
Вам задержать его придётся до суда.
Согласны ль лорды иску общин внять?

БОЛИНБРОК:
Сюда мы Ричарда сейчас же пригласим.
Пусть отречение он лично огласит.
Чтоб в мире без причин и без умолку
Не щекотали нервы кривотолки.

ЙОРК:
Его сюда я лично приведу.
(Уходит.)

БОЛИНБРОК:
Все лорды, арестованные здесь,
До дня суда должны быть на поруках.
Мы ни любви от них, ни помощи не мыслим.

(Возвращается Йорк, за ним следует король Ричард Второй и церемониймейстеры, несущие атрибуты власти короля.)

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Пред государем трудно мне предстать,
Не отряхнув оковы царской власти.
Нет времени учиться, воли нет
И льстить, и гнуть покорно свой хребет.
Хотя для этих дел сейчас
Печаль мне отпустила горький час.
Но помню я, как знати мишура
Кричала мне «трёхкратное ура».
В числе двенадцати Христа хвалил Иуда,
Но сдал учителя за серебро, паскуда.
Там предал из двенадцати – один,
А тут:
Двенадцать тысяч форменных Иуд.
Храни же короля, господь!
Ужель «аминь» никто так и не скажет?
И падре суждено мне быть и дьяком даже?
А коли так, скажу «аминь» я сам
Храни же, боже, короля!
И хоть король сегодня здесь не я,
Быть может, в небесах пока что я король.
Меня сюда вы пригласили на какую роль?

ЙОРК:
На роль монарха, кто по воле рока,
Устав от ноши непосильной,
По доброй воле, не насильно,
Уступит царскую корону Болинброку.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Корону мне прошу преподнести.
Коснись, кузен, ладонью сей короны.
По обе стороны короны наши руки.
Как будто это кладезь золотой,
Где шансы черпают сегодня две бадьи.
Одна пуста и ищет в бездне шанса,
Другая полнится слезами через край.
А выводы из этого просты:
Та, что в печали тонет – это я,
Та, что пуста надеждой – это ты.

БОЛИНБРОК:
Я полагал: вы отрешились добровольно.

КРОЛЬ РИЧАРД:
Лишь от короны, но не от печали.
И власть, и славу отдаю, не споря,
Но я король своих страстей и горя.

БОЛИНЬРОК:
Но часть забот с короной перейдут ко мне.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Я сам себе и есть моя корона.
Забота же лишь в том, что нет забот.
У вас же их теперь до миллиона
И у меня их тоже - полон рот.

БОЛИНБРОК:
Так вы согласны отказаться от короны?

КОРОЛЬ РИЧАРД:
И да, и нет.
И нет, и да.
Теперь: ничто я – вот беда!
Какой вам прок,
Что между «да» и «нет» скитаюсь,
Когда я в вашу пользу отрекаюсь?
Себя пред вами низвергаю:
Венец блистающий снимаю,
Тяжёлый скипетр роняю,
Из сердца гордость вырываю,
Слезами свой помаз смываю.
Рука корону отдаёт,
Язык мой власть передаёт,
Обряды царские – долой.
Величье – вам, а мне - покой.
Всё – ваше, что король имел,
За исключением лишь дел,
О чем и заявляю сразу:
«Со мной уйдут мои указы!»
Простить я господа молю
За клятвы пешке-королю.
В числе их и твоя, кузен,
Звучала в сводах этих стен.
Всё взяли без ограничений,
Лишите уж и огорчений.
Живи и правь в своей манере,
Заполучив всё в полной мере.
Ты место Ричарда займёшь,
Его ж – в могилу упечешь.
«Итак, да здравствует король!» -
Вещают Ричарда уста
Сквозь слёзы горькие и боль,-
«И правь, и здравствуй  лет до ста!»
Что мне ещё сказать осталось?

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Нет более потребности в словах.
Осталось перечислить только беды,
Что ввергли Англию любимую в разор
При вашей с прихвостнями власти никудышной.
Желаем мы, чтоб вы признались в этом
И были прокляты и свергнуты всем светом.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Хотите вы, чтоб я на самом деле
Безумства своего вам выпростал идеи?
Когда бы ты, Нортомберленд,
В безумствах должен был признаться,
Не стал бы ты собрания стесняться?
Была бы в них позорная глава,
В которой значилась монарха голова,
Которую ты клятве вопреки отсечь решился,
Тогда б ты разве речи не лишился?
И этот факт на небе обозначен.
Ты перед господом ответишь - не иначе!
Вы, все взирающие оком беспристрастным
На те мучения, которым нет конца,
Сегодня уподобились Пилату:
Умыли руки и ни в чём не виноваты.
Не смыть вам с рук позор придворный.
На суд взирая с жалостью притворной.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Читайте же статьи, милорд.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Не вижу я сквозь слёзы приговора,
К позорному привязанный столпу,
Но вижу я изменников толпу,
Внимающую яду наговора.
И заглянув в себя, я понимаю,
Что сам предателя собою представляю:
Кто, как не я, от славы открестился,
Из короля в вассала обратился,
Унизил государя гордость так,
Что стал не государь я, а батрак.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Милорд…

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Тебе я – не милорд,  заносчивый обидчик!
Нет у меня ни имени, ни сана.
Как будто вовсе не был я крещён:
Местоимением мой статус замещён.
Пройдя сквозь зимы многих лет,
Безвестен я, признанья нет.
Как снег, о лете не мечтаю,
От солнца Болинброка таю.
Король великий, удостой вниманья,
Я в Англии достоин состраданья:
Вели, монарх, мне зеркало доставить,
Я не могу себя в бесчестии представить.

БОЛИНБРОК:
Прошу кого-нибудь за зеркалом сходить.
(Один из свиты уходит.)

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Пока увидите, во что вы превратились,
Прочтите, что причиною явилось

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Ужели путь до ада столь короткий,
Коль жарите уже на сковородке?

БОЛИНБРОК:
Оставь, Нортомберленд, его в покое.

НОРТОМБЕРЛЕНД:
Тогда в покое не оставит нас община.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Она довольна будет, уверяю,
Когда я эту книгу прочитаю.
Там упомянуты грехи от первых дней:
Ведь это книга сути всей моей.
(Входит придворный с зеркалом.)
А вот и зеркало!
Ужели нет морщин?
А было предостаточно причин!
Стекло мне льстит; как те друзья,
Которым  верил слепо я!
Ужель то самое лицо
Кормило свору подлецов?
Не та ли личность так сияла,
Что светом божьим поражала? 
Ужели зная все пороки,
Не вычла порчи Болинброка?
А слава, как стекло хрупка,
Живёт до случая пока.
(Разбивает зеркало о землю.)
Вот так на тысячи кусков
Лицо разрушил случай.
Поверь: в печали нелегко,
Да и не будет лучше.
Мораль до ужаса проста:
Распяли за добро Христа.

БОЛИНБРОК:
Печали тень на вашу личность пала.
Вас зеркало в печали не признало.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
«Печали тень», – изволил ты сказать.
Она – внутри, снаружи – не видать.
Всё это – тень великого мученья,
Нет от недуга этого леченья.
Меня ты щедро скорбью наделил,
И тенью скорби солнце заслонил.
На просьбу я последнюю решусь,
Беспрекословно после удалюсь.
Могу ли я надеяться на это?

БОЛИНБРОК:
Так назови её, кузен любезный.

КОРОЛЬ РИЧАРД:

Теперь уж и «кузен любезный» я?
Взлетел я саном выше короля!
Монархом будучи, мне льстили лишь вельможи,
А нынче льстит мне сам король, о, боже!
Но коли так, то мне резона нет
По-нищенски просить на свой вопрос ответ.

БОЛИНБРОК:
И, тем не менее, проси.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
На исполненье есть надежда?

БОЛИНБРОК:
Нет сомненья.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Тогда позволь мне удалиться.

БОЛИНБРОК:
Куда?

КОРОЛЬ РИЧАРД:
От твоего подальше взгляда.

БОЛИНБРОК:
Сопроводите в Тауэр его.

КОРОЛЬ РИЧАРД:
Мне – Тауэр, а вам – моя корона,
Поднялись вы, – король свалился с трона.

(Король Ричард, несколько лордов уходят в сопровождении стражи.)

БОЛИНБРОК:
День коронации на среду назначаю.
Прошу всех лордов подготовиться к моменту.

(Все уходят, за исключением  Епископа Карлислийского, Аббата Вестминстерского и  Омерля.)

АББАТ:
Театр горя мы сегодня лицезрели.

ЕПИСКОП:
Не только нам – потомкам плохо станет,
Когда они себя всем этим горем ранят.

ОМЕРЛЬ:
Отцы святые, разве средства нет,
Достойный самозванцу дать ответ?

АББАТ:
Тогда я дум своих открою шлюз,
Когда вы клятвою скрепите наш союз,
И в стройном не сфальшивите вы хоре,
Приняв участие в священном заговоре.
И сердце растревожено,
И навернулись слёзы.
На нас судьбой возложено,
Спасти мир от угрозы.
За ужином обсудим,
Как зло карать мы будем.

(Уходят.)