Глава 2, 5

Ехали как будто горной дорогой. Хотя, откуда здесь горы? Обильная  растительность по обочинам выдавала влажный климат. Снова нестыковка.
В кабине было тесно. Жались, как сельди, впятером на коротком батоне сидения - Денис сбоку.
- Скоро объездная будет, - бросил шофёр, стряхивая пепел сигареты на пол.
Денис прошёлся глазами по соседям: Фёдора и Анки среди них не было…
- Очнулся? - безучастно спросил его кто-то, даже не повернув головы.
Все смотрели напряжённо на дорогу, на сухую колею, помеченную редкими радужными лужицами.
- Сколько? - процедил мужчина в военной шинели рядом с водителем, видно - офицер.
- Километров пятнадцать.
Снова долгая пауза.
Денис попытался разглядеть людей.
Тот, что в шинели, явно был старшим. На угреватом, будто вылепленном из глины лице его блестели выпученные глаза.
"Бескровное лицо, безжизненное, - отметил про себя Денис. - Как выпотрошенный!"
Рядом тряслись такие же свинцовые от неведомого душевного груза мужики без возраста. С пыльными лицами. Со слипшимися от пота волосами. С воспалёнными глазами. С замершими в одной точке зрачками.
На панели приборов замигала оранжевая лампочка. Откуда-то из-за затылка раздался сухой клёкот, похожий на треск телеграфа.
Шофёр потянул рычаг, сбавил скорость.
- Просятся, - обернулся он к старшему.
- Что? - дёрнулся офицер – он, должно быть, не заметил сигнала.
- Дети.
Офицер выругался.
- Ну, давай, по скорой!
Машина  затормозила.
Дениса, сидящего у двери, вытолкнули наружу. Отворив кабину, он неуклюже стукнулся о землю затёкшими ногами.
Сразу за ними затормозили ещё несколько машин - "Уралы", "Зилы", крытые камуфляжными тентами.
Из кузовов посыпали женщины, дети. Бросились без слов врассыпную в кусты.
- Не задерживайся, не задерживайся, - бубнил себе под нос офицер.
Денис снова уловил лёгкий телеграфный треск. Может кто-то баловался с кнопкой сигнала в кузове?
Треск усилился. Где-то за лесом что-то грохнуло, будто лопнула автомобильная шина. Маленькая девочка с распустившейся лентой в косичке, бегущая к грузовику, присела, а потом, разинув рот, беззвучно заревела.
- Бегом! - закричал военный. - Воспитатели, проверить, все на месте?!
Они погрузились и рванули дальше.
Скоро за деревьями показались просветы.
- Чисто, - констатировал офицер, озираясь по сторонам.
Разбитая грунтовка перешла в асфальтированную дорогу. Машина прибавила ходу.
- Чисто, чисто, - приговаривал, как заклинание, военный.
Мелькнула брошенная автозаправка, развалина кирпичного здания. Из-за деревьев выпрыгнули трубы теплоснабжения, конструкции, похожие на нефтяные вышки. И горы. Далёкие, острые. Но не сибирские, другие!
- Ого, - вскрикнул молчавший всё это время Денис. - А это что?
За окном проплыл обезображенный остов боевой машины пехоты.
- А это? - кивнул ему в сторону сосед.
На разрытом траками и тяжёлыми колёсами поле, среди мелких берёз громоздились трупы сгоревших танков, бронетранспортёров, БМП.
- Небось, только в кино такие видел? - недобро усмехнулся сосед, глядя на Дениса шальными глазами.
- А сколько в городе ещё! - сказал кто-то.
- В каком городе?
- Кладбище военной техники, паря, - бросил Денису водитель. - Место гнилое. Поэтому и едем этой дорогой. Тут только вороны стаями кружат. А людей нет. Живых!
- А людей нам меньше всего сейчас треба встретить, - добавил военный.
- Как под Прохоровкой, - провожая глазами уродливые груды металлолома, отозвался кто-то.
- Только под Прохоровкой половина немецких была, а тут только наши!
- Так сами с собой и воюем.
- Своих по ту сторону я ещё не видел!
"Война что ли?" - подумал Денис и почувствовал, как и у него слипаются волосы.
Снова свернули на просёлочную. Грязи здесь было больше, луже обширнее и глубже.
Машина проваливалась то в одну ямину, поднимая фонтаны до самых стёкол, то ныряла в другую. Денис считал лужи – первая, вторая, двадцатая...
Первым взлетел, задрав колени к подбородку, водитель. Его ударило о потолок и вынесло вместе с лобовым стеклом наружу.
За ним повалились в стороны остальные, смешались, завыли. Из-под кабины пошёл клубами вонючий густой дым. "Ми-на", - различил по разбитым губам офицера Денис...
Дальнейшее воспринималось смутно. Они вывалились через разбитое стекло в грязь. Денис то захлёбывался, пуская пузыри в луже, то выкарабкивался из-под навалившихся на него тел. Кто-то ходил по нему тяжёлыми сапогами. Какие-то тени метались между машинами. Женщины никак не могли оторвать детей, намертво вцепившихся в борта кузовов. Офицер, почему-то хромой, уже без шинели, убегал за горизонт, а потом возвращался обратно. Кого-то осторожно вынимали из кабины и тащили под руки. Одна из девочек всё время приседала и зажимала уши...
Денис отползал всё дальше от подорванной машины. Крики и плач до него доходили урывками. Уши как будто залило воском. Ему хотелось бежать от этой беды. Он не хотел продолжать этот опасный путь. Он зарылся в глину и лежал там долго-долго, пока шум голосов и моторов не испарился, а на дороге у леса не осталось только тулово подорванного грузовика…
Кругом было тихо.
Он поднялся и пошёл по полю в противоположную дороге сторону. Сначала, замирая и приглядываясь к каждой кочке. Потом более открыто, смело.
Ноги вязли в рыжей глине. Он вспомнил вылепленное из глины лицо офицера. Наверное, такие лица бывают у людей, попавших на фронте в окружение. Или у тех, кого предали самые близкие...
Минуя поле, Денис взобрался на пригорок и увидел впереди раздавленную танковую самоходку. Вероятно, он не решился бы подойти к ней, будь она в стороне, но машина лежала прямо на его пути к жидкому лесу, и он пошёл вперёд, глядя как та приближается, покачиваясь в такт его шагам, ощерившаяся разодранными боками, ни для кого уже не опасная, мёртвая.
Приблизившись, он замер, поразясь её исполинской мощи и одновременно трагедии. Подбитое снарядом подбрюшье растянуло огромную машину в разные стороны - она подпрыгнула и замерла, раскорячившись неуклюже. Проломленная другим снарядом башня открывала рваный зев танка, будто охнув от тяжёлого удара, машина оцепенела, боясь выдохнуть, держа в себе боль, терпя и недоумевая. Массивное дуло пушки, изогнувшись вверх, смотрело в небо перевёрнутым водопроводным краном, словно враг-богатырь покуражился, лишил её боеспособности, надругался. Сквозь дульные вырезы орудия гулял ветер, и казалось, что машина гудит себе что-то под нос, воет обесчещенная, боясь открыть глаза, признать своё крушение. Колёса - выломанные зубы, пугали уродливой щербатой улыбкой: с одной стороны трак был на месте, с другой отсутствовал, обнажая беспомощные в своей наготе диски. Распахнутые люки открывали доступ в самую душу танка, туда, где выжгли всё живое, в том числе, и, верно, человека - из нутра веяло душным копчёным духом, на самом краю нижнего отсека висел опалённый лоскут танкистского шлема...
Денис стоял потемневший лицом у растерзанной машины. Из башенной пробоины выскочили наружу маленькие птицы, полетели прочь, тряся хвостами, оглашая округу беззаботным чириканьем. Денис опустил голову, будто поклонился, и побрёл дальше.

Человеческое жилище возникло неожиданно. Денис выполз из жидкого оврага и уткнулся в деревянный дом. Добротный, мазанный, широкий, он стоял безмолвный, и было неясно - есть здесь люди или нет?
На ветру поскрипывала непристёгнутая калитка. Шуршали мыши среди кукурузной шелухи. Чернела пустая собачья будка с оборванной цепью.
Денис скользнул глазами по занавешенным окнам, собрался было идти дальше, но вдруг увидел на картофельном поле девочку! Ровесница, такая же пигалица - семи-восьми лет, одетая во всё белое, но грязное, платок на голове, она сидела на земле, покачиваясь из стороны в сторону.
- Эй! - крикнул Денис, чтобы даже не окликнуть, а разрушить тишину, разогнать страх.
Девочка дёрнулась, но не повернулась.
Денис огляделся: что происходит здесь?
Он закашлялся, подошёл ближе.
- Эй, - позвал снова.
Девочка, не переставая покачиваться, подняла на него глаза. Толстые некрасивые губы. Веснушки. Нос картошкой.
- Светка?! - испугался Денис.
В руках девочки был мёртвый цыплёнок. Квелый, с вытянутой головой, прикрытыми глазами, бескровным гребнем.
- Умер вот, - она протянула его на руках.
- Тьфу! - засмеялся Денис. - Умер и умер, и что? Ты что тут делаешь?
- Жалко, - она поднесла его к щеке, как младенца, погладила.
- Да ты вставай, Светка, земля холодная! - он дёрнул её за плечо.
- Не страшно, - проговорила она, кажется, впервые осмысленно.
- Да, ты брось, вставай, вставай, - он потянул её за руку. - Чего ты сидишь тут?
Она отстранила его руку. Встала сама. На белый сарафан налипли густые куски грязи. Ноги были босы.
- Ты в себе, здоровая? - он потянулся ладонью к её лбу, но она увернулась.
Ветер трепал её волосы из-под съехавшего платка, грязную одежду.
- Слушай, а мама где? Где твоя мама? Помнишь, ты ждала её?
- Не знаю, - она растеряно огляделась. - Не могу найти.
- А тут кто? - он кивнул на дом. - Кто тут есть?
- Ты что? - он вдруг удивлённо уставилась на него.
И махнула в сторону дома:
- Вон!
Возле дома было пусто. Качались прошлогодние стебли подсолнуха. Под навесом крыши шевелились травяные снопы.
- Кто там? Никого не вижу!
- Мамы нет, - она покачала головой. - Мачеха есть!
Денис вгляделся в окна. За задёрнутыми шторами пряталась темнота.
- Мачеха есть. Только боится она меня, - она улыбнулась.
- Какая мачеха, о чём ты, Светка?
- Она не страшная, - проговорила девочка, глядя куда-то в упор.
- Кто?
- Да, она, - она ткнула в пустоту пальцем. - Смерть! Гляди-ка, стоит, огрызается. Но не подойдёт, знаю, не подойдёт!
Дениса затрясло, то ли от холода, то ли от волнения.
- Что с тобой?
- Продали маму, - она заглянула в лицо Денису. - Мачеха всегда приходит, когда маму продают.
- Кто продал? - прошептал Денис.
- Она ластится ко мне, - девочка усмехнулась, указывая на дом. - Недавно сладкое предлагала. Сказала - "Светочка, я тебе гостинцы принесла!" А мне не надо. Не смей брать!
Денис глядел на девочку во все глаза, не находя, что сказать.
- Вот, курочку угробила, - сказала она, прижимая мёртвую птицу к себе. - Назло мне. От того, что её от себя гоню!
Тишину неожиданно разрезал раскат грома. Потом ещё один. И ещё.
Небо было ясное. Далеко-далеко из-за горизонта всплыло облачко серой гари.
- Колонну жгут, - проговорила девочка, не поднимая глаз. - Не выбрались они. Попались.