В той стороне, где сердце. Из историй о любви

   Не знаю, почему она согласилась поехать с подругой в тот отдалённый от областного города район, где прошла их юность. Там жили дальние родственники  подруги, но  не было никакой родни у неё самой. Быть может, дремлещее за семью печатями желание побывать в местах, где настигла её первая любовь или просто готовность поддержать подругу , переживающую семейный кризис и нуждающейся в смене обстановки; но в один из тёплых майских праздничных дней подхватились они и порысили на автодорожный вокзал.
    Районный автовокзальчик , куда они прибыли через четыре часа тряски по разбитой дороге, когда-то утопающий в зелени тополей и клёнов, стоял сейчас в их обрубышах, что наводило уныние в этот ярко разгорающийся денёк. Им предстоял ещё час езды до конечного пункта  назначения  и вышли они на привокзальную площадь, чтобы размять ноги, а заодно и подставить майскому солнышку свои бледные личики, что, впрочем, сделали все пассажиры их пазика.
    Откуда-то сзади и сбоку вдруг кто-то тронул её за плечо, оглянувшись, она увидела потрёпанного жизнью высокого черноглазого  мужчину в котором запоздало узнала Адика.     Она ещё успела подумать, что неудачно выкрасила волосы и про выскочивший под носом  прыщик, а Адик, счастливо смеясь, сгрёб её в охапку и покружил вокруг себя от избытка чувств. Когда улеглись первые эмоции от неожиданной встречи, было решено остаться в райцентре и где-нибудь  посидеть за кружечкой пива,  в неспешной беседе узнавая жизнь друг друга и их общих знакомых.
     Подруга предложила кафешку неподалёку от озера – главной районной достопримечательности, куда прилетали весной не только лебеди, но даже розовые фламинго( это, наверное, была самая северная из их колоний) Факт остаётся фактом – на юг Сибири из Казахстана прилетают эти птицы к богатому рыбой озеру, считающимся одним из огромных в Прииртышье.
     Адик был  одним из пяти-шести человек  дружной разновозрастной  компании   её Волка, ставшего её первой любовью. 
     В этом видавшем виды мужчине ещё проглядывался  тот красавец-мальчишка , не осознающий своей обаятельности и скромно опускающий глаза при встрече. По всему было видно, что он так и не познал силу и власть своего обаяния, должно быть, рано женившись и попав под каблук властной жены,  пристрастившийся находить отдушину в бутылке. Не предполагая в нем платежеспособности, подруги заказали закуску и пива.
     Расспросы, ответы, чередущиеся возгласами : «А помнишь?» и это всматривание в лицо, это узнавание  себя глазами другого, эта лёгкая грусть о невозвратном…

     Где-то после часов двух-трёх их возбуждёной беседы-исповеди, где уже не раз готов был сорваться вопрос о Волке, Адик неожиданно трезво сказал, что того уже нет на этом свете.  Ещё не осознав смысла услышанного, но поперхнувшаяся невысказанным вопросом, она тупо уставилась в абсолютно трезвые глаза Адика, отражающие  сначала её  непонимание, затем испуг от услышанного и лишь потом уже разливающуюся  пустоту в той стороне , где сердце…
    Она  сквозь какую-то пелену увидела катившуюся  слезу по небритой щеке Адика и как-то заходившийся его кадык, ещё не понимая, что сама тихо плачет, глотая слёзы и не слышит, что говорит подруга, что говорит ещё Адик…

     Она очнулась от наступившей тишины , казалось, разлившейся по всему залу этой приозёрной кафешки, от прозвучавшего тихо вопроса-просьбы:
- Можно я тебя поцелую?
    Машинально кивнув Адику, она как-бы со стороны вдруг видит как тот встаёт из-за стола, подходит к ней,  приподнимает со стула и целует её в губы долгим нежным и таким властным поцелуем мужчины-завоевателя, что перехватывает дыхание.
    И в этом длящемся и длящемся поцелуе вдруг открылось запоздалое  признание в любви к ней того смущающегося при ней мальчика, верного друга её Волка. То, что никогда не должно было случиться, будь жив его друг - её горькая любовь,   случилось…
     И от пронзившего,  ставшего явным   признания , всем стало неловко.
     Обалдевшая подруга  бессознательно перебирала в руках связку ключей, он, побледнев и как-то разом поникший,  сделал шаг к открытому окну, глядящему в синь-озёрную гладь, она, медленно опускающаяся на свой стул, почувствовшая вновь вдруг острую боль в сердце.

     А дальше было, как в кино: кто-то из присутствующих в зале бросается в окно вслед за Адиком в озеро, кто-то ещё уже на берегу  подхватывают его под руки и вводят в зал, кто-то наливает водки, кто-то ею растирает дрожащих Адика и его спасителей, официантки срываются за кухонными полотенцами, и сама она –никогда не пьющая водки, вслед за подругою и Адиком залпом выпивает  стакан обжигающей жидкости , потом кто-то шутит об открытом купальном сезоне, все дико хохочут и пьют за это, за дружбу, за любовь, ещё раз за дружбу, дико грохочет музыка из магнитофона…

   Она плохо помнит, как приводили они в порядок его пиджак, как и что говорили при расстовании на той же привокзальной  площади. Окончательно она пришла в себя в автобусе, уже подъезжающей с подругой обратно в  город. И поняла она, что этой поездкой она поставила окончательную точку (что не сделало до этого  и её благополучное пятнадцатилетнее замужество) в своей истории о первой, не ставшей счастливой, любви.

     И лишь спустя два года подруга узнала от своей дальней родни, что Адька окончательно спился, что он ушёл из семьи и скитается где-то по случайным знакомым.
    Этой новостью  она решила ни с кем не делиться …