А земля берёзовая...

«Русская Песня – душа народа» - приходят на память замечательные слова Максима Горького. Очень люблю русскую песню! Протяжная, мелодичная, с глубоким содержанием и психологизмом. Ни одна гулянка не обходится без песни. И звучат не те, которые вбивает в сознание радио или телевидение «прыг-дрыг», а та, которая берет за душу. Заставляет сопереживать, отвечает твоему настроению. В этом её живучесть.

Я сам люблю петь и чуть-чуть сочиняю. А в молодости голос был, говорят, сладостным. Но и не на настолько слаб. Для сельской местности - сходило. Но славился женский хор. Вот где кладезь! Вот где диапазон звучания! Жюри отодвигалось от сцены, когда выступал хор.Он гремел как могучий байкальский прибой. Звенели окна в клубе. «Революция огненным пламенем пронеслася над миром грозой»… Никто таких песен на знал. Вот это силища! Вот это мощь! Более двадцати человек! А нас, мужиков, было раз-два и обчелся. Баянист-самоучка, и мы, два-три недоросля, не столь яркие личности. Но пристраивались к славе женщин. Часто выезжали с концертами в другие села. И вот решили показать себя перед «российской общественностью», поехать с концертом в известный курорт. Готовились тщательно. Мне нравилась одна патриотическая песня о Родине. Гуляя по лесу, я распевал её во весь голос так, что сосны позванивали. Но исполнял её другой паренек, как мне казалось, пел не очень. Я бы лучше…

И вот повезло. Мой друг простыл, осип и выступать не мог. Грудь мою распирало от предвкушаемого приближающегося выступления. В автобусе мы её не раз пропели. Женщины благотворно отзывались. Я ждал начала концерта. И вот хор занял на ступеньках свои места. Русские сарафаны заполнили пространство сцены. За занавесом шум, народу полный зал. Звучит первая песня мужественно, громко, хоть уши затыкай . Зал взрывается аплодисментами. Конферансье объявляет следующую, где солирую я. Достойно веду свою партию, так же зычно подхватывает хор, потом нежный вокализ. Но я не могу вспомнить 2-ой куплет, хоть убей. Баянист уже закончил проигрыш, а я, как бык, которому кувалдой ударили в лоб, стою, выпучив глаза, ослеплённый софитами и ничего не помню. Баянист не растерялся и еще раз дал вступление. Я набрал воздуха и с подъемом запел снова первый куплет «…А земля березовая»… Хор, как ни в чём не бывало, дружненько рявкнул: «А земля, а земля..." И нежный вокализ – «А-а-а-а… А-а-а-а…» Но ещё есть третий куплет. Я забыл даже о чем песня-то вообще? Вылетело всё, как есть. На сцене стоял не я, а моя оболочка. Что-то аморфное, неестественное, бесчувственное, ничего не соображающее и бестолковое. Ноги стали студенистыми. Надо было как-то выходить из положения. Пока баянист тянул меха, я судорожно искал в своих мозгах хотя бы одно слово из текста песни, за которое мог уцепиться и спеть последний куплет, но слова будто сговорились , прятались, убегали! Я повернул голову в сторону хора, моля о том, чтобы кто-то прошлепал губами , тогда бы я сумел подхватить и пропеть нужное. Женщины, выпучив глаза, сьедали меня, казалось стирали в порошок. Я с ещё большей силой, с огромным воодушевлением снова прокукарекал первый куплет: «…А земля сосновая»… Хор: «А земля…а земля»… Да чтоб ты провалилась земля! Я уже неживой. и пора меня выносить.

Последний вокализ для меня звучал отпеванием ушедшего в мир иной. Видел, как медленно ползет занавес, слышал шушуканье хористов и гробовое молчание зала.