Бабах! - и мимо
Все знали, что российские немцы - это надёжный элемент колхозно-совхозной системы, что они встанут на защиту своих коллективных гнёзд. А гнёзда-то какие! Чтобы такие гнёзда разорить, надо не одну тысячу гладкоствольных орудий на деревенских и поселковых околицах установить и палить, палить неделю, месяц, два месяца по колхозам, а потом войти в деревню, и удивиться: «Ба! Бабахали, бабахали, а коровники-свинарники стоят, а в домах только стёкла полопались, а председатель колхоза в условиях непрерывного артобстрела планёрку проводит, а надой на фуражную голову даже увеличился».
Вылезет усталый полковник из БМП, глаза красные от напряжённой работы: «Простите, станишники, - приказ выполнял. Да скажите, милые, из какого кирпича-бетона вы это всё отстроили?» Cтанишники, стоя с вилами у большой навозной кучи, хоть и сердятся маленько на полковника, с гордостью ответят: «А из нашего. Вона, за Малиновкой у нас глина своя». Им ещё не внушили, что «своя глина» может быть только на исторической родине. А полковник, собрав последние силы, побежит вдоль асфальтированной улицы, тяжко топая сапожищами, в сторону большого зарода. Там, в сене, и от военного трибунала, и от народного гнева спрятаться можно.
Ясно – реформы здесь обычным военным путём не продвинуть. Надо им, российским немцам, объяснить, что неизвестная далёкая родина их ждёт-не дождётся, так как там для уборки тучных хлебов катастрофически не хватает высокооплачиваемых комбайнёров. А они на чисто русском языке: «А нам и тут хорошо, небось деньги зазря нигде не платят». Консерватизм, инерция, отсталость! Как со всем этим бороться?
Собрали в Москве совет национальной безопасности, начали анекдоты рассказывать, смеяться и думать: как же от этих тружеников, наконец, окончательно отвязаться. Нашли решение - стали бланки заявлений на выезд завозить в степные колхозы тоннами, а завоз анальгина и капель для насморка ограничили – только для хроников и для участников. Нет, - стоит колхоз! Хотя Колька Шнайдер уехал к своим в Швайнефурт. Да это разве работник, кто ему там комбайн доверит?
Косность и пассивность дали трещину, когда стали лимитировано электроэнергию отключать. Зашевелились маленько колхозники. «Это, Эльза, где там те бумажки?» - лёжа в тёмной комнате, спрашивал свояк уехавшего Шнайдера у своей супружницы, задрав штанину кальсон и почёсывая задумчиво правую коленку. Она покорно, безынициативно шла в кухню, открывала все створки буфета, долго шарилась и находила на ощупь под мешочком гречки «те бумажки», помятые, но ещё годные для употребления. «Ладно, завтра разберёмся. А может ещё будет как по-старому?» - и клал свояк лунно белеющие бумажки под подушку. Нет, разве понимают такие простаки, как он, внутреннюю логику революций. «По-старому» не будет уже никогда!
Наконец и цены получили свободу. Но эти цены поняли свободу как-то односторонне, как-то несознательно они, цены, на эту свободу отреагировали. Только вверх и выше, и выше! – согласно старым коммунистическим призывам. Некоторые грамотные экономисты стали спрашивать у цен: «А чё вы не хотите друг с дружкой посоревноваться, за потребителя, вроде как, побороться? Чё у вас поведение такое эгоистичное?» На что цены не только грамотным экономистам, но и академику-секретарю отделения экономики РАН отвечали кратко: «А идите вы все на фиг! Сами не дураки». Ну, если уже академиков посылать стали, то что уж нам, колхозникам, ждать!
Вот и опустели тысячи деревень, или заселил их случайный люд. И кажется какой-то московской умнице с аккуратной лысинкой, гладким личиком и пухлыми ручками – всё! Победа! Искоренили колхозный строй! Рапортуй американскому руководству! Пусть и они порадуются.
Э-э, ребята, это у вас головокружение от мнимых успехов. Мы наш колхозный строй с собой забрали в Германию. Нам без него – ну, просто, никак! Мы и селимся здесь колхозами и гуляем колхозами. Мы себе и председателя выбрали, чтобы нас журил и поощрял, а когда надо и ногой топнул, и правление у нас своё есть, и съезды передовиков проводим с параллельным обменом опыта и заключительной русской пляской. Всё как полагается. А народ местный, давно от коллективизма отвыкший, всё приглядывается к нам, выспрашивает, интересуется и завидует, - хочет всё наше перенять, свою жизнь тоже как-то нормально устроить, а не получается. Исторический опыт у них другой и ментальность недоразвита. Жалко их. Конечно, показываем что и как, советуем, но надежды особой нет.
Они же даже демонстрацию нормально провести не могут. Вот, праздник свободной любви в Берлине устроили: полтора миллиона её полуголых сторонников в кучу сбились, а сплочённости настоящей нет! Хотя, не поспоришь, - индивидуальные навыки есть у всех и тяга поделиться приобретёнными знаниями с другими - тоже налицо. Сначала, громыхая кольцами в носах ушах, бровях, пупах, идёт ряд передовиков-знаменосцев с розово-голубыми знамёнами, у каждого поперёк голой груди широкая алая лента, а на ленте прикреплены муляжи важных органов тела, вроде как медали за достижения. Далее двигаются высокие катафалки, на крышах которых обнажённые студентки разные акты показывают. А наши подростки аусзидлеровские, которым уже пора себя полноценными членами этой кучи почувствовать, в сторонке стоят, раздумывают, прикидывают – каким ремнём консервативный папка драть будет, если рискнуть и проинтегрироваться по-настоящему.
А мы-то, бывшие жители российской империи, знаем, что все эти демонстрации преследуют одну цель. И цель эта – пропаганда. Я запись этого парада свободной любви в Малиновку отправил, чтобы у остатков тамошних немцев не было одностороннего представления о христианской исторической родине. Дак Яшка Штеле после просмотра парада на порог лёг и стал орать своим дочкам: «Лилька, Лизка, нет, нет – лучше в Магаданскую область».
Качественная пропаганда она и на психику, и на подсознание, и на поведение действует. Но пропаганда качественной бывает не всегда. Даже на Западе бывают явные проколы. Вот какая-то радиоволна солидным мужским голосом, которому ну просто невозможно не поверить, вещает: «В посткоммунистической России появились очень богатые люди, но, к сожалению, бедность ещё не изжита». Как это мило звучит: есть и лёгкая озабоченность ситуацией, но и положительные итоги отражены. Понимай – бедности было много-много, она сейчас изживается, но, ах-ах, ещё не совсем изжита. То, что средний уровень жизни в России с приходом реформ не опустился, а с грохотом рухнул, то, что появилась массовая нищета и неизвестное ранее явление – детская беспризорность, то, что... Но – это мелочи, их не видно из пятизвёздочных московских отелей Шератон или Мериот, где останавливается западный люд, прибывая в краткосрочные командировки для осмотра Красной площади.
А вот по одной немецкой телепрограмме показывают ободранных российских пенсионеров. Они собрались в большую толпу, гомонят, некоторые прикрепили красные бантики на обтрёпанные пальтишки, лица серые от тягот и однообразного питания. Комментарий за кадром: «Выступление старых коммунистических сил». В этом комментарии правильно только одно слово - «старые». Бывшие коммунистические силы и сейчас очень хорошо кушают.
А Яшке я потом написал, чтобы зря не психовал и к нам приезжал. Бояться нечего. Мы тут, в Германии, в стороне от всех живём, в изоляции свою культуру развиваем. Только друг с другом и общаемся. Русак русака видит издалека. За детей сильно переживать не надо. Это в России межнациональные браки нормой были, а тут – боже упаси! Малиновские только за малиновских выходят. А иначе мы не сохранимся, выродимся и будем на парадах свободной любви засовывать в глазки кинокамер разные члены, сладко сосать большие пальцы ног, надувать, как маленькие, разноцветные пузыри, или, хуже того, - шагать в первой шеренге знаменосцев.
2000 г.
Свидетельство о публикации №213092900996