Широко закрывая глаза или дым без огня

*Имена главных героев изменены (на всякий пожарный)


"Билл дома!" - подумала Элис и заспешила в гостиную. Они давно не виделись, оба пропадали на съемках. Каким он будет сегодня? Нетерпимым, нетерпеливым или нежным и беспомощным, каким еще бывает с ней? Такому Биллу она готова простить многое. Очень многое. Когда Билл возвращается, он буквально наполняет своей особой аурой квартиру, так что Элис кажется, что даже вещи с полок начинают смотреть на нее глубокомысленно и серьезно. Вопреки дурным предчувствиям и тревоге, овладевающими ею всякий раз, когда она встречается после недельных разлук с мужем, последние комнаты она пробежала с ускорением, но остановились на подступах к гостиной, как вкопанная. Она услышала голос, но это не был голос Билла, а чем-то смутно знакомый протяжный голос... Кто-то из их актерской братии? Виделись на какой-нибудь церемонии?

- Я прошу какую-то пару миллионов долларов. Что это для тебя? Ты ворочаешь половиной миллиарда.

С тревогой Элис ждала реакции мужа. Обычно вспыльчивый Билл отвечал сдержанно, утомленно:

- Никто тебе не поверит, Чед. Обо мне болтают всякую чушь уже и не припомню сколько лет. Геем обзывают с незавидной регулярностью, как только у них заканчиваются другие бредовые сенсации.

- Ну почему же бредовые? Мы оба знаем, что ты гей.

- Мы оба знаем что это было по принуждению! - Теперь голос Билла угрожающе повысился. Элис знала, как гневно блеснули серо-зеленые глаза и на месте Чеда делала бы ноги, но шантажист чувствовал себя уверенно. - Тогда у меня не было выбора, но теперь у меня есть выбор, и я говорю тебе: "Убирайся!"

- Выбор? У тебя нет выбора. Хочешь я тебе напомню? Ты будешь делать то, что тебе скажут, и разведешься со своей австралийкой, потому как есть мнение, что она тебе не подходит. А сейчас ты выпишешь мне чек, как хороший мальчик.

- Тебе не позволят. Я все делаю, как нужно. Ты же нарываешься на неприятности и станешь моей "законной добычей", заплатив в разы больше того, что требуешь.

- Посмотрим, кто из нас больше выиграет, когда твоя задница замелькает на YouTub. Сможешь ли ты доказать, что это был монтаж и что тебе не понравилось?

У Элис затряслись руки. Медленно она вошла в комнату. Билл вскрикнул и подскочил к ней, бледный как новые атласные занавески. Она отпрянула, обернулась. Да она видела этого человека. Порноактер Чед Слендер. Она и в самом деле видела его на церемонии в честь награждения Золотым Глобусом... черте знает кого... Слендер тоже не ожидал столкнуться с ней нос к носу и нечто вроде сочувствия мелькнуло в его глазах. Она воспользовалась этим полумгновением и взяла у него диск, который шантажист держал приподнятым на ладони, дразня Билла. Никто не знает, что грозного Билла легко запутать и, откровенно говоря, она и полюбила его за беспомощность и беззащитность. "Он был для меня, как брошенный в лужу слепой котенок", - скажет она потом в одном из интервью.

***
Билл молча выписал чек и выставил Слендера прочь. Чед, надо отдать ему должное, не требовал диск обратно, только уходя глумливо усмехнулся, сделал к Биллу движение, будто собираясь нежно попрощаться. Билл, сверкая глазами, занес для удара руку. Чед тихо рассмеялся и выскочил прочь. Билл вошел в гостиную. Он не прерывал Элис, позволив ей посмотреть фильм до конца и сам смотрел на себя, стараясь вообразить, что это просто одна из его ролей. Крайне неудачная. Не вышло. Под конец "фильма" Билл с тихим стоном закрыл глаза.

- Ты собираешься разводиться со мной?

- О чем ты говоришь, Эл?

- Но твои боги требуют развестись со мной, а ты не станешь рисковать своей репутацией только для того, чтобы сохранить наш брак.

- Все, что ты видела, неправда, и я сам решаю, с кем мне жить.

- Знаешь, теперь я сомневаюсь что ты вообще что-то решаешь в своей жизни. Сколько же у них на тебя материала, способного заткнуть тебе рот и заставить вести себя, как "хороший мальчик".

- То, что ты видела, только часть записи. Ужасная часть.

Билл нервно закружил по комнате.

- Да, ужасная. Теперь даже ты не поставишь и цента на то, что я не гей!

- Поверь, Билл, это не самое страшное из того, что я о тебе знаю. Но расскажи.

- Ты права. Какое это имеет значение? Мало ли меня поливали грязью? Главное, что ты останешься со мной.

- Ты удивительный человек, Билл. Ты думаешь, что все решишь за меня, когда и за себя не волен решать. Расскажи. Как было на самом деле расскажи, если было, могло быть как-то иначе.

Билл тоскливо всматривался в ее лицо, потом сел рядом и глухо начал:

- После того, как закончилась исповедь в тот вечер меня позвали для особой беседы. Я удивился тому, что большинство адептов были в масках. Скажу честно, мне стало очень страшно. Знаешь, как в фильме в котором мы недавно снимались... Та же жуть и явно пахнет страхом и насилием. Это был красивый особняк: ажурные решетки, ковровая дорожка перед чем-то вроде алтаря. Тогда я впервые захотел уйти от них и успел поделиться этой, как мне представлялось, блестящей идеей со своим наставником. Когда это было? Накануне нашей свадьбы... Так вот, мне сказали, что я провинился и должен понести наказание. Дальше... Опять как в этом проклятом фильме, только мне меньше повезло - не нашлось красотки, готовой поменяться со мной местами. Меня окружили люди, человек двадцать. Я помню холод и жуть... И колени противно подгибались. Ничего героического я не выкинул, наоборот, трясущимся голосом пытался протестовать, но меня раздели. Знаешь, их было много, а я был один. Да, наставник тогда крикнул, чтобы выходили желающие трахнуть меня. С ужасом я видел, как они выходили, по-прежнему в масках. Когда желающих набралось с десяток, я понял, что тихо сползаю на пол. Холодный пол. Мрамор. Была ли то жалость, вряд ли, но вдруг учитель предложил для меня вариант: я могу сам выбрать из пожелавших меня одного и заняться с ним прилюдно любовью. Так я выбрал Чеда. Почему его? Не знаю. Наверное, он был мне менее противен, потому что был также молод, как и я. Как-то я дал ему понять, что выбрал его, и он направился ко мне... Обнял меня за талию, повел к столу. Там был диванчик и стол. Еще было вино. Вина я выпил много.

- Билл!

- Да?

- Хватит. Я уловила суть.

- Ты же хотела, чтобы я рассказал? Первым целоваться начал я. Думаю, со страху. Ну и еще, чтобы скорее все кончилось. Его здорово возбудил мой поцелуй. Вообще, если бы я знал, как это делается с мужчинами, я бы его быстренькол трахнул и свалил бы с той вечеринки, но я не знал. Зато он знал прекрасно.

- Билл... Я прошу тебя. Хватит.

- Ты останешься со мной?

- А ты? Ты знаешь, останешься ли ты со мной? Ты же осознаешь, что если увидят эту запись, тебе будет не доказать, что это было против твоей воли.

- Пусть. Все это уже даже не будет новостью.

- Но ведь это не все, что у них есть на тебя, Билл?

- Нет. Эл, я прошу только, не уходи от меня. Я сойду с ума, если ты уйдешь.

Он внимательно смотрел на нее, и она не могла распознать, чего в его взгляде больше: требовательности или мольбы. Она молча протянула руку, погладила по гладко выбритой щеке. Он все еще красив. Только красота его стала изменчива, как и его настроение. В серо-зеленых больших глазах поблескивали знакомые ей бешеные искорки. Он бывал с ней груб во время секса, и она немного сжалась, когда он прильнул к ее груди. Эл нежно погладила по вьющимся непослушным волосам. Он потерся лбом о ее шею.

- Пожалуйста, не уходи от меня.

Сегодня он решил ластиться, зная что она любит его таким. Она же ощутила, что дрожит, что его ласковые руки не просто гладят, а словно желают достать из-под кожи, из-за ребер ее сердце, чтобы забрать себе и втихаря вставить в собственную грудь. Сделал бы он так, если бы мог? Она точно знала, что сделал бы не колеблясь.

- Я хочу чтобы ты ушел от них, - неожиданно для себя самой горячо заговорила она. - В итоге, они потребует у тебя саму твою жизнь. Неужели ты не понимаешь этого? Ты должен сделать выбор я или они.

Его глаза замерцали во тьме.

- Выбор... - произнес он насмешливо, но нежно, и ласково погладил ее лицо. - Я сделаю все, что в самом деле зависит от моего выбора, обещаю.

- Но ведь именно этому учит твоя религия. Разве нет?

Он махнул рукой, как уставший выбираться из трясины человек.

- Выбор... - прошептал он снова и горько рассмеялся.

А ночью ему приснился сон.

Какая-то стандартная официальная встреча, должно быть, презентация нового фильма. Он привычно в центре внимания, почти отсутствует страх, который он всегда испытывал, выходя на публику, и из-за которого когда-то связался с сектой, избавившись таким образом от тайной паники гадкого утенка в одночасье ставшего прекрасным лебедем... А потом выяснилось, что не для всех и не всегда он хорош и частенько из спортивного интереса ему желают сделать гадость. Он наивно удивлялся, потому что в самом деле остался... не от мира сего. В школе его дразнили смазливым дебилом, он плохо успевал, отставал и видел мир вокруг себя немного не так, как другие. Он, как слепец, ориентировался по неким теням и знакам, и никак не мог научиться легко импровизировать, как она, например. В своем сне он мучительно пытался понять, почему он один и привычно улыбался (убийственно самоуверенно - случайно нащупанная им способность, служившая хорошей защитой и заодно, по случаю, вдребезги разбивавшая женские сердца), прячась от навязчивого внимания папарацци, как всегда готовых залезть под кожу. Ему и ей. Изнаночная сторона публичности, от которой они прятались в своем гнездышке годы. Счастливые годы. Вдруг он похолодел, потому что вспомнил, что бросил ее. Зачем? Почему? Все же струсил? Подчинился? Или потому что больше не желал мучить? А она... Как же он тосковал без нее! Она не простила, когда он, одумавшись и перепугавшись, как глупый нашкодивший ребенок, прибежал обратно.

Подарив журналистам еще целый каскад ослепительных улыбок, он рассеянно огляделся. Привычное окружение, шикарные костюмы, драгоценности на шеях красивых молодых женщин, шуршащие вспышки аппаратуры, натянутые улыбки осточертевших коллег-соперников. Толпа вдруг стала рассеиваться, отлетая от него, словно потревоженная ветром. Он заинтересованно посмотрел в сторону объекта повышенного внимания, ощутив легкий укол тревожной зависти, но едва он встретился с ней глазами, как все темное, недостойное мгновенно его покинуло. Он испытал смесь радости и боли и стоял некоторое время оглушенный разом всколыхнувшимися воспоминаниями о том, как ему пришлось расплачиваться за предательство. Наконец он смог сделать первые неуверенные шаги в ее сторону. Она заметила его, секунды колебалась, а потом шагнула навстречу. Он чувствовал, как щиплет от слез глаза, осознавал, что смешон, но ему было все равно. И ей тоже было все равно, когда он целовал ее на глазах у всего мира, пусть это будет исковеркано, преувеличено, фальшиво преподнесено тем, кому не нужно и неинтересно знать, о том, как забилось ее сердце.

- Ты вернешься ко мне? Пожалуйста, прости меня… Я больше не могу.

Он целовал ее так, как она любила, как она ждала от него: просящее и требовательно. Она не отстранялась, хотя захлебывалась от накатившего отчаяния.

- Нет. И мы даже больше никогда не встретимся. Я не смогу тебя простить, Билл.

Он проснулся с криком. Сел рядом с ней, боясь прикоснуться и посматривая на диск с таким видом, будто ждал, что тот вот-вот поднимется в воздух и вонзится ему в горло.