Как я рожала...

   Я родила дочь 31 октября 1993 года. Но события той ночи и дня, пока шли схватки, потуги и сами роды, отпечатались в моей памяти со многими подробностями на всю жизнь.
   Я легла на сохранение за 1 месяц до родов. У меня была угроза выкидыша, низкая плацентация, а также я относилась к категории первородящих в позднем возрасте (я родила в 28 лет), что давало мне преимущественное право на кесарево сечение, если при процессе родов могло пойти что-нибудь не так. А еще в моем доме было трое мужчин ( мой отец, мой брат и отец моего будущего ребенка), которые беспрерывно пьянствовали и ничем мне не помогали по хозяйству. Я готовила, стирала, убирала, а мама была на даче и, как говорится, «и в ус не дула». Я так надеялась на её помощь… Но она предпочитала закончить все дела перед наступающей зимой на даче, чем быть рядом с беременной, на сносях, дочерью.
   Итак, я легла на сохранение. Я сама попросила своего гинеколога, у которого я наблюдалась, об этом. Потому что, как я ей объяснила, дома мне  было некомфортно.  И еще я боялась, что когда надо было бы вызывать скорую, чтобы везти меня в роддом при начале схваток, мужчины мои все были пьяными. Мой доктор – гинеколог, которая меня наблюдала в женской консультации, любезно предоставила мне такую возможность. И, как только я оказалась в роддоме, я успокоилась. Там был соответствующий уход и наблюдение.
   За неделю до родов я простудилась, у меня была температура 38 градусов, и меня перевели в инфекционное отделение. Там был отсек для патологии (т.е.еще не родивших женщин, лежащих там до родов по различным причинам), а также отсек уже родивших женщин. Заведующая отделением была симпатичная, очень хорошая молодая ( примерно лет 35) женщина, которая, наблюдая мою беременность, перед уходом на выходные (субботу и воскресенье) сказала мне, что сроки уже подошли и, если я сама не разрожусь за выходные, то в понедельник она приходит и делает мне стимуляцию. А на выходных оставался только дежурный врач. Я согласилась. Но все как раз и произошло в выходные, 30-31 октября.
   В субботу вечером, 30 октября, все (и я тоже), как обычно легли спать. Но я примерно около 12 ночи почувствовала какой-то дискомфорт в животе. Я ворочалась с боку на бок, но дискомфорт не проходил. Соседка по палате, женщина примерно моего возраста, спросила у меня, что случилось. Я сказала, что живот как-то странно тянет, но не сильно, можно терпеть. Правда, этот дискомфорт ощущался как бы периодами. Пожмет-пожмет, перестанет… И соседка сказала, что я начинаю уже… Того, рожать, дескать. Я не испугалась. Только позже лежать было уже невмоготу, и я стала ходить по коридору и поглаживать живот. Периодически заходя в свою палату, я присаживалась на свою постель и отдыхала. Около 4-х часов утра соседка посоветовала пойти к дежурной сестре и сказать ей о моих ощущениях. Я пошла, разбудила медсестру и доложила ей, что у меня схватки начались. Пока терпимые. Она сказала, что, мол, ходи-ходи… Потом подойдешь, когда будет невмоготу.
   Я опять стала ходить… Так я ходила до 6 утра. Потом опять пошла к медсестре.  Она посмотрела меня и сказала: да, сегодня родишь. Я терпела уже участившиеся схватки еще до 9 утра. Потом меня позвали на клизму. Сделали клизму и повели в родовую палату.
   Дело в том, что в инфекционном отделении за сутки рожали всего 3-4 человека. А в родовом отделении был, можно сказать, конвейер. Там рожали друг за другом. Так что мне, можно сказать, повезло, что я рожала в инфекционке. Все внимание персонала было обращено ко мне. Там, в соседней родовой, рожала еще 16-и летняя. Но она вела себя ужасно-бегала по родовой, пинала шкафы, кричала громко что-то (через стекло я ее видела, но что она кричала, было не разобрать), даже пыталась открыть окно (выброситься хотела от боли, что ли).
   Так вот. Положили меня в родовой палате на предродовое кресло, точнее, это была такая широкая кровать, накрыли одеялом, чтобы я не мерзла, и ушли. Я лежу-лежу, а схватки все сильнее становятся. Для себя я решила, что как бы больно ни было, кричать я не буду. Наивная! Я не знала, что родовая боль не сравнима ни с чем… Но об этом после.
   Лежу я, значит. Никого нет. Схватки повторяются чаще и сильнее. Я, при подходе схватки, закусываю одеяло зубами и терплю, не кричу. Потом, чтобы подбодрить себя, я стала в промежутках между схватками петь революционные песни. Что-то вроде «Мы красные кавалеристы и про нас…». Тут заглядывает в родовую заведующая ( она, как оказалось, в эти выходные вышла на работу. Не знаю, по какой причине, но она была в этот день в отделении) и смотрит на меня, улыбаясь. «Как дела?» - спрашивает. Я ей отвечаю: «Хорошо. Терплю вот. Песни пою, чтобы не кричать…» Заведующая еще раз улыбнулась и сказала: «Молодец!». А она-то как раз знала, что дальше будет еще хуже. Только я этого не знала.
   …12 часов дня… Подходит заведующая ( между тем в палате уже полно персонала – врачи, акушерки. Все заняты каждый своим делом: кто готовит стол для младенца, кто – родовое кресло и т.д.), говорит мне – что, мол, пузырь давай проколем?.. А то воды что-то никак не отходят, давно ведь лежишь? Я говорю: «Давайте». Проколола она мне пузырь, водички вытекло совсем не много. «Ну, говорит, теперь скоро…»
   Заходит в родовую врач из родового отделения и смотрит мои медицинские документы. Спрашивает: «Это кто у вас тут с восемью сантиметрами лежит? ( Оказывается, шейка матки у меня за все это время раскрылась на 8 см, а я молчу, не кричу). Что-то она у вас тихо лежит… Вы ей то-то, то-то делали?..» Они – ей: «Нет». Она – им: «Сделать!». И ушла. Ко мне подходит акушерка и делает внутривенный укол. Потом ставит капельницу… И тут я как заору!!!!!!!!!! А дело в том, что в глазах у меня потемнело, и было ощущение, что голова отрывается от тела!!!!!!!!!!!! Не Забуду этого никогда. Страшная боль!!!!!!!!!!!
   Тут же акушерка подскакивает, спрашивает: «Чего это ты вдруг закричала, а?..». Осматривает меня и говорит: «Ну, тебе уже пора». А я говорю: «Как же я на кресло влезу, у меня ведь капельница». Она говорит: «А мы поможем». И втроем, двое – меня по белы руки, третья – капельницу несет, проводили и помогли взобраться на кресло. Тут же кто-то мне чулочки одевает, завязывает, кто-то инструментами гремит, а подошедшая акушерка ведет со мной такой разговор: «Слушай меня внимательно и делай все, как я скажу. Все будет хорошо. Как подходит потуга, сильно тужишься на низ. Как отпускает, дышишь. Подходит следующая потуга, опять сильно тужишься на низ. Поняла?» Я киваю. И тут началось!!!!!!!!!!!!!!!
   Чувствую – подходит потуга. Я, как мне сказали, начинаю тужиться. Но рот самопроизвольно открывается и я начинаю рычать. Тут же чей-то взволнованный голос кричит: «Воздух выходит! Лена, не рычи! Лена, не рычи!!!». Потуга проходит. Я вижу здоровенного мужчину-доктора с волосатыми, открытыми до локтя руками. Кто-то кого-то спрашивает: «Давить будем?». Это они о том, чтобы надавить мне на живот сверху вниз, чтобы помочь ребенку выйти. Я покосилась на волосатые руки мужика. Но не успеваю что-нибудь сообразить – подходит вторая потуга. Я закрываю рот и, вздохнув, сильно, как только могу, тужусь на низ. Тут чья-то женская рука сильно надавливает на живот сверху вниз, как бы выдавливая ребенка, как пасту из тюбика. Я начинаю волноваться: ведь этим можно повредить младенцу. Позже выяснилось, что у моей дочери был подвывих тазобедренного сустава слева и искривление носовой перегородки справа. Но это все потом элементарно выправилось с помощью массажа.
   Продолжу… Давить больше не стали, подошла третья потуга. Я зажмуриваю глаза и тууууужусь. Вдруг ребенок выскакивает из меня, как пробка из бутылки, и я чувствую сильнейшее облегчение (как будто в туалет сходила по большому. Понимаю, что сравнение – не очень. Но ощущения похожи). Тут же вертится рядом со мной детский врач. Ребенок мой квакнул раза два и замолк. Происходит ТАМ какая-то возня. А я лежу и думаю лихорадочно: «Почему же она больше не кричит? Что с ней?». А с НЕЙ все нормально. ОНА даже успела лягнуть (не знаю, может, было что-то другое) детского врача, которая, подпрыгнув на месте, неожиданно для меня произнесла: «Ух, ты, какая!..». ТАМ обрабатывают пуповину, и через несколько секунд я вижу собственного ребенка, которого поднимают повыше, чтобы я видела.  «Кто?» - спрашивают. Я выдыхаю еле-еле: «Девочка…». Её тут же куда-то опять относят, и я спрашиваю (шепчу) пересохшими губами: «Что, уже всё?..» На мой вопрос никто не отвечает, все заняты каждый своим делом. Минуты проходят, её снова подносят ко мне, уже завернутую, запеленутую (волосы у нее черные-черные… Я испугалась – цыганка, что ли… Или подменили… Но это была моя дочь), скороговоркой произносят: «Девочка… 3100…51 см…». И снова уносят. Теперь уже в детскую палату. Вокруг меня происходит все еще какая-то возня. Мне накладывают 2 косметических шва (я, оказывается не разорвалась вовсе, действительно, родила – как в туалет сходила). Я смотрю на часы – 13.20… Время рождения моего ребенка… Кто-то подходит и спрашивает: «Капельницу-то докапаем?..». Я соглашаюсь… Народу в палате уже почти нет – все побежали дальше по делам. Со мной процедура закончена. Акушерка накрывает меня, лежащую все так же на кресле, простыней и одеялом, чтоб не холодно было. И уходит. Я смотрю в окно… Падает снег… Медленно, тихо. Я думаю, вздохнув: «Вот я и родила…»
   Между тем, девочки мои, с кем я лежала в дородовой палате, пришли меня поддержать и робко заглядывали в палату, где я в данный момент находилась. Они улыбались и шептали мне (шептали, чтобы их не прогнали оттуда): «Молодец! Все хорошо!». Я улыбнулась им вымученной улыбкой.
   Скоро капельница докапала и ко мне подошла акушерка и подвезла каталку. Говорит: «Перекладывайся!». Я осторожно слезла с её помощью с кресла и улеглась на каталку. Поехали…
   Меня привезли в послеродовую палату. В послеродовом отделении, там, где лежали все, кто рожал в родовом отделении, мамочки находились с детьми в палатах. Но в инфекционке такого не было. В палате лежали четверо женщин, по две в каждой отдельной… как сказать… подпалате, что ли… Потому что туалет и душ были на четверых, а я лежала с соседкой вдвоем, а через стену – еще двое. Эти все, бедные, разорвались почти полностью, их зашили, и им нельзя было сидеть, только стоять или лежать… А я, можно сказать, отделалась легким испугом.  И детишек рядом не было – это даже, наверное, было хорошо, потому что после такого напряжения и мускульного и психологического, конечно, хотелось отдохнуть, поспать…  А с детишечками было бы это проблематично, потому что надо было сразу за ними ухаживать, и о себе думать времени не было бы. Нам их привозили кормить. И только.
   …Я перевалилась на отведенную для меня кровать. На живот мне положили лед. Накрыли одеялом. Сказали: «Через 2 часа сходишь в душ, подмоешься. Лед не снимай до этого». Сказали – и ушли.
   Я лежу – чувствую, живот отмерзает, уже ледяной коркой чуть ли не покрылся. Я тихонько сдвигаю лед с живота и облегченно вздыхаю. Проходит отмерянное время и я стараюсь подняться, чтобы идти в душ. Приходит медсестра и начинает меня журить, что я лед сняла раньше, чем надо было ей его забрать. Но я ей жалко улыбаюсь и произношу: «Холодно сильно было». Она забирает грелку со льдом и уходит. Я свои дела делаю, и потихоньку выхожу в коридор. По стеночке, по стеночке пытаюсь добраться до конца коридора, чтобы позвонить родным и сообщить радостную весть. Но тут начинают развозить ужин. Я, опять же по стеночке, возвращаюсь в палату. Пытаюсь усесться за стол на одну ягодицу, положив ногу на ногу. Сижу, ем. Соседка по палате с лежачего положения каким-то виртуозным способом, не садясь на кровати, сразу очутилась в стоящем положении. Она ест с тарелки, которая стоит на высоко расположенном подоконнике. Поев и попив чаю, я снова предпринимаю свой маневр до телефона-автомата. Он бесплатный. Надо только дойти и позвонить.
   Ползу по стеночке… У автомата никого нет. Я подхожу и набираю номер своей подруги, которой говорила, чтобы она отправила маме телеграмму следующего содержания: « Тетя Зоя, Лена родила, приезжайте». А на тот момент я еще и не родила вовсе. Просто я боялась, что рожу, а мама будет не в Москве. Но тут произошли события всем известные политически – шел 1993 год… Штурм Белого дома и т.д. Москву закрыли, и я боялась, что мама не поспеет вовремя. Потому и попросила подругу отправить телеграмму такого содержания заранее. Подруга сказала, что телеграмму отправила. Спрашивает меня про дочь: «Какого она цвета?», имея ввиду волосы на голове. Я, растерявшись, вдруг брякнула: « СИНЕНЬКОГО!!!». Подруга опешила и переспрашивает: «Какого-какого?». Я понимаю, что сказала что-то не то. Просто, когда мне показали дочь сразу после того, как она выскочила из меня, с обработанной пуповиной, голенькую, её кожа была какого-то синюшного оттенка, а волосы черные-черные. Мы с подругой посмеялись над моей непонятливостью, и я подруге объяснила, что значит – СИНЕНЬКОГО… Видимо, выбравшись наружу из маминого тепленького животика, дочка немножко озябла, пока её и меня, пуповину эту, обрабатывали. Но потом ее отнесли на столик под синим абажуром, там ее обмыли, обработали, запеленали и, я думаю, ей уже не было так холодно. Так вот об этом я и поведала подруге. Попрощавшись с ней вскоре, я решила позвонить домой, не зная наверняка, приехала ли мать. Трубку взял мой отец. Он был трезв, как стекло! Радостно гаркнув мне в трубку: «Поздравляю тебя, дочк!», он, видимо, не знал, что говорить дальше. А я ему говорю: «Пап, ты только представь – я РОДИЛА!!! Ты себе представить не можешь, что это такое, как это можно перенести». А он, улыбаясь радостно в трубку, опять прокричал (видимо, от волнения он кричал, а не говорил), что я, мол, дочк, за тебя здесь, дома, переживал. Я спросила про маму, приехала ли… А он опять гаркнул: «Она с Раей (Рая – это мамина родная сестра) поехали уже к тебе в роддом, поздравить тебя». Посещения разрешены не были, можно было только с 1-го этажа роддома, в холле, где были специальные телефоны, позвонить в палату и поговорить с теми, кто находился в роддоме. И вот, после того, как я по стеночке снова вернулась в палату, принесли передачи и записки от родных. Потом раздался звонок телефона, стоявшего на тумбочке в прихожей палаты (если можно так сказать. Ведь телефон тоже был на четверых). Это звонила моя мама. Мы поговорили с ней. Все было хорошо.
   Когда после всех волнений, счастливых и радостных, вечером стали укладываться спать, я поняла, что не усну, и пошла к медсестре просить таблетку на ночь. Она мне сделала укол димедрола, и я кое-как все-таки уснула…
   Наутро, в 6 часов детей привезли кормить. Я, неопытная, молодая мама, не знала, как сделать так, чтобы дочь моя, которую я держала на руках возле соска, начала бы сосать молоко (которого, как оказалось впоследствии, было мало, и ее докармливали искусственно), но у меня ничего не получалось. Я совала сосок ей в рот, но она только кряхтела и никак не хотела брать грудь. Тут пожилая медсестра, видя мою неловкую попытку покормить ребенка, подошла ко мне и сильно надавила пальцами мне на сосок. Брызнуло молоко. Дочь жадно схватила, наконец, сосок и стала есть. Это непередаваемое и ни с чем не сравнимое чувство кормящей матери!!! Я его никогда не забуду!!! Спокойствие и уравновешенность наступили сразу как-то во всем, что окружало меня в тот момент. У соседки молока было много, и она потом сцеживала остатки, и отдавала на докорм других детей, у мам которых молока было немного. Наступила тишина… Слышно было только почмокивание младенцев…
   Позже, уже перед самой выпиской, шла я как-то по коридору и увидела заведующую, шедшую мне навстречу. Она шла и улыбалась мне. Я подошла к ней поближе и извиняющимся тоном сказала: « А Вы знаете, я ведь не хотела кричать на родах, я случайно не выдержала…». На что она, приобняв меня за плечи, произнесла заговорщически: « Милая моя, это называется – кричала? Ты – молодец, ты все делала правильно… Ты еще не знаешь, как, бывает, кричат-то…». После этого разговора я позвонила вечером маме и попросила её купить для заведующей хороший букет роз, а акушеркам – конфеты. И все это я хотела подарить от чистого сердца, потому что они все, на самом деле, здорово мне помогали все это время… А мама, как всегда, начала ворчать: «Вот еще, не хватало только дорогущие букеты дарить!». Но я её упросила, и перед выпиской, когда я уже в этот день собирала вещи, мне принесли передачу – огромный букет бордовых роз и коробку шоколадных конфет. Я так обрадовалась! Тут же побежала искать заведующую и акушерок… Маму я потом поблагодарила. Сказала: «Мам, если честно, то я не ожидала, что ты решишься купить такой шикарный букет!»…
   Встречали меня всем семейством (кроме отца моего ребенка. Я его незадолго до того, как лечь на сохранение, прогнала – пил беспробудно… И  просто нашла, от кого родить для себя…). И не только мама, папа и брат. Пришла моя подруга с дочкой, приехала тетя Рая, мамина сестра со своей дочкой, моей двоюродной сестрой, пришла другая моя подруга… В общем, увидев столько дорогих мне людей, я растрогалась и расплакалась – значит, меня любят, значит, я нужна!.. А имя я своей девочке придумала спонтанно. Шли все вместе, кучей, домой ко мне, подруга и спрашивает: «А как дочку-то назовешь?». Я и брякнула первое же имя, которое вдруг всплыло в моей голове. Я сказала: «Ольга! Да! Пусть будет Ольга!». И все загомонили, одобряя, что, мол, хорошее имя. И мы пошли дальше по тротуару. Домой…


Сентябрь 28-30, 2013 года.