Красная площадь. А это что? Площадь и мы

     «А из нашего окна площадь Красная видна». Какой восхитительный стишок. Кто ж его не знает. А вот у меня   с самого первого его прочтения в очень далёко-далёком году возник простой  вопрос, а где же находится это чудесное окно? Как бы и мне хотелось посмотреть из него. Ответ я не нашел и по сей день. А ведь с тех самых мелких моих лет нога моя ступила в пространстве не маленьком  площади  буквально на каждый камень ее мостовой.  Да и не один раз.  Я исходил ее всю вдоль и поперёк и по всем её углам во множестве раз. Я видел ее в разных ракурсах. Я весь пропитан, пронизан волшебной аурой нашей национальной святыни. А вот окно до сих пор так и не нашел.

   А стишок замечательный. Особенно мне нравится то, как по-простецски автор всех текстов нашего гимна, ну как самое обычное дело, пригласил посмотреть из неведомого  окна на режимную площадь, как на собственный двор. Может быть, для Михалкова это было дело действительно совершенно обычное, а вот в моем далеко-предалёком детстве прямо по строчке того же произведения  из моего окна только улица видна была, да и то немножко.

    Жил я тогда в глубоком Замоскворечье за Даниловским рынком в старом  двухэтажном деревянном доме. Он покосился набок, да так, что окна одной стороны уже коснулись земли. И квартиры в нем все были коммунальными. Из окна я видел даже и не улицу, а тихий переулок пыльный или весь в лужах летом, и заснеженный весь в сугробах зимой. Но этот дом, давно уже доживший свой век и снесенный, мне дорог. Он стал на все отпущенное мне время жизни тем самым чистым истоком, от которого начался путь в прекрасное далеко, которое оказалось таким не простым.   

    Но и Красная площадь – это тоже для меня исток. Без преувеличения и без тщеславного намека на особое отношение к ней. Постижение её величия началось с того дня, когда я впервые увидел ее с плеч моего отца.  А тот показал мне на трибуне мавзолея человека, портрет которого я видел на стене игровой комнаты детского сада.

  Вот с тех самых пор площадь и стала входить в мое сознание, как сосредоточие духа народа, к которому по крови, по роду, по всему духовному стоянию принадлежу и я. А когда я стал старше, намного старше, то стал уже в качестве представителя страны, без всяких натяжек, приводить гостей наших на Красную площадь, как в дом родной. Гостей, иной раз приехавших из-за тридевяти земель. Площадь стала для меня не только точкой особого духовного притяжения, но и местом приложения моих профессиональных обязанностей. 

    Я думаю об этом, ведя за собой послушную толпу чужестранцев, впервые осознающих реальность своего присутствия на знаменитой площади.  Но даже если я и один прихожу на неё, то невольно чувствую, как подошвами своих ботинок прикасаюсь к корню, из которого произросло мощное древо, мелким листиком которого, находящегося на самой вершине кроны, являюсь и я сам.

      Самые знаменитые площади в больших городах наполнены особой исторической аурой, которую воспринимаешь в ее очертаниях, красках, звуках, рождающие особый душевный настрой. А я поездил по миру, и знаю, о чем говорю.  Площадь – это всегда зримый исторический срез города, а то и всей страны. Державный, величественный вид некоторых площадей наполняет душу мыслями о тех духовных и исторических ценностях, которые составляют суть и смысл собственного существования и существования всей страны.

 Она - зримое свидетельство движения жизни, направления мыслей и чувств тех, кто создавал этот городской ансамбль, украшая ее центр узнаваемыми лицами, воплощенные в граните и бронзе, которые указывали народу направление движения в истории.  Площадь становится на вечные времена одним из символов национального характера и национальных устремлений народа. И чем явственнее, ярче и выпуклее ее черты, тем большую моральную и историческую ценность она имеет в глазах людей.

                *****

Я себя спрашиваю, площадь – а это что.  Это некое городское пространство, ограниченное строениями разного назначения? Вот какое определение я нашел в словаре Ушакова: «Большое, ровное, незастроенное место в пределах города или села.» Звучит, конечно, математически выверено, но  сухо. В определении нет души, Я вот думаю, что площадь, где бы она не была, это несравненно больше, чем «незастроенное место». Почти каждая площадь - это место, пространство, всё наполненное человеческим духом. Место, в котором за долгие годы, если не века отметилась вся человеческая природа в своем развитии, она вся незримо наполнена страстями и настроениями в самом широком своем проявлении, на которые только способен человек. И чем длиннее ее история, тем больше этого материала она в себе накопила. И тем большую вследствие этого она имеет ценность в наших глазах. Незримая аура человеческого присутствия с того самого времени, как появилось это пространство, пронизывает его.


   «Площадь Красная видна» - это, конечно, просто мальчишеская хвастливая фантазия, описанная Михалковым. Нет этого окна. И напрасно я его искал. А вот сегодня мы все уже давно привыкли смотреть на Красную площадь по большей части через другое окно - экран телевизора. И не только в Москве, и не только в России, но и во всем мире.   Мог ли создатель дяди Стёпы в далекие предвоенные годы знать, что пройдет не так уж много время, как мы все, усевшись удобно  в кресло, тоже будем смотреть сквозь чудесное окошко  на площадь-символ нашей истории, символ  державности и духа нашего народа, физически не пребывая на ней.  Особенно в дни великих праздников.
   
     Как же быстро мы привыкаем к чудесам. Мы даже и не осознаем всю волшебную сверхъестественную силу человеческого разума, создавшего такой изумительный инструмент, который одновременно миллионам людей всей стране и всему миру  показывает во всю ширь и в самых мелких деталях четко ограниченное пространство, хранящее и нашу историческую память и одновременно надежду на свершение всех наших устремлений в будущее. С полным эффектом присутствия. Чудо необыкновенное, позволившее всем нам, даже и за тысячи верст, смотреть и видеть это сакральное пространство и в дни всенародной радости, и в дни печали и горести тоже. 

                *****
    
     Как, к примеру, западный гость воспринимает Красную площадь, заранее убежденный, что это большевики дали ей такое революционно-агрессивное наименование, подкрепленное устрашающей картиной армадой танков, ползущих по ней? А еще я подумал о том, что это стеклышко – экран имеет ещё одно чудное свойство.   Чем ярче нам будут показаны телекартины и талантливее будет составлен текст,сопровождающий их, тем менее правдивее получится показанное «кино».Парадокс.

    Такое кино способно будет только в относительной степени украсить, или наоборот обезобразить предлагаемую истину. Все что мы видим по ящику, по большому счету, - «заказуха» со знаком плюс или минус. И причем, совсем не обязательно оплаченная. Иногда даже исполненная по зову сердца, по внутреннему убеждению. Весь вопрос только в том, в какой мере стеклышко останется прозрачным, не замутненным разного рода человеческими фильтрами - журналистами, редакторами, учеными мужами. Да какая разница кем. В любом случае это звено-человек даст свою собственную интерпретацию любому факту, мелкому или большому. Даже, что уж совсем редко, со всем его желанием остаться искренним, беспристрастным и объективным. Если, как уж давно сказано,  произнесенное слово – есть ложь, то же самое можно сказать и о телекартинке. Всё, что рукотворно – уже неправда. По определению.


    Может быть поэтому тысячи людей со всех концов света едут к нам, чтобы попасть в  её живое осязательное поле, уже вроде бы знакомого до мелочей пространства. Чтобы, все еще не веря самому себе, коснуться подошвой своего ботинка к серому брусчатому камню. И абсолютное большинство иностранцев совершенно убеждены, что имя нашей площади происходит от красного знамени, большевиков, революции и всего такого прочего. А еще кое-кто скажет, что из-за цвета крови, пролитой в изобилии на ней. Самое безобидное суждение – от цвета кремлевских стен из красного кирпича. И каково изумление, когда узнают, что в её имени нет ни ужаса страданий и казней, как нет и никакой политики. А есть в нем то, что по мысли Достоевского, должно спасти мир. Красота! Хотя всего остального площадь тоже повидала в более, чем достаточной мере. И иного и быть не могло. Движение народа во времени, – это не весёлая прогулка.  И это не путь, весь в приятных благостных ощущениях. В бореньях силы обретая, росла наша держава. И в поисках справедливого мира. В поисках правды и лучшей жизни для всех. И всему этому были свидетелями  стены древнего Кремля.

    Появилась площадь одновременно с созданием нового государства российского под скипетром Ивана третьего, чья историческая роль столь блистательно нами не оценена и по сей день. Ни одного памятника. Кому только не понывтыкали изваяний по улицам и всевозможным площадям. Иным едва ли не сразу после того, как гроб снесли на кладбище. А иным и при жизни. А вот человеку, собравшему более пяти веков назад наше отечество, построившему Кремль таким, каким мы его знаем сегодня, ни одного изваяния. Абсурд.

                *****

       Вот памятник Карлу Марксу есть. Этакая глыба из серого гранита напротив Большого театра. И это немцу, еврею-антисемиту, описавшему нашу историю, да и весь русский народ в выражениях, которые без омерзения и читать нельзя. Эх, гений- теоретик – борода лопатой, знал бы, как ошибся. Знал бы, что его теория долгие-долгие годы будет поверяться практикой в так неосторожно оплеванной им стране. Локти теперь кусает в своем вечном прибежище на лондонском кладбище.
 
    Но вот в одном суждении он был, несомненно,  прав. Вот как он описывает то самое эпохальное время, когда и появилась Красная площадь: «Изумленная Европа в начале правления Ивана Третьего, едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена появлением на восточных границах империи» Ну, насчет «империи» классик-теоретик, слегка поторопился. А в остальном был прав. Европа, с её десятками народов, все время толкавшимися на малом пространстве в бесконечных разборках, как на коммунальной кухне, вдруг увидела на Востоке огромную глыбу. И не знала, как реагировать на это явление.

      Зажмурить глаза на неё уже и нельзя. Воевать, втягивать в свои разборки, а может быть и попользоваться этим неожиданным соседством? Было все. И «сотни лет глядели на Восток». Бывало, что и нападали. И находили «место среди не чуждых им гробов». И сколько раз. И сколько лет эта глыба «держала щит меж двух враждебных рас» И сейчас держит. И сколько раз эта глыба «спасала Европы вольность, честь  и мир». А там между тем  «считали только срок, когда направить пушек жерлы». Зайдите в Кремль через Троицкие ворота и слева у стены Арсенала увидите эти пушки. Их много сотен. И отлиты они по всей Европе.   И сегодня ведь тоже не перестали считать срок. А мы? А мы только и смотрим то с ненавистью, а то с любовью. А чаще всего одно не можем отличить от другого. И все это тоже впитала в себя  наша главная площадь.
                *****
     На Красной площади есть памятник, положивший начало созданию собственно  империи. Изумительной красоты. Один из символов нашего города. Храм Василия Блаженного. Когда я рассказываю об этом символе французам, которые видят его тоже впервые в реалии собственными глазами, мне как-то неловко говорить о том, что их первый император едва-едва не снес его.  Он ведь и весь Кремль хотел в мстительном отчаянии взорвать. И знаменитый храм до кучи тоже. Божья воля, пролившись проливным дождем, не дала свершиться святотатству.

     Да, правда и то, что храм мог бы быть уничтожен и в 30-е годы в сталинские времена. Каганович уже «задрал подол матушке-России», взорвав храм Христа Спасителя. Подбирался и к чуду рядом со Спасской башней. Сталин помешал, произнеся известную фразу: «Лазарь,  поставь на место и не трогай». 

  Да, другим церквям так не повезло. Моя детская память дает мне живой пример. Была замечательная церковь на Калужской площади, построенной в честь победы над турками. Храм Иконы Божией Матери. После революции храм, как водится, стал кинотеатром. Кинотеатром моего детства. Авангард назывался. Я не раз пролазил в него с пацанами без билета. Ну потом и его сломали. На его месте стоит ныне какая-то безликая белая геометрия – МВД.  А что вы хотите? Смена эпох. Одна вера вытесняет другу. И рушит все, что связано с прежней верой. Примеры? Да сколько хотите. Какой самый известный храм в Западной Европе? Правильно, Notre Dame de Paris. А известно вам, что он тоже едва не исчез в революционном пламени Парижа? И французы тоже вознамерились построить новый мир. И им, богохульникам,  символы прежней веры были совсем ни к чему. Спасло храм только то, что не нашли для варварской акции достаточно взрывчатки. А вот фигуры библейских королей уже и снесли. Сбросили их с фасада на мостовую. Ту самую, на которой помните, разыгралось побоище между Квазимодо и атакующей собор голытьбой.

   А вот и еще один пример. И не будем далеко ходить. Что было у нас, когда Владимир - Красно Солнышко стал внедрять христианство? А то, что стали рушить языческие капища.  Кто будет возражать сегодня против этих варварских акций  Крестителя России.

   Но Бог храм Василия Блаженного хранил. А он в моих глазах еще и  символ прирастания  России землями далекими и незнаемыми.   Потому как после взятия Казани и Астрахани открывался путь в земли с просторами необъятными. Покорение Сибири началось еще при жизни Ивана Грозного. Посмотрим на картину Сурикова «Покорение Сибири Ермаком». Суриков, между прочим, и сам сибиряком был.


    Когда я подхожу к этой картине с нашими гостями, я пытаюсь посмотреть на неё как бы в первый раз. Вытряхнув из моей памяти то, как на самом деле покорялась Сибирь. И вижу я жуткую вещь. Побоище. Сошлись две армии. Бравые казаки стреляют  из ружей по узкоглазым аборигенам, разбегающиеся в ужасе в грохоте пальбы. Вот что я вижу девственным оком иностранца. И после наш гость еще более укрепится в мысли агрессивности и жестокости московитов, огнем и мечем прошедшие по холодным сибирским просторам. И невдомек, что в масштабе всей необъятной Сибири то, что мы видим – это всего лишь стычка местного мельчайшего значения.  И покорение обширной земли состояло совсем не в кровавом подавлении воли и свободы местного населения. Это было покорение природных сил, которые, несомненно, остановили бы тех, кто отправился на покорение Нового света.

    Вот там то на той стороне света были побоища и массовое истребление несчастных аборигенов. А тех, кто выжил – в резервации, существующие и поныне.  Но это уже другая история. Я же хочу сказать о том, что импульс к походу в Сибирь пошел как раз отсюда, с этой площади, от символа покорения Казани.
                *****
     Видела площадь страдания и казни? Видела, да еще и какие.  Особенно в изобретательной изощренности по части лишения человека жизни отличался Иван Грозный. Чего уж тут скрывать. Лишать жизни быстро и безболезненно, то есть почти гуманно, об этом даже никто и не помышлял. Нет –нет. Как раз наоборот. Злодея нужно было перед концом заставить пострадать как можно больше, дольше, медленнее. Отрубание головы – это было самое щадящее средство. Нет!  Фантазия по изобретения все новых способов умерщвлению плоти была неистощимой.   И четвертовали, и колесовали, и на кол сажали, и в котлах варили,  и кожу сдирали, и на крюк под ребро вешали. И это еще  не всё. И все это было здесь. Да, вот здесь. На Красной площади. Попробуем  включить воображение – и замрем от ужаса, крови, воплей и стонов несчастных. Все это видели и слышали стены Кремля.

     И всё в присутствии царя. Как он обожал эти кровавые спектакли! Да разве только он? Все эти ужасы, завораживающие душу спектакли происходили при огромном стечении народа. А я уверен, что и сегодня, случись невероятное - казнь у Спасской башни, то есть там, где она и происходила обычно, -   и поприсутствовать при этом ужасе и сегодня нашлось бы не мало. И даже очень много. Казнь, то есть насильственный переход человеческой плоти в иное состояние. Мало кто устоит перед соблазном прикоснуться к этой мистической тайне великой.  Прикоснуться глазами и всеми нашими чувствами - это как прочувствовать и свой собственный конец, пусть и со стороны, но прочувствовать на себе сопротивление плоти неизбежному концу.
   
    «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю».  Вот эта бездна всех нас влечет в себя упоительной силой. Да разве только у нас. Не мене изобретательные умы поработали над этой темой и в куда более просвещенной Европе. И на всех центральных площадях европейских столиц было все тоже самое. На Красной площади не жгли живых людей, А там жгли. Вспомним Яна Гуса, Джордано Бруно, Жанну Д’Арк.. Скажете Средневековые. А гильотина, когда появилась и где? Сами знаете где. В стране,  которая уже не только вышла из мрачных веков средневековья, но уже и пережила век Просвещения.

      Представим себе самый конец 18-го века. Главная площадь Парижа. Нет, не площадь Согласия. В это время, не поверите, она называлась площадью Революции. И вся она полна народу. И палач с дощатого эшафота потрясает над нею отрубленной ножом чудо-машины головой короля. А король быль отнюдь не злодей. Он был мягким, добрым, интеллигентным человеком. И что же вы думаете? Толпа в полной тишине в ужасе от увиденного осеняет себя крестным знамением? И падает ниц в минуту торжества смерти? То есть так, как это происходило в подобных случаях на Красной площади. Совсем нет! Парижская толпа ревет от восторга. А из отрубленной шеи короля на их глазах сочится теплая кровь. А вы говорите Европа…

    Кстати, интересная деталь. Русские, пришедшие в Париж с ответным, так сказать, визитом,  расположились лагерем на Елисейских полях. В этом году день Пасхи православной совпал с католической. И был, как водится, молебен,  устроенный для нашей армии. Ну, понятно, что православной церкви в те времена во всем Париже, да даже и всей Франции ещё не существовало. Вот и была организованна торжественная литургия в самом сердце города. На  той самой  площади, именуемой сегодня Согласия. И где бы вы думали, установили алтарь? Не поверите. На том самом месте, где стояла гильотина, срезавшая голову королю. Понятно, что выбор места не был случаен.

     Когда я рассказываю этот примечательный эпизод самим французам, то вижу что-то недоброе и досадливое в их глазах. Не нравится им столь удручающий и унижающий их национальное достоинство исторический факт. При этом не вспоминают, да чаще всего даже и не знают, как воинсто великой армии устраивало стойла для своих лошадей у  алтарей в Успенском и Архангельских соборах Кремля. Только пресловутая политкорректность заставляет меня редко упоминать об этом факте. И рассказываю я об этом только в мстительном запале, когда очень уж меня разозлят гости своею тупостью.

     А вообще-то в Москве была и другая площадь, на которой лишали жизни
преступников прилюдно. Да даже ещё и чаще. Кто бы мог подумать, что это та самая площадь, что отметилась с недавних пор оппозиционными выступлениями. Болотной она называется. Я был на этих митингах и увидел там лишь удручающий паноптикум честолюбцев, демагогов, хулиганов и просто дураков. И почти никто и не знает, что именно на ней был, наконец-таки, обезглавлен бунтарь и самозванец (выдавал себя за Петра третьего) Емелька Пугачев. Именно на ней и закончился тот самый бунт бессмысленный и беспощадный. На том самом месте, где витийствовали новоявленные «бунтари», топор отвалил голову от тела знаменитого бунтовщика. Дурной знак для всех болотных крикунов. 
            
                *****

       Но вернёмся на нашу Красную площадь. Центральная площадь – это сердце города. Любого. Живое сердце. Каким бы большим или маленьким не был город. В городе просто обязательно должно существовать какая-то точка, какое-то свободное пространство, в котором люди, населяющего его, могли бы встречаться, собираться. То место, то пространство, на котором они в живом непосредственном объединение, соединенные общим пониманием своего исторического родства и общностью судьбы, могли почувствовать и ощутить эти родственные узы.  Это такая гостиная в огромной квартире, сильно похожей на коммуналку. И без нее, без этой точки,  никак. В ней ведут собственные семейные дела и разговоры, в ней же принимают гостей, в ней же собираются, что бы отпраздновать памятные даты, или отметить горестные события.
    
    Красная площадь принадлежит не только Москве. Она и символ, и народное достояние всей России. Она сосредоточие всей нашей общей духовности. Она символ нашей истории, какой бы она ни была. В её ауре мы чувствуем радости и боли, страдания и счастья, все перипетия нашей общей исторической судьбы. Она была свидетелем всему.   
      
     Седьмого ноября состоится парад. Нет не тот, который мы привычно видели в этот день в советские времена. Другой парад. На этот раз мы увидим преимущественно подростков, которые пройдут по брусчатке не очень стройными рядами, подражая взрослым. Умилительное зрелище. До слез трогает. Да я бы и ничего против не имел. Я всеми руками за патриотическое воспитание. Если бы …

    В свободное от французов времени я даю частные уроки. И вот несколько дней назад прихожу к одному мальчику. Узнаю от него, что вот он и несколько его друзей из класса  будут участвовать в этом параде. Он уже преисполнен гордости от оказанного неслыханного доверия. А мальчик очень хороший. Совсем не глупый. Пусть и не ботаник. Но у него хорошие отметки по истории России. И девочкам он очень нравится. Да и неудивительно. Высокий, плечистый, весь такой ладный, с добрым, прямодушным характером.

    Я поздравил его с этим грядущим событием, которое, несомненно, останется в его памяти на всю жизнь. А потом как бы невзначай без всякой задней мысли спрашиваю у него, а почему собственно он пройдет по Красной площади именно 7 ноября. И меня поразил его  ответ. Пожав своими широкими плечами со всем наивом в глазах он ответил, что не знает. Не знает не только, как 72 года назад шли по той же брусчатке по сути дело на смерть, тоже не очень стройными рядами наши солдаты. Шли защищать Москву и нашу Красную площадь. Шли с тем, чтобы немецкий сапог не коснулся нашей святыни. Как не знает мой милый мальчик и того, почему именно в этот день шли на смерть в морозное утро наши солдаты. И не знает он еще и того, на кого ровнялись и кому отдавали честь наши бойцы. И не знает он и того, чье слово именем наших славных полководцев благословляло их всех на ратный подвиг.

     Да и откуда ему знать. Если 7 ноября – это вовсе не день великой революции, потрясшей в свое время весь мир, и изменившей его лицо. Потому как если и говорят  о революции, то только как о зловредном перевороте, учиненным кучкой свирепых заговорщиков. Так прописано в учебниках. Да и не только в них. Особенно о «перевороте» любят посудачить продвинутые либералисты.  При этом не совсем понятно, как сорок разбойников, включая Надю Крупскую и Инессу Арман, приехавших в известном пломбированном вагоне, смогли сокрушить 150 миллионную империю.  А главный заговорщик – вот он тут, в мавзолее. Потому его в дни парадов и прикрывают широким пластиковым трехцветным полотнищем. А ещё ему, милому мальчику, как бы не положено  знать, кто стоял в ноябрьский холодный день главной трибуне страны. А стоял на ней Верховный главнокомандующий,  чье имя тоже оплевали просто более и невозможно как. То есть того, чья армия сокрушила самого жуткого врага, вторгшегося в наши пределы
 
     Вот и пойдет наш мальчик весь в волнении, понятия не имея,  почему он пришел в этот день на главную площадь страны. А вместе с ним  пойдет и вся наша молодая поросль, наша надежда, Россия, так сказать, молодая.  Хочешь - нет, но невольно приходишь к мысли, что впервые за всю свою историю наша Красная площадь стало полем битвы за эту самую историю, за наши родовые корни. Какая-то злая сила стремится стереть не малое историческое время, свидетелем которого была площадь, во время которого Россия достигла пика своего могущества, стала мировой мощной державой. Державой, всё существование которой зиждилось на идеи установления царства справедливости на земле. Впервые за всю историю человечества. И не могла не стать державой, потому что иначе Россию просто стерли бы с лица Земли. И в этих строках нет никакого пафоса.
      Но время идет. Оно не останавливается на нас. Род проходит и род приходит. Кто-то придет после нас. И так хочется, что бы Красная площадь пребывала во веки веков.