Он убит под Байкальском

***
«Пять лет, как отгремела страшная Восточная война. Мы победили. Но какой ценой.»

Мишка сидел за кухонным столом. Два часа. Кругом ночь. При выключенном свете лампы докуривал последнюю оставшуюся в пачке сигарету. Она искрилась ровным красным непрерывным огоньком, дымила и  трещала, словно лучина какая первобытного, пещерного человека.

-Ан-нет! Ещё одна, с-сука, есть! –Достал из пачки «самую последнюю уже» и положил на стол напротив. Потом, о чём-то подумав, - поставил рядом рюмку. Налил водки. Через некоторое время поднёс свою – тихонько «чокнулся» с воображаемым «братишкой».

Опустошил... «Есть во всём этом какой-то смысл, какой-то ритуал»

Потом, немного подумав, взял кусок хлеба, посолил и положил его на рюмку напротив с так и не выпитой никем водкой.

Прищуривая глаза, он смотрел куда-то вдаль,  сквозь стекло, туда во внешнюю и, увы, кромешную тьму. И искал ответ на мучившие его последние пять лет вопросы. Была суббота. Всё выпитое за вечер давно уже разлилось приятным теплом по венам и артериям и теперь вот напряжённо и беспрестанно стучало в  голове. Создавая Боль. Иногда просто невыносимую. И особенно в  висках. В его 28 с небольшим лет последние отчего-то покрылись красивой, ровной и белоснежной, но, увы,  нелепой в его годы сединой.

Настроение было паршивым. Если не сказать более. Спать не хотелось. Щемило и ныло сердце.  А собеседников не было. Вот и говорил он сам с собой. Задавая иногда нелицеприятные вопросы. Диалог звучал в его бедной голове, трещавшей от боли, где-то на уровне подсознания, но иногда, в особо напряжённые моменты отдельные слова или даже фразы, как солдаты, «с боем прорывались» наружу, сюда, к нам, во внешний мир, отдаваясь гулким эхом от стен второго этажа его небольшой дачи.

«Жена психанула. Можно понять ход её мыслей и переживаний. Но не принять!» А всё его участившиеся запои по пятницам-субботам. Вот и сегодня, наговорив ему кучу колкостей, она схватила сынишку, сорвалась с места, как много – много раз до этого и привычно уже «уехала к маме».

...Он ловил себя на мысли, что в последнее время всё чаще и чаще обращается к будоражащим душу событиям недавнего и такого нелёгкого для всей страны времени.

«А можно ли было её избежать? Эту войну. Что мы сделали не так? Или не сделали так, как надо, чтобы этого не произошло? Наверное, такие вопросы может задавать себе только русский. Соборные мы. За всё в ответе.»

«Немец – тот всегда выполняет приказ начальства, не задумываясь о его целесообразности или смыслозначимости. Он пунктуален, и даже в том, чтобы выполнить идиотский приказ беспрекословно и, что самое важное, - в срок.  Англичанин и американец – те не заморачиваются. Живут одним днём, мечтая о последующем за боем или войной «райским счастьем» и приятным времяпрепровождением. Заслуженным и долгожданным.»

«Китайцы вот, кажется, не думают вообще. То есть, совсем! Зомби они. Готовы выстлать своими умирающими миллионными телами дорогу императору через Татарский пролив, например. А последний, пройдёт по их остывающим трупам и окоченевшим головам, не задумываясь, словно Цезарь через триумфальную арку.»

Вереница событий. Больших и малых. Важных и не очень промелькнула в сознании сплошным световым потоком. Потом «шли» безжалостные сцены кровавых битв. Нескончаемые жертвы. Многих из убитых и погибших он хорошо знал. Как самого себя, другие - были просто приятелями, - здоровался за руку. Были и те, которых не знал вовсе. Но от этого их смерти не были более легкими.

«...Витька сгорел факелом, успев вывалиться на ходу из горящей самоходки... При этом кричал, видимо, уже  теряя сознание, во всё горло: «Вот так! Вот так вам, суки!» Лицо обгорело полностью. Особенно нос и уши. Невозможно было узнать. И этот страшный запах зажаренного заживо человеческого мяса, копчёный и немного сладкий. Опалённые волосы и ногти. Так и отправили его в закрытом и запаянном гробу бедной матери.»

«...Костику оторвало снарядом руку и полголовы, окровавленные куски костей черепа болтались у него на каких-то кожных связках... вперемежку с волосами, а он каким-то чудом продолжал бороться за свою жизнь ещё несколько секунд, крепко сжимая оставшейся рукой автомат и даже пытаясь из него стрелять... Потом, когда окончился бой, поздно вечером, пришлось ломать его окоченевшие пальцы, чтобы освободить несчастное оружие от мертвой хватки убитого бойца.»

«...Никитка вместе со всем своим разведвзодом... тот  однажды «просто» не вернулся из спецоперации. «Просто»? Нет. Никто не знает, чего это ему стоило. И никто его больше с тех пор не видел. Балагур был, весёлый парнишка. «Живы будем – не помрём!» - Часто прощался он именно так, как и в свой последний раз. Помер пацан, видать, всё ж. Так жаль.»

«Оттого, как человек встречает свою смерть, можно многое сказать о нём, и даже о том, как он прожил свою жизнь.» - Вспомнилось фраза одного Мишкиного боевого товарища... «Есть маска смерти, понимаешь! Посмотри на неё. Там – всё! Не нужно разгадывать. Всё на ладони.»

-Федька! Ты где? – Ночную тишину разрезал неожиданный возглас Мишки.

Ответом была тишина, заключающая в себе бесконечность всего Мироздания, его смыслов и всевозможных ответов. Какой из них истинный? Какой? Кто знает...

-Иногда лучше вообще не отвечать... И не выбирать. Отказ от выбора – это ведь тоже выбор! Причём, что интересно: о нём можно заявить громогласно. Он - самый главный! Потому что единственный.

Их связи были давно потеряны. Может быть, причиной тому была вот эта последняя фраза, сказанная вслух Мишкой только что.  Они не встречались очень давно, почти вечность, с тех самых пор, как его перевели в другую часть. Вскоре закончилась эта скоротечная, но чудовищная по абсурдности, потерям и жестокости война. Счастье возвращения домой живым, встречи с родными и близкими, - затопили собой всё. И не оставили в сознании никакого места этому важному, животрепещущему  последнему вопросу:

«Федька! Ты где?»

Вдруг в дверь постучали. Робко так. Но уверенно. «Или показалось?!» Мишка встрепенулся, очнулся от своих тяжёлых мыслей и прислушался. Постучали ещё раз. Более уверенно и громко. Стало ясно, - кто-то пришёл. «Но кто? Два часа! Уже третий!»

Дача стояла на отшибе, на самом краю деревни у большого тихого и тёмного лесного озера километров четыре в поперечнике. Третий стук уже походил на беспрестанную барабанную дробь.

«Может жена... вернулась. Что случилось?» - думал Мишка, спускаясь неуверенно по скрипучей лестнице, держась за перила, чтобы не рухнуть вниз. Выпитый алкоголь всё ещё давал о себе знать.

Щелкнул замок, дверь распахнулась... В тусклом свете единственной у входа лампочки возник неясный силуэт, словно тень.. «Что с глазами у меня... туман... не пойму...»

-Вам кого? – тихий голос Мишки взорвал неудобную и затянувшуюся паузу.

-Э! Ты чё, парень, не узнаёшь боевого друга?! Забыл, что ли?! А я-то думал... Эх. – Знакомый голос резанул по ушам и запал в самую глубь, опять защемило сердце, в самую  душу, вгрызаясь в неё, воссоздавая сцены «гаревых, давно минувших дней».

-Федька! Ты что ли?! Но как... – Голова мгновенно протрезвела, глаза широко раскрылись и, наконец, уловили знакомые, почти родные черты лица.

-Я! Не ждал?! – Знакомая улыбка в уголке рта, «он совсем не изменился»!

Крепко обнялись. Всё тот же камуфляж, армейский плащ.

-Откуда? Как? И это что?

-Это? Экипировка. Не узнал? Специально для тебя надел, чтобы удивить. Я ведь долго готовился к этой встрече. Не отпускали всё. Работа, да работа. И вот, наконец, плюнув на начальство – вырвался к тебе. Даже не представляю – чего мне это будет стоить!

-Так ты – военный?

-Ну, в какой-то мере... Можно и так сказать. А самое главное – дел – уйма! Больших и малых. Важных и не очень. Просто не передохнуть. Всё некогда. Так ты пригласишь меня в дом или как?

-Спрашиваешь! Конечно! Залетай давай уже!

-А я не летаю... Крыльев пока нет. Не «выдали» ещё! – Полушутя полусерьёзно ответил Федька.

. . .
 
Устроились всё там же, на кухне. Федька сел напротив. При «дневном» свете лампы, он выглядел немного бледным, но совсем не изменившимся. Долго, чуть с грустью, смотрел на кусок хлеба, всё ещё лежащий на рюмке с водкой. Мишка не хотел прерывать ход его мыслей и молчал вместе с ним, время от времени тяжело вздыхая.

-Это мне? – То ли спросил, то ли констатировал он. И, не дождавшись ответа от друга, выпил всё одним махом, закусив куском чрезмерно просоленного чёрного хлеба.

Потом взял рядом лежащую сигарету, закурил... Его лицо порозовело и наполнилось живой энергией. «Наверное замёрз он, вот и отогревается...» - подумал про себя Мишка.

-Так ты меня ждал?! – Внезапно спросил ночной гость.

- Я? Ну, как сказать, в какой-то мере... все эти пять лет... – Начал оправдываться Мишка.

-Мог бы и позвонить... – Сказал с грустью, опустив взор куда-то вниз..

-Так куда? С тех пор, как тебя перевели, - ты как в воду канул! Я пытался вначале, звонил, искал. Всё – без толку!

-Э! Да ладно тебе, забей! – Федька улыбался, как и прежде, сверкая такими знакомыми ещё с армейской службы ослепительно белыми безупречными рядами зубов.

-Эн-нет!!! Ты от меня сейчас так просто не уйдёшь! Давай номер уже! Быстро! Записываю!

Некоторое время Федька лукаво улыбался всего лишь краешком своего рта, потом вдруг сделался серьёзным:

-Ты и в самом деле хочешь его узнать? – Посмотрел испытующе.

-В самом! А это что, тайна? Ты всё ещё с Наташкой?

-Угу... – грустно промычал Федька и опять, побледнев, вперил свой взгляд прямо в пол.

-Ну, давай уже! Устал ручку держать...

. . .

Прошло часа два. Разговоры-воспоминания лились непрерывным потоком. Минуты радости и хохота сменялись серьёзным анализом боевых операций, паузами, посвящёнными павшим бойцам. Особенно обсуждали политическую ситуацию накануне Восточной войны. Споры накалялись, им помогал выпитый алкоголь,  казалось, что иногда собеседники могли пойти в рукопашную друг против друга, но ради Истины!

-Понимаешь, смерть «товарища Чжоу», над бескрайними просторами  «матушки Сибири» – это всего лишь повод, как и в Первую Мировую. Причина же –  в другом, наши ресурсы.. – Настаивал Мишка..

-Да-да, может быть, но бикфордов шнур взрывает всю бомбу. Без него – никак! А с помощью фитиля разжигают свечу...

-Искра зажигает пламя. Но свеча горит лишь столько, насколько ей хватает фитиля...

-А потом – взрывается, если это не свеча, а запал! – Многозначно произнёс Федька и опять опустил свой взор куда-то вниз.

-Листья с деревьев опадают раз в году. Но деревья - высокие и крепкие... Ведь выстояли же, все эти жертвы были неизбежны...

-Ты хоть понял, что сказал сейчас? – Федька посмотрел исподлобья – Чем провинились Витька, Костик, Никита и... – запнулся на полуслове – потом вообще раздумал продолжать.

-Пламя свечи освещает не только твой собственный Путь... В нём нуждаются люди! Они будут блуждать во Тьме и погибнут в неведении, если ты не придёшь к ним на помощь. – Продолжал философствовать и настаивать на своём Мишка.

-И это ты говоришь МНЕ?! – Полушёпотом. – А что ТЫ знаешь об ЭТОМ?

Лицо Федьки сделалось бледным, опавшим, - сильно изменилось, почти до неузнаваемости.

-Так всё! Хватит! Стоп! Закончить разговоры! Пошли кататься на лодке, она тут, рядом, а то так мы раздерёмся ещё! Вот будет смехота-то. Одному 28 – другому тридцать стукнуло! – Мишка вскочил и стал поднимать Федьку. Тот встал молча, не сопротивляясь, потом улыбнулся:

-Ладно! По рукам! Так где же твой «пароход»?!

. . .

В безупречно-чёрной озерной ночной глади отражались звёзды и луна. Плеск воды от вёсел эхом отзывался в ближнем берёзовом пролеске... Где-то кричал филин. Мишкина дача с одинокой маленькой лампочкой у входа превратилась почти в точку - осталась далеко позади.

-А куда мы плывём? – Нарушил тишину «пассажир».

-Тут на острове есть домик, летом пасут скот – луга кругом высокие и сочные.

-А как же гонят табун через озеро?

-Да здесь мелко и есть перекаты вон с того, противоположного берега.

После продолжительного молчания Федька вдруг ни с того ни с сего произнес полушёпотом одну необычную фразу. Которая навсегда врезалась в сознание друга, - как бы, подводя итог всей их ночной беседе, иногда переходившей на крик и высокие тона, - но утверждая Истину.

И не только для самого себя:

-Нельзя уйти из Мира, - не оставаясь в нём, - во имя людей, которых ты любишь.

-А вот это точно ты сказал сейчас ... в самую суть.

. . .

...Холодная ночь. Треск пылающего огня. Тёплое дыхание лучшего друга. Самого родного человека на Земле. Разделившего с тобой когда-то радость побед и горечь поражений. Смерть близких и неугасимую Надежду на лучшее будущее. Звёздное Небо над хижиной. Где судьба определила им «Место быть». Млечный Путь, прочерченный на заре веков... «Небесным Лосем» с Востока на Запад родной Вселенной. Звёзды как родимые пятна Судьбы. Биение сердец, - пульсации гигантского Мироздания, - где в маленьких паузах заключена вся Жизнь и, может быть, весь смысл всей этой Жизни. Иногда яркой, но нелепой и скоротечной. Иногда – бездонной, чёрной и почти зловещёй.

. . .

-Слушай, Миш, если «инструмент» сломан – музыка будет никудышней! –Полушёпотом во Тьму, немного с юмором, но как и всегда - в самую суть... тех самых пауз Мироздания.

-Истина в том, что не музыка играет музыкантом... – Также чуть с иронией.

-...а музыкант, даже на самом плохом инструменте...

-...даже в самой кромешной Тьме... может рождать небесные звуки и мелодии. Иногда одним только голосом. - Также переходя на чуть слышный шёпот.

-...от которого безвинно убиенные воскресают, а их палачи падают замертво... – Закончил Фёдор уже почти совсем серьёзно.

. . .

Яркий лучик  восходящего светила проник в хижину. Теплый и ласковый «солнечный зайчик» остановился на щеке Мишки, ему стало щекотно и он открыл глаза. «Сколько прошло времени? Печка, наверное, давно потухла!» Почувствовал холодное дуновение справа, там, где должен был быть его друг.

-Федька! А ты где?

Тишина. Звенящая и, как всегда, многозначная.

Вскочил, накинул одежду, выбежал наружу, громко хлопнув дверью. «Лодка на месте. Значит, где-то всё ещё здесь!» Вернулся назад. Потом снова выбежал. Проверил весь остров, осталась армейская сноровка, - никого.

-Как в воду канул! –Сказал, сам не поняв смысл сказанного. И только потом спохватился, прыгнул в лодку и проплыл на ней вдоль всей береговой линии острова.

«Никого!»

Даже пытался проверить веслом все береговые кустарники у самой воды. Всё без толку. 

Наконец, терпение лопнуло, - Может, он переплыл через озеро вплавь, один, но зачем? – В душе возникла слабая Надежда, но беспокойство почему-то нарастало.

Вернувшись к дому, переплыв озеро, бросив лодку, он вбежал-влетел, будто на крыльях, на крыльце продолжала гореть всё та же маленькая незамысловатая лампочка.

Никого.

Кухня. На столе пустые бутылки, закуска, окурки, много их, часть в пепельнице, часть, бОльшая, - в консервных банках.

Напротив - рюмка водки с бережно положенным на неё куском чёрного хлеба.

Сердце Мишки ёкнуло, до сознания стала доходить Истина, точнее, - обрывки её, потом сердце... почти остановилось... от ужаса. Холодная дрожь пробежала по спине.

Тут он увидел обрывок бумаги, испещрённой какими-то цифрами.

-Это же его телефон, что я успел записать вчера! – Опять проблески Надежды. Обрамлённые в Хаосе ужаса и Боли.

Непослушные, дрожащие от холода пальцы набирают заветные числа.
Длинный гудок.
Долго.
Потом отвечают.
Женский голос.

-Наташ, это ты?

-Да, а Вы кто? – приглушённо, с тоской.

-Я... Мммихаил... А Фёдор уже дома... я его армейский друг, понимаете... мы тут...? – «Брякнул», сам не зная что... а главное «зачем»...

Пауза.

. . .

-ОН ПОГИБ...
                ...ПОД БАЙКАЛЬСКОМ... ровно пять лет назад... извините...

***



Ник Иванов. 30. Сентябрь. 2013.