Луна в лимонной шали

ЛУНА В ЛИМОННОЙ ШАЛИ

Июльский дождь! Прорвало небосвод,
И светлая вода бежит на волю.
Потер довольно руки садовод,
Косцы зачертыхались в поле.
Мелькнула молния - испуганный огонь,
И грянул гром по водосточным трубам,
А я струю дождя ловлю в ладонь,
И ею увлажняю губы…
Александр Мымрин
1.
       В июльскую изнуряющую жару мы с Геннадием Вяземцевым ходили купаться на Черноголовский пруд часов в 10 вечера. Вода в нем была настолько тёплая, что купание ощущения свежести не доставляло, но все-таки как-то снимало перед сном липкую гнетущую усталость. Заплыв на середину, я перевернулся на спину и не мог не заметить в отсвете багрового заката пламенеющие облака. Они показались мне пропитанными кровью…
А когда вытирался после купания, то и вовсе обомлел: на противоположном берегу, цепляясь за верхушки деревьев и вышку с давно потухшими прожекторами на стадионе «Знамя», всходила луна и была она необыкновенного  цвета – лимонного. Такой луны в Подмосковье я раньше никогда не видел. Даже пришла на ум метафора – луна в лимонной шали. Она была пушистой. Я обратил на это внимание Геннадия, и он тоже подивился странному виду и цвету луны…
     Может, я бы и не вспомнил об этой редкой природной метаморфозе, если бы поздним вечером следующего дня в мою квартиру не раздался звонок. Открыв дверь, я увидел растерянную мать школьного друга Александра Мымрина и его 23-летнего сына, как две капли воды похожего на отца в молодости.
- Сашка умер, - выдохнула она, словно сама удивлялась этой нелепости.
Когда я узнал от них, как это случилось, то вдруг вспомнил и вчерашнюю луну в лимонной шали и облака с  тревожным подсветом кровавого заката. Вот и не верь после этого природным предзнаменованиям...
 
2.
      С Сашей Мымриным мы были закадычными друзьями с детства. Жили в соседних домах, учились в одном классе. Так получилось, что отец Саши с семьей не жил, рано умер, и мама одна воспитывала двоих детей: его и младшую дочь Лену. Работала она киномехаником в кинотеатре «Юность». Семья жила на небольшую зарплату мамы, конечно же, бедновато. Зато мы с Сашей бесплатно ходили в кино, которое в конце 50-х - начале 60-х годов минувшего столетия было, пожалуй, основным культурным развлечением для народа. В то время во многих семьях не было телевизоров. И когда в нашей семье появился черно-белый отечественный «Рекорд», Саша стал  заглядывать ко мне домой  поглазеть на «сатанинское око».
     Учился Саша очень хорошо, а когда изредка получал тройку, то за это его могла ждать серьезна взбучка от строгой мамы. До сих пор сомневаюсь: хорошо ли это, когда родители наказывают детей за плохую отметку, полученную в школе. В эффективность учебы из-под палки, по принуждению я до сих пор не верю. По-моему, это только озлобляет детей и настраивает против того предмета, который по каким-то причинам им плохо дается. Разумеется, все родители хотят гордиться своими детьми. Им хочется, чтобы они и учились отлично. Но мне кажется, что жесткая опека со стороны мамы привела к тому, что вкус к учебе у Саши был отбит еще в школе. По крайней мере, у него не ощущалось горячего желания учиться  в институте. После восьмого класса он поступил в Шатурский энергетический техникум, а потом «загремел» в армию. Служил в ракетных войсках сначала в эстонской Нарве, потом в белорусском Пинске. Мы переписывались.
Я очень надеялся, что после демобилизации из армии Саша будет поступать в Литературный институт имени Горького. Со школьных лет он писал очень красивые и музыкальные стихи, стиль которых был чист и тонок. Например, он мог прислать любимой девушке из армии такое поэтическое послание:

Старый сад листвою запуршил дорожки,
До весны простился с буйной красотой,
Стали тропки мягкими, как твои ладошки,
Окунулось солнце в дождик золотой.

Я приду к тебе. Приду, грустя немножко.
Знаю: ты, как прежде, терпеливо ждешь.
Отведу от глаз твоих мокрые ладошки,
Зацелую слезы, чистые, как дождь.

Снова тишина знакомой болью ранит,
Белой сказкой ляжет  тихий свет берез,
Снова на губах моих вдруг неслышным станет
Слово то, что в сердце я тебе принес.

Если будут вести - хуже всякой смерти,
Не поверю я в завистливую ложь.
Знаю: ждешь как прежде ты –
Только слов в конверте,
Нужным нам обоим,
Ласковых, как дождь…

3.
Как мне кажется, Саша не очень серьезно относился к своей поэзии. Над стихами не корпел, вымучивая созвучные рифмы и строки. Они вроде бы давались ему легко, почти экспромтом. Словно какая-то тайная музыка звучала в душе, а он просто перезаписывал ее на бумагу. У Саши был прекрасный музыкальный слух и очень приятный голос. Он быстро научился в восьмом классе играть на гитаре, хотя своего инструмента у него не было. Тонкости игры он осваивал, одалживая гитару у одного из соседских ребят. Не знаю, насколько виртуозно он овладел техникой игры, но то, что стал душой компании – это точно. Когда в его руках оказывалась гитара, все затихали. Разумеется,  многие девчонки в  минуты его музыкального чародейства «таяли» и не сводили с него восторженных глаз. В одном из своих стихов он писал:

Мне гитара дарила хороших подруг
И была беззастенчивой сводней…

Казалось, он будет избалован девичьей лаской, нежностью и обожанием. К  сожалению, после возвращения из армии он не стал поступать в Литературный институт, а окунулся в водоворот дружеских кампаний и обильных возлияний. В этот период он довольно серьезно влюбился в замужнюю женщину. Муж ее еще служил в армии, у них рос сын. Тем не менее, она заявила, что готова развестись с мужем, если Саша свяжет с ней свою жизнь. Сколько стихов посвятил ей Саша в период влюбленного угара!..
Ситуацию взяла в свои руки Сашина мама: «Ты хочешь разбить чужую семью? Да только через мой труп!» 
Саша в это время устроился на работу в одно из московских военных управлений, и его часто посылали в командировки. Он метался и мучился, не зная, как ему поступить в создавшемся положении. В одной из командировок он встретил в общежитии женщину, которая училась с ним в одном техникуме. Говорят, клин клином вышибают?..
     Я был у него на свадьбе… Когда Саша взял в руки гитару и хотел сыграть, разгневанная невеста при гостях нашлепала его по щекам – мол, несолидно бренчать жениху на собственной свадьбе. Уже тогда я подумал: «Ну, влип, видно,  Сашка основательно…»

4.
Так оно и случилось. Вслед за сыном жена родила ему дочку. Они уже жили и работали в долгосрочной командировке в Капустин Яре Астраханской области. Вернее, Сашка работал за двоих, а жена воспитывала детей, хозяйничала по дому…
В свое время я привел Сашу в Ногинское литературное объединение «Огонек», которое вел очень мудрый и умный человек – Виталий Григорьевич Мелентьев. Сашины стихи ему очень понравились.

Помнишь, медленно падал ноябрьский снег?
На дома, на замерзшую землю…
И казалось, что все в летаргическом сне
Только снег полуночный не дремлет.

Покрывались дороги пушистым ковром,
И бугрились сугробов зачатки,
Я оставил, войдя к тебе в дом,
Как улику, следов отпечатки…

Я ушел. Было мне все равно,
Что погода стояла сырая,
Что последний автобус уехал давно,
Что тебя безвозвратно теряю…

Был мой мир не широк, в нем ютились мечты,
Был мой мир по-мальчишески светел.
Я влюблено искал неземной красоты,
А твоей красоты не заметил.

«Это – настоящая поэзия», - оценил эти и другие стихи Мымрина Мелентьев. Они начали появляться в городской газете «Знамя коммунизма». Саша стал получать первые литературные гонорары, которые, как правило, «оседали» в дружеских компаниях…
В 1977 году Виталий Григорьевич готовил к изданию сборник поэзии и прозы подмосковных авторов, который должен был выйти в издательстве «Московский рабочий». Он вспомнил о Саше, который в то время жил уже не в Ногинске, а в Щелкове. Я приехал к нему и сказал, что Мелентьеву нужны его новые стихи для сборника. Саша развел руками, а затем театрально указал пальцем на супругу и драматически произнес: «Она убила во мне поэта…». Мы, конечно, все это обратили в шутку. Однако в этом оказалась серьмяжная правда: проза жизни действительно убила в Саше поэта. Он еще тщился что-то сочинять. Очевидно, эти строки как-то выражали его внутренне состояние:

Увяли краски дня. На кудри сосен
Корону ночи опустила мгла.
Тревожно, как глаза в немом вопросе,
Застыли звезды. Месяца игла…

А дальше ничего не получалось.
- Какая игла, Саша? – спрашивал я его. – У месяца нет иглы… Ты просто рифмуешь ее с мглой.
Он разводил руками, но еще пытался шутить:
- Понимаешь, покинула меня Муза.
Я тогда переживал за него. В сборник он не попал, и, неожиданно для себя, меня и других членов нашего объединения, как-то внезапно иссяк… Пытаясь это объяснить, я писал в то время:

Друг перестал писать стихи.
А был изящен он и тонок,
Как ручеек прозрачен, звонок
Его поэзия была,
И вдруг заглохла, умерла…
Друг перестал писать стихи,
А на бумаге – капли крови.
Это его душа
Сигналит SOS в неволе…

Как и у многих рано оженившихся мужчин, после рождения второго ребенка жизнь Саши уже была как бы запрограммирована. В первую очередь ему надо было обеспечивать материальное содержание семьи, вкалывать как папа Карло. И Саша вкалывал. Свободное от работы время он предпочитал проводить с друзьями, стал увлекаться рыбалкой. Недалеко от Капустина Яра, где он тогда жил с женой и детьми, протекала Волга, и рыбалка там - отменная...

5.
Мы встречались с ним все реже и реже. Обычно это происходило во время его отпуска, когда он наезжал в Ногинск, навещая маму и сестру. На мои наивные вопросы о том, пишет ли он стихи, Саша скептически морщился. Я корил его за то, что он забросил поэзию. А он справедливо считал, что стихи не прокормят. В одном из них он писал:
Жить-то надо. Не боги мы.
И по мере того, что можем,
То ли солнце несем из тьмы,
То ли серость в газетах множим...

Последние строки, кажется, адресовались мне. Я  заочно окончил сценарный факультет ВГИКа, получил свободный диплом, но продолжал работать в совхозной многотиражке.
- Ты сам-то почему торчишь в газете? – ополчался он на меня. – Тебе надо сценарии писать, прозу. А ты прозябаешь в  совхозе...
Мне изредка  удавалось публиковать его стихи в тех газетах, в которых я работал. Как мог,  я продолжал подбадривать его, но тщетно… Проза жизни, похоже, действительно убила в нем поэта. Вероятно, работать на природных задатках можно только в юности. Творческая зрелость требует постоянного тренажа и шлифования своих способностей.
Года три назад он заехал ко мне чем-то очень удрученный и спросил:
- Как вы тут в Подмосковье живете?
- А что?
- Да хулиганье тут у вас кругом,  бандиты, проходу нету… У нас в Кап Яре и
ночью можно по улицам ходить никого не опасаясь, а тут, как ни приедешь – одни неприятности…
Оказывается, в Щелкове, когда он возвращался из Москвы с зарплатой, какие-то местные крутолобые парни избили его, отняли деньги, сняли куртку… И  на железнодорожной станции в Монино, в подземном переходе, его саданули по голове так, что он оказался в больнице. Разумеется, без портфеля и некрупной суммы денег, которая оказалась в его кармане.
Аналогичная картина, вероятно, произошла и душным июльским вечером в Ивантеевке, где Саша иногда работал в выходные дни, выполняя срочную работу. Два года назад его семья вернулась из Капустина Яра в Подмосковье. Они поселились у родителей его жены в Щелкове. Сын обзавелся своей семьей и жил в отдельной квартире. А Саша выходные дни часто проводил в Ивантеевке, в почти пустой квартире…
И снова его ударили сзади чем-то тяжелым по голове на темной улице, когда он шел к остановке, чтобы успеть на последний автобус. Очнувшись после потери сознания, весь в крови, Саша дошел до квартиры знакомых. Вместо того, чтобы срочно вызвать скорую помощь, знакомые смазали рану йодом, перевязали ее бинтом. Карманные деньги у Саши и на этот раз вытащили. У знакомых он остаться на ночь не захотел. Одолжил сотню на такси и ушел в ночь. Но поймать в ночное время такси или частника ему почему-то так и не удалось. Очевидно, когда водители видели бредущего по шоссе человека, пошатывающегося от потери крови, то считали его пьяным и не реагировали на его жесты притормозить.
И Саша шел пешком из Ивантеевки в Щелково. И не дошел до дома сына каких-то двадцати метров. Грохнулся замертво, когда у него остановилось сердце. Вскрытие в морге показало, что причиной смерти явилась не черепно-мозговая травма, а большая потеря крови…
Ему было сорок восемь…
29 августа 2001 г.