В Е Р А

               
   Резкий женский крик разрезал пополам ночную деревенскую тишину.
   -Помогите, люди добрые! Помогите! Отравилась! Спасите! – голосила выскочившая на пустынную улицу Вера.
   Но деревня спала, и не было ей дела до горя и отчаяния этой, ещё не старой, но уже и не первой свежести, измятой годами и невзгодами женщины. Она кинулась было снова во двор, но тут же вернулась, побежала в сторону больницы, но вернулась опять. Она не решалась оставить дочь, которая решила свести счёты с жизнью вот так, перестав бороться, отчаявшись, устав возражать.
   Вера с тоской огляделась и снова заголосила, завопила, взывая о помощи.
   -Что случилось, теть Вер? – вдруг раздался позади звонкий мальчишеский голос.
   -Ой, Алёшенька! Ой, милый! Спаси тебя господи! Отравилась Катюха! Отравилась, лежит без сознания…
   -Давайте мы её в больницу отведём или отнесём, как получится, - сказал подошедший дружок его, Костик.
   -Ой, спасибо, ребятки! Спасибо миленькие! – начала причитать и судорожно всхлипывать бедная мать. А потом растерянно пробормотала:
   -Не могу понять, зачем она это сделала? Чего ей не живётся? Не могу понять… .
  Парни забежали на двор. На крыльце лежала двадцатитрёхлетняя девушка, не подававшая признаков жизни.
   -Неужели опоздали? Неужели не спасём? – ребята переглянулись.
   -Как её вести? Её везти надо! Проговорил Алёшка –Тёть Вер,  где ваша тележка,  в которой дрова возите?
   -Зачем? – тупо глядя перед собой, будто окаменев, спросила она, но тут же, сообразив, побежала к сарайчику.
   Осторожно, боясь навредить, ребята уложили девушку в тележку.
   -А ну-ка, мать, нашатырь давай! – вдруг скомандовал Костя.
      Но нашатырь Катю в чувство не привёл.
   -Неужто опоздали, - опять проговорил Алёшка.
   …В больнице все переполошились: такое в деревне редкость – собственных жизней девушки лишаться не спешили. А тут такой случай! Докторша осмотрела девушку, тут же распорядилась, и закипела работа. Работа по спасению человека…
   Через час пришедшая в сознание Катя уже лежала на больничной койке, а рядом сидела постаревшая и поседевшая за одну только ночь мать.
   Утром девушку увезли в районную больницу, где ей пришлось пролежать довольно долго: слишком сильно пострадал желудок , плохо работала печень. В реанимации врачи,  сражавшиеся за её жизнь, не сдерживаясь, ругали её на чём свет стоит.
   -И умудрилась же, уксус выпила! Дурочка! Люди за жизнь держатся, а она!... 
А мать, между тем, и на улицу стеснялась выходить. Стыдно ей было. Стыдно за дочь, за то, что та опозорила её своей выходкой. И ради чего? Или ради кого?
   …Катя росла замкнутой, нелюдимой девочкой. Как говорят ни шатко ни валко. Подруг у неё не было,  а друзей  и подавно.
   Отец пил.   Пил безбожно… . Однажды на её день рожденья мать разрешила пригласить соседских ребятишек – с ними Катя не стеснялась и была на удивление  веселой и добродушной.  Дети собрались. Пришли с подарками. Нарядная и счастливая,  Катя сияла от радости. А мать, наблюдая за дочерью, вдруг заметила, что выросла её девочка, совсем взрослой стала.  И то, тринадцать исполнилось. Дом наполнился смехом, музыкой. И вдруг всё закончилось, обрушилось счастье, в  прах превратилось – пришел отёц. Он был,  по своему обыкновению,  пьян.
    -А ну-ка, щенки, вон отсюда! – рявкнул отец.
   Вера поспешила к нему:
   -Чего ты расшумелся? Дочь сегодня именинница, праздник у неё!
   -Какой черт праздник?! Ну, ладно … . Подарки-то хоть принесли?
   -Принесли. Принесли. Успокойся только…
      -Лады, я к столу подойду, к гостям.  Хозяин я или пришей  кобыле хвост? – снова взъерошился муж.
   Когда он подошёл к столу и, с грохотом отодвинув стул, уселся,  то с удивлением обнаружил, что за столом, кроме плачущей и как-то сразу поникшей дочери да хмурой жены никого не было.
   -Где гости-то? Чего испугались? Неужели я такой страшный? Ну, бог с ними. Подарки показывай! – приказал он Кате. И она, вытирая слезинки со щёк, всегда послушная и покорная, пошла за подарками. Из одной коробки выглянула нарядная кукла. Девочка достала её и сказала: 
   - Это мамин подарок .
   -Как это – мамин?!  Это наш подарок! - заартачился пьяный отец.  – Или я уже не в счёт? – грозно прибавил он,бросив тяжёлый взгляд наливающихся кровью глаз,  на стоявшую у стола жену.
     Та промолчала.
   За  долгие годы тяжёлой  и полной печальных неожиданностей жизни с Павлом она уже приспособилась к его норовистой и задиристой натуре. Приспособилась, а ведь когда- то за это и полюбила.
   Нравилось, что боялись задиру  Павлушу такие ухари, что ай да ну…
   Нравилось, что он через танцплощадку шёл вразвалочку к ней, глядел на неё и улыбался – загадочно и томно, только ей, молоденькой и наивной Верусе….
     Нравилось,  когда в драках одерживал победу, а сам и синяка не получал. Гордилась Верочка, глупая и наивная, что такой у неё кавалер, да и подружки завидовали. Это ещё больше подстёгивало девушку принимать ухаживания боевого пацана.  Семья его приехала с Брянщины.  Мать,  спокойная и молчаливая, жила незаметно. Отца же, рослого, яркого по внешности, но дурного по характеру и нраву мужика, прозвали за его похождения «бойцовским петухом», чем тот даже гордился.
   Павел был в семье пятый, младший. Все лавры ему – рос баловнем, хотя семья, как и все в деревне, жила трудно. Мальчишка был любимцем у отца: уж баловал тот его, баловал, не задумываясь,  что из этого выйдет. Да,  еще и приговаривал:
- Весь в меня. В обиду себя не даст.
   Мать заболела как- то внезапно, тихо ( так же, как и жила) умерла. Старшие дети  давно разъехались по городам, пристроились там,  как могли. А Пашку отец от себя не отпускал – даже в армию не ходил парень. Правдами и неправдами - никто не знал,  как - но ему был выдан «белый билет». Между тем,  мальчишка вырос, стал задиристым и драчливым парнем, которого обходили стороной, особенно тогда, когда был  «под газом». Вера  приглянулась ему сразу. Через два месяца ухаживания деревенский ухарь посватался, и влюблённая девушка тут же согласилась. Не откладывая дела в долгий ящик, сыграли свадьбу. В первую же брачную ночь пролила Вера свои и первые замужние слёзы. Сначала себя успокаивала, утешала мыслями, что перебесится, будет мягче и ласковее её муж.
   И, действительно,  были времена затишья, и она, поминая Господа, в такие дни не ходила – летала,  не говорила - пела.  Но проходило некоторое время, и всё возвращалось на круги своя – приступы ярости, необузданной ревности,  повторялись. Так и жила Вера – себе не в радость, дочери на страдания…
   Катя тем временем закончила школу и собралась учиться  дальше в городе. Вера от счастья млела, жила мечтами. Уж очень ей хотелось, не устроившей свою жизнь свою так, как мечтала, увидеть счастливой дочь, девушкой умной и образованной.  И дочка не подвела: закончила медучилище, стала работать в городе. Начальство ей в будущем  квартиру обещало,  а пока ей хватало и комнатёнки в рабочей общаге.
Дочь была довольна, а Вере ничего больше и не надо было. Так и жили.  Павел же потихоньку –помаленьку спивался. Его уже не боялись, находились даже насмешники, которые, помня его буйную молодость и видя пьяную зрелость, предлагали сразиться с кем-нибудь из таких  же, как он, и в поединке доказать, кто сильнее. Стравливали, как петухов. Всё чаще он приходил избитым, долго отлёживался, а злобу выплёскивал на жену. Вера не знала, куда ей уйти от тяжёлых мужниных кулаков, куда спрятаться от его волчьего взгляда.
   Она боялась,  что не выдержит очередного побоища и убьет того, кого когда-то боготворила, убьёт зверя, в которого превратился её Пашка.
   Катя обо всём знала, звала мать к себе, но та и слушать ничего не хотела.
   -Чего бы это я из дому своего в чужой угол пошла, - говорила Вера дочери.   
 Так бы и жили, мучаясь и ожидая чуда. Но однажды всё разрешилось само собой…. Или ….  Страшная черные грозовые тучи  как-то неожиданно обрушили на дома, людей  море воды и такие громовые раскаты, такие огненные сполохи молний , что хотелось зарыться в землю, слиться с нею воедино.
   Павел сидел за столом,  доедая остатки ужина. Перед ним стояла нехитрая еда – картошка «в мундире», огурцы, селёдочка баночного посола. Он поглядывал в окно и удивлялся грозе. И… вдруг блеснула золотой нитью в вечернем небе яркая молния. Как в темноте искра, вспыхнул и вылетел из розетки огненно-рыжий шар, а пути ему свободного не было – мешал висок Павла, который наклонился  над столом.  Но разве это преграда для шаловливой небесной вольницы!?  Павел и охнуть не успел….
   Вера в это время стояла у печи, посудой гремела, и вдруг на себе ощутила горячее дыхание молнии – обожгло волосы и лицо. Она попыталась увернуться,  повернула лицо в сторону мужа, но увидела лишь обуглившееся тело. Вера, обеспамятев от охватившего ее  ужаса, с воплем выскочила из дома. Долго ещё об этом вспоминали в деревне. Страшный конец, нечего сказать, но – смерть не выбирают… .
   А соседка, бабка Лукерья, сказала Вере:
   -Это кара небесная.  Долго бог смотрел на твои мучения,  долго, видать, увещевал твоего Пашку,  но не пробудилась в нём совесть. Что ещё оставалось Владыке?! А ты молись, благодари Господа, и нечего хлюпать носом!  Вера достала из чулана пролежавшую много лет в забвении иконку (подарок матери), вытерла пыль и соорудила в переднем углу хаты что-то похожее на иконостас: свечи, икона, полотенца….
   В деревне все заметили, как изменилась Вера. Кто-то даже блаженной её назвал. И только Лукерья знала её тайну – в бога поверила Вера. Ему теперь себя отдавала и молилась, молилась, молилась….  Тогда-то и пришла к ней дикая мысль – обратить к всевышнему дочь. Сделать это она решила твёрдо. Приехав в гости к Кате, мать уговорила её сходить в церковь, тут же придумав:
    - Тебя, моя голубка, крестили. Пойдём,  крестик купим, освятим, может, счастью поможет. Дочь,  не принимая всерьёз увлечение матери, согласилась, думая, что так будет лучше. Но Вера действовала напористо.  Она уже не уговаривала дочь, она уже требовала, чтобы та ходила молиться,  соблюдала пост и дома иконку поставила. Дочери за ее непослушание даже  пригрозила карой Господней. Катя встревожилась не на шутку. И на выходные она приехала к матери в деревню. Но эти дни превратились для неё в ад. Вера (докатилась до этого!) продержала дочь трое суток в погребе – отправила за соленьями и заперла, приговаривая:
   -Всё равно обращу в веру! Обращу! В тебе тот же дьявол, что и в батьке сидит. Молись, изгоняй его, непослушная дочь!
 Через несколько дней  за исчезнувшей Катей приехал взволнованный жених. Они уже к свадьбе готовились, мечтали о семейной жизни. Вера знала об этом, но на вопрос, где Катя бросила:
    -Другой у неё есть. С ним она. И в город больше не поедет. Нечего ей там  среди нехристей делать!
      Жених уехал, но в душе у Веры что-то сжалось. Хотя выдержала. Назад не позвала, не вернула счастье дочери. А когда ослабевшую от голода дочь выпустила, снова червячок сомнения зашевелился – может, зря это сделала? Но встряхнулась,  освободилась от жалостливых дум,  решила до конца идти безумная Вера.
     Всё бы простила Катя матери, всё бы поняла, причудой бы посчитала даже то, что в сыром погребе её заперла,  но когда та заявила, что дала от ворот  поворот суженому, пришла в голову девушки шальная идея – мать напугать. Вечером, перед тем, как уйти на остановку к автобусу, Катя взяла с полочки бутылочку с уксусной эссенцией и пригрозила:
   -Мама, если будешь продолжать калечить мою жизнь, отравлюсь!
   -Травись,  бесстыдница! Травись,  греховодница. Уж лучше раз отмучаюсь, но не пущу тебя в город, - зло ответила Вера и вышла,  громко хлопнув дверью.
Только и слышно было,  как проскрипел ключ в замочной скважине.
 Катя присела на кровать, украшенную вышитым покрывалом (мать искусницей была, её работа), окинула взглядом комнату и с тоской снова посмотрела на бутылочку… .
   Ей стало страшно. Как же так? Стоит выпить, и всё для неё замрёт и  исчезнет. Без неё будет вставать деревня, без неё пойдут на работу люди, без неё взойдёт солнце, и дождь пойдёт без неё… .  Всё для Кати стало мелким и ничтожным.  И она лишней стала, не нужной никому.  Даже её матери. А куда она, Катя? Куда она денется? В землю уйдёт, в неё, откуда пришла… . Мысли путались, руки тряслись, но сдаваться Катя не захотела… .
   …Очнулась она в больнице. Мутным взглядом обвела стоящих вокруг неё докторшу,  медсестёр и, как в тумане, увидела стоящую у окна мать. Та, поседевшая и постаревшая за ночь, для неё самую страшную из всех пережитых ею ночей, смотрела на дочь и плакала.
   Увидев, что Катя пришла в себя, Вера кинулась к ней, упала на колени возле больничной койки и, уже не сдерживаясь, во весь голос завыла-заголосила:
   -Прости меня, доченька! Прости! Прости, если сможешь….
Катя, услышав родной голос, нашла в себе силы и  выдохнула :
- Все будет хорошо, просто у нас у каждой своя вера.
 Сказав это, девушка закрыла глаза ….

             Наталья Садаева  2000год.