Критика диалектического разума. Р. Лэйнг, Книга 2

Критика диалектического разума. Р. Д. Лэйнг



 Книга II. От группы к истории


 А. Группа. Эквивалентность свободы как необходимость и эквивалентность необходимости как свобода; пределы и пространство всей реалистической диалектики

   Структура:
    1. Единства группы
   2. Интериорности группы
   3. Диалектического опыта, как totalization

 B. Выводы: человек в классовом обществе





 Книга II. От группы к истории


 А. Группа. Эквивалентность свободы как необходимость и эквивалентность необходимости как свобода; пределы и пространство всей реалистической диалектики


109
Не существует необходимости a priori, чтобы множество стало группой. Тем не менее можно сказать, что специфическое отрицательное единство серии, содержащее в своей структуре по крайней мере зародыш абстрактного отрицания сериальности, обеспечивает элементарные условия возможностей членов, составляющих группу.


110
Сартр начинает теперь рассматривать способы, с помощью которых множество лиц достигает практического единства в себе [в группе], или воспринимается другими как существующее социальное единство. Наиболее очевидная ошибка следует из модели организмического идеализма, в терминах которых группа рассматривается как гипер-организм. Это основано на иллюзии восприятия, а именно, иллюзорный облик группы как организма, когда она появляется как фигура на почве практико-инертной социальной сферы в значительной степени. Те кто вне группы видят группу и действуют по отношению к ней, как будто это органически целостностное существо. Таким образом, существует тенденция к унификации этой группы-объекта  как организмического гештальта и концептуально, и в восприятии.


111
Единственное стремление здесь – критическое, одно из определяющих рациональность коллективных действий, генезис группы, и структуру ее праксиса. И когда некто видит борьбу внутри него вопреки практической инерции, которая тревожит его, то он увидит группу как страстное увлечение.


112
Теперь, неунифицированным множествам не обязательно предшествовать группам исторически, и когда они имеют место, они содержат не более чем возможность, не необходимость искусственного объединения своих членов. С точки зрения Сартра, однако, распад группы понятен a priori. Чтобы определить условия и пределы, он изучает изначально эфемерные группы, которые формируются и быстро растворяются, а затем он переходит постепенно к изучению основных групп общества.


113
Какова понятность естественных катаклизмов, которые раздирают толпу с целью проявить общий праксис?


114
Смысл реальности в том, что это невозможно, коэффициент сопротивления в моем праксисе [велик]. Трансформации, которые требует моей праксис, заключаются в том, что невозможное становится невозможно допустить. В этот момент удушения невозможность изменения становится невозможностью проживания.


115
Мы видели, что в простейшем виде капитализма права владения на средства производства принадлежат другим, и что это дает пролетариату первоначальную структуру серийности. Как такие серии превращаются в группы? Что случилось 12 июля? Затем, у каждого члена, как следствие была серийная реакция на новый лад – ни как индивид, ни как другие, но как единое воплощение коммуны. Эта новая реакция не имеет ничего от магии – просто повторная интериоризация потерянной взаимности. В Апокалипсисе есть пророческое видение о роспуске серии в группе-в-сплаве. Эта группа является аморфной, как и в сериях абстрактных форм, которые мы до сих пор описывали, но везде именно здесь, а не в другом месте, сейчас, а не потом.


116
Как возникают группы, с помощью других групп или из диалектики серии и практико-инертного?


117
Истинная проблема структурной понятности: При каких условиях возможна серия – где единство всегда отступает от другого в другое место – включение в группу? Есть ли инструментарий для этого преобразования в самой серии? Для того, чтобы подготовить ответ, давайте  посмотрим более внимательно на противоречия единства и инаковости. Здесь мы должны ввести "третьего" человека, будем называть его просто "третий".



118
Третий – это не totality, которую он сам обобщает, но, под угрозой, что угрожает ему как и другим, как он видит, он реализует себя, интегрируясь в общность, которую он сам обобщает [наблюдает]. Каждый человек, как "третий", абсорбируется в общность. Это то, что происходит в серии, как массовая  паника  (инфекция, и т.д.). Поэтому группа должна быть выделена как группа-объект или группа-субъект.


119
По ошибке многие социологи рассматривают группу, как бинарное отношение (индивидуум - сообщество), в то время как это всегда триада – каждый член группы является третьим – обобщение взаимно каждого к другим, и включается в totalizations других, как третий. Отношение третьего к третьему, однако, не серийно. Это двойное посредничество группы между третьими, и каждого третьего между группой и другими третьими.


120
Во-первых, момент посредничества (группа как посредник между третьим и третьим) можно увидеть, например, в перегруппировке после отступления. Сто человек убежали. Они все трусы (их трусость в этот момент является серийным настроением). Каждый принимает во внимание группу. Как мне сделать так, чтобы группа усиливалась во мне и в другом, через меня в другом, через другого во мне.


121
Во-вторых, посредничество происходит, когда третий создает задачи для группы или является организатором средств для группы. Предоставляя группе какое-то занятие, я даю другим путь служения группе. Бытие-в-группе каждого, таким образом, внутренний мир или перспектива внутренней жизни опосредуется праксисом, регулирующимся третьим.


122
Мы до сих пор не ответил на вопрос, как понимать группы-в-сплаве. Центральной проблемой является вихрь единства разнообразных синтезов, множественность унификаций. Делают ли эти синтезы синтез?


123
В тот момент, когда множественность сериальных синтезов все сливаются каким-то образом  в общий синтез, объединяющий людей для действий, некоторые социологи легко впадали в идеализм – постулировали, по сути, новое трансцендентное бытие. Но это момент, когда каждый третий, как самого себя, а не как другого, который работает на синтез, totalizations, и любая унификация их, внутренним обобщением обозначений, посредством которых другие группы рассматривают их группу как totality. Каждый третий, в его деятельности по синтезу, ликвидирует серийную взаимозаменяемость. Существует даже избыток унификации в каком-то смысле, но речь, конечно, не идет о какой-то студенистой агглютинации. Еще не будучи состоянии сделать их слияние  в полной мере внятным, кажется, что множественность индивидуальных синтезов может служить основой общности целей и действий.


124
В отличие от серии, которая проявляет цикличность бегства, в которой [деструктивность каждого здесь-и-сейчас состоит в его дисквалификации здесь-и-сейчас других], цикличность группы-в-сплаве приходит отовсюду, как здесь-и-сейчас, составлена также везде, и в то же время, как свободная  реальная деятельность. Группа-в-сплаве появляется везде, а не в каком-то другом месте. Эта  повсеместность не значит, что я сам в другом – в этом растопленном праксисе нет другого. В непосредственном праксисе группы-в-сплаве, праксис каждого из них реализуется каждым, так же как мной везде. На этом этапе нет мыслей о сотрудничестве или солидарности.


125
Множественность синтезов в этом вопросе – не инертное сосуществование тождественных процессов, связанное с внешними ссылками. И это не серийные связи инаковости. Там нет гиперсинтеза, нет трансцендентного синтеза, нет привилегированного синтеза синтезов.


126
Единство этой группы-в-сплаве возникает внутри каждого синтеза. Каждый такой акт синтеза переплетен взаимным внутренним миром с каждым другим синтезом в той же группе постольку, поскольку он также является внутренним миром любого другого синтеза. Единство – это унификация из множества totalizations.


 127
Понятность этой новой структуры – единство как повсеместность здесь – которая находится внутри каждого синтеза, основана на двух основных принципах:
   (I) Этот повсеместность является повсеместностью праксиса, действия в развитии: не вещества.
   (2) Это повсеместность, следовательно, является повсеместным распространением свободы: группа-в-сплаве есть воскрешение свободы. Моя свобода в группе-в-сплаве одновременно моя особенность и моя вездесущность. Она постепенно аннулирует инаковость в другом месте  в здесь-повсюду.


128
Можно сказать, понятность группы-в-сплаве дается как индивидуальный праксис для преобразования себя [свободой] в общий праксис. Это может быть реализовано различными способами. Это отрицание инаковости, которая сама по себе отрицание. Это отрицание прежней действительности бездействия, отрицание невозможности быть человеком. Каждый праксис предвещает будущее, вызывая ужас, надежду, насилие. В отчужденном обществе, свобода может быть выявлена  впервые ;;только в отчужденной форме: так как реализация свободы развивается, невозможно больше отрицать себя. Свобода невозможна, но, как только поймешь это, свобода осознается необходимой. Свобода становится необходимой, и в соответствии с требованием этой необходимости невозможность должна быть сведена на нет. Метаморфоза от серии к группе приносит надежду и ужас, свободу и насилие – все эти четыре компоненты неразрывно объединены в любой революционной деятельности.


129
Мы по-прежнему ничего не знаем об истории обобщения totalizations, и о последующих угрозах исчезновения группы, идущих изнутри, дисперсией или окостененим (инерцией).


130
Давайте вернемся исследовать то, что происходит в отношениях людей, как суммируемых и обобщаемых, а не как существующих здесь в качестве обобщенного праксиса, как мы только что делали. На этом уровне, проблема в понятности трансформации личности от бытия-в-серийности к бытию-в-группе. Создает ли групповая активность условия для бытия-в-группе каждого? Какой смысл должен быть у этих выражений? Мы увидим, что есть двойной момент суммирование синтезов, который требует трансцендентно-имманентной структуры бытия-в-группе от своих членов.


131
Теперь, вспоминая наше основное определение понятности, группа понятна, если она имеет праксис, то есть, если он устанавливает диалектику в движении. Мы видим, что группа на самом деле совершает действие в некотором смысле. Она может суммировать свои объекты, иметь общие цели, иметь единое практико-инертное поле и растворить его в синтезе общей практической области. Можно сказать, праксис группы является диалектическим. Но этот праксис группы является не просто усилением праксиса индивидуумов. Этот праксис группы, благодаря диалектическому подходу, не тот же самый вид праксиса как у отдельной личности. Группа не есть гипер-индивидуальность. Слияние группы на самом деле измышление каждого. То есть, группа составляется праксисом каждого практикующего организма. По этой причине, Сартр говорит о двух диалектиках – составной диалектике праксиса группы, и составной диалектике индивидуального праксиса.


132
Во впитанной мной множественности, в моих утверждениях здесь моей свободы как признания всех наших свобод, в каждом totalization как установке смысла праксиса, в искусственной  и общего характера естественной потребности нашего воплощения в победе – ни в одном из вышеперечисленных отношений нет гипер-организма или гипер-диалектики – единству группы присуща множественность синтезов, каждый из которых является отдельным праксисом, и это единство никогда не завершено, не бывает законченным totality, но из totalization которых бытие изобретается здесь и везде, мной и всеми.


133
Сартр теперь начинает рассматривать понятность группы после того момента, когда группа уже существует (и нужно иметь в виду, что речь идет не о любой необходимой временной последовательности в генезисе действующих групп). После того, как группа-в-сплаве образовалась, внутренняя природа ее онтологического статуса дает нам различные возможности a priori. Она сталкивается с единством и/или дифференциацией, непрерывностью или распадом. Каковы формы понятности различных возможных праксисов в этой точке?


134
Существует диалектическая проблема единства и дифференциации. И то и другое отслеживается в праксисе, но ведь эти два свойства праксиса несовместимы? Эта трудность должна быть решена, если группа хочет выжить. Сознание группы как нечто реально существующее, которое наш праксис требует сохранить, это новый шаг в трансформации каждого бытия-в-группе для новой формы групповой интеграции.


135
Выживание группы является первым практическим изобретением в каждом из постоянного общего единства друг через  друга. Это свобода желающих стать инертными, праксис ищет способ метаморфозы себя в действующую схему. При множественности свобод она делает общий праксис для того, чтобы найти основу постоянства группы, она производит сама по себе форму взаимности, опосредованную собственной инерцией. Эту новую форму взаимности Сартр называет "зарок" (1). Зарок принимает различные формы. Исторический акт не является необходимой формой зарока. Его можно рассматривать как сопротивление выживания группы против разобщенных действий, будь то уход (из группы) или дифференцировка; в качестве гарантии будущего через отсутствие перемен, произведенных в группе свободой. Как это ни парадоксально, и в обеспечение стабильности, и как обещание постоянства, и так далее, это дает основу и разделения, и дифференциации. Зарок, однако, не является социальным контрактом, в смысле Руссо, тем не менее необходим переход от непосредственной формы группы из-за опасности растворения другой (группой), более отражающей постоянную форму.


1) зарок (фр. клятва, присяга): Сартр говорит о приведении к присяге и групповой клятве, групповому договору.



136
Зарок, как изобретение праксиса, является [третьим] утверждением постоянства группы как отрицание ее постоянной возможности отрицания через множественность инаковости. Угрозой постоянству группы, конечно же, не обязательно является физическое уничтожение ее членов. Посредством зарока группа стремится сделать себе свой собственный инструмент против серийности, которая угрожает ей растворением.


137
Зарок – это  не субъективное определение. Это реальная модификация группы моим регулятивным действием. Это моя гарантия для остальных, что сериальная альтернатива не может быть введена в группу через меня. Эта гарантия не может, однако, отменить постоянную возможность того, что я могу "свободно", то есть, в соответствии с моим индивидуальным праксисом, отказаться от своего поста, перейти к врагу. Измена и дезертирство никогда не может быть аннулирована как возможность, но я поклялся в моей верности, я дал свое обещание в качестве гарантии против этого осуществления моей собственной свободы. Я стремлюсь использовать присутствие мое собственное и всех остальных в группе как третье, как регулятор, как мое существование, как факт, который невозможно изменить. Я стремлюсь превратить свое свободное бытие-в-группе в острую необходимость, такую чтобы не существовало никакого способа обойти или избежать, насколько это возможно, неорганического, недиалектического, жесткого будущего. Это жесткое обоснование моего будущего наделено тройными характеристиками существования острой необходимости, вместилище и основание всех моих последующих праксисов. Но здесь нет никакой новой диалектики. Постоянство, которое было изобретено – это только отрицательное определение исходной диалектики.



138
Сейчас, до сих пор два момента, развивающего группы-в-слиянии (group-in-fusion) были отмечены для ясности – выживание группы и поручительство (зарок) группы. Теперь мы рассмотрим  более тесно интеллигибельность [понятность] зарока. Индивидуальный и групповой праксис группы-в-слиянии были отмечены, чтобы быть понятыми. Является ли повторное изобретение зарока в определенных обстоятельствах процессом, который является диалектическим и понятным?


139
Зарок становится понятным в качестве совместного действия группы на себя. Выше мы говорили, что группа претерпевает трансформацию и через совместные действия зарока. Как же тогда действие единства группы-в-слиянии сравнить с действием этого зарока группы? Первое из них – это слияние перед лицом реальной опасности. В этом слиянии выполняется реальная работа. В зароке группы, с другой стороны, ничто материальное не связывает членов группы,  опасность не реальна, она только возможна. Происхождением зарока является тревога. После того, как реальная угроза извне исчезла, опасность для постоянства группы исходит лишь от растворения и серийности. Возникает рефлексивный страх.


140
Недостаточно страха, чтобы держать группу вместе теперь, когда опасность представляется маловероятной. Условием постоянства группы, таким образом, является отрицание отсутствия страха. Страх должен быть создан заново. Фундаментальным восстановлением, как основой зарока, является проект подмены реального страха, произведенного самой группой, внешним страхом, который становится далеким, слабым, и чья удаленность обманчива. И этот страх, как бесплатный продукт и корректирующее действие группы против сериального растворения, есть террор, индуцированный насилием [ради] общей свободы. Террор царит в группе абсолютным насилием над ее членами.


141
Главной основой для такой трансформации является риск смерти, который каждый привносит в основу группы, в качестве возможного агента растворения. Групповой зарок, клятва является общим продуктом, взаимно связующим, в соответствии с законом насилия. С помощью этой формы объединения, бытие-в-группе становится ограниченным, оно может быть нарушено только с риском для жизни.


142
Следуя первоначальному праксису, человек находится в положении абсолютной власти человека над человеком. Но в перипетии отчуждения, Бог может быть заменен гильотиной. Зарок, клятва верности, подкрепленная насилием, является оригинальной свободной попыткой насадить террор каждого каждым, болезненная настолько, насколько она должна постоянно осуществлять насилие как внятное отрицание индивидуальной свободы в общем праксисе.


143
Это и есть зарок. Это свойство полностью понятно, так как это вопрос свободной трансцендентности элементов уже определенных, уже постулированных для определенной цели. Мой зарок становится его и их гарантией и побуждает к насилию, как его и их право подавлять меня, если я не выполняю своих обязательств. Кроме того, несмягченный зарок создает Террор, и изобретает измену, так как теперь нет никакого оправдания для дезертирства. Пока обстоятельства не особенно стесняют, я могу оставаться на уровне, где есть насилие-террор, верность-вероломство, не испытывая их в предельной форме. Но фундаментальная структура зарока группы – это насилие-террор, так как я добровольно дал свое согласие на возможную ликвидацию моей персоны. Мое право над другими – это мое обязательство перед ними, и содержит в себе, неявно, смерть как мою возможную судьбу.

144
Группа-как-постоянство, таким образом, это инструмент, созданный в определенных обстоятельствах, исходя из группы-в-слиянии. На рассматриваемом уровне  группа, во-первых, это только невозможность отказа от общего праксиса для каждого: или, в каждом человеке, его бытие есть смерть как продолжение отрицания всякой возможности строго индивидуального действия. Хотя объединение при помощи страха основывается на мысли "Они будут делать это для меня, если я ...", тем не менее это объединение не попадает в серийность, так как это бытие-другим (в них) есть в каждом третьем. В этом смысле, насилие есть повсюду, и повсюду есть страх. Это страх, который объединяет, а не разъединяет. Люди находят свой собственный страх, каждый в другом, точно так же. Это есть здесь и повсюду.


145
Но в зароке группы, там обязан существовать также смертельно обеспокоенный за моих коллег (членов группы) мой брат, тот, кто неразрывно связан со мной, вечное присутствие без будущего. Мы вышли из грязи вместе, и теперь брат, существование которого не отличается от моего, зависит от меня также, как я завишу от него. Пусть не будет никакой мистификации об "общей природе". Мы братья, потому что мы наши собственные сыновья, наше братство это наше общее изобретение. Это братство представляет собой совокупность взаимных и особых прав и обязанностей. Знаком для членства в группе может быть цвет кожи. Это может быть предметом зарока в качестве гарантии против возможного дезертирства, как например в клане белых линчевателей в южных штатах. Братство всегда изобретается в конкретных обстоятельствах, в определенной перспективе, вызывая определенную взаимность. С учетом этой специфики, братство является правом каждого над каждым, а практическая сила уз братства является ничем иным, как правом и обязанностью всех и каждого к каждому и всеобщим насилием и террором. Если, например, один из линчевателей пытается отказаться, он в один миг перестает быть моим братом, из-за которого я выказывают смертельную озабоченность, и ненависть и насилие проявляются как террор по отношению к предателю. Если обстоятельства, которые обусловили изобретение любви в качестве практической связи между линчевателями, то насилие является именно той побочной силой этой взаимной любви, и террор является аналогом насилия, порожден и придуман самой группой.



146
В самом деле, все поведение индивидов внутри зарока групп (братство и любовь, а также гнев и самосуд), черпают страшную силу от самого террора. В этом смысле каждый является одинаковым для каждого в единстве общего праксиса, но именно потому, что взаимный обмен не является интеграцией; потому что эпицентры остаются, хотя и скрытно, посредниками взаимности; потому что я не могу  тотализировать третьего не будучи тотализированным; потому что другой-ставший-мной обнаруживается  во мне так же,  как я-ставший-другим – потому что все это  – возможность ограничения или уничтожения дается в одно и то же время в каждой взаимной связи.


147
Сакральное представляет собой фундаментальную структуру террора как легализованный власти. Сюда относятся одинаково ересь, откровение, молитва, поклонение. Без закона как нового синтетического продукта, получившегося в результате зарока групп, свободу в человеческих отношениях не запугать. В первоначальном отдалении изменения и объективации, здесь приоритетно отрицание возможностей каждого человека другим, перед ясно выраженным намерением любого человека. Но зарок вводит насилие как работу на мою свободу мной или окружающими, свободно пообещав мое будущее, вверяя себя, создавая инерцию будущего [группы]. Это самостоятельно индуцированная инерция свободы, это негативная сила, это террор.


148
Теперь Сартр рассматривает организацию, функции, структуру и процессы в группе.


149
Если кратко охарактеризовать его позицию: мы знаем два типа внятного действия -  полупрозрачный, но абстрактный праксис индивида, и зачаточный праксис группы-в-слиянии. Этот последний, до тех пор, пока нет дифференциации, можно рассматривать как усиление индивидуального действия. Без дифференцированной организации "такие же точно" группы есть везде. Операция слияния, таким образом, в значительной степени сохраняет полупрозрачность отдельных праксисов. Организованные действия, однако, "вводят в игру" такую систему связей и отношений между отношениями, и так далее, что мы должны спросить еще раз со всей серьезностью, какой тип действия здесь проявляется. В какой степени праксис здесь истинный, и в какой степени  деятельность организованной группы является не подлинным праксисом, а механическим движением учрежденного инструмента?


150
Теперь организация может указывать на одно из двух или на оба [правила]:
(I) действия внутри группы, когда группа определяет их структуру
(II) сама группа  в качестве структурной активности, действующая на практическом поле, работающая над практическими вопросами, или действующая на другие группы.


151
Мы видели однако, что внутренний праксис зарока группы обнаруживает свои внешние задачи  вторичным образом или по касательной, как это было посредством морфологии, созданной дифференциацией праксиса каждого третьего. Эта дифференциация не является проблемой, но что, если таковые вообще имеются, представляет собой понятность организованных действий? Речь идет о знании, какой тип единства или реальности, то, какой смысл праксис может иметь в рамках этой новой формы организованного праксиса. То есть, мы должны связать пункты (I) и (II), чтобы спросить, какая связь между действием группы на саму себя и между действиями своих членов на внешнем поле.


152
Основные элементы последующего раздела приведены здесь кратко, хотя этот порядок изложения не соблюдается строго. Соотношение между действиями группы и действиями ее членов изучается постепенно с точки зрения:
 I. Задача группы в качестве цели организационного процесса.
 2. Трансформация индивида от неорганизованного человека-в-группе к организованного человека-в-группе. Это новое определение личности будет восприниматься одновременно и как ограничение и как обогащение.
 3. Функция как новый устав человека [находящегося в] организации.
 Будет видно, что функция имеет двойной аспект
 (А) практическая задача по отношению к объекту
 (Б) человеческое отношение, особенно с точки зрения бытия-в-группе третьего.
 4. Основание логистики организованных систем (как многочисленность и единство инвертированных и опосредованных взаимодействий).
 5. Структура.
 6. И, наконец, все наши выводы могут быть перегруппированы в синтетическом движении, которое позволит выявить интеллегибельность [понятность] организованного праксиса, и позволит нам обнаружить новую апозитивность – т.e. необходимость коренным образом отличить от всего, с чем сталкивались до сих пор; и разрешает нам ставить под сомнение онтологический статус организованной группы. Так что это - полупрозрачность практического существования или непрозрачность реального, вещественного бытия?


153
Функционирование в условиях инертного ограничения свободы и для каждого третьего лица строится на насилии-терроре. Это можно рассматривать с различных точек зрения. Наиболее однозначно положительное содержание с точки зрения распределения задач. Это дает нам положительный результат определения организованной личности. Это уступка, но это также определение. То есть, оно является отрицательным, а также положительным. Оно одновременно является положительным («Сделайте это») и отрицательным предписанием («Не делайте что-то другое»). Как ассигнационной-определения, его элемент положительного предписания («Делай это точно») включает в себя право делать это, и обязанность делать это. Элемент власти в функционировании предопределен. Инертность, таким образом, подразумевает актуализацию суверенитета вещей, не-праксиса, власти процесса над людьми.


154
Замысловатыми дифференциациями функций, скажем, футбольной команды, являются диахроническая тотализация задачи и практической области. Функции в этом контексте может быть максимально контрастируют с функцией одинокого летчика. В каждом случае, однако, индивидуум в своей функции имеет определенные практические варианты. Каждый праксис индивида в функции (будь то вратарь или пилот), совершенно непонятен, если не исходить из инструментов, методов, коммунальных целей, существенных обстоятельств, имеющихся в распоряжении агента. Но в пределах функции, обязательно есть свободная организация области праксиса. В самом деле, такой праксис в контексте функции в настоящее время происходит на основе облагораживающих ограничений, которые производит функция. На этом уровне, так называемые индивидуальные качества это только история технических возможностей свободных диалектически агентов – но позволяет изменяться как функционализованному человеку, организации-человеку.


155
Человек-как-взаимозависимый-праксис  это сторона, так сказать, организованной личности, но в той мере, как предшествующий начинает представлять себя в соответствии с последним своим зароком, он видит дифференцирование как индивидуальные ограничения и определенность в своем поведении его собственной приверженностью группе. Но в этот новый момент своей жизни он сам только наиболее часто встречающийся повсеместно праксис, в той мере,  в какой это должно быть актуализовано индивидуальным поведением, которое всегда потенциально выходит за его пределы.


156
Действие неприводимо: никто не может понять это, не зная правила игры, но ни в коем случае она может быть сведена к правилам. Индивидуальный праксис, в своей конкретной темпорализации, представляет собой специфический стиль, индивидуальность группы как таковой. Он обнаруживается ретроспективно в модификации праксиса каждым следующим праксисом (хороший пас в футболе не может быть определен без ссылок на то, какой результат из этого получили другие. Хороший пас на плохого игрока не является хорошим ходом). Является ли это отчуждением? Праксис одного человека может быть подтвержден или не подтвержден другими. Это преображение другой стороной, а также преображение этого преображения, приводит нас к процессу последовательного отчуждения. Мы пришли к схеме момента необходимости. Мы помним, что эта схема заключается в том, что действие практического организма в существующей объективации обнаруживается как другие, в своей практической сущности, точно также как и в своих результатах. Ситуации, однако, не совсем похожи, так как в этом случае, в отличие от серии, индивидуальные праксисы могут быть выполнены и реализованы с помощью этого посредничества, а также могут стать недействительными. В "командном духе" индивидуальный праксис является посредником, который безличивает или отрицает себя, так что он может быть сведен на нет или усовершенствован третьим. Его общая и единственная цель состоит в том, чтобы выработать определенный результат. Как и в случае футбольного паса, он мгновенно преобразился в индивидуальном праксисе другого. В самом сердце командного духа в этом и заключается возможность узурпации, конфискации энергии и возвращение к серийности. Мы видим спиральный характер возвращения к серийности на разных уровнях спирали. Это чистое наказание на этом новом уровне. Единственным конкретным и прямым действием организованной группы является организация и бесконечная реорганизация, если сказать иначе о действии на своих членов. При такой организации неизбежно происходит повторное возникновение инаковости.


157
Каждый из этих рабочих, спортсменов, комбатантов является моим братом, в той мере, в какой его функции в команде дифференцированы и позволяют мне выполнять свою функцию. Но братство обнаруживается в этой абстрактной наготе между неоднородными индивидами как непосредственное и фундаментальное отношение, которое существует в отсутствие точно определенных отношений. Функциональные отношения влекут за собой субординацию и координацию. Организованная группа представляет собой комплекс круговых взаимосвязей. Новый тип взаимодействия является продуктом групповой работы в творческих отношениях, он показывает первичный эффект этой работы.  Фундаментальные отношения творческой взаимосвязи, когда группа объединена зароком [обещанием], уже не прямые, не сходящиеся, не спонтанные. С зароком взаимность становится центробежной. Она представляет собой связь, которая поддерживается в отсутствие других, а не только жива в их присутствии. Каждый [участник группы] даже в одиночестве имеет гарантии и императивы, права и обязанности. Больше не существует спонтанной, живо изобретенной связанности, но есть инерция взаимосвязей. Гетерогенностью функций является определение этой взаимной инерции. Рассмотрим ситуацию, когда врач в небольшом городке платит за медицинский визит заместителю мэра как раз перед муниципальными выборами! Подумайте о замысловатой взаимосвязи подтасованного допущения и распределения ролей, через которые их сделка должна быть опосредованной. Тем не менее инертная взаимность функциональных отношений, как противоположность инерции, парадоксальным образом  может быть своего рода заклинанием против пустоты и разделения. Это показывает, так сказать, не связанную внутренне значимость свободы.


158
Напротив, когда опосредованные взаимосвязи свободно определяются  праксисом группы, риски по сути принимаются все время: каждое отношение постоянно открыто для модификации вторичными реакциями взаимосвязей, развивающихся на  основе повторных распределений и перераспределений задач.

159
Проблема группы, которая самоорганизуется в свете рефлексивного сознания ее практического единства становится меньше, если нейтрализовать или подавлять путем насилия ретроспективные взаимосвязи, чем если вернуть их, компенсировать их в стремлении к сознательно преследуемой цели.


160
Есть непрекращающаяся работа, которую любая группа должна проводить над собой. Организованная группа практична и живуча только в качестве прогрессивного синтеза множества взаимосвязанных полей. Все общественные организации многомерны.


161
Вычисление взаимных связей будет полезной задачей, если кто-нибудь за это возьмется. Вопрос заключается не в том, существуют ли эти множественные взаимосвязи, ибо они, несомненно, сильно запутаны, но в какой степени, и существуют ли они в организованной группе независимо от ее конкретного конца и истории. Существует ли инертная скелетная структура организации, обладающая своего рода чуждой необходимостью, за пределами территории праксиса и диалектики? Весь вопрос о интеллигибельности [понятности] организованного праксиса, без сомнения, поддающемуся изучению "точными науками" – мы вскоре увидим ограничения данного исследования. Любопытая особенность этой скелетной структуры состоит в том, что она в одно и то же время является и инертно связанной и живым праксисом. Функция как живой праксис встречается в этой объективации как структура. Структура является объективацией функции. Что же тогда является понятностью структуры?


СТРУКТУРА


162
По данным Леви-Стросса, в одном племени, которое он изучал, родственные связи  жестко определялись алгеброй. Если есть две семейные линии, А и В, брак мужчины А с женщиной B является (+) для линии A и (-) для линии B, и наоборот. Как правило, потеря женщины это (-), и появление женщины является (+). Плюсы и минусы, однако, должны сохраняться, даже если возникает дисбаланс в одном поколении, он исправляется во втором. Сын (А) от мужа А и жены из В, не может жениться на дочери рода B, например. Довольно сложная и строгая алгебраическая логика явно используется, когда речь идет о браках двоюродных и троюродных [братьев-сестер], и так далее. Само собой разумеется, племя не знает алгебры, в терминах которой оно осуществляет свою деятельность. Они могут только сказать, что такой-то и такой брак возможен или невозможен. Здесь проявляется полностью окостеневшая структура, которая, как кажется, диалектически довольно невнятна.


163
Каждый человек, который рождается группе с зароком, обнаруживает себя в ситуации, когда обещания уже были даны от его имени. Он дал  обещание по доверенности, это было прежде чем он появился на свет. Порядковая алгебра Леви-Стросса становится понятной, как утверждает Сартр, в категориях обязательств, зароков, клятв, полномочий, прав и обязанностей, а также соответствующих церемонии и обрядов крещения, инициирования и т.д. Он называет эти структуры в той мере, в какой их не связывает внутренне  значимость, например, алгебра структур родственных связей, была интериоризирована и переработана группой: необходимость свободы. Эта необходимость представляет собой как раз инверсию практико-инертного, которое мы до сих пор изучали. Это то, на чем мой праксис отдыхает, она содержит, ограничивает и канализирует его. Это необходимый  трамплин для праксиса. Но сам праксис никогда не становится этой скелетной структурой. Группа поглощает инерцию для того, чтобы бороться против инерции. Эта активная пассивность является трамплином для праксиса на трех уровнях: власть (свобода-террор), функции (права-обязанности) и инертный каркас (структура).


164
Теперь структура имеет две грани. Это аналитическая необходимость и синтетическая энергия. Энергия составлена из производимой в каждом инерцией, которая образует необходимый трамплин для праксиса.


165
Отношения внутри структурированной группы, конечно, опосредованы взаимностью [взаимодействием].


166
Структура группы становится очевидной для ее участников в той мере, в какой группа становится квази-объектом для своих членов. Превращение группы в объект для своих членов не делает ее тотальностью. Она по прежнему остается тотализацией.


167
Через сам акт объективации можно увидеть, что единство из инерций не может производить само по себе никаких изменений, за исключением праксиса кого-то.


168
Если структура как форма объективизации функционального праксиса не растворяется в дальнейшей функциональной активности, она интериоризируется: агент реализует ее в самой своей деятельности на двух пересекающихся уровнях: во-первых, как работу, проделанную группой в своей собственной многоликой практике, для того, чтобы согласовать праксисы каждого в общей задаче или миссии, то есть, работу превращения самой группы в инструмент: во-вторых, как инерцию группы, которая также является его инерцией. Благодаря своей собственной приверженности к группе, которую он позволяет себе предположить в себе количественную оценку себя, количественную идентичность. Внешняя структура означает внутреннюю косность. Множественность заранее заданных отношений является одновременно антидиалектическим пределом праксиса и пределом, который ничем не определен, кроме самого праксиса.


169
Организованная тотализация обозначает и требует индивидуальные действия как функции, и представляет ее как власть и инструментарий. Человек, попадая в группу, уже осуществляет свою будущую тотализацию, как будто группа застолбила пределы его собственного поведения, и в этом контексте продолжает свою собственную обобщающую [тотализирующую] операцию.


170
Структура является совершенно специфическим отношением элементов взаимной связи: структура, как Сартр утверждает, (1) существует для каждого, и посредством каждого и в основе каждого отношения. Еще раз, структурное посредничество каждой связи есть в каждой, как единство интериоризированной множественности,  и нигде больше. Структурные взаимосвязи в группе теперь должны быть рассмотрены в отношении рефлексивной текстуры группы, рефлексивные знания группа в каком-то смысле имеет сама по себе. Другими словами, теперь возникают вопросы о «этическом» и «истинном» группы.

1) Использование глагола "существовать" транзитивно, так же как раньше в «Бытие и ничто».


171
Структура имеет двойной характер инертного объекта (исчисление, если рассматривать его в качестве скелета) и эффективная динамика актуализируется праксисом каждого и всех. Структурная идея имеет такой же двойственный характер.


172
Функциональные отношения определяют не только степень абстракции мысли, но и пределы ее применения: функциональная реляционная система одновременно является и инструментом для, и ограничителем того, о чем власть может думать. Действительно, структурная система, сформированая в ней в качестве обобщенной системы логических соотношений, говорит о том, что интеллектуальная точность логических принципов является лишь одной из форм лояльности глубоко укоренившимся предрассудкам рассматриваемой группы, то есть ко всей системе насилия-террора, обязательств-прав, функций, структуры, полномочий, инструментальности, которые характеризуют ее.


173
Реляционную систему скелетной структуры можно изучать по-разному, в зависимости от типа аналитико-синтетической рациональности, которую она способна выдержать. Но нужно быть осторожным, чтобы знать что и зачем ты делаешь. Схема родственных отношений – это конструкция. Это не мысль. Это кусок ручной работы под контролем синтетического знания, который себя никак не выражает. Диалектический разум поддерживает, контролирует и оправдывает все другие формы мышления, так как он эксплицирует их, помещая их на свое истинное место, и интегрирует их в качестве недиалектических моментов, находя их место в диалектическом контексте, их диалектической обоснованности.


174
Теперь давайте еще раз проведем анализ сферы действия и пределов диалектики, диалектическим рассмотрением структуры как системы и функции. Как следует отметить,  до сих пор  при исследовании мы не сталкивались с не принципиально новыми проблемами – зарок, землячество-террор-насилие, инерция взаимности и взаимность инерции, объективация того, что произошло в разных уровнях нашей спирали прогресса. На современном этапе истинно важный вопрос: какой тип существования или бытия характеризует согласованные действия организованной группы, в той мере, в какой она является коллективом, а не только множеством функций? Короче говоря, какой тип интеллигибельности определяет это действие? Что составляет его диалектику?


175
Мы видели, что группа не имеет никакого способа  действия, кроме как через лиц, которые ее составляют; и это возможно потому, что групповое действие существует в каждом отдельном праксисе как интериоризированое единство множественности. Пространственно, каждый индивидуальный праксис, как интериоризированое единство множественности составляет, то есть приносит в бытие, вездесущность множественности в определенном месте. В каждом отдельном  праксисе действие группы является вездесущным, везде то же самое, одинаково и здесь и там. Временно происходит аналогичная унификация множественности. Это влечет за собой также объединение множественности диахронических темпорализаций в общий синтез, которые больше не существуют в другом месте, только в каждой из них.


176
Как мы отмечали во введении, и как это имело место до сих пор, понимание диалектики само по себе является моментом диалектического праксиса. Так что на данный момент, наше индивидуальное осознание праксиса организации само по себе является упражнением в праксисе диалектики. Мы всегда будем иметь в виду, что наш акт понимания происходит в группе, в которой мы сами находимся, как и во всех других случаях индивидуального праксиса. Общинные предназначение для преодоления серийности и инаковости личных антагонизмов и одиночества образуется как таковое, когда усиливающееся внешнее давление серийности в каждом третьем создает каждый третий, как необходимость его свободного действия, составляет его праксис как общинный, то есть привести в бытие друг с другом членов группы, которые могут видеть ситуацию в целом с их точки зрения, согласовать опыт  в этой области, в пространстве и во времени, и так понимают, что условия возможности свободного еще скоординированной группы праксиса, и тем самым дают родиться группе. Фундаментальная ошибка говорить, будто группа была составлена из набора "индивидуальностей". Это верно лишь постольку, поскольку каждый человек, который составляет группу, делает это путем изменения себя через его интериоризацию других интериоризаций, схема которых уже была очерчена. Группа, таким образом составленная ее членами, изменяет каждого отдельного члена, который так поступает. Как входящий в группу или сообщество, индивидуум все взаимные отношения организованной группы актуализирует в качестве своего нового бытия, как свою новую социальность (отношения, которые по инерции он взял на себя в форме функций и полномочий, прав и обязанностей, насилия, террора и братства). Его существование не является более простой темпорализацией в плане органических потребностей. В этом смысле человек является создателем группы, тем, что простой отдельный индивидуум перерастает в  индивидуума, полноценного участника группы, и в то же время создает группу посредством организации своей области праксиса.



177
Группа как объект может попасть в поле зрения, тем не менее, из позиции снаружи группы.


178
Рассмотрим индивида, который охотится с группой. Он преследует и окружает. Организованный свободный праксис группы более широкий, более гибкий, более мощный, более однородный, чем его отдельный. Поле его праксиса является "рудником" этой чудовищной свободы. Но, является ли группа воспринимаемой индивидом как группа-объект, группа-субъект или как практический организм, в каждом случае общая цель, которую группа, кажется, преследует – это понять на практике направление, в котором группа выходит за пределы данности: и это практическое понимание индивидом цели группы само приводит его к превосходству группы.


179
Теперь мы должны осторожно заметить, что, в качестве наблюдателей группы из позиции не членов группы, мы наблюдали цель группы, хотя общую для всех его членов, но видную нам только через каждое [отношение] группа-индивид (который в зароке группе и структурирован в нее). В то же время, праксис каждого человека, который находится в зароке и структурирован в группу, не является понимаемым как простая сингуляризация праксиса группы.


180
Зарок, как выбранный самостоятельно предел свободы, это знак, что моя собственная свобода может обернуться против меня другими, постольку, поскольку она чужая для остальных. Модальность действия индивида, происходящих в этих рамках, часто ускользает от наблюдателя вне группы. Верность, предательство, братство-террор, как живущие в другой группе, мы знаем только извне, и мы можем легко попасть в ловушку, пытаясь следовать праксису, чьи внутригрупповые модальности зарока потеряны для нас, [хотя они] понятны с точки зрения индивидуума не-в-группе. Мы должны помнить, что мы должны сделать в этой точке с бытием-в-группе индивида, измененного своим зароком, то есть его интериоризации динамики и инерции его функции внутри группы. Эта метаморфоза, как мы уже говорили, не продукт гипердиалектики. Она представляет собой просто чередование в формах межиндивидуальных взаимноотношений.


181
Зарок является средством, создающим инерцию в группе, используя практическое, если не теоретическое понимание структуры взаимодействий. Таким же образом, праксис с зароком подразумевает практическое осмысление группы и зарока.(1)

1) Отец в пьесе Сартра "Altona", использует свое практическое разумение о взаимности группы для того, чтобы сохранить свою инертную неизменность зароком. Его почти  первое действие, он заставил поклясться семью на Библии. Он желает индуцировать зарок в группу, даже если отдельные ее члены не все понимают, связанные насилием-террором, что они дают согласие на метаморфозы, которые обязаны их настичь.

* «Затворники Альтоны» (итал. I sequestrati di Altona) — франко-итальянская чёрно-белая драма режиссёра Витторио Де Сики по одноимённой пьесе Жана-Поля Сартра.


182
Мы еще не нашли ключ к тайне кажущейся гомогенности индивидуального и группового праксиса. Как группа, которая настолько отличается от одного индивида, может производить согласованные действия, которые, кажется, отражают ту же основную структуру, как и у одного человека? Мы видим разделение и распределение задач, перегруппировки, централизации, и так далее. Как они возникают?  Иногда кажется, что они навязаны сверху, иногда необходимо давление на группу снизу.


183
Понятностью такого рода согласованных действий является рациональность командования-подчинения, в контексте всей проблемы управления-"механизма реализации", для обсуждения, уточнения, классификации, планирования, а также путь достижения соглашения и принятия решения "группы", и "техника" их практической реализации.


184
 Мы должны явно начать диалектически понимать диалектику администрации. Что такое диалектическая понятность соглашения? Мы прольем свет на этот вопрос, если вспомним характер вездесущности группы, о которой говорилось выше. При согласовании множественность идентификаций исчезает, постольку, поскольку понимание каждого подразумевает понимание всеми остальными. Все реализуются в каждом. Вездесущность становится взаимодействием единства. Это исключает в одном и том же движении множественность и идентичность. Мы согласны, они несогласны. "Они", очевидно, легко взаимозаменяемы. Каждый "он" или "она" может быть второй единицей. Говоря "мы" это коммутативности не является явным содержанием нашей единой взаимности. Соглашение в группе, основанное на взаимном единстве "мы", является одной из форм институциональной "истины" в качестве индивидуальной и групповой работы. Такое соглашение невозможно при определенных обстоятельствах, а также методы выработки соглашения между нами можно увидеть весьма неуместными для некоторых видов переговоров между ними и нами.


185
В практическом организме существует структура инерции: это позволяет нам использовать себя в качестве инструмента собственного праксиса. Но эта инерция не имеет ничего общего с инерцией свободы. Инерция свободы – это инерция, которая сама по себе образована свободой и ничем больше, а затем, во-вторых, делает недиалектичным момент дальнейших действий.


186
Окончательные границы действия обозначаются цепью материальных исторических обстоятельств, а не инерцией зарока, которую производит сам праксис. Это очень важно.


187
Это инертное отрицание, инерция, которая является продуктом праксиса, представляет собой, однако, непременное условие совместного действия. Именно [это подтверждает] то, что [связь] группа-индивидуум существует. Таким образом, диалектический праксис как посредничество между  частными лицами в группе и работой, или работой которую предстоит сделать, отличается от свободных одиночных праксисов лиц, не являющихся сгруппированными организмами, даже если они взаимодействуют в обоих направлениях, в той степени, в какой индивидуальный праксис человека-в-группе сразу сводится на нет, сберегается, и актуализирует индивида как силу и функцию группы, то есть организм как человека-в-группе.


188
Человек-в-группе, чтобы актуализировать себя в качестве сгруппированного человека своим собственным праксисом, производит сам, формируя себя в поле сил жестокого насилия, которые формируют и деформируют его гораздо больше, чем он [один] может реализовать. Тем не менее, этим "полем сил" является сама группа в постоянной тотализации, никогда не в тотальности, никогда не становящейся сверхорганизмом. Это "поле сил" – это просто согласованный праксис в-группе. Кроме того, такой праксис как "силы", безусловно, потерял прозрачность индивидуального праксиса. Как это произошло? Там нет больше никаких непосредственных взаимосвязей, а есть взаимосвязи, которые были сформированы и деформированы "группой". Над ними была проделана групповая работа.


189
Мы знаем цели, которые преследовались в зароке: речь шла о борьбе с нашей множественностью. Интериоризацией этой множественности, приведением ее к единству, принятием согласованных действий против множественности, и мы знаем также, что интериоризация множественности является постоянно недостаточной, вечно переделывается и снова неудачна. Права и обязательства, в группе с зароком, нацеливают себя на диалектический опыт и практическое сознание, как мой свободный выбор отчуждения свободы. Но это заявление адекватно только для угрозы впасть в множественность, которое удовлетворяется и отреагировано еще на уровне группы-в-зароке, не принимая во внимание организованной группы. Мы видели, что эта угроза может быть встречена на дальнейшем витке спирали, дальнейшее самоотчуждение моей свободы, изобретение еще одной формы инерции, а именно, путем преобразования группы-в-зароке (голых верность-предательство, насилие, террор, землячество) в постоянную организацию – если они достаточно постоянны, в институционализацию. Это пределы понятности новой трансформации, которую мы в настоящее время пытаемся разобрать.


190
Организованный праксис определяется пирамидой инерций, которую праксис сам создал, и которая теперь, кажется, представляет его, внутри и снаружи. Средства коммуникации в этом контексте являются лишь одним из примеров разделения внутренней жизни через институционализацию инерции, будь то в виде экстериоризации инерции внутренней, или интериоризацией инерции внешней  стороны.


191
Сейчас мы, в условиях промышленных комплексов, обдумаем группу как механизм, в свете человеческой инженерии. Группа как машина фактически является человеческим продуктом, но на общее функционирование организации группы не влияет существенно диалектический праксис. Есть только диалектически создающие люди, которые изобретают и производят своей работой то устройство, в котором они заключены. Согласованный организационный праксис – это одновременно праксис и процесс, он изначально состоял из праксиса, но не является составной частью праксиса.


192
Таким образом, мы видим конкретные формы в группе, которые были бы неизвестны одинокому человеку, если такой человек мог бы существовать: структура, функции, власть, и, в основном, зарок.


193
Бытие-в-общности может производить в каждом человеке новые отношения с другими, но не может преобразовать саму группу в интегрирующий и целостный организм. Группа остается множеством практических точек зрения, которые ее контролируют. Во всех ее формах группа захвачена этими праксисами как инерцией. Это результат неудачи в первый момент на пути к тотальности. Praxis не может помочь, но выходит за пределы этой инерции, то есть, он представляет собой постоянную априори возможность роспуска группы. Но мы помним, что группа это многообразие практических точек зрения ее членов, и это остается верным даже в тех случаях, через интериоризацию этой множественности, где это многообразие превращается в вездесущность.


194
Сартр стремится прояснить свою позицию путем сравнения и противопоставления с этой точки зрения, праксиса и процесса. Он утверждает, что они похожи в том, что:

 (I) оба диалектические
 (II) они определяются их движением и направлением
 (III) они преодолевают препятствия общего поля группы
 (IV) оба устанавливают свои границы от некоторой определенной начальной точки поля возможностей, которые позволяют прояснить значения их различий
 (V) оба представляют собой насилие, утомительную работу, вечный обмен и трансмутацию энергии.


195
Но они различны в том, что:

 (VI) Праксис раскрывается сразу по его завершению: будущее определение поля возможностей постулируется с самого начала проективным преодолением материальных обстоятельств: то есть проектом. В каждый момент времени действия, тот агент, который продуцирует себя в такую или подобную позицию, в сопровождении таких или подобных усилий с точки зрения нынешних данности, уточняет свою будущую цель. Этот праксис свободен потому, что в данных обстоятельствах, начиная с данной потребности или опасности, он изобретает свой собственный закон, в абсолютном единстве своего проекта, как посредничество между объективностью уже данного, и объективизации, которую еще предстоит произвести.

 (VII) процессы в человеческой группе не сравнимы ни с лавиной или наводнением, ни с индивидуальным действием. Они сохраняют все характеристики индивидуального действия, за исключением  свободного установления целей, так как они образованы направленными действиями множества индивидуумов. Но в то же время, эти характеристики получают в них модификацию пассивности. Каждая [из характеристик] "здесь" представлена как пассивность в действии, и подразумевает ту же пассивность во всех "местах" [ в вездесущности]. Праксис появляется в виде затухающего в другом месте.


196
Таким образом, происходит утечка в вездесущности процесса, воскресение множественности. Для деятельности другого, сколь бы затухающей и отдаленной она ни была, тем не менее существует эффект растворение инерции, которой она пассивно подвергается здесь, потому что эта деятельность другого, в настоящее время замещается, растворяется в деятельности прочих, для которых он другой, и это имеет место в других местах, везде; и если праксис, который необходим, чтобы растворить праксис в инерции, сам себя делает пассивным снова и только больше воспроизводит инерцию, моя собственная инерция растворяется деятельностью, которую я должен выполнять для того, чтобы производить и поддерживать эту инерцию.


197
В группе с зароком инерции, как общий праксис, всегда присутствует регенерированное и завуалированное посредничество между органическими действиями. В процессе групповой практической деятельности оно выступает как неуловимое и мимолетное событие. Во всем этом нет никакого вопроса о детерминизме, но диалектическое развитие понятно только с точки зрения инерции, которую множество агентов индуцирует в их собственных  согласованных действиях. В этом смысле, общий праксис постижим в той же модели, как индивидуальный праксис.


198
С другой стороны, процесс группы проявляется как нетотализированный объект, оживляющий движение, он не ощущается мною как нечто, исходящее от меня. Вернее, так: пока у меня есть мое бытие-вне себя-в-мире, я подчинен ей, я подвергаюсь ее воздействию.


199
Более того, процесс, который я претерпеваю, ощущается как объективная сила, которая находится вне меня, или будто я нахожусь снаружи от того, что посягает на меня. Но если каждый попадает в него, процесс предстает не как синтез темпорализаций, а как самостоятельная реальность в своем собственном праве, которая становится как-то распределенной по времени. То есть, процесс рассматривается как управляемый законом извне, и все проективные и телеологические структуры впитывается в него. Но, как ни странно, эта необходимость остается направленной, будущее остается прообразом, процесс сохраняет свою завершенность, хотя и инвертированный, делает пассивность и маскировку необходимостью. Понимание групповой деятельности как процесса встречается у многих социальных теоретиков и опирается на видение праксиса как процесса. У них процесс в группе представляет собой ориентированную пассивность, необратимость, подавленность инерцией в результате.


200
Групповой процесс, с определенной точки зрения, это постоянная реальность нашего опыта. Теоретики не изобрели его характеристики: у них есть только выбор, чтобы увидеть и изучать его с уровня полной неизвестности.


201
Это непонятность только на миг: это первоначальный внешний вид, который предлагают некоторые группы. Она становится понятной только тогда, когда она установлена в полном контексте его диалектики. Процесс является инверсией общего праксиса. Но это означает лишь тот момент, когда внутреннее воздействие группы на себя усиливается в борьбе против множественности, которая начинает грызть ее.


202
Если рассматривать процесс просто в мире, в отрыве от праксиса, который является ее фундаментальной истиной, он раскрывает новые аспекты для этого исследования, однако хорошо известные социологам: расколы и склерозы, бесполезные пережитки, местный износ, наслоения, гомеостаз, групповые тенденции, конфликты ролей и функций и т.д. Эта сторона процесса знаменует собой предел его понятности. Нужно войти в эту фундаментальную инертность со стороны, которая обращена к праксису, и увидеть его непрозрачность, если не совсем просвечивает, во всяком случае, некоторым образом делает его более понятным. Свет, который проливает интеллигибельность [попытка понимания] на процесс, заключается в раскрытии этого процесса-объекта как объектификации материальности зарока праксис-субъекта. Эта материальность группы есть нечто, чему ее члены подвергаются. Тем не менее, ее члены форсируют ее праксисом, подчиняя себя ему настолько, насколько они могут терпеть, и это форсирование в и через очень действенно.


203
Когда мы рассматриваем отношение праксиса к установленной инерции группы, необходимо напомнить себе, что свобода не является свободной деятельностью автономного организма, понятая как-то не в какой-либо конкретной ситуации, но что она, от ее истоков, есть завоевание отчуждения. Таким образом, свобода поддерживается, канализируется, ограничивается, внутри и снаружи, с помощью инерции и зароком и терпением. Абсолютный предел организационного праксиса – это органическая и практическая индивидуальность, поскольку именно она является конститутивным шаблоном, моделью.


204
Существует элементарная тождественность между индивидуальным действием и действием группы, действием группы и механическим воздействием, в этом органическом праксисе она устанавливает групповую организацию, структуру и процесс. И все же, в то же время, существует непреодолимое противостояние между механизмами группы и личностью.


205
Проблема в попытке полного понимания  начинается с этого: какой группа должна быть в своем бытии, если она выступает, близко по своей сути, предназначенной свести на нет индивидуальный праксис и индивидуальные цели, и все же таким образом, чтобы он мог продолжаться и реализовать ее собственные общинные цели, как развитие целей, свободно выбранных практическими организмами, которые взяли на себя обязательство перед ней [группой], постольку, поскольку они являются свободно диалектически существующими?




 1. Единство группы приходит со стороны окружающих, и согласно этой первичной форме единства группа существует как альтернатива


206
Как на членов серии, группа покушается на них как эрозия серийности, как непосредственное проявление, которому они подвергаются. Группа создает видимость практической тотальности в душе внешних, серийно не сгруппированых.


207
Это поверхностное проявление группы как тотальности для тех, кто находится за ее пределами, возникает также внутри группы, посреди несхожести (быть другим для другого), интериоризацией каждым членом группы той  объективации группы, которая видна для других вне группы. Структурой этого воплощения является сущность отдельного индивида, и настоящая сущность всех в целом. Мы видим это в отношении воинствующих членов партии к самой партии. Этой сущности не было, однако, она организована членами партии внутри и для себя. Он не понимает этого в рефлексивном единстве организованного действия, которое имеет непосредственной целью тотализацию группы. Он делает это посредством внешних других,  в качестве руководящей схемы его отношений с группой других.  Товарищи по партии для воинствующих активистов не необходимы в прямом взаимодействии. Ценность всех является пустым знанием, предметом веры, полученным в соответствии с предложением навязанной инерции, интериоризирована в абстрактной клятве, и вновь проявляется в стереотипных действиях, или в близких структурах, стремящихся к стереотипии. Активист пытается привязать, как "несчастный случай" к материи, каждое частное обстоятельство к Партии как к значащей тотальности. Партия – это тигель для переплавки каждой частной реальности в несущественные.


208
Праксис воинствующего, впрочем, образован посредничеством внешнего другого между личностью в-группе и группой-как-объектом-для-внешнего-другого, интериоризированной внутригрупповым субъектом, и посредничеством этой интериоризированной группы-объекта между индивидом в-группе в качестве агента и внешнего другого как объекта своего действия.


2. Внутри группы, развитие посреднического взаимодействия создает единство практического сообщества как вечную детотализацию, порожденную стремлением к тотальности


209
Ложным обязательствам внутренней жизни, в результате которых группа составляет для каждого анти-субъективную субстанцию, бытие которой определяется  в одно и то же время инерцией и обязанностями по отношению к нему, должны быть противопоставлены истинные обязательства внутреннего взаимодействия, даже если для этого также необходимо чье-то посредничество.


210
Во внутреннем бытии-группы, новое состояние понятности появляется в поле зрения через третьего внутри этой группы, в отличие от третьего – другого вне группы, чья интериоризация группы-объекта и реинтериоризация этой интериоризации каждым членом группы придает группе внешний вид объективной тотальности, только что описанной.


211
В зароке, который считается диадическим, каждый берет на себя обязательство оставаться прежним, но  единство такой двойственности неотвратимо детотализируется двумя тотализирующими себя центрами. Теперь давайте усилим это мнение с точки зрения третьего.


212
Рассмотрим А и В в общем действии, тотализирующих себя обоюдно с группой и в группе, с помощью взаимодействия, опосредовано внутри и через группу. В группе третий исключен из диад, но по прежнему регулирует их. Для каждого человека в диаде происходит интериоризация диады как квази-объект тотальности, через интериоризацию интериоризации диады как объекта для третьего. Но третий, в свою очередь член диады, а А и В первой диады тотализируют диады, которые в настоящее время состоят из C и D, и так далее. Таким образом, существует включение и исключение, тотализация, детотализация, ретотализация, интериоризация, интериоризация интериоризации и интериоризация интериоризации интериоризации. Третий может быть мной, вами или им: я, как другой, он, как и я, вы, как он, интериоризация его или ее мной. Ее интериоризация его и меня: его интериоризация ее интериоризации им и мной, все это лишь небольшое указание на бесконечного сжатия, которому интериоризированные другой-для-другого подвергаются во внутреннем мире группы.


213
Будучи-в-группе, внутри нее, проявляется двойной провал, которому каждый из них дал свое согласие: бессилие выйти, и бессилие быть интегрированым: бессилие распустить группу в себе, или раствориться в ней. И этот двойной провал является самой основой практической единства, что является абсолютной противоположностью онтологического единства.


214
Тем не менее, единство группы существует, в той мере, в какой инерция каждого человека посвятившего себя [идее группы], есть также в каждом. Это инертное бытие кажется зазубренной линией инертных взаимосвязей, в которой моя собственная свобода становится другой при посредничестве другого, и является средством получения практической дифференциации. Это бесспорно, инерция, тем не менее, лежит в основе практической организации, и существует только в праксисе. Эту организацию, чтобы она была понятной, нужно рассматривать как практическую дифференциацию. Но ее также можно рассматривать с точки зрения праксиса, который предполагает ее вынести за скобки; тогда группа превращается в набор инертных средств, а его практическая организация превращается в скелетную структуру отношений, поддающихся обработке с помощью порядкового исчисления, и групповые события рассматриваются только как процессы. Возможность такого представления, кроме того, дана в неотъемлемой структуре всех сообществ.


215
Глубокое противоречие на всех уровнях в том, что реальное единство – это согласованный праксис, а не сокращение инерции. Как мы уже видели выше, практическое единство является абсолютным противоречием онтологического единства. Вторая причина для иллюзии единства группы в качестве инертной тотальности была также [описана] в общих чертах, а именно, что группа, для других-вне-группы, а также для других групп, предстает как живая объективная тотальность, и интериоризация группой ее бытия-для-других и даже своего бытия-для-других-для-других (1) приводит к подобию тотализированного единства, которое представляет собой реально бесконечное сжатие интериоризированной группы в другую-для-других, в результате чего группа, как это бывало, пытается реализовать себя в тотализированным единстве для себя самой. При этом, однако, она просто делает себя, как интериоризацию другого для коллектива других, протестуя против собственного невежества.

1) Сартр, как представляется, имел дело с тем, что я назвал мета-мета-мета перспективой, даже перспективой четвертого уровня:



  р = человек в-группе
  o = человек вне группы
  G = группа

  или:

     p -- > G                /        o -- > G
     точка зрения p на группу         /  точка зрения o на группу
     p -- >(o -- > G)                / o -- >(p -- >(o -- > G))
     точка зрения p на точку зрения o на группу  / точка зрения o на точку зрения p на точку зрения o на группу
     -------------------------------------------------- ---------------------------
    p -- > (o -- >(p -- >(o -- > G)))
    точка зрения p на взгляд o на взгляд р на взгляд o на группу

 или: p -- > G     /      o -- >(p -- >G)
      p -- > (o -- >(p -- >G))   /    o -- >(p -- >(o -- >(p -- >G)))
           p -- >(o -- > (p -- >(o -- >(p -- >G) ) ) )

  (См Laing, 1961, цит. Соч.).



216
Зарок, мои обязательства перед группой моего собственного будущего, является матерью всех институтов, но какие преобразования должны произойти до того, как организация становится иерархическим институтом? Теперь, основой террора является то, что группа не может иметь унитарный онтологический закон, который она утверждает для себя в своем праксисе. Эта несуществующая тотальность является своего рода пустым интерьером. Это неизлечимое недомогание, как это было, у всех групп. Например, в качестве поклявшегося члена организованной группы я выполняю функцию, скажем, я исполняю иностранную миссию от ее имени. В праксисе это выполнение миссии сразу же дает мне возможность предательства или опасение обвинения в предательстве и возможно изгнание. Но внутри группы, регулирующие и регулируемые действия каждого в качестве третьего, интегрирования каждым третьим и интеграции каждого третьего, устанавливает возобновляемое исключение, круговую последовательность изгнаний для всех и для каждого внутри самой группы, даже без формальных коалиций и союзов. Я понимаю, что в моих отношениях с третьим  мое напряжение имманентности-трансцендентности как истина наших человеческих отношений, и эта истина в том, что я не могу по-настоящему никогда быть полностью в группе, или, по крайней мере, что мое бытие-в не должно быть понято в наивном виде содержимого в контейнере. Мое бытие-в-группы есть то, что [понимается как возможность] исключить-принять, регулирующий-регулириемый для третьего, и в процессе моего изгнания я большее время нахожусь внутри. Регулирующим актом для каждого третьего является одновременно заступничество и отделение [от группы]. Мое отдельность от других как третьего переживается как своего рода инерция, и это усиливает зароковую инерцию, в которой я клялся сам.




217
Свободная индивидуальность является единственным средством для достижения, и единственным препятствием на пути к становлению организованной группы. Мы увидим вскоре, что только в праксисе и через праксис, который в дальнейшем создает инерцию в группе, затем организованная группа начинает свое самопреобразование в институт. Это воскресение серийности еще раз в самом сердце единства, на новом уровне. Организация становится институтом, организованная личность становится институционализированной личностью, опосредованные взаимодействия организованной группы становятся серийными связями третьих, которые находятся в изгнании. И этим усилением неорганического внутри группы является именно ее борьба против неорганического, против растворения, дисперсии, смерти.


218
  Именно на этом уровне, который определяется институтом, или, чтобы сохранить нашу ведущую нить, [можно сказать] что определенные практические потребности в организованной группе дают новый онтологический статут в существующей институционализации.


219
В живой [на данный] момент группе, человек-в-группе  не является несущественным, так как он одинаков у всех, то есть дисперсная множественность группы отрицается праксисом единства. Каждый является носителем одинаковой сущности. Но в деградированных группах, каждый становится несущественным по отношению к его функции.


220
Группа претерпевает две основных трансформации при переходе от организации к институту:
  I. Превращение опосредованного взаимодействия, изложенных в отношении организованной группы с зароком в новую форму институциональной серийности.
  2. По мере того как организация превращается в суверенный институт, власть, которая проигрывает человека в его подчинении этой новой форме серийной импотенции, предъявляет институциональные рычаги власти.


221
Эта последняя трансформация поднимает проблему интеллигибельности институционализированной иерархической системы власти.


222
Институт, возрождая серийность и беспомощность, должен освятить власть, чтобы гарантировать ее неизменность законом. Его авторитет основывается на инерции и серийности. Иерархия институциализированной власти не является ни праксисом, ни процессом. Институт представляет собой искусственную унификацию сериализованной множественности. Суверенность это растворение, и синтетическое воссоединение внешней неорганической пассивности в органическое единство его регулятивного праксиса. Его авторитет является индивидуальной реинкарнацией, на этом новом уровне, группы-внушения и свободы-террора.


223
Противоречие суверенности в том, что она и поддерживает институт своим праксисом, и что этот праксис сам по себе является произведением инертной вечности институциональных отношений.


224
Можно попасть в ловушку, исходя из состояния массификации, где отсутствие связи стало фундаментальным отношением, и обобщать оттуда, не видя этой массификации в ее диалектической понятности.


225
Единственное ограничение господству одного человека над другим – это простая взаимность, а именно, вся полнота господства каждого над каждым из них. Это исходное отношение, когда оно живо вне любого института, возвращает основание каждому человеку как абсолют над любым другим человеком вообще. Этот принцип взаимности – это суверенитет. Концентрация власти в институционализированном суверенитете сводит на нет прямое взаимодействие путем централизации власти, а также представляет собой дальнейшее отчуждение уже косвенного опосредованного взаимодействия организации.


226
Тем не менее, органический праксис остается, несмотря на все маски, единственной конечной модальностью действия. Когда я подчиняюсь приказу, моя свобода разрушает себя добровольно и раздевает себя, обнажается в желании актуализировать здесь, в мышцах, в моем теле как работу, свободу другого. Это свобода другого есть, будь то в другом месте, в другом, или жива мной, что обозначено моим действием. Это негибкое отсутствие и абсолютный приоритет, везде, [где] интериоризирована инаковость – всюду, за исключением, конечно, того конечного Другого, который, иначе чем все [думает] в точной степени, что только он имеет право быть самим собой.


227
Таким образом, институт, как материализации посредничество между людьми, которые становятся пассивными, устанавливает институт человека, как посредничество между своими собственными институтами. Суверенитет является рефлексивным синтезом мертвых праксисов. Через безусловные верность, уважение, страх, поклонение, только в нем сосредоточены верность-террор как борьба против серийности. Суверенитет не навязывает свою власть ни организованной группе, ни бессильной серии. Он эксплуатирует инерцию отношений. Его власть не основывается на принятии, но принятием его власти является интериоризация бессилия отказаться от него. Новая форма отчуждения приходит в поле зрения через эту окаменелую серию институционализованных людей, когда институциональная группа вступает в контакт с различными сериями из людей не-в-группе. Воплощение суверенитета группой происходит, когда цель, преследуемая суверенными [становится] поистине общей целью группы. В этот новый момент опыта эффективность действий группы на бессилие и дисперсию его объектов (серии как дополнение к группе) опосредуется суверенными, поскольку конечная цель группы воплощается в его целях, так что он и институт едины. Я и есть Государство.


228
Мистификация в основе этого рассеянного суверенитета в забывании о том, что серийное бессилие является необходимостью свободы, и полагая, что воплощение Государства в суверенитет, или суверенитета в Государство, это нечто большее, чем достигнутое фантомное единство застывшей сериализованной массы.


229
Реальный индивидуальный праксис всегда подозрителен любому члену сериализованной массы, и с точки зрения институциональной мистификации он должна быть разрушен.  Однако праксис остается,  как трансцендентная свобода. Фундаментальный характер институционализации, ее серийная импотенция, разделение и материализация, суверенитет и сериализованная масса, на самом деле показывают, через изучение до полной понятности, после де-мистифицирования, дальнейшую форму отчуждения нашей индивидуальной свободы.



3. Диалектический опыт тотализации: уровень конкретности, место в истории


230
Группа образуется путем более или менее глубокого растворения дискретной множественности в единстве согласованного праксиса. Цель этого праксиса можно определить только с точки зрения: (I) других групп, с посредничеством серий или без него, (II), искусственных обстоятельств, с посредничеством другими группами или без него, и (III), [работающей материи] (matiere ouvree), с посредничеством
серий и групп или без него.


231
Праксис группы во внешнем мире, ее объективизации себя, показывает три основные характеристики.

 I. Новые и унифицированные практические реалии в социальной и физической материальности, составляющих ее практическое поле, создаются, когда группа действует вне себя самой. Изменения в других группах может быть прямыми или не прямыми. Так как поле деятельности группы является синтетическим единством практической тотализации, и является таким для каждой группы, проявляется, даже на расстоянии, в другой группе как неспособность к тотализации ретотализации своего собственного поля, является постоянной угрозой радикальной переделки всех внутренних референций в своей собственной системе. Это дает основание для не прямого изменения, которое может произойти без каких-либо непосредственных действий одной группы на другую.

2. С помощью этого изменения группы, синтетические достижения этой группы обязательно отчуждены. Армия побеждает, и все же просто само присутствие побежденного провозглашает поле битвы поливалентным, лишающим объект всех однозначных и неоспоримых значений. Любой объект, подготовленный группой, в каком-то смысле сам является многомерным. Общее поле представляет собой многомерную возможность отсутствия безопасности. Это посредничество между предметной областью и группой не приводит к историческому скептицизму, но это не означает, что интеграция этих множественных значений может быть достигнута только в перспективе, которая позволит обеспечить интеграцию всех групп, то есть, в исторической в перспективе.

Многообразие групп дает нам множество темпорализаций. Диалектика различных темпорализаций дает нам концепцию диахронизма [diachronicity]. Последствия войны 1914-1918 годов во Франции и Германии показывают, шаг за шагом синхронное отчуждение ее результатов в обеих странах. когда новое поколение в обеих странах истолковало победу или поражение иначе, чем их отцы, и эти тотализации были одинаково чужды друг другу.

3. Групповые штампы снаружи с инерцией – это желание подавить в себе, и тем самым актуализируют эту инерцию внутри себя. Клиент, как серийный объект, должен быть обработан, но для того, чтобы манипулировать клиентом, продавец манипулирует собой. Серийность, таким образом, может быть представлена в двух измерениях. Вертикальное: иерархическая группа, манипуляции манипуляциями; и горизонтальное: внешняя серийность из манипулируемых [manipulanda].

Когда человек-из-группы действует на человека-вне-группы в качестве серийной массы, момент его полной объективности как человека-для-себя  замещается в другой-для-другого  – это не реинтеризируется как чистое преодоление состояния диалектического действия. Он застывший в своей позиции, и его манипуляции с другим не позволяют ему  полностью осознать то, как другой воспринимает его.


232
Сейчас мы находимся на пороге достижения диалектического опыта и схемы, адекватной понятности исторической конкретики, но в настоящее время мы имеем перед собой только формальное и абстрактное. Индивид как абстрактная реальность находит свои первые более конкретные характеристики отчуждения в практико-инертном, и эта материальность, эта недиалектичная плотность бытия, дала ему повод придумать социальность. Эта социальность  – работа, выполняемая человеком для людей, группами для групп и серий. Она становится насилием, формирующим отчуждение свободы, и насилием над  этим насилием.


233
Изучение различных структур, в порядке возрастания сложности, показало нам продолжение повторного возникновения инерции в группе, сначала в качестве свободного насилия свобод против себя, чтобы найти общее бытие в обоюдно создаваемой инерции. Это то, о чем Сартр говорил, о свободе как необходимости. С этой точки зрения, эта необходимость, создается самой свободой, без принуждения, под давлением обстоятельств возрастающей срочности, и в тени дефицита становится самой движущей силой в спирали инерции. Необходимость превращается в агента экстериоризации   интериоризированной инерции группы с зароком по созданию институционализированных отношений, до устава собственно институционализации, в свою очередь создает условия и средства дальнейшей повторной интериоризации. Последствия диалектического опыта показывает нам, что суверенитет как агент окаменения является следствием, а также существенным фактором, увеличение серийности, но что эта серийность не просто формальное развитие инерции зарока в материальных условиях, которые требуют этого. Группа, как множество взаимодействий, над которым была проделана работа, является продуктом людей, а не данностью природы, но необходимость свободы подразумевает постепенное отчуждение свободы необходимости.


234
Коллективы не основываются на опыте, который мы оставили им в абстрактном виде. Серия, собственно, всегда в дальнейшем работала на рекурсивные мистификации, и массовости в своего рода мистифицированном синтезе квази-неорганической материальности. Она несет на себе бренд или отпечаток практического единства окаменевшей группы, которая работала над этим.


235
Но группа, чтобы понять это, опираясь на свои глубокие корни, создается проектом обнажения работы несмотря на [worked-matter*] ее нечеловеческую силу посредничества между людьми, чтобы вернуть ее в общество каждому и всем, и в попытке найти практическое поле (вещи и коллективы) путем свободного согласованного праксиса.


*
Более точное значение термина Сартра "worked-matter" можно найти в книге 'The Cambridge Companion to Sartre', автор Christina Howells.


236
Проект формирования группы в конкретных обстоятельствах повлечет за собой эрозию мистифицированной и массовости серийности. Это будет проект вырывания человека из устава инаковости, которая делает его продуктом своего продукта, чтобы превратить его в своего собственного производителя и продукта.


237
Потребность и дефицит, в тени импотенции серии, это отрицательные возможности группы. Группа представляет собой возможный способ существования, как инструмент и как свободный контекст для свободных человеческих отношений. Начиная с клятвы, зарока, люди создают группу, делая себя человеком-группы. В этот момент группа возлагает на другого его новое рождение. Таким образом, группа – это в то же время наиболее эффективный инструмент для освоения материала поля в тени дефицита, а также согласованние чистой свободы для освобождения людей от инаковости.


238
Существует, таким образом, фундаментальный принцип взаимности между группой и серией в интериоризации группы в серию, и интериоризации серии в группу. Обе стороны этого взаимодействия  являются основной проблемой революционной партии. Существует нечто от осмоса* в этой диалектической трансмутации. Серии заражают группу со своей пассивностью, которую группа интериоризирует и либо превращает ее в инструмент для своего собственного выживания, либо разрушается ею.


*
осмос — процесс односторонней диффузии через полупроницаемую мембрану молекул растворителя


239
Мы уже коснулись некоторых странных явлений, которые могут возникнуть в ходе этой диалектики – тех миражей тотальности, псевдо-синтезов, фантомных единств, и таких псевдо единств внешней серии, как например, потребителей. Эта диалектика групп и серий, как мы уже видели, в свою очередь устанавливается праксисом. Это двойной цикл.

 (1) Первый цикл является статическим. Структура и направления деятельности группы определяются характеристиками серии, из которой она была выбрана. Инаковость и пассивная деятельность используются в качестве инструментов действия. Ритм производства (например, движение машин) является инструментом производства.
 (2) Второй цикл это вечное движение, которое деградирует рано или поздно в группы-в-действии, и заставляет их опускаться до серийности.


240
Этот последний цикл без какого-либо наперед заданного закона. Он не имеет четкого порядка следования. Группа-в-слиянии может сразу раствориться в серийности, или пройти через стадию группы-в-зароке, чтобы стать институтом. Так же возможно, институт может возникнуть непосредственно из серийного коллектива. Именно этот двойной цикл, статический и динамический,  доказывает в возобновляемых отношениях на всех уровнях всех социальных конкреций, что институты это конечный момент диалектического опыта, и, тем самым, конкретной реальности социальности.


241
Этот конкретный момент опыта реинтегрирует все абстрактные моменты, которые мы достигли и преодолели один за другим: он помещает их обратно в сердце реальности в их конкретной функции. Во-первых, свободный праксис изолированного индивида теряет свой подозрительный характер Робинзона Крузо: это не абсолютно одинокий человек. Одиночество является своеобразной структурой социальности. В исторической тотализации, реальное исчезновение изолированного индивида в интересах Другого, или коммунальной личности, или функции, происходит на базе органичного праксиса как основы диалектики. Мы никогда не встретим изолированного индивида, разве что косвенно и негативно как относительный момент основ диалектики, то есть, как фундаментальное отсутствие какой-либо онтологической гарантии группового единства, о чем свидетельствует, например,  изгнание человека из группы, или в парадоксальная цель растворить огромное множество лиц в культе личности.


242
Если изолированный индивид является абстракцией, то коллективы, которые до сих пор изучались, не менее абстрактны. Пасторали некоторых антропологов об обществе находятся на одном уровне с типом мифа о Робинзоне Крузо, который является таким проклятием для них. Они не понимают, что "общество" их дискурса также абстрактно, как экстраполяция понятия "индивид", которое рассматривается вне контекста, то есть, не в его конкретной реальности. Группа без серии и серии без группы являются абстракциями. Цикл преобразований между сериями и группой исключает, как мы отмечали выше, любой априорной закон последовательности. Но a priori есть необходимость, чтобы было вечным двойное движение перегруппировки и окаменения. Основной вопрос Сартра, однако, был не в том, что эмпирически на самом деле делается или не делается, или имело или не имело место в тех или иных исторических конкретных обстоятельствах, а в понятности [intelligibility], что могло, может, возможно, произойдет.


243
На данном этапе мы можем спросить, есть ли среди социальных реалий, которые мы изучали до сих пор,  специфический устав для определенных реалий, чье настоящее единство будет проявляться как связь внутреннего мира между множественностями группы и серийными множественностями. Мы помним, что серийность вплетается в неорганическую материю определенного поля, которое мы назвали практико-инертным.  Историческое производство групп порождает новые формы социальных областей. Действие группы на серии, например, производит "массу". Сейчас, возможность социального класса представляет собой новый тип социальной реальности, заданной взаимопроникновением различных множественностей. Были ли все они уже были описаны?


244
Бытие-класса (рабочий класс девятнадцатого века французского капитализма – это главный пример Сартра) является определяющим серийности импотенции постольку, поскольку оно квалифицируется и определяется практико-инертными требованиями. Естественное и отрицательное отношение работника к машинам – его необладания ими, мистификация свободного договора, тот факт, что работа становится враждебной силой для работника, его серийная дисперсия и антагонистические взаимодействия на рынке труда, все это характеризует ситуации, напоминающие серийность и практико-инертность.
 

245
Тем не менее, этот серийный устав из практико-инертности не может произвести классовой борьбы, если постоянная возможность растворения серии не были даны каждому из них. Первое и абстрактное определение этого единства было дано классовым интересом, как отрицательные возможности судьбы, когда мы говорим: "Никто из нас не хочет, чтобы это случилось с нами".


246
Однако преобразование класса в чистые группы без примеси серийности на любом уровне, никогда не реализуется, даже в революционный период. Группа труда [syndical фр.] является типичной организованной группой, которая становится институциональной и суверенной. Даже анархо-синдикализм требует рабочей элиты. Рабочий класс в моменты его максимально возможной "Солидарности" включает в себя группы-в-слиянии, группы-в-зароке с взаимной лояльностью, и инертную серийность, в некоторых секторах, глубоко пронизан преследующими единство группами-в-зароке, институционализированными организациями, и даже институтами.


 247
Теперь, наше рассмотрение наших абстрактных возможностей проводится так, чтобы мы могли лучше представлять вопрос о интеллигибельности конкретики. Есть ли трудности в установлении интеллигибельности рассматриваемого класса конкретно? Это слишком сложно, чтобы быть понятным? Давайте посмотрим на это внимательно. Социальный класс проявляется одновременно согласно трем уставам:
 
 (I) институционализированные аппараты
 (II) группы (частично еще сериальные, частично организованные) смешанных групп и групп-в-зароке
 (III) серии, с отпечатком производственных отношений с законами практико-инертного поля, установленными другими классами.


248
Эти три устава, объединенные в универсальной схеме, дают нам тройную историческую реальность  движения рабочего класса девятнадцатого века. Но в этой встрече группы как диалектики, созданной  праксисом, и серии, как анти-диалектики к праксису, и группы, где мы достигаем самых пределов понятности, и даже если формальная понятность этих диалектических определений допущена, возможно ли понять взаимные преобразования ее практических условий, или осложнение слишком велико?


249
Сартр утверждает, что если мы исследуем условия возможности индивидуального понимания, мы увидим, что ответа нет. Первое, что необходимо для исследователя (в предположении, что у него есть необходимая информация, и т.д.) это достичь понимания регулирующей роли третьего. Он должен:
 (I) иметь представление о свободном праксисе группы - трансцендентность, сберегающая возможности преодоления;
 (II) понять проект другой группы в ее единстве для себя;
 (III) усвоение, в новом понимании, условий преодоления как определение сердца группы. То есть, условия прежних преодолений рассматриваются в совершенно новом свете проекта, который преодолевает эти условия.


250
Уникальный предел понимания находится здесь не в сложности объекта, а в положении наблюдателя. Это означает, что понимание определяет двойную объективность: его собственную и той группы, которая является его объектом. Но это ограничение принципа и факта никоим образом не уменьшает понимание. Наоборот, если диалектика проекта понимания другого проекта не основывается на догматизме, она должна быть получена как практические отношения между свободными организмами в конкретной ситуации. Это как организм расположить в такой ситуации, которую я исследую, через мою собственную ситуацию как обработку моего собственного проекта, понимание других, и влияние этого понимания на собственное положение в своей собственной ситуации.


251
Когда праксис группы-в-зароке является концентрированным выражением общепризнанных намерений каждого человека, мы можем понять диалектику множество проектов, зачастую антагонистических, каждый из которых преломляет частичные значения внутри действующих одновременно групп тотализацией. Группы-в-зароке пронизаны возобновляемым сопротивлением регулятора-третьего в сердце каждого взаимодействия в группе.


252
Структура командно-подчиненного-единства институциональных групп является попыткой решить эту проблему, и праксис-в-слиянии является вечным переизобретением группы в и через третьих. Единственное различие в понимании цели, достигнутой праксисом, и процессом, который аннулирует достижение цели, в том, что последний не имеет автора. Но разве это отсутствие автора ограбления анонимного праксиса значимо? Является ли это просто эпифеноменом, антропоморфной иллюзией? Процесс, лишенный смысла, часто принимается за позитивную истину так называемой человеческой деятельности. Но аналитическая причина с положительной точкой зрения  есть отрицательный предел созидательной диалектики.


253
Теперь, в приведенном выше Сартр изучил праксис наиболее подробно на уровне группы-в-зароке, и это было лишь частичное изучение. Праксис, рассматриваемый более конкретно с точки зрения класса, влечет за собой, как мы видели, различные уровни для класса праксиса и инерции, дисперсию инаковости, общее поле для другого класса.


254
Каковы практические возможности внутри серии для воскресения праксиса, когда каждый практический организм, всегда непостижим и скрыт отчуждением и серийностью, кружит в цепях инаковости?


255
Должен быть предусмотрен новый тип праксиса, чьи унитарность и диалектика темпорализации, начиная от цели, которую нужно достичь, развиваются в единстве многомерного взаимодействия между разнородными структурами, из которых каждая содержит другие в себе. Или, если кто-то хочет более наглядно, действие свободного практического организма распределено по времени в пространстве п измерений.


256
Праксис остается формирующим, но с необходимым противоречием, что число их размерностей вступает в конфликт с неспособным к преодолению свободным органическим праксисом, как генератором формирующим диалектику.


257
Процесс – на этом уровне, является неопределенным существованием тотализации, понятной со стороны, который не может быть ни чисто диалектическим развитием свободного праксиса, ни обобщением тотальности, ни необратимым и незначащим рядом определений во внешней стороне, но по причине той же неопределённости, представляет себя в качестве абстрактной возможности объединения всех этих характеристик.


258
 Было бы абсурдно обосновывать процесс, это слияние смысла и бессмыслицы, чтобы дать позитивное содержание этого абстрактного предела понимания, и подавить противоречия опыта при рассмотрении человека с точки зрения Бога. Процесс строго связан с ситуацией через агента. Ситуация определяет его негативно их ограничениями, и может быть нет вопроса о постижении этого, выходя самому из ситуации по отношению ко всему. Нет никакого способа интегрировать проект социальной множественности, за исключением индивидуализирующей схемы.




B. Выводы: человек в классовом обществе


259
Человек является практическим организмом, живущим с множеством подобных организмов в поле дефицита. Но этот дефицит является негативной силой, которая определяет каждого человека и каждую частную множественность как гуманную и бесчеловечную реальности в одно и то же время.


260
Каждый человек, например, в той мере, в какой он рискует потреблять продукт первой необходимости для меня (и для всех остальных),  он рискует стать, как говорят, слишком-много-для-одного*. Он угрожает моей жизни до такой степени, будто он мой двойник: он становится тогда бесчеловечнее постольку, поскольку он человек. Мой вид становится чужеродным видом.

*Прим. переводчика: one-too-many - так говорят об алкоголиках, идиома в англоязычных странах.


261
Благодаря взаимодействию и взаимозаменяемости я обнаруживаю в области моих возможностей такую возможность, как быть самому объективно сделанным другими в слишком-много-для-одного, или как бесчеловечная форма гуманизма. Праксис другого, понятный и угрожающий, это то, что я должен уничтожить в нем. Но это праксис, в качестве диалектической организации средств для удовлетворения потребности, проявляется как свободное развитие действия в другой, и мы знаем, что это такая свобода, как моя свобода в другом, которую мы должны уничтожить, чтобы избежать риска смерти, а она является исходной точкой связи между людьми посредством материи. Иначе говоря,  интериоризация дефицита как смертельные отношения человека к человеку и есть само достижение за счет свободной диалектической трансцендентности материальных условий, и в этом уверенная трансцендентная свобода проявляет себя и как практическая организация области, и как свобода другого, которая должна быть уничтожена, как анти-праксис и анти-ценности.


262
Насилие это действие свободы на свободу при посредничестве неорганической материи. Свободный праксис можете напрямую разрушить свободу другого, или ограничить ее, как это бывало, мистификациями и хитростями. Насилие также может быть действием против необходимости отчуждения или осуществляться против собственной свободы или свободы другого, для того, чтобы предотвратить возможность падения в серийность. Насилие, будь то в отношении против-человека, против брата, как свобода уничтожения свободы, как террор-братство и т. д., дурно в каждом случае взаимного признания свободы и отрицания (взаимного или однозначного) свободы посредником инерции внешней стороны.


263
На уровне классовой борьбы мы имеем дело с угнетением и эксплуатацией, и во всех подобных действиях, Сартр выделяет три абстрактные модели человеческих действий – индивидуальных, групповых, и праксис-процесс – так что можно увидеть точно такое же развитие, как например, угнетение и эксплуатацию как праксис и процесс. Необходимо также принять меры предосторожности при определении режимов рациональности, которые человек использует, растворяя аналитические причины в основе диалектики, или в понимании цикличности преобразований и превратностей праксиса и показывая его отчуждение на всех уровнях, как ряд первичных потребностей, которыми однажды введена в заблуждение жертва и фундаментальные основы.


264
Можно представить себе логически и формально такую вселенную, где практические множества не разделяются на классы. Но если они существуют, то необходимо выбрать, как их определять, либо в инертных условиях, как слои общества и без единства, без инертной компактности геологических трупов, или как перемещение, изменение, отступаяющие, неуловимые, и тем не менее реальные, единицы, вытекающие из положительной и отрицательной практической взаимности с другими классами. Сартр выбирает гипотезу о двух классах в отрицательной взаимности конфликта.


265
Единством класса является цикличность движения посредничества, так что собственная серийность, несмотря на ее отдаляющую инаковость, становится посреднической связью между институциональным и группами-в-зароке.


266
В последнее время имущий класс нашел новую стратегию мистификации (фальсификации и изменения свободы) путем нео-патернализма и человеческой инженерии. В условиях интеллектуального идеализма аналитических резонов буржуазии работник должен повторно изобрести повод, чтобы выступить против буржуазно-интеллектуального критерия истины. Мелкобуржуазный интеллектуал и пролетарский интеллектуал, они оба, конечно, могут увековечить различные мистификации по собственному желанию. На определенном уровне абстракции, конфликт классов выражается в конфликте рациональностей.


 267
Наука до сих пор была буржуазным предприятием. Нет ничего особенно диалектического в ее форме рассуждений, и, кажется, в этом нет необходимости. Но совсем другое дело, когда наука сама становится той человеческой сценой, которая находится под вопросом. Здесь диалектика ограничена борющимся практическим сознанием угнетенного класса. Она должна быть трансцендентна созерцательной истине практической и эффективной единицы, трансцендентна атомизированной и массифицированой истине (например, серийно согласованной) синтетическим единством боевой группы.


268
Это практическое понимание рабочего является "объективным менталитетом" рабочего класса постольку, поскольку оно изобретено крайней необходимостью и необходимым отрицанием суб-культуры. Интеллектуалы, которые говорят с ними, это предатели угнетающего класса. Только понятность человеческих отношений диалектична: и эта диалектика, в конкретных исторических условиях, истинность которых основана на дефиците, должна проявляться в антагонистическом взаимодействии между классами.


269
Борьба, на индивидуальном уровне, кажется двуплановой темпорализацией взаимодействия. Здесь нет, строго говоря, своего рода интимного отрицания в сердце этого монстра, каждый раз разрушающего и мистифицирующего другого, каждый из которых стремится обезоружить свободу другого, и сделать его своим бессознательным соучастником, каждый признает суверенитет другого только для того, чтобы иметь возможность относиться к нему как вещи?


270
Если возможно расшифровать это антагонистическое взаимодействие у людей, может ли это быть сделано с помощью праксис-процесса классов? Как только праксис теряет осознание цели и средств, это влечет за собой цели и средства своего противника, а также средства противодействия этому враждебному праксису – он становится слепым, перестает быть праксисом, но становится бессознательным пособником других действий, которые   переполняют его, манипулируют им, отчуждают его, и разворачивают его против своего собственного агента как враждебную силу.


271
В некотором смысле, фундаментальная интеллигибельность борьбы представляет развитие диалектической понимания: это означает, что обязательно праксис каждого противника определяется в зависимости от его собственной объективности для другого – в атомизированной, массифицированной или сериализированной толпе, которая окружает нас, наша реальность как субъект остается абстрактной, так как наше практическое бессилие парализует нас, и наша реальность как объект находится в другом.


272
Субъект-объектные отношения создают переменное напряжение, и, хотя это не обязательно выражается в дискурсе, это сразу же создает взаимно антагонистический праксис. Я понимаю врага, начиная с объекта, которым я являюсь для него, то есть от моего понимания моей позиции в качестве объекта-для-него, и другого как субъекта.


273
Борьба предполагает взаимное признание каждым следующего: признание действия другого, начиная с неорганической реальности условий, в которых находится другой: признание собственного действия против другого, начиная от своих инертных и материальных условий, которые являются точкой отправления; каждый человек должен постигать понимание другого.


274
Борьба является единственной человеческой практикой, которая реализует экстремальным путем отношение каждого к его существованию-как-объекту. То есть, диалектическая понятность проекта заключена в его понимании проекта другого. Есть два свободных проекта, две трансцендентности трансцендентности. Человек есть то существо, которым другой человек сводится к состоянию ненавистного объекта. Трансформация другого в не-человеческий объект – человека и уничтожение человека – это нечто данное как взаимная абстракция.


275
Праксис борьбы, таким образом, дается в случае каждого человека как его осмысление своего бытия-как-объекта. Борьба как взаимодействие является функцией взаимного понимания. Если один из противников перестает понимать, он становится просто объектом манипуляций другого. В борьбе каждый человек – это отрицание отрицания, стремится не только выйти за пределы своего собственного бытия как объекта, но и ликвидировать другого, для кого он является объектом, и тем самым компенсировать его объективность. Таким образом, антагонистическое отрицание постигается в каждом виде конфликта. Происходит скандал, он признается, что другой сводит на нет мое отрицание его отрицания – в признании того, что он признает меня своим вечным носителем детотализации моей тотализации его.


276
Скандал не в простом существовании другого, но в том, что подверглось насилию или угрозам болезненное восприятие каждым человеком другого, как слишком-много-для-одного через интериоризацию дефицита. Под рубрикой интериоризированного дефицита рациональность праксиса каждого становится рациональностью насилия. Здесь, насилие не является простой, наивной жестокостью человека, но это реинториоризация каждого, которую можно понять из условного факта дефицита.


277
И, наконец, что такое рациональность понимания борьбы третьим? Может ли он реализовать своим посредничеством трансцендентное и объективное единство положительных взаимодействий? Здесь мы подходим к началу нашей следующей задачи, истории как таковой. Для истории – это тотализация всех практических множеств и их борьбы, и степень ее интеллигибельности – это диалектический предел праксиса-процесса различных практических структур и различных форм активных множественностей, которые лежат между ними.


278
Но это история, которую мы можем только сейчас, пожалуй, начать рассказывать.