Город без Бога. Предисловие

Солнце для всех, а пляж- только для тех,
 кто это заслужил (с) Cidade de Deus


    Ты знаешь, что такое Город Бога? Это в Бразилии, далекой и жаркой, где мы вряд ли когда-то побываем.Город Бога- выселки Рио-де-Жанейро, так называемые фавелы - бараки, куда в свое время свезли тех, кто не особо вписывался в общую картину блистательного мегаполиса, над которым каменный Господь раскинул свои объятья. В Городе Бога жили и живут нищие, вынужденные промышлять торговлей наркотиками, проституцией и грабежами, а то и убийствами.Несмотря на романтическое название, не самое приятное место, но, с другой стороны, для живущих в нем это действительно подарок небес- дешевое, хоть и неказистое, жилье, подобие мало-мальски достойной жизни, обеспечение чистой питьевой водой. Местные люди, в большинстве своем, прекрасно осознавая незавидность своего положения, сохраняют в себе сострадание и понимание к окружающим, пусть иногда в совершенной дикой и непривычной для нас, "цивилизованных белых людей" форме.В Городе Бога, среди грязи и преступлений, есть надежда - смешанная с пылью и запахом рыбы, она лежит на дорогах, проникает сквозь щели в стенах, она везде, куда бы ты ни пошел, она живет в людях этих трущоб. Это надежда на завтра, которое будет лучше, чем сегодня, ожидание чего-то доброго, что, возможно, никогда и не случится. Наверное, это она помогает выживать, а некоторым, пусть и немногим она помогает вырваться из фавел и построить другую жизнь, подальше от этого места, жизнь, где Город Бога можно просто вспоминать, без особого желания туда вернуться. Выбраться из этих трущоб тяжело, невероятно тяжело, но возможно, если очень-очень захотеть и сильно постараться.Только вот Город Бога из тебя не выберется уже никогда.

    Город без Бога совсем другой. На самом деле, он не один-единственный, их много. Они раскиданы в каждой стране Непобедившего Социализма, маленькие, неуютные, неприветливые.Там нет надежды.Там нет Бога. Город без Бога ненавидит своих детей, презирает сам себя, задыхаясь в гнили и безысходной тоске, ему некуда расти, ему тесно и он медленно отравляет сам себя продуктами собственного разложения.В этом городе ты понимаешь. что тебе некуда бежать и негде спрятаться, тебе никто не поможет, потому что жители его, измордованные безысходностью, всеобщей агрессией и некачественным алкоголем, давно уже уподобились зверью и разорвут на части любого, если им покажется, что так надо.
В Городе без Бога есть своя местная элита, здесь даже проводятся псевдорадостные и псевдогламурные мероприятия под развесистыми лозунгами "Поздравляем  с ###годовщиной, родной Город!", "Да здравствует наш дорогой и уважаемый ...!", "С праздником межсезонья, дорогие горожанки!" и тому подобными. Там давно уже разучились испытывать искреннюю радость, и потому местные власти очень любят устраивать бравурные шествия из пяти школьников и трех бродячих собак по увешанной китайской мишурой потрескавшейся Центральной площади, которая, в общем-то и не в центре, да и на площадь не особо тянет.Вечером этот торжественный парад покажут по местному телеканалу на фоне полуторачосовой речи не вмещающегося в экран телевизора Лица, горожане дружно матюкнутся  в адрес тех, кто "Страну развалил", и пойдут спать.Золотая молодежь города выйдет в подъезды, выпьет все той же дешевой водки из пластиковых стаканчиков, покурит всякого-разного, и отправится на приключения.Если все обойдется хорошо, к утру никто из них не попадет в кутузку или больницу, хотя, попадание это тоже не худший вариант- о нем можно долго и со смаком рассказывать знакомым.Самое страшное в Городе без Бога- это тоска и безделье, ибо даже в заблеванном местном "стакане" больше жизни, чем в окнах домов.

     Я пишу сейчас, а руки дрожат и сердце предательски колотится.Я столько всего написала за свою жизнь, и не представляла даже, как тяжело будет писать об этом проклятом родном месте.

Этот город уникален - находясь в нем, проходя по его пустым центральным улицам, глядя на обшарпанные стены, вдыхая запах бензина, плесени и сырости, ты чувствуешь бесконечную, ноющую тоску, ощущаешь ее всем телом, она душит тебя и от этого хочется плакать, навзрыд, как в детстве, когда мама куда-то ушла и ты вдруг впервые понял, что такое одиночество в толпе. Здесь никто тебе не поможет, всем плевать, как ты себя чувствуешь и что у тебя случилось, у жителей Города без Бога есть один общий инстинкт- добить того, кому плохо, и почувствовать себя лучше, хоть ненадолго.Да, здесь рады чужому горю. Конечно, не в открытую и негласно, но рады; когда случается горе в семье того, у кого было больше денег или власти, или что-то неладное происходит с местной знаменитостью - горожане с мстительным удовлетворением будут долго пережевывать событие на кухнях и в магазинах, радостно-печальная весть сплотит их на какое-то время, а потом забудется, до следующей новости о смерти директора чего-то или выкидыша у дочки такого-то. Этот город не терпит "инаковости", приезжих тут вычисляют моментально, а местным какое-либо отличие от привычных стандартов просто не прощают. В Городе без Бога нельзя выделяться ничем- ни одеждой, ни поступками, ни мыслями - он не простит тебе этого, испепелит ненавидящими взглядами, сожрет зловонными сплетнями и поставит в угол, заткнись мол, не вякай. Ишь, выпендрился, думаешь, лучше всех тут? Все в одном дерьме сидим, не рыпайся.

 А уж если не послушаешь да посмеешь дальше рыпаться....





I. Все как у людей.

Валерка не любила летние субботы. По субботам мать устраивала стирку, а это означало, что весь дом переворачивался вверх дном, в огромную кучу в коридоре собиралось грязное белье за неделю и стиралось в старой машинке, а мать бегала раздраженная и покрикивала на Валерку и сестер, чтоб пошевеливались быстрее. А Валерке не нравилось, когда кричали. Она любила, когда зимними вечерами мама смотрела телевизор, и можно было забраться к ней на колени и засыпать под скучные диалоги из фильмов. Увы, сегодня на дворе был июль, и была именно суббота. Горячую воду, как всегда, отключили, мать истопила баню во дворе, и после стирки вся семья собиралась помыться. Еще один повод не любить субботу летом. После дневного мытья в бане мать не выпускала дочерей играть на улицу, чтоб не испачкались снова, а что может быть мучительнее, чем сидеть дома летним вечером!! Валерка хныкала, пыталась выбраться во двор, из-за чего в результате получался грандиозный скандал – мать кричала, что она не рабыня стирать целыми днями, она и так устала с ними тремя и хочет, чтоб все было «хоть немного как у людей». Валерка не понимала, что такое «как у людей» - гости к ним в дом не приходили, играть с другими детьми ей и ее сестре не разрешали - только самая старшая сестра, Оля, могла приводить домой подруг или ходить к ним в гости, чем вызывала дичайшую Валеркину зависть.  Загадочное «как у людей» Валерке не нравилось – исходя из происходящего, ей казалось, что те самые люди все время сидят на диване и не шевелятся, чтобы не испачкать одежду, не шуметь и не сердить мать, и мысли о такой жизни вызывали в пятилетнем ребенке чувство уныния и тоски, хотя она не знала, что ее ощущения так называются. Она просто понимала, что летняя суббота, старенькая стиральная машинка с грязной водой и дым во дворе, наполненном светом, вызывают в ней желание лечь на пол в самом дальнем углу комнаты и тихо-тихо лежать там,  чтобы мать не злилась и не кричала, какая Валерка «паскуда» и «тварь» - что означали эти слова, девочка даже не догадывалась, но мать выкрикивала их, когда злилась на дочь, если та капризничала или чем-то мешала матери. В таких случаях, видя, что мама сердится, девочка очень расстраивалась, пугалась  и начинала плакать, на что мать сначала угрожающе шипела «ааа ну заткнисььь…не сссмей выть!!!», вызывая в Валерке еще больший ужас и заставляя расплакаться двух Валеркиных сестер, а потом, под аккомпанемент всеобщих рыданий и шмыганий носами, надрывно призывала к неведомому «господу» и кричала, что ее это все «задолбало», а после выскакивала на веранду со словами «Руки на себя наложу!». В такие моменты Оля выбегала вслед за ней, Валерка, икая, рыдала в углу, а Кира, что была на два года старше, ревела рядом, всхлипывая «Все из-за тебяяяяяяя!!!» Дети не особо представляли себе, каким образом мать может наложить на себя руки и что в этом плохого, но было очень страшно. Спустя какое-то время Оля заходила в дом, успокаивала младших сестер, бьющихся в истерике, уводила их в другую комнату и укладывала спать, или давала свои старые игрушки. На следующий день все было хорошо, мать снова улыбалась и дети старались вести себя тише воды, ниже травы, чтобы она снова не побежала на веранду. Но, увы, иногда игрушки у одной оказывались интереснее, чем у другой, или кто-то из младших не хотел мириться с поражением в игре, девчонки ссорились, и, если рядом не было Оли, чтобы развести их по углам или помирить, мать снова устраивала бурю  с загадочными «паскуда», и «чтоб вы повыздохли!».
Валерке не хотелось, чтоб было «как у людей». Ей хотелось играть, болтать с друзьями о мультиках, которых в их доме почему-то не смотрели, и поэтому она часто не поминала, о чем говорят ребята в садике. А садовским детям было скучно с Валеркой, которая не знала, кто такие Том и Джерри и играла в машинки, потому что у нее не было модной тогда куклы Барби. Другие девочки в садике всегда казались Валерке такими недостижимыми и прекрасными, как сказочные принцессы. Они-то наверняка не сердили своих мам и не «выли». У них были красивые косички и яркие платьица, в то время как Валерку и ее сестру Киру всегда коротко стригли, потому что матери было некогда заплетать их по утрам, и носили они чаще всего то, что осталось от старших двоюродных братьев и сестер. Девочки в садике не любили играть с Валеркой, а мальчики не брали ее в игру, потому что она девчонка. Чаще всего девочка рисовала за столом одна, а во время прогулки на улице сидела в беседке и рассматривала облака на небе, или бродила по двору. Во дворе всегда было много интересного, и Валерка любила прогулки – ведь дома ее на улицу не отпускали. Да, девчушка очень хотела быть как все- играть со сверстниками, ходить на дни рождения, ездить на море, которого она никогда в жизни не видела – но у нее не получалось. Что-то в ней было не так, ей было неинтересно играть в куклы, на не умела плести косички, как другие девочки, и выглядела она совсем не как маленькая принцесса. Уже в этом нежном возрасте Валерка понимала, что  не похожа на сказочную фею, которой мечтает быть каждая девочка, потому что она, Валерка, просто некрасивый ребенок: нос картошкой, маленькие непонятного цвета глазки, толстые щеки, нелепая стрижка а-ля «под горшок». А хуже всего было ее имя. Она была единственной Валерией в садике и от души ненавидела свое имя, потому что дети постоянно дразнили ее «мальчик в юбке», что для ребенка было страшнейшим оскорблением. При своей внешности Валерка и правда мало напоминала девочку, и хуже всего было то, что они ничем не могла ответить всем этим красивым мальчикам и девочкам с их красивыми, правильными именами. Дома ее учили, что драться нехорошо, поэтому оставалось только уходить подальше и плакать в углу, мечтая о том, что однажды она, Валерка, вырастет, станет такая же красивая, как Оля, отрастит длинные волосы и будет всем говорить, что ее зовут Виктория. Она еще не знала, что ее покойный папа очень хотел сына, наследника, и их с сестрой назвали Кирюхой и Валеркой, чтобы все думали, что в семье растет два мальчика. Только старшей дочери, Ольге, было позволено не стыдиться того, что она девочка. Только она носила звучное женское имя и длинные волосы. Мать все время беспокоилась о том, как одета старшая дочь, ведь «она уже девушка». О себе Валерка никогда не слышала таких слов от матери, даже когда выросла и поняла, что красота и очарование, присущие молоденьким девушкам, прошли мимо,  оставив ее все такой же несуразной пародией на женщину, с узкими глазами и носом-картошкой.
С возрастом пришло к Валерке и чувство вины. Отец так хотел сына, они с матерью были уже немолоды, и он умер вскоре после ее рождения. Она была третьим, последним ребенком, надеждой, которая так и не оправдалась. Ведь семье нужен наследник. Ведь что же люди скажут, если в семье одни дочки. Ведь должно же быть как у людей.