Золушка из Зазеркалья 3

               
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

НОЧНЫЕ ПЕСНИ


               
Цыганской дорогой

Расставаться с добрыми друзьями, даже если познакомился с ними совсем недавно, не хочется. Но как ни крути, а Синди нужно было отправляться в тётино поместье, так что через неделю они с Волком начали собираться в дорогу.
С Винсентом Вудом пришлось попрощаться в доме, потому что он не мог двигаться из-за сломанной ноги.
- Как неудачно всё получилось, - удручённо повторял Вуд. – Я пообещал Дольманну сопроводить тебя до самого замка Ла Баров, а сам вынужден сидеть сиднем из-за проклятого лубка!
- Не огорчайтесь, дядя Винни, - успокаивала его с улыбкой Синди. – Наоборот, всё получилось как нельзя лучше. Представьте только, что вы не успели бы отскочить той ночью в сторону. Мне пришлось бы оплакивать близкого человека. Как бы я потом посмотрела папе в глаза, зная, что из-за моей глупости погиб его друг?
- Ну, уж, глупость… Скажешь тоже! Я ещё не видел таких смелых девчонок, как ты. Отец может тобой гордиться. Пусть только попробует этого не делать! И всё-таки, глупо…
- Не переживайте, - махнула рукой Синди, и глаза её лукаво блеснули. - Теперь у меня есть провожатый.
- Твой провожатый – глупец, - проворчал Вуд. – Почему он отказывается ехать на коляске?
- Не надо было так гнать по дороге сюда, - ответил лениво Волк, прислонившийся к дверному косяку. – Меня всё время тошнило от этой тряски, так что теперь я лучше пешком эти двадцать километров протопаю.
- Я бы тоже с вами потопал, да вот… Ну, идите уже, а то обед скоро. Стойте!
Вуд протянул Волку кожаный шнурок, на который были нанизаны когти Лесного Кота.
- Это тебе, Вольфганг, на память, - усмехнулся лесник. – Я достал твоё бывшее оружие из спины барчука.
- Спасибо…
- Не за что. Пусть они и дальше хранят тебя. А теперь прощайте.
Вуд остался у камина, а остальные вызвались проводить путников до развилки.
- Чтоб быстрее дойти, - напутствовал их Кортес, - идите не трактом, а напрямик, цыганской дорогой. За каштановой рощей поверните направо, потом через балку, за пригорок, а уже там шагайте по просеке, прямо через сосняк. Цыгане всегда туда поворачивают, чтобы быстрее через центр провинции проскакивать. На тракте-то каждый перекрёсток дорожный патруль сторожит, а офицеры цыган недолюбливают, контрабанду у них ищут. Запомнили? Каштаны, балка, пригорок, просека. За сосняком пойдёт лиственный лес, через него выйдете к излучине Керзона, там есть мост, а оттуда уж до замка графини рукой подать.
- Спасибо, господин управляющий, - поблагодарила его Синди.
- Зря на коляске не поехали, - покачал головой Никас. – Я бы вас с ветерком прокатил!
- Не надо! – вздрогнул Волк. – Тише едешь – дальше будешь.
- Скажи, что сам прокатиться хотел, - ухмыльнулся Гефа.
- А что плохого?
- Ты подковы у этой лошади видел? Кстати, приведи-ка её ко мне в кузню, я сразу все четыре подправлю.
- Ой, старая клуша! – спохватилась Берта, протягивая Синди узелок с пирожками. – С утра пекла и чуть не забыла! Там есть с капусткой, морковкой и печенью.
- Спасибо, тётя Берта.
- Ешьте на здоровье, детки, - прослезилась кухарка и закрыла лицо передником.
Берта за прошедшую неделю несколько раз подменяла Синди, валившуюся с ног после круглосуточного бдения у постели Волка. Несмотря на то, что он быстро выздоравливал и набирался сил от наваристого бульона и неповторимых оладий Берты, время от времени у него кружилась голова. Другой бы после всех приключений старался отлежаться, а Волк, наоборот, стремился побыстрее встать на ноги, расходиться, заставить тело работать в полную силу. Вот только меры он не знал, не чувствовал ещё, когда надо остановиться и дать себе отдых. В итоге Синди несколько раз приходилось звать на помощь Никаса и Дункана, чтобы перенести Волка в гостиную с заднего двора, где он тренировал мышцы поднятием тяжёлых поленьев.
Синди, в свою очередь, помогала кухарке обихаживать новоявленного хозяина Кифервилля. Томас Кифер не выглядел истощённым, и раны от когтей на его спине заживали на удивление быстро. А вот с рассудком у наследника барона было не всё в порядке. Он не помнил того, что с ним происходило последние десять лет. Томас был уверен, что его свалила какая-то болезнь, и из-за неё он много дней был в беспамятстве. Едва очнувшись, он спросил, где его родители, при этом вид у него был крайне смущённый и даже напуганный. Хорошо, что в этот момент рядом оказалась Берта, которую он сразу узнал. Пожилая женщина успокоила его, как могла, сказав, что родители отправились в путешествие за море.
Кортес сначала обрадовался тому, что молодой барон очнулся и разговаривает, но до него быстро дошло, что разум парня не рос вместе с ним.
- Какой прок с детины, у которого мозги пятилетнего пацана? – сокрушался Кортес. – Он же только и умеет, что ложкой поесть да на горшок сесть. Придётся мне при нём управляющим оставаться. Теперь надо прошение писать, чтобы новых слуг нанять. Сиделка нужна, горничные, да и доктор бы не помешал…
- Ему сейчас учитель больше нужен, - твердил Вуд. – Пока мозги не ссохлись, надо его подучить немного. Нельзя же дворянину оставаться пустоголовым!
- Так-то оно так… Да ведь не дозволят в министерстве лишние траты делать. Скажут, выбирай - или учитель, или доктор. Но учитель только барону нужен, а доктор мог бы всех лечить.
Но Волк, присмотревшись к Томасу Киферу за неделю, прошедшую с ночного побоища, понял, что парню не нужны ни учитель, ни доктор. Здоровья у него было хоть отбавляй: заметив, как Волк тягает поленья, Томас решил, что это увлекательная игра, и шутя поднял такую колодину, что все открыли рот. А учитель, по его разумению, уже через месяц махнул бы на всё рукой и начал пропадать на рыбалке, потому что у парня не было способности к запоминанию. Они с Дунканом потратили целый вечер на то, чтобы научить Томаса играть в подкидного дурака, но на следующее утро он уже не мог отличить короля от валета. Синди тоже попробовала заниматься с Томасом, используя обструганные палочки. Сначала он осилил счёт от одного до пяти, но уже к вечеру с трудом мог сосчитать до трёх. Даже если учителя этот случай заинтересует, и он убьёт пару лет на обучение Кифера простейшим операциям с цифрами и чтению, то тонкостей управления поместьем с сотней крестьян и ремесленников ему не осилить никогда. Кортесу придётся и дальше командовать делами Кифервилля.
К счастью, Томас Кифер от природы был беззлобным и доверчивым. Он моментально привязывался к любому, кто проявлял о нём заботу, а уж если человек делал это с доброжелательным видом, то навсегда становился его лучшим другом. Волк это вовремя смекнул и старался держаться по отношению к Томасу нейтрально. А вот Синди, не задумываясь о последствиях, возилась с парнем, как с младшим братом, и теперь, когда до юного Кифера дошло, что она покидает дом, он внезапно опечалился и притих. Возможно, такие эмоции пойдут ему на пользу, сделав разум более зрелым, но Волк не поручился бы за это. Он уже пожалел, что они не вышли из Кифервилля ранним утром, пока Томас спал.
- Ну, что ж, - сказал Кортес взявшимся за руки Волку и Синди. – В добрый путь! Не поминайте лихом…
Волк посмотрел на Синди. Ясные серо-голубые глаза глядели на него с нежностью, и он сжал ладонь девушки, давая понять, что он рад шагать с ней по одной дороге. Они, не оглядываясь, пошли по тракту, смоченному ночным дождиком, и сосны расступились перед ними, пропуская их к грядущим приключениям.


                *   *   *

- Жалко Томаса, - сказала Синди, когда они свернули с тракта и разлапистые каштаны скрыли от них усадьбу Киферов и дорожную развилку, где по-прежнему стояли глядящие им вслед управляющий и его работники.
- Да, - согласился Волк, - ему бы царя в голове…
- Я не об этом, - объяснила Синди. – У него был такой несчастный вид, а глаза мокрые от слёз.
- Я бы тоже плакал, если бы с тобой пришлось расстаться, - признался Волк, и девушка улыбнулась в ответ.
- Правда, хорошо, что мы вместе идём? – спросила она.
- Я бы всю жизнь так шёл, - ответил Волк. – Хоть на край света.
Синди остановилась и заглянула ему в глаза. Коричневые глаза, в которые она мечтала наглядеться все последние месяцы, светились добротой и уверенностью. А ещё там были лукавые искорки, которые она привыкла видеть в глазах Лесного Кота.
- Мы целую неделю были с тобой рядом, но почти не говорили по душам, - сказала Синди. – Я знаю, кто ты, но совершенно не знаю, какой ты.
- А кто я? – поинтересовался Волк, у которого было хорошее настроение, располагающее к беседе в шутливом тоне. – Я ведь и сам этого толком не знаю.
- Ты Вольфганг, наследник династии графов Кюри, чьи земли лежат на Западном берегу, - сообщила Синди. – И ещё ты Володя Волков, бас-гитарист группы «Зеркало». Твоё лицо почти не изменилось, разве что похудело, и пара родинок добавилась. Но какой у тебя характер, какие привычки, что ты любишь – это всё для меня загадка.
- Ты хочешь узнать меня? – улыбнулся Волк. – Спрашивай, я буду рассказывать. Времени у нас много, и мы сможем растянуть удовольствие взаимного узнавания на всю жизнь.
Синди счастливо улыбнулась и спросила:
- Кого ты видишь во мне?
- Ты очень похожа на девушку, которая мне нравится. Я знаю её чуть дольше, чем тебя, и, наверно, не очень глубоко изучил её характер, но кое-какие черты Маши в тебе можно узнать без труда.
- Раньше она просто делилась со мной мыслями и опытом, - призналась Синди, - но теперь мы сроднились и чувствуем одинаково. Даже если она покинет меня, я навсегда останусь другой. Я стала смелее, увереннее, больше стала понимать о жизни. Наверно, люди становятся такими, когда взрослеют, но у них это занимает больше времени.
- Лесной Кот тоже обогатил мой опыт, - улыбнулся Волк.
- Но в тебе ведь нет ничего от Вольфганга Кюри?
- Я в его теле, - напомнил Волк. – И надеюсь, что и часть моей личности останется в его сознании. Будет очень обидно, если, распростившись со мной, парень станет таким же неразвитым, как Томас Кифер.
- Это было бы несправедливо, - кивнула Синди. – Вольфганг и так настрадался в своей жизни. Наверно, будет правильно, если мы навестим его отца. Он должен знать, что его сын жив.
- Есть одно обстоятельство, - покачал головой Волк. – Ведьма, которая заколдовала его, украла перстень с гербовой печатью. Теперь нет никаких доказательств, что Вольфганг – носитель фамилии своего отца. Разве только у графа хорошая память, и он найдёт на этом теле какие-то особые приметы. Может, родинки или шрамы. Только ведь прошло с тех пор двадцать лет, да и с телом произошли такие радикальные изменения, что за это время и шрамы могли исчезнуть.
- Мы должны попытаться, - настойчиво повторила Синди.
- Вот ещё одна Машина черта, - улыбнулся Волк. – Её трудно переубедить.
Синди засмеялась, и они зашагали дальше.
Местность лишь отдалённо соответствовала описаниям Кортеса. Балка сплошь заросла ольхой и с трудом угадывалась среди густого подроста. Пригорок был на месте, но затянутая травой дорожка охватывала его не с одной, а с двух сторон, поэтому было совершенно непонятно, по какой из них нужно идти, чтобы выйти к просеке.
- Что-то я не пойму, сколько лет назад был здесь Кортес? – проворчал Волк. – Похоже, что он не выбирался из поместья с тех пор, как наш приятель Томми попал в дурную компанию демона.
- Пойдём по левой? – спросила Синди. – На ней как будто травы меньше.
- Попробуем, - согласился Волк. – А с отцом вы к тёте по какой дороге ездили?
- Мы туда из столицы добирались, так что в этой местности я впервые.
- Ну, ничего, - решил Волк. – Нам ли в лесу плутать? Ты с лесником всё детство провела, а я вообще Лесной Кот. Идём налево!
Но левая тропа вывела их не к просеке, а к заросшей бурьяном и болиголовом лесной прогалине, которая метров через двести утыкалась в стену сосен.
- Господин Кортес перепутал цыган с белками, - догадался Волк. – Другим существам по этому бору перемещаться противопоказано.
Синди тихонько хихикнула, но на её лице всё отчётливее проступала неуверенность. Девушка закусила губку, а через минуту, когда они были на середине прогалины, спросила:
- Может быть, нужно взять правее, и тогда мы выйдем к той дорожке, что огибала пригорок с той стороны?
- Давай попробуем, - кивнул Волк. – А ещё лучше будет вернуться к холму и уже оттуда идти по той тропе.
Так они и сделали. Однако правая тропа оказалась ничем не лучше левой. Она обогнула прогалину стороной и через полчаса вывела путников на старую гарь, за которой блестело лесное озерцо. Тут тропа совсем растворилась в буйных зарослях папоротника и кипрея.
- Дикое местечко, - сказал, оглядываясь, Волк. – Хотя следы пожара говорят о том, что человек тут бывал.
- Наверно, костёр камнями не обложили, - предположила Синди. – Папа и дядя Винни раз и навсегда научили меня правильно вести себя в лесу. Я на всю жизнь запомнила, что нужно выкладывать каменное кольцо, чтобы огонь не разбегался по траве вокруг.
- Вопрос – кто не обложил, - поднял брови Волк. – Почему-то мне кажется, что цыгане не разожгли бы костёр как попало. Они всё время кочуют по одним и тем же стоянкам, поэтому не должны так пакостить.
- Наверно, ты прав, - кивнула Синди.
Они продрались через густой кипрей и вышли на прибрежную лужайку. На ней уже не было пней и коряг со следами старого пожара, и место смотрелось вполне живописно. Особенно притягательно выглядела береговая линия. Луг заканчивался небольшим откосом, который скатывался к воде. Состоял он из крупнозернистого песка, как и дно озерца. Через прозрачную воду было видно, как у ровного розового дна тучами пасутся крупные пескари.
- Ой, - всплеснула руками Синди, - сколько их много! Как жалко, что нет удочки… Я с удовольствием поудила бы рыбку!
- Любишь рыбачить? – удивился Волк.
- В детстве мы с папой и дядей Винни часто это делали, но потом они увлеклись охотой, а стрелять мне не нравится.
- Я могу вырезать тебе удочку, - предложил Волк.
- М-м… - улыбнулась Синди. - Это так соблазнительно… Но нам нужно идти. До поместья целый день ходу. Может, когда доберёмся, удастся порыбачить.
- У тёти большое имение?
- Да! Она, всё-таки, графиня! Там и пахотных земель хватает, и сады во всех трёх деревушках имеются. Есть виноградник в полмили длинной, мельница, большой пруд с форелью и окунем. А с запада между её и соседними владениями течёт с Кырымского кряжа широкая речка, Керзон называется. Так вот в ней, говорят, можно не только форель поймать, но и осетра!
- Ух, ты! Хорошо там, наверно, живётся. Земли богатые.
- Наверно, - светло улыбнулась Синди. - Но самое главное – для меня это второй дом. Тётя Литиция, Сильвестр и Лили - такие же родные люди, как папа. Они никогда не отвернутся и не бросят в беде, и им можно доверять.
- Останешься там, пока отец не вернётся? – спросил Волк.
Синди бросила несколько мелких камешков в воду и немного помолчала, наблюдая, как по идеально гладкому водяному зеркалу разбегаются круги. Волк вежливо дожидался ответа, любуясь её прекрасным профилем.
- Знаешь, иногда мне кажется, что жизнь никогда уже не будет такой, какой была раньше. В детстве всё было так спокойно, мирно, безоблачно…
- Так бывает, когда человек взрослеет, - объяснил Волк. – Проблемы быта, работа, отношения с другими людьми – это всё не по-детски сложно и хлопотно. Мы уже вполне годимся для того, чтобы жизнь портила нам нервы, свивала нас жгутом и подкладывала свинью.
- Не надо про свиней! – вздрогнула Синди, но тут же лукаво улыбнулась. – Лучше про пирожки с капустой. Хочешь пирожок тётушки Берты?
- Если ты составишь мне компанию, - прищурился Волк.
- А как же! – засмеялась Синди, а потом предложила серьёзным тоном, - А давай теперь всегда всё будем делать вместе.
Волк подошёл ближе и без раздумий окунулся в серо-голубые родники её глаз. Девушка замерла, её губы приоткрылись, словно она что-то хотела сказать, но передумала. Волк склонился к её лицу, ткнулся носом в пшеничную чёлку, выбившуюся из-под косынки, и полной грудью вдохнул её аромат. Синди, не зная, как себя вести, робко взяла его за локти. Волк улыбнулся и спросил:
- Как думаешь, подойдёт тебе обручальное колечко с аметистом?
Девушка тихо ахнула, глаза её широко открылись и засветились как диковинные живые драгоценности. Волк обнял её за талию и бережно прижал к себе.
- Я хочу всегда быть рядом с тобой, - сказал он. - Всю жизнь.
Он склонился ещё ниже, их губы коснулись. Синди почти растерялась, но тут Маша перехватила инициативу и показала, как надо целоваться. Делать это с Волком ей нравилось.
- Это… первый раз, - задыхаясь от смущения и радости, прошептала Синди, когда Волк освободил её губы.
- Самое приятное в поцелуях то, что это всегда будто в первый раз, - сказал Волк. – Вот смотри…
Он снова припал к её губам, почувствовав, что она входит во вкус.
- Ой… - Синди пошатнулась, и если бы Волк не держал её в объятьях, растянулась бы на траве. - У меня сейчас кровь закипит… В жар бросило!.. А давай искупаемся!
Синди, не стесняясь его, скинула косынку, блузку и юбку и в одном исподнем бросилась в прогретую солнцем воду. Вбежав в неё по пояс, она радостно засмеялась и стала брызгаться, да так, что капли долетели до Волка.
- Ну, что же ты?! Вода как парное молоко! Иди ко мне!.. Всё равно ведь сейчас с головы до ног забрызгаю!
- Ах, так? – сказал Волк, моментально разделся до кальсон, которые ему выделила из баронского гардероба Берта, и бросился в воду, подняв маленькое цунами. Вода захлестнула Синди по грудь, и она радостно взвизгнула.
- Как это у тебя получилось?! Я так не умею!..
- Дурное дело не хитрое, - усмехнулся Волк и нырнул щучкой в прозрачную глубину, где пытались переждать людскую суету тучные стаи пескарей. Вода здесь была чуть прохладнее, но всё же не холодная, а освежающая.
Всплыв на поверхность, Волк несколькими размашистыми гребками отплыл от мелководья и распластался на воде под ласковым солнцем. Синди, отдуваясь, догнала его и стала плавать вокруг.
- Не боишься глубины? – спросил Волк, щурясь от ярких лучей.
- Не-а… С тобой я ничего не боюсь… Маша считает тебя надёжным.
- Да? А мне казалось, что на воде гораздо надёжнее спасательный круг.
Синди засмеялась, но тут же ойкнула.
- Подо мной вода холодная!..
- А ты как хотела? Она же сверху быстрее прогревается, чем снизу.
- А как ты так ловко лежишь на воде? Я так смогу?
- Конечно. Надо сначала немного поплавать на спине. Потом вдохнуть побольше воздуха и попробовать двигать по очереди только ногами и только руками. Когда почувствуешь, что хорошо держишься на поверхности, нужно глубоко вдыхать, а спину и живот не напрягать.
- Я попробую… У нас в Бриттенгеме мальчишки так делали, когда на море купались. А мы боялись…
- Ну и зря. Морская вода даже лучше человека держит, потому что она из-за растворённой соли почти в полтора раза плотнее.
- Ты такой умный… Наверно, много книг прочитал.
- Да, читать я люблю. И Маша любит. Она разве не рассказывала, что работает в библиотеке? Это хранилище книг, в которое люди специально приходят, чтобы почитать. Мне казалось, что ты можешь пользоваться её памятью.
- Иногда могу, если она не против. Но я же не могу к ней в душу всё время без спроса лезть. Господь каждой душе даёт собственное тело, чтобы мы могли хранить сокровенное от чужого суждения.
- Мудро сказано. Вот только в нашем случае Господь счёл возможным пойти против собственных правил. Как ты думаешь, это даёт нам какие-нибудь преимущества и новые возможности?
- Совершать неправильные поступки человек может, но это не значит, что он может не отвечать за них перед совестью и Божьим судом.
- Хм, это верно. Вижу, ты принципиальна в вопросах этики. Ну, так что? Получается у тебя лежать на воде?
- Совсем чуть-чуть… Я потом ещё попробую. А сейчас лучше на травке полежу. Поплыли, пирожков поедим, а то они потом не такие вкусные будут.
Они разлеглись на пушистой траве, как на роскошном зелёном покрывале, и принялись пробовать пирожки.
- Тебе с какой начинкой больше нравятся? – спросила Синди.
- С волчьей ягодой, - не моргнув, ответил Волк.
Девушка посмотрела на него, но потом догадалась:
- Шутишь? А если серьёзно?
- Все люблю, кроме невкусных. Вот этот, как думаешь, с чем?
Синди разломила пирог, на который он показал, пополам и протянула ему.
- С капусткой. Эта травка сойдёт для затравки.
Синди улыбнулась и принялась кормить Волка. Он довольно растянулся и закинул руки за голову.
- Ты меня кормишь, как Лесного Кота, - улыбнулся он, откусывая от пирожка.
- А Лесного Кота я кормила, как тебя, - призналась Синди.
- А сама почему не ешь? – спохватился Волк. – Не отставай.
Синди принялась за вторую половинку, а Волк тем временем разломил следующий пирожок.
- А в этом таилась морковка на радость Марии и Вовки, - произнёс он, дурачась.
- Ты так легко складываешь стихи, - удивилась Синди. – Это талант. В Новой Европе он очень ценится. У нас не так уж много поэтов, и ты мог бы стать одним из самых уважаемых людей.
- Может быть, так и случится, - пожал плечом Волк. – Только для этого нужно, чтобы Вольфганг имел склонность к поэзии. Если я вернусь в самого себя, то его личность останется в своём натуральном виде. Кое-что он, конечно, возьмёт и от меня…
- Не могу поверить в это, - расстроилась Синди. – Если тебя не будет рядом, моя жизнь будет пустой.
- Значит, мне придётся раздвоиться. Не прощу себе, если ты испытаешь такое разочарование.
- Правда?
- Мы решили, что всё будем делать вместе, - напомнил Волк. – Уверен, что Вольфганг не будет отличаться от меня слишком сильно. Моё сознание угнездилось в нём вполне комфортно, и управление телом труда не составляет, значит, он готов для того, чтобы взять у меня всё, что можно. У вас с Машей произошёл обмен качествами и способностями?
Синди подумала и кивнула. Волк развёл руками:
- Вот и у меня с Вольфгангом всё должно быть так же.
- А вы с ним разговариваете?
- Ты хочешь сказать, ощущаю ли я его как отдельную личность? Нет. Он себя никак не проявляет.
- А вдруг его на самом деле нет?
- Тогда и Лесного Кота не было бы. А он не только был, но и полностью отстрадал за Вольфганга, как и полагалось по заклятью.
- Знаешь, - призналась Синди, - я подобрала у пещеры амулет ведьмы, а теперь боюсь его носить. Он недобрый.
- А что это? Я так и не разглядел.
Синди достала чуть оплавленный кругляш из желтоватого мягкого сплава. На одной его стороне были выгравированы какие-то неизвестные Волку знаки, что-то вроде иероглифов или древних рун. На второй красовалась перевёрнутая пентаграмма, внутри которой распята человеческая фигурка. Когда-то в юности он видел похожий талисман в коммерческом ларьке, только пентаграмма с фигуркой были не перевёрнутые.
- Думаешь, в нём осталось какое-нибудь колдовство?
- Не знаю… Но с ним я себя чувствую как-то неуютно… А выбросить почему-то не решаюсь.
- Я тебя от него избавлю. В конце концов, младшую ведьму угробил Лесной Кот, так что это его трофей. Пусть висит у меня на шее, а то бывшие собственные когти как-то неудобно носить.
Волк извлёк из кармана брюк ожерелье из когтей леопарда и покачал его на растопыренных пальцах.
- В каменном веке такое украшение могло бы сделать репутацию удачливого охотника.
- Тётушка Пиццерия рассказывала, что её дедушка был вождём племени и носил такое же ожерелье, - сказала Синди. – Он встретился в джунглях со взрослым жёлтым леопардом, и чтобы остаться в живых, ему пришлось душить его голыми руками. Леопард вонзил когти в тело дедушки так глубоко, что тот едва не умер. А когда дедушку вылечили, он стал носить накидку из шкуры побеждённого зверя и ожерелье из когтей.
- Заслуженно, - кивнул Волк. – Если бы я задушил такого врага, то и мне не стыдно было бы носить эти брякалки. Конечно, в какой-то степени, я тоже победил зверя. В себе. Старый кобольд сказал мне, что я стану человеком, когда буду совершать человеческие поступки. А началось это с того момента, как тебя чуть не цапнула гадюка.
- О, я так напугалась тогда! – воскликнула Синди.
- Сознайся, ты и меня напугалась, - улыбнулся Волк.
- Это и так было видно… Но ты и правда вёл себя, как человек. Невозможно было принять тебя за обыкновенного хищника.
- Ясное дело! Насколько мне известно, такие кошкомордины здесь не водятся.
- Родина леопардов – Шахуд и Брунерия. Это очень далеко отсюда.
- Это где-то на юге?
- Это за Кипящим морем. Оно по ту сторону Кырымского кряжа. Ещё дальше, на юге, лежат земли королевства Янкар, которое рассекает страны языческого Юга надвое. Западнее Янкара до самого Лазурного моря простирается сухая знойная страна шахудов. Её населяет множество племён, которые то воюют друг с другом, то подчиняются самому кровожадному из вождей и идут войной на соседей. От них всем достаётся – и брунерийцам, и янкарцам, и мореплавателям из северных земель.
- А Брунерия, видимо, находится на соседнем материке? – догадался Волк, который мысленно уже составил карту этого мира и сообразил, что загадочная Брунерия – родина темнокожих потомков египтян и эфиопов.
- Да, - радостно закивала Синди. – Как ты узнал?
- Материки почти неподвластны времени, да и люди тысячелетиями селятся в одних и тех же краях, так что нетрудно было догадаться. Правда, в разные времена земли и страны называют по-разному. Вот скажи: во-он те горы на востоке как называются?
- Аустенберг. А та белая вершина – Айсбек.
- Почти Казбек, - пробормотал Волк. – Знаешь, а ведь когда-то на месте этой горы был большой многолюдный город.
- Я знаю об этом от Маши. Вы с ней родились и выросли там. Жаль, что время его не пощадило. Я бы хотела погулять по его улицам, узнать его тайны, познакомиться с местами, где вы бываете, посмотреть на людскую жизнь…
- Боюсь, наша жизнь показалась бы тебе несуразной и полной придуманных сложностей. Она и нам самим такой кажется, только мы ничего не можем поделать. Крутимся, как белки в колесе, создаём себе проблемы и героически их решаем. Наверно, всё это в один прекрасный момент рухнет, и мы вернёмся к старому доброму первобытному существованию. Будем жить в лачугах, пасти овечек, выращивать ячмень и считать самой страшной напастью засуху.
- Но ведь мы живём почти так же, а первобытными не стали.
- Это иллюзия, - хмыкнул Волк. – Как бы далеко ни заходило развитие цивилизации…
- Чего? Ой, прости, я не сразу слышу Машины подсказки, поэтому для меня некоторые слова звучат необычно. И что?
- Как бы далеко ни заходило развитие цивилизации, человек всё равно носит в себе животные инстинкты.
- Инстинкты? Природные побуждения, которые не осознаёшь?
- Можно сказать и так. Их можно контролировать, пока нет стимула для их проявления. Стоит только дать человеку повод, как он сразу показывает свою скрытую сущность. Тысячи лет эволюции были не в состоянии лишить нас звериного желания выжить любой ценой, обезьяньей хитрости и медвежьей всеядности.
- Но мы же не дикари!
- Разница между дикарями и недикарями лишь в том, что последние умело притворяются культурными существами, - усмехнулся Волк. – Дикость вмонтирована в наше сознание навсегда, и это, возможно, самый первый подарок Создателя на день рожденья человечества. Это в наших отношениях, в нашем быте. Знаешь, почему меня чаще зовут Волком, чем Вовкой?
- Почему?
- Потому что в детстве я не был любителем грубых игр… Был тихим домашним пацаном, усидчивым, начитанным, музыкальным. И когда выходил на улицу, в подворотне меня всегда поджидал верзила с парой шпанят. Им было радостно меня пошпынять, потому что это было безопасно. Я ведь не ныл, не жаловался, а упрямо всё терпел. Но однажды рядом оказалась одноклассница с младшей сестрой. Верзила хотел заставить меня раскачивать его на качелях и сбросил девчонок с сиденья. И вот тут я не стерпел. Взял кусок кирпича, которым малышня затыкала дыру в песочной плотине, и врезал дылде по уху.
Синди в восторге захлопала в ладошки, Волк улыбнулся и продолжил:
- Оказалось, у верзилы была крикливая мама, которая сквозь пальцы смотрела на то, что он долбит малышню, зато когда досталось её дитяте, налетела на меня и всех, кто за меня заступался. Она орала тогда: «Распустили своих волчат, приличному мальчику во двор выйти страшно! Один раз вежливо попросил дать ему покачаться на качелях, так ни за что пробили голову булыжником до самого мозга!»
Синди звонко расхохоталась и повалилась на спину.
- С тех пор ко мне так и пристало прозвище Волчонок. А когда подрос, стал Волком, тем более что и фамилия моя Волков.
- Ну, вот, - сказала Синди, - я узнала о тебе ещё немного.
- Это прогресс. Ну, что, может быть, теперь немного пройдёмся? А то у меня такое впечатление, что мы заблудились, и дорога займёт больше времени.
- Да, конечно, - согласилась Синди. – Хотя уходить отсюда совсем не хочется. Здесь так тихо и красиво…
- Это точно. Тогда давай ещё немного посушимся, а то надевать брюки на сырое бельё неохота.
- Ладно. Володя…
- Что?
- А как ты собираешься вернуться домой?
- Один я это сделать не смогу. Мне сначала нужно найти всех, с кем мы стартовали. Маша, слава Богу, уже нашлась. Теперь надо разыскать Сильвера, Баха, Дину и Лилю. Всё вернётся на свои места только тогда, когда мы соберёмся вместе.
- Знаешь… Мне кажется, что я знаю, где мы найдём Лилю и Диму.
Волк уставился на девушку с ошарашенным видом.
- С помощью Маши я узнала, как они выглядят. И поняла, что они как две капли воды похожи на моего кузена и кузину.
- Да ты что?!
- Правда, правда!
- А как их зовут?
- Даймон Сильвестр и Лили Джильбертина.
- Ничего себе, сюрприз… Погоди! Сейчас я угадаю! Они дети твоей тёти, к которой мы сейчас идём?
- Угадал, - кивнула Синди.
- Хм… - Волк нахмурился и поскрёб отросшую щетину. - Не слишком ли часто нам с тобой везёт? По закону Мэрфи мы напросились на широкую полосу неудач.
- А что это такое?
- Маша должна была про это слышать.
- Я чувствую её удивление. Она не знает.
- Представь себе, что уронила бутерброд. Какова вероятность того, что он упадёт маслом вниз или наоборот?
- Пополам?
- Точно. Хотя во все времена были пессимисты, уверенные, что бутерброд всегда падает маслом вниз. Кстати, сам Эдвард Мэрфи к бутербродам отношения не имел. Он занимался исследованием воздействия резкого торможения на лётчиков. Однажды его подчиненные неверно выполнили задание, и он по этому поводу сказал: «Если что-нибудь можно сделать двумя или более способами, один из которых способен привести к катастрофе, то кто-нибудь не преминёт воспользоваться именно им». Чуть позже невезучие люди присвоили этому выводу новое название – закон бутерброда, а в России его переиначили в закон подлости. Так вот, многие брались сформулировать принцип, по которому происходят неприятности. В конце концов, эксперименты доказали, что на тысячу удач приходится тысяча неприятностей. Нам часто везло последнее время, но ведь и в неприятные истории мы влипали не раз.
- А мне кажется, всё будет хорошо, - сказала Синди. – Тётушка Пиццерия всегда говорила нам с Лео: «Надо думать о хорошем, видеть вокруг больше доброго, тогда неприятностей в жизни убавится».
- Какая она мудрая, эта твоя тётушка, - покачал головой Волк. – Тогда давай попробуем быть оптимистами.


                *   *   *

За озерцом снова стеной вставал сосновый бор, но уже через километр глинистые холмы, которые он седлал, уступили место тёмным влажным почвам, намытым в долину извилистым Керзоном и его притоками. Тут вольготно чувствовали себя лиственные деревья. Могучими одиночками или группами молодых деревьев росли коренастые дубы, стройными рядами стояли светлые ясени, важно растопыривали лапы роскошные каштаны. Изредка среди этих рослых великанов попадались задумчивые вязы, а в низинах теснилась чёрная ольха. Остальное пространство приречного редколесья занимали травянистые луга, на которых густо цвела земляника.
Синди с наслаждением вдыхала смесь луговых ароматов и кружилась на ходу от охватывающей её радости. Волк любовался юной девушкой, полной энергии и искренних чувств, и размышлял, как необыкновенно всё сложилось у них. Маше там, в начале третьего тысячелетья, шёл двадцать первый год, а Синди было шестнадцать… Стоп! А ведь не шестнадцать уже!
- В каком месяце у тебя день рожденья? – спросил он.
- В марте, девятого числа.
- Это в прошлом году было?
- Да.
- Значит, той осенью, когда ты ушла из дома, тебе шёл семнадцатый год. Но мы ведь перетащили тебя сразу в начало лета следующего года, и семнадцатого дня рождения как бы не было.
- Получается так, - пожала плечами Синди, смущённо улыбнувшись. – Мне как будто до сих пор шестнадцать с полтиной.
- И как же теперь возраст считать?
- Обыкновенно. Следующий день рожденья будет восемнадцатым. Буду единственной на свете, кому стукнуло восемнадцать сразу после шестнадцатых именин.
- Ты и правда во всём стараешься видеть только хорошее, - улыбнулся Волк.
- Моё второе имя означает «несущая свет». Марией меня мало кто в жизни называл. Я слышала это имя буквально считанные разы.
- А про это имя что знаешь?
- Папа говорил, что это очень древнее имя, а означает оно «любимая, желанная». – Тут щёки Синди вспыхнули румянцем, она опустила глаза.
- Должен признать, что тебе подходит и это имя, - улыбнулся Волк.
Она взяла его за руку, и несколько минут они шли, молча улыбаясь. Потом Синди сказала:
- Как здорово, что мы с тобой идём одной дорогой.
- Вот только дороги не видать, - засмеялся Волк. – Цыганская дорога подстать цыгану – фиг поймаешь. Знаешь, а ведь у меня про дорогу песня есть.
- Правда? А как она поётся? У неё есть мелодия?
- Конечно! Это же песня. Вот слушай:

Нам с тобой по пути, дорога,
Нам до неба идти еще долго,
Ну, а если устанешь идти,
На обочину сядь, отдохни.
Нам с тобой по пути, небо,
Ты всегда со мной, где бы я ни был,
Ну, а если зарядят дожди,
Нам и с тучами по пути.
Нам с тобой по пути, ветер,
Ты гуляешь по белу свету,
Ну, а если ты дуешь в лицо,
Есть другие, в конце концов.
Нам с тобой по пути, подруга,
Мы искали давно друг друга.
Вместе нам в непогоду и зной
По дороге шагать одной.

- Какая хорошая песня, - улыбнулась Синди. – Она про дорогу и про нас с тобой.
В этот момент они увидели, как луг между двумя каштановыми рощами пересекает едва заметная дорога. Она выделялась только тем, что трава на ней была ниже, тем не менее, без труда можно было разглядеть, что это не звериная тропа, а настоящая дорога с двумя колеями от колёс. Она была извилистой, виляя, огибала рощицы, но не терялась.
- Опа! А вот и дорога нашлась, - удивился Волк. – Вспомнили про неё, она и вырулила из-за кустов. Надо было про неё раньше спеть.
Синди хихикнула, а он сказал:
- Значит, всё-таки ездят здесь бродяги. Может, тогда по ней и потопаем? Цыгане наверняка знают, где тут водопои, переправы и прочие нужные места.
- Хорошо, - кивнула девушка.
И они пошли по травянистой дороге. Идти по ней было легче, чем по густой луговой траве, и воодушевлённые этим путники даже ускорили шаг. Им показалось сначала, что окружающий пейзаж поплыл мимо них быстрее. Но потом Волк заподозрил, что дорога уводит их куда-то в другую сторону. Постепенно рощи вокруг них сходились теснее, не оставляя места лугам, а часа через три стало ясно, что дорога углубилась в лес, расположенный севернее излучины притока Керзона, у которой, по словам Кортеса, они должны были выйти к мосту. В целом это соответствовало утверждению капитана о том, что цыгане проезжают через сердце провинции короткой дорогой, минуя южные земли, где хозяева сплошь привилегированные дворяне. Но для Волка и Синди это означало, что они отклонились от нужного направления на несколько километров.
- Блин, - проворчал Волк, - надо было не слушать управляющего и идти по тракту. Нам только заблудиться не хватало.
- Зато мы нашли чудесное озеро с пескарями и посмотрели на красивые места, - улыбнулась Синди. – К тому же, мы на самом деле совсем не торопимся. Какая разница, где и как долго идёшь? Главное – с кем.
Волк улыбнулся в ответ и сказал:
- Ты удивительная девушка. И ещё удивительнее то, что я с тобой согласен. Вот только ночевать, похоже, придётся под открытым небом.
- Не придётся, - уверенно ответила Синди. – Меня ещё в детстве научили делать для ночлега шалаш. Деревьев кругом много, так что устроить гнездышко будет проще простого.
- Тогда нам пора выбирать место для ночлега, - заметил Волк. – Часа через три подступят сумерки, а на ночь надо ещё углей нажечь, чтоб тепло было.
Так они и поступили. Дойдя до того места, где дорога пересекала один из местных ручьёв, они набрали в походный котелок Винсента Вуда чистой воды, вышли на прогалину между молодыми каштанами и принялись устраиваться на ночлег. Сначала вместе собрали большую кучу хвороста, затем выложили камнями кострище и развели огонь.
- Ну, вот, очаг есть, - отряхивая руки, сказал Волк. – Теперь командуй. Что нужно для шалаша?
- Пока мы собирали хворост, я приглядела несколько низких веток, - сообщила Синди. – Пойдём, покажу.
Они отломали на опушке десяток крепких ветвей, которые пристроили с двух сторон к могучему суку старого дерева, и получился остов двускатного шалаша. Затем растрепали каштановую молодь, чтобы застелить рёбра плотным слоем из широких зелёных «лап». Вышло так, что вход в это лохматое гнездо оказался рядом с костром, и едкий сизый дым и горячий воздух попадали прямо в шалаш.
- Ловко, - покачал головой Волк. – Ты настоящая лесовичка.
- Спасибо, - ответила Синди и заявила, - А теперь я запарю чай со смородиновым листом.
- Ой, у меня уже слюнки бегут.
- Ещё не так побегут, - хитро прищурилась девушка. – Берта подложила в узелок маленький кувшинчик со сливками. Я приберегла его как раз для такого случая.
- Ага… Так ты знала, что мы заблудимся?
- Это было ясно с самого начала. Уж я-то знаю, что такое блудить по лесу.
- Да и ладно. Летом можно и поблудить.
- А… у тебя от Лесного Кота какие-нибудь воспоминания остались?
- Как будто никаких. А что?
- Я подумала, что в окрестности Бриттенгема Кот попал через эти леса. Не по морю же он плыл.
- Наверно, так и есть. Может быть, увидев знакомое ему место, я испытаю дежавю. Но пока ничего подобного я не чувствую. Кстати, а где ты возьмёшь смородину?
- Я видела кусты возле речки. Сейчас схожу за ними.
- Хорошо. А я тогда разыщу пару коряжин, чтоб на ночь угли нажечь.
Когда одна из коряг заняла место в костре, а над огнём загудел закипающий котелок, Синди спохватилась:
- Ой, чуть не забыла! Надо же ещё листьев надрать, чтобы не на сырой земле лежать. Дядя Винни велел мне никогда не ложиться на землю, потому что ночью она начинает сосать из человека тепло. Этак можно и спину простудить, и что похуже.
- Мудрый совет, - кивнул Волк. – Тогда пошли добывать постель.
Почти до самой темноты они общипывали с каштанов листву, и вскоре шалаш внутри стал похож на ложе лесного царя.
- По-моему, теперь у нас есть не только лежанка, - заметил Волк, - но и одеяло. Смотри…
Он нырнул в ворох листвы, повозился и оказался наполовину укрыт каштановыми «лапами». Волк блаженно потянулся и заявил:
- Что-то и вставать уже не хочется…
- По-моему, некоторые кошачьи привычки в тебе остались, - покачала головой Синди. – Как хочешь. А я хотела тебе чаю предложить.
- А, ну тогда, конечно, - торопливо стал выбираться наружу Волк. – Чай есть чай, его нельзя не попить.
Смородиновые листья придали чаю такой аромат, что от одного этого бодрящего духа усталость уступила место аппетиту. Съев по несколько пирожков и надувшись чаю, Синди и Волк ещё некоторое время нежились у жарких углей, метающих в ночное небо летучие искры.
- Хорошо…
- Да… Хорошо… Володя… ты когда-нибудь любил?
- Я то? Ну… мне тогда казалось, что любил. Но теперь я понимаю, что это была влюблённость. Обычная подростковая влюблённость без осознания того, что ответа на неё никогда не будет. Я глядел на девчонку из параллельного класса и не мог наглядеться. До этого она мне казалась такой же, как все остальные – задавакой, пустосмешкой и болтушкой. Но после каникул вдруг оказалось, что она сильно изменилась, и я больше не мог оторвать от неё глаз. Смотрел, смотрел, а потом она стояла перед глазами даже тогда, когда я её не видел. Тогда-то и начал стихи писать. Глупые, наивные. Если их сейчас почитать, можно со смеху лопнуть. Но тогда всё было серьёзно до невозможности. И когда я увидел, что она гуляет с парнем старше её на три года, я ужасно ревновал. Просто лопнуть был готов. И лопнул бы, если б не привык спускать пар через стихосложение. От душевного напряжения у меня даже стихи лучше стали получаться.

Небеса исходят снегом,
Ничего не говоря,
Я брожу по белу свету,
Ничего не потеряв.
Хуже нет, когда любимой
Ты не видишь день за днём,
А она гуляет с кем-то
И печалится о нём.
А она гуляет с кем-то
И печалится о нём.

Никогда не знаешь,
Где найдёшь, где потеряешь,
Никогда не знаешь,
Что тебя на утро ждёт.
Наперёд не видишь,
Взлюбишь иль возненавидишь.
Никогда не видишь,
Как чужое сердце жжёт.
               
- Это очень хорошие стихи, - тихо сказала Синди. – Очень грустные, но хорошие. Они от сердца…
- Скорее, в сердцах, - грустно усмехнулся Волк. – Ревность – неприятное чувство. Когда она подступает, кажется, что тебя изнутри медленно пожирает жгучее пламя. А потом от любви не остаётся ничего, кроме углей.
- Даже представить не могу, что ты можешь быть ревнивым, - удивилась Синди.
- Теперь я научился им не быть. С возрастом умнеешь, в голову приходят здравые мысли. Если я вдруг пойму, что моя спутница предпочла меня другому, я просто повернусь в другую сторону и пойду новым путём.
- Ты без сожаления забудешь прежнюю любовь?
- Человек не может жить без любви. Но любовь существует на свете только в настоящем времени. Если тебе когда-нибудь кто-то нравился, попробуй прямо сейчас вспомнить, что в нём привлекало тебя, и спроси себя, сможешь ли ты так же относиться к нему сейчас.
Девушка задумалась, её глаза поднялись и застыли, провожая гаснущие в вышине искры костра. Потом она покачала головой:
- Нет, не получается. Несколько лет назад мне нравился один парень, но теперь он кажется мне обыкновенным.
- Вот видишь. Клин клином вышибают. Если ты не ссоришься, а просто теряешь к человеку интерес или же стараешься забыть его из-за того, что он выбрал себе в партнёры другого человека, то позже к нему сохраняется уважение, симпатия, но не любовь. Так что нечего тратить время на ревность. Надо включать на полную катушку обаяние и искать новую любовь.
Синди некоторое время обдумывала его слова, а потом сказала:
- Всё-таки я бы хотела узнать о вашем мире побольше. У вас так свободно говорят об отношениях между людьми!.. Тут совсем по-другому. Думать, конечно, никто никому не мешает, но чтобы рассуждали вот так о чувствах вслух – не дождёшься. Разве что благородные господа из высшего света на такое решаться, а у простых людей всё традиционно: поиграют в переглядки, потом сразу сватовство да свадьба.
- В этом наши миры мало чем отличаются, - покачал головой Волк. – Отношения у нас, конечно, свободнее. Люди научились решать такие вопросы без оглядки на мнение других. Но это не всегда хорошо. Если бы традиционная мораль по-прежнему управляла нашим обществом, то, может быть, было меньше неудачных браков и детей, оставшихся наполовину сиротами. Свободу у нас никогда не понимали правильно. Почему-то люди путают свободу и безответственность.
- Это неправильно, - согласилась Синди и зевнула. – Ой, извини… Устала я что-то за день…
- И от чего же устала наша Машенька? – улыбнулся Волк. – Не от того ли, что протопала по горам и долам двадцать с лишним километров? Давай уже спать.
Он сгрёб в кучу угли и положил сверху коряжину, а потом полез вслед за Синди в шалаш. Они зарылись в пропахшие дымом листья, Волк почти сразу почувствовал, как ломит от усталости тело.
- У меня всё так гудит, -  признался он, - что, по-моему, и земля вокруг трясётся. Ты ничего не ощущаешь?
- Я сама гудю… ой, гужу, нет…
Синди рассмеялась над своими же словами.
- Понятно, - усмехнулся Волк. – Раз сама гудишь, то моё гудение тебе параллельно.
- Завтра ещё сильнее гудеть будет, - предупредила Синди. – Обычно наутро усталость сильнее чувствуется. Ноги со спиной будут плохо сгибаться.
- По-моему, мы и без такого похода утром скрипели бы, как старые калоши, - сказал Волк. – Последний раз я на земле спал в армии, когда нас в учебке в полевой лагерь на стрельбы забросили. Помнится, я себя чувствовал, как будто на голых досках неделю лежал. Хорошо хоть, что тепло было…
- А дядя Винни говорит, что земля спину прямит.
- Она-то, может, и прямит, да вот остальным органам от неё не всегда польза. В этом смысле особенно надо женской половине беречься. Стоит хоть чуть-чуть переохладиться – сразу всякая зараза начинает прилипать. Так что ты, если ночью зябко станет, спиной ко мне прижимайся, ладно?
- Ладно, - тихо ответила Синди.
Волк подумал, что девушка уже засыпает, и не стал больше тревожить её.
На самом деле Синди просто стало приятно, что он проявляет о ней заботу, и она улыбалась, слушая его дыхание. Под листьями было совсем не холодно, но она твёрдо решила, что через некоторое время пододвинется поближе к Волку. Сделать это сразу Синди не решилась, потому что ещё смущалась: а вдруг он подумает про неё плохо, и это помешает их сближению. Поэтому она наслаждалась потрескиванием углей в ночной тиши, мягкой игрой рыжих отсветов на своде шалаша и ощущением того, что она не одинока в этом мире. С этими мыслями она и уснула.


                *   *   *

Не то усталость, не то недавние переживания вызвали в её сознании дурные, тяжкие сновидения, из плена которых Синди не могла вырваться до самого утра. Сначала ей приснился отец. Осунувшийся, с давно не бритой седой щетиной, в грязной мятой форме, он с самым разнесчастным видом горбился на посту под проливным дождём, и поддержкой ему было только длинноствольное ружьё, безнадёжно заржавевшее от сырости Утиных озёр.
Синди стало так жалко отца, что она заплакала и проснулась. Было тихо, пахло листвой и дымком, заползающим в шалаш. Угли мирно потрескивали под корягой, а рядом с присвистом дышал Волк. Синди вытерла слёзы и поняла, что не должна плакать. Отец жив, а живых не оплакивают. Она немного повозилась, пододвигаясь к Волку, и, почувствовав тепло его тела, успокоилась и снова уснула.
Другое сновидение настигло её глубокой ночью. Синди очутилась в тёмном душном овраге. Над головой стремглав летели рваные мутные тучи, но ни малейшего намёка на ветер не было, словно небо было отделено от земли непроницаемой стеклянной стеной или колпаком. Воздух под этим колпаком был совершенно недвижим, казалось, он стал затхлым и мёртвым.
Синди сначала решила, что здесь царит абсолютная тишина, и это место лишено звуков так же, как воздух лишён своего живого вкуса. Но стоило ей сдвинуться с места и пошевелить юбкой чахлые кустики, как стало ясно: реальность замерла в воспалённом ожидании какой-то непонятной катастрофы. Звуки были, но они раздавались неохотно и сразу вязли в недвижимом воздухе.
Место не понравилось Синди, и она решила, что нужно выбираться отсюда. Боясь споткнуться во мраке, она пошла, как ей казалось, вверх по оврагу, но вскоре наткнулась на преграду. Что-то громоздкое и неподвижное, заросшее не то лишайником, не то чем-то, похожим на мех, перекрыло путь. Синди, ломая хрупкие кусты, прошла от одного склона оврага до другого и сделала неприятное открытие – прохода не было. Мало того, мохнатое препятствие не было чем-то, чуждым этой глубокой рытвине. Оно было её частью и сливалось со склонами, покрытыми такой же шкурой.
Синди осторожно стала пробираться по дну оврага в противоположную сторону, туда же, куда стремглав неслись тучи. Но, проделав в напряжённой тишине немалый путь, она снова наткнулась на преграду. Только на этот раз мшистый вал поперёк оврага был ещё и сырым. Какая-то липкая влага пропитала лохмы, покрывающие это непонятное препятствие, и когда Синди коснулась его, сырость пристала к ладоням. Запах крови подстегнул её чувства, она отпрянула и упала, споткнувшись обо что-то.
И тут вал пришёл в движение. Сам по себе он как будто оставался неподвижным, но относительно склонов и Синди его положение стало изменяться. Зловещий шорох тяжкого движения заставил девушку взвиться со дна оврага и побежать в обратном направлении. От страха Синди показалось, что второй раз тот же самый путь она преодолела в считанные секунды. Но это был тупик, бежать было некуда.
Едва она перевела дыхание, задвигалась и эта преграда. Шурша и глухо стуча по неровностям дна, мохнатая стена сдвинулась в сторону Синди. Сами склоны, потревоженные этим движением, тоже судорожно задёргались. Пространство между ними сузилось почти на треть. Синди в растерянности заметалась, не зная, что делать, и тут что-то внутри неё подсказало, что спасение нужно искать в шалаше из ветвей каштана, и девушка проснулась за секунду до того, как мохнатые стены сошлись в стремлении раздавить её.
Пробуждаясь, она в страхе дёрнулась – плечи её сдавила какая-то непривычная тяжесть. Но тревога тут же отступила, потому что это была крепкая рука Волка. Почувствовав резкое движение, он спросонья спросил:
- Ты чего?.. Сон приснился?.. Всё хорошо, Машенька… Спи спокойно…
Он прижал её к себе и погладил плечи и волосы. Его тепло и ласковые прикосновения расслабили девушку. Она снова уснула и не просыпалась до рассвета, когда пришла пора унять нытьё внизу живота. Выпитый чай настойчиво просился наружу, и Синди пришлось покинуть уютные объятья спутника.
Коряга в костре прогорела насквозь, её обугленные половинки лежали в золе порознь и едва дымились. Синди сдвинула их к центру кострища, подбросила немного сухой травы и тонких прутьев, а потом пошла к ближайшим кустам.
Расшевелившись, привычная к ранним пробуждениям девушка почувствовала, что вполне может больше не ложиться. Но усталость, накопленная за целый день блужданий, всё же давала о себе знать: тело требовало ещё пару часов отдыха. К тому же, делать это рядом с Володей было очень приятно. Она решила сходить к речке за водой, повесить над костром котелок, а потом снова забраться в шалаш.
Утро выдалось туманное. От Керзона, его притоков и сырых низин по окрестным рощам растеклась белая плотная пелена, в которой уже через десяток шагов очертания предметов становились расплывчатыми, а потом и вовсе терялись в молочной мути. День, похоже, будет солнечным и жарким.
Синди показалось, что речка дальше, чем была вчера, но это, наверно, из-за тумана. Из-за плохой видимости девушка даже подумала, что идёт не в ту сторону, но затем услышала впереди сонное бульканье и пошла увереннее. Вот и кусты смородины, вот замшелый камень, с которого удобно черпать котелком воду, а вот ствол старого каштана, сваленного ветром. На нём удобно сидеть, потому что древоточцы источили убитую грибком древесину, и сердцевина из-за этого стала рыхлой, продавилась под собственной тяжестью.
Зачерпнув пару раз ладонями воду, Синди напилась и села на ствол. Туман делал воздух сырым, и она поплотнее обтянула плечи косынкой, нахохлилась и закрыла глаза. Сонное молчание ещё не проснувшегося леса располагало к дрёме, и Синди незаметно погрузилась в забытьё.
Ей привиделись обширные луга в обрамлении садов и дубрав, которые отлично видны со смотровой площадки замка Ла Баров на многие километры вокруг. Живописные окрестности имения тёти особенно хороши в солнечную погоду, потому что сияют яркими красками цветов и зеркалами водоёмов.
Синди в кружевном летнем наряде с модными ленточками, отец в парадном мундире. Прямо напротив них в воздухе трепещет крылышками жаворонок, заливаясь от радости щебетом. Отец обнимает дочь, она склоняет ему голову на плечо и улыбается, изнемогая от тихого счастья.
- Как ты выросла, доченька… И стала очень похожа на маму…
- Но ведь мама была темноволосой и кареглазой.
- Художник неверно передал оттенок её глаз. Они были зеленовато-серые. Но на медальоне трудно было показать это – слишком маленькое изображение. Мой голубой смешался с маминым зеленовато-серым – и получились твои ясные глазки.
- Серо-голубые, как холодная вода.
- Нет, они подобны самоцветам, только у камней есть цена, а твои глазки бесценны, потому что в них светится доброта. Кстати, я всегда мечтал подарить тебе какое-нибудь украшение с самоцветом, который подчеркнёт красоту твоих глаз. Как думаешь, подойдёт тебе аметист?..
Синди вздрогнула от этих слов и проснулась. Она вспомнила, что Волк накануне тоже спрашивал про аметист. Но вместо приятных мурашек от поясницы до шеи по спине скользнул холод. Какая-то смутная тревога сжала сердце, и Синди оглянулась. Туман поредел и явно собрался подниматься вверх. В кустах проснулись пташки. Их ещё не было видно в мглистом воздухе, но отовсюду сквозь тихий шелест капель, срывающихся с листьев, раздавались их сонные голоса. Всё как будто было спокойно, но тревога не проходила. Синди снова попила воды, ополоснула лицо и пошла в сторону шалаша.
Обратный путь показался ей даже длиннее, чем от костра до речки. На поляне тоже было тихо. Но покой оказался обманчивым. Когда Синди подошла ближе, она увидела, что кострище кто-то грубо разворошил. На золе было видно несколько чётких отпечатков армейских сапог. Синди с детства знала, какие они оставляют следы, потому что и отец, и Винни Вуд носили такие же крепкие кованые сапоги из дублёной свиной кожи.
С шалашом тоже было не всё в порядке. Он покосился набок, а постель из каштановых листьев разворошена и разбросана у входа, словно по ней волокли какую-то тяжесть. Боясь, что подтвердятся самые дурные предчувствия, Синди заглянула внутрь. Волка не было. Не было и мешка, который служил ему подушкой.
Не пойму никак, что тут было… Кто-то чужой приходил? Разбойники?
- Нет… У разбойников не может быть солдатских сапог…
А если это дезертиры какие-нибудь?
- Сапоги новые, не стёртые ещё…
Может быть, такие и полицейским дают?
- Патруль?
Ну, да. Могли они Волка за бродягу принять?
- За бродягами по лесам не гоняются. Таких на перекрёстках и в трактирах хватают. Это же дорожный патруль… А вот…
Что?
- Я догадываюсь, кто здесь был. Это конскрипторы. Они имеют право забирать в рекруты всех, кто болтается без документов. Господи, только не это!
Хочешь сказать, что Вовку заберут на войну?!
- Не сразу. Их сгоняют в отдельный лагерь, чтобы обучать военному делу.
Их надо догнать!
- Это бесполезно. Командиры таких отрядов не церемонятся даже с дворянами. Им выдаётся грамота с печатью главнокомандующего, а на ней королевский герб. По первому требованию любой дворянин или помещик должен предоставить в распоряжение предъявителя пищу, снаряжение, лошадей и рекрутов. С каждой сотни человек, живущих в селении, конскрипторы имеют право забирать десять мужчин. Никто не чинит им препятствий, а уж за человека без документов вообще никто не вступится.
Так что же делать? Мы не можем его потерять!
- Не можем… Надо торопиться. Может, тётя что-нибудь придумает. У меня ведь и у самой документов нет никаких. Только письмо от дяди Вуда и Кортеса.
Синди нырнула в шалаш и пошарила в углу, под примятыми листьями. Узелок стал почти невесомым, там оставались только её тёплые вещи и письма. Припасы были в мешке Волка. Когда девушка выбиралась наружу, под руку ей подвернулись видавшие виды башмаки, которые отдали Волку в Кифервилле. Они стояли в стороне, к тому же были завалены листьями, поэтому не попались чужакам на глаза. Увидев их, Синди окончательно уверилась в том, что Волк никуда не собирался идти. Его утащили против воли, силой.
Она горестно обхватила руками голову и безвольно села, глядя на осиротевшие башмаки. Ещё вчера казалось, что дела пошли на лад, и вдруг всё рухнуло.
У нас с тобой, как в сказке – чем дальше, тем страшнее. Только всё как-то шиворот-навыворот. По правилам принц должен искать Золушку, примерять всем девушкам хрустальную туфельку. Вместо этого нам с тобой достались пыльные боты, которые выглядят совсем не по-королевски, и с ними нам ещё принца искать…
- Я найду его, - сказала Синди, поднимаясь с увядающих листьев и пряча башмаки в узелок. – Где бы он ни был, я его найду.


Слово королевы

Королева Альбина откинулась на спинку плетёного кресла, чтобы лучше рассмотреть только что нарисованную группу деревьев. Вид, открывающийся с любимой террасы графини Ла Бар, сразу же пленил взор Её Высочества, но нарисовать пейзаж оказалось непросто. Верховой ветер гнал из-за Кырымского кряжа кучевые облака, и освещение всё время менялось, делая местность многоликой. Наконец, королева не выдержала и пожаловалась подруге:
– Потрясающе… Я постоянно улавливаю в этой панораме новые нюансы, мне хочется изобразить их все, но вот уже третий раз подряд я нахожу, что они несовместимы друг с другом.
- Может быть, имеет смысл написать два или даже три пейзажа? – предложила графиня. – А на одном из них, чтобы не было однообразия, изобразить гуляющих влюблённых.
- Ты о наших юных голубках? – улыбнулась королева. – Что ж, хорошая идея. Ради неё стоит взяться за второй рисунок. Кстати, а как далеко они направились?
- В сторону пруда. Её Высочеству принцессе нравится кормить карпов.
- Предлог для уединения вполне благовидный, - лукаво прищурилась королева. – По-моему, всё складывается очень даже неплохо. Ты, как всегда, виртуозно сыграла партию.
- На этот раз обстоятельства сложились таким образом, что моё вмешательство вообще не требовалось, - пожала плечами графиня.
- По-моему, ты скромничаешь, моя дорогая Литиция, - заявила королева. – Если бы ты вовремя не дёрнула за ниточку, мы бы до сих пор торчали в душном дворце, а у молодых под постоянным наблюдением десятков змеиных глаз вместо романтических свиданий были бы заунывные посиделки. Здесь они резвятся на воле, как ангелочки в райском саду, и это в тысячу раз лучше, чем торчать у всех на виду и изо всех сил стараться не выйти за рамки этикета. Спланировать такое не под силу даже мне, потому что ты тонко чувствуешь мотивы человеческих поступков, а я живу в мире масок. Для меня жизнь – сплошной спектакль, я почти никогда не вижу на лицах придворных откровенных чувств. Они как будто играют пародию на самих себя. Ты же читаешь их души, словно это раскрытые книги. И даже не пытайся меня переубедить в том, что всё сложилось само собой. Возможно, отдельные эпизоды этой истории имели предопределённый ход, но сплести эти нити воедино стало возможно лишь благодаря моей верной подруге Литиции Ла Бар.
- Мне приятно, что Ваше Высочество так высоко ценит меня.
- И это заслужено. А что ты скажешь, Литиция, если вот здесь использовать вот этот оттенок зелёного?
Графиня подошла ближе, чтобы рассмотреть на палитре королевы пятнышко краски, затем кивнула. Королева улыбнулась и сказала:
- Сегодня ты открыла, наконец, духи, которыми последний раз пользовалась пятнадцать лет назад. Барон тебе нравится?
- Вы правы, Ваше Высочество, - блеснула глазами графиня Ла Бар. – В прошлый раз я пускала в ход аромат «Очарования фей» во время последнего визита моего покойного мужа. Эти духи созданы, чтобы околдовывать мужчин и будить в них страсть. Они безотказно подействовали дважды, и мы с Джефферсоном были награждены сыном и дочерью. Я искренне надеялась, что и в третий раз всё сложиться удачно, но судьбе было угодно не только не дать мне третьего ребёнка, но и отнять мужа. Что ж, может быть, так лучше…
- Это, дорогая моя Литиция, не нам решать, - изрекла королева. – Сплетать судьбы – дело высших сил, нам дано лишь с покорностью принимать их волю. Но скажи: ты собираешься разбить барону сердце? Мне показалось, что он благородный мужчина и не решится войти в крепость, пока над её воротами не появится его герб. Или ты предпочитаешь спровоцировать штурм?
Графиня загадочно улыбнулась, на щеках заиграл румянец. Королева вдруг обо всём догадалась и даже прижала к губам испачканные красками пальцы.
- Господи, как я сразу не поняла! Духи говорят сами за себя. Однако пойдёт ли он так далеко? Я не сомневаюсь, что ты ему нравишься, но всё же Мюнхгаузены всегда были людьми благородными и не совершали опрометчивых поступков, когда речь шла о чести дамы. Не забывай и о том, что у вас разное положение в обществе.
- Мой отец тоже был бароном, а мама – дочерью виконта, - пожала плечом графиня. – Я не считаю это препятствием для развития отношений. В конце концов, я хочу нравиться, а не соблазнять. Впрочем, если дойдёт до этого, то барону не придётся штурмовать мою крепость.
- Я тебя прекрасно понимаю, - покачала головой королева. – Ты в расцвете сил, и было бы просто преступно после стольких лет одиночества продолжать вдовствовать. А как было бы славно сыграть две свадьбы одновременно!
- Боюсь, Ваше Высочество, речь пойдёт и о третьей.
- Ты имеешь в виду, что в сети любви попала и Джильбертина? Но это даже лучше! Три – прекрасное число!.. Хотя если подумать, это несколько поспешно. Мне показалось, что у племянника барона не густо с наследством. Или я ошиблась?
- Мне тоже так показалось, но я бы предпочла всё разузнать, прежде чем спешить с выводами. Впрочем, как бы там ни было, вмешиваться в их с Лили отношения я не буду. Любовь священна, она выше всего остального. В конце концов, если Джованни не глуп, то он может поступить на королевскую службу и сделать себе карьеру. А он явно не глуп.
- Пожалуй, этот юноша далеко пойдёт, - согласилась королева. – Он был очень благоразумен тогда, в парке, и спас не только себя, но и тех молодых болванов. Вот только при дворе ему лучше не появляться. Джованни не будет уворачиваться от нападок задир, и, в конце концов, его заклюют. Ни к чему тратить свои силы и таланты на дуэли и интриги. Если потребуется, я поговорю с Его Величеством, и он найдёт для Джованни какое-нибудь достойное дело. Я слышала, что в ведомстве графа Курляева всегда не хватает толковых молодых людей для выполнения срочных поручений. Дипломатический корпус для любителя путешествий - самое подходящее место. 
- Это очень хорошая идея, - вскинула брови графиня. – Я поговорю с бароном об этом. Если у них нет на будущее других планов, то мне кажется, что они сочтут это предложение привлекательным.
- Ну, вот и хорошо. Хотя, признаться, мне казалось, что найти для Дианы более верную подругу, чем Лили Джильбертина, просто невозможно. Жаль будет, если они расстанутся.
- Пока для этого нет оснований.
- Боюсь, с отъездом Джованни за границу они появятся. Неужели ты полагаешь, что юная романтичная девочка согласится дожидаться любимого дома, в то время как он разъезжает по заморским странам?
- Хм… Пожалуй, Вы правы, Ваше Высочество.
- Ещё бы, я ведь не хуже тебя знаю твою дочь. Она выросла на моих глазах вместе с Дианой. Потому-то я и переживаю за неё, как за собственную.
- Благодарю Вас, Ваше Высочество.
- Не стоит. Скажи мне лучше, Литиция…
- Да, Ваше Высочество.
- Ты знаешь, о чём я хочу спросить?
- Пока нет.
- А я уже подумала, что ты научилась читать мысли. Мне… нужен твой совет. Как ты считаешь, я не слишком стара, чтобы родить Его Величеству наследника?
- Вы молоды и здоровы. Думаю, препятствий для этого благого дела нет.
- Мы с тобой в одной поре. Ты бы отважилась?
- А разве Вы не чувствуете аромата «Очарования фей»? – лукаво спросила графиня и помахала веером.
Женщины посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.


                *   *   *

Погода благоприятствовала любителям прогулок, и молодые люди с удовольствием бродили по окрестностям замка. Иногда они разделялись на пары: принцесса Диана увлекала Сильвестра на пруд, а Бах с Лили шли навестить жеребят, с которыми познакомились на ферме, - но чаще развлекались вместе. Диане, активной и энергичной по натуре, почти каждый день удавалось соблазнить друзей поиграть в «цыпочку» или кольцо, посоревноваться в надувании мыльных пузырей или запускании «блинчиков», покачаться на канате, привязанном к высокой ветви двухсотлетнего дуба, или пострелять из лука. Бах, Сильвестр и Лили поочерёдно или все вместе состязались с инфантой, и стараться им приходилось изо всех сил, потому что Диана не даром унаследовала имя лучезарной богини-охотницы. В подвижных играх она ни в чём не уступала ловкому и сильному Баху, а уж Сильвестру и подавно. Его это, кстати, совсем не печалило, потому что Сильвестр был уверен, что рождён для совершенствования музыкального искусства, а не для скачек, фехтования и прочих форм валяния дурака. В играх друзей он принимал участие за компанию, чтобы не скучать в стороне. К тому же, он явно предпочитал совместное времяпрепровождение, нежели интимную обстановку. Оставаясь наедине с принцессой, он терялся, понимая, что она ждёт от него ухаживаний, а в этом деле он был совершенно неопытен.
Зато в отношениях Баха и Лили сложилась полная идиллия. Они знали, чего хотят друг от друга, поэтому уже на третий день отдыха у них было больше поводов для уединения, чем у принцессы и Сильвестра. Лили сдерживало только приличие: незамужней девушке слишком часто быть наедине с кавалером не полагалось по правилам этикета. Чтобы не скомпрометировать себя, Лили иногда договаривалась с Дианой, и они удалялись на прогулку вчетвером, а затем, когда их никто не видел, разделялись. Уж тогда у Баха была возможность нацеловаться с ней всласть.
Впрочем, скоро у него появились причины подозревать, что на самом деле их ни на минуту не оставляли без присмотра. Находясь на незнакомой территории, Бах привык контролировать местность если не глазами, то хотя бы с помощью слуха. Эта привычка и помогла ему обнаружить слежку. Кто-то всё время прятался поблизости либо в кустах, либо в тростнике, либо на деревьях. Таинственные личности искусно маскировались, и заметить их взглядом было чрезвычайно сложно. Зато чуткий слух Баха улавливал едва заметное шуршание, и уж после этого, приглядевшись, он дважды угадывал в листве или траве фигуры в специальном камуфляже.
Говорить об этом он никому не стал. Пару дней выждал, понаблюдал, а потом воспользовался случаем. Они направились на примеченную накануне лужайку, но когда шли по аллее, Лили внезапно всплеснула руками:
- Ах! Я оставила в комнате зонтик от солнца! Без него солнце сожжёт мне кожу на руках! Я быстренько сбегаю за ним, а ты подожди меня тут. Хорошо?
- Ну, конечно, - охотно согласился Бах, только что услышавший тихий хруст веточек в кустах.
Как только девушка удалилась на достаточное расстояние, Бах прекратил зевать, изображая праздного барчука, и сиганул через стриженый зелёный барьер. Чутьё его не обмануло: между кустами и елями, стоящими к ним вплотную, прятался тип в маскировочном балахоне. Он и рта не успел открыть, как Бах рухнул на него всем весом и, прищемив к газону, вывернул руку.
- А теперь говори, кто ты такой и зачем ваша банда тут ошивается! – велел он хрипящему от боли незнакомцу.
- Мы здесь для охраны… Его светлость граф Юнг послал нас сюда, но велел не показываться на глаза… Слушай парень, ты мне руку вывернешь, а мне надо дальше службу нести. Может, отпустишь?
- Тебя зовут-то как, индеец?
- Карпом нарекли, - смиренно ответил парень. – Я из соседней деревни родом, поэтому и послали. Могу по говору отличить, чужой человек или нет.
- Значит, охраняете нас? – покачал головой Бах, ослабляя нажим, но не отпуская его руку. – А кто старший? Как графу докладываете обстановку?
- Через господина лейтенанта… Лейтенант Майрих командир отряда, он лично докладывает графу Юнгу обо всём, что происходит.
- Хм… Ну, что ж, было бы глупо оставить без охраны королеву. Ладно, - смилостивился Бах. - Скажи остальным и намотай на ус сам: не трещите ветками, когда рядом ходят люди. Вас не видно, зато слышно. Бди, Карп, и никому про нас с тобой не рассказывай. Будь нем, как рыба.
Бах выскочил из кустов на дорожку и принял скучающий вид. Он сделал это своевременно: вдали показалась Лили с зонтиком от солнца.
- Как быстро вы вернулись, графиня! – восхитился он. – Я даже не успел сосчитать шишки на вот этой высокой ели. Вы столь проворны благодаря природной энергии или потому, что ваша воздушность придаёт вам способность скользить по ветру?
Лили кокетливо улыбнулась и стрельнула в Баха хитрыми глазками.
- Джованя, вы мастер превращать любую фразу в комплимент. Это мне так нравится, что я просто опасаюсь находиться с вами наедине.
- О, не опасайтесь напрасно! Вы в полной безопасности!
- Как?! – изумилась шутливо Лили. – В абсолютно полной?!
- Ну, конечно, небольшой риск всё-таки есть, - усмехнулся Бах.
- И чем же я рискую? – подбоченилась с вызовом Лили.
- Может налететь внезапный ветерок, и тогда мне придётся ловить вашу воздушность, - насмешливо ответил Бах.
- Ах, так! – нахмурилась Лили. – А я-то, наивная, полагала, что пленила вас достаточно, чтобы вы снизошли до флирта!
- О, не сомневайтесь, прелестная Лилия, я у ваших ног!
- Н-не-е-ет, Джованя! – сделала хищное лицо Лили. – Этого мало. Я желаю, чтобы вы были на лопатках.
И она изобразила, что стреляет в него.
- Бах!
- Бах – это другое дело, - пожал плечами Бах и, к радости подруги, рухнул на газон, как подкошенный.
Лили подпрыгнула, захлопала в ладоши и, стараясь не помять платье, завалилась на Баха. Зонтик откатился в сторону, спугнув с мелких луговых цветов пёстрых бабочек.
- Как хорошо на природе! – сладко потянулась Лили и шлёпнула Баха по мускулистой груди. – Правда, хорошо, Джованя?
- Смотря, в каком месте упасть, - пробормотал он, наслаждаясь ощущением остренького девичьего локтя, вдавившегося в его печень. – Если неудачно выбрать место, то о природу можно здорово ушибиться.
- Это как мой неуклюжий братец третьего дня?
- Вы несправедливы к Сильвестру, - с укоризной сказал Бах. – Просто среда - не его день.
- Что касается верховых прогулок, то братец не бывает хорош ни в один из дней недели. Так что дело не в среде, а в том, что Сильвестр не в своей среде.
- О, вы употребили каламбур! – отметил Бах. – Хотя насчёт среды я готов поспорить. Сильвестр, скорее, не в своей тарелке. Её Высочество взялась за него слишком крепко.
- Не всё же вам, мужчинам, быть первыми, - щёлкнула Баха по кончику носа Лили. – Я бы на месте Сильвестра была на седьмом небе от счастья. Диана его обхаживает изо всех сил.
- Так и перестараться можно. Она же провоцирует ситуации, в которых он неловко выглядит. Во всяком случае, можно было догадаться, что наш маэстро не годится для конных прогулок и прыжков через скакалку.
- Вы, Джованя, ничего не понимаете. Её Высочество пытается дать ему возможность доказать, что он не хуже других мужчин, и вполне достоин быть её кавалером.
- А в итоге получается наоборот. Да и есть ли смысл доказывать крутизну, которой нет? С чего ради он вообще должен втискиваться в этот стереотип – настоящий мужчина? По мне, так он хорош тем, что умён и отлично разбирается в вопросах науки и музыки. Каждый должен быть на своём месте.
Лили задумалась, а потом сказала:
- Пожалуй, вы правы. Однако Диану можно понять: она принцесса и выбирает себе будущего короля.
- И что же, теперь Сильвестр обязан стать атлетом, снайпером и мастером конного спорта? – усмехнулся Бах. – Ежу понятно, что это не его стезя. Человека надо любить таким, какой он есть.
- О, да вы, Джованя, философ!
- Да, мы, Казановы, все такие, - самодовольно ответил он. – Кстати, что-то стало припекать. Не пора ли нам укрыться в прохладной тени?
- Согласна. Между прочим, я видела, как Диана с братцем уходили в сторону пруда. Потревожим их?
- Непременно. Мы подкрадёмся на цыпочках и подсмотрим, как Её Высочество пытается вызвать в маэстро приступ нежности.
- Фи, как это бестактно! – лукаво укорила его Лили.
- Зато интересно. Идём!


                *   *   *

Её Высочество принцесса Диана тем временем никак не могла совладать с собой. Она с превеликим удовольствием уступила бы бразды правления гостье из прошлого, понимая, что она более свободна в выборе девичьих средств обольщения и привлечения мужчин. Но Дина, ощутив королевскую самоуверенность принцессы, воспитанную дворцовым окружением, и её инстинкты доминирования, передавшиеся по наследству от царственных предков, почтительно отстранилась.
Из-за этой деликатности Диана всё сама себе портила. У принцессы не было опыта общения с мужчинами, которые нравились ей. Раньше таковых просто не было, но вот один достойный вырос и возмужал, но она не знала, какую линию поведения избрать для пробуждения в нём безоглядного желания добиваться её руки и сердца. Он вёл себя в полном соответствии с этикетом, был готов по-рыцарски самоотверженно ввязываться в любые её затеи, даже заведомо зная, что у него что-то не получится, и он будет выглядеть неуклюже и нелепо. Но этикет-то для того и придумали, чтобы люди в порыве чувств не переходили границ дозволенного. А любви этикет ни к чему. Она дана Создателем для того, чтобы влюблённые чувствовали острую необходимость сблизиться, чтобы дистанция между ними становилась невыносимой.
Принцесса была всё ближе к отчаянию. Ей казалось, что они так и будут топтаться на месте, не переходя черту. Нужно было срочно что-то придумать.
Для начала она решила, что нужно выбрать романтическую обстановку. Лили Джильбертина показала ей несколько уединённых мест, и Диана предложила Сильвестру прогуляться к одному из них – пруду, где работники Ла Баров разводили рыбу. На южном берегу, где росли тенистые ивы, была устроена беседка для чтения. Принцессе это место показалось идеальным для свидания.
Сильвестр покорно шёл рядом. Внешне он был спокоен, но Диана хорошо его изучила, и ей было известно, что за этой сдержанностью может скрываться что угодно – от меланхолической задумчивости до напряжённого обдумывания новой музыкальной композиции.
- Сильвестр, а как вы думаете, рыбам снятся сны?
- Рыбам? Хм… Боюсь, что нет. Их мозг устроен просто и не приспособлен для душевных переживаний. Научно доказано, что сон – это продукт анализа событий, пережитых наяву. А что может пережить рыба? Её жизнь состоит из кормления, ленивого плавания, а опасности тревожат рыбу лишь изредка и быстро забываются.
- А если человек будет жить так же просто, то у него не будет переживаний?
- В человека заложен мощный стимул – мышление. Он обязательно будет искать пищу не только для желудка, но и для размышлений, а вместе с ней найдёт эмоции, ощущения, переживания.
- А какие сны снятся вам?
- Разные. Чаще цветные. Иногда во сне я играю, а бывает и так, что приснившаяся мелодия оказывается уникальной. Я стараюсь сразу записать её нотами.
- Кто-нибудь слышал эти сочинения?
- Однажды я играл короткую увертюру матушке и Лили.
- На каком инструменте её нужно исполнять?
- На разных, и на гитаре тоже. Желаете послушать?
- О, конечно!
Сильвестр передвинул на ремне гитару из-за плеча в более удобное положение, вдохновенно закрыл на пару секунд глаза, а затем начал играть. Увертюра была сочинена им пару лет назад, но до нынешнего лета его устраивал в этом сочинении только мелодический рисунок. Ритмика никак не желала укладываться в чёткую структуру, а при переходе от второго к третьему такту Сильвестр поначалу не мог взять нужную октаву. Но появился Дима Серебров, носивший в своей памяти приёмы игры двух, а то и трёх десятков талантливых гитаристов конца ХХ века, – и вдруг стало понятно, чего не хватало в этой торжественной, величавой и немного таинственной мелодии.
Принцесса замерла, заслушавшись. Увертюра почему-то напомнила ей, как однажды зимой она выскользнула в вечерний парк в одежде дочери одной из горничных. Там уже повсюду стояли фонари с разноцветными стёклами, а на ели, кипарисы и самшитовый кустарник были развешаны блестящие рождественские украшения. Придворные вернулись с прогулки, чтобы приготовиться к ужину, и парк опустел. Диана оказалась посреди всего этого великолепия одна, ей никто не мешал медленно бродить по аллеям, волшебно припорошенным снегом, цветным от фонарных отблесков. Сумерки становились всё гуще, во дворце играл королевский оркестр, а снег валил, скрывая следы недавно гулявших здесь дам и кавалеров, и снежинки весело переливались, порхая в разноцветных волнах света.
- Какое чудо… Вы вернули мне полузабытые воспоминания. В ту зиму мне исполнилось тринадцать, и я до самого Рождества тайком сбегала в парк в надежде увидеть того, кто мне приснился.
- Эта увертюра по замыслу должна открывать цикл рождественских песен и этюдов, - удивлённо захлопал ресницами Сильвестр. – Но кто же вам приснился, если вы тайно искали его в парке?
- Я знала, что зря так делаю, потому что на самом деле этот человек был всё время занят в своих покоях. Просто в то время я много думала и очень остро чувствовала. С этим было трудно справиться, и мне нужно было уединение. Однажды сама для себя вдруг сделала открытие, что очень нуждаюсь в ком-то, кто понимал бы меня, говорил со мной по душам, разделял мои увлечения. А потом этот сон и… Я поняла, кто мне нужен, хотя ничего о нём не знала. Просто меня тянуло к этому человеку. Он был совершенно другой, не такой, как все. В тот необыкновенный вечер он исполнял на рояле рождественский гимн собственного сочинения, и я поняла, к кому тянется моя душа. С тех пор я не могу не думать о нём, не могу долго быть далеко от него…
Ошарашенный Сильвестр глядел на принцессу широко открытыми глазами. До него дошло, что речь идёт о нём, потому что он был единственным, кто за последние годы отваживался исполнять на Рождество не классические произведения, а гимн собственного сочинения. Этот день трудно было не запомнить. Он очень волновался: выступать предстояло не только перед всем двором, но и перед королевской семьёй. Однако Его Величество король Бенедикт казался расстроенным, его что-то отвлекало, а позже, уже после того, как монарх и его августейшая супруга подошли к Сильвестру и дирижеру оркестра Алексису Леониди, чтобы выразить своё восхищение, выяснилось, что инфанта отсутствует. Выходит, она в это время была в парке и размышляла о нём…
- Все последующие годы я занималась изучением привычек и интересов своего избранника, - улыбнулась принцесса. – Это было не трудно, потому что его сестра – моя лучшая подруга.
Сильвестр растерялся. Мало того, что он комплексовал по поводу наследственного права Дианы доминировать в светском обществе, вынужден был изображать галантность даже в тех случаях, когда попадал в дурацкое положение из-за своей неповоротливости, так ещё и это. Оказывается, его уже давно присмотрели и тихонечко дрессируют…
- Мне кажется, Ваше Высочество, что я совсем не гожусь на роль фаворита…
Внезапно она приблизилась вплотную и прижала свой палец к его губам. В этом порыве легко было узнать манеры Дины.
- Тс-с-с! – горячо прошептала принцесса. - Дорогой мой Сильвестр, давайте хотя бы ненадолго, пока позволяют обстоятельства, пообщаемся не как принцесса и граф, а как Дина и Дима… Пожалуйста…
- Если вам угодно… э… в смысле, я не против…
Правила этикета были серьёзно нарушены. Диана, волнуясь, смущённо опустила глаза, но тут же улыбнулась и сказала:
- Мне кажется, сейчас мы вполне можем обойтись без правил этикета. Ведь мы не в обществе чужих нам людей… Дима… Я не хочу, чтобы у меня был фаворит. Это слово для рысака, а не для самого близкого человека. Мне нужен друг… больше чем друг. Мужчина на всю жизнь.
- Да я же всю жизнь буду музицировать!.. Какой из меня…
- Музыкальный, - промурлыкала Диана, наклоняясь к его лицу. – А ещё очень умный. Неужели все думают, что принцессы мечтают видеть рядом с собой самовлюблённых эгоистичных щёголей, доказывающих свою мужскую силу на дуэлях, в попойках и в опочивальнях чужих жён?
- Я так не думаю.
- Вот видишь! Я же говорю, что ты не такой, как все. Ты идеально мне подходишь…
Они оказались друг от друга так близко, что места для этикета уже не оставалось. И времени на размышления тоже – такой момент легко испортить, а вот дождаться повторения очень трудно. Сильвестр и Диана одновременно почувствовали острую необходимость соединиться в поцелуе, и их губы коснулись. Они целовались первый раз в жизни, поэтому были полностью поглощены удивительным ощущением восторга, от которого, казалось, они совсем потеряли вес, и сейчас взлетят, словно семена одуванчика. Сильвестр, млея от волн приятных мурашек, прокатывающихся от макушки до пят, удивился тому, что чувствует, как бьётся сердце принцессы. Его собственное в этот момент замерло, правда, потом забилось с удвоенной силой.
- Ой… - улыбнулась смущённо Диана. – У меня сейчас сердце выпрыгнет… Ты чувствуешь то же самое?..
- Да, - кивнул Сильвестр. – По-моему, это даже круче, чем аплодисменты полного зала…
- В самом деле? – приподняла брови Диана. – Ты уверен?
- Н-н-ну… Лучше проверить ещё раз.
С наслаждением от того, что они делают это вместе, влюблённые снова слились в поцелуе. Они были так поглощены друг другом, что не заметили, как в десяти шагах от них замерли ошарашенные увиденным Бах и Лили. К счастью, Бах сообразил, что им лучше тихонько ретироваться, чтобы ненароком не нарушить романтическое уединение друзей. Он выразительно замахал рукой и потянул Лили обратно от берега, на аллею, по которой они только пришли.
Спешно удалившись на полсотни шагов, Бах и Лили переглянулись и едва не повалились на траву от душившего их смеха.
- Мы удирали как зайцы! – выдохнула Лили. – Как будто самые распоследние проказники!..
- Да уж, лучше было удрать, а то оконфузились бы, и им всё испортили.
- Но мы же нечаянно подглянули, - попыталась оправдать их Лили.
- Им от этого было бы не легче. Не хватало нам ещё стать помехой их отношениям. Они и так не просто складываются.
- Но складываются, - лукаво улыбнулась Лили, радуясь за подругу. – Это так здорово! Если дело пойдёт на лад, то будет две счастливые пары!
- Я бы предпочёл три, - задумчиво покачал головой Бах.
- Будет и три, - взяла его за руку Лили. – Я верю, что всё закончится хорошо.
- Я тоже в это верю, - подмигнул ей Бах. – Только мой дядя учит меня подкреплять веру в успех реальным делом. Поэтому скоро наши безмятежные каникулы закончатся. Нам нужно отправляться на поиски.
- Как?.. Куда?..
- Изначально у нас с дядей был план: побывать в каждом селении и расспросить местных жителей, не объявлялись ли у них Маша или Вовка. Теперь дядю осенило спрашивать о них ещё и у дорожной стражи. Может, наши шансы и невелики, но других вариантов я пока не вижу.
- Ты прав, искать нужно… Но мне так не хочется с тобой расставаться!.. Сколько времени вы потратите на поиски? В наших провинциях не так уж мало селений. И потом, реальное положение может оказаться сложнее, чем нам представляется. Взять хотя бы тот факт, что потерялась Синди восемь месяцев назад. Боюсь, что с ней что-то случилось. Верить в это не хочется, но правда неумолима. Единственное место, куда она могла идти без опаски – наш замок. Но её до сих пор здесь…
Лили умолкла на полуслове и побледнела, глядя куда-то мимо Баха. Он повернул голову в направлении её застывшего взгляда, ища причину оторопи, и сразу понял, в чём дело.
Через лужайки и рощи ландшафтного парка Ла Баров с востока на запад проходила вымощенная дорога, от которой в разные стороны расходились аллейки и тропинки. По одной из таких аллеек Бах и Лили как раз подошли к ней со стороны пруда, и им стало видно, как из тени клёнов на залитую солнцем мостовую вышла девушка в крестьянской одежде. Баху показалась очень знакомой её походка, а затем он разглядел и лицо. Это была Маша. Она явно спешила, а на лице была озабоченность.
- Ни фига себе, - выпучил глаза Бах. – Надо было и про Вовку поговорить. Глядишь – и он из-за какого-нибудь куста вырулит.
Лили подобрала платье и бросилась наперерез кузине. При этом она издавала что-то вроде писка, только звук от бега вибрировал, создавая впечатление, как будто к её пяткам было привязано по резиновому пупсику. Вылетев на мостовую, Лили вскрикнула:
- Синди! Ну где же ты была так долго!..
Девушка замедлила шаг, и тут стало понятно, что ходьба её сильно утомила. Лили набросилась на двоюродную сестру, стиснула её и закружила. Они чуть не упали, потому что Синди едва могла стоять. Целеустремлённо шагать вперёд на пределе сил ей помогало желание побыстрее достичь цели, но, попав в объятья кузины, она утратила последние силы.
- Синди! Сестрёнка моя милая!.. Ваня, да она едва стоит! Машенька, держись…
Бах подоспел вовремя: обессилевшая от напряжённой ходьбы и всплеска чувств девушка стала оседать на камни. Кровь отхлынула от лица, глаза закатились, тело обмякло. Бах подхватил её на руки и сказал:
- Я понесу беглянку в дом, а вы, графиня, нарушьте, пожалуйста, интим наших друзей. Думаю, они не рассердятся, узнав, что нас теперь пятеро.


                *   *   *

Через час, когда Синди отпоили молоком, умыли и переодели, у её кровати собрались королева Альбина, принцесса Диана, графиня Литиция Ла Бар с сыном и дочерью, барон Мюнхгаузен и Бах. Графиня сидела у изголовья кровати, держа в своей руке руку Синди.
- Ваше Высочество, - представила она свою племянницу королеве. – Это Мария Люсинда Бриттенгем, дочь моей покойной сестры и капитана королевских егерей Эрика Бриттенгема. До сегодняшнего дня она считалась пропавшей без вести и даже погибшей, но мы не верили в это и ждали, что когда-нибудь настанет счастливое мгновение, и мы вновь увидимся.
- Воистину, оно настало, - улыбнулась королева. – Нет, нет, дитя моё, лежи, пожалуйста. Тебе нельзя беспокоиться. Ты и без этого много пережила. Сбереги силы на рассказ о своих приключениях, потому что я, как и все, жажду его услышать. В силах ли ты поведать нам, что произошло?
- Даже если бы я смертельно устала, Ваше Высочество, - ответила Синди с измученной улыбкой, - то исполнила бы долг перед теми, кто дорог мне. Да, я всё расскажу, потому что из-за меня подвергается опасности очень хороший человек. Только обещайте выслушать всё, что я буду рассказывать, без иронии и недоверия. Поверить во всё случившееся трудно, я бы и сама не поверила, да только судьбе было угодно, чтобы это случилось со мной.
- Можешь доверить нам всё, - кивнула королева. – Но начни с причины, заставившей тебя исчезнуть.
Синди перевела дух и рассказала без утайки всё, начиная с того чёрного дня, когда навет мачехи заставил её бежать, куда глаза глядят. Собравшиеся, переглядываясь и удивляясь, выслушали удивительный рассказ о её пробуждении на лесной поляне, о встрече с мифическим Лесным Котом, о таинственном подземном царстве и его обитателях, о кошмарном вепре Кифервальда, о людях, которые были рядом с Синди и помогали ей. Но удивительнее всего была история о превращении хищника, спасшего девушку от гадюки, ведьмы и демона, в молодого человека.
- Чудеса да и только! – воскликнула, не выдержав, королева Альбина. – Литиция, ты помнишь историю семейства Кюри?
- Да, в пору нашей юности это была одна из самых волнующих историй, - подтвердила графиня. – Легенду о Лесном Коте до сих пор рассказывают в народе, и многие верят в её правдивость.
- Но где же теперь этот храбрый юноша? – нетерпеливо спросила королева у Синди. – Неужели он так же плох, как несчастный потомок Киферов?
- С его рассудком всё в порядке, - ответила Синди с самым несчастным видом. – Зато я вот-вот лишусь разума от горя, потому что сегодня утром, пока я ходила за водой, на наш шалаш набрели конскрипторы. Они против воли увели Вольфганга с собой, и мой долг, Ваше Высочество, просить за него вашей милости.
Лили ахнула и всплеснула руками, графиня нахмурилась и посмотрела на свою госпожу. Королева Альбина с досадой щёлкнула веером и проговорила:
- Мне никогда не нравилось то, как набирают в нашу армию рекрутов, но тут без слова Его Величества ничего сделать не удастся.
- Как же нам быть? – спросила графиня.
- Вернуться в столицу без его изволения мы тоже не можем, - принялась размышлять королева. – Но и быть безучастными в момент, когда потомка дворянского рода волокут на передовую, как крестьянина, мы не должны. Необходимо составить послание Его Величеству и добиться, чтобы канцелярия выдала патент на неприкосновенность урождённого графа Кюри и его освобождение от воинской повинности ввиду нездоровья.
- В этой ситуации мы должны учесть один нюанс, Ваше Высочество, - вмешался барон. – Для того, чтобы данный патент вступил в силу, необходимо иметь доказательство того, что этот парень на самом деле является наследником графа Кюри.
- Благодарю вас, это ценное замечание, - кивнула королева, и барон поклонился.
- Но мы не располагаем доказательствами, - сказала графиня. – Разве что нам поможет сам Фредерик Кюри. Однако есть ли надежда, что он опознает сына после стольких лет тоски и одиночества? Я слышала, что он совсем не занимается делами и давно отстранился от всех.
- Боюсь, что и до этого не дойдёт, - заметил барон, и все посмотрели на него. Он продолжил, - Патент выдадут только тогда, когда мы представим доказательства того, что Кюри-младший жив. Мы сможем вызволить молодого человека, если проведём опознание с участием его отца, представим прошение от имени графа Его Величеству, а уже после этого с патентом явимся в полк.
- Господи, Боже мой! – воскликнула королева. – Да на это уйдёт целый месяц! Всё это время несчастный граф будет пребывать в полном смятении за судьбу обретённого сына, а мальчика могут бросить на растерзание пигам!
Из глаз Синди хлынули слёзы, она спросила дрогнувшим голосом:
- Неужели нет никакой надежды?..
Графиня обняла её, собравшиеся посмотрели на королеву. Её Высочество в раздумье помахала веером у лица, затем решительным голосом заявила:
- Мы спасём от переживаний престарелого графа, сократим до минимума бюрократические процедуры и вызволим юношу уже через неделю.
- Но как мы это сделаем? – спросила графиня, удивлённо приподняв брови.
- Королева я или нет? – загадочно усмехнулась Её Высочество. – Второе лицо государства должно знать способы быстрого решения проблем, чтобы помогать первому не забивать голову частными делами подданных. Мы должны сей же час составить прошение от имени графа Кюри на признание его сына живым вследствие опознания. Я заверю его своей печатью, Его Величество подпишет прошение, а канцелярия без проволочек оформит патент.
- И для этого не потребуется протокол опознания за подписью двух свидетелей или что-нибудь там ещё? – спросил барон.
- В том-то и дело, что нет, - лукаво блеснула глазами королева и прикрыла нижнюю часть лица веером. – Моя печать под прошением означает, что я несу ответственность за достоверность документа. Кому ещё, кроме королевы, можно доверять так же, как монарху? А чтобы прошение попало сразу к Его Величеству, мы направим его графу Юнгу с просьбой от моего имени передать бумагу лично. Так будет надёжнее и быстрее, чем записываться на приём и ждать аудиенции.
- Это по-королевски мудрое решение, - улыбнулся барон.
- Ещё бы, - ответила Её Высочество из-за веера.
Но её кокетство тут же сменилось деловым тоном.
- Думаю, что нам не стоит терять ни секунды времени и отправиться вслед за конскрипторами, - сказала королева. – Скорее всего, удастся даже опередить их и поставить в известность начальника учебного лагеря. У него не настолько много полномочий, чтобы отпустить призванного рекрута, однако побольше ума, чем у лейтенанта из конскрипторской команды. Он должен напугаться, получив письмо лично от королевы. Барон, вы знакомы со многими военачальниками и знаете к ним подход. Не согласитесь ли вы взяться за это?
- С удовольствием, Ваше Высочество. Если не ошибаюсь, гарнизоном учебного лагеря сейчас командует полковник Климентьев. Мы с ним давние знакомые, можно сказать, кровные братья.
- Отлично. Сделайте для юноши всё, что можно, добейтесь гарантии того, что молодой граф будет ограждён от всяческих неприятностей.
- С позволения Вашего Высочества я выеду в гарнизон завтра утром, - сказал барон. – Так я смогу без труда догнать отряд конскрипторов.
- Нужен ли вам эскорт? – спросила королева. – Места там довольно безлюдные.
- Благодарю Вас, меня будет сопровождать мой племянник. Вдвоём с Джованни мы будем в полной безопасности.
- Да поможет вам Бог, - благословила их королева и обратилась к графине Ла Бар, - Литиция, идёмте в мои покои и займёмся составлением писем. Мы должны отправить посыльного во дворец засветло, чтобы он успел пройти до закрытия ворот. Увидимся вечером, господа.
Королева и её фрейлина удалились, а принцесса Диана и Лили Джильбертина бросились к Синди и обняли её. Поближе подошли и Сильвестр с Бахом.
- Господи! – всхлипнула Лили. – Мы уже думали, что никогда тебя не найдём!
- Да уж, неприятных минут было немало, - кивнула Диана. – Когда всё закончится, больше никогда не соглашусь участвовать в экспериментах со временем. Даже самые интересные приключения не стоят потери близких и друзей.
- Мы все здорово рисковали, но выхода у нас не было, - сказал Сильвестр.
- Да ладно вам, - пожал плечами Бах. – Всё будет нормально. Осталось только Волка найти – и мы вернём всё на свои места.
- Вольфганг Кюри – это Володя, - заявила Синди, и все оторопело примолкли.
- Вот это номер, - пробормотал Карл Иоганнович. – Так Вовку занесло в хищника!..
- А что ты удивляешься? – хмыкнул Бах. – Я вообще был привидением.
- Вот поэтому я и говорю – со временем шутки плохи, - назидательно сказала Диана.
- Никто с Вашим Высочеством и не спорит, - ответил Бах. – И тем более, насильно не заставляет пользоваться Зерцалом.
- Молодёжь, - призвал их барон, - давайте обсудим создавшееся положение, раз уж случай дал нам возможность собраться вместе.
- Карл Иванович, может быть, нам всем поехать в этот самый учебный лагерь? – спросил Сильвестр. – Не дай Бог, с Вовкой что случится – и быть нам до старости раздвоенными.
- Это тебя тяготит? – внимательно посмотрел на него барон.
- Не то чтобы тяготит… - замялся Сильвестр.
- Сознайся – по интернету соскучился, - с сарказмом сказала Диана.
- Ни фи… ничего подобного. Но книг мне действительно не хватает. Здесь не книги, а полная белиберда. Вдобавок, все, корме велирузийских, напечатаны латиницей. Задержимся тут – отупею.
- Мне тоже много чего не хватает, дорогой мой граф, - покачала головой Диана. – Наберитесь терпения.
- Вернёмся к делам, милостивые государи и государыни, - напомнил барон. – По поводу поездки в учебный лагерь я должен заявить: нечего нам всем там делать. Это палаточный лагерь, а не гостиница, удобств нет. К тому же, места там неспокойные, пограничные. Её Высочество и графиня никогда не согласятся отпустить туда всю нашу честную компанию, даже будь с нами рота охраны.
- Мы и вдвоём управимся, - успокоил друзей Бах. – Маша, Вольфганг внешне от Волка не сильно отличается?
- Да они как близнецы! – горячо сказала Синди. – Ни за что не ошибётесь!
- Ну, и отлично, - кивнул Бах. – Мы с дядей очаруем тамошнее начальство, дождёмся патент – и сразу обратно.
- Интересно, сколько времени на это уйдёт, - пробормотал Сильвестр.
- Что ты имеешь в виду? – спросила Лили.
- Подозреваю, что всё не так просто, как кажется. Я слышал, что секретари королевской канцелярии – те ещё волокитчики. Там есть противный господин по фамилии Клермон…
- Родственник нашего епископа? – поинтересовалась Диана.
- Точно. Говорят, он ещё больший зануда, да к тому же любит, чтоб с ним полюбезничали, поупрашивали его.
- На самом деле Соломон Клермон таким образом вымучивает у просителей подношения, - заявил барон. – Я однажды имел с ним дело. Пришлось припугнуть мздоимца. Но в данном случае, полагаю, у нас преимущество: бумаги будут запущены в производство с печатями царствующих супругов.
- Да и если подождать придётся – ничего страшного, - заверил Бах. – Поживём пару недель в палатке, послушаем барабаны по утрам, в стрельбе поупражняемся. Зато приглядим, чтобы с Волком ничего не стряслось. А то знаю я этих армейских дундуков по своей учебке. Любят они над салагами поиздеваться.
- Господи, только бы ничего не случилось, - молитвенно проговорила Синди.
- Всё будет хорошо, - заверил Бах. – Мы для того туда и едем.
- Как бы я хотела поехать с вами! Я ведь вообще пешком туда собиралась идти…
- Ты и так достаточно походила пешком, - сказала Лили кузине. – К тому же смысла в этом не было бы никакого. Чего бы ты добилась, борясь в одиночестве с  военной машиной?
- Вот именно, - согласилась Диана. – Мы столько пережили в поисках друг друга, что теперь нужно действовать вместе. А ещё благоразумнее заручиться поддержкой моей августейшей матушки. Теперь мы быстрее достигнем желаемого, потому что за нас слово королевы.


Теперь ты в армии

Всё тело ныло, как будто Волк с утра до ночи разгружал вагоны. Ног он уже не чувствовал, потому что их отряд оставил позади не меньше сорока километров. Последний такой марафон Волк пережил, когда служил в армии, но это было не самое трудное. Беда была в том, что голова раскалывалась, отзываясь на каждое резкое движение вспышками сверлящей боли. Это напоминала о себе ссадина, оставленная прикладом одного из конвойных.
Жизнь его сделала сальто-мортале, бросив едва ожившее после невероятной метаморфозы тело в ещё более суровое испытание. Те, кто схватил его в шалаше, сонного и беззащитного, понятия не имели о том, что вербовщики должны уговорами и посулами заинтересовывать крестьян и ремесленников поступать на военную службу, объяснять им выгоду, которую они могут получить, проявив себя героями. Они просто нагло хватали тех, кто зазевался, словно они беглые преступники, связывали их между собой верёвкой за руки и гнали без особой жалости по просёлочным дорогам у самой окраины провинции. Наскоком прочесав поместья, хутора, деревушки на юге и юго-западе Новой Европы, конскрипторы выловили около сорока  «новобранцев».
Вояки это были ещё те. Волк осмотрелся во время дневной передышки и пришёл к выводу, что дела в королевской армии или совсем плохи, раз в её ряды готовы брать кого попало, или командиру конскрипторского отряда абсолютно наплевать на соответствие рекрутов армейским стандартам – лишь бы пригнать в гарнизон нужное их количество.
Половина попавшихся вербовщикам бедолаг были просто нищими и бродягами: обтрёпанные, голодные, больные – они представляли собой жалкое зрелище. Дай такому ружьё – он не то что стрелять из него не сможет, но даже удержать будет не способен. Вторая половина была тоже из бездельников, но этих нельзя было назвать убогими или хилыми. Часть из них была откровенно уголовными элементами. Их трудно с кем-то спутать: острый холодный взгляд исподлобья, независимый вид, упрямые складки у рта, татуировки на руках. Конвойных они терпели, пока были связаны руки. Те прекрасно это понимали, а потому лишний раз старались не шпынять опасных типов. Зато без жалости толкали прикладами остальных: нескольких крестьян, попавшихся в придорожных корчмах, батраков-сезонщиков, пару мелких торговцев, парня с покалеченной рукой и других несчастных, в том числе и самого Волка.
На привале, который командир конскрипторов устроил в середине дня, сосед Волка по связке – молодой чернявый парень, с виду из цыган, спросил:
- Ты где попался?
- Спал себе в шалаше… Навалились герои на сонного, я без башмаков и пнуть-то толком никого не мог.
- А меня в стогу выловили, - невесело хмыкнул цыган. – Надо было спозаранку оттуда смыться, да поспать лишний часок захотелось. Только нос высунул – на тебе, штык к шее приставили, верёвку на руки да в строй. Э-эх, говорила мне мама, не спи сынок, до обеда… - Он запустил пальцы в копну волос и дёрнул себя за вихры, - Теперь пропадёт моя головушка!..
- Не ной, чумазый, - буркнул мужичок в годах из соседней связки. – В армии, если вместе держаться, сам чёрт не страшен. Сам подумай: кого бояться куче здоровых мужиков с ружьями?
- Здоровых? – ухмыльнулся цыган. – Тебе лет-то сколько, дядя? Уж не знаю, каким местом смотрели конскрипторы, когда тебя брали, но в пехоте тебе поздновато служить. Мой дед и то моложе выглядит.
Тот и не думал обижаться.
- А ты не смотри, что я сморщенный. Про службу больше твоего знаю, а может, и больше нашего петушка-лейтенанта.
- Ну, это ты, наверно, загнул, дядя, - покачал головой цыган. – Откуда бы тебе больше королевского офицера про службу знать?
- Это не офицер, это мразь. Позор любой армии. Ты приглядись, цыган: у него же на морде написано, что он пьяница и картёжник. По возрасту ему бы уже в капитаны пробиться, а он лейтенант, да ещё в захудалом конскрипторском отряде. Он ведь и здесь толком ничего не добился, иначе бы делал всё честь по чести, вербовал народ, а не хватал, как жандарм.
- Вот тут ты в яблочко попал, дядя, - покачал головой цыган и снова схватился за вихры. – Где это видано, чтоб цыгана под ружьё ставили?
- И ставили, и сами шли, - ответил мужичок. – Ты бы вот деда-то своего и расспросил: может, он под одним полковым знаменем со мной воевал.
- Да быть того, не может, чтобы мой дед в армии служил!
- Ты не горлань, не горлань, а то конвой прикладом-то по тыкве заедет, - урезонил его собеседник. – Он, может, и не служил, да других цыган в моём полку было двое или трое. Знатные бойцы были, многих пигов положили.
- Так ты солдатом был? – удивился цыган.
- Был.
- Что-то я не пойму… В армии служил, с пигами воевал, значит, должен ветеранское звание носить.
- Вот только звание у меня и осталось… Патента уж давно нет.
- Не понимаю. Тебе этот… бумажный лейтенант должен честь отдавать, а он тебя в рекруты силком поволок.
- Вот именно – бумажный, - невесело усмехнулся мужичок. – Нынче бумажка больше человека значит, а дураки только бумажки и признают.
Договорить им не дали: один из конвоиров раздал всем по куску хлеба с дурно пахнущей вяленой рыбой, а командир отряда противным голосом сообщил:
- Десять минут на обед! Всем жрать! Быстро!
Волк давился сухой и невкусной едой и с нежностью вспоминал армейскую столовую, где еда была хоть и простой, но вкусной и питательной, а главное, одобренной потребнадзором. Он даже примерно не представлял, что за рыбу им всучили, но по запаху догадался, что хранили её со всевозможными санитарными нарушениями. Оставалось надеяться, что он не подхватит глистов.
В конце обеда по связкам пустили котелки с питьём. Волк, наблюдая, как к мятой железной посудине с неизвестно какой водой жадно прикладываются бомжеватого вида хмыри, решил, что поедание рыбы было менее опасным занятием. Жизнь с каждым часом становилась всё интереснее, и он серьёзно озадачился, как будет лечиться, если его прохватит понос.
- Вста-ать! – скомандовал лейтенант, и конвоиры прикладами поторопили кряхтящих и ворчащих рекрутов. – Перед маршем хороший солдат должен не только поесть и попить, но и облегчиться! Первая, вторая и третья шеренги идут в кусты по очереди! Учтите, кто не облегчится сейчас, будет терпеть до вечера, если, конечно, не обделается в дороге! Всем ясно?! Первая шеренга пошла! Ребята, глядите за ними в оба глаза, чтоб все были делом заняты, а не по сторонам зевали!
Конвоиры заработали прикладами, подпихивая нерасторопных, и связку, в которой был Волк, повели в кусты. Учитывая, что рекруты были связаны между собой всего-навсего метровыми кусками верёвки, справлять нужду им пришлось в весьма неудобном положении. Справа и слева от Волка послышался недовольный ропот, но конвоиры грубо напомнили тем, кто собирался заявить о своих человеческих правах, что люди здесь только те, у кого ружьё.
Через шесть часов быстрой ходьбы Волк начал мечтать о том, чтобы день, наконец, закончился. Вскоре лейтенант объявил привал и отдал приказ готовиться к ночёвке. Связку Волка повели в ближайшую рощу за хворостом. Шататься по кустам, когда ты спутан одной верёвкой с ещё десятком человек, да ещё и собирать при этом сучья – удовольствие сомнительное, но Волк был рад ему, потому что после пыльной укатанной дороги натруженные ступни отдыхали на мягкой прохладной траве.
Кое-как насобирав по охапке хвороста, они долго брели обратно к дороге, потому что двое растяп, не приученных к труду, всё время роняли сухие ветки. В конце концов, охрана накостыляла одному из них, а второй, оценив перспективу, вцепился в охапку намертво и больше ничего не терял.
Ближе к вечеру их накормили жидкой пшеничной кашей с запахом прогорклого вяленого мяса и, наконец, оставили в покое.
- Что-то рано петух сегодня стоянку скомандовал, - ни к кому не обращаясь, пробормотал крестьянского вида парень, другой товарищ Волка по связке. – Неужто над нами сжалился?
- Да уж куда там, - усмехнулся цыган. – У него просто зад устал. Седло неудобное.
- А ты почём знаешь? – удивился парень.
- Уж кому как не цыгану в сёдлах да лошадях разбираться! – не без хвастовства ответил цыган. – У меня дед – первый сёдельник на всю округу. Окрест во всех сёлах верховые с его сёдлами. Отовсюду едут заказывать.
- Ну, вот, дед при деле, а тебе-то чего не сиделось? Чего по стогам шастал?
- А чтоб от родни моей зазнобы по шее не досталось, - самодовольно заявил тот. – Маричка – чудо, а не девушка. Всех женихов отбривает, зато на меня запала. Как тут отказаться?
- Родня, понятное дело, против?
- Особенно братовья, - кивнул цыган и сплюнул в сторону. - Норов у них вздорный, со всеми в деревне передрались уже, а тут я в женихи набиваюсь.
- Бока-то поди намяли уже? – хмыкнул крестьянин.
- Бегают плохо, - усмехнулся цыган. – Тебя как звать? Меня Гешкой кличут.
- А меня Ерёмой нарекли.
- Ну, а тебя, молчун, как звать? – спросил цыган Гешка у Волка.
- Зови Волком, - ответил он.
Цыган тихонько присвистнул, оглядывая Волка и пытаясь определить, какого он сословия.
- Какого ж ты роду-племени, парень? Выговор у тебя не наш, не южный. Ты, случаем, не из моряков?
- У моряков мозоли, что мои пятки, - вмешался в их разговор бывший ветеран, снова оказавшийся рядом. – Но такие прозвища вместо имён обычно носят парни не из простых.
- Из воров, что ли? – поднял чёрные брови Гешка.
- Не вор он, - покачал головой мужичок. – Ты, чумазый, гляделками-то гляди. Воры – люди, которым терять нечего, кроме жизни, так что они держаться с гонором, как псы бойцовые. И меток на них, как репьев на твоих штанах, чтобы свои за другого не приняли. – Он пихнул одного из своей связки в плечо и спросил, - Верно я говорю, Костыль?
- Не вор он, Замок, это точно, - сипло ответил худой тип с татуировками на кистях рук. – Не из наших.
- А ты чего молчишь? – спросил Гешка, сгорая от любопытства.
- Самому интересно послушать, угадаете или нет, - усмехнулся Волк.
- С таким говором к нам или торговцы заезжают, или сезонщики, или каторжники беглые, - рассудил мужичок со странным прозвищем Замок. – Но ты не торгаш и не батрак. Разве что наёмник с северных островов. И то они больше в Новом Амстердаме кучкуются. Что скажешь, Костыль?
- К нам наёмнику ехать не резон, - покачал тот головой худой. – Они тут не в чести. Своих прихлебал как грязи.
- Дело говорит, - кивнул на Костыля Замок и хитро прищурился. – Получается, что мутный ты, какой-то, а, парень?
- Да ладно вам, сразу мутный, - вступился Гешка. – Подумаешь, не разобрали сразу, кто таков. Мало ли, какая судьба у человека. На нас, цыган, тоже всё время норовят пальцем показать, мол, бездельники да баламуты, а я даже и не помню, чтоб в моей семье хоть один такой бедовый был.
- Справедливо говоришь, - согласился Замок и снова посмотрел на Волка, который невозмутимо продолжал молча их слушать.
- Не вор, не купец, не наёмник, а в шалаше схватили, - заметил Ерёма. – Бродяга, что ли какой?
- Друзей я ищу, - сказал, наконец, Волк. – Разминулись мы…
- А друзья у тебя кто? – поинтересовался Гешка.
- Музыканты.
- Я же говорю - бродяга, - заключил Ерёма.
- Значит, и ты из них, - проговорил задумчиво Замок. – А сам-то тоже музыкант? Или лицедей какой?
- Музыкант.
- На гребешке можешь сбацать? – спросил Гешка, извлекая из какого-то кармашка замызганный старый гребень.
- Да иди ты со своей вшегонялкой, - буркнул Замок и спросил у Волка, – На чём играешь?
- На гитаре.
- Вот как раз такого инструмента никто из нас не догадался захватить, - цокнул языком Замок.
- Всё равно играть не дали бы, - кивнул Костыль на конвоиров, хлещущих неподалёку водку.
- Ну, ничего, - успокоил Замок. – Если повезёт, ещё сыграешь. Ты, музыкант, главное, дурака не сваляй. Если в лагере спросят, кто умеет на инструментах играть – сразу шаг из строя. У нас в полку свой оркестр был, так из тех ребят почти никого не убили. Полкан их берёг, чтобы перед начальством парады устраивать.
- Спасибо за совет, - поблагодарил Волк.
- Слушай, дядя, а ты ведь так и не рассказал, отчего тебе почести не воздают, - вспомнил Гешка.
- А чего тут рассказывать… Пришёл в родной посёлок, отдал писарю, что при старосте был, патент, чтобы он меня на пенсион поставил.
- И что?
- Что, что… Этот сучий потрох пропил мой патент. Я сразу понял, что тут без нашего старосты не обошлось. Тот на меня с молодости зуб имел за то, что я его родственнику не дал к моей сестре женихаться. А без патента никуда особо не ткнёшься. После ранений я тяжёлую работу делать не мог, а зарабатывать-то надо. У сестры три племяша подрастали. Подался в пригород, нанялся в подмастерья к мастеру по замкам. Знатный мастер, чудеса с замками вытворял, а когда приметил, что я в этом тоже соображаю, обучил меня всяким секретам. Всё хорошо шло, да встретил я как-то в таверне старосту нашего. Он там собутыльникам хвастался, что объегорил односельчанина и теперь по его патенту пенсию получает, как ветеран.
- Вот сволочь! – сжал кулаки Гешка.
- Сволочью и подох, - покачал головой Замок. – Пристукнул я его в переулке. Потом долго в подвале у знакомого отсиживался, пока он не привёл ко мне местного смотрящего. Я ворам несколько хитрых замков вскрыл, помог купеческие амбары обчистить. Так и стал медвежатником.
- Ну, дядя, и история у тебя, - вытянул губы Гешка. – Столько мытарил, а теперь снова в рекруты забрили.
- Забрили под старость лет, - согласился Замок. – Да может, оно и лучше… Кормить-поить будут на королевские денежки.
- Ага, - скривился Гешка. – А как против пигов выставят? Говорят, они сущие дьяволы!
- Врут. Хотя твари они, конечно, отвратные, но от свинца дохнут, как и все.
- Хорошо тебе рассуждать, - сказал Ерёма. – Ты уж пожил на свете. А нам, молодым, с какой бы стати кровь проливать, ежели мы ещё жизни не видали?
- Чего ты в своей холопьей жизни не видал? – спросил Костыль. - Спину на богатея не гнул? Задарма не вкалывал?
- Уж лучше вкалывать, - заявил Ерёма. – Зато руки-ноги целы, да голова на плечах. Пока сила есть, надо хозяйство справить, семью завести.
- И охота тебе спиногрызов обрабатывать, - покачал головой Костыль.
- Ты, Костыль, не трепли про то, в чём не смыслишь, - сказал Замок. – Парень верно говорит: мужик к старости должен после себя наследников оставить и добра для них нажить, чтоб самому не подохнуть под забором или на каторге. Мы с тобой сами такую судьбу выбрали, а Ерёмке вот, по-хорошему, надобно землю пахать, а не ложиться в неё. Он крестьянином родился, а не бродягой, ему не лиха искать на Утиных озёрах, а хлеб надо растить. Правильно я говорю, Волк?
- Пока пиги его поля не топчут, и ему бы от них подальше держаться, - рассудил Волк. – Но коль уж попал в солдаты, надо не жалеть себя, а зубы с когтями отращивать, чтоб любая вражина, узнав, что Ерёма с ружьём рубеж сторожит, под себя сделала.
Его спутники негромко засмеялись, Замок одобрительно покачал головой:
- Гляди-ка, а Волк дело знает. Ты, часом, сам под ружьём не ходил?
- Приходилось. Не в этих краях, далеко отсюда.
- Ага! Какое в армии первое правило?
- Солдат спит – служба идёт.
Замок и Костыль переглянулись. Старший сказал:
- Твоя правда. Тогда давайте дрыхнуть, а то завтра этот злыдень опять спозаранку подымет.

                *   *   *

Сон на голой траве после сорокакилометрового марафона – не отдых. С утра, хоть Волк и спал всю ночь, как убитый, вовсе не чувствовалось, что тело набралось сил. Голова, конечно, болела чуть меньше, но всё остальное ломило, словно его колотили палками.
- Подъё-о-ом! – паскудным голосом разбудил всех лейтенант, который с похмелья был ещё злее, чем вечером. – Вста-а-ать, скоты ленивые!
Он направо и налево махал хлыстом, не жалея ни рекрутов, ни конвоиров, и бранился на чём свет стоит.
- Ишь ты, ишь ты, как ярится, - проворчал Замок и стал тормошить молодых спутников. – Братцы, вставайте живее, а то эта шавка кусаться начнёт.
Второй день ничем не отличался от первого: конвой гнал их резвым маршем без остановок, если не считать краткого привала на каком-то одиноком хуторе, где лейтенант с подручными схватил хозяйского сына. Хуторянин хотел было протестовать, пригрозил, что пожалуется окружному судье, который покупает у него сметану с маслом, но лейтенант отдубасил его ножнами и припугнул, что в этом случае сгноит его сына в карцере или вовсе отправит в разведку к пигам, и те его съедят заживо.
По мере продвижения отряда из южных земель королевства в западные ландшафт становился всё более холмистым. Светлые берёзовые и кленовые леса всё чаще перемежались с сосняком и ельником, воздух становился более влажным.
- Скоро будет первый Драконий Остов, - сообщил Замок во второй половине дня. – Это скалы, которые тянутся к холмам от северных хребтов Кырымского кряжа. Там стоят внутренние заставы. Служба там самая спокойная. У второго Остова, что торчит среди лесов севернее, начинается приграничная область. Там вторая линия застав. Ещё дальше – учебный лагерь, мы там будем завтра поутру. А оттуда полдня пешком до внутренней линии укреплений. Если повезёт – будем служить там. Если нет – пошлют на передовую, и там каждая минута жизни будет в радость.
- Ты там был? – спросил Гешка.
- Я там едва не сдох… В общую могилу уже собирались положить, да фельдшер глазастый оказался, не дал меня червям скормить.
Рассказ Замка нагнал на рекрутов мрачные мысли, они притихли до вечера. На привале, перед сном они принялись было расспрашивать бывшего солдата про армейскую жизнь, но сырое небо западной провинции не позволило им расслабиться. Начавшийся нудный мелкий дождь внёс сумятицу в вечерний отдых, заставив отряд срочно устанавливать походные тканевые пологи. К утру люди продрогли и чувствовали себя ещё менее отдохнувшими, чем в предыдущее утро.
Остаток пути до учебного лагеря они проделали в сыром тумане, который никак не хотел подниматься в небо. Света было мало, словно утренние сумерки решили затянуться до обеда. Над слоем тумана ползли низкие облака с сивой дождевой бахромой.
- Мрачноватые тут места, - пытался держаться браво Гешка. – Солнце, похоже, решило не провожать нас до Утиных озёр.
- Попроси конвой, чтоб тебя оставили загорать за Драконьим Остовом, - посоветовал Замок. – Вдруг смилуются.
- Спасибочки… - скис Гешка и надолго замолчал.
Ближе к обеду, когда отряд двигался через мрачный глухой бор, дорога раздвоилась. Они повернули налево и скоро вышли на широкое поле, дальний край которого, обрамлённый ельником, терялся в тумане. Посредине, подчиняясь строгой симметрии, раскинулись квадратом шатры и палатки учебного лагеря. Голодные и уставшие рекруты уловили в сыром воздухе запах дыма и обеденного варева, и это их немного взбодрило.
В лагере не было такого бардака, как в конскрипторской команде. Караульные пикеты охраняли подступы к лагерю и его периметр, в самом лагере был идеальный порядок, никто не бродил где попало и не сидел без дела. У палаток оставались только дневальные, несколько человек суетились у полевой кухни, остальные, видимо, были на занятиях: где-то вне поля зрения, за лагерем, тарахтел барабан и раздавались отрывистые команды. Волк, имея опыт срочнослужащего Российских вооружённых сил, оценил это и заранее проникся уважением к здешнему военачальнику.
Их привели на площадку посредине лагеря. Лейтенант спешился и направился к добротному шатру, над которым развивался королевский штандарт: бирюзовый крест на тёмно-зелёном фоне, а в центре, на вишнёвом поле щита, - вздыбившийся золотой лев. Минут через пять оттуда вместе с ним появилось ещё два офицера, и оба явно не чета лейтенанту. Один – в красном кителе с пышными эполетами, треуголке с плюмажем – был уже немолод, но былой стати не утратил, всем своим видом показывая, что главный здесь он. Второй – в скромной полевой форме травяного цвета и кепи без знаков отличия, но по выправке и манере держаться чувствовалось, что он боевой офицер. Они остановились перед неровным строем рекрутов и переглянулись.
- Лейтенант Шпуро, - сухо обратился к командиру конскрипторского отряда старший офицер. – Что вы себе позволяете?
- Да, господин полковник! – залебезил лейтенант. - Что, господин полковник?
- Вы, что, отбили их у тюремного конвоя? Почему они у вас связаны?
- Чтоб не дезертировали! – отрапортовал лейтенант, вытягиваясь по стойке смирно. Видно, дошло, наконец, что поступил по-идиотски, и теперь лучше продолжать прикидываться дураком, чтобы не влетело.
- Какой позор, - пробормотал полковник, отворачивая голову в сторону. И тут же, едва сдерживая раздражение, сквозь зубы отдал резкий приказ, - Развязать!
Лейтенант встрепенулся и сверкнул глазами на своего подручного:
- Корди, снять верёвки!
Тот кивнул остальным конвойным, они пробежали вдоль связок, распутывая узлы. Волк потёр красное от дерюги запястье, но свободнее себя не почувствовал.
Полковник дождался, пока с рекрутов снимут путы, затем вышел вперёд и оглядел новичков. У него были спокойный, уверенный взгляд немало повидавшего на своём веку человека. Но в этом спокойствии чувствовалась тоска, словно он когда-то был уязвлён в самое сердце. В части, где служил Волк, такой же взгляд был у комполка - командира, похоронившего в первую чеченскую кампанию половину своих ребят.
- Чем бы вы ни занимались до сегодняшнего дня, у вас появилась возможность стать лучшими сынами своего Отечества, - сказал полковник торжественно, но без пафоса. Было видно, что он верит в свои слова.
- Служить в войсках Его Величества короля Бенедикта, защищать границы нашего славного королевства от гнусных посягательств пигов – это честь, - продолжил полковник. - Именно поэтому нам даётся всё лучшее – пушки, ружья, сабли, порох, обмундирование и провиант. Это нужно нам, чтобы в наших спинах, руках и ногах была сила для отпора врагу, чтобы глаза были зоркими, а мысли светлыми. В этом лагере вы научитесь быть хорошими солдатами, и каждый, кто всем сердцем будет стремиться освоить военное дело, может рассчитывать на мою личную поддержку. Я – полковник королевских войск Эрнст Климентьев, сам никогда не прятался за спины своих солдат, и всякого, кто в бою не бросает оружие и своих товарищей, кто честно исполняет присягу, - я готов назвать другом и братом.
Он сделал шаг в сторону и жестом указал на офицера в полевой форме:
- Обучать вас будет мой давний боевой товарищ – капитан королевских егерей Эрик Бриттенгем…
Тут Волка словно молнией ударило. Он уже и так присматривался к светловолосому мужчине, лицо которого показалось ему до боли знакомым. И тут полковник назвал фамилию, которую Волк много раз слышал из уст бывших сослуживцев отца Синди. Это же… отец Марии Люсинды!
Эрик Бриттенгем вышел вперёд. В каждом его движении чувствовалась упругость и сила мышц, натренированных не в постоянной муштре, а во время верховой езды, длительных пеших переходов, воинских упражнений.
- Сейчас вас покормят, приведут в надлежащий вид, а затем мы приступим к первому занятию. Ваша задача – слушать, смотреть, запоминать всё, что я скажу. Теперь мы с вами будем вместе круглые сутки, и так - до тех пор, пока вы не станете боеспособными солдатами. А теперь вас проводят к палаткам. Капралы Сингер, Новик и Хорус разобьют вас на отделения и скажут, что вы должны делать. Слушайтесь их беспрекословно, потому что они не такие мягкосердечные, как я.
Он кивнул лейтенанту, тот – конвою. Солдаты повернулись налево, дав понять, в какую сторону поведут отряд. Рекруты нестройно затоптались, поворачиваясь в ту же сторону, и их повели к отдельно стоящим палаткам. Перед каждой стоял грубо сколоченный стол со стопками сложенного обмундирования, рядом, в больших корзинах, виднелись армейские ранцы, составленные стопками походные чашки и кружки, связки ложек. У каждого стола, подбоченившись, стоял один из капралов, а у него на подхвате – пара солдат. Недолго думая, капралы развели шеренги рекрутов каждый к своей палатке и отпустили конвой.
Те, кто был в связке с Волком, попали в отделение к капралу Хорусу. Это был хмурый мужчина средних лет, но служба оставила на нём столько отметин, что лет ему можно было дать вдвое больше. Он делал всё с таким видом, словно ничто из происходящего его не касается и не волнует, и вообще он здесь случайно – просто делает нудную работу. Но Волк, понаблюдав за ним, заметил, как в чуть прищуренных тёмных глазах поблёскивают искорки. Такой цепкий взгляд был у старшины, который гонял их, молодых салаг, сквозь огонь и воду, делая из них настоящих десантников.
Капрал Хорус составил поимённый список отделения, выдал каждому рекруту ранец, чашку, кружку, ложку, катушку крепких ниток с иголкой, исподнее армейского образца и, конечно, форменные брюки, куртки и кепи королевских егерей, только без всяких знаков различия. Затем он раздал им походные накидки маскировочного окраса, показал, как сворачивать их, чтобы получилась постель, и как надевать во время дождя. В палатке он каждому определил спальное место на низких дощатых лежаках, застеленных связанными пучками соломы.
- Теперь вас осмотрит фельдшер, - сказал капрал Хорус. – Он будет задавать вопросы, вы от него ничего не скрывайте. В других отделениях он уже выловил троих вшивых, одного чесоточного и двоих с чахоткой. Пару недель их пропарят в лазарете, подкормят малость. Если я после осмотра подловлю кого-то из вас с болячкой – будет хуже. За сокрытие заразных болезней трибунал наказывает плетьми, потому что это приравнивается к диверсии. А после лазарета провинившегося, когда подлечится, определяют в штрафную роту. Знаете, что такое штрафная рота? Не знаете. Их без оружия посылают на передний край обороны, чтобы копали рвы, укладывали брустверы. Сапёры работают в окопах, за щитами или хотя бы в темноте, чтобы не попасть под пулю с той стороны, а штрафники торчат на виду и делают самую тяжёлую и опасную работу.
Фельдшер – пожилой дядька с изъеденным оспой лицом, пахнущий каким-то едким медицинским снадобьем с явным содержанием спирта – придирчиво, но без особого интереса осматривал рекрутов, пока очередь не дошла до Волка. Видавший виды медик уставился на аккуратный шрам, оставшийся после удаления аппендицита, с полминуты пытался скрыть удивление, но потом не выдержал и спросил:
- Это кто и по какому случаю тебя так ловко заштопал?
- Что-то с кишками приключилось, - пожал плечами Волк, вовремя сообразив, что хирурги здесь не имеют такой квалификации, как в его времени, и таких операций, возможно, делать не умеют. – Болело шибко. Думал, конец мне, но родители городскому доктору трёх овечек подарили, вот он и согласился меня вылечить.
- Выговор у тебя не местный, - подметил фельдшер. – Ты откуда в наши края забрёл? С Нового Амстердама?
- Из-за моря приехал с родителями, - не моргнув, соврал Волк. – Отец на заработки подался, вот и переехали.
- И кто он у тебя?
- Да кем только не был, - разошёлся Волк. – В трёх хозяйствах нанимался, и везде разную работу поручали.
- А ну-ка, ладони мне покажи, – велел фельдшер, и, приглядываясь к его рукам, спросил, - Сам-то чем жил?
- Крестьянская работа – не для меня, - покачал головой Волк. – Садовничать ещё согласен, а со скотиной управляться – это не моё. Меня в детстве на гитаре играть научили, так что на хлеб я себе этим зарабатывал.
- Понятно, - кивнул фельдшер, но по его виду было ясно, что рассказ Волка у него доверия не вызвал.
- Осмотр окончен, можете готовиться к стрижке и помывке, - сказал фельдшер и сообщил капралу, – Троих пока заберу.
- Кого? – спросил Хорус.
- Один - во-он тот задохлик с матерной татуировкой на плече – у него лишай. Второй – вот этот, с битой рукой. А ещё вот этот красавчик. Я его хочу на грыжу проверить.
- Лукаш, Ремешков и Кюри, идите в лазарет, - жёстко скомандовал капрал. - Банные принадлежности получите после. Остальные - строем ко мне, за мылом и полотенцами.
- А порты-то можно одеть? – спросил Ерёма.
Капрал мгновенно оказался возле него и стеганул по ляжке хлыстом. Крестьянский сын по-бабьи ойкнул.
- Пока не разрешу – рот не открывать! – предупредил Хорус. – Особенно, если рядом офицер. Касается всех! Это первое. Второе – исподнее взять с собой, наденете после помывки. Женщин здесь нет, так что прятаться не от кого. Всем ясно? Выполнять!
Волк вместе с семью другими рекрутами пошёл следом за фельдшером, подозревая, что тот проявил к нему интерес неспроста. Не было никаких намёков на то, что он нашёл у него признаки грыжи.
Лазарет представлял собой такую же палатку, только она была раза в два длиннее обычной и внутри разделена на закутки, занавешенные простынями. Здесь у фельдшера на подхвате была пара санитаров – скорее всего, из числа призванных на службу. Как и их начальник, они были одеты в молочно-зелёную форму с единственным знаком различия – круглыми нашивками в виде замысловатой формы белого креста внутри лаврового венка на красном поле. Тот, что постарше, отрапортовал:
- Лекарства раздал, перевязку сделал.
- Проследил, чтоб все пилюли употребили?
- Так точно!
- А Тузловича отваром напоил?
- Так точно!
- Молодец. Смотри мне, чтоб он отвар без перерыва получал, а то опять остынет после лазарета в окопе – и всё наше лечение пигу под хвост.
- Прослежу, господин фельдшер.
- Так, ну, ладно. Дай-ка мне стул.
Фельдшер устроился поудобнее, а санитар тем временем окинул взглядом голых новичков, пытаясь определить, много с ними будет возни или нет.
- Брунко, ты чего столбом встал? – заворчал на него фельдшер. – Садись за стол, пиши назначение. Готов? Рекруты Власик, Чудин и Тыреску. Этим после брадобрея и бани - обработка от вшей, после обеда - настой номер четыре. Рекруты, вы запомнили? Нарушите режим – шкуру спущу, а потом всё равно буду лечить. Сейчас – в свои отделения, а после обеда чтоб были здесь. Так… Дальше. Рекруты Форман и Кочет. Этих определяй на лежаки и сразу мажь барсучьим салом. Пошлёшь Федьку за молоком и хлебом, пусть сразу подзаправятся. Форману – три раза в день, Кочету – четыре. Авось поможет. А где Федька?
- Рыбаченко, к фельдшеру! – гаркнул санитар, и тут же из глубины палатки прискакал его младший напарник, мотавшийся до этого между лежаков с пациентами.
- Федька, а ну, тащи прижигало, - велел фельдшер. – Вот этому паршивцу прижги все болячки. Брунко, пиши: Лукаш – лишай, два раза в день прижигание и настой номер восемь для бодрости. Что, брат, извиваешься? Жжёт? Терпи. Вылечу тебя – будешь бравым солдатом, а не оборванцем. Шуруй в баню, вечером придёшь сюда ещё раз. Кто остался? Рекрут Мелесин. Этого тоже на постой определяй. Будем его чесотку со света сживать. Где их, бр-родяг этих, чёрт носит, что они всю заразу цепляют? Пиги, свиномать их в холодец, и то чище. Так… ну, а тебя-то наш дурачок Шпуро за каким чёртом притащил? Как тебя?.. Ремешков. Ты, братец, где так руку себе испохабил?
- Телегой прищемил, - ответил Ремешков - здоровый с виду, но, видно, тихоня по характеру.
- Телегой прищемил?! А к доктору ходил?
- Доктор берёт дорого… - промямлил парень. – Тятя сказал дома посидеть, чтоб прошло немного.
- А она, зараза такая, болит и болит, да? – покачал головой фельдшер.
- Ага… Тятя потом узелок собрал, велел к доктору идти, в соседнее село, да тут конскрипция…
– Дурак твой тятя! Ты по его милости калекой можешь остаться. Зачем ждал столько? У тебя уже и кости начали срастаться, а сложить правильно их было некому. Вот люди, а!.. Ладно. Брунко, определи его на довольствие, дай настой номер один, чтоб воспаление не началось, а я им через несколько минут займусь. Попробуем спасти руку, а там, может, где при кухне или при конюшне оставим помогать. Заживать долго будет, снова ведь ломать придётся.
Фельдшер, прищурившись, поглядел со своего стула на оставшегося в одиночестве Волка и почесал щетину на морщинистой загорелой щеке.
- Рекрут Кюри… Вот скажи мне, парень, это настоящая твоя фамилия?
- Другой не знаю, - пожал плечами Волк.
- Ага, - приподнял брови фельдшер и мельком глянул на старшего санитара. – Крестьянский сын Вольфганг Кюри. Как тебе такое имечко, Брунко? Тянет на крестьянское?
- Кюри? – санитар озадаченно заскрёб затылок. – Кю-ри… Ближе к морю, за Тёмным бором, лежат земли графа Кюри. Случаем, они не родственники?
- А вот это мы выясним, - пообещал фельдшер. – Сейчас капитан подойдёт… а вот и он! Эрик, тут у нас интересный случай.
Капитан Бриттенгем вошёл в лазарет и остановился в двух шагах от Волка. Он бегло окинул взглядом нагую фигуру и поинтересовался:
- Ты позвал меня, чтобы посмотреть на голого рекрута?
Фельдшер хрипло хохотнул, а Волку, который и без того чувствовал себя неуютно, захотелось провалиться сквозь землю.
- Все говорят: капитан Бриттенгем никогда не смеётся, - хихикнул фельдшер. – Но чувство юмора у него отменное!
- Почему он тут у вас торчит без обмундирования?
- Так быстрее правду скажет, - заявил фельдшер.
- Ну, вы, унтер-лейтенант Курилов, и чудите, - с усмешкой отреагировал Эрик Бриттенгем. – Никак и вы взялись шпионов ловить.
- Шпионов-шампиньонов, - проворчал фельдшер. – Ты лучше скажи мне: похож этот молодец на крестьянского сына или нет?
Капитан ещё раз смерил Волка взглядом и поднял брови:
- Осанка прямая. Сложен неплохо, грудь широкая, ноги крепкие, руки… тоже, но под земледельческие инструменты не приспособлены. Кожа не грубая, не обветренная, загара нет. Точно не крестьянин и не ремесленник. В Новом Амстердаме сошёл бы за натурщика, жиголо или… актёра.
- А с чего ты взял, что он не местный? – удивлённо заморгал фельдшер.
- У него крест нательный на кожаном шнурке, как в Новом Амстердаме носят или в Велирузии … - Капитан присмотрелся, вытянув шею. - Э, да это и не крест вовсе, а амулет какой-то. Ты с одного из островов, парень?
- Родина моя далеко, - ответил Волк. – Сам я странствую, развлекаю людей музыкой. А заодно друзей своих разыскиваю, таких же музыкантов.
- Здесь ты найдёшь себе друзей, парень, - невесело сказал капитан. – В армии люди быстро сближаются. Свинец и кровь этому способствуют. Здоров?
- Да, Эрик, - кивнул фельдшер и ревниво добавил, - На удивление здоров. Тебе ведь приходилось видеть, какие следы остаются после штопки ран. А у него – сам погляди – шрам на пузе ровнёхонький, как будто сам Господь заживил. Ни рубцов, ни борозд. Сколько я сам ран зашивал, сколько у докторов навык перенимал – таких никогда не видал. В Новой Европе даже вельмож так не врачуют.
- Всего-то? Я думал, ты и правда заразился ловлей шпионов.
- Я не такой болван, как лейтенант Зяблов. Ему бы абсента пить поменьше – и шпионы мерещиться перестанут.
- Кхм… - кашлянул капитан Бриттенгем и обратился к Волку, - Рекрут…
- Кюри.
- Рекрут Кюри, свободен.
Волк с облегчением развернулся через левое плечо и на негнущихся ногах собрался топать к палатке своего отделения, но тут же услышал диаметрально противоположную по смыслу команду:
- Стой! Кру-угом.
«Что за муштра с голым задом!» - рассердился Волк.
- Ты – Кюри? – заинтересовался капитан Бриттенгем. – А имя?
- Вольфганг.
- Это что, шутка? Кто дал тебе такое имя?
- Меня зовут так с раннего детства.
- Вот видишь, Эрик, - ухмыльнулся фельдшер. – Он за четверть часа уже третью байку про себя рассказывает. И одна другой интереснее. Нам какой верить, Кюри?
- Той, что больше нравится, - нахально ответил Волк. – Я из своего детства, кроме имени, ни фига не помню. Почём мне знать, кто я и откуда, если никогда не имел ни дома, ни родственников. А теперь ещё и друзей лишился, под ружьём в армию притащили.
- Отставить! – строго приказал капитан Бриттенгем. – Знаешь, Феликс, мы с ним время теряем. Он просто бродяга, к нам таких много попадает. Становятся нормальными солдатами, и служат верно. Время, конечно, покажет, на что он способен, но я думаю, он честный малый. Служи верой и правдой, парень, и не посрами имя, которое тебе досталось непонятно как. Свободен.


                *   *   *

На помывку капрал Хорус привёл своё отделение к палатке, которая громко именовалась баней. Конечно, там было сыро и душно, но, как ни старайся, а тряпкой пар не удержишь.
- Уж так бы и назвали – мойка, - проворчал Ерёма, разочарованно заглядывая под полог, где вокруг чугунной печки с парящим баком были разложены мокрые деревянные решётки.
- Хвостомойка, - поправил его Гешка.
- Отставить разговоры! – одёрнул их капрал. – Отделение, слушай мою команду! На первый-второй рассчитайсь!
Большинство рекрутов с армейскими порядками были не знакомы, поэтому дело пошло не сразу. Наконец, капрал растолковал «голодранцам» и «деревенщинам», что означает эта команда. Волк оказался вторым номером.
- Та-ак. Уже лучше. Кто из вас знает, что для солдата главное? Вижу, что ещё не знаете. Главное для солдата – идти в бой чистым, а спать ложиться сытым. Кухня да баня - роднее мамы. А как в народе говорят? Любишь помыться, люби и печку истопить. Первые номера, шаг вперёд! Ваша задача – носить дрова и топить печь, пока вода в баке не закипит. Старшина Колун!
Из-за печи появился распаренный старшина - красный как рак, в фартуке и рукавицах-прихватках. Он блеснул белёсыми глазами и оскалился:
- За мной, мартышки!
Он увёл первых номеров куда-то за палатку, а капрал ухмыльнулся:
- Колун любит заставить умыться сначала своим потом, а потом уже водой. Вторые номера, пока они потеют на растопке, наша с вами задача – наносить в бак воды. Напра-аво! За мной – марш!
Вооружившись вёдрами, вторая половина отделения отправилась в сторону лесной опушки, где, изгибаясь, медленно катилась с запада на восток ленивая речушка. К ней через луг была протоптана дорожка: вода была чистой, так как текла со стороны кряжа, поэтому была для лагеря основным питьевым источником.
Волк и ещё шестеро рекрутов, в число которых попали здоровяк Ерёма и болтун Гешка, успели сделать с полными вёдрами по две ходки. Для Ерёмы это была привычная работа, а вот Гешка испыхтелся и изворчался. К моменту, когда бак был полон, они изрядно вспотели, потому что капрал не давал им ходить вразвалочку и всё время торопил.
Первым номерам досталось не меньше: старшина Колун заставил их наколоть и перетащить в поленницу пару кубометров дров. Конечно, на разогрев бака требовалось меньше, но в армии такой порядок: сегодня вкалываешь ты, а другие тренируются или стоят в карауле, завтра – наоборот.
Наконец, капрал скомандовал раздеваться, а старшина заставил их мылить друг другу спины.
- Давай, давай! – покрикивал он, пыхтя у бака. – Веселее! Эй, чего ты скрючился? Неженка, что ли? Рядовой, как твоё имя? Лукаш? Эй, все меня слышат?! В королевской армии такой порядок: каждый делает то же, что и все. Если один не нуждается в мочалке и мыле, то значит, и остальные чистые. А если чистые, значит, уступают место другому отделению, а сами идут таскать дрова и воду. Мысль понятна?!
- Ты это, - надул губы на Лукаша Ерёма, - давай мойся как следует.
- А ты не мычи на него, - велел старшина, - а надери ему мочалкой спину! Чего встал, дубина?! Выполняй!
Обиженный Ерёма отобрал у Лукаша мочалку и принялся тереть ему спину так, что того мотало из стороны в сторону.
- Слышь, Волк, поскреби и меня, - протянул свою мочалку Гешка. – А я тебя.
- Ты его лучше три, - усмехнулся конопатый парень по фамилии Головня. – А то по нему не поймёшь – то ли он мытый, то ли нет.
- Отставить трёп! – рыкнул старшина. – А то я тебе, рыжий, лично зад верхонкой натру. Ты-то у нас не смуглянка, по тебе сразу будет видно, что мытый.
С разных сторон послышался сдержанный смех. Волк от души намылил и натёр смуглую спину цыгана, а тот, в свою очередь, надрал мочалкой его позвоночник и лопатки.
- Шайки готовь! – скомандовал старшина, черпая из бака парящую воду здоровенным черпаком. Он несколько раз прошёлся вдоль лавок, разливая в опустевшие деревянные шайки горячую воду и подбодрил рекрутов, - Воду не проливать, чтоб всем хватило! Живей, живей, обед скоро! Кому горячо, разбавляйте водой из бочки! Ошпаренный солдат – плохой солдат!
Волк на срочной службе научился ценить армейскую баню. Когда благодатное тепло прокатывается по коже, чувствуешь себя чуточку свободнее, как сказал бывший сослуживец Волка, - одной пяткой на гражданке.
Горячие потоки бодрили измождённое дорогой тело, уносили вместе с щипучей щёлочью мыла усталость и грязь. Мыльная вода, проливаясь сквозь решётки, утекала по прорубленным в дёрне дренажным канавкам, соединённым в одну, уходящую с небольшим уклоном в сторону нужников.
- Ух, хорошо, - отфыркиваясь, проговорил Гешка.
- А у нас, в Щуковке, ещё дубовыми веничками парятся, - мечтательным голосом сообщил Ерёма.
- Веник хочешь? – блеснул зубами старшина. – Скажу капралу, чтоб он тебе метлу выдал. У сортира как раз дорожку промести пора.
Крестьянский сын тут же умолк. Старшина велел:
- Кто обмылся – одеваться.
Освежённые рекруты потянулись к лавкам с одеждой. Гешка тихонько сказал Волку:
- Не соврал капрал: помылся в бане – будто дома побывал.
- Не трави душу, цыган, - буркнул, натягивая порты, Головня. – Нам теперь дома долго не видать…
«В самом деле, - подумал Волк. - Сколько тут служат?»
- Долго не долго, а цыгана в неволе не удержишь, - заметил Лукаш. – У меня дружок был из цыган. Вместе с этапа бежали. Ох, и ловок, чертяка: придумал, как без инструментов от колодок избавиться…
- Отставить базар! – прикрикнул капрал, входя в палатку. – Быстро на выход! Через пять минут освободится стол. У вас будет только десять минут, чтобы поесть. Живо, живо!
В учебном лагере всё было устроено по-походному, и столовая не была исключением. Столы и лавки, грубо сколоченные из струганных досок, стояли под натянутым тентом. Принимать пищу здесь могло не более полусотни человек, поэтому завтракали, обедали и ужинали в лагере повзводно. Капралы Сингер, Новик и Хорус построили свои отделения в десяти шагах от тента, и пару минут рекруты изнемогали в волнах густого аромата гречневой каши с салом, который распространялся со стороны полевой кухни.
- Ух, ты, сейчас пожрём, - сказал кто-то за спиной Волка.
- Не радуйся, пацан, - ответил знакомый голос. – Запомни: обеда в армии до ужина не хватает, так что прихвати с собой пару кусков хлеба.
- Все слышали? – эстафетой передал его слова сиплый голос. – Запасайтесь хлебом, чтоб до вечера ноги не протянуть. Замок врать не будет, сам служил.
Волк усмехнулся про себя. Похоже, порядки в армии не меняются никогда. Тут он заметил, что неподалёку стоят капитан Бриттенгем и фельдшер Курилов. Они что-то обсуждали, время от времени поглядывая в сторону новичков. Волк снова почувствовал себя неуютно. Их взгляды то и дело останавливались на нём, и интуиция подсказывала ему, что разговор, начатый в лазарете, не окончен.
Под тентом тем временем капралы подняли обедавших и повели на выход.
- Отделение! – скомандовали почти одновременно Сингер, Новик и Хорус. – У столов стройся! Чашки, кружки, ложки готовь! Садись!
Рекруты расселись по местам, а двое дежурных по кухне внесли под тент благоухающий чан с едой. Они шустро разложили его содержимое по чашкам, расставили плетёнки с душистыми ломтями хлеба и умчались за киселём.
- Туф ефё луффе, фем в бане, - с набитым ртом сообщил Гешка.
- Работать не языком, а ложками! – прикрикнул кто-то из капралов.
После обеда рекрутам дали отдохнуть полчаса – ровно столько, чтобы пообедали офицеры. Затем их повели за пределы лагеря, к площадке, изрытой окопами, ямками, пересечённой валами, канавами, застроенной разными деревянными конструкциями. Волк сразу сообразил, что это полоса препятствий. Он по таким городушкам ещё в школе набегался, а в армейской учебке отцы-командиры с них, зелёных новобранцев, каждый день семь потов сгоняли, пока не добились, чтобы они скакали по полосе с кошачьей лёгкостью.
Капитан Бриттенгем уже дожидался их там. Он стоял на бруствере окопа, прямой, подтянутый, с открытым ясным взглядом. Волк пробовал представить его, когда Синди рассказывала, как её мачеха измывалась над отцом. При этом он невольно ставил себя на его место, пытаясь понять, как чувствует себя мужчина, который искренне пытался полюбить, принять женщину такой, какая она есть, а в ответ всё чаще получал упрёки, выслушивал ругань. Синди описала Эрика Бриттенгема сдержанным, тактичным человеком, и Волк ужаснулся при мысли о том, что боевой офицер, баронет по происхождению, справедливый и честный по характеру сносил от своей сварливой супруги. Здесь он наверняка чувствовал себя свободным. Вот если бы ещё не было горечи от пережитой потери дочери…
- Сегодня вы впервые вкусили армейский хлеб, - сказал капитан громко, чтобы слышал каждый. – После отбоя вы впервые вкусите армейский сон. Обещаю вам, что уснёте вы крепко, а к завтрашнему обеду будете ругать меня и своих капралов последними словами. Это потому, что учиться быть солдатом трудно. Но по-другому нельзя. Уж вы мне поверьте. Я начал служить в королевских войсках почти без подготовки. Меня, как и других молодых дворян, призвали во время прошлого нападения пигов. Готовили всего две недели, многие едва успели научиться стрелять, а биться холодным оружием умели единицы. Слишком тихо жилось тогда, не боевым наукам хотелось учиться, а мирным… Так вот, из тех, кто со мной учился на унтер-офицерских курсах, через год в живых осталось меньше половины. А солдат, которых часто бросали в бой вообще без подготовки, похоронено на Утиных озёрах без счёта. Это я вам рассказываю не для того, чтобы вас напугать, а для того, чтобы вы поняли: подготовленный солдат – опасный противник, а пиги – не герои, и против умелого противника биться не любят. Я не раз дрался с ними. Бил из ружья, сходился врукопашную. Они из плоти и крови, как мы, только с внешностью им повезло гораздо меньше, чем нам с вами. Пуля, посланная твёрдой рукой, бьёт их, как любую другую живность. Будете стрелять в пига, считайте, что вы на охоте. Только поджаривать эту дичь не советую – мясо вонючее.
Рекруты начали посмеиваться и переглядываться – слова командира нравились им. Капралы со спокойным достоинством хранили молчание, понимая, что капитан недаром подбадривает новичков, задаёт им верный настрой, без которого в бою даже подготовленный солдат становится пугливой овечкой и проигрывает схватку.
- Кто-нибудь из вас представляет, кто такие пиги? – спросил капитан.
- Да, господин капитан, - откликнулся Замок.
- Как тебя зовут?
- Бывший плотник сапёрного батальона Василий Зарекаев, - отчеканил Замок, вставая по стойке «смирно».
Капитан даже оторопел на секунду, но затем сказал:
- Мы отлили пигам фигу!
- Фигой пига в ухо бей! – воодушевился Замок, и уже вместе они рявкнули:

- Победим мы пигов мигом!
  Штык – коли и не робей!

Боевой девиз был подобен грому средь ясного неба. Он бодрил, как щелчок затвора перед выстрелом, и у рекрутов в глазах загорелся интерес.
- Как получилось, солдат, что ты попался на глаза конскрипторам? – удивился капитан Бриттенгем, подходя к Замку вплотную. – Где твой ветеранский патент?
- Мой ветеранский патент кормил одного кабана, пиг ему родственник. Не задалась моя мирная жизнь, господин капитан, чего уж её поминать.
- Я этого так не оставлю, солдат. За битого двух небитых дают, а за битого пигами лично я давал бы десяток. Ты должен обучать молодых. Только дай мне срок, я добьюсь этого. А пока будешь взводным старшиной, первым после капралов человеком в этом взводе. Мы с тобой нюхали порох и резали пигов, и никто другой не научит этих ребят крепко держать в бою оружие и разить врага насмерть.
- Так точно, господин капитан. А я помню вас. Это ваши егеря точным залпом снесли с лодок вторую волну наступающих. Если бы не вы, они бы просто добили нас в окопах. Жизнью вам обязан, господин капитан, и готов служить до последней капли крови.
- Мы все, - горячо сказал капитан Бриттенгем, обводя глазами стоящих рядом рекрутов, - мы все здесь служим Его Величеству. Но также мы служим и друг другу, потому что королевские войска – это кулак, и каждый из нас в этом кулаке – палец. Если мы не будем горой стоять друг за друга, враг сломает пальцы по одному, и не будет кулака, который расквасит пигам рыло. Я не даром спросил вас, видели ли вы этих тварей. Что такое есть пиги и почему воюют с нами? Когда-то на нашу землю с Проклятых пустошей их пришла целая орда. Они налетали большими отрядами, брали в плен крестьян и ремесленников, уводили женщин и детей. Пиги приспособлены к грабежу и насилию, а честный труд не для них, поэтому без рабов они существовать не могут. А любой паразит, как вы знаете, плодовит. Пигам всё время требуются новые рабы и новые земли, чтобы прокормить подрастающие поколения. Вот почему они всё время норовят вытеснить нас с наших земель. Они посылают молодых, здоровых и сильных разбойничать на границе с королевством, а мы помогаем проредить их отряды. Встречаться с организованным сопротивлением они не любят. Пиги мыслят, как обычные бандиты: зачем рисковать жизнью и лезть на рожон, если можно взять то, что плохо лежит, или напасть на беззащитного? Так что все их атаки на укреплённые форты – это для отвода глаз, чтобы мы всё время сидели в окопах, ожидая нападения. Они же в это время под шумок переправляются в другом месте и идут в глубь наших земель, чтобы грабить и похищать крестьян. И вот тут в дело вступаем мы, королевские егеря. Каждый егерский отряд – мобильное подразделение, способное быстро перемещаться по любой местности, вести бой вне укрепленных позиций, используя только ландшаф. Если бы не егерские дозоры, пиги ходили бы по всей западной провинции, как у себя дома. Теперь, пока я смочу горло, капрал Сингер объяснит вам, что должен уметь королевский егерь.
Капрал вышел вперёд и хорошо поставленным голосом рассказал:
- Егерь в мирной жизни – охотник, зверолов и зверобой. Его дело – следить за лесным хозяйством, устраивать вельможам охоту, следить, чтоб браконьеры не пакостили. В армии егерь – тот же охотник, стрелок. В форте Гремучий егеря конные, потому что там местность равнинная. Форт Сиккс построен на краю кряжа, кругом скалы, овраги, ущелья, так что егеря передвигаются пешими. Егерь в лесу и в поле должен быть как в родной хате, так что вам нужно будет научиться ориентироваться на местности, быстро разводить костёр, читать чужие следы и прятать свои, устраивать безопасное место для ночлега, а главное – стрелять из любого положения и по любой мишени. Егеря в учебном лагере почти не занимаются строевой подготовкой, зато у них лучшие ружья, удобная форма и командиры, от упоминания имени которых у пигов крошатся зубы. Вам выпало счастье обучаться под началом капитана Бриттенгема, за которого по ту сторону Утиных озёр назначено вознаграждение золотом.
- За живого или мёртвого, - заметил капитан.
- Так точно, - подтвердил капрал. – Обучение стрельбе будет вести капрал Хорус. Самых толковых он научит сбивать монету с сотни шагов. Науку рукопашного боя вам преподаст капрал Новик. Не смотрите, что он ниже вас ростом. Я лично видел, как он голыми руками отделал здорового пига, а потом притащил его в лагерь для допроса. Об ориентировании, выживании и чтении следов узнаете, если будете внимательно слушать меня. Господин капитан, я закончил.
- Отлично, - кивнул тот. - Перед тем как провести первое занятие по стрельбе, сделаем так, чтобы у вас начали трястись руки и ноги. Взвод!
- Отделения! – подхватили капралы.
- Вокруг лагеря бегом марш!
- За мной! – в голос рявкнули капралы и сразу же задали высокий темп.
- Ну, началось… - проворчал Гешка. – Жаль, что мы не попали в конные егеря.
- Хорошо, что не попали, - сказал капрал Хорус, поравнявшись с ним. – Здесь ты будешь копать окоп для стрельбы стоя только для себя, а там копал бы для себя и для лошади. А теперь заткнись и беги молча!

               
Свинская война

Бег и стрельба, ползанье и стрельба, маскировка и стрельба, преодоление препятствий и стрельба – несколько дней обучения по такому графику довели Волка до того, что он засыпал и видел перед собой мишень с силуэтом пига. В Российской армии он частенько практиковался в стрельбе из «Калашникова» и СВД, но здесь патроны расходовали вообще без счёта.
Впрочем, всего остального тоже хватало. Три капрала, сменяя друг друга каждые два часа, давали рекрутам отдых только для приёма пищи и вечерней помывки.
Хорус, сам отличный стрелок, заставлял их упражняться с егерскими карабинами до звона в ушах и мозолей на пальцах. Нужно было освоить стрельбу стоя, сидя на одном колене, лёжа, с кувырка, с разворота, а затем то же самое - по движущейся цели, по дальней цели, по близкой цели навскидку.
Стрелковое оружие у егерей было по местным меркам самое современное. Если пехотинцы были вооружены гладкоствольными ружьями, заряжаемые капсюльными патронами с бумажной гильзой, то егеря использовали многозарядные ружья с укороченными стволами и патроны с медными гильзами. Собственно, это оружие было бы правильнее называть не карабинами, а штуцерами, потому что они не имели нарезки в стволе. Однако наличие механизма автоматической перезарядки и затворная коробка, увеличенная, чтобы в ней помещалось пять патронов, позволяли смело использовать термин «карабин», потому что во втором и третьем тысячелетии именно с таких ружей вёл свою родословную класс автоматического оружия. Большим шагом вперёд было уже то, что оружейники додумались сделать специальный затвор, чтобы в бою не пришлось заряжать армейские ружья через ствол, как мушкеты в восемнадцатом веке. А если бы они догадались сделать ещё и нарезку в стволе, то ружьям вообще цены бы не было. Но, увы, прогресс здесь пока до этого не дошёл, и даже карабины при всей своей скорострельности были опасны для противника только на расстоянии трёхсот метров. Впрочем, если учесть, что пиги всегда норовили напасть исподтишка, то в мощном и дальнобойном оружии особой нужды не было. Именно поэтому капралы вдалбливали в рекрутов навыки ведения ближнего боя, когда некогда особенно целиться и отсиживаться в окопе. В этом отношении знания Новика были, пожалуй, даже ценнее всех остальных.
Особых успехов в освоении солдатских наук за неделю не сделал почти никто. Правда, некоторым отдельные дисциплины давались легче, чем остальным. Прожжённые уголовники, например, ловко обращались с ножами и палками. Ловкач Гешка нахватался от своих родственников способностей в метании всего, что способно втыкаться, да и в рукопашной его смог одолеть только сам капрал Новик. Хорошо стрелять стоя и с колена получалось у Ерёмы и Головни: они с отцами часто ходили на охоту. Даже Замок, служивший в своё время в армии, уступал им в меткости.
А вот Волку свои способности утаить было трудно. Он быстро приноровился к карабину и всё чаще заставлял Хоруса вскидывать брови, особенно, когда вводные для стрельбы усложнялись. Капрал не смог удержаться и похвалился его мишенями перед капитаном Бриттенгемом. Следом за Хорусом с докладом к капитану пошёл Сингер. Капрал дал отделению Хоруса задание замаскироваться в дубовой роще на краю поля, а затем в течение пяти минут нашёл всех, кроме Волка. Его он не нашёл ни через десять, ни через двадцать минут, облазив рощу площадью всего-то два акра вдоль и поперёк. В конце концов, Сингер рявкнул в сердцах, что если рекрут Кюри сейчас не объявится, то останется без киселя на обед. И чуть не лопнул от ярости, когда Волк, повисший, как Маугли, на разлапистом суку прямо у него над головой, сказал: «Вот и хорошо, у меня от киселя изжога».
Новик к капитану принципиально не пошёл. Сначала его покоробило то, что Волк не пользуется ни одним из показанных им приёмов. Дело в том, что все ухваты и подсечки, бытовавшие в среде единоборщиков Новой Европы, годились только для спортивных спаррингов. Одно дело, когда ты сходишься с парнем с соседней улицы, чтобы померяться силой и ловкостью, совсем другое – когда бьёшься со смертельно опасным противником, не гнушающимся ничем, чтобы победить тебя. Если бы Волк не прошёл учебку в десантных войсках, он, может быть, и принял бы уроки капрала Новика безоговорочно. Но уровень мастерства его наставников был намного выше, и они умудрились научить Волка ударам и блокам гораздо более эффективным, чем те, которым учил Новик.
Сначала капрал просто хмуро наблюдал за тем, как Волк катает по траве любого, с кем бы он ни поставил его в пару, затем решил проучить выскочку и заставил Волка биться сразу с двумя партнёрами. Волк был не самым способным в своём призыве, но даже того, чему он научился, хватило, чтобы не проиграть ни одного спарринга и задеть за живое капрала Новика. Универсальный набор приёмов самбо, который энтузиасты по крупицам собирали несколько десятилетий, инструкторы-десантники синтезировали с приёмами из пяти-шести других видов единоборств. Кончилось тем, что против Волка вышел сам капрал. У него просто не оставалось выхода, потому что в этот раз на занятии присутствовал капитан.
На это собрались посмотреть все три отделения. Новик сбросил куртку, положил сверху фуражку, и все оценили его атлетическое сложение и набор шрамов, оставленных на дублёной коже пигами. Волк по сравнению с ним выглядел «домашним» мальчиком, хотя тоже не был слабаком.
- Учиться у меня ты не захотел, - сказал капрал, вставая в боевую стойку, - так поучи меня.
- Начинайте, - предложил Волк, стоявший открыто, не защищаясь.
Новик сделал обманный выпад и тут же нырнул вправо, рассчитывая достать бок Волка, но тот не парировал выпад защитным блоком, а сделал шаг с полуоборотом, как в айкидо, и просто отвёл удар в сторону. Новик проскочил мимо, с трудом удержавшись на ногах. Зрители одобрительно загудели.
- Хитришь, - упрекнул его капрал, поворачиваясь. – А если противник пойдёт напролом? Вот так…
Он действительно пошёл напролом. Свирепо, напористо, жёстко. Волку сразу же крепко досталось от его стальных кулаков по рукам, которыми он был вынужден прикрываться, как в боксе, но терпеть это долго он не собирался. Наступая, капрал всё время опирался на левую ногу. В настоящем бою Волк сломал бы ему тяжёлым егерским ботинком левое колено, но это была тренировка, и он только хорошенько его пихнул. Новик пошатнулся, а Волк долбанул его локтем в плечо, да так удачно, что капрал кубарем покатился по траве, едва успев сгруппироваться.
Вскочил Новик уже красный от ярости. Какой-то зелёный пацан кувыркает инструктора по рукопашному бою на глазах у всех! Самолюбию капрала был нанесён непоправимый урон, и он собрался восстановить репутацию любой ценой. Волк заметил в его глазах опасный огонь и задумался: а не поддаться ли ему разок?
Принять решение он не успел, потому что капрал пантерой бросился на него, и Волк инстинктивно парировал несколько опасных ударов руками и ногами. Схватка перестала быть тренировочной, превратившись в бой. Капрал пустил в ход один из самых жёстких стилей своего времени, похожий на кик-боксинг, и не будь Волк подготовлен в учебке ВДВ, пришлось бы ему несколько дней посещать лазарет. Большинство ударов он парировал, от пары увернулся, а потом подловил момент, когда капрал во время мощного плечевого маха открыл корпус, и влепил ему кулаком под диафрагму, вложив в удар рывок всего тела. Мускулистого Новика снесло с ног, он крепко грянулся о землю рёбрами и захрипел с выпученными глазами.
- Ну, ты зверь, Волк, - удивлённо покачал головой Замок.
- Волчара, - сипло вставил Костыль.
Над Новиком склонился капрал Сингер. Он обеспокоено спросил:
- Дышать можешь?
Тот хотел ответить, но закашлялся. Все оторопело ждали, чем кончится дело. Капитан Бриттенгем протиснулся поближе и спросил:
- Где ты этому научился?
- Однажды я уже служил в армии. Это было далеко… давно. Только воевать по-настоящему не пришлось.
- Сможешь научить своим штучкам остальных?
- Попробую.
- Отлично. Капрал Новик.
- Да, господин капитан, - просипел тот, тяжело поднимаясь с земли.
- Рекрут Кюри поступает в ваше распоряжение. Он будет помогать во время занятий. Следите, чтобы каждый научился у него хотя бы части приёмов.
- Слушаюсь, господин капитан. Рекрут Кюри! Если ты сам расскажешь о том, как из тебя сделали толкового бойца, то избавишься от кучи лишних неприятностей. Время занятий ещё не истекло, начинай прямо сейчас.
- Первое, чему меня научили – голова во время боя должна быть ясной и свободной от страха и ожидания боли. Страх – прямой путь к поражению, а схватка с врагом – это не мордобой за околицей. Выиграть должны вы, значит, противнику придётся проиграть. Боец должен быть заранее настроен на победу.
- Толково говорит, - тихо сказал капрал Сингер капралу Хорусу, и тот кивнул.
- Ваше спокойствие может обескуражить противника, - продолжил Волк. – Ещё лучше, если вы будете смотреть ему в глаза и улыбаться.
- Это чо, - спросил вдрызг растатуированный жилистый коротышка из воров, который откликался на прозвище Шенкель, - пигам чо ли, лыбу скалить?
- Можешь пигу хоть глазки строить, если это поможет его укокошить.
- Ты это, - оскорбился уголовник, - за глазки ответить можно…
- Отставить разговоры! – рявкнул Новик. – Шенкл, ты будешь первым, на ком Кюри будет показывать свои удары. Давай дальше, Кюри.
- Про улыбку и прочее я не шучу: вывести противника из себя – это половина победы. Ярость застилает глаза и мешает думать, а вам и нужно, чтобы враг в бою допустил как можно больше ошибок. Второе – никогда не считайте противника слабаком. В бою сила – дело не последнее, но не раз бывало, что удача отворачивалась от опытного и сильного бойца и была на стороне слабака. Противника нельзя недооценивать.
- Вот так вот я его сегодня недооценил, - вставил капрал Новик, - а что вышло – сами видели. Крепко дерётся, шельма.
Волк уважительно кивнул капралу, остальные тоже оценили его умение признавать поражение.
- Все мысли должны быть заняты расчётом действий противника и собственных движений, - продолжил Волк. – Холодная голова и отработанные движения сделают вас сильнее любого противника.
- А если против тебя не один с кулаками, а двое с заточками? – спросил Костыль, и его коллеги по воровскому цеху одобрительно загудели.
- Один подготовленный боец всегда сильнее группы, если, конечно, это не специально обученные профессионалы. Двоим на одного враз нападать просто неудобно, особенно, если у них оружие. Друг друга могут покалечить.
- Языком молоть ты мастак, - с издёвкой заявил Шенкель. – А на деле покрошат тебя на винегрет.
- Так, Шенкл, два шага вперёд! – скомандовал капрал Новик. – Грушняк, ты тоже, гляжу, согласен с ним. Выходи! Вот вам, горлопаны, по железке, покажите, как вы умеете делать винегрет. Если сможете.
Он всучил Шенкелю и второму разбойного вида молодчику по кличке Груша по учебному ножу – без заточки, с закруглённым концом. Работники ножа и топора с презрением посмотрели на бутафорские железки. Шенкель взвесил псевдонож в жилистой руке и сказал:
- Не «перо», а дурилка, такой винегрет не начикаешь. Но отбивную сработаем.
Он стал обходить Волка слева, Груша, более рослый и крепкий, пошёл с фронта. Он выглядел более опасным и явно собирался отвлечь Волка на себя, пока его приятель выберет удобный для удара момент. Такой ход наверняка оказался бы выигрышным, пойди они против Ерёмы или Головни. Волк же боковым зрением внимательно следил за перемещением Шенкеля. Он был уверен, что подловатый бандюк не полезет в драку, пока Груша не займёт внимание противника.
Так и вышло. Груша начал играть железкой, перебрасывая её из руки в руку, и наступать на Волка качающимися движениями. Шенкель был уже почти за спиной, когда Волк сделал обманный рывок вправо, делая вид, что собирается поменять позицию на более выгодную. Оба соперника, как примагниченные, переместились в ту же сторону, не собираясь выпускать Волка из клещей. Тут же Груша прыгнул на него, намереваясь наотмашь огреть железкой по плечу или груди, но Волк, крутанувшись вокруг своей оси, уже двигался в обратном направлении, навстречу Шенкелю. Тот был уверен, что они с Грушей сейчас разыграют отработанную бандитскую комбинацию, как по нотам. Он даже подался вперёд, чтобы одним движением взять отступающего Волка на «перо». Но тот внезапно оказался прямо перед ним, лицом к лицу. Шенкель запоздало сделал выпад, но это сработало против него: Волк завладел его запястьем, вывернул руку под садистским углом и отнял «нож». В следующую секунду он развернул скрюченного Шенкеля, закрывшись им от Груши, который ринулся вдогонку, чтобы достать его сзади. Вместо лопатки Волка железяка нашла впалую грудную клетку Шенкеля.
- Один есть, - констатировал Новик.
Волк швырнул Шенкеля под ноги Груше, а когда тот рухнул на землю, поставил ему колено на шею. В тот же миг второй «нож» тоже сменил хозяина.
- Победа! – объявил капрал Новик, и рекруты загудели – кто одобрительно, кто разочарованно. – Десять минут отдыха!
Волк предоставил побеждённым соперникам возможность самостоятельно подниматься с земли, что далось им не без труда. Злой Шенкель зашипел на Грушу:
- Ты, дура тряпошная… Чердак без крыши… Какого чирея ты в меня дурилкой тыкал? Гляделки в карты проиграл, чо ли?..
- Да ладно, Шенкель, не злобись… - виновато забубнил Груша. – Я ж его пописать хотел, да он, гадюка, вёрткий…
- Не видать нам винегрета, - сказал Гешка, когда Волк подошёл ближе. – Зато я с твоей помощью у Головёшки два киселя выиграл.
- Ты поставил на меня? – усмехнулся Волк.
- Я давно догадался, что ты не промах. А когда ты из них с Ерёмой пыль выбил третьего дня, только дураку не ясно, кто тут шишку держит. И потом, я же не на лошадь спорил, а только на два киселя.
- Ох, и пройдоха ты, Гешка, - восхитился Волк.
- А чего ты ждал от цыгана?
К ним подошёл капитан Бриттенгем, рекруты вытянулись по стойке «смирно».
- Вольно, ребята, - по-отечески сказал капитан. – Вижу, что вы делаете успехи. Такое редко бывает в учебном лагере. Обычно рекрутам, чтобы дорасти до рядовых, требуется несколько месяцев, а вы за неделю умудрились с моими егерями сравняться. Раз так, у меня к вам дело. На днях меня отзывают из лагеря в форт Сиккс, чтобы наладить регулярные егерские дозоры, и мне потребуются расторопные помощники. Если вы готовы, я возьму вас с собой. Подумайте до вечера, а перед отбоем навестите меня в палатке. Идёт?
- Так точно, господин капитан, - браво ответил Гешка за них обоих.


                *   *   *

После обеда капралы объявили построение у палаток. Пока рекруты соображали, чем новеньким их попотчуют на сей раз, появился комендант лагеря.
- Рекруты! – объявил полковник Климентьев. – Вам известно, что при строевой подготовке ритм задаёт барабанщик. В нашем лагере их было трое. Почему было? Потому, что на заставе у озера Кряква два дня назад барабанщик геройски погиб, грудью закрыв своего командира. Мне пришлось послать майору Крейсу одного нашего, потому что он прошёл подготовку ещё в прошлом году и готов служить на передовой. Теперь нам не хватает барабанщика. Кто из вас умеет играть на музыкальных инструментах или желает выучиться на барабанщика?
Волк и ухом не повёл, хотя почувствовал, что на него косятся те, кто слышал его историю. Видно, ожидали, что он последует совету Замка и слиняет на «лёгкую» службу.
- Господин полковник, разрешите обратиться, - подал голос капрал Сингер.
- Да, капрал.
- В лазарете лечится рекрут из моего отделения. Он когда-то жестянщиком работал, пока бродяжить не начал. У таких к ударному делу руки приспособлены.
- Откуда знаешь?
- У меня дядя жестянщик.
- Фамилия рекрута…
- Мелесин.
- Чем болен?
- Чесотка.
- Хм. Чесотка барабанщику не помеха. Приведёшь его ко мне. Ну, что ж, а теперь второе. Недалеко отсюда, в деревушке Жёлтый Яр, нужно помочь с уборкой дынь. Их староста обращается к нам уже второй год, потому что позапрошлой весной пиги напали на них и увели многих мужчин. В прошлом году господин Бегоев остался доволен работой посланных на подмогу рекрутов. Я очень надеюсь, что вы тоже не посрамите честь королевских войск и сделаете всё, как положено. Для сопровождения я пошлю с вами отделение солдат. Капитан, командуйте.
- Взвод, смирно! Капралам приготовить отделения к получению пайка. Выдвигаемся маршем через полчаса. Наша задача – прибыть на место и убрать бахчу до завтрашнего вечера. С крестьянами вести себя смирно, с крестьянками – пристойно. Замечу, что кто-то валяет дурака – лично отстегаю портупеей. Выполняйте!
Взвод рекрутов в сопровождении отделения пехотинцев выдвинулся на восток, в сторону хозяйства Жёлтый Яр. Капитан Бриттенгем, как положено офицеру, ехал верхом. У него и у капралов на поясе висели короткие сабли, а за спиной – карабины. Лошадь шла шагом, а отряд двигался лёгкой трусцой, чтобы не устать перед сельхозработами, но и не тащиться к месту до вечера.
- Волк, ты что, дурной? – спросил Гешка. – Тебе же Замок говорил: будут предлагать пойти в музыканты – соглашайся. А ты что?
- Я бы согласился, если б умел, - сказал Головня.
- Я уже однажды согласился, - ответил Волк невозмутимо.
- Это где первый раз служил? – поинтересовался Гешка. – И что?
- Ты где-нибудь слышал, чтобы в военном оркестре играли на гитаре?
- Я вообще никогда не слышал военных оркестров.
- Там только трубы да барабаны, - подсказал Головня. – Мне батя рассказывал.
- Вот-вот, - кивнул Волк. – Мои одногодки служили, как нормальные солдаты, а я с литаврами плац топтал. Чуть не оглох. Хватит с меня.
- Ну и зря, - высказался Головня. – Был бы барабанщиком – меньше под пулями шастал.
- Скажи это тому парню, который на заставе командира собой закрыл.
- Отставить разговоры! – гаркнул Хорус. – Бежим молча, с дыхания не сбиваемся!
Отряд прибыл в Жёлтый Яр через час с небольшим. Деревня располагалась на краю обширного открытого пространства, которое земледельцы, видимо, не один год отвоёвывали у леса; тут и там на межах виднелись сваленные в кучу старые пни. Капитан привёл отряд в центр поселения, к добротному бревенчатому дому с хорошей крышей и ухоженным садиком. На крыльцо вышел пожилой мужчина, судя по осанке, староста.
- День добрый, господин капитан! – обрадовался он и снял затасканную унтерскую фуражку без знаков отличия. – Рад видеть вас и ваших бравых хлопцев!
- Здравия желаю, господин Бегоев, - отозвался капитан и спешился. – Отряд готов приступить к работе, если вы нам покажете, что к чему.
- А как же передохнуть?.. Путь-то неблизкий…
- Дайте нам вволю напиться и ведите на поле. Заработаем на ужин – вернёмся.
Староста быстренько организовал для помощников питьё – отличный квас, а потом сел на подводу и повёл отряд на поле. По обе стороны мягкой просёлочной дороги раскинулись богатые нивы, бахчи, поля овощей. Кое-где маячили группы женщин, подростков и детей, подкашивающих траву или собирающих кабачки. Видимо, работы шли там, где требовалось срочно собрать первый урожай.
Дынная бахча располагалась едва ли не в дальнем конце угодий, вдоль опушки смешанного леса. Дыни первого урожая удались на славу – не очень крупные, но крепкие, ровные и душистые.
- Ну, что, господин Бегоев, работаем, как в прошлом году? – спросил капитан весело.
- Так точно, - козырнул тот.
- Взво-од, слушай мою команду, - объявил капитан. – Работаем аккуратно, за битые дыни отделения получат по наряду на заготовку дров или уборку туалетов. Дыни собираем в отдельные пирамиды, каждое отделение - в свою. Когда подходит подвода, аккуратно грузим дыни в неё. Капралам следить, чтоб никто не отлынивал. Сержант Хорст!
- Да, господин капитан! – отозвался командир отделения охраны.
- Поставить посты по периметру. На опушке дозор усилить.
- Слушаюсь! Отделение, на первый-второй рассчитайсь! Первые номера, по одному, с дистанцией пятьдесят шагов, занять посты с востока, юга и запада! Вторые – по двое, дистанция та же, на северный край – марш!
«Интересно, - подумал Волк. – Солдаты охраняют не женщин и детей, а здоровых молодых рекрутов. Или это не охрана, а конвой на случай дезертирства?»
Если у кого-то во взводе и была надежда воспользоваться случаем и слинять, то вооружённые рослые парни с суровыми лицами, которых расставил вокруг поля сержант Хорст, убили её одним своим видом. Их ярко-зелёная форма почти сливалась с кустами на опушке, зато кокарды на фуражках, пряжки ремней и пуговицы, поблёскивая в солнечном тускловатом свете, предупреждали тоскующих по воле – не шалить! А таковых во взводе было не менее трети. Волк заметил, что представители воровского цеха по дороге к Жёлтому Яру вертели головами, а взгляд у них был, как у цепных кобелей, увидевших за забором сучку.
К вечеру взвод собрал дыни на участке размером примерно в две пятых части бахчи. Рекруты изрядно утомились, но появившийся с объёмистой флягой молока и караваями хлеба староста здорово их приободрил. Капитан разрешил подчинённым умять всё это, так как до ужина староста предложил сводить взвод в баню, а уж после этого отужинать.
Баню староста предоставил свою. Нельзя сказать, что она была большой, но когда рекруты разделились на шесть групп, каждая по пол-отделения, мыться было не слишком тесно. Правда, последнему отделению пара почти не досталось – первые по-хамски наплескали на камни много воды, - и всё же это была настоящая баня.
Капралы дали рекрутам обсохнуть и повели на ужин. За домом старосты, под яблонями, абрикосом и черёмухой, были выставлены столы и лавки. Несколько женщин и девушек суетились вокруг, расставляя блюда и нарезая всякую снедь. Староста радушно развёл руки, приглашая помощников к ужину:
- Садитесь, ребятушки, угощайтесь. Славно поработали, теперь надо плотно подзаправиться. А спать будете по-походному, но на мяконьком. Тут по соседству сеновал стоит, и сено свежее, нынешнее. Места всем хватит.
Взвод навалился на угощенье: тушёное мясо, сало с чесноком, гусятина, пирожки со всем на свете, свежие огурцы, пучки зелени, молоко, квас, деревенский хлеб, свежие арбузы - после армейской каши с поджаркой это был настоящий пир. Староста присел тут же, рядом с капралами. Волк оказался к ним ближе всех, поэтому хорошо слышал, о чём шла речь.
- Урожай нынче ещё лучше, чем в прошлом году, а убирать некому. Мало того, что пиги нас проредили, так ещё этой зимой двоих недосчитались. Одного удар хватил, второй на рыбалке в полынью попал. Говорил дураку – не ходи один. Мало ли что… В пятом году было: пиги по льду Селезнёвое перешли и сцапали троих. Хорошо, что лейтенант Дерипятко с дозором мимо проходил да следы увидал. Нагнал, отбил горе-рыбаков, а то бы вообще сейчас мужиков не было.
- Слыхали мы про такое, - кивнул Сингер. – Дерипятко, когда за пополнением приезжал, хвалился про тот рейд. Говорит, матёрые пиги были, бились насмерть, хотя видели, что дозор егерский.
- Потому и бились, что егерский, - сказал Новик. – Армейский конный их по сугробам да болоту гнать не стал бы, от него врассыпную можно смыться. А егеря-то на лыжах и с карабинами. Драпать бесполезно, уж лучше попробовать отбиться.
- Дохлый номер, - заявил Хорус. – Дерипятко у нас самых лучших в свой отряд забирает. С ними биться бесполезно.
- Пиги про это не знали, - с усмешкой заметил Сингер, и капралы злорадно ухмыльнулись.
Новик спросил у старосты:
- Господин Бегоев, а ведь по выправке видно, что ваша фуражка не на рынке куплена. Кем служили?
- О-о, давно это было, ещё до вторжения пигов. В форте Сиккс тогда старые укрепления были, а у пигов даже ружей не было. Они всё больше ловушки ставили. Так вот я наловчился эти ловушки отыскивать. Как идёт кто-то в дозор или на разведку – меня или напарника моего, царствие ему небесное, берут. Мы многим ребятушкам жизни сберегли, а когда уже демобилизоваться пора подошла, пиги разом и ударили…
На глазах старосты появились слёзы, он нервно вцепился в краюху хлеба и с хрустом впился в толстый хлыст зелёного лука. Все, кто слышал его, уважительно приутихли. Староста прожевал откушенное, перевёл дух и продолжил:
- После той бойни я поклялся, что поселюсь в этих краях и все силы свои употреблю на то, чтобы мешать этим тварям вредить. Пока молод был, часто с егерями на границе крутился, ловушки обезвреживал. Они с каждым годом всё пакостнее становились: то самострел взведённый попадётся, то ещё хуже – заряд пороховой с гвоздями. А потом они придумали людей похищать. Меня к тому времени старостой назначили. Вот так и служу, сынки. И вам завещаю: без жалости, без пощады бейте пигов, а мы, с Божьей помощью, будем для вас хлебушек да овощи выращивать. Да вы ешьте, ребятушки, ешьте, а то я тут уши заговариваю!
- Ничего, отец, - сказал Сингер. – Молодым полезно ветеранов слушать. Боевой дух крепче будет. А урожай у вас действительно знатный.
- Слышь, - тихонько пихнул Волка в бок Гешка. – Ты что про предложение капитана думаешь?
- А что тут думать? Я согласен.
- А не рано голову в самое пекло пихать? Мы учиться только начали. Ещё месяца три можно спокойно по мишеням пулять. Там-то служба, как на пороховой бочке.
- Быстрее обвыкнешься – легче будет, когда станет по-настоящему жарко. Мы всё равно туда попадём, как не оттягивай.
- Ну, не знаю…
- Не парься раньше времени. Вряд ли капитан станет нас сегодня на этот счёт пытать.
Но Волк ошибся. Когда их уже расквартировали на сеновале, капрал Хорус сказал ему и Гешке, чтобы топали к командиру.
Капитану Бриттенгему место для ночлега староста Бегоев приготовил в своём доме. Здесь же для него и сержанта Хорста был накрыт отдельный стол. Когда явились Волк и Гешка, ужин уже закончился, и за столом сидел только капитан. Фуражка его лежала на подоконнике, карабин с саблей стояли, прислоненные к стене, мундир расстёгнут. Капитан раскраснелся от абрикосовой наливки, которой их угостил хозяин, лицо его было не таким сосредоточенным, как обычно, а скорее, добродушным. Только в глазах по-прежнему отсвечивала ледком грусть.
- Господин капитан… - собрался отрапортовать Гешка, но капитан прервал его:
- Вольно, рекруты. Вот табуреты, садитесь. Я с вами по душам буду говорить. Вот скажите: что бы вы сейчас делали, если бы вас не сгрёб этот мошенник Шпуро со своими конскрипторами?
Гешка и Волк переглянулись. Цыган вскинул брови:
- Я бы, пожалуй, уже дочищал нашего жеребчика Красавку да пел песню о самой красивой на свете девушке Маричке. А потом бы полетел задами к её сеновалу и дожидался бы, пока она пойдёт доить корову.
- Это здорово, - кивнул капитан. – А теперь представь, что пока ты чистил жеребца, на подворье твоей любимой прокрались несколько здоровенных пигов. Они застрелили из арбалета собаку, чтоб не подняла шум, по-хозяйски проверили все постройки, зарубили секирами скот, побили гусей и кур, а когда Маричка пошла доить корову…
- Да не бывать этому, господин капитан! – горячо воскликнул Гешка.
- Так было в посёлке Еловое, - тяжело сказал капитан, в упор глядя на парня хрустально-голубыми глазами. – И в Рачьей Мели, и на хуторах Овражный и Зорянка. Твоё село как называется?
- Булановка.
- Я всем сердцем верю, что ни в твоей родной Булановке, ни в её окрестностях никто и никогда не увидит пигов. А знаешь, почему? Да потому что мы с тобой, Генрих Жаровский, будем стеречь границу королевства и твёрдой рукой прошибать башку каждому пигу, который хоть шаг сделает по нашей земле. Ты из-за одного куста, я из-за другого. И Вольфганга с собой возьмём. А, Генрих? Возьмём его пострелять в пигов?
Гешка даже выпрямился на табурете, выпятив грудь колесом.
- А как же, господин капитан!
- Значит, ты согласен ехать со мной? Доброго коня я тебе обещаю.
- Да, господин капитан!
- Ну, вот и ладно. Рад, что такой славный метатель ножей будет рядом со мной. А ведь ты сомневался, когда сюда шёл.
Гешка выпучил глаза:
- Как вы узнали, господин капитан?
- Мне положено знать о моих егерях всё. А теперь иди, парень, отдыхать, а мы с Вольфгангом ещё пару минут побеседуем.
- Слушаюсь, - сказал удивлённый Гешка и попятился за дверь.
Капитан пристально поглядел на Волка. Тот вопросительно моргнул, но взгляда не отвёл. Ему даже нравилось смотреть в глаза этого справедливого и честного офицера, тем более что они напоминали ему о волшебно-тёплом взгляде Синди.
- Если я не ошибаюсь, ты уже обдумал моё предложение и принял решение, - сказал капитан Бриттенгем.
Волк коротко кивнул. Командир егерей удовлетворённо прищурился и спросил:
- Ты когда-нибудь принимал присягу?
- Да, - ответил Волк честно. – Я клялся защищать Родину до последней капли крови.
- А что для тебя Родина?
- В первую очередь, это мои близкие и друзья. Ну, и остальные тоже. Есть много людей, кто когда-либо делал для меня добро. За хороших людей и кровь пролить не жалко.
- Это ты хорошо сказал… - проговорил капитан и на несколько секунд отвернулся к окну, словно кого-то хотел там увидеть. Потом снова посмотрел на Волка и спросил, - Ты не обиделся на нашего фельдшера за то, что он отнёсся к тебе с подозрением?
- Не на что обижаться. Он увидел меня впервые в жизни, ничего обо мне не знает.
- Это так. Сказать по правде, и я до сих пор не пойму, кто ты. Интуиция разведчика подсказывает мне, что ты не простолюдин. Твоя речь, осанка, взгляд – они не крестьянские. Ремесленники часто бывают очень толковыми людьми, по-своему, конечно, но всё же ведут себя не так. Можно было бы предположить, что ты сын священника или какого-нибудь зажиточного мещанина с хорошим образованием, но тогда возникает вопрос: какого рожна ты бродяжничаешь по лесам да ещё с таким звучным именем – Вольфганг Кюри? Может быть, раз уж нам предстоит вместе рисковать жизнью, ты всё-таки расскажешь мне что-нибудь о себе?
Волк на секунду задумался, потом спросил:
- Господин капитан, а можно я начну с вопроса?
- Попробуй, - заинтересовался тот.
- Если бы вы сейчас были не на службе, чем занимались бы?
Настала очередь капитана Бриттенгема удивиться. Он несколько раз моргнул, печально разглядывая Волка, потом честно ответил:
- Я бы разыскивал человека, который очень дорог мне. Хотя поиски наверняка были бы пустым занятием…
- Скажите, а как давно вы связывались со своей родственницей, графиней Ла Бар?
Лицо капитана исказило неописуемое изумление.
- Разрази меня мортира! Откуда ты знаешь графиню Ла Бар?
- В том-то и фокус, что сам я с ней не знаком. Про семейство Ла Бар мне рассказала девушка, которую я сопровождал в поместье графини неделю назад. Я пообещал Винсенту Вуду и капитану Кортесу, что доведу её туда в целости и сохранности, но этот долг мне помешали выполнить конскрипторы. Они напали, пока я спал, а моей спутницы рядом, видимо, не оказалось…
- Как? – почти крикнул капитан Бриттенгем, соскакивая с табурета. – Как зовут её?
- Мария Люсинда.
Капитан онемел, ноги его подкосились от нахлынувших чувств. Волк видел, как руки капитана затряслись, словно его мучила жестокая нервная болезнь, лицо сначала побелело, а потом снова залилось румянцем, губы непослушно прыгали, не  в силах произнести нужные слова.
- У неё золотистые волосы и серо-голубые глаза, - сообщил Волк. – Она всё время беспокоилась за вас, когда узнала от Вуда, что вы вернулись на службу.
- Господи… - пробормотал капитан Бриттенгем. - Господи…
Он стиснул лицо ладонями и стал неистово его тереть. Потом поднял на Волка обезумевшие глаза и севшим голосом потребовал:
- Скажи мне это ещё раз. Пожалуйста, скажи!..
- Что? – растерялся Волк. – Что именно?
- Господи!.. Скажи её имя, рекрут!
- Мария Люсинда Бриттенгем. Но Вуд звал её Синди.
- Синди! – воскликнул капитан, и из глаз его выкатились трудные мужские слёзы. – Это моя девочка!... Где, как вы встретились?
- На лесной поляне, в паре десятков километров от шахтёрского посёлка. Это было почти полтора месяца назад.
- В начале лета? – непонимающе заморгал капитан. – Где же она так долго пропадала? Мы потеряли её в конце октября, на первый снегопад. Господи, чудны дела твои!.. Ну, так что? Вы повстречались, а что дальше?
- Она две недели жила у родственников Вуда. Потом появился он сам и повёз нас в сторону имения графини Ла Бар. По пути мы останавливались у Кортеса, и там Вуд сломал ногу.
- Как этот старый чёрт умудрился сломать ногу?! Он же с молодости в егерях!
- Ногу ему сломал огромный кабан. Они с Кортесом устроили на него охоту.
- Болваны! Когда нужно торопиться, они затеяли развлечение! А потом?
- Мы пошли напрямик, через лес. Идти оставалось совсем немного, но ночь застала нас в дороге. Синди показала, как надо строить шалаш, я костёр развёл. Откуда мы могли знать, что по этой дороге утром будет идти конскрипторская команда?
- И ты больше не видел её?
- Я очухался уже привязанный за руку к десятку таких же неудачников... Синди, наверно, в тот же день добралась до имения. Мы были в двух километрах от Керзона.
- О, Боже, я так далеко от неё! Но почему ты не рассказал мне об этом сразу, Вольфганг?!
- И как бы это выглядело? Незнакомый балбес без штанов, которого только что считали едва ли не шпионом, начал бы заливать, что шатался по лесам с вашей единственной дочерью, записанной в погибшие...
Эрик Бриттенгем внезапно захохотал и, болезненно согнувшись, схватил Волка за плечи. Нелепость описанной ситуации стала последней каплей, и нервы капитана не выдержали. Он истерически смеялся, а из глаз капали слёзы. В комнату с шумом ввалились староста Бегоев и капрал Новик. Они в недоумении переглянулись, и капрал спросил:
- Господин капитан, всё в порядке?
- Да, капрал… Всё хорошо… Рекрут Кюри рассказал мне очень забавную историю, вот я и смеюсь…
- Должно быть, история на самом деле очень забавная, - пробормотал изумлённый Новик старосте. - Потому что я за все годы службы с господином капитаном впервые вижу, как он смеётся.
- Чистая правда, - согласился капитан, переводя дух. – На службе мне всегда не до смеха. Капрал, налейте нам всем по чарке вина… Я уж думал, что мне на сегодня хватит, но теперь появился повод ещё раз отведать восхитительной наливки господина Бегоева.
- А что за повод, господин капитан? – спросил староста.
- Моя дочь восстала из мёртвых, - торжественно объявил Эрик Бриттенгем. – Прошлой осенью она исчезла без следа. Её искали неделю, а потом перестали, решив, что она угодила под лавину на склоне Айсбека. Но этот юноша видел её несколько дней назад и только что сообщил мне об этом. Друзья мои, поздравьте меня… Я снова счастливый отец!
- За ваше скорейшее воссоединение, - предложил тост Волк.
- Да! – горячо согласился капитан. – За воссоединение семьи.
Они опрокинули чарки, и вино приятной жгучей волной прокатилось внутрь.
- Однако, господин капитан, нужно как-то вам с ней увидеться, - рассудил староста.
- А вот тут, господин Бегоев, всё не так просто, - покачал головой капитан. – Я же на службе. И уже не только, как руководитель обучения будущих егерей, а как офицер действующей армии. На следующей неделе я отправляюсь инспектировать дозорные отряды на передней линии обороны. Боюсь, до зимы увидеться с дочерью у меня не получится.
И капитан в сердцах стукнул костяшками кулака по столу.
- Но вы же можете послать с военно-полевой почтой весточку, - напомнил староста. – Мол, не беспокойся, дочурка, со мной всё в порядке и всё такое.
- Могу, - кивнул капитан Бриттенгем. – И клянусь, что так и сделаю. Завтра сяду писать письмо, а из лагеря отправлю его. А сегодня… всем спать.


                *   *   *

Село – не лагерь, тут не было сигнала горна к отбою. Рекруты в большинстве своём от усталости и сытости уже угомонились, только у ворот дымили трубками на пару с часовым пехотинцем Замок и Костыль.
- Чего это капитан тебя так долго пытал? – поинтересовался Замок. – Гешку сразу отпустил, а с тобой полчаса лясы точил.
- Уговаривал ехать с ним на передовую.
- Трубку куришь? – спросил Костыль.
- Не-а.
- Ну, и молодец, нам больше достанется, - посмеялся Замок. – А ты, хоть и музыкант, но не прохиндей. Другой бы рванул вперёд всех на такую халяву. Палочками тарабанить – не служба, а мёд.
- Приказали – пошёл бы, - сказал часовой, попыхивая трубкой.
- Это конечно, - согласился Замок. – Но сам-то не пошёл. Мужик.
- Так ты ехать-то согласился? – спросил часовой.
- Согласился.
- Герой, ядрёна оладья, - покачал головой Костыль. – И пигов не забоялся. А как возьмут в оборот, пожалеешь, что в лагере не отсиделся.
- Месяцем раньше, месяцем позже – какая разница? – пожал плечами Замок. – И потом, с его ли способностями пигов бояться? Пока мы туда попадём, он, может, уже орден заработает.
- Ага, два, - скривился ехидно Костыль. – Там, говорят, поздоровше мужиков в капусту рубили. У нас на малине безрукий чалился, Рубцом кликали. Он на Гагачьей заставе служил. На них пиги ночью навалились. Его взвод в карауле стоял, так их просто замочили на месте, чтоб шум не успели поднять. Рубцу повезло – он ружьё под мышкой держал. Пиг секирой поперёк рубанул, руку ему оттяпал, и если б ствол секиру не задержал, то вообще пополам разрубил бы. А на другом посту мужик стоял ростом выше, чем я, головы на две. Так его пиг от ключицы до пупа развалил…
- Слушай, кончай ты пугать на ночь глядя, - проворчал часовой. – Тьфу, тьфу, тьфу!
- А ты не бойся, и не напугают, - сказал ему Волк и отправился спать.
Только он вошёл внутрь сеновала, справа зашипел Гешка:
- Эй, Волк… Падай здесь, я на тебя место занял…
- Я думал, ты спишь уже, - удивился Волк.
- Да уже собирался, а потом слышу - вроде ты с Замком калякаешь. Чего так долго?
- По душам говорили, - уклончиво ответил Волк, растягиваясь на мягком душистом сене. – Капитан это дело любит. Я его даже рассмешил.
- Как это? Он же, говорят, вообще не смеётся.
- Анекдот рассказал про часового. Знаешь такой?
- Не-а…
- Ну, стоит часовой на посту. Слышит – идёт кто-то, вот он и говорит: «Стой! Стрелять буду!» - «Стою» - «Стреляю!»
Гешка захрюкал в кулак, смеясь над глупым анекдотом.
- А вот ещё один, - вспомнил Волк. – Сын спрашивает у отца-офицера: «Пап, а почему наши войска не покончат с Пигландией? Она такая маленькая, что можно собрать армию в кулак и разгромить пигов одним ударом!» - «Сынок, представь себе кучу дерьма. Представил? А как ты думаешь, что будет, если со всех сил треснуть по дерьму кулаком? Правильно, сынок, оно забрызгает тебя с ног до головы. Вот тебе наука: дерьмо не трогай – и вонять не будет».
- Не смешно, но со смыслом. Только что же, теперь мы на веки вечные обречены терпеть соседство с этими гадами?
- Если будут сидеть в своих болотах, то мы не обидимся. Сможем тогда спокойно работать и сладко спать. Кстати, давай-ка спать, а то завтра поднимут ни свет, ни заря и опять пошлют с дынями бороться…
Спал Волк крепко и сладко: сено было одуряющее душистым, и он словно задремал на сеансе ароматерапии. Может быть, он так и проспал бы рассвет, но полкувшина кваса, которые он влил в себя вечером, за ужином, отчаянно запросились на волю. Волк неохотно поднялся и в полусонном состоянии вышел наружу. Заря только занималась, со стороны лесных озёр тянуло туман. Волк поёжился и побрёл за сеновал, где между садом старосты и соседним забором шла тропинка на зады. Где-то там он видел вчера побеленное кособокое строение – нужник.
Уже по пути туда он сообразил, что часового у ворот не было. И с другой стороны сеновала тоже было безлюдно, хотя сержант вчера ставил здесь ещё одного караульного. Волк оглянулся на ходу, стараясь разглядеть в туманной дымке хотя бы сидячий силуэт дремлющего часового, но ни у забора, ни под деревьями, ни у козел для распилки дров никого не было.
«Что за фигня? – подумал Волк. – То сторожат, то нет никого».
У самого нужника он чуть не поскользнулся на какой-то непонятной чёрной луже.
- Вот пьянчуги, - проворчал он. – Напьются дармовой водки, а потом до гальюна добежать не могут…
Уже взявшись за ручку дощатой двери, он вдруг сообразил, что вчера никого до такой степени пьяного среди них не было, да и если бы кого-то стошнило, то лужа была бы какого угодно цвета, только не чёрного. Со сна он туго соображал, да и облегчиться хотелось, поэтому рука потянула за ручку раньше, чем мозги связали мысли между собой. И тут из распахнутой двери под ноги Волку вывалилось тело в форме пехотинца. Сначала ему показалось, что караульный уснул, сгорбившись и прислонившись к двери сортира спиной. Но когда тело с безжизненным стуком свалилось на утоптанную землю, оторопевший от неожиданности Волк увидел, что шея солдата почти перерублена, и голова неестественно висит на груди. От удара её резко мотнуло на лоскутьях кожи и мышц, и она тяжело ударилась о землю, словно была не из плоти, а из камня.
Страшное зрелище парализовало не проснувшегося до конца Волка. Кто и когда мог сделать это с часовым, если кругом столько народу?..
Несколько секунд он в немом ужасе смотрел на мёртвое тело: окровавленные ворот и рукава, конвульсивно вцепившиеся в ружьё белые пальцы, перерубленную мощным ударом шею. Потом собрался сделать шаг назад, но зацепился егерским ботинком за крепление ножен сабли пехотинца и потерял равновесие.
Это его и спасло. Из-за угла нужника выскочила массивная фигура с какой-то непонятной железякой в руке и наотмашь рубанула воздух над головой падающего Волка. За шелестом ржавого лезвия последовал тяжелый удар остряка в перекладину двери. От расколотого бруска в разные стороны полетели щепки, а нападающий испустил яростный хрип, пытаясь выдернуть застрявшее оружие. Волку потребовалась секунда, чтобы сообразить, что следующий удар для него, неуклюже свалившегося на траву рядом с трупом караульного, будет последним. Ещё две секунды понадобились ему, чтобы дотянуться до рукоятки сабли мертвеца, выхватить её из ножен и всадить в бок верзиле, исступленно дёргавшему застрявший в древесине клинок. Что-то лязгнуло, булькнуло, и верзила перегнувшись пополам, взревел от боли, как смертельно раненый секач. Волк попытался выдернуть саблю, но не смог, потому что теперь противник схватился за неё.
- Ни фига себе, сходил до ветра… - пробормотал Волк, спешно откатываясь в сторону. Выпрямившись, он рассмотрел нападавшего.
Двуногий и рослый, он, тем не менее, не был человеком. Мощное туловище, плечи, как у неандертальца, густая щетина на тёмной коже, уродливая лохматая голова в шлеме с клёпками. А вместо лица – полурыло-полухобот, из-под которого виднелись жёлтые кабаньи клыки. Это был пиг, и, судя по его намерениям, он шёл сюда не красть скот, а убивать людей.
- Нехорошо мешать человеку, который спросонья идёт по нужде, - процедил Волк, глядя, как тварь, корчась от боли, короткими корявыми пальцами пытается вытянуть из-под броневого щитка на торсе окровавленный пехотный клинок. Он перевёл взгляд на ржавый палаш, торчащий в двери нужника, и увидел на его зазубренном лезвии кровь. Видимо, это им был убит несчастный караульный. Волк изо всех сил пихнул согнувшегося врага ногой, и тот повалился через труп своей жертвы внутрь сортира.
– Извини, что мало, - сказал Волк и наклонился, чтобы вытащить из мёртвых рук солдата ружьё. – Говорят, вы, пиги, поодиночке в рейды не ходите. Вот и мне интересно: твои родственнички сами явятся, или мне их на танец пригласить?
Ружьё было заряжено, но Волк на этом не успокоился. Он отцепил с пояса погибшего подсумок с патронами, всё время при этом оглядываясь. Один патрон он зажал в зубах, второй – между средним и безымянным пальцами правой руки.
- Долбаные сторожа, - прорычал Волк. – Кого поднимать по тревоге, если их след простыл? Ну, я вам сейчас сыграю подъём!..
Он собрался выстрелить в воздух, но тут в тумане, между садовыми деревьями мелькнула горбатая фигура другого пига. Монстр, видимо, услышал возню у нужника и поторопился на выручку собрату. Волк повернул в его сторону длинноствольный «тур» и, не целясь, выстрелил. Сквозь облако вонючего дыма он увидел, как мелькнули между ветвями черёмухи мощные лапы опрокинувшегося навзничь врага, а его секира отлетела в сторону.
Волк отработанным движением открыл затвор и вставил на место выброшенной гильзы новый патрон. С разных сторон до его слуха, немного притупившегося от грохота выстрела, начали доноситься лай собак и крики людей. Среди общей суеты он разобрал команды капралов и свирепый хрип сержанта Хорста. Где-то на соседней улице гулко выстрелил карабин, потом ещё раз и ещё.
- С добрым утром, Жёлтый Яр, - сказал Волк и вытащил из подсумка, который прицепил к своему ремню, ещё один патрон.
Из-за сеновала показались люди: разбуженные выстрелами рекруты высыпали наружу. По тропинке в сторону нужника рысью помчался капрал Хорус, через сад с руганью прорывались капитан Бриттенгем с карабином и сержант Хорст с пистолетом. Они едва не споткнулись о труп застреленного пига и зачесали в затылках.
- Что тут происходит? Ты в порядке, Кюри?
- Да, только в сортир так и не попал. Там занято.
Он кивнул на скорчившегося в дверном проёме нужника пига. Капрал поднял карабин на изготовку и шагнул поближе. Волк готов был поклясться, что короткие волосы на затылке капрала от ненависти встали дыбом, как у бойцового пса.
- С боевым крещением тебя, сынок, - сказал ему капитан, приблизившись.
На улице снова грохнул карабин. Капитан скомандовал:
- Сержант, проверьте посты и доложите обстановку.
- Слушаюсь, - хмуро откликнулся Хорст и помчался в сторону выстрела. Капитан снова повернулся к Волку и спросил:
- Что я пропустил?
- Могло быть хуже, - ответил Волк. – Видимо, пиги сняли часового буквально несколько минут назад, иначе эта сволочь встретила бы меня не у сортира, а у ворот сеновала.
- Он ещё жив, - сообщил Хорус. – Не знаю, надолго ли. Кюри ему саблей печень пропорол. А вот не обыскал его зря: вдруг какой сюрприз припрятал. Подойдешь к такому полудохлому свину, а он тебя из самопала подстрелит или ножом пырнёт.
- Мне не до него было, - ответил Волк. – В кустах второй нарисовался, пришлось отстреливаться.
- Ты, капрал, зря ворчишь, - добродушно сказал капитан. – У тебя рекрут на завтрак двух пигов завалил. Такое часто бывает?
- Парню повезло, - спокойно ответил Хорус. – А на войне везения маловато.
- Зануда ты, капрал, - сморщил нос капитан.
Ружейные выстрелы раздались сразу с двух сторон. Капитан Бриттенгем нахмурился и приказал:
- Хорус, зови своё отделение сюда, рассредоточьтесь по этому краю. Кюри, за мной!
Волк рысцой едва успевал за капитаном, который торопился овладеть ситуацией. Продолжающаяся стрельба была плохим признаком. Это могло означать только одно: пиги рассредоточились по селению, и при потере даже незначительного числа стрелков из отделения сержанта Хорста организовать достойный отпор им будет трудно.
Капралы Сингер и Новик сообразили вооружить свои отделения топорами, косами или просто дубинками и расставили их вдоль забора старосты. Сержант Хорст взрёвывал где-то на дальнем краю улицы, отдавая команды своим пехотинцам. С той стороны послышалась возня, грохот какой-то металлической посудины, истерическое кудахтанье кур. Снова грохнули выстрелы.
- Похоже, они их прижали, - заключил капитан и собрался было туда, но тут подскочил Сингер.
- Господин капитан, - сообщил капрал, - соседка старосты спугнула в своём погребе пига. Новик его подстрелил, сейчас он с ребятами свяжет тварь и вытащит к калитке. Сержант со своими обложил троих в сарае, на том конце улицы. Пошёл на выстрелы селян и вовремя: пиги собирались уйти с награбленным. Он сам свалил одного, остальные отступили и огрызаются.
В подтверждение его слов там раздалось два выстрела, и от забора, за которым прятались двое пехотинцев, брызнула щепа. Капитан нахмурился:
- А ружья-то наши. У сержанта кого-нибудь ещё положили?
- На западном краю сняли двоих, - мрачно ответил капрал. – С востока я посты проверил, там все живы и настороже.
- Хорошо. Будь здесь, а мы проверим, чем можно помочь сержанту.
Они с Волком подобрались поближе к пехотинцам. Капитан спросил у ближнего:
- Где сержант?
- Пошёл с той стороны дома. Ещё двое наших пошли в обход задами. Пусть пиги только рыло покажут! Сволочи! Они Петрака и Монса зарезали!..
- Сами зря не высовывайтесь, - велел капитан, выглядывая из-за забора. – У-у, с этой стороны их не взять. Дверь смотрит прямо на калитку, оттуда весь двор простреливается. Пойдём-ка, Вольфганг, разведаем, что там слева творится.
Волк послушно потащился следом. Капитан постучал в калитку соседнего дома. Ему открыл вооружённый хозяин.
- Наш сержант не через ваш двор проходил?
- Здесь он, ваше благородие, здесь, - ответил встревоженный мужчина. – Он и с ним ещё рядовой. Они в дальнем углу сада. Вы проходите, пса я в конуре закрыл.
Капитан Бриттенгем и Волк пробрались через сад к забору, разделяющему подворья. Сержант Хорст прятался за бочкой для воды, один из пехотинцев – за штабелем горбыля. Забор был чистой бутафорией, не то, что со стороны калитки. Видно, соседи были в давних и хороших отношениях, коль довольствовались прозрачным ограждением из штакетин – лишь бы скотина до соседской капусты не дорвалась. Зато для прикрытия от вражеских выстрелов забор совершенно не годился.
- Ну, что тут? - спросил капитан у сержанта.
- С этой стороны в сарае есть окошко, стекло выбито, - безрадостно ответил Хорст. – Это значит, что первый, кто рванёт через забор, может тут и остаться.
Капитан поглядел на крышу времянки, с которой в бочку собиралась вода.
- А как насчёт крыши?
Сержант задрал голову.
- А что крыша? С неё только двор удобно под прицелом держать.
- Вот и хорошо. Один будет держать, а другие двое слезут к углу сарая. Вольфганг, пойдём-ка, раздобудем у хозяина пару охапок соломы. Мы с тобой этих свинорылых сейчас выкурим из сарая.
Хозяин, узнав про идею капитана, начал злорадно потирать руки.
- Господин капитан, да я вам четыре охапки дам, только выгоните поганых пигов под картечь! Там ведь у соседей в доме хозяйка с дочерью, детки малые и старушка больная. Дмитро-то с войны покалеченный вернулся, уж двадцать лет одной рукой всё делает, а зятя пиги в плен угнали…
- Ты, отец, не беспокойся, - сказал капитан. – Давай нам скорее солому да в дёготь её помакни. Пиги этот запах обожа-ают.
Хозяин нервно засмеялся и полез на чердак, где сушил заготовленные пуки соломы. Волк представил, какая сейчас поднимется вонь и по достоинству оценил выдумку. Судя по рассказам местных, у пигов чуткое обоняние, и густой дым, особенно если он вонючий, приводит их в бешенство.
Помимо соломы пришлось просить у хозяина лестницу, чтобы взобраться на крышу времянки. Капитан рассчитал верно: угол обстрела из двери и оконца сарая был ограничен, и крыша времянки была намного выше, чем можно было задрать ствол ружья.
- Хорст, держи дверь под прицелом и не давай им переступить порог. Вольфганг, я спущусь первым, подашь мне солому, потом спрыгнешь сам.
Пространство между углом времянки и углом сарая тоже находилось в не простреливаемой зоне, поэтому они заняли позицию практически без риска. Двор был, как на ладони: всё пространство от тенистого прохода к саду и огороду до чисто выметенного пятачка перед калиткой, на котором громоздился неряшливый труп пига, сверху отлично просматривалось.
 - А вот теперь, парень, начинается грубая и грязная солдатская работа, - сказал капитан Волку. – А кем работает солдат? Правильно, он убийца. Только учти, дымище будет густой, и когда пиги начнут выскакивать, по ним со всех сторон поднимется стрельба. Нам под свой свинец попадать нельзя – обидно будет и наверняка больно.
Волк хмыкнул и вставил в зубы патрон.
- Как тебе «тур»?
- Не такой удобный, как карабин, но это всё же лучше, чем ничего.
- Да, и особенно, когда на тебя прут пиги. А они попрут, ты уж мне поверь. Дыма не любят жутко, дуреют просто. Зато из-за него они плохо ориентируются: у них чуткий нос и хороший слух, а вот зрение слабое. Мы с тобой сейчас запихаем в окошко и в дверь по пучку дымовухи и отойдём к забору, чтобы наши же с дуру нас не подстрелили. Пиги попытаются удрать, и, ясное дело, в сторону калитки они не побегут, а значит, мы будем к ним ближе всех…
Из сарая в сторону калитки плюнуло картечью ружьё, отнятое пигами у одного из погибших часовых. Свинец излохматил одну из досок забора, напоминая солдатам, что лучше им не высовываться.
- О, видишь? – кивнул капитан. – Им самим страшно, вот они нас и пугают. В общем, я стреляю первый, ты страхуешь. Если промажу, бей ты, и сразу перезаряжай, а я в это время буду страховать тебя. Ну, что, готов? Поджигаем.
Стоя у стены сарая, они запалили измазанную в дёгте и смоченную водой солому, дали ей как следует задымить и двинулись каждый в свою сторону: Волк – к оконцу, капитан Бриттенгем – к углу сарая, в метре от которого зиял опасной темнотой дверной проём. Стараясь не заходить в сектор обстрела, они швырнули пучки соломы внутрь. Волк сразу же подхватил тяжёлый «тур» и отбежал к забору, капитан отпрыгнул от угла и встал на изготовку в двух шагах от него.
Внутри сарая послышался яростный рёв, какая-то возня, что-то с деревянным стуком посыпалось на пол. Пару минут из сарая никто не показывался, но дым за это время заполнил всё внутреннее пространство, густо повалил из всех щелей и начал донимать даже капитана с Волком.
Внезапно в желтовато-белом облаке, расползающемся по двору в безветренном утреннем воздухе, появилось что-то тёмное. Волк прицелился и напряг палец на спусковом крючке. Но вместо выстрела карабина он услышал голос капитана:
- Не стреляй!
Командир повторил то же самое, только так, чтобы услышали сержант и солдаты:
- Никому не стреля-ать! У них заложники-и!
Пиг, хрипя от дыма, двигался боком вдоль стены. Его мускулистые мохнатые лапы прижимали к нагрудному панцирю насмерть перепуганную девушку в льняном платье и вышитом переднике. В одной лапе был зажат широкий короткий тесак, острие которого упиралось в шею девушки. Оружие было хорошо наточено и оставило на коже небольшой, но обильно кровоточащий порез.
Монстр прикрывался девушкой, зная, что в него будут стрелять. Он нёс её, как тряпичную куклу, её ноги даже не касались земли. В его глубоко посаженных налитых кровью глазах светилась яростная решимость.
- Не стреля-ать! – громко повторил капитан, не опуская карабина и медленно перемещаясь в ту же сторону, что и пиг. – Не волнуйся красавица, мы тебя сейчас вызволим…
Пиг издевательски оскалился, показав кривые жёлтые зубы. Шепелявя и брызгая слюной, он сказал по-человечески:
- Равметфталфя, головадый… Эта тфыпа будет двя Квуфылы вывым фитом!..
Послышался топот, из-за окутанного дымом угла сарая выскочил пиг ростом поменьше, зато в лапах он держал ружьё. Если бы его глаза не разъело дымом, он бы сразу угостил Волка или капитана порцией картечи. Но это был не его день. Волк встретил его выстрелом в упор и сразу же лязгнул затвором, освобождая казённик от гильзы. Две секунды – и он снова готов к бою. У калитки раздались ещё два выстрела, видно, третий пиг сообразив, что его собратья нарвались на засаду, попытался уйти в другую сторону.
- Стой! Держи кабаняру! – заорали по ту сторону дымовой завесы, а им в ответ рявкнуло ружьё. Вот ротозеи - оба промазали, и теперь пиг уходил, пользуясь тем, что они перезаряжают свои «туры».
Волк метнулся сквозь дым, выбежал на чистое место и увидел спину пига, лезущего через забор с противоположной стороны двора. От солдат его скрывала высокая поленница с навесом, поэтому Волк не стал дожидаться, пока те выйдут на удобную для стрельбы позицию. Он прицелился и размозжил пигу затылок, прикрытый только кожаным шлемом с клёпками. Туша дёрнулась и рухнула с высоты забора наземь.
- Попал? – спросил, подбежав, один из пехотинцев.
Волк отмахнулся и, на ходу перезаряжая «тур», побежал вокруг сарая. До него внезапно дошло, что пиг с заложницей вот-вот допятится до угла, а там два шага до малины, разделяющей это и соседнее подворья. Уйдёт туда – потом к нему близко не подойдёшь, так и смоется вместе с девчонкой.
К углу Волк подоспел раньше пига. Здоровяк, пятясь вдоль стены, как раз поравнялся с ним, и Волку стал виден отведённый в сторону сгиб правой лапы, которой пиг держал у горла девушки нож. Волк присел на корточки, упёр приклад в землю, подвёл ствол почти под самое запястье пига и нажал на спуск. Он рассчитывал на то, что картечь на выходе из ствола имела довольно большую убойную силу, к тому же шла кучно. Размозжённую лапу отбросило, нож пропеллером отлетел к ногам ошарашенного капитана, а пиг, ослеплённый неожиданной болью и яростью поражения, повернулся к наглецу. Он отшвырнул несчастную девушку в сторону, как тюк с бельём, и мощным ударом ноги, обутой в мохнатый мокасин пятидесятого размера, сшиб Волка наземь. Если бы на пути его лапы не оказалось ложе ружья, рёбрам рекрута Кюри пришлось бы несладко.
- Подвые людифки! Вфегда бьёте ифподтифка!.. – визгливо заревел пиг, грозно наступая на опрокинувшегося на спину Волка. – Фкотина! Да Квуфыла тебя фейтфяф!..
Выстрел из карабина прервал пига. Великан вздрогнул, его багровые глаза затуманились, и он рухнул во весь рост рядом с Волком. Капитан Бриттенгем подмигнул ему и двинулся к девушке, беспомощно лежащей на луковой грядке.
- Как вы, барышня? Это чудище вам не навредило?
Волк поднялся и перезарядил ружьё. Капитан тем временем уже поднимал девушку на ноги. Подошёл слезший с крыши сержант Хорст, с другой стороны появился один из его подчинённых. Они остановились возле пига, которому капитан пробил наспинные латы, и удивлённо стали его разглядывать.
Капитан Бриттенгем утешал девушку, начавшую приходить в себя:
- Не-ет, любезная моя, благодарить вам нужно не меня, а моего помощника. Вот он, этот отчаянный парень. Хотите, я вас познакомлю? Может, дождётесь его из армии да и родите ему славных сыновей. Клянусь, не пожалеете! Он за сегодняшнее утро угробил больше пигов, чем я за последние пятнадцать лет! Вот, знакомьтесь. Это рядовой Вольфганг Кюри, без пяти минут королевский егерь.
Девушка во все глаза смотрела на Волка, а тот, стараясь сохранить невозмутимость, опёрся на ствол «тура» и наблюдал, как сержант и пехотинец разводят руками возле мёртвого пига. Но тут Хорст услышал слова капитана и уставился на Волка.
- Что это? Мне почудилось, что ли? Капитан назвал тебя рядовым! С каких это пор рекрут, прослужив неделю в учебке, становится рядовым?
- С тех пор, сержант, - объяснил капитан, обнимая девушку за плечи, - как у рекрута на счету стало больше пигов, чем у некоторых ветеранов зарубок на прикладах.
Он пнул по массивной ноге пига.
- Вот этот, если бы Вольфганг не был вынужден осторожничать и всадил ему пулю под хвост, мог бы стать его четвёртым за сегодняшнее утро пигом.
- Ты завалил трёх свинорылых?! – восхитился пехотинец. – А мы думали, только того, у забора…
- Знаете, барышня, кто стал причиной вашего волнения? – спросил капитан, но дрожащая девушка только мотнула головой. – Эта падаль – Крушила, некогда грозный командир рейдеров, которые тиранили пограничные деревни в районе заставы Гоголево. Много людской крови пролил, пока кузнец из Пятницкого не выбил ему в схватке передние зубы. Пиги неудачников и увечных не уважают, и после этого его из командиров попёрли. Он собрал под своё начало других пигов и стал разбойничать. А теперь вот мы его отметили.
- Посмертно, - вставил Волк, и пехотинец гоготнул. Сержант сердито зыркнул на подчинённого и приказал:
- Отставить смех. Быстро к старосте! Пусть готовит подводу, чтоб трупы увезти за околицу. И кликни сюда Панкова и Вернера. Марш! Господин капитан, разрешите проверить обстановку на постах.
- Разрешаю, - благодушно кивнул капитан Бриттенгем и спросил у девушки, – Как же вы, барышня, попались этим свиньям?
- Я кур пошла кормить, а тут стрельба, крики… - пролепетала девушка. – Я испугалась и в сарай спряталась… А потом они вломились… Думала, мне конец…
- Это зря. Никогда нельзя терять присутствие духа. Вот взгляните на этого юношу. Он ещё час назад был рекрутом. Конечно, на занятиях он проявил неплохие способности, но когда встретился с пигом, был безоружен и, по сути, беспомощен. А в результате, пока мы поднялись по тревоге, нападающих стало на два рыла меньше. Так что, дорогая моя, серьёзно подумайте о перспективе получить в мужья такого героя.
«Блин, капитан на радостях меня женить собрался или, всё-таки, своим ординарцем сделать?» - подумал Волк.
- Лучше посмотрите на господина капитана, - посоветовал он девушке. – Вот он точно мужчина хоть куда. Благородный и мужественный офицер, да и лет ему ещё не много.
- Отста-авить, - погрозил пальцем капитан. – Я человек женатый, мне девушек очаровывать не положено. О, а вот и хозяева появились.
Сквозь дым со стороны дома к ним приблизились мужчина и женщина, ещё не старые, но уже изрядно изношенные крестьянской работой. Женщина бросилась обнимать девушку и капитана, досталась порция благодарности и Волку. Мужчина прижал единственную руку к сердцу и сказал:
- Родные наши… Как вас отблагодарить? Вы же нас от такой беды спасли! Мы уже думали, не видать нам нашей младшенькой…
- Это ты брось, отец, - сказал ему капитан. – Вас защищать – наш долг священный.
- Да хоть имена ваши скажите! – сквозь слёзы проговорила женщина. - Внуки родятся, в вашу честь назовём!
- Наши имена – Эрик и Вольфганг, - улыбнулся капитан.
- Благослови вас Господь, - искренне пожелала женщина и перекрестила капитана и Волка. – Пусть ни свинец, ни сталь не ранят вас, а вы не знаете промаха!
- Спасибо, хозяюшка, - поблагодарил капитан и сказал Волку, - Пойдём, поглядим на пига, которого Новик добыл.


                *   *   *

Из-за нападения рекруты долго не могли приступить к уборке бахчи. Пришлось возиться с рытьём ямы для мёртвых пигов, потом закапывать их, собирать погибших караульных и оружие. В итоге капитан отправил на уборку дынь только два отделения и половину солдат сержанта Хорста, а самых умелых стрелков из рекрутов и четверых пехотинцев оставил для порядка в деревне.
Волку капитан поручил охранять пленённого пига, запертого в хлеву. Позже, сделав необходимые распоряжения, он пришёл туда вместе со старостой Бегоевым.
- Как он там? – спросил капитан у Волка.
- Лежит молча.
- А что этой поросятине остаётся? – с презрением сказал староста. – Попался – теперь надо вести себя тихо.
- Просто он ранен, - ответил капитан. – Будь он здоров, тут бы уже целое представление разыгралось. Я однажды видел, как связанный пиг вынес дверь в каптёрке и чуть не сбежал, хотя на нём повисло четверо солдат.
Староста отомкнул амбарный замок, на который была закрыта дверь хлева. Капитан вместе со старостой зашёл внутрь. Волк остался стоять на посту, но через пару минут капитан окликнул его.
- Вольфганг, помоги-ка!
Пига пришлось садить на чурку, чтобы он мог слышать вопросы и отвечать на них. Из-за ранения и пут туша пига была тяжёлой, почти неподъёмной, вдобавок, от него воняло так, что Волка едва не стошнило.
Капитан посмотрел пигу в мутные глаза и спросил:
- Сколько вас было?
Взгляд пига немного прояснился, но он только вызывающе хрюкнул на капитана. Тот покачал головой и попросил старосту:
- Одолжите мне, господин Бегоев, ваше кресало.
Староста достал из мошны на поясе огниво и протянул его капитану. Тот поднял с пола пучок соломы и поджёг его с одного конца. Пиг заворчал и напрягся.
- Я не любитель таких процедур, - признался капитан, - но по законам военного времени должен использовать для допроса пленного любые средства. Ну, что, свинка, подпалим твою щетинку? Или будешь отвечать на мои вопросы?
Пиг злобно огрызнулся, но было видно, что он на грани истерики. Волк сначала не поверил, что интеллигентный капитан Бриттенгем способен намерено причинить боль пленному, пусть это даже такое отвратительное создание, как пиг. Но командир был настроен решительно. Он поднёс полыхающую солому к жёсткой щетине, росшей на окорокоподобном плече пига. Пламя словно потянулось к пигу, затрепетав на кончиках соломин. Грубая шерсть начала с шипением съеживаться и дымиться, распространяя едкую вонь. Пиг дёргался, стараясь отодвинуться от огня, но деваться с чурки ему было некуда, разве что рухнуть на земляной пол хлева.
- А ну, отвечай: сколько вас было?! – грозно сказал капитан, поднося огонь ещё ближе к пигу.
Пленник от страха и бессильной ярости хрипло заревел, но на вопрос не ответил.
- Я спалю тебе шерсть даже в ушах, мразь, - пообещал капитан. – Но начну я с твоей уродливой морды, а точнее – с ноздрей.
И капитан поднёс наполовину сгоревший пучок к рылу пига. Глаза пленного от страха вылезли из орбит, мохнатые уши прижались к черепу. Охваченный ужасом пиг визгливо завыл, пытаясь отвернуться, спрятаться, но пламя уже танцевало у самых его ноздрей. Щетина там была редкая и короткая, так что он почувствовал жар пламени шкурой.
- Вы называете дикими нас, а сами пытаете!.. – довольно отчётливо произнёс пиг.
- А у этого дикция лучше, чем у Крушилы, - заметил Волк.
- Ещё бы, - ухмыльнулся капитан. – Он и умнее раза в два. Думаешь, Крушила у них главным был? Не-ет, главный – вот этот свин.
- Это почему? – поинтересовался староста.
- У него на панцире стоит печать их самого главного подонка, - объяснил капитан. – Верховодит пигами самопровозглашённый монарх по имени Пигеон Хогус Хрю Третий. Он отпрыск того гада, который приказал штурмовать форт Сиккс. Сам ещё войну вести не пробовал, зато создал специальные рейдерские отряды. Командовать ими он посылает самых «злоумных» и «хитроподлых» - специально натасканных на диверсии предводителей, которым даются особые полномочия. Отпечаток в виде свиного рыла – это их патент на организацию подрывных операций с мобилизацией любых сил пигов.
- Во-от оно что, - покачал головой староста. - Значит, он науськал на нас своих громил, а сам сидел в подвале тётки Полины и жрал сметану.
- Да, за этим делом она его и застала, - подтвердил капитан. – Благо, сообразила кликнуть Новика с ребятами.
- Откуда ты столько знаешь, безволосый? – спросил злобно пиг. – Уж не капитан ли ты Бриттенгем?
- Догадливый, - усмехнулся капитан.
- Ты, червяк! – заорал в бешенстве пиг. - Если бы я знал, что ты здесь, лично бы пришёл тебе кишки выпустить!..
- Да, знаю, знаю, что за мою голову Хогус Хрю готов дать золотом, - махнул рукой капитан. – Это уже старая байка. Ты лучше расскажи про вашу новую перевалочную базу.
- Проклятый глист! – взвизгнул пиг. - Откуда ты узнаёшь про наши замыслы?!
- Да вы же, уроды, сами мне всё рассказываете, - хмыкнул капитан. – Одни добровольно, другие после уговоров. Может, продолжим? А то у меня соломка почти догорела.
- Чтоб ты через твердь провалился!.. - с ненавистью прохрипел пиг.
- А вот этого вы, свиньи, не дождётесь, - усмехнулся Эрик Бриттенгем. – Пока я капитан королевских егерей, наша земля будет гореть у вас под копытами.
Пиг впал в такое неистовство, что его ругательства слились в сплошной визгливый рёв. Смотреть на брызжущего слюной монстра было тошно. Капитан негромко что-то сказал старосте, тот ушёл, а через пару минут принёс ведро с водой. Пиг уже даже не ругался, а просто утробно рычал, дёргаясь на чурке, как эпилептик, а глаза его из мутно-серых стали багровыми.
- О, как накалился, - хмуро заметил капитан. – Как бы рожа не треснула.
Он плеснул водой в рыло пига, тот вздрогнул и поперхнулся, да так, что из ноздрей полетели пузыри.
- Остыл? Так-то лучше. А то разбесился тут. Попался – молчи в тряпочку. Спрашивают – отвечай. Ну, тебе ли дёргаться? Тебе, чтобы ещё пожить, надо мне помогать. Понимаешь ты это, хряк?
Пиг только отдувался. Вода его действительно остудила.
- Может, дать ему отдохнуть? – предложил староста. – А мы пока по стаканчику наливочки за упокой души ребятушек… А, господин капитан?
- Ну, а что… Помянуть – это правильно. Идёмте, господин Бегоев. Вольфганг, я тебе сейчас смену пришлю. Как сдашь пост – жду тебя в доме.
Хлев снова замкнули. Волк с облегчением вдохнул свежий воздух полной грудью. Запах хлева и горелой щетины пига, казалось, прилип к нему.
На смену ему пришёл Замок. Он потрепал Волка по плечу и без своего ворчливого сарказма сказал:
- Ну, молоток, парень. Похоже, и сам капитан не ожидал от тебя такой прыти. Впрочем, у него-то глаз намётанный. Он уже четверть века из кого угодно хороших солдат делает.
Волк только улыбнулся в ответ и пошёл в дом. Капитан уже умылся и вытирал руки, стоя у окна. Староста на кухне распоряжался насчёт обеда, гоняя дочь и племянницу то в подполье, то в кладовку.
- Освежись, - предложил капитан Волку, показывая на умывальник, стоящий в углу.
Это была здравая мысль: Волк из-за утренних событий так и не умылся, и после крови и грязи садиться за стол было нехорошо.
С удовольствием умывшись, Волк спросил:
- Мы тут гадали с парнями – откуда вы знаете, что мясо пига воняет?
- Ну, ты прямо к столу… - сморщился капитан. – Такие знания, Вольфганг, не от хорошей жизни… Когда пиги осадили форт Сиккс, мы больше месяца были отрезаны от всего мира. Обоз, который вёз нам продукты, они захватили, а двенадцатый пехотный полк, спешивший нам на помощь, наткнулся на подступах к форту на минные поля и несколько укреплённых пушечных батарей. К концу третьей недели наш запас продуктов закончился, а на тридцатый день начались голодные обмороки. Кто-то из унтер-офицеров после очередного штурма выбрался ночью из бастиона и вернулся обратно с куском мяса, завёрнутым в тряпку. Он нарезал его лентами и стал жарить на углях. Знаешь… так пахнет мясо не выложенного кабана, который достиг матёрого возраста. Отвращение вызывает настолько сильное, что напрочь отшибает чувство голода.
- А он сам-то это мясо ел? – спросил Волк.
- Конечно, нет, - пожал плечами капитан. – Их мясо не только вонючее, но и грязное. Пиги болеют теми же болезнями, что и мы, а чистоплотностью, как ты успел заметить, не отличаются. Представляешь, какой букет заразы несёт в себе каждый из них? Ну, хватит о всякой пакости, садись за стол. Ты мне лучше скажи, как там Кортес?
- У Кортеса хлопот полон рот. Нашёлся наследник Киферов, Томас, и теперь капитан весь в заботах о том, как устроить будущее парня.
- Постой, но ведь он пропал больше десяти лет назад, - удивился капитан Бриттенгем. – Как удалось его отыскать?
- Да он, вроде бы, сам пришёл… Это произошло, пока меня колотила лихорадка, поэтому подробностей я не знаю. Но точно могу сказать: если бы не забота Синди, ни я, ни Томас Кифер от болезни не оправились бы ещё пару недель.
- Она за вами ухаживала? Что ж, на неё это похоже… Постой, а отчего это вы оба враз болели? Что-то я уже запутался…
- Это всё из-за охоты на кабана. От него всем досталось. Вуду он ногу сломал, мне голову расшиб. А Томас объявился сразу после этого, очень слабый. Бедняге вообще не повезло. Мало того, что сиротой остался и долгие годы блуждал непонятно где, так ещё и рассудком повредился.
- Что, с головой не всё в порядке?
- Да, ум у него детский, так что Кортесу придётся быть управляющим ещё долго.
- Ну и дела на свете творятся… Господин Бегоев, да бросьте вы хлопотать. Солдатам много не требуется. Лучше садитесь за стол и налейте вина. Нужно возблагодарить Господа за то, что он даёт нам силы выстоять во всех испытаниях.
- Ваша правда, господин капитан, - согласился староста и разлил по стаканам вино.
- Помянем убиенных воинов и воздадим им почести за то, что собой заслонили от беды своих товарищей, - сказал капитан и залпом выпил наливку.
- Аминь, - кивнул староста и последовал его примеру.
Волк пил небольшими глотками и, не опуская стакан на стол, обильно закусывал. Влить в себя столько вина на пустой желудок – распоследняя дурость.
- После обеда мы, господин Бегоев, пройдёмся вокруг околицы, - сообщил капитан. – Пока наши работают в поле, займёмся делом.
- Хотите взглянуть на следы? – догадался староста.
- Да. Я не случайно спросил пига про перевалочную базу. По данным разведки она должна находиться где-то в районе озера Казарка.
- Бог мой, да это же в двух вёрстах от нас! – выпучил глаза староста.
- Да, совсем близко. Вот мы и разведаем, не с той ли стороны они притопали. Если им удастся закрепиться между фортами, то они смогут подготовиться к удару. Этого мы допускать не должны.
- А зачем нам знать, сколько их? – спросил Волк. – Мы всё равно всех завалили.
- Зря ты так думаешь, - загадочным голосом сказал капитан. – Часто они оставляют на подступах к населённому пункту пару стрелков. Те, кто занимается грабежом, обычно отступают, нагруженные под завязку мешками, корзинами и прочим. Им от погони отбиваться несподручно. Стрелки их прикрывают, дают возможность уйти подальше, а потом отходят сами.
- Вот гады! – в сердцах воскликнул староста.
- Гады, - согласился капитан. – Но не полные тупицы, какими нам хочется их представлять. Большинство из них – необузданные, безрассудные и безграмотные громилы. Но не будь у них предводителей, обладающих смекалкой, не было бы этой бесконечной пограничной войны.
- Тот, что в хлеву, из таких? – спросил Волк.
- Да. Хотя и он, конечно, животное. Обратил внимание, как он реагировал на огонь?
- Будь я связан, то, наверное, повёл бы себя так же, - рассудил Волк.
- Ты прав, и в людях есть боязнь огня. Но они не дуреют при первой же искорке. Понимают, что это опасность, источник боли, начинают волноваться, если есть признаки того, что огонь вышел из-под контроля. Пиги же, как любой другой зверь, впадают в панику и неистовство.
- Они что, жрут сырое мясо? – удивился Волк.
- Куда там! Мяско они любят в любом виде, кроме сырого. Нет, конечно, рейдеры в лесу могут и костерок разжечь, чтобы погреться или кусок сала подкоптить. С голодухи они на всё готовы. Я однажды видел, как пиг своими граблями горячие угли на бастионе разгребал, чтобы печёную картошку достать. Тут им ни пламя, ни дым не помеха. Но в остальных случаях это вопрос принципа. Думаешь, зачем они людей крадут? У них всю работу выполняют пленники. Готовят, убираются, стирают, строят, выращивают овощи и пасут скот. Пиги считают себя расой воинов. Их главное дело – воевать, добывать трофеи, держать в страхе нас, людей. А знаешь почему?
- Почему?
- Природа наделила их силой и многими другими звериными достоинствами, а вот таланта к обучению и тяги к прекрасному не дала. Они глядят на нас и видят, как многого мы достигли, видят, что мы не перестаём делать свою жизнь лучше. Жгучая зависть грызёт их. Зависть и злоба на то, что они никогда не изменятся, и жизнь их не станет лучше, светлее. Вот они и отнимают у нас то, чего никогда не добились бы сами.
- Это потому, что не Всевышний их сотворил, а… - высказал мысль староста и тут же начал креститься, - Прости меня, Господи, за язык мой грешный!
- Что правда, то правда, - покачал головой капитан. – Недобрые они создания. Ну, что, Вольфганг, выдвигаемся? Покажете мне с Жаровским, чему вас успел научить капрал Сингер.


                *   *   *

На околице капитан Бриттенгем, Волк и Гешка начали поиск следов пигов с того места, где, как предполагал командир, предводитель отряда пробрался на подворье соседки старосты. Они остановились у плетня, огораживающего картофельные грядки тётки Полины, и капитан показал рекрутам:
- Глядите, вот здесь он карабкался. Плетень под его тяжестью просел.
На недавно протяпанных и окученных рядках картофеля следы было видно хорошо, а вот по целине подбитые кожей мокасины следов почти не оставили.
- Если бы пошли утром, - заметил капитан, - можно было бы легко определить, где прошёл свин.
- По росе? – догадался Гешка.
- Да. Утром был туман, а на траве лежала роса. Теперь придётся глядеть в оба, так что раскройте глаза пошире.
Волк призвал на помощь опыт Лесного Кота. Было бы не лишним вооружиться ещё и его органами чувств, но где-то внутри холодком шевельнулись воспоминания о муках, которые Волк перенёс при превращении в человека, и он отказался от мысли о кошачьем слухе и обонянии.
Глазастый Гешка углядел место, где пиги стояли всей бандой. Трава под тяжёлыми тушами примялась так, что не распрямилась и к обеду.
- Молодец, Генрих, - похвалил капитан, рассматривая вытоптанный пятачок. – А теперь глядите и запоминайте. Видите, тут и там дёрн истыкан чем-то острым? Это характерно для пигов. У них мания рыть землю, потому что свинье по природе положено искать червей, корешки и прочие земляные подарки. Стоит пигу хоть на минуту остановиться, он, даже не задумываясь над этим, начинает по привычке ковырять чем-нибудь в земле. По этому признаку легко определить, что здесь были именно они. Можно даже примерно вычислить, сколько времени длилась стоянка.
- За день они бы тут всё перекопали? – с усмешкой спросил Волк.
- Поверь мне, даже травы бы не осталось. Оставь такого весной на огороде – и он его перекопает лучше, чем любой крестьянин мотыгой.
- А по этим рытвинам можно сосчитать, сколько у них было клинков? – спросил Гешка.
- Ты, видно, уже и сосчитал, - усмехнулся капитан.
- Семеро.
- С клинками – семеро, - кивнул капитан. – А вот сюда погляди. Видишь? Трава содрана и смята, но глубоких следов, как от острой железки, не видно.
- Прикладом ружья по земле возили, - заключил Волк. – Здесь и здесь.
- Верно. Как я и говорил, для прикрытия здесь оставалось двое стрелков. А теперь нам с вами надо определить, куда они потопали, когда сообразили, что их дружков перебили.
- А в какой стороне озеро Казарка? – спросил Волк.
- А, хочешь сразу быка за рога ухватить? – погрозил пальцем капитан. – Озеро вон там, севернее.
- А что такого интересного на этом озере? – осведомился Гешка.
- Разведчики несколько раз видели на его противоположном берегу пигов. Обычно, если они готовятся к рейду, то проникают на нашу сторону, наблюдают за прохождением дозоров, отмечают, где стоят посты. Когда удаётся засечь такого лазутчика, мы дожидаемся отряда рейдеров, пропускаем его, чтобы ушёл подальше от границы, окружаем – и свинец им всем. Во-первых, уйти ни один не успевает, во-вторых, пиги на той стороне остаются в неведении, из-за чего случился провал операции. Но на Казарке затевается что-то другое. Пиги появляются, исчезают, потом снова – и всё на той стороне. Мне сразу подумалось, что они готовят перевалочную базу.
- Как это? – не понял Гешка.
- Это такой тайный лагерь, где пиги делают склад оружия, боеприпасов, продуктов. Там они могут готовиться к вылазкам, пережидать опасность, при этом всё делается скрытно, чтобы мы даже не догадывались, что буквально под носом прячется целый отряд головорезов.
- Так они оттуда сюда припёрлись? – спросил Гешка.
- Не исключено. Вот это нам как раз не мешало бы проверить. Если они начали делать оттуда рейды, значит, база уже полностью обустроена, и это угрожает нашей обороне. Казарка глубоко врезается в нашу территорию, и если пигам удастся накопить там большие силы, то они могут устроить нечто подобное тому, что творилось двадцать лет назад… Только на этот раз всё может быть хуже. Ладно, не будем мешкать. Рекруты, за мной лёгкой рысцой – марш!
Он повёл их через луг, затем через смешанный лес, изредка рассекаемый прогалинами. Капитан несколько раз останавливался, чтобы присмотреться к следам. Их почти не было видно, и порой Волку казалось, что они бегут не там, где шли пиги. Но через некоторое время на пути попадались истыканные остряками пятачки, и становилось ясно, что капитан ни на секунду не терял след.
Вскоре они выбежали на берег речушки, сонно текущей среди кустов смородины и ивняка. На осыпавшемся глинистом откосе, полого сбегающем к прозрачному зеркалу воды, были отчётливо видны цепочки следов.
- Десять минут отдыха, - объявил капитан, обходя следы стороной. – А пока переводим дух, глядите на песок. Тут всё написано, как в азбуке, - крупными буквами и по слогам.
- Будто стадо прошло, - пропыхтел Гешка. – Весь откос истоптали.
- Как поглядеть. Если мельком, то конечно, так и видится. А ты присмотрись. Видишь, одни следы получились в виде лунок? Это пиги шли ночью. Шаг твёрдый, интервал одинаковый. А вот две цепочки совсем по-другому выглядят. Пиги несколько часов таскались по лесу, сидели в засаде, потом торопливо уходили назад. Ноги отяжелели, видите, с каким подволоком следы? Вон там остановились попить – видны ямки от коленей и отпечаток лапы. Рассмотрели?
- Сразу видно, не человеческая ладонь, - заметил Волк. – Пальцы толстые, с остряками на концах, последние два пальца неестественно короткие и как бы сросшиеся.
- Верно, - кивнул капитан. – Но такие не у всех пигов. Я встречался с людьми, которым удалось удрать из Пигландии. Они рассказывали, что видели там пигов, которые совсем не похожи на этих мордоворотов. В том смысле, что они, конечно, тоже пиги, но другие.
- Как это? – спросил Гешка.
- Почти как люди, только чуть больше шерсти на коже, немного сутулее и менее уродливые, чем их собратья-верзилы. Судя по рассказам, эти полупиги – высшая каста. Они управляют Пигландией: планируют, распределяют, направляют. Здоровяки их недолюбливают, а может, и презирают, но вынуждены подчиняться, потому что полупиги говорят от имени Хогуса Хрю Третьего и носят знаки его особого доверия. Не исключено, что эта каста постепенно возьмёт власть в Пигландии в свои руки, и нам бы не помешало знать о них больше. Ну, что? Отдохнули? За мной!
Они зарысили дальше, не отставая от капитана, который, хоть и был старше их лет на двадцать, бежал легко, как молодой. Волка послеобеденная беготня порядком утомила, тем более, что так называемая лёгкая рысца была таковой только на словах. На деле это был бег с не полной, но всё же боевой выкладкой: они несли тяжёлые пехотные ружья и боеприпасы к ним. Хорошо, что хоть солнце сжалилось над ними и скрылось за слоем низких облаков. К вечеру, похоже, погода собиралась испортиться.
Вскоре впереди, среди деревьев, мелькнуло серебристое зеркало озера. Капитан сбавил ход и показал на очередной признак того, что они идут по следам пигов:
- Вот здесь они останавливались утром. Отсюда же стрелки повернули налево, когда возвращались. Видите, ветка куста сломана и согнута в направлении их движения? На ней ружейная смазка. Это потому, что шли по нашей территории и держали ружья наизготовку. Мало ли, что. Вдруг дозор повстречается.
- А чего повернули-то? – удивился Гешка. – Разве по прямой, через озеро, не быстрее до того берега добираться?
- Это если у тебя есть лодка да ещё место, где лодку можно надёжно спрятать, чтобы её не обнаружили и не устроили рядом с ней засаду. К тому же, если с той стороны их тайный лагерь, то им и вовсе надо от него глаза отводить, чтоб мы ничего не заподозрили. Вот пошли они западной стороной, где между Казаркой и Чирком – соседним озером – торфяник пролегает, там переберутся камышовыми зарослями через границу, уйдут с глаз, а на той стороне тихонько сделают крюк и вернуться к своему схрону.
- Хитро, - покачал головой Волк. – А если на той стороне нет лагеря? Может, этот отряд здесь случайно прошёл?
- Хотел бы я, чтобы так и было, - прищурился капитан, глядя поверх кустов в сторону, куда вели следы. – Только не забудь про сообщения разведчиков. Они свой хлеб не зря едят. Я их лично готовил, отбирал из таких ребят, как вы. У них не только голова варит, но и опыт кое-какой за плечами. А теперь пригнитесь, чтоб вас никто с другого берега не заметил. Если у пигов там база, то они наверняка наблюдателя на острове оставили. Видите, по серёдке бугор? Этот остров называется Сердцем Казарки. Форма у него такая, будто сердце. Лет двадцать я там не был, но как сейчас помню: с северным берегом он соединяется узкой каменной гривой. В сухое лето её даже видно становится, но чаще она скрыта водой. По ней удобно перебираться на остров, и если потребуется, то и груз перенести можно, не замочив. На самой вершине, по опушке, кусты растут. Там легко можно спрятать наблюдателя, так что нам с вами из леса высовываться нежелательно.
Перед торфяником полоса леса оборвалась, только жиденький подрост смог закрепиться между кочек, поэтому они были вынуждены прекратить движение по следу. Его было отчётливо видно на сыром мягком мху, прикрывающем торф, - несколько цепочек глубоких лунок, а кое-где – полоса истоптанной грязи. Но светиться на открытом месте они не стали. Капитан разочарованно махнул рукой и объявил:
- Отдых двадцать минут. Падайте.
- Неужели они тащились несколько километров только для того, чтобы разорить кладовки крестьян? – удивился Волк.
- Кладовки? – поднял брови капитан. – Ты ещё не знаешь пигов. Они наверняка следили за посёлком накануне и видели, что мы копаемся на поле. И часовых пересчитали, и где они стоят, расчухали. Голову даю на отсечение, что те двое, которых ты завалил у сортира, готовились спалить сеновал вместе с вами. А потом под шумок спокойно ушли бы с награбленным. Да вот не учли, что у нас даже рекруты – звери лютые.
Гешка засмеялся, капитан шикнул на него:
- Не гогочи, Генрих. Граница громких звуков не любит.
- Значит, судьба у нас была незавидная? – нахмурился Волк.
- Да уж, чего хорошего… Они бы ворота сеновала подпёрли и подпалили его с четырёх сторон. И привёз бы я в лагерь вместо благодарности за оказанную селянам помощь сорок обугленных ременных пряжек. Впрочем, и так четверых потеряли…
- Эта война какая-то свинская, - сказал Гешка.
- Война сама по себе штука злая, - согласился капитан. - А с пигами её вообще по правилам вести невозможно. Никаких тебе атак фронтом на фронт, никаких маневров и артподготовок. Единственный раз за всю мою службу мы столкнулись с пигами лбами в честной драке, и то они ночью напали, да ещё и с тыла обошли. Всё остальное время они пакостят исподтишка, нападают там, где наша оборона слабее всего, разбойничают, крадут людей и скот. Паразиты бесчестные - вот кто они.
Отдохнув, капитан с рекрутами, которых он заочно произвёл в рядовые, отправился обратно в Жёлтый Яр. Спустя полчаса они выбежали на околицу, миновали огороды и вошли во двор старосты. Тот как раз толковал у крыльца с какими-то господами в одежде для длительных верховых поездок. Волк сквозь бегущий по лицу пот не сразу разглядел их лица, но когда услышал голос старшего, что-то знакомое всплыло в памяти…
Он остановился как вкопанный и протёр глаза. Рядом с крыльцом стояли…
- Не может быть! – воскликнул Волк, не дав и рта раскрыть старосте. – Бах! Карл Иваныч! И вы приехали кабанов пострелять?!
Капитан, староста Бегоев и Гешка открыли от удивления рты, увидев, как рослый белобрысый парень подскочил, как ужаленный, и бросился к Волку, растопырив длинные сильные руки.
- Волк! Иди ко мне, бродяга! Я уж думал, не свидимся!..
Они по-мужски крепко обнялись и стали трясти друг друга за плечи, словно не виделись, по меньшей мере, лет пять. Тем временем второй пришелец – благородного вида мужчина лет сорока со щёгольскими усами и внимательным умным взглядом – обратился к капитану:
- Если я правильно понял, вы капитан королевских егерей Эрик Бриттенгем?
Капитан встрепенулся и присмотрелся к приезжему.
- Так точно. С кем имею честь?
- Барон Карл Иоганн Мюнхгаузен, лейтенант морского корпуса в отставке и гвардии капитан королевских войск. У меня для вас письмо от вашей свояченицы. И второе – от дочери.
- Вы видели её?
- Да. С ней всё в порядке, хотя она очень расстроена разлукой с вами и вот этим молодым человеком.
- Вольфганг уже рассказал мне о том, что сопровождал Синди в имение Ла Бар. Но я не подозревал, что так скоро получу известие. Курьеры королевской почты появляются здесь редко.
- Мы с племянником решили доставить корреспонденцию лично, тем более, что письмо, которое мы доставили коменданту учебного лагеря, направлено Её Высочеством королевой Альбиной. Так быстрее и надёжнее, к тому же, нам с вами необходимо решить вопрос, который не терпит отлагательства.
- Тогда идёмте в дом. Господин Бегоев любезно предоставил в моё распоряжение комнату, и мы можем обговорить всё там. Жаровский, сообщи капралу Хорусу, что мы вернулись. До вечера ты в его распоряжении. Вольфганг, будь неподалёку, ты мне понадобишься.
- Слушаюсь.
Капитан и барон поднялись в дом, а Бах удивлённо покачал головой:
- Ну, блин, ты попал, Волк… Второй раз в кирзу обулся!
- В кирзу – это ладно, - ответил Волк, снимая с плеча ненавистное ружьё. – Утром я чуть в белые тапочки не обулся.
- А что так?
- Пошёл слить балласт, а там на меня толстомясый наехал во-о-от с таким секачом. Как он мне башку не снёс – до сих пор удивляюсь.
- Пиг, что ли? – выпучил глаза Бах.
- Ну, а кто ещё может быть таким невоспитанным?
- И что?
- Что, что… Пришлось его зарезать, как свинью.
Они засмеялись, а староста, присевший на ступеньку своего крыльца, с любопытством слушал их. В пограничном районе и так не часто бывают гости из центральных провинций, а тут сразу двое, да ещё с необычным, нездешним выговором.
- Тебе привет от Сильвера и девчонок, - хитро прищурился Бах.
- Что?.. Как вы нашли друг друга?!
- Я неделю тебе буду рассказывать, - усмехнулся Бах. – За полтора месяца столько всего было, что книгу можно написать.
- И напиши, когда вернёмся, - предложил Волк.
- С меня какой писатель-то? Это ты у нас поэт, а я так, язык почесать. Ты лучше про себя расскажи. А то… Марья такое выдала, что я аж засомневался, не жар ли у неё.
- А моя байка уже на вторую неделю потянет. То, что со мной было, по законам физики просто невозможно.
- По законам физики – невозможно, потому что мы порядком нахимичили. Ты вот мне скажи: ты в момент перехода о чём думал? Должен был думать о деревушке на краю хлебного поля, а на самом деле?
- О чём думал, то и получил… - уклончиво ответил Волк, вовремя сообразив, что рядом сидит староста, и ему совсем необязательно вникать в дела, которые для жителей этой эпохи должны быть тайной за семью печатями. – Господин Бегоев, где можно водички добыть?
- Ежели надобно умыться, то вот в этой бочке – дождевая, а ежели испить, то здесь, на крыльце, в кадушке. Там и ковш.
- Благодарствую, - кивнул Волк. – Сначала надо умыться.
- Это не помешает, - согласился Бах, снимая шляпу. – Мы с дядей тоже порядочно запылились, пока сюда доскакали. Аж копчик болит.
- А что здесь Иваныч-то делает? – в недоумении спросил Волк, расстёгивая верхние пуговицы куртки. – Как его сюда занесло?
- Письмо капитану привёз, - пожал плечами Бах.
- Не прикидывайся валенком. Я имею в виду, почему он вообще тут, с нами, а не в очередной экспедиции?
- Дядя – это, знаешь ли, ключевое звено. Если бы не он…
- Скажи проще – он нас застукал.
- Застукал. И не смог остаться в стороне. Он не пропускает ни одного приключения. К тому же, если бы не его находчивость, я бы вас всех до седины искал. Иваныч быстро сообразил, что и как, влез в шкуру барона Мюнхгаузена…
- Значит, мне не послышалось, - пробормотал Волк, смывая с лица и шеи соль.
- Не послышалось, - заверил его Бах. – Это реальный человек и вот такой мужик!..
- Простите, что вмешиваюсь, - смущённо сказал со своей ступеньки староста. – Неужели ваш дядя – тот самый Мюнхгаузен, про которого рассказывают невероятные истории?
- Смотря какие, - пожал плечами Бах.
- Я слышал три, - оживился староста. – Первая про то, как он гнался за пигами и увяз в болоте. Люди утверждают, что он тянул себя за волосы.
Волк и Бах обалдело переглянулись.
- И здесь эту байку знают, - проронил Бах.
- Значит, всё-таки байка, - покачал головой староста.
- А как иначе, господин Бегоев? – развёл руками Волк. – Разве может человек себя из болота за волосы вытянуть? Один другого потянет – и то только волосы вырвет, а уж сам себя – никогда.
- А как же тогда быть с утками?
- А что утки? – не понял Бах.
- Ну, он же ловил уток на верёвочку с салом?
- Дядя уток с помощью дробовика ловит, - усмехнулся Бах. – Как даст дуплетом – так ужин. А на сало только мышь поймать можно, и то не верёвкой, а мышеловкой.
- И на ядре над крепостью шахудов он, конечно, тоже не летал? – разочарованно спросил староста.
- На ядре – нет, - загадочно ответил Бах.
- А на чём же тогда? – озадаченно спросил господин Бегоев.
- Один заморский умелец однажды показал ему своё изобретение. Называется эта штука – дельтаплан.
Волк сурово посмотрел на друга, но Бах, не моргнув глазом, продолжил:
- Чтобы полететь на нём, надо разбежаться и прыгнуть с высокой вершины. Дельтаплан – всё равно, что орёл. Он скользит на тёплых потоках воздуха, и если им умело управлять, может провисеть в небе довольно долго. Так вот, дядя целый час крутился над шахудами и бросал на них зажигательные гранаты, пока вся крепость не взлетела к шайтану.
- Надо же, - покачал головой староста, - как люди всё перевирают. Было так, а рассказывают этак. Хотя чего я удивляюсь? У нас в Жёлтом Яре в прошлом году такое было: Янек Боротун утром собрался скотину кормить да перепутал бидоны. Надо было взять тот, в котором его супруга зерно разваривала, а он схватил такой же, только с отжимками выбродившей пшеницы, из которой его тесть накануне выгнал крепкое вино. У Янека нюх всегда плохой был: ему по молодости в кулачной сходке нос свернули, - вот он и не учуял разницу. Представляете, что было? Скотина сожрала хмельного зерна и свалилась, как мёртвая. Увидала это хозяйка – и тоже рухнула без памяти, потому как для крестьянина животина – и еда, и питьё, и одежда. На ту беду к ним соседка притащилась – Марфа-Дай-до-завтра. Она вечно у соседей что-нибудь занимает. Марфа это всё как увидала, с перепугу побежала к своей подружке закадычной – Таське-Тараторихе. Языком трепать эта баба любит, а вот ума Господь не дал. Услыхала она от Марфы про такой непонятный случай, сразу полетела по улице и всех взбудоражила. Бежит и орёт: «Настасья Боротуниха свалилась замертво!» Пока до меня добежала, успела полдеревни перебаламутить. Людей перепугала, от дел отвлекла. Я уж не раз эту дурость брался лечить, потому знал, что надо сразу на чистую воду её выводить. Выловил дурищу и спрашиваю: «Почто ерунду опять городишь? С чего взяла, что Настасья померла?» А она уже разошлась, врёт на ходу: «Настька скотину порешила, а потом и сама Богу душу отдала. А как жить, коли малых деток без молока да мяса оставила?» - «А с чего бы это ей такое безумство учинять?» - «Так всем известно, отчего безумство приключается – бешенство от пса своего подцепила». – «А это-то тебе откуда известно?» - «А чего удивляться-то? Все знают, что их пёс охотничьих кровей, потому любит сусликов да полёвок гонять. Его больной суслик цапнул за нос – а он потом хозяйке заразу передал».
- Складно сочиняет, - покачал головой Волк.
- И знаете, тут мы чуть было не поверили в эту дичь, потому что, когда пошли к подворью Боротуна, со двора кубарем этот барбос выкатился. Глаза дикие, морда в пене, в воздухе зубами что-то ловит, на месте вертится. Ей-Богу, не вру! Я при моих-то почтенных годах так струхнул, что чуть на ворота не влез! Хорошо ещё, что сам Янек в этот момент во всём разобрался. Выходит из калитки следом за псом и ржёт, аж остановиться не может. Он, конечно, сначала напугался, что с женой неладно. Но потом глядит, она живая, только ослабла с горя да плачет, что скотина пала. И тут пёс его в кормушку нос засунул и давай уплетать варево. Жрёт и повизгивает. А потом как давай с ума сходить! Янек на эту акробатику подивился, а потом возьми да и попробуй отжимки. Сразу стало понятно, отчего такая нелепость вышла.
- Тараторихе-то всыпали, господин Бегоев? – спросил Бах.
- Ох, всыпа-ал, - закивал староста. – Она потом два месяца тихая была. А что до баек, которые ветераны рассказывают, то я думаю так: если честно кровь проливал, то имеет право и приукрасить немного. Негоже людям про ужасы и смертоубийство слушать, пусть лучше баснями о военных подвигах забавляются.
- Это точно, - согласился Бах.
Тут на крыльце появился капитан Бриттенгем. Он был сам не свой, похоже, письма его сильно взволновали.
- Вольфганг, зайди в дом. Господин Бегоев, я прошу и вас присоединиться к нам.
Бах хлопнул Волка по плечу и улыбнулся:
- Пошли, герой. Сейчас будешь получать по заслугам.
Волк удивился, но ничего не сказал. Они поднялись в дом вслед за старостой и увидели довольного собой Карла Ивановича в роли барона Мюнхгаузена, вальяжно восседающего на стуле. Он уже приложился к хозяйской наливке и раскраснелся от удовольствия.
Капитан выглядел немного растерянным, но контроль над собой не потерял.
- Господин Бегоев, я хочу, чтобы вы были свидетелем всего, что сейчас будет сказано. Господин барон только что привёз мне письма от моей родственницы графини Ла Бар и от моей вновь обретённой дочери. Их почерки я хорошо знаю, поэтому в правдивости изложенного не сомневаюсь. Итак, вы уже знаете, что вот этот молодой человек сыграл определённую роль в воссоединении моей семьи. Я не буду вдаваться в подробности того, что описано в письмах, но озвучу то, что уже неделю не даёт мне покоя. Вольфганг Кюри, у меня и моих близких есть основания считать, что твоё имя и твоя фамилия достались тебе не случайно.
Волку на это сказать было нечего, и он внимательно слушал капитана. Бриттенгем между тем был очень серьёзен. Он продолжил:
- Давным-давно в доме графа Кюри, который живёт в пятидесяти вёрстах отсюда, случилась беда. Никто до сих пор не знает, почему так вышло, но сын графа потерялся без следа. В народе есть легенда о Лесном Коте, в которого якобы превратился мальчик. Не знаю, сколько в этом правды, но доподлинно известно, что тело наследника графа найдено не было. А что ты знаешь о Лесном Коте?
Волк догадался, что Синди в письме описала свои невероятные приключения, и Эрик Бриттенгем, мучимый сомнениями, решил проверить, насколько его слова будут соответствовать её рассказу. С другой стороны, простодушно выдавать правду-матку ему было не резон. Всё-таки, отец Синди – боевой офицер, а не какой-нибудь мистически настроенный столичный аристократ.
- Лесной Кот уже не тот, - загадочно ответил Волк. – Один очень мудрый старичок сказал: «Хочешь быть человеком – поступай по-человечески». И если бы не Синди, гулял бы этот самый Кот по лесу до первого охотника.
- Ты хочешь сказать, что на самом деле был… зверюгой? – спросил Бах.
- Был, - неохотно ответил Волк. – Три недели назад перестал им быть. А что было раньше – не помню. Нормальные человеческие мысли проклюнулись в голове полтора месяца назад, как раз, когда я повстречал в лесу Марию Люсинду.
- Свят, свят, - перекрестился староста и опустился на табурет.
- Ты вспомнил себя? – спросил капитан Волка.
- Нет. Мою фамилию мне сообщила Синди. А имя – ведьма, по вине которой я стал леопардом. Я подслушал её разговор с подручной, когда они затевали отравить в Джорди детей. И ещё она проговорилась, что у неё есть перстень с фамильной печатью Кюри, который он носил на шее, но потерял, когда его, уже превращённого, гнали по лесу ловчие. Она рассчитывает заявить, что граф Кюри - отец её дочери Изабеллы, а перстень приложить как доказательство.
- Изабеллы? – встрепенулся капитан Бриттенгем.
- Да, так она назвала свою дочь. И ещё – она сказала, что с помощью магии может узнать, где находится её падчерица Синди, и рано или поздно доберётся до неё.
- Боже правый… - проговорил капитан и сел на табурет. – Это моя супруга… Но почему она так невзлюбила Синди? Она послушная трудолюбивая девочка, никогда никому слова дурного не сказала…
- Это ещё не всё, Эрик, - сказал барон. – Мы встретились с Юзесом Миллером, а по пути в столицу завернули в ваше поместье, чтобы расспросить челядь. Кухарка рассказала нам, что госпожа Бриттенгем подстроила так, чтобы Синди была прилюдно опозорена. По горячим следам она со служанками выяснила, что это фальсификация, но Синди вернуть уже не смогли. Свидетели злодеяния есть, и вы имеете все основания заявить об этом в суд, а так же полное право инициировать развод.
- Подумать только… Я любил её…
- Она вас никогда не любила, - твёрдо сказал барон. – Я встречал подобного рода женщин. Расчётливые, циничные, они прячут свои истинные намерения с артистизмом. Но когда добиваются своего – пощады не жди. Нож в спину, яд в стакан, изощрённая клевета – для них все средства хороши.
- Бедная Синди… Я хотел, чтобы у неё была мать, а вместо этого привёл в дом врага. Теперь трудно что-то исправить… Слишком глубоки раны, слишком много накопилось страданий…
- Напротив, Эрик, - возразил барон. – Именно сейчас отличный момент, чтобы  поставить всё на свои места. Нужно незамедлительно изложить суть дела Его Величеству и приложить прошение о разводе. Не забывайте, что мы на границе, и в любую минуту рискуем нарваться на свинец пигов. Кто тогда защитит Синди?
Капитан поднял на барона глаза, полные отчаяния.
- Да, я должен как-то всё исправить. Но если я застряну на передовой, то даже не смогу увидеться с дочерью…
- Эрик, разве графиня не изложила свою идею насчёт свадьбы? – удивился барон. – В письме об этом должно быть несколько строк.
- Да, Литиция написала, что это отличный способ отозвать меня со службы на несколько дней. Но для этого к Синди должен посвататься достойный человек, за которого она согласится выйти замуж!
Волк перехватил лукавый взгляд Карла Ивановича и сообразил, что именно сейчас он должен сделать для Синди доброе дело.
- Я прошу руки вашей дочери. Если вы не против…
Капитан Бриттенгем повернулся и удивлённо уставился на него.
- Даже не знаю, что сказать… Синди в письме отзывается о тебе очень хорошо. Я почувствовал, что она питает к тебе уважение и симпатию. Но ведь речь о любви и верности на долгие годы, а вы знаете друг друга от силы месяц. Сердце моё подсказывает, что ты порядочный парень, а разум велит выяснить твоё происхождение. Дело даже не в том, что я желаю Синди не только счастья, но и супруга, равного ей по положению в обществе. Вопрос в том, что брак должен благословить не только отец невесты, но и семья жениха. Если Вольфганг Кюри – не сирота, а сын графа Фредерика Кюри, то перед свадьбой должна воссоединиться и эта семья.
- Эрик, это мудрое решение, - одобрительно покачал головой барон. – Так как же мы поступим? Сначала мы собирались пойти по пути бумажной волокиты, затеяли было беготню по инстанциям, но потом поняли, что патент нужен скорее для чиновников, чем для Вольфганга. На самом деле нет ничего важнее нормальных, живых, человеческих отношений. Старому графу нужно увидеть сына и вернуться к полноценной жизни, а молодому человеку – ощутить, что он на этом свете не один, и в нём нуждаются.
- Верно, - согласился капитан. – У меня созрела идея. Поскольку я беру Вольфганга с собой для организации егерских дозоров, мы вскоре побываем недалеко от форта Гремучий. Там сговоримся с капитаном Турановым, в каком временном интервале должны проходить дозоры, а потом проедем с ним дальше на восток, чтобы оттуда одним переходом добраться до имения Кюри. Думаю, всё это займёт не больше недели. Что скажете?
- Ход мысли самый что ни на есть военный, - улыбнулся барон. – И службу справим, и непорядок исправим. Два зайца сразу. Едем вместе?
- Разумеется. Я должен оформить для вас разрешение на пребывание вблизи границы. Лучше сделать всё официально, а то у нас в гарнизоне есть любители ловить шпионов. Не будем давать им повод.


                *   *   *

Отряд, завершив уборку бахчи, выдвинулся в учебный лагерь. Староста выделил им подводу, чтобы перевезти тела погибших солдат. Капитан счёл, что лучше рекрутам не думать лишний раз о бренности мира, и распорядился, чтобы подвода тащилась в хвосте колонны. Так она не мозолила глаза, тем не менее, её скрип всё время заставлял думать о скорбном грузе.
Волк всю дорогу думал о том, когда же ему удастся снова увидеть Марию Люсинду и всю остальную компанию. Капитан производил впечатление человека слова, и было ясно, что пока он не побывает у графа Кюри, ни о какой свадьбе речи быть не может. Это оттягивало встречу с друзьями на неопределённый срок. Впрочем, вряд ли капитан будет тянуть с этим делом: он и сам заинтересован в том, чтобы встреча состоялась, как можно быстрее. В конце концов, у него единственная дочь нашлась, и Волк даже удивился, как у Бриттенгема хватило выдержки, чтобы не броситься к ней немедленно.
- Ну, и денёк выдался! – бубнил тихонько Гешка, пока они шли к лагерю. – Утром – резня, в обед – беготня… И вечером ещё ноги намяли.
- Хотел ещё на сеновале подрыхнуть? – ехидно спросил Ерёма.
- Будто ты не хотел, - огрызнулся Гешка.
- Лучше пятками по просёлку, чем в телеге вперёд ногами, - заметил Головня.
- Ну, ты умеешь ободрить, - проворчал цыган. – Слышь, Волк, а эти господа кто? Ты с ними знаком?
- Молодой – мой друг. Я его и искал.
- А вышло наоборот – он тебя нашёл. А второй? Он, как я погляжу, с нашим капитаном на короткой ноге. Едут рядом, беседуют.
- Второй – дядя моего друга. Он раньше в королевских войсках служил, так что им с капитаном есть, о чём поговорить.
- Ты на ружья их погляди, - сказал Головня.
- А что ружья? – не понял Гешка. – Как я на них погляжу? Они в чехлах.
- Приклады торчат, - подсказал Ерёма. – Сразу видно – дорогущие, и не в наших мастерских сработаны.
- И что с того?
- Да ничего, просто интересно, - пожал плечами Головня. - Поглядеть бы, что за ружья такие диковинные. Я только раз видел ружьё велирузийской работы, когда мы с отцом помогали на барской охоте. У хозяина такой зверобой был, что аж слюнки текли. Мало того, что весь в гравировке и резьбе, так ещё и сам по себе мощный, как пушка. Говорят, в таких ружьях нарезку в стволе делают, чтобы пуля дальше летела. Это не то, что «туры». Даже наши карабины с этими ружьями рядом не стоят.
Гешка не был охотником, поэтому слова Головни его не тронули. Зато Волк присмотрелся к чехлам, притороченным к сёдлам. У него шевельнулось смутное сомнение: уж не взяли ли с собой Карл Иванович и Бах что-нибудь вроде «калашей». 
- Вот и отслужил ты, Волк, - сказал Гешка. – Теперь тебя наверняка заберут.
- Ты, цыган, наивный, как твой жеребёнок, - усмехнулся Головня. – Как они его заберут? Он же на королевскую службу призван. Чтобы от службы отмазаться, патент нужен с королевской печатью.
- С печа-атью, - передразнил его Гешка. – Ты фамилию барона слыхал? Он же Мюнхгаузен!
- Ну и что?
- Во дерёвня! Да он же мастер вытворять всякие штуки, которые простому человеку в голову даже не приходят!
- Скажешь тоже, - хмыкнул Головня. – В наше время проще пролететь на ядре, чем у писарей бумажку выходить…
- Отставить разговоры! – бросил им с фланга капрал Хорус. – С дыхания не сбиваться! А ну-ка, в ногу, марш! Раз, два, левой, правой…
Наконец, они дошли до лагеря. Команду рекрутов повели отмываться и готовиться к ужину, а капитан увлёк барона и Баха к шатру коменданта. До вечера Волк никого из них не видел и был лишён возможности узнать, как отреагировал на происходящее комендант. По правде говоря, он вообще сомневался, что капитан, будучи офицером при исполнении, будет лезть к коменданту со своими личными проблемами, в то время как на отряд произошло нападение, унёсшее несколько солдатских жизней. Тем более, что они притащили с собой пленного пига – такое бывало на границе, но ещё ни разу в пленении врага не участвовали новобранцы.
Вечером, сразу после ужина, капрал Хорус отозвал их с Гешкой в сторонку и сказал:
- Давайте-ка, собирайте вещички и будьте готовы. Капитан велел седлать лошадей, значит, может отправиться в форт Сиккс в любую минуту. Дело отлагательства не терпит: там захотят поговорить с пигом по душам.
- А откуда они узнали, что мы притащили с собой пига? – заморгал удивлённо Гешка. – У меня ещё пятки остыть не успели, а они уже знают!
- Ты про голубиную почту когда-нибудь слышал? – спросил капрал.
- Слыхал.
- Молодец. А теперь забудь, что слышал. Это военная тайна. А ещё, Жаровский, научись не вякать, пока старший по званию не разрешит, а то не миновать тебе карцера.


                *   *   *

Их подняли уже после отбоя. Ночь стояла необыкновенно звёздная, где-то на северо-востоке рдело зарево восходящей луны. Замок растолкал их и поторопил на выход. Они шустро оделись, подхватили ранцы и вышли.
Снаружи стоял в карауле Головня. Он пожал им руки и сказал:
- Счастливо вам. Авось свидимся ещё.
- Конечно, свидимся, - уверенно ответил Гешка.
- Пошли, пошли, - махнул головой Замок. – Капитан ждёт.
В палатке капитана стоял стол, за которым кроме капитана сидели барон и Бах. Масляный походный фонарь освещал их лица и два тяжёлых кремнёвых пистолета, лежащие на столе. Замок отрапортовал:
- Прибыли, господин капитан.
- Спасибо, старшина. Как дневальные? Не спят?
- Не даю, господин капитан.
- Молодец, так держать. Пока меня не будет, помогай капралам, присматривай за новичками.
- Не беспокойтесь. Разрешите идти.
- Иди.
Капитан посмотрел на Гешку и Волка, потом спросил:
- Ну, что, готовы к первому заданию?
- Так точно! – выпалил Гешка.
- Видали героя? – спросил капитан барона и Баха. – Ещё не знает, какое задание, но готов. Молодец. А теперь слушайте. Наша задача – до утра доставить пленного пига в форт Сиккс. Утра ждать не будем, выдвигаемся прямо сейчас. Вольфганг, тебе верхом ездить приходилось?
- Ни разу.
- Значит, поведёшь подводу. Мы будем твоим сопровождением. А вот эти пистолеты сунь под ремень. Карабина для тебя в лагере не нашлось, а с «туром» будет неудобно. Отправляемся сейчас же.
Таковы армейские будни. Не выспавшийся после трудного дня Волк трясся на подводе, кляня ухабы и скотскую вонь, которая исходила от связанного пига. Он едва видел, куда править подводу, хотя ночное небо было светлым, а Гешка и Бах обозначали дорогу факелами, ведя лошадей вдоль обочин. Неверный отсвет факелов позволял лошади видеть, куда она ступает, а плотный молодой сосняк заслонял луну и бросал на дорогу непроглядную тень, лишая возможности хоть как-то лавировать между ямами просёлка.
Впрочем, тряска мешала Волку заснуть, а спать он хотел зверски. Если бы дорога была хоть чуточку ровнее, он бы точно начал клевать носом и опозорился.
Путь до первого блокпоста занял около двух часов. Дежурный офицер хорошо знал капитана Бриттенгема, поэтому пост они миновали без проблем. Узнав, что на подводе пленный пиг, унтер-офицер даже сам кинулся открывать шлагбаум.
Ещё через четверть часа в туманной предутренней дымке показались огни караульных постов форта. Бастионы форта были всегда готовы к отражению атаки, и неугасающие костры одновременно служили предупреждением противнику и подбадривали солдат.
Подъехав ближе, Волк рассмотрел жерла пушек, выглядывающие между мешками с песком. Они день и ночь таращились каждая в свою сторону, выжидая, когда наступит бранный час, и раскалённые жала фитилей воспламенят в их утробах пороховые заряды. К счастью для гарнизона форта, за два последних десятилетия такой момент не наступил ни разу. Может быть, потому, что были живы те немногие командиры пигов, которые успели унести ноги во время решающей битвы за форт Сиккс.
- Сто-ой! – грозно выкрикнули со стороны шлагбаума. - Кого там чёрт по ночам носит?! Пароль!
- Чёрт не носит, он путает, - ответил капитан Бриттенгем, и эта фраза, видимо, была паролем, потому что шлагбаум немедленно открылся, и на пути у них оказался лейтенант караульной роты.
- Что везёте? – задиристо спросил он, топорща усы.
- Свинину, - коротко ответил капитан.
Лёйтенант приблизился к подводе, но тут же отошёл, плюясь.
- Дьявол! Ненавижу эту их вонь!.. Он что, обделался?
- Они с детства обделанные, - ухмыльнулся барон.
- Да уж, - согласился лейтенант, и тут же спохватился, уставившись на барона и Баха. На его лице опять появилось выражение дворняги, готовой, защищая свою будку и миску, порвать любого дога.
- А вы-то кто такие? А ну-ка предъявите паспорта!
- Отставить, лейтенант Зяблов! – строго сказал капитан. – Не зарывайтесь. Их паспорта имеет право проверять только начальник караула. Вы что, вдруг стали капитаном Юровским? И вообще, убирайтесь-ка с дороги. Комендант форта ожидает пленника для допроса.
Лейтенант недружелюбно насупился, тем не менее, попятился, освобождая проезд к воротам крепости. Волк дёрнул вожжи, и подвода, заскрипев, двинулась вперёд.
Они проехали через ворота и очутились на обширном дворе. Снаружи казалось, что в форте тесно, как на сельхозрынке, но это было обманчивое впечатление. Широкий плац не был занят ничем, все казармы, склады, конюшни и прочие постройки лепились вдоль стен, словно искали защиты за мощной каменной кладкой толщиной в полтора метра.
Капитан показал, куда нужно ехать. Из каптёрки выскочили несколько солдат, которые приняли поводья и увели лошадей на конюшню. Тут же возник дежурный офицер.
- Господин капитан, комендант дал распоряжение незамедлительно привести пленного в допросную.
- Благодарю вас, лейтенант. Распорядитесь, пожалуйста, чтобы подготовили офицерскую комнату с тремя койками и две койки в третьей казарме.
- Будет сделано!
- Ну, друзья мои, сейчас я познакомлю вас с комендантом форта Сиккс, - сказал капитан спутникам. – Барон, вы наверняка помните молодого капитана Марсо, который заменил погибшего коменданта Бренера.
- Ещё бы! Отличный командир, разбивший пигов наголову.
- Так вот, теперь он полковник. Пока мы с вами устраивали свои судьбы вдали от границы, он удерживал этот рубеж королевства. Вольфганг, Генрих, выволакивайте наш гостинец, я покажу, куда его вести.
Вести – это было неподходящее слово. Пиг, сломленный и погружённый в какое-то странное состояние, близкое к каталептическому, сам идти не мог. Им повезло, что его грузная туша не была мёртвым грузом: мышцы сохранили тонус и позволяли тащить пига под согнутые локти в вертикальном положении.
Капитан завёл их в ближайший блокгауз, на ходу принимая приветствия знакомых офицеров и солдат. Оттуда они попали в сеть путаных коридоров под фортом. Наконец, изрядно вспотевшие Волк и Гешка смогли перевести дух, пока капитан обменивался рукопожатиями с комендантом и ещё одним офицером, чин которого определить с первого взгляда было невозможно. Зато его боевое прошлое угадывалось без труда: на левом виске и затылке сквозь короткие волосы были отлично видны жуткие шрамы.
- Господин комендант, майор, - обратился к ним капитан Бриттенгем. - Имею честь представить вам барона Мюнхгаузена.
Барон учтиво поклонился, соблюдая светский этикет, но затем по-военному чётко представился:
- Лейтенант морского корпуса в отставке и гвардии капитан королевских войск Карл Иоганн Мюнхгаузен к вашим услугам, господа.
- Если меня не подводит память, - сказал комендант Марсо, - вы дрались на западном бастионе в ту памятную ночь.
- Отлично дрался, - поправил полковника майор, хитро прищурившись в сторону барона. – Пиг, оставивший на мне эти отметины, был на его счету восьмым. Для унтера, который попал в пекло сразу после кадетского корпуса, это прямой путь в офицеры.
- Глазам своим не верю, - проговорил барон. – Джозеф Крамер! Тогда все думали, что тебе конец!
- Я восстал из мёртвых, чтобы ни один пиг не чувствовал себя в безопасности рядом со мной.
Он поглядел на Волка и Гешку и распорядился:
- Эй, салаги, тащите свинью вон к тем вешалам. Сегодня мы будем готовить рулет.


Наваждение

- Наши мужчины отправились к Эрику шесть дней назад, - сказала дочери графиня Ла Бар, не находившая себе места с момента расставания с бароном. – Пора бы уже дать о себе знать.
- Маменька, по-моему, вы зря беспокоитесь, - с показной безмятежностью ответила ей Лили Джильбертина, расчёсывая перед сном свои пушистые волосы. – Вы же знаете, как мужчины необязательны. Они обещают послать весточку сразу же, как только прибудут на место, но это «сразу же» у них наступает только на второй день. Они наверняка уже добрались до учебного лагеря. Передали дяде Эрику письма и пьют вместе с ним на радостях какое-нибудь крепкое вино. Представляете, что чувствует отец, которому сообщили о том, что его дочь нашлась?
- Конечно, представляю, доченька! Но как можно забыть о том, что мы тут волнуемся?! Неужели требуется много времени, чтобы написать несколько строчек и отправить голубя?
- Маменька, мы же не знаем, как у них там всё складывается. Может быть, они предпринимают попытки вызволить Вольфганга? Это дело наверняка очень сложное, но если они верят в его успех, то обязательно захотят порадовать нас и пошлют голубя позже.
- Лили, у них с собой несколько голубей, - возразила Литиция Ла Бар. - Мы договорились, что первое письмо они пошлют сразу, как только доберутся туда. Надеюсь, что ты права, и всему виной их забывчивость. Тогда можно было бы спать спокойно. Но ведь это граница, там может случиться, что угодно!..
- Уверена, что с ними всё будет в порядке, - с оптимизмом заявила Лили. – Барон Мюнхгаузен прославился тем, что из всех передряг выбирается, покрытый славой и уважением.
- На этот раз он не один, - напомнила ей мать. – Я беспокоюсь и за твоего жениха.
- Жениха? – изумлённо уставилась на графиню Лили. – Откуда такая уверенность, мамочка? Он просил у вас моей руки?
- Ещё нет, но я уверена, что дело закончится именно этим. Вы же любите друг друга.
- Мы себя чем-то выдали? – захлопала ресницами Лили.
- Девочка моя, я не слепая, - с укоризной покачала головой Литиция Ла Бар. – И потом, меня не даром называют Доброй Феей Любви. Ничьи чувства от меня не скрыты. Особенно чувства мужчин, хотя они уверенны, что умело их скрывают. Стоит понаблюдать, как меняется их взгляд, и мне всё становится понятно. Джованни смотрит на тебя, как смотрят на самого дорогого и близкого человека. Иногда кажется, что он обращается с тобой, как с шаловливым котёнком, которого всегда можно приласкать, потискать и даже отшлёпать. Но будь уверена: в роковую минуту он, не задумываясь, закроет тебя от опасности своей грудью.
Лили залилась румянцем, счастливая и смущённая.
- Вот поэтому, когда он будет просить твоей руки, я не смогу отказать, - улыбнулась графиня. – Не могу же я помешать счастью моей единственной дочери.
- Маменька, - вдруг стала серьёзной Лили, - а как же нам быть с вашим единственным сыном?
- А какое отношение твой будущий брак имеет к Даймону Сильвестру?
- Я имею в виду его женитьбу.
- Он собрался жениться? – изобразила удивление графиня. – Я пока ничего об этом не знаю.
- Неужели Добрая Фея Любви утратила свою интуицию? – с иронией спросила Лили.
Графиня вопросительно приподняла брови: она ещё не знала мнения дочери по этому поводу, поэтому предпочла сначала выслушать её доводы, а уж потом высказать свои.
- Маменька, - улыбнулась хитро Лили, - вы не заметили, что между нашим Даймоном и принцессой Дианой пролетел Амур?
- И как поживает этот прелестный малыш?
- Малыш ликует, мамочка! Он выпустил в обоих по полколчана стрел и ни разу не промахнулся!
- В самом деле? И что же?
- Ах, мамочка! Вы надо мной насмехаетесь?! Вам прекрасно всё известно, а вы претворяетесь, что ничего не знаете!
- Знаю я или нет – не столь важно, - загадочно ответила графиня. – Важно, в какой стадии находятся их отношения. Можешь ли ты с уверенностью сказать, что внимание окружающих не помешает им развиваться?
- М-м-м… Видимо, вы правы, маменька. В данном случае лучше не торопить события. И у Дианы, и у Даймона сложные характеры, им потребуется время, чтобы отношения окрепли.
- Ну, вот видишь! – улыбнулась Литиция Ла Бар. - Стоило тебе чуточку поразмышлять, и ты сдала первый экзамен курсов Фей Любви.
- О, маменька, мне никогда не стать вашей преемницей, - мечтательно покачала головой Лили. – Все силы я буду отдавать своей собственной семье. Счастьем других людей мне устраивать будет некогда. Но… простите, что я снова об этом. В случае с Дианой и Даймоном дело совсем не том, что их отношения складываются непросто. Любовь как лавина. Сначала всё как будто тихо, а потом вдруг налетает – и уже никуда не денешься.
- Хорошо сказано.
- Спасибо. Так вот, я хочу сказать, что на их пути серьёзное препятствие – их положение в обществе.
- Для влюблённых это не препятствие, Лили. Тебя ведь не останавливает тот факт, что Джованни – выходец из другого сословия.
- Это правда. Меня это совсем не волнует.
- И это удивительно, - заметила графиня. – Большинство твоих сверстниц стремится устроить свою судьбу, выйдя замуж за дворянина, чьё звание не ниже их собственного. Они думают о том, кем родятся их дети, и предпочитают, чтобы они родились если не маркизами и графами, то хотя бы виконтами.
- Торговля собой ради титула – это не по мне, - фыркнула Лили.
- Сказано грубовато, но зато от чистого сердца, - грустно улыбнулась графиня. – Однажды точно такие же слова сказала твоя тётя Эмилия, мать Марии Люсинды. Наш отец относился к её увлечению неодобрительно, но она не променяла любовь на брак по расчёту. Жаль, что их счастье с Эриком длилось недолго. А что касается инфанты и Даймона, то я верю в то, что им хватит терпения преодолеть все препятствия вместе. Вспомни историю. Герцогиня Екатерина Джиордин, внезапно оставшись единственной претенденткой на трон, срочно вышла замуж за графа Талько, своего фаворита, родила сына, а потом была регентом до его совершеннолетия.
- Понимаю, это был единственный способ родить законного наследника, поскольку граф Талько был кузеном покойного короля Якоба. Но Даймон к королевской династии вообще не имеет никакого отношения.
- Зато закон, который был подписан Екатериной для сохранения королевской династии в таких щекотливых случаях, как нельзя лучше подходит для Дианы и Даймона. Она разрушила традицию наследования королевского титула по мужской линии. Думаю, что об этом законе скоро вспомнят, и причиной тому будет любовь принцессы и нашего дорогого графа Ла Бара.
В дверь уборной постучали. Графиня громко спросила:
- Ханна, это ты?
- Ваша светлость, - послышался за дверью голос камердинера, - вы велели сразу сообщить, если прилетит голубь.
- О, Боже! – спохватилась графиня и накинула пеньюар. - Леопольд, войди!
Камердинер приоткрыл дверь и передал хозяйке тоненькую полоску бумаги, скрученную в трубочку.
- Благодарю, Леопольд.
Лили с нетерпением вскочила с места и привстала на цыпочки.
- Ну, что там, маменька?
- Потерпи минутку, - ответила графиня. - О, как мелко и как много написано! Сразу видно, что барон ценит эпистолярный жанр… Да тут ещё и не одно письмо, а два. Второе написано другим почерком. Какое же из них от барона?
- Разве они не подписаны? – постукивая друг о друга кулачками, спросила Лили.
- Они, конечно, подписаны, только моего зрения уже не хватает, чтобы разобрать буквы, - пожаловалась графиня. – Взгляни, пожалуйста, сама.
Лили поднесла тонкие листки ближе к подсвечнику и вгляделась в мелкие буквы.
- Здесь подписано литерами «К.И.М.».
- Карл Иоганн Мюнхгаузен, - догадалась графиня, и глаза её заблестели. – Читай же!
- Маменька, это письмо адресовано вам.
- Сейчас не до этикета. Читай.
- Хорошо… Ваша светлость, солнцеликая Литиция! Выполняю данное Вам обещание и сообщаю, что мы нашли Эрика и Вольфганга в добром здравии. Обсудив создавшееся положение, мы решили вчетвером навестить графа Кюри в его родовом имении. Завтра же отправляемся в дорогу, через несколько дней рассчитываем прибыть на место. О дальнейшем сообщим со следующим голубем. Мечтаю о встрече с Вами. И подпись.
- Слава Богу, с ними всё хорошо, - вздохнула графиня, стараясь скрыть волнение. – Хотя, я, наверно, рано радуюсь. Граница – место неспокойное и опасное, там в любую минуту может случиться что угодно.
- Скорее бы они вернулись, - мечтательно сказала Лили, но тут же спохватилась, - Ой! У нас же есть ещё одно письмо! Сейчас рассмотрю… По-моему, это почерк дяди Эрика. Ну, конечно! Он написал письмо для Марии Люсинды.
- Неси же его скорее кузине! – велела графиня.
- Да, маменька!
Когда дверь за Лили Джильбертиной закрылась, Литиция Ла Бар взяла со столика тонкий лист и осторожно прижала к сердцу. Загадочно улыбнувшись, она проговорила:
- Меня ещё никто не называл солнцеликой… Прости меня, Джефферсон, но я, кажется, снова влюбилась…

                *   *   *

Синди долго не могла уснуть, простившись с двоюродной сестрой. Лили принесла ей долгожданную добрую весть – письмо от отца. Это так взволновало её, что она даже не смогла прочесть послание: слёзы сами катились из глаз, хотя Синди и понимала, что в этих строках ничего дурного нет, наоборот, только добрые и ласковые слова, на которые отец и раньше не скупился. Лили прочитала ей письмо, после чего девушки обнялись и уже вместе от души проплакались.
Оставшись одна, счастливая Синди снова и снова перечитывала письмо, любуясь с детства знакомыми буквами, начертанными рукой отца. Каллиграфически чёткие, по-военному выстроенные в ровные строки, они шептали ей:
«Моя родная, милая доченька! Я верил, что ты жива, и Господь наградил меня за надежду. Всем сердцем люблю тебя, и с нетерпением жду дня, когда смогу обнять тебя.
Сообщаю, что под моим командованием проходит армейское обучение Вольфганг Кюри, который утверждает, что вы пережили вместе небывалые события. Он показался мне достойным юношей, и если тебе не безразлична его судьба, то обещаю, что служить он будет в моём прямом подчинении и под постоянным присмотром. Вольфганг попросил у меня твоей руки, и я не против. Повторяя твои слова, барон Мюнхгаузен и его спутник ручаются за него, но я намерен сначала встретиться с графом Кюри.
Нежно целую тебя и искренне верю, что всё плохое у нас уже позади.
Твой любящий отец».
Счастливая Синди крутила в пальцах тоненький лист, от краешка до краешка исписанный с двух сторон, пока глаза не начали слипаться. Она задула свечу и почти сразу уснула, а проснулась счастливой и отдохнувшей.
Привычка вставать рано сохранилась у неё даже теперь, когда не нужно было хлопотать по хозяйству. Синди умылась и отправилась искать, с кем бы поделиться своим чудесным настроением. Но это оказалось не так просто: тётя и Лили ещё изволили почивать, и единственными, кто в столь ранний час был на ногах, были горничные Ханна и Виолетта да вечная хлопотунья Армония.
Пожилая няня обрадовалась, увидев Синди.
- Доброе утро! Как вам спалось?
- Спасибо, тётушка Армония, хорошо. Я так давно не видела хороших снов.
- А что вам снилось?
- Мне снился папа. Он был в парадной форме и с огромной корзиной цветов. Я спросила его: «Папочка, а какой сегодня праздник?» - «Ты что, забыла? Сегодня твоя свадьба! Я пришёл, чтобы вести тебя под венец! Дай мне руку, и я поведу тебя к новой жизни».
- Это и правда чудесный сон, - улыбнулась няня. – Мне однажды тоже приснилась моя свадьба. До этого я сомневалась, стоит ли принимать предложение, а на утро уверенно согласилась на замужество. Правда, во сне я была счастливее, чем в браке. Нам, женщинам, редко по-настоящему везёт на мужчин. Мой муж был неплохим человеком, но жизнь у нас как-то не клеилась. Может, потому что детей Бог не дал… Зато, когда овдовела, судьба мне подарила возможность заботиться о детях её светлости.
- Вы и за мной приглядывали, - напомнила Синди. – Мне папа рассказывал.
- Да, было такое, - улыбнулась Армония. – Вы были чудесным ребёнком, и её светлость любила вас не меньше, чем сына и дочь. Она очень переживала, когда узнала, что вы потерялись. Даже похудела, а на голове несколько седых волос появилось. Пришлось закрашивать. Просто чудо, что вы нашлись. Ваш отец будет на седьмом небе от счастья. Ой, что это я болтаю? Вам же нужно позавтракать! Сейчас я принесу…
- Постойте, тётушка, - остановила её Синди. – Лучше проводите меня на кухню. Я тысячу лет не пекла оладьи!
В доме Ла Баров многие слышали историю Синди, но мало кто чаял вживую пообщаться с дочкой баронета Бриттенгема, прославившейся тем, что умеет доить коров, убирать в доме и готовить еду. В это утро прислуге дома Ла Бар посчастливилось наблюдать редкое зрелище. Синди выпросила у повара сковородку и место у печи, навела на простокваше тесто и, мурлыча песенку, целый час угощала всех неповторимыми оладьями «а-ля Пицца». Пока она пекла их, поварята и прочая прислуга норовили придумать себе дело поблизости от плиты, чем сначала рассердили повара Романо, не любившего толкотни. Но после третьей оладьи он подобрел и даже стал напевать вместе с Синди и посудомойками незамысловатую песенку:
Под солнцем одуванчики,
Сединами покрытые,
Ромашки в сарафанчиках,
Дождем ночным умытые.

А на лужайках россыпью
Клубника зреет сладкая
И смотрит небо звездное
Всю ночь в озера гладкие.

Идет страда медовая,
И пчелы деловитые
Летят домой тяжелые,
Довольные и сытые.

А шмель головки клевера
Расчесывает лапками,
И солнце машет веером
За облачком, украдкою.

Повар Романо в перерыве между нарезкой овощей и помешиванием супа смущённо обратился к Синди:
- Госпожа…
- Не называйте меня госпожой, - попросила его Синди.
- Э-э… мадемуазель Мари, - перешёл Романо, родившийся в Остеррайхе, на привычное ему обращение. – Позвольте узнать, откуда вам известен такой рецепт оладий?
- Я научилась делать их у нашей бриттенгемской кухарки – тётушки Пиццерии. Правда, у неё они получаются ещё вкуснее.
- Смею предположить, что у стряпухи с таким необычным именем в запасе много экзотических рецептов.
- Вы угадали, - улыбнулась Синди и протянула ему очередную оладью.
Повар любезно поклонился и принял угощенье. Девочки, моющие посуду, с завистью проводили оладью взглядами.
- Кто же она? – продолжил разговор Романо. - В каких краях дают такие имена?
- Тётушка Пицца родом с острова, где стоит форт Кросс. Её отец попал туда на военном корабле, который потопил пиратские галеры и освободил рабов, захваченных шахудами в Брунерии. Там он женился на девушке из Штеффландии, и у них родилась дочь. Они не знали, какое имя ей дать и спросили совета у шеф-повара гарнизона, которому помогали на кухне. А повар был вашим земляком – из Южного Остеррайха приехал, где обожают пиццу. В молодости он мечтал открыть пиццерию, но застрял на службе в форте. Вот и посоветовал им назвать её Пиццерией, а они не поняли, что это шутка.
- Имя решило её судьбу?
- Ещё бы! Она выросла на кухне, помогала трём разным поварам, нахваталась от них премудростей, собрала много рецептов из разных стран. Форт Кросс не даром так называется – это перекрёсток морских торговых путей.
- А мой учитель называл кухню перекрёстком культур, - улыбнулся Романо. – Готов поспорить, что вы мало кому уступите в мастерстве приготовления блюд.
- Вам наверняка уступлю, - скромно ответила Синди. – Я кое-чему научилась у тётушки Пиццы, но чтобы стать поваром, нужно проводить у печи много времени.
- Тем не менее, многим девушкам вашего положения с вами не сравниться, - упрямо задрал чёрные усы Романо. – Чаще всего они белоручки и неумехи, а вашему будущему мужу достанется настоящее сокровище.
Тут на кухне появилась Виолетта.
- Графиня проснулась, - объявила она. – Её светлость заказала на завтрак янкарский кофе со сливками, тёмный хлеб с маслом и клубничный джем.
- Завтрак будет готов ровно через пять минут, - ответил Романо и дал знак помощникам.
- А могу я к заказу добавить свои оладьи? – спросила Синди.
- Разумеется, - сверкнул глазами повар. – Было бы несправедливо лишить вашу тётю удовольствия отведать такое кушанье. Но вам уже пора подниматься к столу. С вашего позволения, я послежу за оладьями и отошлю их наверх вместе с завтраком.
- Спасибо, маэстро, - сделала реверанс Синди и разложила на сковородке последнюю порцию теста.

                *   *   *

- Вот уж не ожидала, - удивлённо сказала графиня, узнав, что оладьи, поданные на завтрак вместе с бутербродами, - творение Синди. – Моя племянница – кладезь сюрпризов.
- Да, сестрёнка, с тобой не соскучишься, - засмеялась Лили, с удовольствием уминая оладьи. – Прислуга, наверно, до сих пор опомниться не может.
- Не понимаю, в чём проблема, - пожал плечами Сильвестр. – По-моему, получилось очень вкусно.
- С этим у Марии Люсинды всё в порядке, - согласилась графиня и озабоченно посмотрела на Синди. – Но пора уже отвыкать от того, что ты хлопочешь по дому, как кухарка или горничная. Здесь нет твоей мачехи, девочка моя. Зато есть Их Высочества королева и принцесса. Что они подумают?
- А что они подумают? – удивилась Синди.
- Они подумают, что графиня Ла Бар, королевская фрейлина, прививает своей племяннице вкус простолюдинки, вместо того, чтобы сделать из неё аристократку.
- Мамочка, вы меня запутали, - сказала Лили. – Мне вы не раз говорили, что «вашей дочери не помешало бы научиться готовить, гладить и шить». Почему же вы за то же самое отчитываете Синди?
- Мария Люсинда всё это давно умеет, и ей в данный момент нужно осваивать совсем другую науку, - объяснила графиня. - Поймите меня правильно: я не против того, что она занимается тем, к чему привыкла, тем более, что это выходит у неё отлично. Просто сейчас мы должны сохранить перед королевской семьёй своё лицо. Мы дворяне, приближённые к царствующим особам…
Внезапно в столовой появилась принцесса Диана. В этот час её появления никто не ждал, так как королевская семья завтракала только в десять часов утра.
Графиня, Сильвестр, Лили и Синди проворно встали и в соответствии с этикетом поклонились.
- Доброе утро, Ваше Высочество, - приветливо сказала графиня.
- Доброе утро всем, - выдохнула принцесса и окинула взглядом стол. – Простите, что нарушаю обычный распорядок, но нельзя ли присоединиться к вам?
- Почтём за честь, Ваше Высочество, - ответила графиня. – Располагайтесь, я налью вам кофе со сливками.
- А знаменитые оладьи Марии Люсинды ещё остались? Про них говорит уже весь дом! Я подслушала разговор горничных и поспешила к вам.
- Они, к сожалению, немного остыли, - смутилась Синди.
- Это нечестно, - сказала принцесса усаживаясь на кресло, предложенное Сильвестром. – Мария Люсинда встала раньше всех и пошла развлекаться в одиночку. А я, между прочим, тоже хочу попробовать печь оладьи. Ты покажешь мне, где кухня, Мари?
- Конечно, - улыбнулась Синди.
- К вечеру наш повар начнёт заикаться, - заметил Сильвестр.
- Это почему? – насторожилась принцесса.
- С утра его ошарашила кузина, а теперь ещё и инфанта потребует сковородку.
Диана и Лили рассмеялись, графиня и Синди, улыбнувшись, переглянулись. Литиция Ла Бар заметила:
- Ваше Высочество, вам придётся подыскать широкий передник, чтобы не испортить платье. На кухне можно вымазаться сажей, мукой или маслом.
- Не беспокойтесь за мой наряд, ваша светлость. Это платье всё равно пора выбрасывать. Оно ужасно древнее – ему два месяца, и я надевала его четыре раза. Для кухни оно подходит идеально.
Синди критически посмотрела на платье принцессы и впервые за всё утро услышала мысли тёзки: «Да-а, в таком абажуре Динка полкухни снесёт вместе с поваром и поварятами. Хорошо, что она здесь не в дворцовом наряде».
Однако до кухонного развлечения дело не дошло: в поместье прискакал курьер, который привёз пакет от графа Юнга. Её Высочество королева позвала всех на завтрак, где и объявила:
- Друзья мои, мы приблизились ещё на один шаг к осуществлению наших планов. Вы знаете, что я отправила Его Величеству прошение о признании Вольфганга Кюри живым. Чтобы дело пошло быстрее, я приложила письмо, в котором объяснила всё произошедшее. Мой мудрый супруг не только пошёл мне навстречу, но и решил лично проконтролировать ход дела. Граф Юнг проследил за движением бумаг по инстанциям и выяснил, что у молодого графа Кюри есть конкурент. Агент графа, работающий в канцелярии, обнаружил, что подкупленный Белладонной Бриттенгем чиновник готовит поддельные документы, по которым она может получить в собственность имение Кюри. Чиновника и мошенницу видели вместе, их разговор был подслушан. Чиновник сообщил этой коварной даме, что объявился настоящий наследник. Вечером того же дня агенты видели её с людьми, которые помогают заговорщикам, а вчера она вместе с дочерью выехала из столицы через юго-западные ворота.
- Не сообщил ли граф, что за документы делали для супруги Эрика? - спросила графиня Ла Бар.
- Это дарственная на имя её дочери Изабеллы, - пояснила королева Альбина. – Документ заверен печатью королевской канцелярии, а подписи самого графа Кюри на ней нет. Это доказательство того, что дарственная – фальшивка.
- Лишь до тех пор, пока на ней нет подписи, - заметила графиня. – Боюсь, что моя нежеланная родственница отправилась на юго-запад именно за ней. Ведь документы, как я полагаю, попали в её руки.
- Граф Юнг готовит ей сюрприз, - сообщила королева. – Если бы он арестовал её немедленно, то смог бы предъявить обвинение лишь за владение поддельными документами. Ему интересно уличить её в покушении на дворянское имущество. Это будет грозить ей пожизненным заключением.
- Граф приготовил ей западню в поместье графа Кюри? – удивился Сильвестр. – Но неужели она настолько уверена в себе, что рассчитывает заполучить добровольное согласие графа на отторжение в её пользу родового имения Кюри?
- Вряд ли речь идёт о добровольном согласии, - усомнилась графиня. – Я ни на секунду не сомневаюсь, что мадам прохиндейка замыслила что-то недоброе. Эта женщина ни одного шага не сделает без выгоды для себя. Она производит впечатление невежественной ханжи, но за этой декорацией скрывается расчётливая, практичная и хитрая натура. Чтобы добиться цели, она готова идти по головам.
- Мне казалось, что у графа Кюри репутация очень умного и образованного человека, - сказала принцесса Диана.
- Так было на самом деле, - подтвердила королева. – Но он пережил страшное несчастье, и долгое время живёт замкнуто. Кто знает, может быть, это сказалось на его здравомыслии отрицательно.
- Ваше Высочество, - неожиданно подала голос Синди, - могу ли я просить Вашего разрешения отправиться в поместье Кюри?
- Зачем, дитя моё? – удивилась королева.
- Моя мачеха стала причиной страданий слишком многих людей, и на душе у меня будет неспокойно при одной мысли о том, эта беспощадная женщина будет топтать достоинство отца дорогого мне человека.
- Но ведь там будут агенты графа Юнга. Они не дадут в обиду графа Кюри.
- Агенты будут ждать, пока госпожа Белладонна запудрит графу мозги, чтобы взять её с поличным. А что будет с ним, когда они войдут, арестуют её, а он останется таким же одиноким и несчастным, да ещё разуверившимся в человеческой порядочности?.. Ой, простите…
Все удивлённо молчали. Мнение Маши, высказанное устами Синди, заставило их задуматься над моральной стороной происходящего. Поставить себя на место графа, лишившегося сначала самых близких ему людей, а затем ещё и родного дома, для людей, которым не чуждо сострадание, было не трудно. Труднее было сказать себе: «Ничего не поделаешь. Так сложилось».
- Мария Люсинда права, - прервала паузу королева. – Преступно оставаться в стороне, когда твориться несправедливость. Я воспользуюсь данной мне властью, чтобы не дать гадюке поглумиться над несчастным графом. Мы выезжаем сейчас же, чтобы настичь её в имении Кюри. Наши экипажи – самые быстрые в королевстве, к тому же, отсюда до поместья Кюри ехать лишь немного дальше, чем из столицы.
- А не нарушит ли это планы графа Юнга? - спросила Литиция Ла Бар.
- Думаю, что нет. Мы появимся там как раз в кульминационный момент, и мошенница успеет подписать себе приговор. Не медлите, господа, нам нужно собраться быстро. Отдайте предпочтение дорожной одежде и не берите с собой лишних вещей. Мы сразу же вернёмся обратно.


                *   *   *

Лейтенант Майрих, назначенный графом Юнгом отвечать за безопасность Её Высочества королевы Альбины, принцессы Дианы и семьи Ла Бар, получив приказ собираться в дорогу, пришёл в смятение. Перед ним поставили совсем иную задачу: оградить членов королевской семьи от нежелательных контактов, следить, чтобы в замок не пробрался кто-либо, кто там не работает. В его распоряжении были обученные разведчики-наблюдатели, умеющие затаиваться в любой местности, суровые гвардейцы, способные нести дозор пешими и конными, несколько шустрых курьеров, обученных доставлять донесения всеми известными способами. Но для конвоя, который мог бы в полной мере обеспечить безопасность двух карет в таком путешествии, у него не было ни людей, ни верховых лошадей. Сопроводить одну карету – ещё куда ни шло, но две!..
- Лейтенант, проявите сообразительность, - с укоризной сказала королева Альбина. – В такой глубинке, да ещё при обилии постов на дорогах мы в полной безопасности. А если вы отправите графу Юнгу донесение голубем, то он сможет решить этот вопрос в течение суток. Уже к вечеру по его распоряжению на дороге нас встретит рота охраны. Сделайте это сей же час, и вашим тревогам придёт конец.
Майриху ничего не оставалось, как выполнить распоряжение Её Высочества. С монархами не спорят. Тревоги его, правда, никуда не улетучились, поэтому, отправив в секретную канцелярию голубя, он взялся за организацию конвоя.
Отряд сопровождения по правилам должен был состоять из эскадрона: два кирасирских взвода и два - гусарских. Майрих, сняв охрану и сменных со всех постов, организованных на подступах и внутри поместья Ла Бар, смог набрать только два взвода гвардейцев. Они, конечно, стоили в рукопашной схватке или стрельбе и кирасиров, и гусаров вместе взятых, но верхом уступали и тем, и другим. Гвардейцев не обучали вести боевые действия, сидя в седле. Да и лошадей, собственно, на два взвода не набиралось, потому что большая часть гвардейцев прибыла в поместье под видом крестьян, торговцев или сезонных работников.
Но лейтенант Майрих недаром был назначен графом Юнгом командиром охраны августейших особ. Он был молод и не так опытен, как офицеры, выполнявшие тайные поручения Юнга, зато расторопен и сообразителен. Часть гвардейцев он переодел в кучеров и лакеев, в багажные баулы, укреплённые на задках карет, уложили клинки, пистолеты и «туры».
В полдень кортеж стартовал из поместья Ла Бар и несколько часов двигался по тракту, не сбавляя хода. В головной карете соответственно рангу ехали Её Высочество королева и графиня Ла Бар, в задней – молодёжь. Принцесса Диана категорически отказалась ехать с матерью и её фрейлиной и составила компанию Сильвестру, Лили и Синди.
- По-моему, мы зря затеяли эту поездку, - проворчал Сильвестр, глядя на проплывающие за окном поля, рощи и крестьянские хутора. – Мало того, что Волк в передрягу попал, так ещё и мы на свою голову неприятности ищем.
- Милый братец, - улыбнулась ему Лили, - ты, как всегда, смотришь на всё с пессимизмом. По-моему всё будет хорошо.
- Это не пессимизм, а реалистическое восприятие действительности, - возразил Сильвестр. – Трезвый анализ фактов – вот что полезнее всего в любой ситуации.
- При условии, что в твоём распоряжении, Димочка, имеются все факты, - лукаво улыбнулась Диана.
- Фактов маловато, но даже этого достаточно, чтобы по здравому размышлению остаться дома.
- Вы, граф, хотите официально заявить, что Её Высочество королева не соображает, что делает? – грозно осведомилась принцесса.
- Боже упаси. Но в том, что происходит, есть доля безрассудства. Его Величество будет нами недоволен. Нужно было посоветоваться с ним.
- Может быть, я молода и неопытна в государственных делах, но поверь мне, что Джиордины никогда не считались с личной безопасностью, если верноподданным требовалась их помощь.
Лили захлопала в ладоши и восхищённо сказала:
- Вот почему народ любит своих сюзеренов. Они мудры и бесстрашны.
Диана благодарно улыбнулась в ответ. Сильвестр приподнял брови и вздохнул.
- А я рада, что мы все вместе поехали, - сказала тихо Синди. – Мне так вас не хватало… И было страшно, что ничего не получится исправить…
- У нас всё получится, - заверила Диана и, наклонившись, взяла её за руку. Лили тоже взяла Синди за руку, а вторую протянула принцессе. Девушки переглянулись и улыбнулись, поняв друг друга без слов, как это бывает между близкими подругами.
Сильвестр на мгновение почувствовал себя лишним в карете, но спустя секунду принцесса вспомнила о нём и с озорной улыбкой прикоснулась пальчиком к кончику его носа.
- У нас просто не может не получиться, потому что с нами будет самый благоразумный на свете молодой человек. А на счёт недостаточного количества фактов я могу раскрыть один секрет, который моя августейшая маменька пока не стала озвучивать. Вместе с удовлетворённым прошением признать Вольфганга живым Его Величество прислал распоряжение провести опознание. Королеве поручено позаботиться о полной его секретности. К распоряжению приложен приказ коменданту учебного лагеря оказать всемерную помощь в этом деле.
- В таком случае мы должны были ехать не в поместье Кюри, а в учебный лагерь, - удивился Сильвестр.
- В этом уже нет необходимости. Капитан Бриттенгем обо всём позаботился. Он сообщил, что вместе с Вольфгангом, бароном и Джованни направляется к Кюри. Мы встретимся там.

                *   *   *

За день путники преодолели немалое по местным меркам расстояние. В начале третьего тысячелетия сто двадцать километров по грунтовому тракту любой автомобиль проехал бы за полтора часа. Но рессорная карета, даже запряжённая четвёркой быстрых лошадей, перемещается по дороге со скоростью 15-20 километров в час, к тому же, лошадям и пассажирам время от времени нужно отдыхать. Вдоль тракта специально для этого располагались трактиры и постоялые дворы, где путники могли напоить лошадей, подкрепиться и даже скоротать ночь между дневными переездами.
Но для королевы и её свиты постоялый двор – не самое подходящее место ночлега. Об этом Её Высочество подумала заранее, поэтому велела лейтенанту Майриху свернуть с тракта по направлению к монастырю Святой Варвары.
Монастырь был расположен на горе, господствующей над западным побережьем моря. Недалеко от тракта дорога, ведущая туда, превращалась из плохо укатанной грунтовки в тряскую, но добротную мостовую. То справа, то слева среди рощ стали попадаться на глаза какие-то домики, хозяйственные постройки, только не такие, как на крестьянских хуторах, а аккуратные, побеленные, украшенные деревянной резьбой. На каждом лугу были видны стожки скошенной травы, кормушки для скота, навесы.
Мощёная дорога привела экипажи с конвоем к серпантину, петляющему по лесистому склону горы. Чтобы построить его, вымостить, снабдить предохранительными каменными парапетами, требовалось много тяжёлого труда. Даже не верилось, что это под силу обитателям монастыря.
Сам монастырь был врезан в скалу на самой вершине горы. Строители использовали рельеф и естественные полости в скалах, чтобы превратить монастырь в крепость, хотя изначально такой цели у основателей не было.
- Ничего себе, стены! – изумился Сильвестр, который был здесь впервые. – Похоже, монашки неплохо знают фортификацию. Для полного впечатления не хватает бойниц и пушек.
- Здесь живут мирные богомольцы, - напомнила ему принцесса. – Стены нужны для защиты от мирских соблазнов, а не для обороны от врага.
- Судя по тому, какие тут ворота, можно подумать, что они ожидали со стороны мирских соблазнов полноценного штурма с таранами и лестницами, - усмехнулся Сильвестр.
- Эй, сёстры! – стукнул лейтенант Майрих рукояткой хлыста в ворота и сообщил привратникам, - Вашу обитель удостоила своим посещением Её Высочество королева и Её Высочество принцесса! Открывайте!
Мощные створки ворот разошлись в стороны, пропуская кортеж под своды внушительной каменной арки.
Они оказались посреди просторного идеально выметенного каменного двора, выложенного шлифованным известняком, поэтому даже в вечерних сумерках здесь было светло. Лейтенант Майрих спешился и махнул рукой помощникам. Гвардейцы распахнули двери карет и помогли королеве, принцессе и их сопровождающим выбраться наружу.
Навстречу Её Высочеству вышли три фигуры в чёрно-белых одеяниях: одна впереди, две другие – на два шага позади неё. У первой – очень высокой женщины с гордой осанкой - в руках был резной посох без украшений. Она преклонила голову перед высокопоставленной гостьей, её сопровождающие согнулись пополам.
- Добро пожаловать, Ваше Высочество, - доброжелательно сказала высокая монахиня. – Мы рады поделиться с вами кровом и хлебом.
- Благодарю вас, матушка, - улыбнулась королева. – Мы поприветствовали друг друга официально, а теперь давайте, наконец, обнимемся!
И они, к удивлению присутствующих, крепко обнялись, как друзья, которые давно не виделись.
- Это настоятельница монастыря, - негромко пояснила принцесса Диана друзьям. – Мало кто знает, что часть обучения маменька прошла в этих стенах.
- Ваше Высочество путешествует? – спросила настоятельница королеву.
- Да, матушка, но с пользой для моих подданных, - улыбнулась королева Альбина. – Мне выпала счастливая возможность восстановить справедливость. Но об этом позже. Сейчас я хочу представить вам, матушка, моих спутников. Вместе со мной сюда прибыла моя дочь – Диана Аурелия. Ваше Высочество, подойдите к нам.
Принцесса подошла и сделала перед настоятельницей монастыря реверанс, соответствующий этикету, однако полный царственного достоинства. Она хорошо усвоила уроки своей матери.
- Вы похожи на отца, но также милы, как Её Высочество, - тепло улыбнулась настоятельница.
- Благодарю вас, матушка, - польщено сказала принцесса. – Недавно я закончила изучение вашей монографии «Свет веры». Позволите ли вы поцеловать вашу руку в знак преклонения перед вашей мудростью и благочестием?
Вокруг глаз настоятельницы лучиками разбежались морщинки. Она довольно посмотрела на королеву и подала принцессе руку. Диана склонилась и прикоснулась к тыльной стороне ладони губами. Затем она отступила в сторону, а королева продолжила:
- Моя фрейлина и подруга - графиня Ла Бар.
- Я слышала о вас много хорошего, графиня, - сказала настоятельница. – Только не могу понять, кого вы напоминаете мне.
- С тех пор, как мы виделись последний раз, матушка Иоланда, прошло много времени. Тогда я носила фамилию Форд.
- Боже правый, это Литиция!
Настоятельница была искренне потрясена, и даже призвала в свидетели одну из сестёр-монахинь:
- Каталина, можешь в это поверить? Посмотри, какой стала наша умница Литиция!
- Мне казалось, вы считали меня непоседой и были невысокого мнения о моих успехах, - удивилась графиня.
- Непоседой? Безусловно, ты ей была, - согласилась мать Иоланда. – Тебе не терпелось всё узнать и во всём разобраться. Но ты не была озорницей, как некоторые ленивые умом. А кто эти молодые люди?
- Это мои дети, матушка. Сын Даймон Сильвестр, дочь Лили Джильбертина и племянница Мария Люсинда Бриттенгем.
- Добро пожаловать, дети мои, - сказала всем мать Иоланда. – Сёстры покажут вам покои, помогут устроиться, а я пока распоряжусь, чтобы приготовили ужин для вас и гвардейцев.


                *   *   *

Синди очутилась в келье вместе с Лили Джильбертиной. Монахини принесли им постель, полотенца, тёплую воду.
- Маменька про свою учёбу здесь почти ничего не рассказывала, - сказала Лили, окинув взглядом побеленные сводчатые стены, иконы, узкое оконце, угловатые кровати с соломенными тюфяками и тяжёлые табуреты без обивки. – Да и рассказывать, наверно, нечего. Здесь скучно.
- Почему? – спросила Синди.
- Каждый день одно и то же, - пожала плечами Лили. – Никаких развлечений, никаких новых лиц, никаких интересных новостей. Тоска.
- Мне кажется, послушницам некогда скучать, - возразила Синди. – Они весь день хозяйством занимаются. После этого не до развлечений. Ужин съешь, помолишься – и только до подушки дойти.
- Хочешь сказать, что они всю работу сами делают?
- Конечно. А кто же за них трудиться будет? Дрова заготавливают сами, скот пасут, доят, стригут, чистят, лечат. В монастырь многие из мира приходят, и уже с умениями. Хотя тётушка Пицца рассказывала, что и наёмной рабочей силой здесь не гнушаются.
- А чем же они наёмным рабочим платят?
- Как и везде – деньгами. В монастыре хорошее хозяйство, трудятся здесь все на совесть, а съедают мало. У них же много постов разных. Вот и продают они излишки, а на вырученные деньги покупают всё, что необходимо, платят за работу нанятым мирянам. А ещё отправляют продукты в лечебницы и приюты.
- Ну, надо же! – удивилась Лили. – Никогда бы не подумала, что у них всё так устроено. А те, кто в Школу Ангелов поступает? Они тоже коров доят и это… убирают?
- Может быть, кое в чём помогают, - пожала плечами Синди. – Но вряд ли у них есть время, чтобы столько работать. Они ведь учатся.
- Как это? Чему здесь можно такому научиться? Молитвы читать?
- И это тоже. Но главное – помогать в лечебницах, ухаживать за немощными, детьми, стариками. Тут сноровка нужна, а может, и знания какие специальные. Докторами же тоже не за год становятся.
- Мне бы это не понравилось, - покачала головой Лили. – Нет, детей я, конечно, люблю, и при возможности рожу, сколько смогу. Но болячки лечить – это не моё.
В дверь кельи поскреблись, тут же через расширившуюся щель послышался голос монахини:
- Мать-настоятельница ожидает вас в трапезной. Извольте, я вас провожу туда.
Трапезная была не монашеской, а гостевой. Во время поста здесь принимали заезжих мирян - гостей или тех, кто прибыл по делам. Чтобы вид и запах еды не смущали постящихся послушниц, эту трапезную расположили вдали от келий, возле покоев настоятельницы. Здесь был большой камин, в котором жарко пылали лиственничные поленья, а через боковую арку была видна терраса с видом на море, освещённая факелами.
Королева Альбина и графиня Ла Бар уже были здесь. Мать Иоланда, сидевшая во главе стола, выспрашивала у них о последних новостях из столицы. Сильвестр тоже пришёл, но к столу садиться не спешил, так как ужин ещё не принесли, а в беседе он не участвовал. Лили и Синди вошли и тихонько присели на краешки тяжёлых дубовых стульев.
- Доходят тревожные вести из приграничных деревень, - сказала настоятельница монастыря. – Крестьяне говорят, что пиги за последние полгода совершили уже несколько набегов на самые северные хутора. Эти мерзкие создания похищают людей и угоняют скот. Не пора ли нашим бравым военным доказать, что они не зря едят свой хлеб?
- Совершенно с вами согласна, матушка, - кивнула королева. – Его Величество недавно провёл военный совет, на котором решено напомнить пигам, где их место. В детали операции меня не посвящали, но мой августейший супруг заверил, что врагам не поздоровится.
- Хорошо бы, - печально промолвила мать Иоланда. – А то что-то они осмелели. Уж очень мне это напоминает события двадцатилетней давности.
- Наши форты на границе достаточно укреплены, чтобы дать отпор любым силам, - заверила её королева.
- А кто их мерил, эти силы? – спросила настоятельница. – Мы ведь ничего не знаем о том, что творится по ту сторону границы. Или я ошибаюсь?
- Думаю, что на самом деле главнокомандующий Крамм со своим штабом предпринимали попытки проникнуть вглубь Пигландии, чтобы разузнать о намерениях пигов. Но меня в такие дела не посвящают.
- Не ждите от мужчин благоразумных поступков, - покачала головой мать Иоланда.
- Я помню эту фразу, - улыбнулась королева.
- Это было первое, чему вы нас научили, - заметила графиня.
- Да. И вам наверняка не раз довелось в этом убедиться. Мало кто из мужчин пользуется данной Господом способностью размышлять здраво. Большинство из них руководствуется тщеславием, алчностью, жаждой власти, плотскими желаниями и прочими греховными устремлениями. Редок мужчина, движимый по жизни исключительно любовью к ближнему, желанием сделать мир лучше и добрее.
- Неужели мужчины так безнадежны? – не выдержал Сильвестр.
- Понимаю вашу иронию, - улыбнулась мать Иоланда. – Поймите меня правильно. Я не мужененавистница. Я прекрасно понимаю, что без солдатской суровости невозможно противостоять врагам, а без расчётливости и хитрости на поприще торговли и политики не добиться успехов. Но, согласитесь: хороша ложка к обеду. Не стоит быть генералом среди родных. Нельзя задирать нос перед людьми только потому, что они ниже по происхождению. Грешно рваться к величию, если не способен приносить благо людям. Не спорю, есть такие и среди женщин. Но управляют нашим миром мужчины, поэтому вся ответственность за то, как он устроен, ложится на них.
- Значит, мы всё-таки безнадежны, - развёл руками Сильвестр, чем вызвал улыбку королевы и своей матери.
- Это не так, сын мой, - невозмутимо ответила мать Иоланда. – Пример тому - достойнейший из монархов, наш король Бенедикт Геральд Джиордин. Он не только хороший правитель, но и образец того, каким должен быть христианин, супруг и отец. Кроме того, я лично встречалась с некоторыми его вельможами – вполне порядочными дворянами мужского пола. Возможно, именно благодаря им наше королевство процветает.
- Это справедливо, - почтительно склонил голову Сильвестр.
- Искренне надеюсь, что и вы приложите усилия к умножению справедливости в этом мире. Ведь вы - сын одной из лучших моих воспитанниц. Если не секрет, чем вы собираетесь заняться?
- Я музицирую и немного сочиняю. Может быть, когда-нибудь удастся прославить Новую Венецию моей музыкой.
- Этому мужчине, матушка, чужды тщеславие и воинственность, - с улыбкой заметила графиня Ла Бар. – Он даже в дорогу взял нотную бумагу и гитару.
- Что ж, музыка – отличное средство для того, чтобы провозглашать торжество добра и человеколюбия. Да поможет тебе Господь в этом благородном деле.
Их беседу прервала принцесса и три монахини, вошедшие следом за ней с супницей, макаронами с овощным соусом, овечьим сыром и разной зеленью.
- Сейчас ведь пост, матушка, - удивилась королева, увидев сыр.
- Вы - уставшие путники, вам такая пища необходима. Если вы не забыли, я всегда учила вас: пост – воздержание души, а не бичевание плоти. Если носишь дитя, выполняешь тяжёлую работу или болеешь – ешь, как положено. Путешествие – изнурительное занятие, так что с чистой совестью восстанавливайте силы. И не забудьте возблагодарить за это Господа нашего.
Суп – добротная овощная похлёбка – был густым и бодряще горячим. Синди по достоинству оценила мастерство монастырской поварихи: в дворянских домах супы были жидкой пародией. Даже повар Романо в приготовлении супов уступал тётушке Пиццерии, а монастырская постная похлёбка насытила Синди так, что сыр она только попробовала.
- Я словно вернулась в прошлое, - довольно сказала королева Альбина. – Всё бы отдала, чтобы дворцовый повар хоть раз в месяц кормил меня таким супом.
- Нет ничего проще, дочь моя, - заметила мать Иоланда. – Я дам тебе рецепт. Кстати, а куда вы направляетесь? Ты обещала рассказать.
- О, да. Волею случая я стала участницей удивительных событий. На самом деле за это лето произошло столько всего, что за раз и не расскажешь. Если не возражаете, давайте оставим молодёжь поболтать, а сами устроимся в вашей библиотеке.
- Конечно, Ваше Высочество, - согласилась настоятельница, и старшие удалились из трапезной.
Принцесса оглядела всех и сказала:
- Спать пока ещё не хочется. Может быть, посидим на террасе?
- Моих сил дольше, чем на полчаса, не хватит, - покачала головой Лили. – После стольких часов пути хочется растянуться и отдохнуть.
Они вышли на террасу, где свежий просоленный воздух начинал наполняться туманной дымкой. Вечерний бриз не давал туману встать стеной, и с вершины можно было рассмотреть далёкое сияние портовых огней Новой Венеции, расположенной на северном мысе полуострова Изумрудный, глубоко врезающегося в ленивые воды Внутреннего моря. Принцесса подошла к парапету, отделяющему площадку от обрыва, и сказала:
- Днём отсюда, должно быть, чудесный вид. Наверно, полкоролевства можно взглядом охватить.
- Вы преувеличиваете, Ваше Высочество, - улыбнулся Сильвестр. – Высоты горы хватит, чтобы рассмотреть едва ли пятую часть Западной провинции.
- Что ж, вы правы, Даймон, - отозвалась Диана. – Новая Европа – не такое уж маленькое государство. Почтовому голубю, чтобы долететь от Кырымского кряжа до Нового Амстердама, требуется полдня.
- Если верить карте, около четырёхсот вёрст, - кивнул Сильвестр. – И сегодня мы проехали треть этого расстояния.
- Мне вот только не понятно, зачем монахиням нужно было забираться так далеко от столицы, - сказала Лили.
- Они ушли подальше от мирской суеты, - пожала плечами принцесса. – К тому же, земли эти были почти не обжиты. Тут на всю округу только три дворянских имения: Кюри, Знаменское и Свенссгарт. Было ещё два, чуть западнее тракта, но одно спалили пиги, а второе было разорено лет тридцать назад, когда на тракте хозяйничали разбойники. Кстати, это из-за них пришлось перенести монастырь из долины на вершину горы.
- Тут были настоящие разбойники?
- Самые что ни на есть душегубы, - подтвердила принцесса. - Удрали с галер, высадились где-то неподалёку и стали тиранить всех, кто попадался на глаза. Торговых путей здесь нет, особо не разживёшься, вот и доставалось крестьянам. Барон Рудеску собрал разгорячённых крестьян, у которых погибли родственники, и попробовал выступить против разбойников. Хроника утверждает, что там было серьёзное побоище, а потом уцелевшие разбойники подожгли усадьбу барона, и он вместе с домочадцами погиб.
- А разбойники? – спросила Лили.
- Разбойники скрывались здесь, в пещерах. Мой дед узнал о несчастье Рудеску и отправил сюда роту солдат. Разбойников выкурили и казнили, а чтобы пещеры больше не привлекали лихих людей, Его Величество предложил матери Иоланде заложить здесь новый монастырь. На месте старого остался храм Святого Азария и лечебница для чахоточных, а здесь, как раз перед войной с пигами, успели отстроить часовню, кельи и открыть Школу Ангелов. Первые воспитанницы выхаживали во время войны раненых солдат, некоторые даже погибли, когда пиги пошли на прорыв. Как раз, когда пигов разбили, моя августейшая матушка и графиня Ла Бар сдавали последние экзамены. До сих пор удивляюсь, почему меня не отправили на обучение сюда. Королева высоко ценит знания, которые ей преподали здесь. Наверно, сыграло роль мнение Его Величества. Папенька предпочёл дать мне светское воспитание, как это модно сейчас в Новом Амстердаме.
- Да, если бы у него был наследник, то монастырского воспитания точно избежать не удалось бы, - согласился Сильвестр. – Его Величество учёл это обстоятельство и постарался подготовить достойную преемницу.
- Благодарю за комплимент, - улыбнулась Диана.
- Это не комплимент, это правда, - серьёзно ответил Сильвестр. – Будь я королём, поступил бы точно так же, потому что было бы неразумно девушку с королевским характером превращать в смиренную сестру милосердия.
- Посмотрим, что граф Ла Бар скажет, когда у него подрастёт дочь, - весело подмигнула принцесса девушкам.
Сильвестр на это предпочёл промолчать. Он не любил ввязываться в обмен двусмысленными шутками в обществе дам.
- Синди, а ведь если граф признает в Вольфганге сына, он пожелает оставить его при себе, чтобы наверстать упущенное время, - заметила Диана. - Да и дела передать надо. Поместье Кюри – это замок, посёлок при нём, несколько деревушек и хуторов в радиусе десятка миль.
- Ой, правда, - разочарованно сказала Лили. – Если он сделает тебе предложение, придётся переезжать в такую даль. Редко видеться будем.
- Об этом ещё рано судить, - урезонила их Синди. – Всё слишком зыбко. И вообще, утро вечера мудренее. Завтра рано утром снова в дорогу, надо как следует выспаться. Спокойной всем ночи.


                *   *   *

Синди быстро уснула, потому что на душе у неё после молитвы было легко и светло. Но тревога в который раз прокралась в её сновидения, потому что где-то под пышным слоем взбитых сливок её ожиданий оказался подгоревший чёрствый корж сомнений и страхов.
Она никогда не была на западном берегу моря и даже примерно не представляла, в какой местности лежит поместье Кюри. Но во сне она словно перенеслась в голубя, посланного кем-то в графский замок, и теперь видела всё с высоты его полёта.
Это было удивительно и увлекательно. Голубь был сильной натренированной птицей, он всем телом чувствовал потоки восходящего солёного воздуха, каждое его пёрышко чутко улавливало тончайшие флюиды бриза, пронзающего морские испарения. Голубь скользил по ним, иногда добирая скорость, потерянную во встречных потоках, частыми взмахами крыльев.
К его лапке была привязана кожаным ремешком тонкая трубочка, в которую кормивший голубка человек вложил свёрнутый листик бумаги. Именно ради того, чтобы послание было доставлено в поместье Кюри, тюремщик открыл клеть. Небо распахнулось навстречу пернатой стреле, и никогда не утихающее ощущение единственно правильного направления полёта невидимой пружиной швырнуло голубя на северо-запад. Там, за туманной завесой испарений, колышущейся над изумрудным заливом, за узкой полосой галечного пляжа и широкой – прибрежных лугов, невысокой башенкой с флажком, словно пальцем, манила родная голубятня. Её покой и уют вспоминались голубю долгими одинаковыми днями заточения в клетке, в которой его увезли в чужое место.
Бриз уплотнился, сбоку ударило плотной прохладой. Внезапно голубь влетел в стаю кружащихся чаек – горластых нахальных тварей, которых он презирал всем своим благородным сердцем голубя-почтаря. Пришлось сбавить скорость, чтобы не врезаться в одну из этих неповоротливых туш. Чайки сварливо орали вслед вёрткому легкокрылому чужаку: морские птицы береговых вообще способными к полёту не считают, и их появление над водой воспринимают как самый непочтительный вызов.
Голубю до этого дела не было. Он полого прошёл над линией прибоя, прижался поближе к земле, чтобы не привлекать внимания остроклювых врагов, и ровными взмахами стал разгоняться. В памяти всплыли маршруты, по которым он летал над этой местностью, и голубь, уверенно маневрируя, помчался над лугами, рощицами и холмами к заветной долине, где стояла его голубятня.
Вскоре впереди показались серо-бело-розовые контуры каменной громады – человеческого жилья, рядом строения поменьше – деревянные, глиняные, крытые соломой избы, а среди них – заветный контур башенки с флагом. Голубь нырнул внутрь башенки и очутился в окружении своих собратьев-почтарей. Голубки с интересом вытянули шейки, разглядывая его, самцы ревниво заворковали, раздувая на зобу переливающееся оперенье. Но обмен любезностями был прерван: в приоткрывшуюся в стене дверку просунулся человек, и его ловкие руки завладели доверчивым пернатым путешественником.
- Ну, во-от, мой красавец, - ласково приговаривал человек, и его голос был таким же родным, как голубятня. – Наконец-то прилетел. Давненько не виделись. Как же вы, божьи создания, привязаны к гнезду-то. Летите из таких далей и ни разу не ошибётесь… Вот и письмецо…
Человек, не выпуская голубя, раскрыл письмо и стал читать:
- Госпоже Бриттенгем от Крота. Дама червей и Дама треф отправились в вояж. С ними колода валетов. Ждите завтра с юга. Хм… Мудрёно как-то. Надо прежде господину Райсу показать, вдруг что-то важное. Уж больно странная эта госпожа Бриттенгем. И дня не прошло, как заявилась, а ей уже письма с юга шлют… А ты, сизокрылый, отдыхай, отдыхай. Ты своё дело честно сделал…
Синди перестала чувствовать себя голубем и уже подумала было, что сон заканчивается, но тут перед ней открылась новая картина. Просторный полутёмный зал, пыльные портьеры, семейные портреты, завешанные полотном, люстра и канделябры, в которые уже давно не вставляли свечи. В высоком резном кресле, закутавшись в плед, сидит седой человек. В его сгорбленной фигуре и склоненной голове угадывается безнадежное уныние, тоска и равнодушие, которое не в состоянии развеять даже гостья.
Массивная фигура дамы громоздится на диванчике, напротив хозяина. Она одета по последней столичной моде: кружева, золотое шитьё на ткани, атласные банты. Тем не менее, смотрится всё это весьма нелепо, потому что в её фигуре нет должного изящества. Его полностью вытеснила одутловатость, ставшая футляром для чванства, цинизма и самоуверенности. Из-за её спины в полумрак врывается луч восходящего солнца, и лицо невозможно рассмотреть в деталях, но эта фигура хорошо знакома Синди, неведомо как очутившейся в чужой гостиной. Фигура и голос.
- Очнитесь вы от своего морока, граф! – брезгливо пророкотала дама. – Это невозможно! Подумать только! И этого мужчину я страстно желала!
- Перестаньте… - едва слышно ответил хозяин. – Я слышу это уже четвёртый раз со вчерашнего вечера, но не могу даже вспомнить вас…
- Все вы, мужчины, такие! – ханжеским тоном заявила гостья, неуклюже всплёскивая руками. – Для вас чувства женщин ничего не значат, вам бы только добиться своего! Разобьёте сердце бедной девушке, поиграете с ней, а потом сразу бежите за следующей юбкой! Разве не так было, граф?
- Не пойму, о чём вы говорите… В моей жизни была лишь одна женщина… Я боготворил её, готов был целовать её следы, но она умерла…
Хозяин издал что-то похожее на всхлип и, наконец, пошевелился, ещё ниже наклоняя голову. Гостья недовольно дёрнулась на диванчике и презрительно заметила:
- Ну, хоть какие-то чувства остались. Я уж думала, он совсем в растение превратился. Это, дорогой мой Фредерик, кара за ваше легкомыслие. Было жестоко подать мне надежду, а потом потащиться за этой белобрысой фифочкой. Как вы могли так подло поступить, граф?
- Всё же я не пойму вас… Вы утверждаете, что мы знакомы, но я не могу вспомнить вашего лица… Ваша фамилия мне ни о чём не говорит…
- Ещё бы, болван ты этакий! Я должна была устраивать свою судьбу, потому что женщина всегда заботится о создании семьи! Я ношу фамилию человека, который не является отцом моей дочери, и сюда приехала, чтобы восстановить справедливость!
- Справедливость… - прошелестел хозяин. – Разве бывает в этом мире справедливость?..
- Бывает, если её добиваться, - заявила гостья. – Фредерик, я знаю, что горе высушило тебя, но ты ведь ещё не мертвец. Ты можешь искупить свои грехи и сделать счастливыми тех, кто этого заслуживает.
- Снова загадки… Что вы пытаетесь мне сказать?
- Да очнись, наконец! – потеряла терпение дама. – Я приехала в такую даль, чтобы познакомить тебя с дочерью!
- Я слишком стар, чтобы знакомиться с юными девушками…
- Старый дурак! – вышла из себя гостья. - Это не девушка… в смысле, конечно, девушка, но для тебя она дочь, безголовый ты болван!
- Это недоразумение… У меня никогда не было дочери… Был сын, но он…
- Сам ты недоразумение! – окончательно разозлилась дама. – Не было у него дочери!.. Это ж надо, а!.. Хватит прикидываться умалишённым! Я понимаю, что это удобно: валяешь дурака, и спроса с тебя никакого. Но Господь всё видит и всем воздаёт по заслугам! Отчего, как думаешь, случилось с твоей семьёй несчастье? Это грех твой, распутство твоё и обман!
- Позвольте, о чём это вы?.. Почему вы всё время пытаетесь приписать мне поступки, которых я не совершал?..
- А кто на балу у Знаменских зажимал меня за портьерой?! Не помнишь?! Молоденькая брюнетка, кровь с молоком, сияющие глаза! Ты спрашивал, что это за амулет у меня на шее, а я даже ответить не могла, потому что ты вздохнуть мне не давал, поцелуями едва не задушил! Вот плод нашей любви! Дочь, подойди ближе!
Синди обнаружила, что послушно идёт к ним. Она встала между креслом и диванчиком, чтобы граф смог рассмотреть её. Седой мужчина с измождённым лицом и тоскливым взглядом, поднял на неё близорукие глаза. Синди сообразила, что должна оказать на него хорошее впечатление, но тут увидела свои руки и оторопела: они принадлежали не ей.
- Изабелла, это твой отец, граф Фредерик Кюри, - торжественно сказала дама на диванчике. – Взгляни на свою дочь, распутник.
Изабелла? Как такое может быть? Почему Изабелла? Ведь я Мария!
Синди окончательно запуталась и стояла в совершенном недоумении. Изабелла – это же её сводная сестра, дочь госпожи Белладонны! Как же она может быть дочерью графа Кюри?
- Эта девушка – моя дочь?.. – медленно проговорил граф. – Это решительно невозможно… В моей жизни была только одна…
- Да что ты говоришь! – покачала головой госпожа Белладонна. – Думаешь, вокруг были только дураки, которые ничего не видели? Я уже тогда знала о твоих шашнях с племянницей барона Знаменского, вдовушкой Тревор и парой горничных. Тогда я сказала себе: он готов дарить любовь всем подряд, но будет моим! Мне даже не пришлось прилагать усилия, чтобы соблазнить тебя, потому что ты сам начал за мной волочиться!
Синди почувствовала, что краснеет. Ей стыдно было слушать, как этого несчастного мужчину уличают в давних проступках. Впрочем, граф всем видом показывал, что сказанное для него – невероятная чепуха.
- Постойте… Я помню очаровательную брюнетку, которая гостила у Знаменских перед моей женитьбой … Но всё дальнейшее произошло именно потому, что девушка показалась мне неискренней и холодной – полной противоположностью дочери барона. Я в тот же вечер без раздумий предложил Анастасии руку и сердце…
- Э, э! Это так похоже на вас, мужчин! Как ты можешь рассуждать об этом сейчас, если тогда ты вместе с бароном накачался вином и не соображал, что творишь? Даже после откровенных намёков Знаменского, что он готов выдать за тебя свою дочку-пустышку, ты, как заяц, поскакал соблазнять меня! Ты хоть представляешь, что я чувствовала, когда вслед за известием о твоей помолвке узнала, что беременна?! А ведь получив своё, ты в запале клялся мне в вечной любви! Негодяй! Мне пришлось срочно выходить замуж, чтобы дочь не родилась в бесчестии! А что ты отворачиваешься? Нет, нет, не прячь глаза! Ты взгляни на Изабеллу! Она вылитая ты в молодости.
Граф снова поднял глаза, затуманенные слезами. Синди ощутила волну тошноты. Её предъявляли, как доказательство прелюбодеяния, - отвратительнее, чем сейчас, она чувствовала себя только в ту минуту, когда госпожа Белладонна развернула перед пастором окровавленную простыню. Стыд и отвращение сжали её сердце, она пошатнулась.
- Экий ты подлец! – гневно сказала госпожа Белладонна графу. – Из-за тебя бедная девочка страдает всю жизнь! Ей пришлось жить в чужих домах, с людьми, которые никогда её не любили, а теперь ты унижаешь её своим ослиным нежеланием признаться в содеянном!..
Дурнота накатила на Синди, она почувствовала нехватку воздуха и потеряла сознание…
- …Синди, Синди, что с тобой?
Она открыла глаза и увидела рядом Лили со свечкой в руках. У кузины было обеспокоенное лицо.
- Ты стонала во сне, - объяснила Лили. – Снилось что-то?
Синди хотела ответить, но испугалась, что вместо её голоса в келье вдруг зазвучит чужой – голос Изабеллы. Она поджала губы и кивнула. По щеке из угла глаза скатилась слеза, и это не укрылось от Лили.
- Не бойся ничего, мы ведь теперь вместе, - улыбнулась Лили. – Скоро уже Вовку найдём, и всё образуется.
Синди слабо улыбнулась и кивнула. Лили наклонилась к ней и поцеловала в щёку.
- У нас ещё немного времени до рассвета, так что я предлагаю спать дальше, - сказала она и задула пламя свечи.
Но Синди, конечно, уже не уснула. Она лежала в каком-то полутрансе, а в голове сплетались её собственные мысли и рассуждения тёзки.
Ничего себе сон… Всё было так реально! Слушай, а мачеха твоя – мразь отъявленная. Мало того, что вам с отцом жизнь сломала, так теперь ещё отца Вольфганга собирается довести до дурдома! С этим надо что-то делать…
Надо. Мы прибудем туда ещё до обеда. Ехать осталось всего-то миль тридцать.
Нет, но какова сволочь! Она даже собственную дочь использует как вещь! «Доказательство прелюбодеяния»! Откуда такие берутся?
Тётушка Пицца говорит, что в детстве в ней совесть не воспитали.
В ней, похоже, всё противоположное воспитывали. Наглая гадина. Она ещё нам с тобой должна ответить за клевету и оскорбление.
Не хочу от неё ничего. Господь завещал прощать, и я ей прощу всё только ради того, чтобы она убралась из моей жизни и не причиняла больше неприятностей папе.
Наверно, ты права. Нельзя жить со злобой в душе. Но тогда надо поддать этой бегемотихе поганой метлой, чтобы больше не лезла тебе в душу!
Хорошо сказала. Мне нравится. При встрече так и обратимся к ней: «Прощайте, госпожа Бегемотиха»!
Молодец. С тех пор, как мы вместе, ты стала чаще шутить.
Это благодаря тебе, тёзка. Спасибо.
На этот раз ответа не последовало, но внутри у Синди вдруг стало тепло от того, что она не одинока.


                *   *   *

Хоть и привыкла Синди вставать рано, монахини всё же поднялись ещё раньше и разбудили их с Лили, когда принесли тёплую воду и полотенца. В узкие оконца было видно, как на востоке, за морем, занимается солнечное утро.
- Доброе утро, - поздоровалась Синди с монахинями.
- Божией милостью доброе, - улыбнулась та, что постарше. – Скоро мать Иоланда пригласит вас на завтрак. У вас есть полчаса, чтобы умыться и возблагодарить Господа в утренней молитве.
- Спасибо, - кивнула Лили, потягиваясь.
- Мы позовём вас, когда подадут завтрак, - предупредила вторая монахиня.
Когда дверь за ними закрылась, Лили зевнула и сказала:
- Всё-таки, быть монахиней скучно. Уж лучше окончить Школу Ангелов. По крайней мере, после неё спокойно выходят замуж и живут нормальной жизнью.
Синди улыбнулась и брызнула на кузину тёплой водой.
- Ах, так, - упёрла кулачки в бока Лили. – Ты пользуешься тем, что в монастыре я должна соблюдать приличие и не могу окатить тебя водой, потому что тогда мы будем визжать и хохотать. Это нечестно.
- Зато ты быстро проснулась.
- Я верну тебе долг позже, сестрёнка, - погрозила пальчиком Лили.
Через час они уже были готовы отправиться в путь. Мать Иоланда вышла во двор, чтобы проводить их. Её Высочество поцеловала на прощанье её руку, настоятельница монастыря перекрестила королеву и сказала:
- Да благословит вас Господь в ваших делах. Передайте Его Величеству мой поклон и наилучшие пожелания.
- Благодарю вас, матушка, - смиренно ответила королева Альбина.
Путники сели в экипажи, лейтенант Майрих дал знак гвардейцам садиться в сёдла, и широкие ворота распахнулись, выпуская кареты с эскортом на мощёный серпантин.
Доехав до тракта, они обнаружили, что там их дожидается гусарский взвод, высланный по распоряжению графа Юнга с заставы у южного Драконьего Остова. У лейтенанта Майриха от этого наверняка стало спокойнее на душе.
Синди глядела в окно, почти не слушая жизнерадостную болтовню принцессы Дианы и Лили. Девушку беспокоила навязчивая тревожная мысль: был ли сегодняшний сон затейливой фантазией, вызванной усталостью, или же волей небес её сознание занесло в замок Кюри по-настоящему? Если бы не соединение с тёзкой, она бы, конечно, решила, что это наваждение. Но цепь невероятных событий убедила Синди в том, что невозможное бывает более чем реальным.
Что ж, в случае, если увиденное было правдой, то нужно быть готовой ко всему. Отвратительная способность мачехи на ходу придумывать всякие пакости не раз осложняла Синди жизнь. Теперь она чувствовала, что больше нет необходимости терпеть издевательства, потому что она была свободна от обязательств перед отцом. От неё уже не требовалось быть послушной и благопристойной «дочерью», а на деле - девочкой для битья. Заглянув в глаза смерти, Синди стала другой, и госпожа Белладонна потеряла над ней свою власть.
Тракт шёл почти прямо, лишь иногда плавно огибая рощи и холмы вдоль побережья. Часа через три впереди показались сначала крестьянские хутора, затем неподалёку от опушки дремучего леса – замок графа Кюри. Строил его архитектор из Нового Амстердама, поэтому, в отличие от новоевропейских зданий, замок смотрелся весьма необычно: серые каменные колонны, арки и выступы контрастировали с побеленными деревянными балками и розовой штукатуркой стен. Всё это венчали призмы и конусы из черепицы терракотового цвета, так что на фоне тёмных волн хвойного леса замок выглядел, как яркая детская игрушка.
- Неплохое гнёздышко достанется нашему Вольфгангу, - заметил Сильвестр. – Выглядит, как санаторий, да и до моря рукой подать.
- Да, остались мелочи, - сдвинула брови Диана. – Всего-то ничего: выманить его из лап военных.
Кавалькада всадников и две кареты въехали на просторный мощёный двор, Её Высочество, не дожидаясь остановки, выглянула из окна кареты и отдала распоряжения лейтенанту Майриху:
- Расставьте людей вокруг замка, и чтоб ни одна мышь не проскочила без вашего ведома! Десять гвардейцев – в замок! Выходы до моего распоряжения перекрыть! Гусары пусть сторожат ворота, парадный вход, конюшню, подвал и кухню!
- Слушаюсь, Ваше Высочество!
Выбравшись из карет, путники собрались вокруг королевы. Её Высочество глубоко вдохнула, выдохнула и сказала:
- Наше дело – правое, мы приехали с добрыми вестями. Его Величество наш план одобрил, так что действуем уверенно и не дадим аферистке обвести благородного графа вокруг пальца. За мной!
Спешившиеся гвардейцы метнулись к дверям, не дожидаясь, пока слуги распахнут их перед королевой. Двое из них нырнули внутрь, чтобы расчистить Их Высочествам и свите дорогу в покои графа, и тут…
Из окон второго этажа оглушительно грохнули ружейные выстрелы, зазвенели стёкла, заржали раненые лошади. Лили и Синди, не успевшие войти в дом, вскрикнули и ошарашено остановились, глядя на начавшуюся суматоху. Выстрелы зазвучали со всех сторон замка, гвардейцы, не ожидавшие нападения изнутри, повисли на вздыбленных лошадях, некоторые упали на камни и не шевелились.
Гусары выхватили пистолеты и стали палить по верхним окнам, но выстрелы не прекращались, губя лошадей и наездников. Сильвестр, шагавший позади дам, растерянно оглядывался, пытаясь сообразить, что происходит, и тут из дома на них навалились огромные верзилы в кожаных и стальных доспехах. Синди почувствовала, как кто-то грубо схватил её сзади и потянул внутрь. Перед тем, как удариться затылком обо что-то ужасно твёрдое и потерять сознание, она успела увидеть толстые волосатые лапы, хватающие и волокущие Лили и Сильвестра…


                *   *   *

- Вот уж сюрприз так сюрприз! – раздался где-то рядом самодовольный рокочущий голос. – Никак не ожидала, что в расставленные мной силки попадётся такая редкая птица! Да не одна, а с целым выводком глупых куриц в придачу!
Голос был до тошноты знакомым. Синди, приходящей в себя после удара, было невыносимо слышать его после стольких недель пребывания в состоянии душевного покоя. Все пережитые ей волнения и трудности не могли сравниться с ощущением неотвратимости потока оскорблений, презрения и беспричинного гнева, которые всегда сопровождали общение с госпожой Белладонной.
Синди приоткрыла веки, чтобы хоть немного сориентироваться в обстановке.
Их приволокли в полутёмную гостиную на первом этаже замка. Ту самую, которую Синди видела во сне. Вместо хозяина на высоком стуле сидела, откинувшись, королева Альбина, на диванчике едва ли не друг на друге лежали графиня Ла Бар и Лили. Принцессу и Сильвестра Синди, лежа на ковре, не видела. Зато обнаружила рядом такую жуть, что чуть снова не потеряла сознание.
В метре от неё, возле растопленного камина, сидел на корточках… огромный пиг. Синди не рассмотрела его в подробностях, потому что, лёжа на полу, могла видеть только забрызганные глинистой грязью сапоги, мохнатые ляжки и локти да стянутые ремнями щитки лат. Но тошнотворная вонь свинарника и низкое звериное кряхтение, исходившие от существа, не оставляли сомнений в его происхождении. Синди замерла в испуге, решив, что пиг заметит взгляд и прибьёт её на месте.
Тут она почувствовала, что тело изрядно затекло из-за неудобного положения, в котором её оставили на полу. Только девушка собралась пошевелиться, как пол дрогнул от тяжёлых шагов с другой стороны камина. Из-за сидящего поблизости пига появилась ещё одна массивная фигура. Сквозь приоткрытые веки Синди присмотрелась к ней и испытала острое желание снова потерять сознание.
Чудище было рослым, грузным, но в движениях его не было неуклюжести. Наоборот, пиг был полон звериной мощи: под мохнатой шкурой перекатывались мышцы, которыми в Бриттенгеме мог похвастаться только кузнец Следж. Толстые кривые ноги существа в овчинных унтах стучали о пол, как гири. Тяжёлые длинные руки свисали чуть не до колен, поигрывая двумя жуткими клинками. Доспехи, отороченные волчьими хвостами, делали фигуру ещё крупнее: казалось, что пиг едва не достаёт лохматой макушкой до потолка, а потолок в гостиной низким не был.
Верзила смотрел в сторону, откуда доносился голос госпожи Белладонны, поэтому сначала Синди было плохо видно его рыло. Но потом он повернулся к сидящему собрату и, осклабившись, постучал кончиком клинка по щитку на его лопатке. Синди однажды видела в портовой таверне с замысловатым названием «Трофей Его Величества» голову кабана, которую хозяин выдавал простакам за голову пига, якобы подстреленного одним из королей Джиординов. Голова была жуткой, с застывшим выражением предсмертной ярости и боли.
Теперь Синди понимала, чем внешность пига отличается от морды дикого кабана. Но отличие это было не в пользу пига. Кабан – всего лишь животное, его не трогай – и он будет вполне сносно себя вести. Пиг же, неведомо какими силами природы наделённый разумом, мог показаться нормальным только такому же пигу. Горящий недобрый взгляд глубоко посаженных глаз, жёлтые кривые бивни, торчащие из пасти, грубая бурая щетина на серой коже – всё это напоминало Синди существо, с которым ей пришлось столкнуться в Кифервилле. Тот, кто накладывал на Томаса Кифера заклятье, явно был вдохновлён общением с пигами.
- Хрюва, не дрыхни! – с грубой усмешкой обратился верзила к сидящему на корточках пигу. – Дров ещё накидай. Эти голозадые, видать, в камине мясо морозили. Не берлога, а ледник!
- Это правильно, командир Хуррг, - одобрила пига госпожа Белладонна, и Синди решила, что с пигами она разговаривает более уважительно, чем с людьми. – Ты, как всегда, поступаешь мудро. Мы должны поберечь пленников. Они дорого стоят.
- А мне это надо – нянчиться со всякими червями? – ехидно ответил пиг. – Я просто сам непрочь погреться.
Он оскалился, и в ответ на его шутку с разных сторон гостиной послышался рычащий смех. Командир Хуррг потряс щербатыми клинками и взревел:
- Мы круче всех!
Пиги подняли дикий рёв, и от этого, вздрогнув, очнулись графиня Ла Бар и Лили.
- О, наши гостьи начали приходить в себя, - с издёвкой заметила госпожа Белладонна. – Ну, что, любезная моя родственница, как думаете, не дорого ли вашей семье обойдётся верность Её Высочеству? Впрочем, для вас, наверно, это даже почётно – быть вместе с королевой в заложниках, а?
- Что здесь происходит? – спросила графиня. Литиция
Ла Бар старалась сохранить аристократическую невозмутимость, хотя от Синди не укрылось, с каким трудом ей это удавалось: из-под выбившейся из причёски пряди виднелся кровоподтёк – след оглушившего её удара.
- Тут происходит то, чего вы заслуживаете, - презрительно ответила госпожа Белладонна, скривив распухшие от обжорства губы.
- Не «чего», а «что», - поправила её графиня, устраиваясь на диванчике поудобнее. Она вполголоса спросила у дочери, - Лили, ты в порядке?
- Я цела, маменька, - коротко ответила та, переводя взгляд с одного пига на другого.
Те издевательски захрюкали и загоготали, передразнивая пленниц:
- Цела, маманя.
- Пока цела!..
- Тихо! – неожиданно зычно прикрикнула на них госпожа Белладонна. – Расхрюкались! Командир Хуррг, снаружи ещё полно гвардейцев и всадников. Пока они не решились на приступ, им нужно напомнить, чтоб сидели тихо.
- Я напомню им, - самодовольно ответил верзила с клинками, вальяжно шагая  к выходу из гостиной. Перед тем, как удалиться, он бросил через плечо одному из пигов, - Хиврак, следи, чтобы хлюпик не дёргался.
- Не дрейфь, командир! – хрипло усмехнулся тот. – Трепыхнётся – я на него просто сяду сверху!
Пиги снова развеселились, подтрунивая над Хивраком:
- Хрюкнулся с перепою! В тебе полхаврона, от червяка только дерьмо останется!..
Раздался резкий стук, и пиги от неожиданности умолкли. Госпожа Белладонна с вкрадчивой любезностью заговорила с ними:
- Доблестные дружинники пограничного воинства! Если вас не затруднит… заткните пасти, пожалуйста! У меня тут серьёзный разговор с пленниками, так что, если кто-то ещё взвизгнет без разрешения, я превращу его в самого захудалого человечишку до конца его паршивой жизни!
Госпожа Белладонна, тяжело ступая по паркету, сделала несколько шагов по гостиной и остановилась напротив бесчувственной королевы. Теперь Синди видела виновницу всех неприятностей, которые происходили в её жизни, а теперь повлияли и на всех, кто ей близок. Мачеха не изменилась внешне: те же надутые щёки, вечно нахмуренные брови и презрительно поджатые губы, та же грузная фигура в нелепом пышном наряде, тот же жгучий властный взгляд. Но Синди, даже прекрасно зная по своему опыту, какая она коварная и злобная, никак не ожидала увидеть мачеху в роли шпионки-заговорщицы.
- Что-то долго Её Высочество изволит отдыхать, - проговорила она. – Хиврак, это не ты её так треснул?
- Не-е, это Хрюва постарался!
- А что Хрюва? – огрызнулся тот, что сидел у камина, и Синди вздрогнула. К счастью, пиг этого не заметил, потому что вступил в перепалку с Хивраком.
- Хрюву учили сворачивать шеи солдатам и брать в плен крестьян, а не воевать с цыплятами!
- Да не хрюкай ты, герой хренов!..
Госпоже Белладонне снова пришлось ударить о паркет длинным деревянным шестом для закрывания портьер. Пиги осеклись и притихли.
- Ещё раз по-хорошему прошу заткнуться. Мы на боевой операции! Нам в руки сам приплыл козырь, с помощью которого Пигландия сможет добиться от Новой Европы всего, чего пожелает. Вам нужно делать, что приказал командир и не разевать пасть. Сделаете всё, как надо – сам Хогус Хрю прикрепит к вашей броне награды! Думайте об этом и молчите!
Госпожа Белладонна несколько секунд раздумывала, зыркая чёрными глазами по сторонам, затем протянула шест к плечу королевы Альбины и грубо ткнула её рукоятью. Королева слабо пошевелилась и подняла голову.
- С пробуждением, Ваше Высочество. Вот вы и спустились с небес на грубую твердь. Как вам это нравится?
Королева повела головой, оценивая ситуацию, потом снова поглядела на изменницу.
- Вы далеко зашли, - спокойно сказала она. – Извольте объяснить, что здесь происходит.
- Это вы далеко зашли, - высокомерно заявила госпожа Белладонна с таким видом, словно она, как минимум, равна королеве. - Не стоило мешать мне. Я всего лишь укрепляю своё благосостояние. У меня две дочери на выданье, а в приданое и дать нечего, кроме пары тёлок да худых овец.
- Две дочери? – возмутилась графиня. – Откуда же у вас взялась вторая?
- Как это откуда, родственница? – усмехнулась госпожа Белладонна. – Племянница ваша возле камина тихой тряпочкой лежит – вот она и есть моя вторая дочь.
- И ведь ни капли совести, - потрясённо проронила Лили.
- У вас хватает наглости называть дочерью девушку, которую вы довели клеветой до крайности…
- Ой, да ладно вам! – презрительно скривилась мачеха. – Вы-то чем лучше? Было бы вам не всё равно, как она живёт, давно бы её на воспитание определили в какой-нибудь пансион. Я из неё человека сделала. Гляньте вон, её в мёртвые записали, а она жива-живёхонька. Значит, не зря я в поте лица старалась, уму-разуму её учила…
- И за кого же вы собрались выдать её? – вопросительно склонила голову королева.
Синди лежала ни жива, ни мертва. Она уже знала, что госпожа Белладонна любит приврать, и делает это с артистизмом, однако на душе её делалось нехорошо всякий раз, когда она открывала рот.
- Могла бы выдать её с выгодой для себя здесь, в Новой Европе, но не могу отказать себе в удовольствии досадить муженьку. Он пошёл на службу в свои любимые дурацкие егерские войска, учит голытьбу красиво умирать под секирами воинов Пигеона. А мне как раз надо расплатиться с командиром Хурргом за помощь. Так что пойдёт Мария Люсинда в его гарем восемнадцатой наложницей, и если не будет дурой, нарожает ему маленьких чушек…
- Если с головы этой девушки упадёт хоть волосок, - предупредила королева, - я употреблю всю свою власть, чтобы добиться уничтожения обидчиков…
- Да какая у вас власть-то, Высочество?! – подняла брови госпожа Белладонна. – Вы сами в моей власти. Хотите, я и вас в чей-нибудь гарем пристрою?
- Подлая тварь! Ничтожество!.. Вам самое место среди этих грязных чудовищ!
Пиги разом напряглись и зарычали в разных углах гостиной. Взгляд госпожи Белладонны встревожено метнулся по сторонам, но потом она усмехнулась и сказала:
- Поосторожней в выражениях, Высочество. Эти ребята не любят, когда их незаслуженно оскорбляют. Они лучшие сыновья своего народа и имеют право гордиться своей внешностью. Если будете задираться на них, они выйдут из себя, и тогда я уже не смогу их остановить.
- Запугиваете меня? Не рассчитывайте, что я испугаюсь.
- Да больно мне надо вас пугать! У меня вообще были другие планы, но раз уж вы вмешались, то не играйте с огнём. Или мне всё-таки попугать вас, чтобы вы были посговорчивей? Помучить кого-нибудь из вашей свиты, к примеру.
- И какие же планы мы разрушили? Извольте нас просветить.
- О-о, это хитроумные планы. Один – завершить давнее дело и возместить моральный ущерб. Граф Кюри двадцать лет назад совершил ошибку, за которую всё это время нёс наказание. Я приехала, чтобы завершить вендетту и получить с него контрибуцию. Правда, Фредерик остался таким же упрямым несговорчивым ослом, да ещё и из ума выжил, но это ничего. Теперь у меня есть вы, и уж ваш-то авторитет поможет мне убедить его. Хрюва, приведи-ка к нам графа.
Пиг у камина неохотно поднялся с корточек и поплёлся на полусогнутых в другую комнату. Синди теперь было видно ту часть гостиной, которую заслоняла массивная фигура. У дальней стены, на другом диванчике, полулежала Диана. Её рот был завязан, руки спутаны верёвкой. Рядом, прямо на чайном столике восседал пиг-коротышка с секирой на длинной рукояти. Широкое лезвие маячило прямо перед лицом принцессы, и было видно, что только это обстоятельство удерживает её на месте.
Чуть дальше, в углу, прямо на паркете неподвижно лежал Сильвестр. Крови на одежде видно не было, но он до сих пор не очнулся, видно, ему крепко досталось в стычке у парадного входа.
Пиг по имени Хрюва втолкнул в гостиную едва стоящего на ногах графа Кюри. Измождённый тоской и одиночеством мужчина выглядел лет на двадцать старше своего истинного возраста: болезненно худой, бледный, покрытый ранними морщинами и абсолютно седой. Хрюва не стал ждать, пока граф обретёт равновесие после толчка, сгрёб его за шиворот и выволок на середину гостиной. Госпожа Белладонна взялась за спинку стула, стоявшего у стены, и со скрежетом подтолкнула его к графу.
- Упокойте свои кости на стуле, граф, - бросила она снисходительно. – Смелее, будьте как дома!
Хрюва опустил безвольно болтающегося в воздухе графа на стул и занял своё прежнее место. Синди снова обдала волна густого смрада.
- Вот видите, Высочество, человек совсем потерян для общества, - кивнула на графа госпожа Белладонна. – Это призрак своего собственного упрямства. А ведь в юности мог одним словом сделать себя счастливым. Всего-то надо было поступить честно с девушкой, которой подал повод надеяться на замужество. Сегодня я даю ему шанс уплатить долг. Не мне – нашей с ним дочери Изабелле. Вот это, - помахала она в воздухе гербовой бумагой, - дарственная на её имя. У тебя, Фредерик, есть возможность совершить благородный поступок – обеспечить безбедное будущее девочки. Подпиши дарственную – и разойдёмся с миром. Свидетелем твоего поступка будет Её Высочество королева Альбина, Её Высочество принцесса Диана, королевская фрейлина графиня Ла Бар. Глянь-ка на дарственную: видишь, здесь стоит печать королевской канцелярии? Считай, что Его Величество уже одобрил передачу имения в собственность Изабеллы.
- А где доказательства, что граф - отец вашей дочери? – спросила королева.
Госпожа Белладонна метнула в неё злобный взгляд, но тут же на её лице отразилось торжество удачливой злодейки.
- А доказательства всё это время были со мной, - проговорила она. – Фамильный перстень с гербом Кюри был подарен им на память нашей малютке. Он думал, что от нас можно откупиться.
Граф встрепенулся, услышав о перстне. Пленники удивлённо наблюдали, как в давно потускневших глазах Фредерика Кюри вспыхнул странный огонь. Госпожа Белладонна сняла с шеи цепочку, на которой тяжело покачивался перстень старинной работы. Такие передаются по наследству от одного представителя дворянского рода к другому, неся в себе символ принадлежности к делам предков и права прославлять фамильный герб новыми подвигами.
- С такой штукой граф мне вообще без надобности, - усмехнулась мошенница, проведя пальцем по горлу. – Перстень заменит подпись графа, а Высочество заверит дарственную своей рукой.
- Глупо на это рассчитывать, - покачала головой королева. – Я её не подпишу.
- Вы уверены? – усмехнулась госпожа Белладонна, наклоняясь к ней.
Синди плохо видела, что происходит, потому что спинка стула оказалась между ней и мачехой. Но по лицам графини и Лили можно было догадаться, что твориться что-то необычное. Даже пиги перестали похрюкивать и повернулись к центру гостиной.
Волна странной дрожи стала расходиться оттуда во все стороны, заставляя всех чувствовать тревогу и в то же время странную тяжесть в теле. Какое-то мощное колдовство окутало всё вокруг. Королева Альбина приподнялась с кресла и медленно, словно во сне, подошла к бюро, стоящему между двумя окнами. Госпожа Белладонна положила перед ней дарственную и открыла заранее подготовленную чернильницу.
Синди съёжилась под волнами чёрной магии, но способности рассуждать не утратила. Голос тёзки заставил её лихорадочно искать выход.
Синди! Надо что-то делать!.. Стерва сейчас выиграет ещё одну партию!
Что? Что делать?..
Где колокольчик Горного Короля?! Доставай его скорее! Он же говорил, что колокольчик вырубает любую магию! Ну же!..
Синди быстро сунула руку в потайной карман юбки, нащупала заветный дар и достала его. Её движение никем не было замечено, и когда колокольчик издал волшебный звук, было уже невозможно воспрепятствовать этому.
У обыкновенных колокольчиков наподобие этого звук красивый, чистый, мелодичный. Качнёшь такой – и сразу вспоминаешь волшебное ощущение Рождества. Колокольчик Горного Короля был голосом Света, попирающего Тьму. Его звон ударил по тёмным душам врагов справедливости и добра, словно звук пневматического рёвуна тепловоза на железнодорожном переезде.
Напор чёрного наваждения исчез, госпожу Белладонну отбросило к окну с такой силой, что она расшибла локтем стекло и уронила гардинный шест. Пиги скорчились, хватаясь за уши, повалились на колени. Они визжали, словно их начали жарить живьём. Синди была ошарашена произведённым эффектом, но тёзка, не дожидаясь, пока она примет решение, завладела рукой и снова встряхнула колокольчик. Пронзительно чистый звук согрел слух пленников и заставил испытать злодеев новый мучительный приступ. Синди вскочила с ковра и принялась непрерывно звонить.
Внезапно для всех на ногах оказался Сильвестр. Он кивнул Синди и поспешно взялся за дело. Выхватив у пига, сторожившего принцессу, секиру, он разрезал путы Дианы, и они вместе, не говоря ни слова, стали разоружать рухнувших пигов. Графиня и Лили присоединились к ним. Не прошло и минуты, как все захватчики лишились мечей, секир, ножей и пистолетов. Очнувшись от наваждения, королева Альбина схватила с бюро дарственную: это была важная улика против мошенницы. Внезапно госпожа Белладонна, согнувшаяся пополам от боли в распоротом стеклом локте, бросилась к ней и попыталась отнять бумагу. Но Её Высочество не даром звалась среди дворян Львицей Джиординов. Свободной рукой она наотмашь ударила заговорщицу прямо по носу, а затем резким движением вырвала из пальцев ослеплённой болью противницы цепь с фамильным перстнем Кюри.
- Синди, не переставай звонить! - попросил Сильвестр. – Пигов нужно связать!
Девушка кивнула и с наслаждением продолжила терзать слух чудовищ неземным звоном. Сильвестр торопился, срывая кожу на пальцах, обезопасить своих спутниц от нападения хотя бы тех пигов, которые находились в гостиной. Связывать их было нечем, и Сильвестр чуть не сошёл с ума от омерзения, снимая с тварей ремни и портупеи, чтобы спутать им руки и ноги. Принцесса тем временем, вооружившись тяжёлым пистолетом, сторожила вход в гостиную.
- Кроме этих пигов в других комнатах кто-нибудь есть? – спросила графа королева.
- Их тут не менее десятка, Ваше Высочество… Простите, что не смог обезопасить Вас в собственном замке…
- Полно, граф, вы сами были в опасности. Давайте лучше подумаем, как мы можем выпутаться из этого положения.
- Ваше Высочество… Позвольте мне взглянуть на перстень…
- Вам не нужно просить дозволения, - с материнской теплотой в голосе сказала королева. – Это достояние вашей семьи. Не пойму только, как он попал в руки этой дамы.
- Если это он… - пролепетал граф Кюри, принимая из рук королевы перстень. Он поднёс украшение к самому лицу, рассматривая его близорукими глазами. Увиденное потрясло его: из глаз брызнули слёзы, ноги подкосились.
- Этого не может быть… Это перстень, который носил на шее мой дед, затем отец и я сам. Последним обладателем был мой маленький сын, прежде чем бесследно исчезнуть… Где?.. Где же он, если перстень в моих руках?!
- А это мы сейчас спросим у аферистки, - ответила королева, поворачиваясь к привалившейся к диванчику госпоже Белладонне. – Извольте сообщить графу, каким образом вы завладели фамильным перстнем Кюри.
Охая и жмурясь, заговорщица, тем не менее, продолжала юлить:
- Так я же и говорю – это он моей дочери…
- Мария Люсинда, - позвала королева.
- Да, Ваше Высочество, - откликнулась Синди и приблизилась, не переставая позванивать.
- Ты несколько лет жила с этой женщиной под одной крышей, - обратилась к ней королева. – Можешь ли ты определить, когда она лжёт?
- Всегда.
Графиня Ла Бар усмехнулась, Лили хихикнула. Мачеха злобно прищурилась, словно хотела испепелить Синди глазами, но девушка не отвела взгляда, как это случалось раньше. Наоборот, она в упор смотрела на свою зложелательницу и покачивала колокольчик.
- Охотно верю, - кивнула королева Альбина и сурово продолжила, - Это я говорю и потому, что успела познакомиться с историей Белладонны Хабанос ещё до отъезда из столицы. В девичестве она прибыла в Новый Амстердам из Остеррайха. Её отец - торговец по фамилии Каучманн занимался доставкой из Цезариона тканей и посуды. Он же познакомил дочь с велирузийским авантюристом по прозвищу Шукай, и она не устояла перед ним. Его основным доходом была контрабанда дурманящего зелья, которое выращивают в Штеффландии. Но однажды он уплыл искать сокровища имперского галеона «Золотой телец» и пропал. Белладонна уже тогда была на сносях, и вскоре родила дочь Изабеллу. Вскоре молодой вдовушке пришлось управлять не только делами мужа, но и отца, который утонул во время шторма. Чтобы не привлекать внимание тайной службы королевской гвардии, ей пришлось срочно выйти замуж и поменять фамилию. Как раз в этот момент ей подвернулся Пабло Хабанос. Он служил адъютантом у адмирала Сюрмера, но молодая жена постоянно требовала от него или денег, или повышения по службе. Карьера офицера королевского флота продвигалась медленно, и он стал играть в карты и крупно проигрался. Жёнушка посоветовала ему продавать корабельное имущество, чтобы откупиться, но скоро лейтенанта Хабаноса уличили в проступке и отправили на Утиные озёра. Через пять лет он погиб в бою вместе с доблестным Джефферсоном Ла Баром, и Белладонна Хабанос вновь использовала возможность выйти замуж. Но всё это время Изабелла носила фамилию, под которой её были вынуждены записать, чтобы она унаследовала собственность деда в Новом Амстердаме.
- Изабелла Каучманн? – удивлённо подняла брови графиня Ла Бар.
- Совершенно верно, - подтвердила королева. – Именно эта фамилия вписана в дарственную. Для тех, кто занимается мошенничеством, записывать собственность на родственников - обычное дело. Это из-за того, что по законам Новой Европы имущество преступников переходит в королевскую казну.
- Так она преступница? – спросил Сильвестр, выглядывая в дверь, охраняемую принцессой. Они быстро переглянулись, и Диана сделала ему губки.
- Как минимум, вымогательница, - подтвердила королева. – Это мы можем легко доказать. Всё остальное – дело графа Юнга. Но мы пока не прояснили, как перстень попал к госпоже Бриттенгем. Продолжать лгать о том, что он подарен Изабелле, бессмысленно. Отвечайте!
Госпожа Белладонна сделала усилие и поднялась. С разбитым носом она выглядела, как клоун из бродячего цирка, однако позу приняла высокомерную.
- Что вам до чужого выродка? – скривила она губы. Эти слова должны были прозвучать презрительно, но получилась гнусавая пародия на людоедшу из Бриттенгема.
- Я жду, - властно сказала королева.
- Его сыну уже не нужен перстень, - заявила госпожа Бриттенгем. – Ему уже ничего не нужно, потому что он дикий зверь.
- Как такое может быть? – спросил граф Кюри и посмотрел на королеву. – Что эта женщина имеет в виду?
- Я имею в виду, что Вольфганга Кюри давно уже не существует. Он превра…
- Не верьте ей! – громко сказала Синди. – Вольфганг вырос и превратился в красивого, благородного и смелого юношу, достойного своего отца!
Граф Кюри повернулся к девушке. Его глаза широко распахнулись, словно он хотел получше рассмотреть Синди.
- Вы… знаете Вольфганга? Когда вы видели его?
- Это было неделю назад…
- Этого не может быть! – разъярённо загудела госпожа Белладонна. – Он не мог стать человеком!
- Это вы никогда не сможете стать человеком, - сказала Лили, а Синди в очередной раз качнула колокольчик и сообщила графу:
- Скоро Вольфганг приедет сюда. Мой отец везёт его в родной замок.
- Ах, ты, подлая гадюка! – заверещала госпожа Белладонна. – Признавайся – это ты вмешалась в мои чары?!
Она рванулась было к Синди, но словно споткнулась: звук колокольчика не давал ей приблизиться. Бешеная злоба исказила лицо мачехи, кулаки сжались так, что захрустели фаланги пальцев. В приступе ярости госпожа Белладонна даже забыла, что её локоть рассечён стеклом: с левого запястья на её юбку и на паркет падали частые капли тёмной крови. Графиня Ла Бар, видя, какого жуткого цвета стало лицо у Белладонны, на всякий случай наклонила в её сторону отнятое у одного из пигов копьё.
- Это было одно из самых лучших заклятий! Как ты обратила его?! Признавайся!..
- Как всё запущено, - сказал Сильвестр. – Нервишки лечить надо, мадам.
- Боже мой… - пролепетал граф, не спуская глаз с Синди. – Вы принесли мне такую светлую весть… Самую светлую в моей жизни, если не считать сообщение о рождении сына. Вы ангел?
- Она ведьма! – тряслась от ненависти госпожа Белладонна. – Она это от всех скрывала, даже меня провела – ведьму со стажем!..
- Похоже, колокольчик действует как сыворотка правды, - заметил Сильвестр.
- Лучше бы он действовал, как сонный газ, - откликнулась принцесса. – Эта истеричная особа созовёт сюда всех свиней. Их и так подозрительно долго не слышно…
- Теперь мы можем обвинить вас и за это преступление, - подвела итог королева. – Давненько королевский суд не рассматривал дел о причинении вреда с помощью колдовства.
- Ни черта у вас не выйдет! – запальчиво выкрикнула госпожа Белладонна. – Вы даже из этой гостиной не выйдете! Хуррг вас один всех зашибёт, а уж когда остальные в дело вступят, вам и вовсе непоздоровится!..
- Неужели? – усмехнулась королева. – Это мы ещё посмотрим. Кстати, а куда делись все слуги, граф?
- Пиги их заперли в подвале, - ответил граф Кюри, баюкая перстень у левой щеки.
- Мы можем попасть туда, чтобы их выпустить?
- Конечно. Я могу показать…
Граф поднялся и пошёл к двери. Королева велела:
- Диана, Сильвестр, помогите графу выпустить челядь и, если это возможно, вооружить людей. Нам пригодится каждая пара крепких рук.
Госпожа Белладонна затряслась от смеха:
- Да вы спятили! Против молодцов командира Хуррга даже солдаты побоялись бы выступить!
Где-то в дальних комнатах второго этажа раздались редкие выстрелы. Это пиги предупреждали гвардейцев и гусаров, окруживших дом, что в любой момент готовы дать им отпор. Госпожа Белладонна торжествующе оскалилась и прогундосила:
- О! А я что говорю! Они ещё зададут вам жару!
Королева молча прошла к камину и взяла из угла ружьё, оставленное кем-то из пигов без присмотра. Она умелыми движениями проверила казённик, огляделась в поисках боеприпасов. Сумка с патронами оказалась на ремне пига-коротышки. Королева, сморщившись, отцепила её и сообщила:
- До замужества я любила поохотиться. Теперь лишь несколько раз в году упражняюсь вместе с Его Величеством в стрельбе по мишеням. Думаю, что стрелок я не очень хороший, но попасть в пига, пожалуй, смогу без труда.
Она подумала и, направив ствол на госпожу Белладонну, добавила:
- Или в того, кто заодно с ними.
На заговорщицу это произвело впечатление, и она умолкла, распираемая злобой.
Королева с «туром» наперевес заняла позицию у входа в гостиную, прислушиваясь к грохоту наверху и возне, доносившейся со стороны подвала. Графиня Ла Бар улыбнулась дочери и племяннице и снова повернулась к госпоже Белладонне. Спускать с неё глаз она не собиралась ни при каких обстоятельствах. Мошенница снова приняла высокомерную позу и спросила:
- Что скажете, графиня?
- Вам мне решительно нечего сказать, - сдержанно ответила Литиция Ла Бар.
- Зря чураетесь меня, - покачала головой госпожа Белладонна. – У нас, между прочим, много общего.
- В самом деле? – вскинула брови графиня.
- Истину говорю. Наши мужья служили вместе и погибли в один час.
- И о чём это говорит?
- Мы, солдатские вдовы, должны держаться друг друга.
- Большего вздора в жизни не слышала, - призналась графиня Ла Бар. – Вы, не задумываясь, расстались с памятью о вашем прежнем муже, как только подвернулся Эрик.
- Как мать, вы должны меня понимать. Я обязана устроить достойное будущее своей дочери.
- У нас с вами разные понятия об устройстве будущего детей.
- Конечно, разные. Вам после смерти мужа осталось имение, хозяйство с хорошим доходом, да и при дворе положение завидное. А что мне оставил Пабло, кроме пенсии и развалюшки на столичном отшибе?
- Честное имя. Как вдова героя, вы могли бы добиться признания в обществе.
- Да бросьте вы, графиня! Без титула и дохода лучшее, чего я добилась бы – это открыть бакалейную лавку, и то ближе к старости.
Она раздражённо повернулась к Синди и буркнула:
- Слушай, может, хватит уже брякать этим боталом?
- Звони, Синди, звони, - с улыбкой подбодрила племянницу графиня. – А если устанешь, передай колокольчик Лили или мне.
- Хорошо, - кивнула Синди и затрясла колокольчиком с удвоенной энергией, заставив связанных пигов захрипеть, а мачеху – передёрнуться от отвращения.
- Я ещё доберусь до тебя, - пообещала госпожа Белладонна падчерице. – Кровавыми слезами будешь истекать… А ну, брось эту проклятую жестянку, дрянь!!!
Синди вздрогнула от неистового рёва и чуть не прекратила звонить. Мачеха рванулась было к ней, но графиня была начеку и едва не проткнула складчатую шею госпожи Белладонны, резко выставив вперёд копьё.
- Ненавижу!.. Ненавижу тебя… - прошипела мачеха, замерев в миллиметре от опасного острия. – Помни: я всегда буду рядом и из-под земли тебя достану…
Со стороны входа донёсся шум шагов и голоса. Королева сообщила:
- Граф с нашей молодёжью ведёт ополчение. Мужчин маловато, зато они нашли в подвале вилы и косы… А это ещё что?
- Осторожно, Ваше Высочество, - предостерегла её графиня. – Там пиги.
Синди повернулась в сторону двери и увидела в дальнем конце коридора, ведущего от холла к гостиной, двух пигов с широкими палашами. Королева повернула в их сторону ствол «тура» и прицелилась. Подходившие со стороны подвальной лестницы люди сообразили, что нужно торопиться, и один за другим проскочили в гостиную мимо Её Высочества. В проходе остались только принцесса Диана и Сильвестр. Их Высочества обменялись быстрыми взглядами, и принцесса тоже направила на пигов пистолет.
Монстры остановились в нерешительности и тоже переглянулись. Похоже, лезть под картечь им вовсе не хотелось. Сильвестр хотел было намекнуть, что не стоит тратить на них боеприпасы, но вовремя сообразил, что подсказывать королеве и принцессе под руку позволил бы себе разве что сам король.
- Эй, вы! – окликнула пигов королева Альбина. – А ну, быстро открывайте парадный вход и сдавайтесь гвардейцам!
Пиги утробно хрюкнули, удивлённо склонив набок головы, а потом осклабились. Они решили, что если их сразу не угостили свинцом, то опасаться нечего. Это было их ошибкой. Невежественные, привыкшие брать всё, что им нужно, силой, они были далеки от понимания психологии человеческих самок. Если бы они знали, что вооружённая женщина боится нападения ещё сильнее, чем безоружная, то убежали бы сломя голову. Вместо этого они решили покрасоваться прямо посреди коридора: один принялся помахивать палашом, второй стал делать в адрес заложниц неприличные жесты.
- Пли, - коротко скомандовала королева.
«Тур» и пистолет одновременно грохнули, выплюнув из стволов искры и голубоватые клубы едкого дыма, а пигов словно ударили невидимыми кувалдами. Два тяжёлых тела, скрежеща и лязгая друг о друга, рухнули навзничь.
- В яблочко! – прищёлкнул пальцами Сильвестр.
- Скорее, в свининку, - поправила Диана и протянула ему дымящийся пистолет, -  Даймон, если вас не затруднит, зарядите моё оружие.
Королева, глядя на метнувшегося в гостиную Сильвестра, вставила в казённик «тура» новый патрон и сказала:
- Всегда говорила тебе: учись обращаться с оружием – пригодится.
- Мужчины тоже сойдут за оружие, - кокетливо улыбнулась Диана и вошла в гостиную, чтобы приглядеть себе какой-нибудь колющий предмет на случай рукопашного боя.
- Из неё выйдет отличная королева, - покачала головой Её Высочество.
- Граф, - обратилась к хозяину Литиция Ла Бар, - ваши люди не испугаются пигов?
- Пигов в наших краях все ненавидят, - пожал плечами граф Кюри. – Но я не представляю себе, как можно не напугаться такое страшилище?
- Будьте уверены, ваше сиятельство, - с этими сатанюгами готовы биться на смерть, будь они хоть в три раза страшнее, - заверил господ крепкий мужчина в фартуке садовника. – У нас тут у всех дети, за них мы зубами драться будем.
- Нам нужно пробиться к парадному входу, - сообщила им графиня. – Нам бы только гвардейцев впустить, а уж они к военному делу приученные, вмиг пигов приструнят.
- Может быть, лучше через кухню гвардию запустить? – подала идею пожилая женщина, по виду кухарка. – Её дверь рядом с подвалом, а этот путь мы уже проверили.
- Действительно, - кивнул граф. – Мы знаем, что пигов там нет.
- Тогда действуйте, а я вас прикрою, - велела королева. – Если долго будем думать, они спохватятся.
- Михай, Уилл, пойдёмте со мной, - позвал двоих слуг граф, которого происходящее немного оживило. – Ваше Высочество, если увидите пигов, только подайте знак, и мы пригнёмся. Стреляйте смело, разите их насмерть.
- Не сомневайтесь, граф, - кивнула королева Альбина, пропуская их в коридор.
- Ваше Высочество, пистолет заряжен, - сообщил Диане Сильвестр.
- О, благодарю вас, - кокетливо улыбнулась принцесса. - А вы, как я вижу, выбрали себе холодное оружие.
- Не самое изящное, - пожал плечами Сильвестр, - зато пробивает кожаный доспех.
- Вы правы, для пигов оно больше подходит, чем дуэльная шпага, - согласилась Диана. – Впрочем, надеюсь, что они сдадутся сами. Люсинда, а откуда у тебя такой удивительный колокольчик? Нам такие нужно поставить на вооружение в армию.
- Это подарок Горного Короля, - простодушно ответила Синди.
- Так и знала, - злобно прогнусавила госпожа Белладонна себе под нос. – Чего ещё можно ждать от этого лысого коротышки…
- Горный Король – достойный и воспитанный гном, - твёрдым голосом ответила Синди. – И не вам с вашей подлостью и бесчестием судить о нём.
Все удивлённо посмотрели на Синди, а она для убедительности с особой силой встряхнула колокольчик, вызвав гримасу госпожи Белладонны и завывание связанных пигов. Служанки, хоть и вооружились вилами, боязливо попятились к стенке.
В этот момент из коридора донёсся шум. Королева, отвлёкшаяся на Синди, встревожено повернула туда голову и взяла ружьё на изготовку. Все, кто был в гостиной, услышали взрёвывание разъярённого пига, вскрики мужчин, стук, лязг металла, затем снаружи раздались выстрелы.
Принцесса и Сильвестр моментально оказались рядом с королевой.
- Что там такое? – спросила Диана.
- Пока не понятно, - ответила королева. – Похоже, на кухне был один из пигов.
На втором этаже тяжело затопали, и королева направила ружьё в сторону лестницы. Там, на верхних ступенях, показалась массивная фигура, поблёскивающая в полутьме металлическими щитками, а позади неё ещё одна. Королева выстрелила и крикнула:
- Диана!
Принцесса, пока Её Высочество перезаряжала ружьё, выступила вперёд, держа перед собой пистолет, но из-за дыма она почти ничего не видела. По приближающемуся грохоту было непонятно, то ли вниз по лестнице катится кубарем мёртвое тело, то ли несётся второй пиг. Сильвестр изо всех сил дунул, отгоняя пороховой дым, и тут Диана выстрелила. Видела она, куда стреляла или нет – этого Сильвестр утверждать не мог. Сам он ничего не видел, а выстрел принцессы окончательно задымил коридор. Всё, что Сильвестру оставалось – это отодвинуть её себе за спину, упереть секиру в дверной косяк и начать вспоминать хоть какую-нибудь молитву, потому что по ступеням по-прежнему что-то грохотало. Сзади, шипя на сломанные ногти, Её Высочество королева Альбина лихорадочно доставала из сумки патрон, а из гостиной, как в дурном сне, доносился не принадлежащий этому миру звон.
К ногам Сильвестра из дыма с глухим стуком вывалилось громоздкое тело. Будь лестница чуть ближе к двери, подстреленный Дианой верзила снёс бы Сильвестра вместе с секирой.
- Ого-го, - пробормотал он, собираясь расслабиться, но тут что-то громадное совершенно бесшумно вылетело из дымной мути, и в слабом отсвете, идущем из коридорного окна, блеснули смертоносные клинки…
Это был командир Хуррг – самый здоровый из пигов, захвативших замок Кюри. Он был умнее своих подручных, и, заподозрив неладное, послал их вперёд, прямо под картечь взбунтовавшихся заложников. Хуррг видел внизу два женских силуэта с оружием, поэтому, услышав два выстрела, тихо спустился за катящимися по лестнице трупами, а потом прыгнул через облако дыма, рассчитывая сбить жалких человечишек с ног и обезоружить.
Вот только рокировку, которую под прикрытием дыма провёл Сильвестр, он проморгал, и уж подавно ему было невдомёк, что Сильвер начитался героического фэнтези и знал, как пользоваться пиками, секирами, бердышами и прочим мясницким инструментом. Со всей дури предводитель отряда пигов налетел на лезвие секиры и очень удивился, получив в брюхо удар, который не под силу было нанести ни человеку, ни пигу. Древко секиры и дверной косяк затрещали под напором огромной туши, а клинки Хуррга по инерции полетели дальше, просвистев мимо Сильвера. Один вонзился в пол, разорвав подол платья королевы, второй пробил створку двери гостиной.
Пиг, ещё не поняв, что произошло, попытался дотянуться до Сильвестра, а потом обнаружил в своём брюхе окровавленное лезвие секиры. Он яростно заревел, но тут же захлебнулся кровью. Сильвестр попытался выдрать секиру из его внутренностей, но Хуррг конвульсивно вцепился в неё цепенеющими лапами. Даже такому здоровяку не протянуть долго с огромной дырой в кишках: из раны и из клыкастой пасти хлынули обильные потоки крови, ноги пига подкосились, рёв перерос в визг, а потом в хрип.
Сильвестр брезгливо отступил и ударился затылком о рукоять торчащего в двери меча. Королева, оцепеневшая от просвистевшей рядом смерти, наконец, опомнилась, щёлкнула затвором и потрясённо проронила:
- Вы спасли мне жизнь, Даймон…
- Господи, какой ужас! – воскликнула принцесса, выглядывая из гостиной.
Смертельно раненый пиг в этот момент повалился рылом вперёд, перегородив собой вход в гостиную. От стука тяжёлого тела челядь вздрогнула. Графиня Ла Бар повернулась к госпоже Белладонне и передразнила её:
- «Они зададут вам жару»…
Её прервал грохот выстрела. В полуметре от королевы дверь взорвалась щепой от кучного попадания картечью. Сильвестр схватился за ложе «тура» и втянул Её Высочество в гостиную, едва не сбив с ног принцессу. Спустя секунду в дверь снова ударил заряд картечи. Госпожа Белладонна злорадно захохотала.
- Наверху остались пиги! – догадалась принцесса. – Даймон, скорее заряжайте пистолет!
- Некогда! Ваше Высочество, одолжите ненадолго ружьё! Теперь моя очередь лезть под выстрелы!..
Королева была обескуражена тем, что её только что чуть не застрелили, и отпустила «тур». Сильвестр быстро выглянул из гостиной, но на лестнице никого не увидел. Зато в коридоре, ведущем к парадному входу, он уловил враждебное движение. Он вскинул «тур» и, почти не целясь, послал туда полпригоршни свинца, а вот перезарядить ружьё уже не успел. Что-то мелькнуло в дыму, и Сильвестр отпрянул, но опоздал с этим движением всего на полсекунды. Небольшой топорик, жужжа как пропеллер, врезался в край дверной створки и, срикошетив, ударил его в висок…


Никто, кроме нас

Гарнизон форта Сиккс жил своей обычной жизнью: в семь утра горн позвал всех в строй, капралы и старшины проверили личный состав, доложили сержантам, а те – взводным командирам, что все готовы к выполнению дневного распорядка. После этого все отправились умываться, и только Волка и Гешку старшина егерей отправил обратно на лежанки – таков был приказ капитана Бриттенгема.
Намотавшись ночью, Волк думал, что уснёт как убитый, но вместо этого ему снились ужасы про то, как майор Крамер, весь в чёрном и с чёрной маской на лице, пытает пига. Привязанный к вытяжному станку, пиг был больше похож на бородавочника, которого топтало стадо слонов, а офицер королевской секретной службы всё кружил вокруг него в возбуждении и придумывал, каким бы ещё способом причинить пигу увечие.
Разбудил Волка и Гешку дневальный. Он сказал, что их зовёт к себе капитан Бриттенгем, и проводил к нему, на второй этаж каземата. Здесь всё выглядело мрачным и неуютным, в коридоре так же, как в казарме, отдавало подвалом, и даже стены не были побелены.
Гешка всю дорогу оглядывался и ворчал:
- А офицеры тут ничуть не лучше живут, чем солдаты.
- А ты как думал! – хмыкнул дневальный. – Если они будут выделяться, то кто за ними пойдёт в бою? Наши офицеры – не штабные крысы.
Он сказал это с гордостью, и Волк понял, что командиров тут уважают. Впрочем, ему всё же была не понятна логика: завели традицию жить в тех же условиях, что рядовые – это хорошо, но почему бы тогда не побелить стены известью и в казарме, и в офицерской общаге?
- Господин капитан, рядовые прибыли, - сообщил дневальный, приоткрыв одну из дверей.
- Спасибо, - откликнулся капитан Бриттенгем. - Свободен. А вы, ребята, заходите.
Это была жилая комната: три кровати, три табурета, стол и небольшой шкаф, встроенный в нишу. Спартанская обстановка, ничего лишнего, разве что на подушке одной из кроватей лежала небольшая книга в потёртой кожаной обложке. От казарменного помещения это отличалось только тем, что стены были отделаны деревянными рейками, а в углу был камин.
- О, а видок-то у вас, парни, не боево-ой, - покачал головой Карл Иваныч, возившийся с поленом возле камина. – Видно, ночью не спалось.
- Ну, и юморок у тебя, дядя, - заметил Бах, оторвавшись от карты, разложенной на столе. – У нас в учебке так полкан шутил. Всю ночь прогоняет нас по учебной тревоге, а потом ловит тех, кто над тарелкой или в строю дремлет – и наряды раздаёт.
- Вы тоже служили, Джованни? – спросил капитан.
- Разумеется, - кивнул Бах. – Отдал долг Родине сполна, правда не в боевых условиях, но школу молодого солдата прошёл честно – от кровавых мозолей до самого дембеля.
Капитан удовольствовался скупым объяснением на непривычном ему диалекте и повернулся к Волку и Гешке.
- Вольно, ребята, садитесь. Будем держать совет.
Новобранцы устроились на табуретах рядом с Бахом, капитан принялся ходить напротив них, вдоль стола, излагая информацию:
- Пиг в руках майора Крамера разговорился. Нам удалось узнать, что они действительно готовят прорыв на нашу сторону, но схрон на Сердце Казарки – только обманка. Настоящую базу там не построить. Так, только дежурный лагерь для отдыха боевых групп. Не исключено, что замысел их игры глубже, и даже моё подозрение на то, что база строится, спровоцировано ими специально. Есть вероятность, что они отвлекают наше внимание от чего-то более значительного, о чём мы не догадываемся. Вот на этой карте видно, что за последние полгода они активизировались на тридцатикилометровом участке между фортом Сиккс и заставой Чирок. В районе форта Гремучий, где и дозоров меньше, и гарнизон небольшой, нарушений границы почти не было, а от тех, что были, никто в окрестных деревнях не пострадал. Они специально задираются на нас там, где больше риск столкновения, лезут в глаза без особой на то причины, а там, где можно было уже двадцать раз набедокурить и удрать с добычей, пигов видят только на той стороне. Создаётся впечатление, что они нас от чего-то отвлекают. Вопрос – от чего?
- Может быть, они где-то там и устраивают базу? – предположил барон, подходя ближе к столу. – Они точно знают, что форт Сиккс потребует серьёзного штурма. Мало того, что в последней заварушке мы им тут бивни обломали, так ещё и укрепления отстроили более надежные. У них ресурсов не хватит, чтобы взять форт. Хотя… будь у них такие ружья, как у нас с Джованни, гарнизону пришлось бы туго.
- Полагаете, они рискнут штурмовать Гремучий? – спросил капитан.
- Думаю, что форты их мало интересуют, - покачал головой барон. – Будь это шахуды – они бы бились за любое укрепление, потому что они равны нам, и их оборона точно так же, как у нас, основана на хорошей фортификации. Пиги прекрасно понимают, что мы сильны только на бастионах и под прикрытием стен и пушек. Это наше единственное преимущество перед ними. Окажись мы на открытом месте…
- Мне удивительно это слышать, барон, - уставился на него Эрик Бриттенгем. – Вы лично бились с пигами в рукопашной, знаете, что обученный солдат стоит двух пигов, и вдруг заявляете, что они легко могут перебить нас на любой поляне.
- Времена меняются, господин капитан, - хмуро ответил барон и извлёк из чехла, стоявшего у койки, удивительное оружие.
С виду оно выглядело, как ружьё, но на месте затворной коробки у него был барабан, как у револьвера. С точки зрения жителя XXI века оно смотрелось нелепо, но в сравнении с бытовавшими в Новой Европе штуцерами, «турами» и даже более удобными карабинами это был образец передовой мысли.
- Винтовка Шнайдера. Самовзводный револьверный механизм. Десять зарядов, скорострельность – шесть выстрелов за десять секунд. Гильзы металлические, из барабана выталкиваются экстрактором, так что перезарядка занимает четверть минуты. Ствол нарезной, из специальной стали, нагревается медленно и не требует частой чистки. Полсотни таких малышек могут решить перевес в войне, и пиги уже делали попытки добыть их.
Капитан потрясённо разглядывал ружьё и на глазах мрачнел. До него дошло, о чём говорил барон.
- Представьте, что будет, если пиги спровоцируют королевские войска покинуть укрепления и устроят засаду, - продолжил Карл Мюнхгаузен. – Посадят туда стрелков с таким оружием, а те встретят солдат с «турами» шквальным огнём.
- Потери будут ужасны, - пробормотал капитан и вернул ружьё барону. – Где вы раздобыли их? В Новом Амстердаме?
- Если бы! Эти ружья отняли у контрабандистов на полпути к побережью Пигландии. Нам они достались по знакомству. Правда, боеприпасов к ним было мало, пришлось прикупить несколько коробок в оружейной лавке господина Пиракиса, на Карнавальном бульваре. Патроны от «оленебоя» производства Брэдли идеально подходят для «шнайдера». Дороговато, конечно, зато лучшего оружия для путешествия на границу не придумаешь.
- Всё бы отдал, чтобы наши ребята были вооружены такими винтовками, - задумчиво сказал капитан. – Что ж, вернёмся к нашему предстоящему рейду. Нам нужно проверить, как идёт патрулирование границы на вот этом участке.
Он провёл на карте пальцем извилистую линию между фигурными контурами Утиных озёр и пояснил:
- Следуем от заставы Кряковая до заставы Чирок, затем между озёр Селезнёвое и Казарка, делаем крюк к заставе Гагачья, а оттуда - напрямую к форту Гремучий. До Казарки нас будет сопровождать патруль лейтенанта Дерипятко, а на пути к Гагачьей мы встретимся с егерями капитана Туранова. Есть вопросы?
- Когда выдвигаемся? – спросил Волк.
- Как только подкрепимся, - ответил капитан. – Поедим здесь, так что готовьте ложки и чашки.
- В армии самое приятное – когда объявляют приём пищи и командуют отбой, - ухмыльнулся Бах.

                *   *   *

Сумерки застали их совсем недалеко от заставы Гагачья. Можно было потратить ещё полчаса и добраться до неё, чтобы провести ночь под прикрытием стен, но капитан собирался с рассветом пройтись вдоль речки, чтобы проверить, не бродят ли там пиги.
Ехать верхом для человека неподготовленного – серьёзное испытание, особенно, если путь пролегает по пересечённой местности, а поездка длится весь день.
- Ты что, впервые едешь верхом? – спросил Гешка, глядя, как Волк морщится от каждого резкого движения лошади.
- Раньше не приходилось…
- Я-асно. А я то думал, у тебя живот подвело. Скочевряжился весь. А в седло садился, вроде, как бывалый наездник.
- Это он-то бывалый? – усмехнулся Бах, скакавший по другую руку от Волка. – Уж на что я в верховой езде чайник, так он и вовсе пешеход.
- А говорил, что бродячий музыкант, - хмыкнул Гешка. – Неужто всё время на своих двоих путешествовал?
- Где это видано, чтобы конь волчару вёз? – хихикнул Бах.
- Протри глаза, - сцепив зубы, огрызнулся Волк. – В метре от тебя - Волк на коне.
К вечеру Волк чувствовал себя совершенно разбитым. Он без сил рухнул на траву у костра, и сил у него хватило только на то, чтобы дождаться, когда в котелке закипит вода. К этому моменту в его желудке уютно угнездился простой, но сытный солдатский ужин, и борьба со сном стала делом совершенно безнадежным. Однако Волк ещё в армии привык засыпать только после стакана чая, и изменять привычке не видел причин.
Сквозь полузакрытые веки он наблюдал, как барон и Бах копошатся у костра. Гешка миловался с лошадьми, привязанными к упавшей старой берёзе, и подкармливал их сухариками и кусочками сахара. Капитан развернул карту и делал на ней какие-то пометки.
- Похоже, их возня на Сердце Казарки – чистой воды блеф, - пробормотал он, качая головой. – Наблюдатели Дерипятко сообщили, что там не замечали групп, в которых было бы больше трёх пигов. Это обычно для рейдерских звеньев. Они курсируют вдоль границы, сменяя друг друга, как наши дозорные. Если бы они что-то строили, было бы видно, как они таскают брёвна и мешки с землёй.
- Если бы я увидел пига, который занимается такой работой, то решил бы, что мир встал с ног на голову, - заметил барон, насыпая в кипяток сушёных чайных листьев. – Они ведь не любят трудиться.
Капитан хмуро усмехнулся и покачал головой:
- Когда нас, молодых кадетов, начал обучать подполковник Крамм, я услышал странное изречение: «От пигов можно ждать любой подлости. Даже благородства». До меня долго не доходил смысл этой фразы…
- Дайте угадаю, - прищурился барон от жара, исходящего от костра. – Речь, видимо, идёт о его поединке с главарём Хрунком?
- Да, именно с тем самым пигом, который командовал отрядом Железных Клыков.
- А что это за история? – спросил Бах, ломая хворост для костра.
- Железные Клыки – это несколько сотен самых кровожадных пигов, - объяснил капитан. - Их побаивались даже пиги из других отрядов. А они сами боялись Хрунка. Он их не жалел, без раздумья посылал на гибель, зато каждый из них знал, что вернувшись из рейда с успехом, может стать его приближённым помощником и возвыситься над всеми. Хрунк во всём был идеальным пигом: жестоким, вероломным, коварным и злопамятным. Но командовал отрядом успешно. Они пролили много нашей крови на дальних заставах. Одну уничтожили подчистую, да так, что когда пришло подкрепление, ребята увидели только руины. Даже камни бастионов пиги раскатили по полю.
- А как они с Краммом сошлись в поединке? – спросил Волк, чтобы не уснуть.
- Однажды утром группа Железных Клыков во главе с Хрунком появилась на берегу озера Утёнок, прямо у стены Северного бастиона. Они шли с белым флагом, и вид у них был самодовольный и даже вызывающий. Хрунк заявил, что предлагает честный поединок. Если кто-нибудь из офицеров сумеет победить его, то Железные Клыки в течение года не будут переходить границу. Георг Крамм тогда был уже майором и командовал вторым пехотным батальоном. Его командир хотел послать на поединок одного из ротных капитанов, но Крамм попросил послать его, потому что капитан был моложе и даже не успел обзавестись детьми.
- Крамм из дворян старой закалки, - заметил барон. – Он благороден и отважен, как настоящий рыцарь.
- Майор вышел на эспланаду с одной саблей, - продолжил капитан Бриттенгем. – Пигов, конечно, на всякий случай держали под прицелом. Офицеры не смогли удержать солдат, и почти все, кто был не в карауле или на дежурстве, высыпали на стены и башни, чтобы понаблюдать за поединком. А поединок, говорят, был такой, о которых складывают легенды.
- Это точно, - подтвердил барон, покачав головой. – Никогда не забуду тот день.
- Вы тогда уже служили? – заинтересовался капитан.
- Посчастливилось приехать в форт с депешей из штаба, - пояснил Мюнхгаузен. - Меня только что произвели в корнеты. Неслыханное дело – гардемарину присвоили звание унтер-офицера кавалерии.
- За успехи в учёбе гардемарину дают звание мичмана, - озадаченно сказал капитан.
- Вы правы, Эрик, - усмехнулся хитро барон. – Это был один из первых моих баснословных подвигов. Вместе с моим другом Ральфом мы ходили юнгами в Остеррайх и там случайно спасли нашу дипломатическую миссию от пиратов. А поскольку дело оказалось жутко «секретным», меня взял в оборот особый советник посла граф Осокин. У него были полномочия присваивать офицерские звания, но, отнюдь, не флотские. Так я стал корнетом фельдъегерской службы и примерно с год мотался по всему королевству с секретными депешами. А в форте Сиккс увидел будущего фельдмаршала Крамма - тогда ещё майора – в тот миг, когда в его судьбе совершился крутой поворот.
- Были на башне форта? – спросил капитан.
- Да. Оттуда был отличный вид, и почти весь командный состав форта забрался наверх, ну, и я за ними увязался. Схватку мы оттуда наблюдали во всех подробностях. Правда, потом меня начали оттирать пехотные поручики и нахальная кавалерия. Зато благодаря тому, что пришлось высунуться между зубцов чуть ли не по пояс, я заметил подвох. Оказалось, ночью Железные Клыки выволокли на наши фланги дюжину «единорогов» и успели закопаться так, что караул на бастионах их не заметил. Шарахни они тогда чуть раньше, чем мы подняли тревогу, - снесло бы полгарнизона со стен.
- Я слышал, что тогда они всё же успели послать навесом несколько гранат, - сказал капитан.
- Несколько? – поднял брови барон. – Что ж, в рапорте коменданта, пожалуй, так и было написано. А на деле, когда мы бросились уводить солдат со стены, и залп картечью почти никого не задел, пиги успели задрать «единороги» и дали три залпа гранатами и брандскугелями. Два взвода убитых, больше сотни в лазарете с ожогами и осколочными ранениями, сгоревший склад фуража и восемнадцать лошадей. И это лишь потому, что все купились на редкостное зрелище – честный поединок между офицером королевских войск и командиром Железных Клыков.
- Странно, - сказал Бах. – Сам бой стал легендой, а то, ради чего эту схватку затеяли, утаивается.
- Ничего удивительного, - махнул рукой барон. – Для повышения морального духа в армии часто желаемое выдают за действительное. Факты каждая сторона старается вывернуть в свою пользу. А бой… должен вам признаться, что в тот вечер майор Крамм выпил вместе с офицерами немало вина, и мы услышали то, что думал про этот поединок он сам. «Эта зверюга могла убить меня в первую же минуту, - сказал он нам. – Я это сразу понял, с первого же выпада. Он бил саблей не в полную силу, играл со мной, время тянул, а я всё не мог понять, почему он это делает. Клянусь, если бы он шёл биться всерьёз, я бы сейчас лежал в ящике, сложенный по частям. Им нужно было отвлечь внимание от их батарей, выманить побольше солдат на стены, чтобы разом всех положить». Крамм понимал, что был лишь пешкой в этой игре. Его использовали, чтобы угробить максимальное количество живой силы, поэтому он напился в тот вечер так, что его унесли в комнату за руки и за ноги.
- Вот вам и благородство, - пробурчал Гешка. – А сам-то этот главарь что? Его хоть подстрелили тогда?
- Конечно, нет. Когда в дело вступили пушки, на бастионах никто головы не мог поднять, а пиги гуськом убрались восвояси. Со стен им вслед никто даже из ружья не пальнул, потому что там гранаты рвались. Да и опасно было стрелять. Хрунк напоследок выбил из рук Крамма саблю, но не стал его убивать. Майор растерялся и столбом стоял на эспланаде как раз на линии огня. Его и тут использовали, только уже как прикрытие для своего отступления.
- И пиги, конечно, набеги не прекратили, - догадался Гешка.
- Через год они устроили в форте Сиккс резню. Меня туда занесло как раз перед этим. Мы с Крамером собирались устроить разведку, чтобы предвосхитить их боевые вылазки. А пиги всеми силами Железных Клыков навалились на форт. Как мы выстояли – сам до сих пор не пойму… Ну, что, давайте чаю попьём.
Барон снял котелок с походной треноги, открыл крышку, и вокруг распространился восхитительный бодрящий аромат крепкого чая со смородиновым листом. Волк с усилием приподнялся, чтобы дотянуться до своей кружки, искренне удивившись, что вообще в состоянии двигаться. Чай немного взбодрил его, и некоторое время Волк ещё отчётливо воспринимал, о чём говорят Эрик Бриттенгем и Карл Мюнхгаузен, но в какой-то момент тепло от выпитого чая и раскалённых углей костра сделали своё дело, и он мягко провалился в сон.

                *   *   *

Волк ожидал, что пробуждение после тряски в седле будет мучительным. Но вместо того, чтобы медленно, со скрипом и ломотой выходить из сна в состояние бодрствования, он включился сразу же, словно всё ещё был хищным Лесным Котом. Удивительная ясность в голове в долю секунды позволила сообразить, что он проснулся от прикосновения капитана. Эрик Бриттенгем сидел рядом с ним на корточках и прижимал палец к губам. Волк кивком дал понять, что приказ понял. Капитан молча подал ему знак подниматься.
Не смотря на ясность в голове, Волк не мог похвастаться столь же хорошим состоянием тела. Пошевелившись, он понял, что болит везде, и продолжение поездки обойдётся его скелету дорого.
Гешка уже крутился возле лошадей – цыган он и есть цыган. Животные каким-то непонятным образом чувствовали его особое к ним отношение и безоговорочно принимали Гешку если не за родственника, то уж за лучшего друга точно.
Капитан дал новобранцам знак следовать за ним. Волк оглянулся и увидел по ту сторону слабо дымящего костра мирно спящего Баха и барона, прилаживающего на треногу котелок. Карл Иванович подмигнул ему, Волк улыбнулся в ответ и, подхватив выданный в форте карабин, поторопился вслед за капитаном.
Командир повёл их из рощи, в которой они ночевали, через заросшую молодняком балку, в сторону сонно булькающего ручья. На траве и листьях лежала роса, кое-где в кустах робко жались обрывки испарившегося тумана. Воздух был тёплый, поэтому роса была не холодной, как в августе или сентябре, а освежающей. Прошёл по кустам – и умываться не нужно.
Капитан остановился возле раскидистой ивы, в трёх метрах от берега ручья.
- Это Червянка, - объяснил он парням. – Ручей мелкий, потому что устье его всего в пяти верстах отсюда, между Сосновыми Холмами. У него каменистое дно, по нему удобно идти. Как вы думаете, к чему это я?
- Дальше пойдём руслом? – попробовал угадать Гешка.
- Пойдём вдоль ручья и будем искать, в каком месте из него вышли пиги, - сказал Волк, едва сдерживая зевоту.
- О, правильно говоришь, - похвалил капитан Бриттенгем. – Ручей впадает в Казарку с восточной стороны, а перед этим делает несколько широких изгибов между посёлками Жёлтый Яр и Сосновка. Пиги любят заходить по нему вглубь нашей земли, не оставляя следов. На одной из излучин они поворачивают направо или налево, коротким переходом пробираются к околицам, пакостят и удирают раньше, чем кто-то успевает сообразить, что они пошли с награбленным не прямиком к границе, а через Червянку. За последние два года они тут уже шесть раз проходили, и ни разу не попались.
- Ловушку бы здесь поставить, - сказал Гешка. – Они же нашим устраивают…
- Что? – рассеянно переспросил капитан. – Ловушку? Это надо обдумать… Нет, Генрих, в ловушку может кто-то из местных мальчишек попасть. Они тут бреднем вертунов по ямам ловят, не дай Бог, что случится по нашей вине. Я о другом подумал…
- О чём? – спросил Волк и всё-таки зевнул.
- Этот ручей – как дорога для них. Дно крепкое, любую тяжесть по ручью пронести можно. А если они решат пойти здесь с ручной артиллерией и боеприпасами?
- А зачем им это? – удивился Гешка. – По коровам, что ли, стрелять?
- На коров они, понятное дело, картечь тратить не будут, - кивнул капитан. – Зато так легко пройти приграничную зону и выйти далеко в тылу, за пределами дозорных маршрутов. Вот как раз на это я и хочу обратить внимание капитана Туранова. Здесь нужен ещё один разъезд или постоянный пост, чтобы приглядывать за руслом ручья в месте вероятного выхода диверсантов.
- Как вы до всего этого додумываетесь, господин капитан? – удивился Гешка.
- Меня этому учили в кадетском корпусе, - пожал плечами Эрик Бриттенгем. - Военная наука складывается из таких вот задач с кучей неизвестных. Научишься решать - будет удача на войне. Да и не только на войне. Мужчине голова и в мирной жизни пригождается. Ну, ладно, двинули. Идём правым берегом. Генрих, мы с тобой смотрим, где какие следы попадаются. Вольфганг, идёшь замыкающим, так что в оба глаза гляди по сторонам. Что подозрительное заметишь – тихо сигналишь нам.
- Есть, капитан.
Волк не стал спрашивать, как долго им предстоит топать вдоль ручья. Хороший солдат таких вопросов не задаёт, он делает то, что приказали. Велели рыскать глазами по сторонам – рыскай на совесть, иначе по башке получишь от командира. Лучше от командира, а то, если плохо будешь глядеть, то может прилететь и от врага, а уж он жалеть не будет.
Капитан, конечно, поступил умно. Он не пошёл по всей протяжённости берега. Обследовав ближайшую излучину, Бриттенгем срезал напрямую до следующей. Так они прошли около полутора километров, и у третьей излучины, в кленовой роще, наткнулись на мшистом пятачке на следы. Волк, шагавший в пяти метрах позади, увидел, как капитан и Гешка сначала остановились, затем присели на корточки, на секунду исчезнув между молоденьким подростом. Он раздвинул ветви и взглянул на то, что их заинтересовало. Сам он не был специалистом по следам, и в лучшем случае смог бы отличить отпечаток копыта от отпечатка когтистой лапы. Но после событий двухдневной давности след пигов не спутал бы ни с чем.
- Опять эти уроды, - прошептал он и снова занялся порученным делом – огляделся по сторонам. Если пиги тут прошли один раз, значит, в любой момент могут потащить свои туши обратно. Например, во-он через те кусты.
Кусты, в сторону которых вели следы, не выглядели опасными. Обычная непричёсанная мешанина веток. Впрочем, в одном месте она растрёпана больше, чем везде. Видно, там нарушители границы прошли напролом, прямо через заросли, не заботясь о том, что надломленные ветви и клочки шерсти могут обнаружить егеря.
- Как думаешь, Генрих, - спросил капитан, - сколько их было?
- Не меньше трёх. Тут три разных отпечатка.
- Это верно. Заметь: шаги широкие, с нажимом не на передок, как это бывает, когда идёшь быстро и налегке. Обычно такие следы попадаются после того, как пиги ограбят крестьян и возвращаются к границе. Интересно, что это они несли?..
Капитана прервал отдалённый грохот, донёсшийся из-за деревьев. Это был явно не ружейный выстрел. Гешка встрепенулся и посмотрел на капитана.
- Что это такое? Где это?
- В той стороне застава Гагачья, - проронил Эрик Бриттенгем. – А взорвалась, как пить дать, самодельная граната. Так вот, что они тащили!..
- Они втроём напали на заставу?!
- Зачем им нападать? Они просто бросили гранату из ближайших кустов…
Раздались ещё два взрыва, потом ещё один, а следом целая серия без перерыва. Капитан сокрушённо покачал головой.
- Они совсем страх потеряли! – вскипел Гешка. – Забросать гранатами заставу, да средь бела дня!..
- Далеко до заставы? – спросил Волк.
- Версты полторы, - ответил капитан, встревожено прислушиваясь. – А что?
- Я думаю, какой дорогой свинорылые будут улепётывать.
Капитан моментально сообразил, что он имеет в виду, и приказал:
- Давайте-ка, ребятки, осторожно отойдём с их тропы, чтобы своих следов не оставить. Вольфганг, пройди чуть ниже по течению и присмотри удобное место, чтобы оттуда можно было держать под прицелом метров двадцать русла. Генрих, ты заляг вон в тех кустах. Если пойдут пиги - пропустишь мимо, чтобы оказаться за их спиной. Будут удирать – бей наповал, но раньше не высовывайся. Живо!
Волк продрался через кусты к речушке и, стараясь не поднимать лишнего шума, спрыгнул с берега в кристально чистую воду. Глубина была совсем небольшая, вода едва доставала до щиколоток. Она мягко сжала егерские ботинки, остужая в прохладных объятьях натруженные ступни. Волк с удовольствием потоптался бы сейчас босиком на этом мелководье, но солдатская работа заставляла его заниматься совсем другим делом.
Пройдя вниз по течению с полсотни шагов, он приглядел старый ствол упавшего когда-то клёна. Самое удобное место для засады, если спрятаться за ним. Волк вскарабкался на ствол и увидел, что лишайник на коре содран каким-то твёрдым предметом. Похоже, пиги перебирались здесь совсем недавно. Вот тут их и будет ждать сюрприз.
Волк устроился за стволом, воткнул в его трухлявое тело пару веток, отломленных от ближайшего куста, чтобы замаскироваться, и стал ждать. Это было не самое любимое его занятие. Вернее даже, самое нелюбимое, особенно, если учесть, что к нему сразу начали приставать комары. Каждый кровопийца из этой банды мог бы претендовать на звание комара года, а ели насекомые последний раз, видимо, аж в прошлом году. Они безоглядно пикировали на человека, не боясь быть прихлопнутыми, бросались на открытые участки кожи на полной скорости и плюхались так, что Волк, не глядя, мог определить, куда пристроился для пикника очередной вампир. Движение рукой – и ещё один комар валится в траву, чтобы стать добычей муравьёв. За полчаса, которые пришлось провести в бездействии, Волк наколотил не меньше сотни претендентов на его кровь. А потом началось веселье.
Пиги неслись по лесу, не таясь. Похоже, отряд заставы Гагачья выслал за ними погоню, потому что хруст и топот Волк услышал даже через журчание ручья и птичьи трели. Он поставил затвор в боевое положение, направил ствол карабина в ту сторону, откуда ждал появления врага, и сел поудобнее. Топот приближался к речке, стало слышно задиристое порыкивание и уханье, издаваемые пигами.
- Напакостили - и довольны, паразиты несчастные, - проворчал Волк. – Идите ко мне, кабанчики, я из вас наделаю рулета…
«Кабанчики» своим видом могли довести до инфаркта и взрослого секача. В прибрежных кустах мелькнули три рослые фигуры в латах и меховых накидках. Они с треском прорвались через кусты, расплескали по берегам воду ручья и размашистым шагом двинули в сторону Волка. Он прицелился первому чуть ниже пятака, подпустил на десять метров и нажал на спуск. Картечь врезалась в уродливую морду с такой силой, что ноги вылетели вперёд. Пиг полсекунды висел в облаке дыма и поднятых им брызг, а потом обрушился в воду. Его приятели остановились как вкопанные, но потом рванули с линии огня в разные стороны. Волк попытался зацепить хотя бы одного из них, целя в ноги, но серьёзного урона врагу не нанёс: картечь лишь зацепила пига.
В этот момент громыхнули карабины капитана Бриттенгема и Гешки. Справа что-то грузно упало в кусты: похоже, капитан уложил подранка, - слева раздался яростный полурык-полувизг и чертыхание цыгана. Чем был раздосадован Гешка, Волк догадался по свисту тяжёлого клинка и злобному хрипу пига. Парня надо было выручать.
Волк бросился в сторону, откуда доносились звуки борьбы, напрямик, через кусты. Пиг был серьёзно ранен, но это его, похоже, только распалило. Запятнав тёмной кровью кусты и траву, он носился за Гешкой и срезал ветки, как косой. Почему Гешка не всадил в него второй заряд картечи, оставалось только догадываться. Волк остановился, прицелившись в спину бушующего монстра, но тут же понял, что может попасть в товарища: цыган метался в кустах, уворачиваясь от вражеского клинка. Волк сердито плюнул и пошёл на сближение. Ничего не оставалось, кроме как треснуть пига по башке прикладом карабина.
Но не тут-то было. Раненый пиг почуял опасность сзади и, злобно сверкая налитыми кровью глазами, повернулся к нему. Волк вскинул карабин, целясь ему в рыло, но пиг, не задумываясь, бросился навстречу свинцу, двигаясь при этом резкими выпадами то вправо, то влево. Волк выстрелил с десяти шагов и попал ему в плечо. Картечь звонко врезалась в наплечный щиток доспеха и на секунду замедлила движение пига. Но лишь на секунду. Чудовище пошатнулось от полученного толчка в плечо, но не остановилось. Волк понял, что если сейчас не влепит ему заряд картечи между глаз, то пиг его затопчет или разрубит пополам.
Он не сдвинулся ни на сантиметр, целясь в несущегося на него врага. Но выстрелить не успел. Когда пигу оставалось сделать два прыжка, его туша вдруг дёрнулась и рухнула всем весом на притоптанную и залитую кровью траву. Волк удивлённо опустил карабин и посмотрел на распростёртое тело. Там, где загривок не был прикрыт бронёй, из спутанной и грязной копны шерсти торчал армейский нож. Гешка одним метким броском исправил то, что не смог сделать с помощью карабина.
- Что тут у вас? – спросил капитан, выскакивая из кустов.
- Осечка, господин капитан, - расстроено откликнулся Гешка, выходя из кустов. – Первый раз я ему знатный подарочек в бочину засадил, но ему хоть бы хны. Вторым я бы его наверняка уложил, но капсюль подвёл.
Капитан качнул головой:
- Такое случается. В бою надо быть готовым ко всему.
- Сдохнуть в этих кустах я был не готов, - усмехнулся Гешка. – Спасибо Волку, отвлёк зверюгу.
- Не очень-то удачно, - проворчал Волк. – Бил в упор и попал в плечо.
- Но попал, - заметил капитан, переворачивая пига мордой к верху. – Гляди, как кучно легла картечь.
- Это могло стоить мне жизни.
- Мне тоже, - весело оскалился Гешка, показывая отметины, оставленные клинком пига на прикладе карабина и на рукаве. – Промешкал бы – и лежал теперь по всем окрестностям частями.
- А рукав-то в крови, - сказал капитан.
- Где-е?! – спохватился Гешка, вытягивая шею и выворачивая руку, чтобы проверить слова командира. – Пугаете меня, господин капитан! Я уж думал, кабаняра и в самом деле меня зацепил!
- Это тебе наука, Жаровский, - назидательно сказал капитан. – В горячке, бывает, пропустишь пару царапин, не промоешь вовремя, не прижжёшь зелёнкой, а потом гнойное воспаление, горячка и две недели в лазарете. Запомните, ребята: раны надо обрабатывать сразу, особенно глубокие, а если схватились с пигом, то любые ссадины и порезы. Свиньи они и есть свиньи. Для них грязь – нормальное состояние, а для нас – зараза. Понятно?
- Так точно! – отозвался Гешка.
- А теперь один направо, второй налево – разойдись! Сидите в кустах, без моей команды не высовывайтесь.
Не успел Волк удобно устроиться в кустах, как со стороны заставы донёсся топот копыт. Погоня отстала от пигов ненамного, но воздать им по заслугам не успела. Капитан, опираясь на ствол карабина, стоял над телом проткнутого Гешкой пига совершенно спокойно. Всадники вылетели с двух сторон, окружив его. Кони, разгорячённые погоней, топтались и всхрапывали, окончательно уничтожая кустарник. Наездники в егерской форма удивлённо рассматривали капитана.
Их старший разглядел капитанские погоны и соскочил с коня.
- Господин капитан, поручик Легчаков, - представился он, отдавая честь. – Как вы здесь очутились?
- Я капитан Бриттенгем.
- Сам Бриттенгем! – изумлённо воскликнул поручик, и его лицо засияло от счастья – он встретился с живой легендой Приграничья.
- Насколько я понимаю, вы преследовали вот этих красавчиков, - сказал капитан. – В ручье лежит ещё один, а на другом берегу – третий.
- Их уложили вы?! – брови поручика полезли вверх.
- Это было бы везеньем, - качнул головой капитан и громко позвал, - Жаровский, Кюри, ко мне!
Волк и Гешка вышли из кустов и протиснулись между лошадиных боков к капитану. Поручик критически посмотрел на них, и на его лице отразилось недоумение.
- Вот, поручик, рекомендую. Еще вчера они были рекрутами, а сегодня валят пигов в качестве разминки.
Поручик кивнул своим подчинённым:
- Петро, Хансен, волоките трупы сюда. Э-э… Господин капитан, вы сюда пешим ходом или верхом добрались?
- Наши лошади в миле отсюда. Пока вы притащите пигов на заставу, мы вернёмся за ними, а потом догоним вас. Капитан Туранов на заставе не появлялся?
- Так точно, прибыл вчера.
- Тогда сообщите ему, что мы подъезжаем. Рядовые, за мной.
Барон Мюнхгаузен и Бах дожидались их, уже готовые в дорогу. Услышав отдалённый грохот, они быстро собрали вещи, оседлали лошадей и приготовили оружие. Когда егеря вернулись, барон поинтересовался:
- Что там творится? Пиги на рожон лезут?
- Бросили в пограничников несколько гранат и собирались удрать, да мы на пути попались, - ответил капитан. – Думали, что подложат свинью и уйдут безнаказанно.
Барон усмехнулся, Бах подмигнул Волку.


                *   *   *

До заставы от места ночной стоянки напрямик было недалеко, но в лес заезжать не стали. Егерские лошади хоть и привычны к такой местности, всё же не было необходимости заставлять их бить ноги о валёжины.
Через полчаса, обогнув лес, они выехали на широкое поле, одним краем примыкающее к лесистым холмам на юге, другим – к широкому озеру, на краю которого стояла укреплённая застава Гагачья.
- Застава – не форт, - объяснил барон Баху. - Стены здесь не такие мощные, башен нет вовсе, только пара вышек для наблюдения за подступами. Зато здесь четыре угловых бастиона, как и в форте Сиккс, и на каждом по полбатареи пушек. Можно в случае чего держать врага на большом расстоянии, тем более, что открытая местность это позволяет.
- А если в ночной штурм пойдут? – спросил Бах.
- Пиги не будут тратить живую силу на штурм такого орешка. Для войсковых частей застава – прыщ, но пиги – не войско, а сброд. Они прекрасно понимают, что, даже захватив заставу, удержать её не смогут. Их тактика – вылазки, грабительские налёты, засады, мины и ловушки.
Подъехав ближе, они увидели следы взрывов. Видно, пороха для своих гранат пиги не жалели, потому что одна из них, попав в верхнюю часть стены, ощутимо её попортила.
- Да, служба здесь не безмятежна, - негромко сказал Бах.
Их пропустили в ворота, приняли поводья. От штабного блокгауза в их сторону двинулись два хмурых офицера – в пехотном и егерском мундирах. Капитан пожал им руки, как старым знакомым, и сказал:
- Господа, я слышал гром, но не вижу туч.
- Зато мы скоро увидим тучи мух, - ответил офицер-пехотинец. – Поручик Легчаков догадался притащить дерьмоедов на заставу.
- Я уже велел своим ребятам вытесать три креста, - сообщил егерь. – Установим их у самой границы и подвесим дохлятину там, чтоб другим неповадно было.
- Господа, где же ваш гуманизм? – с серьёзным видом спросил капитан Бриттенгем, и это вызвало гомерический хохот.
Отдышавшись, офицеры одновременно похлопали капитана по плечам.
- Эрик, для человека, который никогда не смеётся, ты говоришь ужасно смешные вещи. А кто это с тобой?
- Господа офицеры, рад вам представить барона Карла Мюнхгаузена  и его племянника Джованни.
- Карл Мюнхгаузен? – удивился пехотный офицер. – Разрази меня гром! Тот самый, что потопил у берегов Остеррайха знаменитого пирата Руста!
- Потопили его корвет, - уточнил барон, - а самого повесили на рее. И всё это не моя заслуга.
- Но все знают, что вы придумали, как его потопить, - заметил офицер-егерь.
- Каюсь, господа, - развёл руками барон. – Это мои благие намерения привели к хаосу в Дунайском заливе. Пока там разбойничал Руст, остальные пираты даже в залив заплывать боялись, а когда его потопили, вся эта голытьба поналезла из окрестностей, как мошкара, да ещё каждый норовил провозгласить себя новым Рустом.
- Да уж, - покачал головой пехотный офицер, - благими намерениями вымощена дорога в ад. Да и чёрт с ним,  с Остеррайхом. Имею честь представиться вам, барон. Я капитан Величко, командир отряда заставы.
- Очень приятно, - кивнул барон.
- Капитан королевских егерей Павел Туранов, - отрекомендовался второй офицер.
- Наслышан о вас, капитан, - любезно сообщил барон. – Пять лет назад вы блестяще расправились с пигами у Тёмного бора.
- Надо же, я тоже стал легендарной личностью, - засмеялся Туранов.
- Трудно таковой не стать, если на завтрак подают гранаты, на обед - замаскированный самопал, а на ужин норовят подать самого, - заметил капитан Бриттенгем.
- В самом деле, не пора ли нам позавтракать? – сказал капитан Величко. – Этот аромат с кухни разбудил во мне чудовищный аппетит.
С кухни действительно доносился запах, который заставлял желудок требовательно урчать. Повар, похоже, наколдовал что-то мясное и теперь обжаривал капусту и прочие овощи для гарнира. Волк с Гешкой, в ожидании, когда офицеры наговорятся, глотали слюну. Наконец, все пошли в блокгауз, где свободные от караула пехотинцы и егеря уже расположились за столами. Офицеры и барон уселись за отдельный стол, Волк, Гешка и Бах пристроились за один из общих.
- Я сейчас загнусь от голода, - сказал цыган. – Если бы не припас вчера пару сухарей, уже бы концы отбросил.
- После заварушки всегда жрать охота, - усмехнулся Бах. – О, дежурный несётся, сейчас нам начислят вкуснятинки.
- А ты-то чего голодный? – подколол его Волк. – Вы то с Иванычем, пока нас ждали, чайку с тушёнкой навернули.
- Ты смешной, Волк, - пожал плечами Бах. – Да я вкуса этой тушёнки не помню! Мы как услышали на речке выстрелы – только что не побежали к вам на выручку. Сидели и психовали – где вы там, что стряслось?
- Да ладно, не обижайся, - миролюбиво предложил Волк. – Сейчас твои потраченные нервы восстановятся. Подставляй чашку.
Дежурный по кухне, обслужив офицеров, остановился возле них с казанком и подмигнул:
- Новенькие?
- Мы здесь проездом, - доверительно сообщил ему Бах, - но не могли не навестить знаменитую кухню вашей заставы. Я составляю для Генерального штаба докладную о снабжении королевской армии и работе полевых и гарнизонных кухонь, и по секрету могу сказать, что вы в списке лучших.
- Да? – удивился дежурный и выпрямился, как на плацу. Впрочем, он тут же наклонился и сообщил, - Я поговорю с поваром, уверен, что ради этой новости он расщедрится на особое угощение.
Дежурный навалил в их чашки горячее и исчез, а Волк покачал головой:
- Вы с дядей стоите друг друга.
- Вынужден с тобой согласиться, - с достоинством ответил Бах.
Пока они уминали тушеную говядину с овощами, дежурного не было видно. Но как только местным служивым скомандовали на выход, и столовая опустела, с кухни прилетел сам повар в сопровождении двух дежурных. Они шустро выставили перед офицерами и Бахом кучу свежей огородной зелени, варёные яйца, фаршированные солёными грибами, ломтики какой-то белой рыбы, пахнущие уксусом и луком, кувшины с квасом и пудинг. Повар подобострастно раскланялся перед Бахом и попятился вслед за удалившимися дежурными.
- Что это было? – удивился капитан Величко. – Он даже передо мной так не распинается.
Барон приподнял брови и, ухмыляясь, спросил Баха:
- Твои проделки?
- Надо же как-то скрасить армейское однообразие, - пожал тот плечами и предложил, - Угощайтесь, господа.
- Так даже мой прадедушка не смог бы, - восхищённо сказал Гешка, хлопая глазами. – А уж он был всем цыганам цыган: на ходу такое сочинял, что свои покупались.
- Держись моего друга, - посоветовал Волк, уминая фаршированные яйца. – С ним точно не пропадёшь.
После завтрака капитаны уединились в штабной комнате, а барон решил побездельничать вместе с молодёжью. Впрочем, в армии без дела не проходит ни минуты: Волк и Гешка взялись приводить в порядок свои карабины, проверять боезапас. Гешке не давал покоя тот факт, что его карабин в секунду опасности дал осечку, и он озабоченно щёлкал спусковым механизмом и рассматривал капсюли патронов. Бах с любопытством наблюдал за этой вознёй, сидя на завалинке блокгауза. За этим делом их и застал барон, выйдя наружу из пропахшего дёгтем помещения.
- Любопытная система, - высказал, наконец, своё мнение по поводу карабинов Бах. – Эффективнее «тура».
- А главное, идеально подходит для стрельбы с седла, - заметил барон. – У него ствол короче, и весит он раза в полтора меньше. Когда одной рукой поводья держишь, из «тура» уже не прицелишься. Вдобавок, механизм перезарядки даёт возможность всаднику уже через секунду делать новый выстрел. Хотя «шнайдеру» карабин уступает по убойности, дальности и скорости стрельбы. Моя бы воля, я перевооружил бы часть наших войск. Если хотя бы каждый шестой солдат в королевских войсках будет вооружён «шнайдером», можно будет спать спокойно. Даже если пиги раздобудут такие же и снабдят ими свои диверсионные группы, то, по крайней мере, мы сможем противопоставить им своих стрелков. Военный паритет решает многое.
- Карла Иваныча понесло в стратегию, - хмыкнул Бах. – Лучше скажи, когда мы рванём в гости к графу Кюри.
- Сегодня, - ответил барон. – Сейчас наши бравые офицеры решат свои служебные дела, распределят обязанности по новой схеме патрулирования, и мы…
Он замолк на полуслове и прислушался. Все посмотрели на него.
- Ты чего? – удивился Бах.
- Вы что-нибудь слышали?
- Где ж тут что услышишь? – удивился Бах, кивая в сторону топающих по узкому плацу пехотинцев, с которыми сержант отрабатывал элементы строевой. – Эти слоны все звуки глушат. А что?
- Мне кажется, где-то далеко гремело.
- Да гроза где-нибудь идёт.
- Что я, гром от пушечного выстрела не отличу? – фыркнул барон и оглянулся по сторонам. – Та-ак… А ну-ка…
Он быстрыми шагами направился через двор к караулке, где должен был находиться дежурный офицер. Часовой позвал старшего. Тот слушал всего несколько секунд, затем сразу же заторопился к лестнице смотровой вышки и ловко вскарабкался наверх. Вместе с часовым он пару минут прислушивался, крутил головой, потом оба встрепенулись, переглянулись, и офицер метнулся вниз. Обменявшись парой фраз с бароном, он помчался в штаб.
- Готов поклясться, что я что-то почувствовал, - заявил Гешка.
- Земля дрогнула, - поделился ощущениями Бах.
Волк промолчал, наблюдая, как барон широкими шагами возвращается к блокгаузу.
- Со стороны Гремучего слышится беспорядочная стрельба из крупных калибров, - сообщил Карл Мюнхгаузен хмуро.
- Может, учения? – предположил Бах.
- Тренировочные стрельбы проводятся залпами, а тут трескотня, как при штурме, - возразил барон, теребя усы.
- Думаешь, пиги отважатся пойти приступом на Гремучий? – с сомнением спросил Бах. – Да у них кишка тонка.
- Зато морда толста, - мрачно ответил барон. – Может, это и не штурм, а так, для шума, как сегодняшняя вылазка на заставу. Но вместе эти факты вызывают у меня подозрение, что назревает что-то крупное.
- Капитан что-то такое говорил вчера, - припомнил Бах. – Думаешь, он прав?
- Боюсь, что да. Осталось узнать, где пиги пойдут на прорыв. У нас почти пятьдесят километров границы, правда, половину занимают озёра, но и охраняют это всё только два форта и восемь застав. Если осадить форты и помешать сообщению между заставами, то через границу может промаршировать небольшое войско.
Волк и Гешка переглянулись, Бах спросил:
- Интересно, это кому-нибудь, кроме тебя, приходило в голову?
- Может, и приходило, - невесело ответил барон. – Только вряд ли кто-то кинулся бы что-то предпринимать. Оборона наших границ подогнана под тактику пигов, и так длилось годами. Это наше слабое место. Генералы привыкли действовать так, а не иначе, и их может переубедить только серьёзное поражение. Зашоренность для военных – первый враг.
- То есть, если именно сейчас пиги обложили форт, то защита пяти с лишним километров границы полностью ложится на патрули Гагачьей? – уточнил Бах.
- Да.
- Прекрасно, - поджал губы Бах. – Мы в глубокой…
- Господа! – прервал его капитан Бриттенгем, на ходу одевая фуражку. – Мы срочно отправляемся с патрулём капитана Туранова в форт Гремучий!


                *   *   *

Взвод конных егерей во главе с капитанами Бриттенгемом и Турановым рысью двигался в сторону форта Гремучий. Путь был недолгим: километр – полем, три – лесом, затем полкилометра - через полосу Тёмного бора, метров двести – оврагом, вдоль речки, впадающей в озеро Нырок, и ещё полкилометра - полем, вдоль опушки бора.
Но по дороге барон высказал офицерам свои соображения, и отряд остановился прямо в лесу, потому что вероятность засады на обычном маршруте патруля была довольно высока.
- Нужно взять правее, - рассудил капитан Туранов. – Если нас ждут, то, скорее всего, в овраге. Он легко простреливается, и удрать оттуда некуда. А если мы сейчас заберём вправо и обогнём холм, то сразу попадём в ельник, а за ним будет небольшой подъём через седловину двух горок. Я там много раз бывал, лошади пройдут маршем.
- Ну, что ж, давай так и сделаем, - согласился капитан Бриттенгем. – Заодно взглянем с высоты, что творится в форте.
Отряд снова двинулся вперёд. Волк, трясясь в седле, успокаивал себя тем, что через полчаса скачки закончатся. Он искренне удивлялся, как естественно держится в седле Бах. Он упражнялся верховой езде всего-то месяц, тем не менее, ни в чём не уступал Гешке, который с рождения не слазил с коня.
На полпути, в лесу, до них стали доноситься звуки боя. Расстояние приглушало резкие хлопки, но их обилие вызывало тревогу. Получалось, что пиги хорошо подготовились к обстрелу, раз уж до сих пор их артиллерия лупила по форту.
Вскоре какая-то козлиная тропа вывела отряд в седловину между вершинами двух горок. Хвойный лес расступился, вдали показалось море, а из-за края горы – окутанный дымом форт. Капитан Туранов скомандовал:
- Взвод! Стой!
Егеря остались под сенью сосен, а капитаны выехали к спуску, где деревьев уже не было, и достали подзорные трубы. Буханье пушек теперь было отлично слышно, лошади вздрагивали и беспокойно фыркали.
- Хороший обзор, - отметил капитан Бриттенгем, осматривая окрестности форта. – Надымили знатно.
- А откуда бьют? – спросил барон.
- Похоже, пиги подтянули батареи с двух сторон, - прокомментировал капитан Туранов. – Вижу вспышки с северо-востока и с севера. Наши им отвечают, но достать толком не могут, потому что бастионные орудия разбиты, а «единороги» на такое расстояние не бьют. Пиги удерживают инициативу.
- А бьют-то из гаубиц, - заметил барон. – Звук характерный.
- Откуда у пигов гаубицы? - удивился капитан Бриттенгем.
- Много гаубиц, дьявол их забери, - процедил капитан Туранов. – Заметь, Эрик, где расположены батареи.
- С северо-востока лупят прямо из леса, из-за речки, - повернул трубу капитан Бриттенгем. – И бастиону с той стороны, похоже, конец. Видно, попали прямо в зарядный погреб. С севера пиги засели на холме, за озером. Их из форта не достать, слишком высоко окопались, зато им удобно: форт как на ладони, куда захотел, туда и положил шар.
- Этот холм довольно далеко от форта, - заметил капитан Туранов. – Надо быть хорошим стрелком, чтобы бить оттуда навесом.
- Или рисковать, закладывая больше пороха, - сказал барон. – Мы такой фокус на флоте пару раз проделывали. Не каждая пушка для этого годится. Янкарские и велирузийские выдерживают, а у наших и шахудских литьё слабовато, без запаса прочности. У шахудов и от номинальных зарядов иногда в клочья пушки разлетаются.
- По правде говоря, вообще трудно поверить, что у пигов есть пушки, - с горечью сказал капитан Туранов. – Но коли так, то закономерен вопрос: где они их добыли?
- У меня только одно предположение, - пожал плечами барон. – Пушки в Пигландию удобнее всего доставлять по морю. Северный тракт контролируют пограничники полковника Юфимова – любителя досматривать все грузы без исключения. Мимо него без дорожной декларации мышь не проскочит. А по морю под видом рыбацкой шхуны контрабандисты запросто могут прошмыгнуть. Маркиз Аркаден сторожит основные морские пути, а они могут красться вдоль берега, по мелководью.
- Ох, вылезет нам всё это боком, - мрачно предрёк Туранов. – Как думаешь, Эрик, сможем мы к этим бандитам подобраться?
- Они засели по ту сторону границы, - удивлённо ответил капитан Бриттенгем, оторвавшись от подзорной трубы. – У нас чёткий приказ – ни под каким предлогом не переходить границу.
- Проклятье! – потерял самообладание капитан Туранов. – В штабе придерживаются этой линии, потому что идут на поводу у столичных политиков. Но мы то с тобой знаем, что с пигами даже договора нет! Каждый рядовой это знает, каждый крестьянин! Знает и ждёт от нас с тобой защиты, в то время как пиги прут на нашу сторону, и не ради прогулок, а чтобы красть людей и резать скот!..
- Паша, не кипятись, - тихо урезонил его Эрик Бриттенгем. – Ни рядовым, ни крестьянам не нужно, чтобы грамотный кадровый офицер ради благородных целей рискнул жизнью, а потом попал под трибунал за нарушение приказа.
- А если границу перейдут гражданские лица? – спросил его барон и подмигнул Баху. – Нас под трибунал никто не отдаст?
- Перестаньте, Карл, - выпучил глаза Туранов. – Пиги - это вам не шахуды и не дунайские пираты. Если бы нашим ребятам в форте не угрожала опасность, я бы даже голоса не подал за то, чтобы лезть к ним в логово.
- И тем не менее, - поглядел на него в упор барон.
- Это сумасшествие, - заявил капитан Туранов. – Поэтому я готов проводить этих гражданских до места и поддержать огнём или клинком. Эрик, что скажешь?
- У них две огневых точки, - напомнил капитан Бриттенгем. – Нам придётся разделиться на две группы.
- Что ты предлагаешь?
- Чтобы пробиться к холму на севере, нужно обойти форт через бор, не высовываясь. Не исключено, что их батарея охраняется, поэтому лошадей лучше будет оставить на нашей стороне и скрытно перейти границу в районе Красной расщелины и зайти свинорылым в тыл. Это может сработать, потому что этого от нас, скорее всего, не ожидают.
- Умно. А северо-восток?
- До этой точки рукой подать. Туда можно проскочить напрямик, на это уйдёт полчаса, не более. Предлагаю тебе со взводом поехать верхом и отработать северное направление, а мы прогуляемся до тех, кто засел в лесу.
Капитан Туранов повернулся к егерям и громко сказал:
- Вы слышали, ребята, о приказе командования не переходить границу. Его нарушение может грозить трибуналом. Но у меня не хватит духу стоять в стороне и наблюдать, как поганые пиги гробят наших солдат. Я иду на ту сторону, чтобы освежевать их канониров и испортить орудия. С собой возьму только тех, кто пойдёт по доброй воле.
- Как же это мы, господин капитан, отпустим вас туда с одним стволом и одним клинком? – покачал головой егерь с сержантскими нашивками. – Пропадать, так вместе. Правильно я говорю, хлопцы?
Егеря одобрительно загудели, Туранов кивнул:
- Что ж, я в вас не сомневался. Но придётся разделиться, потому что ближнюю батарею пигов тоже могут стеречь громилы. Шевчук, поступаешь со своим отделением в распоряжение капитана Бриттенгема.
- Слушаюсь, - браво отозвался сержант.
- Удачи вам. Выступаем!
Четырнадцать всадников во главе с капитаном Турановым двинули вниз по склону и скоро углубились в мрачные заросли Тёмного бора. Капитан Бриттенгем повернулся к оставшимся пятерым и сержанту.
- Пока мы не ввязались в заварушку, должен предупредить вас: мы не были на той стороне. Если кому-то не повезёт, все остальные должны в один голос утверждать любому, кто спросит: нарвались на засаду, когда ехали в форт. Всем понятно?
- Не беспокойтесь, господин капитан, мы вас не подведём, - заверил сержант Шевчук. – Ведите нас, и мы сделаем свою работу, как положено у королевских егерей. Не даром же вы нас учили.
- Вы, сержант, служите давно, я не мог вас учить, - удивился капитан.
- Вот именно, давно, - усмехнулся сержант. – Я попал в форт Сиккс совсем пацаном, был щуплым и недокормленным, потому что бродяжничал. Вы меня не помните, я был в другом взводе. Но бились в тот день почти рядом. Меня ранили, но я был в сознании. Лежал на бруствере и смотрел, как вы рубили пигов. Это было жутко и красиво.
- В чём же наука?
- Нам тогда говорили, что первая обязанность солдата на войне - умереть за свою родину, а вы сказали по-другому. С тех пор я знаю, что первая обязанность солдата - помочь врагам умереть за их родину!
- Помогает?
- Безотказно, - ухмыльнулся сержант.
- Тогда за мной, воины.


                *   *   *

Волк шёл и думал, что для одного дня приключений на их долю выпало многовато. Мало того, что утром нарвались на пигов, так теперь ещё и собрались перейти границу, чтобы подавить огневую точку этих уродов. Не то, чтобы он был с этим не согласен. Наоборот, решение командира он одобрял, потому что от него зависело много жизней. Просто ему не верилось, что пигов удастся застигнуть врасплох и решить проблему малой кровью.
Лошадей решили оставить в седловине, так как прямой путь отсюда к оврагу, разделяющему землю королевства и Пигландию, пролегал через густой ельник, заваленный буреломом. Пешими там двигаться было сподручнее. Приглядывать за лошадьми оставили Гешку, остальные двинулись сквозь колючие заросли, изобилующие кучами валёжника, которые приходилось обходить. Волк искренне надеялся, что капитан пользуется авторитетом не только у пограничников, но и у змей, потому что ему не улыбалось свести близкое знакомство с какой-нибудь пресмыкающейся тварью.
Обогнув гору, маленький отряд начал спускаться вниз по северному склону. Ельник здесь был ещё гуще, бородатые мхи свисали с ветвей старых елей, ёлки-подростки густой щетиной стояли на пути. Если их где-то впереди ждала засада, то не было шансов заметить её и избежать столкновения нос к носу. Впрочем, была слабая надежда на то, что опыт бывалых егерей поможет вовремя сориентироваться в обстановке и дать пигам отпор. Повод для надежды Волку давало то, как вели себя эти хмурые и сосредоточенные мужчины и парни в тёмно-зелёных формах. За себя ему даже стыдно стало: казалось, он производил слишком много шума, зацеплялся за ветки и сухие сучья то ножнами, то прикладом, в то время как ни одного из егерей Туранова, идущих в цепочке спереди и сзади, не было слышно вообще. Больше него шуршал, пожалуй, только Бах. А вот барон держался молодцом – их с капитаном иногда выдавали только качающиеся ветви, которые приходилось раздвигать.
Им повезло – засада не ждала их по эту сторону границы. По крайней мере, на северном склоне пиги им на пути не попались. Капитан остановился на опушке ельника и несколько минут всматривался и вслушивался в окружающие овраг заросли. Волк недоумевал, как можно что-то услышать, когда в километре от них палят из пушек, но капитану грохот артиллерии, похоже, не мешал.
Сержант Шевчук тихо возник рядом с Волком и шёпотом спросил:
- Только что из учебки?
Волк кивнул. Сержант поиграл бровями, утёр пот со лба и посоветовал:
- Не зевай - и дослужишь до дембеля целым и невредимым.
Волк снова, не говоря ни слова, кивнул. Не то чтобы он избегал общения, просто ему хотелось понять, чем руководствуется капитан, определяя, безопасен ли путь. Для этого нужно было полностью сосредоточиться на окружающей обстановке, а помех этому и без сержанта хватало. Одни кровососы чего стоили. Справа от Волка недовольно шипел по этому поводу Бах:
- Ёлки-палки… Край непуганых комаров… Они вожделеют высосать меня за один присест…
- Лучше комары, чем пиги, - усмехнулся сержант.
Капитан сделал какой-то знак, и Шевчук моментально оповестил всех:
- Идём следом за командиром, дистанция – десять шагов. Я замыкающий. Марш.
Они спустились по склону оврага, перешли мелкую речушку и вскарабкались на другой откос. Овраг был старый, с поросшими молодыми деревцами и кустарником склонами, но они всё равно были среди этой поросли, как на ладони, поэтому двигаться нужно было со всеми возможными предосторожностями. Капитан и сержант по очереди прикрывали отряд, стоя на возвышении. Затем они сгруппировались под прикрытием высоченного иван-чая, чтобы обсудить дальнейшие действия.
- Ну, вот мы и в Пигландии, - сказал вполголоса барон племяннику.
- Не чувствую разницы, - заявил Бах.
- Сейчас встретим местных – почуешь, - пообещал сержант, вызвав усмешку у остальных егерей.
- Внимание, - объявил капитан Бриттенгем. – Мы на территории неприятеля. Всем проверить оружие и быть начеку. Чем позже о нас узнают, тем успешнее будет исход операции. В идеале мы должны подойти к батарее на расстояние выстрела и убрать канониров. Меньше всего они ждут удара сзади. Сторожей они наверняка посадили со стороны форта или с флангов, так что мы их постараемся обойти. Первыми придётся снимать канониров, а уж с охраной – как повезёт. Всем понятно?
- Так точно, - ответил за всех сержант.
- Идём друг за другом, без звука, - продолжил капитан. – Пока не дойдём до батареи - без команды не стрелять. Ну, что, дух перевели? Стройся в цепь. На первые и вторые рассчитайсь. Схема боя: первый выстрел делаем залпом, затем вторые номера ждут, а первые – бьют по врагу. Как только вторые слышат справа или слева сигнал первых: «Пустой», - начинают огонь по пигам. Разрядились – даёте знать первым и набиваете магазин, пока стреляют они. Ясно? Тогда за мной.
По эту сторону границы Тёмный бор был таким же дремучим, а комары - голодными. Отряд беззвучно пробирался по ельнику, временами уступающему пространство соснам. Капитан Бриттенгем вёл отряд так, чтобы можно было в любой момент оказаться в выгодной для стрельбы позиции: вдоль гребней скалистых пригорков, тянущихся от оврага вплоть до озера Нырок. Ориентиром им служил приближающийся грохот вражеской батареи.
Один раз командир остановился и дал знак замереть. Комары моментально набросились на людей, и им потребовалась вся их выдержка, чтобы противостоять наглости насекомых, не производя шума и резких движений.
- Вот кровопийцы… - злобно прошипел Бах. – Когда я служил в Хакасии, там караульным накомарники выдавали…
- Не шелести, - сказал ему барон, появляясь из-за ближайшей ёлки. – Капитан, похоже, засёк внизу засаду. Их птицы выдали.
- Далеко?
- Метров пятьдесят в сторону опушки, - махнул рукой барон.
Совсем недалеко грохнула пушка, земля под ногами дрогнула. Карл Иванович поднял бровь и отметил:
- Осталось нам идти метров сто.
По цепи передали приказ капитана: «Враг близко. Идти тихо, деревья не шатать». Отряд снова двинулся вперёд, и, как только между деревьев появились седые кудри порохового дыма, капитан скомандовал развернуться к опушке и цепью двигаться к батарее.
Пушки стреляли вразнобой, видно, командиры расчётов старались посылать ядра прицельно, обрабатывая бастионы и другие сооружения форта, важные для обороны. Время от времени раздавался треск деревьев, сметаемых ответными выстрелами, но пигам это вреда, видимо, не причиняло.
Отряд под прикрытием густого ельника и едкого дыма подобрался вплотную к батарее. Уже с  двадцати метров было отлично слышно, как пиги, переговариваясь друг с другом низкими рыкающими голосами, возятся вокруг пушек. Волк пробирался между елей с карабином наизготовку, стараясь не шатать колючие ветви. Бряканье ядер и скрип банников становились всё отчётливее, и вот, наконец, перед ним открылась расчищенная от подроста прогалина, заваленная еловыми лапами и щепками. Посреди вытянутой вправо и влево вырубки расположились шесть орудий на окованных железом колёсах, и вокруг каждого неуклюже суетилось по четыре пига: двое – обслуга, третий - заряжающий, четвёртый – наводящий и командир. Ближнее к Волку орудие как раз в тот момент, когда он выглянул между елей, шарахнуло так, что из задранного под углом 25 градусов ствола вылетел сноп пламени, и всё вокруг ещё больше заволокло дымом. Волк оглох и ослеп, вдобавок, из-за едкой пороховой вони захотелось чихнуть. Он попятился назад, зажав нос тыльной стороной правой ладони, и озадачился: как теперь ему удастся услышать хоть что-нибудь, чтобы влиться в ружейный оркестр в нужный момент?
Дым начал рассеиваться, и Волк снова взял карабин наизготовку. Он был первым номером, поэтому ему уже надлежало держать на прицеле кого-нибудь из пигов. Сначала нужно было завалить командира расчёта – самого здорового из свинорылых. Остальные, похоже, были то ли молодыми, то ли вообще не обученными для боя. На них не было доспеха, просто какое-то неряшливое тряпьё, да и сами они явно уступали командиру по росту и по мощи.
Только Волк взял на мушку старшего, как сквозь звон в ушах услышал резкий вскрик «Пли!» и хлопки выстрелов справа и слева. Пиги встрепенулись и заозирались вокруг. Некоторые свалились, убитые наповал.
Командир ближнего орудия встретился с Волком взглядом. Глубоко посаженные глаза, налитые кровью, светились злобой, но направленный на пига карабин заставил злобу смениться отчаянием. Пиг визгливо заревел и шагнул было в сторону Волка, но картечь, выпущенная с пяти метров, опрокинула его навзничь. Остальные пиги бросились врассыпную, торопясь скрыться в ельнике по ту сторону прогалины. Впрочем, шансов у них было мало. Если бы их атаковали солдаты с «турами», то кое-кому наверняка удалось бы смыться, но егерские карабины плевались картечью без передышки, и через минуту всё было кончено. Вторым номерам даже не удалось отвести душу и пострелять, как следует.
- Ну, вот, - проворчал Бах, держа «шнайдер» на плече, - веселье и закончилось.
- Не расслабляйся, - велел барон. – Сторожа в двух шагах.
- Отря-ад, пиги справа! - послышалась команда капитана. – Выйти на батарею! Развернуться направо! Приготовиться к бою!
Как капитан умудрился услышать пигов, Волк только диву давался. Он и его команду с трудом смог разобрать. Пальцы автоматически выхватывали из подсумка патроны и набивали магазин, а он даже не слышал характерных щелчков.
- Шевчук, Кюри! – рявкнул капитан. – Ко мне!
Волк, едва успевая уворачиваться от хлёстких ударов еловых игл, бросился налево. Сзади топотал сержант. Они нашли капитана посреди прорубленной через ельник дороги, по которой, судя по следам, к позиции катили пушки. Он махнул головой:
- За мной! Здесь заряженная гаубица! Её надо развернуть!
Это была смелая идея – встретить возможную атаку заградотряда пигов выстрелом из пушки. Любой артиллерийский офицер поднял бы капитана на смех, заявив, что по воробьям из пушки не стреляют, но пиги не даром объявили за Эрика Бриттенгема награду золотом.
Волк и сержант ухватились за хобот лафета гаубицы и, кряхтя, повернули ствол тяжёлой махины в ту сторону, откуда капитан ждал нападения.
- А ну, братцы, шевельните-ка эту дуру! – велел капитан, и как только Волк и Шевчук заставили ствол качнуться на цапфах, прижатых к лафету, он подсунул под казённую часть специальный клин, зафиксировав гаубицу в положении для настильной стрельбы. – А где эти свинтусы пальник потеряли?
Сержант прыгнул в сторону, заметив возле трупа командира расчёта дымящийся штырь на длинной рукояти, которым тот воспламенял пороховой заряд. Шевчук сунул запал в раскалённые угли костра, который специально для этой цели развели рядом с орудием, а потом сразу схватился за карабин.
Волк повернулся в ту сторону, откуда приближался нестройный рёв атакующих. Егеря и барон с Бахом покинули ельник и рассыпались по прогалине так, чтобы не перестрелять друг друга. Капитан крикнул:
- Всем отступить на десять шагов! Барон, отойдите левее, иначе я задену вас!
Барон Мюнхгаузен обернулся и, сообразив, что задумал капитан, поторопился убраться с линии огня. Тут же он схватил за рукав Баха и поволок его к другой гаубице, чтобы довести идею капитана до полного безумия.
Волк опустился на одно колено возле соснового ствола и поднял карабин к плечу. Краем глаза он поглядывал, что делают барон и Бах. А делали они с соседней гаубицей то же самое, что замыслил капитан, только уж больно низко опустили ствол. Так и ядро могло выкатиться наружу.
- Для живой-то силы не ядро надобно, а картечь, – сокрушённо заметил сержант Шевчук и тут же удивился. – Господин капитан, чего это они там чудят? Хотят дырку в земле проделать?
В этот момент воинственный рёв и уханье приблизились вплотную, и из ельника на прогалину вывалилось больше дюжины монстров со всевозможным холодным оружием. Увидев, что с их собратьями безжалостно расправились, они на секунду примолкли, а потом заревели с удвоенной яростью и бросились на людей.
И туго пришлось бы егерям, потому что тварей было вдвое больше. Даже уложив половину из них, они могли рассчитывать только на уравнивание количества. Но всё решилось в долю секунды. Чуть опередив капитана Бриттенгема, барон затравил порох в пушечном запале. Гаубица с грохотом изрыгнула пламя, ядро ударило в обложенный мешками с песком зарядный ящик, стоявший у края прогалины, и пара сотен фунтов пороха немедленно взорвалась в двух шагах от оравы пигов. Взрывная волна подняла и разбросала тех, кто был ближе всех к ящику, а остальных свалила с ног, ударив в спину жарким пламенем, щепой и комьями грунта. Волк опять оглох, но это не помешало ему злорадно отметить, что половина пигов уже вне игры. Он моргнул, нашёл новую цель и выстрелил. Его поддержали из своих карабинов и остальные егеря.
- Добивайте гадов, ребята! – радостно проорал сержант и тоже начал палить из карабина. – Да здравствует Его Величество!
- Да здравствует Карл Иваныч, - пробормотал Волк, сшибая на землю ещё одного пига. – Этот выстрел зачтётся барону Мюнхгаузену…
Пиги не собирались быстро умирать. Даже раненые, они снова старались встать на ноги и, подобно своим дальним лесным родичам – кабанам, бросались в бой. Вот один из них сцепился с кем-то из егерей. Другой, пошатываясь, петлял между стволами сосен, дважды избежав смертельного выстрела в упор: картечь впивалась в деревья, а он приближался к позиции егерей.
- Паску-уда! – разъярённо выругался сержант, тоже промахнувшись, и выхватил саблю. – Ну, иди ко мне, свинский потрох! Я тебя освежую!..
Возле соседней гаубицы дружно заработали «шнайдеры» барона и Баха, и Волк увидел, как пиги, очухавшиеся после взрыва, один за другим снова валятся с ног.
Сержант бесстрашно бросился на пига, прорвавшегося к их гаубице. В руках монстра был длинный и широкий секач, и он, несмотря на ранение, управлялся с ним весьма ловко. Вот он отбил удар сабли сержанта, а вот уже Шевчук кубарем катится прочь, получив тяжёлой рукояткой по голове.
Волк встретил пига картечью, которая продырявила панцирь в нескольких местах. Но это только добавило верзиле ярости. Утробно рыча, пиг отвёл для сокрушительного удара секач аж за спину, а потом махнул им с такой силой, что Волка, не увернись он, разрубило бы, словно лопастью вертолётного винта. Пига по инерции крутануло, а Волк в это время оттолкнулся, что было силы, от земли и сбил мордоворота с ног. Удар был жёстким – пиг оказался твёрдым, как скала, и неимоверно тяжёлым. Волк свалил его, но сам после этого едва встал на ноги. И всё же силы для завершения боевого приёма нашёл. Пока пиг ворочался на слое еловых веток, Волк взмахнул прикладом карабина и треснул здоровяка по затылку. Пиг затих в неудобной позе.
Вокруг продолжался бой. Двое егерей сдерживали неподалёку одного из пигов, ещё с одним развлекался барон, устроив показательную дуэль «шпага против секиры». Бах со «шнайдером» прикрывал его сзади. Волк оглянулся на сержанта. Возле Шевчука уже стоял на коленях капитан. Он ощупывал окровавленную голову сержанта и озабоченно хмурился.
- Живой? – спросил Волк у капитана.
- Живой, только голову расшибли, - ответил капитан и оглянулся на поле боя.
Егерям удалось-таки завалить пига, и они без сил привалились к стволам сосен. Бах заряжал «шнайдер», оперевшись на колесо гаубицы. Барон с видом скучающего инструктора по фехтованию играючи отбивался от уже порядком измотанного пига. Наконец, он открылся перед неприятелем, как бы приглашая нанести верный удар, но когда пиг изо всех сил махнул секирой, шагнул в сторону и пронзил шпагой его бок. Пиг, хрипя и корчась, тяжело рухнул наземь.
Капитан покачал головой и предпринял ещё одну попытку привести в чувство сержанта. Шевчук замычал и очнулся. Капитан по-отечески бережно поддержал его голову и поднёс к губам сержанта флягу. Тот сделал пару жадных глотков и сел.
- Здорово эта скотина меня приложила по черепу…
Он осторожно потрогал окровавленные волосы, но капитан придержал его за запястье и вложил в руку чистую тряпицу.
- Приводите себя в порядок, сержант. Нам пора убираться отсюда. Вольфганг!
- Я здесь.
- Надо заклепать гаубицам запальные отверстия. Ищи пальники, костыли, стальные прутья – любые железяки в палец толщиной, и вколачивай их в запальные отверстия. Ни кувалды, ни подмолотка предложить не могу, так что воспользуйся ядрами.
Волк метнулся к дальнему орудию и стал шарить вокруг него в поисках какого-нибудь металлического штыря. Возле убитого наводящего он заметил трость с закопчёным железным остряком – пальник для воспламенения артиллерийских пороховых зарядов. Это был не самый лучший вариант: оставалась вероятность, что вбитый в запальное отверстие кусок железа пигам удастся выковырнуть, - зато с помощью трости его было удобно фиксировать. Ядро – это, всё-таки, не такой удобный инструмент, как молот, и Волку совсем не улыбалось треснуть им себе по пальцам.
Едва он вколотил остряк в отверстие, сбоку почудилось подозрительное движение. Волк обернулся и очень вовремя: с окровавленных еловых лап поднимался наводящий. Зверюга был покрупнее тех, с которыми он сталкивался в Жёлтом Яре и на Червянке. Пиг распрямился во весь свой громадный рост, отцепил от пояса тяжёлый палаш и уже собрался располовинить Волка, занятого порчей орудия. Как удалось увернуться от смертоносного клинка – Волк так потом и не вспомнил. Зато отлично помнил, как изо всех сил треснул по овчинному унту ядром и откатился в сторону.
Рёв пига заставил всех повернуться в сторону дальнего орудия. Они увидели, как Волк кубарем отскочил от пушки и как с его плеча слетел ремень карабина. Взбешённый пиг, не достигнув цели и получив чугунным шаром по ходуле, снова замахнулся палашом, но Волка уже не было и там, куда он откатился. Ослеплённый болью и злобой, пиг выдрал из земли клинок и оглянулся. Волк очутился с другой стороны, но уже готовый к схватке – в боевой позиции и с саблей в руках.
Пиг превосходил его ростом, весом и силой, но не умом. Он дважды махнул перед собой палашом, стараясь запугать человека, но, увидев, что тот и глазом не моргнул, решил закончить бой одним ударом. На это Волк и рассчитывал. С ушибленной ногой пиг не мог двигаться достаточно свободно, чтобы нанести серьёзный удар с замахом из-за плеча и с длинным выпадом. Копыто подвело его, лишив маневренности. Волк коротким прыжком ушёл из-под удара и рубанул по сгибу верхней конечности пига. Хлынула кровь, пиг завизжал и едва не уронил клинок. Перехватив его левой лапой, он настырно попытался атаковать. Волк не стал ждать, когда пиг снова замахнётся, шагнул к нему и пропорол брюхо. Монстр, скорчившись от боли, так резко оттолкнул его, что Волк отлетел назад, оставив саблю в теле врага. Падая, он умудрился треснуться затылком о пенёк, оставшийся от срубленной ёлки, и на минуту потерял сознание.
В себя Волк пришёл от того, что ему льют в рот какое-то жгучее пойло. Он поперхнулся и начал отмахиваться от благодетеля обеими руками. Оказалось, это сержант Шевчук пытается напоить его из фляжки тем же, чем его самого пять минут назад откачивал капитан.
- Вот и ты балдой приложился, - весело сказал сержант. – С боевым крещением, сынок!
- Я уже трижды за эту неделю крещён, - пробурчал Волк, обследуя припухшее от удара темя.
- Когда ты успел? – удивился Шевчук.
- Да уж успел, - раздался рядом голос капитана Бриттенгема. – Ему уже с десяток зарубок надо на прикладе сделать, да всё некогда – пиги мешают. Сержант, давайте-ка к той гаубице. Заклепайте её, чтоб ни одна свинья больше не смогла в дело пустить. Господин барон, как у вас дела?
- Сейчас испортим ещё одну, - отозвался Карл Мюнхгаузен, и до Волка донеслись звуки ударов металла о металл.
- Вставай, Вольфганг, - призвал капитан Волка. – Нужно уходить.
В подтверждение его слов со стороны форта со свистом прилетело ядро. Оно сильно ударило в гущу ельника метрах в тридцати от них, свалило пару молодых деревьев, скакнуло на прогалину и гулко стукнулось о лафет одной из гаубиц. Ещё одно ядро ударило в ствол сосны, стоящей ближе к опушке, и расщепило его.
Волк поднялся, подобрал свалившееся с головы кепи и посмотрел на убитого пига. Получив смертельное ранение, чудище повалилось ничком, и чтобы освободить застрявшую в его брюхе саблю, Волку пришлось переворачивать воняющую какой-то мерзостью тушу. Кое-как вытерев клинок о мох, Волк подобрал карабин и побрёл к остальным. Все гаубицы к этому моменту уже были заклёпаны, и отряд собирался выдвинуться назад, к границе. У двоих егерей были перевязаны руки, у сержанта – голова. Волк с бинтами возиться не стал, хотя ему не помешало приложить к темени хотя бы тряпицу, смоченную в холодной воде.
Капитан повёл отряд уже проверенной дорогой, через ельник к оврагу. Они без проблем перебрались через границу и уже через полчаса дотопали до седловины, где Гешка извёлся от сжигающей его душу неизвестности. Капитан объявил привал, а сам вместе с бароном отошёл к опушке, чтобы с помощью подзорной трубы изучить сложившуюся обстановку.
Убедившись, что с северо-запада обстрел прекратился, артиллеристы форта Гремучий перенесли огонь всех орудий на север, где с высотки всё ещё била вторая батарея пигов. Проку от этого было мало: ядра ложились на склоне горки, не достигая вражеской батареи.
- Что-то долго Туранов подбирается… - пробормотал капитан.
- Пешими да через бор идут, - пожал плечами барон. – К тому же, им придётся штурмовать высоту не с востока, а с севера, так что времени ему на все эти обходные маневры нужно больше, чем нам.
- Жаль, что между батареями озеро, - с горечью сказал капитан. – Если бы не оно, мы могли бы подобраться с запада и помочь Туранову похоронить эту проклятую батарею!
Гешка подсел к Волку и Баху и спросил:
- Ну, что там было?
- Пиги там были, - устало ответил Волк. – Прорубили просеку, припёрли пушки с боеприпасами и устроили тир. Из форта по ним лупят, а ядра не в пигов, а в деревья попадают.
- В общем, хорошо козлы устроились, - резюмировал Бах.
- Какие козлы? – удивился простодушно Гешка. - Свиньи же!
Волк и Бах переглянулись и рассмеялись. Цыган захлопал глазами.
- Чего вы гогочете? Расскажите лучше, как вы их накрыли.
- Да так и накрыли, - хмыкнул Бах. – Зашли в хвост и дали по куполу… В смысле, перестреляли как куропаток.
- Знатные у вас с бароном ружья, - заметил сержант, обратившись к Баху. – В Новой Европе о таких никто ещё не слыхивал.
- Да, редкостная в этих краях вещица, - согласился тот. – Дяде они по знакомству достались, от старого боевого товарища.
- А со шпагой он ловко управляется, - сказал сержанту егерь по фамилии Головко. – Пока капитан тебя откачивал, барон одного свинорылого минуты три за ноздрю вокруг себя водил. Тот с секирой во-от такой вот, а барон, будто в кадетской школе – чик-чик.
- А ты как думал? – усмехнулся сержант и вполголоса добавил, – Разве не слышал, кто он? Это ж Мюнхгаузен! Я ещё на заставе это дело услыхал.
- Да ты что! Это тот самый, что над всеми Утиными озёрами пролетел на связанных в одну гроздь утках?
- Ну, ты скажешь, Голова, - усмехнулся сержант. – Во-первых, это не утки были, а стая гусей, а во-вторых…
- А во-вторых, господа, - повернулся к ним барон, услышав, что речь идёт о нём, - взрослого человека в воздух поднять не смогут ни утки, ни гуси, ни орлы. Откуда вы откапываете такие дурацкие истории?
- Все их рассказывают, господин барон, - развёл руками егерь.
- А, народный фольклор, - понимающе кивнул барон. – Начинаю привыкать к его особенностям. Впрочем, болтать чушь никому не позволю. К гусям мы привязали чучело из пустых бычьих пузырей, чтобы им было легче взлететь. Нарядили его в мундир из крашеной бумаги и запустили, потому что решили так пигов одурачить. Они слеповатые, а вверх глядеть вообще почти не могут. Как увидели, что над ними силуэт человеческий мечется, из всех своих секретных лёжек повыскакивали - и давай в воздух палить. А наши стрелки, что накануне вдоль озёр попрятались, в этот момент их посшибали, как фазанов. Вот потеха-то была!
- А чего ж говорят, что вы летали? – с сожалением спросил Головко.
- Так я эту белиберду выдумал, поэтому и рожу чучелу нарисовали соответствующую, и прозвание оно получило в мою честь – Гусь Мюнхгаузен.
- А с гусями-то что стало? – спросил Волк.
- Притомились, бедолаги, присели где-то на Селезнёвом, а там запутались в сетях местных рыбачков. Ох, говорят, и матерились они, когда сети резали. Зато гусятинки на дармовщинку наелись.
Капитан сложил подзорную трубу и объявил:
- Батарея замолчала. Выдвигаемся навстречу капитану Туранову. В форте нам лучше появиться вместе.


                *   *   *

Форт Гремучий был изрядно потрёпан. Гаубицы пигов уничтожили северо-западный бастион, сильно повредили батареи северного и северо-восточного бастионов, засыпали брандскугелями казематы, склады и конюшню. Во время обстрела погибли больше трёх десятков солдат. Рядом с их телами в общую могилу легли и трое егерей из взвода капитана Туранова. Когда его отряд атаковал батарею на горке, оказалось, что их самих уже взяли в кольцо пиги, сидевшие в охранении. Капитан Туранов сам был ранен в плечо, но держался молодцом: командовал боем, пока не свалился от потери крови. Егеря отбились от пигов, заклепали гаубицы и ушли, прихватив погибших и раненых товарищей.
Комендант форта полковник Веларес встретил капитана Бриттенгема и барона Мюнхгаузена тепло. Похоже, он догадался, что егеря нарушили приказ штаба и разделались с врагом на его территории, но разбираться, так это или нет, не собирался.
- Иногда приказы командования ставят меня в тупик, господа, - признался полковник Веларес. – Ни один из наших королей официально не признавал законных прав пигов находиться даже в Пигландии. Их существование терпели на протяжении столетий лишь потому, что не было средств на полномасштабную войну. Что уж говорить об их подлых вылазках на нашу территорию… И вместо того, чтобы развязать нам руки, фельдмаршал пошёл на поводу у политиканствующих вельмож!
- Господин полковник, фельдмаршал Крамм всего лишь исполняет повеление нашего государя, - напомнил барон Мюнхгаузен.
- Конечно, конечно… Но моя б воля – конец бы пришёл всем этим уродам. Во время обстрела я едва не погиб, а моего ординарца разорвало в клочья!.. Это был многообещающий молодой офицер… Если бы я узнал, кто заставил пигов прекратить огонь, то наградил бы героев! Так где вы столкнулись с пигами, капитан?
- Они обстреляли нас при въезде в овраг, - ответил капитан Бриттернгем. – Капитан Туранов отлично знает эти места, поэтому он моментально сориентировался в обстановке и вместе со своим сержантом дал пигам достойный отпор.
- Значит, это была засада, - нахмурился полковник. – Так вы считаете, что пиги намеренно стараются блокировать сообщение между нашими укреплениями?
- Накануне мы обсуждали это с комендантом Марсо, и он согласился с моими выводами. К сожалению, мы пока не можем достоверно утверждать, какую цель избрали пиги для основного удара, но эта цель, судя по всему, стоит даже потери нескольких гаубиц.
- Что ж, я склонен согласиться с вами, как и полковник Марсо, - кивнул полковник Веларес. – И даже могу высказать предположение, вполне вписывающееся в картину, нарисованную вами. Очень может быть, что пиги готовят прорыв на нашу территорию. И речь не о диверсионной группе, а об отряде численностью, предположим, в две роты. Что вы скажете на это?
- Две роты создадут нам проблемы, но особого вреда обороне не нанесут, - высказал своё мнение капитан.
- Я тоже так думал, пока не посмотрел на карту, - грустно сказал полковник. – По обе стороны Тёмного бора расположено три дворянских замка, несколько крупных посёлков и пара десятков мелких. Там проживает, по меньшей мере, несколько тысяч подданных Его Величества. Мы не имеем права рисковать их жизнями.
- Абсолютно с вами согласен, господин полковник, - кивнул капитан Бриттенгем. – Но пока у нас нет подтверждения такого серьёзного вторжения.
- Ошибаетесь, - жёстко возразил полковник и позвал своего помощника, - Купер!
- Да, господин полковник, - отозвался тот, появляясь в дверях.
- Принесите птицу, лейтенант.
- Слушаюсь.
Через полминуты он внёс на серебряном подносе мёртвого почтового голубя.
- Вот, взгляните, - указал полковник на бездыханную птицу. – Сегодня утром этот голубь прилетел с заставы Песчанка и предпринял отчаянную попытку попасть в голубятню прямо во время обстрела. Даже не представляю, как столь осторожная птица решилась на это, но так оно и было. Увы, голубятня пострадала от взрыва той самой бомбы, которая убила моего ординарца.
- Что в послании? – с тревогой спросил барон.
Полковник извлёк из шкатулки на своём бюро листок тонкой бумаги и протянул его капитану Бриттенгему. Тот прочитал вслух:
- Коменданту Веларесу, срочно. На рассвете дозор заметил передвижение на юг от границы группы пигов. При попытке преследования егеря обстреляны из кулеврин. Были вынуждены отступить за подмогой, но отряд по пути к месту боя попал в засаду. Понесли серьёзные потери, просим выслать два взвода егерей. Капитан Стрэдлин.
- Отчего же он не написал о том, сколько было пигов? – нахмурился барон.
- Всё говорит о том, что их было не менее взвода, - сделал вывод капитан. – Дать отпор сначала отделению конных егерей, а затем взводу подкрепления, - а после известия о том, что у пигов с собой кулеврины, Стрэдлин не мог послать меньший отряд, - это под силу только двум десяткам пигов. Половина из них наверняка несла боеприпасы для ручной артиллерии.
- Логично, - согласился полковник. – Вопрос: что отряд с тяжёлым вооружением забыл южнее Песчанки? В свете последних событий скорее можно было ожидать их нападения на саму заставу.
- Позвольте взглянуть на карту, господин полковник, - попросил капитан.
- Разумеется, - пригласил их Веларес к столу с разложенной там картой.
Капитан Бриттенгем и барон Мюнхгаузен склонились над ней и через несколько секунд переглянулись.
- Боюсь, пиги решили напасть на поместье Кюри, господин полковник, - севшим голосом сообщил капитан.
- Кюри?! – изумлённо вскинул брови Веларес. – Но зачем им с таким шумом прорываться в этакую даль?! Ведь до Кюри от границы почти пять миль, и на каждом шагу можно нарваться либо на егерский дозор, либо на дорожный патруль, курсирующий вдоль тракта!
- Не представляю, господин полковник, но с нашей стороны будет благоразумно выслать туда отряд. С вашего позволения, мы присоединимся к нему.
- Разумеется, капитан. Я намереваюсь дать подразделению Туранова возможность поквитаться с пигами за потерянных им людей. Принимайте командование, но прошу вас, будьте осторожны. В такое неспокойное время каждый офицер, каждый опытный солдат на счету. Выдвигайтесь немедленно и возьмите с собой столько боеприпасов, сколько сочтёте нужным.

                *   *   *

Два взвода егерей летели в сторону поместья Кюри так быстро, словно решили затмить славу королевских гусар. Ещё никогда их выносливые лошади, натренированные нести всадников по лесам, холмам и оврагам, не скакали так резво, и это их даже распалило. Людьми же овладел азарт совсем иного рода. Они готовились застигнуть врага за его нечестивым делом и без жалости уничтожить, как утром поступили с теми, кто стрелял по заставе.
Волк по пути лихорадочно соображал, зачем пигам понадобилось прорываться так далеко вглубь территории королевства, да ещё устраивать для этого грандиозный спектакль с обстрелом форта и засадами. Что крылось за всем этим? Ради банального грабежа и даже похищения крестьян отвлекающие маневры не нужны: пакости подобного рода пиги обычно творили исподтишка, малыми группами.
Ему не давало покоя то, что сказал барон. Пиги двигались в сторону родового поместья графов Кюри. Неужели судьбе угодно до предела осложнить его воссоединение с друзьями и возвращение домой?
Отряд немного сбавил скорость: через полосу Тёмного бора нужно было скакать по узкой просеке, и егеря берегли ноги своих скакунов. Но как только впереди открылось широкое поле, отряд набрал прежний маршевый темп.
Посреди поля возвышался небольшой замок. Он не выглядел как укрепление - просто большой трёхэтажный особняк, добротно сложенный из камня, местами даже отштукатуренный и выкрашенный розовым и белым. Высокие каминные трубы, острая крыша с крутыми скатами, небольшой садик, а неподалёку - хозяйственные постройки. Идеальное место для любителя жить в комфорте и тишине.
Но что-то было не так. Сначала было непонятно, что именно, но по мере приближения стало ясно – в поместье недавно шёл бой. Вокруг дома лежали туши нескольких убитых лошадей, штукатурка на стенах была выщерблена ружейной картечью, а стёкла в окнах разбиты.
- Отряд, карабины наизготовку! – зычно скомандовал капитан Бриттенгем, и командиры отделений повторили команду.
Волк передвинул карабин из-за спины на грудь, чтобы сразу взять его поудобнее, но тут на каменной ограде графского дома возник человек в красном кителе и замахал над головой фуражкой. У всех словно камень с плеч свалился. Впрочем, успокаиваться было рано – раз шёл бой, значит, не обошлось без жертв.
Отряд подъехал к поместью, и каждый командир повёл своё отделение на один из четырёх углов периметра, чтобы полностью взять территорию под контроль. Их встретили немногочисленные королевские гвардейцы и гусары. Капитан Бриттенгем, барон и Бах с Волком, спешившись, поторопились в дом. Навстречу им выскочил гвардейский офицер с подвешенной на перевязь правой рукой.
- Лейтенант Майрих?! – удивился барон. – Какого дьявола вы здесь делаете?!
- Лейтенант Майрих, командир королевского эскорта, - представился лейтенант Эрику Бриттенгему. – Вы из форта?
- Да, мы получили донесение с заставы и сразу поспешили сюда, - ответил капитан. – Я командир королевских егерей капитан Бриттенгем. Что здесь произошло, лейтенант? Как вас занесло в такую даль?
- Мы сопровождали Их Высочеств, - помрачнел Майрих, - но поместье оказалось захвачено пигами…
- Что? – изумлённо вскинул брови барон. – Их Высочества ехали в Кюри?!
- Давайте войдём в дом, господа, - уклончиво ответил лейтенант.
Едва они вошли на ступени крыльца, как из дома им навстречу четверо гвардейцев выволокли на рогоже труп пига. Пришлось расступиться, чтобы дать им освободить вход в дом. Монстр, даже будучи мёртвым, выглядел устрашающе.
Лейтенант привёл капитана и его спутников в гостиную, расположенную в центре дома. По пути пришлось несколько раз перешагивать через тела пигов, застреленных в коридоре. На пороге гостиной горой возвышались ещё три мёртвых туши, причём один из пигов был убил в рукопашной: в его пузе торчала секира с широким лезвием. Пол был обильно залит кровью, на входных дверях топорщились щепой следы картечи и клинков.
В гостиной всё было перевёрнуто, но посреди комнаты, у камина, стояло высокое резное кресло, в котором сидел сгорбившийся седой человек.
Волк остолбенел. Он видел человека впервые, но что-то шевельнулось в глубине души. Словно воспоминания Вольфганга Кюри, чья личность до этого момента никак себя не проявляла, здесь, в его родном доме, вдруг ожили и настойчиво начали колотиться в мозгу Волка.
- Ваше сиятельство, - сказал человеку лейтенант Майрих, - из форта Гремучий прибыла подмога. Это их командир…
- Капитан Бриттенгем, - назвался Эрик и представил спутников, - Со мной барон Мюнхгаузен и его племянник Джованни. Мы получили известие, что в сторону замка на рассвете прорвались пиги.
- Да… - кивнул граф. – Они ворвались сюда неожиданно, захватили дом, закрыли в подвале слуг. Каким-то чудом никто не пострадал… А потом вдруг приехали две кареты в сопровождении гвардии и гусар…
- Пиги атаковали в тот момент, когда Их Высочества и графиня Ла Бар с детьми взошли на крыльцо, - залившись краской, вставил Майрих. – Это моя вина… Мне следовало идти впереди и умереть сразу же!..
Капитан и барон переглянулись.
- Прекратите, лейтенант, - жёстко сказал капитан. – Вы не перед трибуналом, поэтому я жду от вас не эмоций, а чёткого изложения ситуации. Продолжайте.
- Из окон второго этажа началась стрельба, а пиги схватили Их Высочеств и забаррикадировались внутри. Мы пробовали прорваться со всех сторон, но ничего не вышло. Спустя некоторое время мы услышали выстрелы внутри дома. Через дверь кухни кто-то из челяди пытался прорваться наружу, там завязалась драка, но вмешаться мы не успели. Только собрались штурмовать, как, откуда ни возьмись, объявился ещё один отряд пигов, рыл двадцать, не меньше. Они пришли со стороны бора и ударили нам в спину из кулеврин. Мы стали отстреливаться, но они просто расчистили себе дорогу ручной артиллерией… Из двух взводов только половина ребят осталась…
- Что было дальше? – поторопил его барон. – Где Их Высочества? Где семья графини Ла Бар?! Пиги их захватили?!
- Да. Эти твари перестреляли гусар, которые бросились в рукопашную, а их главарь предупредил, что если им не дадут уйти, то кое-кого он может зарезать немедленно.
Барон сорвал с головы шляпу и запустил ей в стену. Бессильная ярость распирала его, он сжал кулаки и зарычал. Бах молча сжал его плечо.
Капитан Бриттенгем сохранял холодное спокойствие.
- Как давно это было?
- Три часа назад, - ответил лейтенант. – Они увели Её Высочество королеву, принцессу, графиню Ла Бар, её дочь и племянницу…
- Куда они ушли?
- В сторону бора, тем же путём, которым пробрались к поместью. Я отправил вслед за ними троих, но вскоре один вернулся раненый и сообщил, что они подорвались на мине-ловушке.
- Я так и думал… - кивнул капитан. – С какой целью королева прибыла сюда?
- Накануне Её Высочеству прислали бумаги, подтверждающие личность сына его светлости…
Лейтенант подошёл к бюро, открыл дорожную шкатулку для документов и извлёк оттуда пергамент с гербовыми знаками королевской канцелярии.
- Не знаю, какой во всём этом смысл, господа, но так или иначе я исполняю волю Её Высочества, - сказал Майрих. – Она проделала дальний путь, чтобы вручить этот документ вам, ваше сиятельство.
Лейтенант протянул седовласому человеку в кресле бумагу с печатью. Тот дрожащей рукой принял её, прочёл и с тоской оглядел пришельцев.
- Его Величество король Бенедикт утвердил прошение королевы Альбины, поданное от моего имени, признать живым и дееспособным моего сына Вольфганга Кюри… В этом действительно нет смысла, господа… Ведь моего сына здесь нет…
- Смысл есть, ваша светлость, - сказал ему барон Мюнхгаузен. – Нужно лишь провести опознание и поставить на документе вашу подпись.
- Что?.. Опознание?..
- Да, - подтвердил капитан Бриттенгем и указал на Волка. – Перед вами рядовой королевских егерей, которого зовут Вольфгангом Кюри. Признаёте ли вы в нём своего сына?
Взгляды графа Кюри и Волка встретились. Чтобы несчастному старику было легче его рассмотреть, Волк снял кепи, приблизился к стулу и присел рядом с ним на одно колено. Из глаз графа хлынули слёзы, руки и губы затряслись. Внезапно он схватил Волка за руки и зарыдал безутешно, как рыдают потерявшиеся дети. Испытав смятение, Волк не смог придумать ничего лучше, как обнять графа. Плечо его егерской куртки моментально промокло от слёз.
- Взгляните, - обратил барон внимание капитана и племянника на женский портрет, висящий на стене - единственный из всех, не накрытый тканью.
Они подошли поближе и застыли в удивлении. На портрете была изображена молоденькая темноволосая женщина, в чьих чертах невозможно было не заметить сходства с обликом Волка. Сам он тоже, не отрываясь, смотрел на портрет, крепко сжимая плечи рыдающего графа. У себя дома, в начале XXI века, он часто слышал, что похож не на родителей, а на деда с отцовской стороны. Тут же перед ним было лицо женщины, в которой только слепой не признал бы его мать. У него даже голова закружилась от осознания того, что он действительно Вольфганг Кюри. Тело, которое он выстрадал, превращаясь из Лесного Кота в человека, принадлежало сыну супругов Кюри.
- Обалдеть… - проронил Бах.
- Никаких сомнений нет, - заявил капитан Бриттенгем. – Вы очень похожи.
- Сынок!.. – захлёбываясь слезами, проговорил граф. – Сынок мой… Где же ты был столько лет?...
- Бродил по лесам, - тихо ответил Волк. – Ничего другого мне не оставалось…
- Как же так?!.. Все ведь думали, что ты погиб!..
- Я жив. Ты же видишь, что жив… папа.
Граф отклонился от Волка назад и сквозь слёзы, жгущие глаза, попытался рассмотреть его лицо. Волк улыбнулся ему.
- Это её улыбка… Господа! Господа, спасибо вам! Это мой сын!.. Боже милосердный, благодарю тебя за всё!..
- Поздравляю вас, ваша светлость, - печально улыбнулся капитан Бриттенгем и поманил в сторону лейтенанта.
Они вышли из гостиной и стали вполголоса что-то обсуждать в коридоре. Бах намекнул барону:
- А про Сильвера гвардеец ничего не сказал. Это означает, что его здесь не было вообще или…
Барон почесал подбородок и велел Баху:
- Ты побудь здесь на всякий случай, а я разузнаю.
Граф достал платок и попытался вытереть слёзы. Особо он в этом не преуспел, тем не менее, с собой справился и смог говорить более спокойно.
- Какой ты взрослый, сынок… Я много раз думал, каким ты был бы сейчас, не исчезни тогда… Просто не верится, что ты со мной… Сначала выдумывали какие-то небылицы про похищение, про колдовство, но потом просто все решили, что надежды уже нет… А вчера приехала женщина, которая попыталась отнять у меня имение, утверждая, что у нас с ней родилась дочь! При этом у неё оказался перстень с нашим фамильным гербом, который я когда-то повесил тебе на шею!..
- А звали её, случайно, не Белладонна Бриттенгем? – поинтересовался Бах.
- Э… совершенно верно, - кивнул барон и озадаченно заметил, - Боже мой, да ведь капитан егерей назвался Бриттенгемом!
- Точно, - подтвердил Бах. – И он первый отстегал бы эту стерву, попадись она ему под руку. Из-за неё чуть не погибла его дочь, а сам он с горя вернулся на службу.
- Что творится на свете… Послушай, Вольфганг, надеюсь, все эти жуткие истории про Лесного Кота…
- К сожалению, это правда. Эта Белладонна – та самая ведьма, которая наложила на нашу семью заклятье.
- Ведьма, сынок, самая гнусная ведьма! Она тут такое вытворяла! Эту подлую женщину даже пиги слушались, будто она их командир!
- Как интересно, - поднял брови Бах. – Она не только заговорщица, но ещё и шпионка пигов.
- Э… Да сгорит её душа в аду! Она страшное существо! Хуже пигов! Она едва не заставила Её Высочество заверить дарственную на наше имение! Хотела сделать здесь хозяйкой свою дочь!..
- Интересно, а куда она сама подевалась? – спросил Бах. – Неужели ушла вместе с пигами, ваша светлость?
- Н-нет… С пигами её не было. Боюсь, что она воспользовалась одной из карет и уехала, когда гвардейцы и гусары пытались отбить у пигов королеву со свитой. Но теперь всё позади! Мы теперь вместе!
- Да что ты, папа! – горячо сказал ему Волк. - Какое там позади! Пиги захватили королеву с принцессой, а с ними графиню и девушек!
- Девушек? – встрепенулся граф. – Постой-ка…
Он тяжело встал с кресла и стал что-то искать на полу, хромая между перевёрнутых кресел. Волк переглянулся с Бахом, тот пожал плечами.
- Сейчас, сейчас… - сказал граф. – Помогите мне, молодые люди.
Волк и Бах поставили на ножки одно из кресел, а граф поднял с пола серебряный колокольчик необычного вида и протянул его Волку.
- Девушка из свиты королевы сдерживала звоном этого колокольчика ведьмины чары, - сказал граф. – Когда она начала звонить, мне почудилось, словно в комнату влетели горные феи и заиграли на своих волшебных инструментах. А вот ведьме он пришёлся не по вкусу. Да и пигам тоже. О-о, видели бы вы их! Громадные, сильные, грубые чудовища – и рухнули, как подкошенные, едва зазвенел колокольчик.
Волк и Бах снова переглянулись. Волк спросил:
- А как звали девушку? Как она выглядела?
- Её имя – Мария Люсинда, и, если я правильно понял, она падчерица ведьмы.
- Синди, - выдохнул Волк. – Я даже представить себе не мог, что она доберётся сюда раньше меня и попадёт в беду.
- Она отважная девушка, - высказал своё мнение граф. – Впрочем, они все держались мужественно. Когда Мария Люсинда зазвонила в колокольчик, принцесса и сын графини Ла Бар разоружили пигов, а затем помогли мне отпустить слуг. У нас почти получилось открыть гвардейцам дверь, ведущую из кухни на задний двор. Но там оказался один из этих проклятых свиноголовых гадов! Он воровал еду, чтоб ему в аду давиться этими кусками до скончания веков!..
- А что было дальше? – спросил с интересом Бах.
- Дальше всё пошло не так, как бы нам хотелось, - опустил голову граф. – Трое мужчин не смогли справиться с одной свиньёй… Позор на мою седую голову… Пиг выскочил сзади как раз в тот момент, когда мой садовник Михай отворил дверь. Он швырнул ему в спину что-то вроде топора. Вы не поверите: взрослого мужчину вышвырнуло наружу, как тряпичную куклу, прямо под ноги бегущим гусарам. Пиг захлопнул дверь у них перед носом, они только и успели разрядить в него пистолеты.
- И что, не попали? - удивился Бах.
- Ещё как попали! Но урод был в броне, она, видно, сдержала картечь. Конюх Уилл повис на нём, навалился сзади и стал душить рукояткой граблей, чтобы оттащить от двери, но проклятая скотина вцепилась в дверь так, что ручка затрещала. Я взял со стены молоток для мяса и собрался хорошенько стукнуть его по башке, да тут пиг как-то сбросил Уилла и толкнул его прямо на меня. Видно, при этом я крепко ударился обо что-то, потому что следующее, что я помню – это страшный грохот снаружи и топот пигов по дому. Уилл оказался жив, это он оттащил меня в угол и спас от этой толпы варваров. Они выволокли бесчувственных заложниц через кухню, а куда понесли - не видел. Зато когда мы вернулись в гостиную, чтобы посмотреть, не остался ли кто, на полу обнаружили служанок, которые перевязывали рану сына графини Ла Бар.
- Ёлки-палки! – шлёпнул себя по бёдрам Бах. – Сильвер не попал в плен!
- Он едва не попал на тот свет, - заметил граф. – Пиги чуть не размозжили ему череп, когда прорывались в гостиную.
- Но где же он? – спросил Волк.
- Его подняли в мои покои. После такого удара нужно лежать.
- Это плохо, - сказал Бах. – Лежать-то нам как раз некогда. Идём к нему.
В комнате, где служанка ухаживала за Сильвестром, уже был капитан Бриттенгем. Он держал бледного племянника за руку и уговаривал его:
- Сейчас нельзя, Даймон. Тебе нужно хотя бы сутки отлежаться.
Сильвестр увидел вошедших Баха и Волка и попытался встать, но тут уже и служанка, подошедшая с влажным полотенцем, навалилась на его плечи.
- Нельзя, нельзя, ваша светлость! – запричитала она. – Едва жизни не лишились, а всё одно в бой рвётесь!..
- Вовка! – вырвалось у Сильвестра. – Наконец-то ты нашёлся! А мы голову ломали, где тебя искать, пока Маша не объявилась!
- Здорово, герой, - сказал Волк, садясь рядом и пожимая его руку. – Ты тут что, с пигами сцепился?
- А как было не сцепиться? Мы приехали в гости к графу, а эти подонки набросились на нас, избили, постреляли парней из охраны! Найду – загну им бивни в форме скрипичного ключа! Клянусь моей гитарой!
- Граф Ла Бар уложил главаря и ещё нескольких пигов, - заметил граф Кюри. - Прислуга мне всё рассказала.
- Да что я… - смутился Сильвестр. – По правде говоря, у нас не было шансов сопротивляться. В гостиной собралась половина пигов, они были вооружены до зубов, да ещё эта наша «родственница» оказалась отпетой сволочью с замашками экстрасенса. Если бы не… Синди, то они бы нас уволокли, как дрова, без ущерба для себя. Просто чудо, что у неё оказался колокольчик! Когда она зазвонила, эти уроды начали корчиться, будто им калёные гвозди в уши воткнули.
- Даже как-то не верится, что пигов удалось свалить обыкновенным колокольчиком, - проговорил капитан Бриттенгем.
– Не только пигов, - заметил граф Кюри. – Ведьма, пока он звенел, тоже ничего не могла сделать.
Волк, сжимавший колокольчик в руке, словно он связывал его с Синди, раскрыл ладонь. На первый взгляд, в колокольчике не было ничего необычного, разве что его форма. Он взял двумя пальцами за серебряное колечко и встряхнул изогнутую дугой трубочку. Язычок в виде молоточка послушно качнулся между хвостами трубочки, и в комнате словно стало светлее – высокий и безупречно чистый звон заполнил всё пространство комнаты без остатка, влился в уши находящихся в ней людей и проник в самую глубину их существа.
- А колокольчик-то необыкновенный, - сказал барон, входя в комнату. – Гусары сообщили мне, что они слышали его даже вдали от дома. Вот только не пойму, как случилось, что инициатива снова оказалась у пигов. Вы же перебили половину тех, кто был в доме.
- Не знаю, - ответил мрачно Сильвестр. – Меня оглушили.
- В тот момент, когда пиги едва не попали в Её Высочество, его светлость выдворил её из прохода и стал отстреливаться от пигов, - сообщила служанка. – Но они лезли отовсюду, и с одним ружьём ему было трудно обороняться. Кто-то из них бросил в него топор, и мы уже думали, что молодой граф погиб. Топор ударил ему в голову, он рухнул, как подкошенный, по полу сразу кровь потекла…
Пожилая женщина всхлипнула, заново переживая ужас боя, а затем продолжила:
- Но Господь Бог сохранил его светлости жизнь. Пиги-то тоже подумали, что ему конец, и решили, что не стоит зря тащить бездыханное тело.
- А колокольчик? – напомнил капитан Бриттенгем. – Почему Мария Люсинда перестала звонить?
- Помилуйте, господин офицер… - снова заплакала служанка. – Мы все просто остолбенели от ужаса, когда увидели, как топор сразил его светлость. И девушка с колокольчиком тоже. А гнусная ведьма только этого и ждала. Она аж раздулась, когда колокольчик умолк. Не знаю, что произошло, но в гостиной словно ураган пронёсся. Нас с ног посбивало, мебель попадала, а девушка обронила колокольчик. Пиги опять вскочили и стали колотить всех, кто попадался на пути. Ведьма хохотала и приговаривала: «Белладонна всегда выигрывает, дураки всегда проигрывают». А потом снаружи стали стрелять из пушек, и она велела пигам нести Их Высочества и всех дам из свиты.
- Теперь всё встало на свои места, - проговорил капитан. – Пленники были отважны, но не готовы драться с таким противником.
- Вряд ли кто-то смог бы противостоять колдовству, - заметил барон. – Разве что только тот, кто сам им владеет. Однако, что мы теперь будем делать, Эрик? У пигов трёхчасовая фора, они уже давно на своей территории. Будем гнаться за ними, очертя голову, по горячим следам или обдумаем план действий?
Капитан обвёл взглядом присутствующих, словно желал понять по их лицам, что они думают об этом. Он не торопился с ответом, хотя Волк был уверен, что душа Эрика Бриттенгема разрывалась между долгом офицера и отцовской любовью.
- Вам стоит обдумать план действий, господа, - раздался из коридора надтреснутый голос, и все повернули головы туда.
В дверях комнаты стоял приземистый пожилой мужчина в помятой одежде. По виду он был из слуг, но голос выдавал в нём кого-то более значительного.
- О чём ты говоришь, Яков? – удивился граф Кюри. – Господа, это мой кучер.
- Совершенно верно, - кивнул мужчина и извлёк из-за спины дорожную кучерскую шляпу из кожи. Нахлобучив её, он встал по стойке смирно и отрекомендовался:
- Комиссар тайной канцелярии, специальный агент его высочества графа Юнга Яков Райс, к вашим услугам, господа. Направлен сюда для перехвата опасной мошенницы Беладонны Бриттенгем. Волей случая я оказался утром вне дома и не смог повлиять на ситуацию. Зато это дало мне определённую свободу действий, и я решил выяснить, куда направятся пиги из поместья.
- Почему вы были уверены, что они смогут покинуть дом? – спросил капитан. – Ведь вокруг было полно гвардейцев и гусар.
- Простите, капитан, - мрачно ухмыльнулся агент Юнга. – При всём уважении к вашему боевому опыту я должен сказать, что нас с вами учили разным методам ведения войны. Метод контрразведки мало чем отличается от тактики, которую нам навязал враг. Как сказано в скрижалях нашей науки, чтобы победить неприятеля, нужно уметь думать как он.
- То же самое мне говорил особый советник граф Осокин, - отметил барон и подмигнул Райсу. Тот приложил два пальца к полю шляпы и продолжил:
- Пиги – подлые скоты, но не полные тупицы. Я догадался, что они притащились сюда не даром, но не ожидал, что следом за этим в поместье прибудет кортеж королевы. У них было только два выхода: либо рискованный прорыв в меньшинстве, либо соединение с ещё одним отрядом. Для нас последнее было самым скверным исходом, и я предпринял всё, чтобы вытащить из их рукавов козыри. Мне подвернулась гусарская лошадь без хозяина, я поскакал к Тёмному бору и затаился на опушке. Как бы ни повернулось, пиги всё одно пошли бы туда. Скоро я увидел второй отряд – целый взвод с полудюжиной кулеврин и «турами». Они рысью вылетели из чащи и с ходу атаковали ничего не подозревавших гвардейцев и гусар. Но пока они были заняты, я вышел на их тайную тропу и оставил там свои приметные знаки. Вскоре отряд пигов с заложниками выдвинулся к бору. Они перемещаются как мыши – по уже пройденным тропам. Это их слабость, и я ей воспользовался.
- Хотите сказать, что вы точно знаете путь, которым они шли до границы? – оживился капитан Бриттенгем.
- Этим путём лучше не ходить, - качнул головой Райс. – Пиги оставили там несколько растяжек с самострелами и минами. Пока будем обезвреживать – потеряем время. Лучше проехать по тракту, до развилки. Просёлок, ведущий к заставе Песчанка, проходит недалеко от границы. Там, на одном из холмов, мне пришлось дожидаться пигов. Приближаться к границе я не рискнул: там их наверняка поджидала группа прикрытия, и они заметили бы меня.
- Скорее всего, так и было, - кивнул капитан. – С заставы сообщили, что когда они пытались пойти по следам прорвавшихся пигов, их обстреляли из засады.
- С холма я проследил, где отряд перешёл границу, - продолжил Райс. – На своей территории пиги чувствуют себя уверено, времени на установку мин не тратят, поэтому я рискнул преследовать их. Пришлось изрядно попотеть, пока я догнал отряд. Тёмный бор на той стороне – сплошной бурелом, но пиги расчистили широкую тропу. Она вывела меня к заливу, и я увидел, как пиги переплывают его на лодках. На той стороне я заметил какие-то постройки, может быть, их опорный пункт. Дальше соваться не рискнул, наблюдал через подзорную трубу. Отряд какое-то время находился там, но потом двинулся дальше, вглубь Пигландии, только уже на повозках, запряжённых четвёрками лошадей. Я пришёл к выводу, что о визите Их Высочеств они были предупреждены заранее. Иначе чем объяснить всё произошедшее?
 Капитан некоторое время напряжённо размышлял, затем посмотрел на барона.
- Я сгораю от желания броситься по следам пигов, - сказал он. - Однако скован присягой и не могу принимать решение, не получив добро от командования. Но это отнимет у нас ещё больше времени, а действовать нужно уже сейчас. Конечно, комиссар Райс прав: нужно всё хорошо обдумать, потому что вломиться на территорию пигов и пытаться отбить заложниц в открытом бою – просто самоубийство. Есть идеи, Карл?
- Экспедиция по территории врага будет опасной и продолжительной, - высказался барон Мюнхгаузен. – Пиги наверняка повезли наших дам к своему начальству, в столицу или как это у них, свинорылых, называется… То есть, в глубь Пигландии. Чтобы туда пробраться, потребуется придумать прикрытие. Биться с пигами в их главном хлеву под силу только большому и хорошо подготовленному отряду, а таковой не сможет незаметно прорваться дальше границы. Как вы считаете, комиссар Райс?
- Безусловно, вы правы, - кивнул тот. – По донесениям немногих разведчиков, которым удалось пробраться достаточно глубоко на вражескую территорию, главный населённый пункт Пигландии находится примерно в двадцати вёрстах от Утиных озёр на север и в десятке – от побережья Внутреннего моря. От берега лимана Камышовый туда добираться ещё меньше – всего пять вёрст. Однако, вторжение отряда, достаточно большого, чтобы успешно противостоять пигам в открытом сражении, может привести в боевую готовность неизвестное нам количество неприятельских сил. На незнакомой территории, без поддержки артиллерии и конницы любой десант может увязнуть в болоте или оказаться в окружении. Нужно действовать хитростью, а уж если ничего не выйдет, то собирать все силы и идти против пигов войной.
- Войсковой операции не будет, - покачал головой барон. – По той простой причине, что любые официальные военные действия будут иметь страшные последствия. Пиги пришлют королю Бенедикту голову одной из заложниц, и он будет вынужден идти на поводу у подонков. Да ещё чего доброго, согласится на их требования убрать войска с границы и отдать им север Западной провинции в обмен на Их Высочества.
- Значит, всё зависит от нас с вами, господа, - твёрдо сказал капитан Бриттенгем, обводя взглядом присутствующих. – Мы должны действовать тайно, придумав какую-то маскировку, при этом, видимо, лучше будет разделиться на малые группы, чтобы проникнуть в столицу пигов с разных сторон, а там объединить усилия и действовать по обстоятельствам. Я готов рассмотреть любые предложения, даже самые невероятные.
- С вашего позволения, господин капитан, я поспешу отправить графу Юнгу донесение о создавшейся ситуации, - сказал Райс. – Думаю, без его помощи мы обойтись не сможем.
- Конечно, - кивнул капитан. – Полагаю, вы пользуетесь голубиной почтой?
- Да. Думаю, вам стоит дождаться его инструкций здесь, в поместье.
Агент графа Юнга удалился. Барон отошёл к окну и стал задумчиво наблюдать за тем, как гвардейцы и гусары бережно укладывают тела погибших товарищей в подводы, выделенные графом.
Вошёл лейтенант Майрих. Лицо его потемнело от переживаний, под глазами чернели круги. Он остановился перед капитаном Бриттенгемом и сказал:
- Господин капитан, как только мы отправим подводы, мои люди в вашем распоряжении. Гусары сопроводят тела на заставу, к которой приписан их взвод, а наш долг – освободить Их Высочества или умереть.
- Не торопитесь умирать, лейтенант, - ответил капитан. – Королеве это не поможет. А вот дело для вас найдётся. Пойдёмте вниз. Я хочу познакомиться с личным составом.
Они тоже вышли. Барон отошёл от окна и по очереди поглядел на хмурых парней.
- Нам предстоит сделать невозможное – выкрасть пять дам из-под носа у своры головорезов, - сказал он. – И не просто выкрасть, а ещё и доставить их в целости и сохранности на территорию королевства, под защиту наших ружей.
- Легче лёгкого, - шевельнул бровями Бах. – Будёновцы, по коням! Маршем на Пигландию, коротким переходом туда, коротким переходом обратно!..
- Вперёд ногами? – уточнил Волк. – Ты видел эти дурмашины?
- Видел и подстрелил пятерых на завтрак, - оскалился Бах.
- Не горячись, племянничек, - сказал барон. – Одно дело – диверсантов прихлопнуть, другое – в самую середину их гадюшника забраться. Там, чтобы вырубить всех желающих оторвать тебе голову, будет действенен только один способ – заминировать всё вокруг и…
Барон умолк на полуслове и обвёл друзей взглядом.
- Что? – спросил Бах. – Озарение?
- У меня уже есть часть плана, братцы!
- А конкретнее можно?
- Операция диверсионного характера, значит, мы имеем моральное право пустить в ход весь набор трюков, которые используются для подрывной деятельности на территории противника. Так?
- Это что, из учебника для начинающих моджахедов? – съязвил Бах.
- Спокойно, - поднял указательный палец Карл Иванович. – Предлагаю на обсуждение план «Корпоративная вечеринка». Уверен на сто процентов: пиги устроят грандиозную многодневную попойку по поводу удачной вылазки и захвата в плен таких важных персон.
- Не факт, но возможно, - кивнул Бах. – И что?
- Мы должны сделать этот твой «не факт» неизбежностью. Нам нужно много спиртного, и чем крепче, тем лучше. Прикинуться торговцами и споить к свиньям всю их банду.
 - Это ж сколько цистерн понадобится? – почесал в затылке Бах.
- Цистерн? Да нам хотя бы двадцать бутылей набрать – уже достаточно. В окрестных сёлах наверняка найдётся хороший самогон, а мы его ещё и снотворным сдобрим.
- А снотворное в аптеке купим? – осведомился Бах.
- У знахарей местных, дубина, - рассердился барон. – Каждый уважающий себя знахарь держит снотворные зелья, чтобы усыплять больных, которым надо править кости или накладывать швы.
- Ну, допустим, - кивнул Бах. – Но сколько надо влить в пига, чтобы его вырубить?
- Из расчёта по две кружки на рыло мы сможем отправить в аут целый батальон свиномордых. Хотя я не думаю, что пленниц будет охранять отряд больше сотни кабанов. Причём, это, скорее всего, будет гвардия их главного свина – сами по себе здоровые, но к бою не приученные. С кем им там, в центре Пигландии, воевать? Только друг другу рожи бить в перерывах между вахтами. Самые опасные вояки группируются вдоль границы.
- Умно рассуждаешь, - покачал головой Бах и посмотрел на Волка и Сильвера. – А вы как думаете, мужики?
- Спиртного больше понадобится, - высказался Волк. – До столицы придётся добираться с окраин, значит, на пути встретятся другие пиги. Их надо будет убедить, что мы торговцы хмелем. Надо не двадцать, а все сорок бутылей.
- Хм, - нахмурился барон. – Логично. Принимается.
- По-вашему, пигам будет достаточно банальной попойки? – спросил Сильвер.
- А что ты предлагаешь? – ответил вопросом на вопрос барон.
- Любая корпоративная пирушка планируется по принципу «Водки и зрелищ». Думаю, что пиги в этом мало отличаются от нас. Им надо что-то показать, чтобы вывалили всем свинарником посмотреть, разинули пасти и про всё на свете забыли.
- Это каким же шоу ты предлагаешь их угостить? – поинтересовался Бах. – Балетом «Свиньи на роликах» или спектаклем «Пятачок – друг Винни-Пуха»?
- Думай, что болтаешь, - сказал ему барон, покосившись на графа Кюри, но тот о чём-то вполголоса переговаривался со служанкой и не обратил внимания на «нездешнюю» шутку Баха.
- Я имею в виду, что каждый должен заниматься тем, что у него получается хорошо, - объяснил терпеливо Сильвер. – Ну, какие из нас торгаши? У нас лица интеллигентные.
- Особенно у меня, - усмехнулся Бах.
- Мы с вами – рок-группа, у нас есть опыт публичных выступлений. Что мы, не сможем прикинуться бродячими музыкантами?
- Ради того, чтобы вызволить наших девчонок из поганых лап пигов, я готов прикинуться, кем угодно, - сказал Волк. – А на чём мы будем играть?
- У меня с собой гитара есть, - сказал Сильвер. – Барабаны попросим у военных. Карл Иваныч, в форте ведь есть оркестр?
- Оркестр есть. Уж, по крайней мере, барабаны точно должны быть.
- А басуха? – спросил Волк. - Без баса ритм-секция будет неполной.
- А что в гарнизонном оркестре вместо баса, Карл Иваныч? – спросил Сильвер.
- Хм… Когда я служил, в форте Сиккс была бас-балалайка. А вот насчёт Гремучего надо спросить у Эрика. Погодите, сейчас узнаю!
Барон спешно удалился, а друзья переглянулись. Бах спросил:
- Как насчёт репертуара?
- Вряд ли пигов можно будет купить шансоном, как гопников в нашем кафе, - сказал Сильвер. – Придётся вспомнить все старые «боевики» металлических команд. Можно рокабилли попробовать или там грандж. В общем, будем громыхать на полную катушку, чтоб у них лопухи вяли.
- А что? – пожал плечами Бах. – Мне это больше нравится, чем горилкой их поить. Врежем пигам по хрюкве, а, пацаны?
- Никто, кроме нас, - кивнул Волк.


«Бродяги с погремушками»

- Нам просто везёт, - ворчал Сильвер, шагая позади всех. – Бешено везёт. А так долго продолжаться не может.
Бах и Волк были физически крепче своего товарища и, несмотря на то, что их ноша была раза в два тяжелее, чем у него, постоянно были вынуждены останавливаться и ждать, пока маэстро их догонит. Им приходилось беречь друга, потому что ещё и суток не прошло, как он пострадал в бою, но вместо того, чтобы отлёживаться, выздоравливать, он сломя голову бросился вместе с ними в опасное и трудное приключение.
Сильвер своей забавной походкой ботаника - короткие шажки, сутулая спина – семенил по сырой земле Пигландии и постоянно на что-то ворчал.
- В чём это нам везёт? – с усмешкой спросил Бах.
Он приложил руку к бровям, чтобы утреннее солнце, редкое в этих туманных краях, не мешало наблюдать потешную картину – растрёпанный, машущий руками, спотыкающийся Сильвер взбирался вслед за ними на вершину пологого холма.
- Да много в чём… Вот вышибли бы мне мозги топором – и что бы вы делали?
- Яму бы копали, - тихонько сказал Бах Волку, а затем согласился, - Да, Димыч, это ты прав, конечно. Без тебя бы мы не смогли выступить как трио. Хотя тут, по-моему,  нужно рассматривать ситуацию с точки зрения философского дуализма.
- Сам-то понял, что сказал? – усмехнулся Волк, присаживаясь на корточки и упираясь затылком в твёрдый гриф бас-балалайки.
- А что? Вот пигам, на мой взгляд, повезло в сто раз больше, чем нам.
- В каком это смысле? – не понял Сильвер и даже остановился, чтобы присмотреться к Баху – не взялся ли он за своё любимое занятие и не морочит ли ему, виртуознейшему музыканту Зазеркалья, голову.
- Сами посудите: у них есть уникальная возможность услышать вживую рок-музыку, и не просто впервые и единственный раз в их насквозь свинской жизни, а ещё и в исполнении группы, работавшей четыре тысячи лет назад.
- Да ты спец по раскрутке рок-групп, Бах, - восхитился Волк. – Может, займёшься нашим промоушеном?
- Контракт? – изобразил Бах алчного делягу, потирая руки. – Предоплата плюс десять процентов с продаж.
- Ишь ты, - засмеялся Волк. – Сильвер тебя на этих условиях в болоте утопит.
- Не утопит, - покачал головой Бах. – Он раньше с ног свалится.
До болотистой местности им идти, правда, было далековато. Перебравшись через границу на рыбачьей лодке, они миновали устье залива, через который днём раньше пиги перевезли пленниц, и высадились километров на пять севернее. Там был более или менее приличный берег, на котором можно было стоять, не утопая в грязи, и не было лишних глаз. Перевалив через полосу дюн, они взошли на холмы, едва прикрытые чахлой акацией. С них открывалась панорама низменности, там и тут исполосованной бурыми пятнами торфяников, извилистым лабиринтом озёр и болотин. На несколько километров вокруг не было ни одного деревца, только иногда попадались среди камышовых островов и зеленовато-голубых полос воды кучки низкорослых ив. На западе, тёмными пятнами вырисовываясь на фоне синевы далёких горбов Кырымского кряжа, виднелись группы каких-то строений. Над ними вертикально стояли седые полоски дымов – там местность была обитаема.
- Говоришь, четыре тысячи лет назад?.. – выдохнул Сильвер, доползая на четырёх костях до вершины холма и плюхаясь на выгоревшую траву.
- Около того, - пожал плечами Бах. – Мы же сами этот временной интервал выбрали.
- Ну да, сами, - согласился Сильвер. – Но было бы интересно проверить, так это или нет. Жаль, что достоверного источника нет. Я перелопатил все книги, которые подвернулись под руку, но точной информации не нашёл. Хроникёры тут паршивые. Дилетанты.
Налёт аристократической напыщенности, которую приходилось изображать, чтобы не уронить достоинство Сильвестра Ла Бара, вышибло из него ударом топора в висок. Не то из-за потрясения, не то из-за того, что он попал в окружение старых друзей, личность Сильвера приняла лидерство. Как бы там ни было, основания для этого были серьёзные: им предстояло выступить в роли бродячих музыкантов – далёких от светской жизни молодых раздолбаев, у которых за плечами сотни вёрст дорог и сотни выступлений на публике.
С инструментами им действительно повезло. Если гитара – верная подруга Сильвестра – всегда была под рукой, то остальных инструментов могло в такой глуши не оказаться. Выручил их гарнизонный оркестр форта Гремучий, которому тоже досталось при обстреле. Барабанщик буквально собой закрыл от осколков гранаты казённые барабаны и теперь отлёживался в лазарете с многократно продырявленной спиной и тем, что пониже. Бас-балалайка тоже была на грани гибели: капитан Бриттенгем, мотавшийся в форт за инструментами, рассказал, что стену, у которой она стояла в чехле, с обеих сторон продырявило кусками железа.
Укомплектовавшись инструментами, они вновь стали музыкантами. Теперь им предстояло проверить, смогут ли они произвести впечатление на публику. Насчёт себя и Баха Волк сомнений не испытывал. Бах мог выдавать сносное барабанное соло и на кастрюлях – у него было отличное чувство ритма. Бас-балалайка, на которой Волку доводилось разок-другой играть в армейском оркестре, оказалась послушным и настроенным инструментом, и он без труда извлекал из неё нужные аккорды. А вот соло-гитара годилась далеко не для каждой песни из того репертуара, который они собирались играть в Пигландии. В руках Сильвера она звучала потрясающе, но воспроизвести на акустике фуз, как на электро-гитаре, просто нереально.
На каждом привале Сильвер брался за инструмент и сотрясал окрестности жутким бряканьем, приноравливаясь играть на соло-гитаре боем, как делали в незапамятные времена подвальные рокеры, играя запрещённые иностранные песни на расстроенных фанерных гитарах. Этот скрежет резал слух и распугивал всю живность в округе, но парни героически терпели, потому что нужно было искать звучание, которое могло устроить пигов.
В том и состояла сложность их затеи. Они знали, что нравится людям, какими мелодиями тронуть душу женщин, мужчин, стариков и молодёжи. Вкусы пигов были неведомы даже обитателям Новой Европы. Вражда навеки разделила людей и монстров, и все их знания друг о друге ограничивались предубеждениями. Взаимная ненависть и презрение не стимулировали соприкосновения культур. Среди людей вообще было принято считать, что пиги – дикари, просто грубые животные, которым чуждо всё светлое и созидательное.
У барона Мюнхгаузена и его альтер эго Карла Ивановича Казанцева по этому поводу было особое мнение. Что один, что второй повидали многих людей и познали изнутри культуры разных народов, поэтому были уверены, что у самых невежественных и грубых дикарей есть то, что даже в зачаточном состоянии у антропологов принято называть культурой. Суеверия или вера, семейные традиции, иерархические отношения, охотничьи, боевые, траурные и свадебные обряды – все эти составляющие по отдельности или вместе обязательно присутствуют в жизни любого сообщества. А уж если у народа имеется потребность в построении государства какой бы то ни было формации, то клеймить его дикостью и вовсе неверно.
- Ну, что, братцы-рокеры, как назовёмся? – спросил Бах. – Тут под лейблом «Зеркало» выступать как-то неуместно.
- Опять начинается, - проворчал Сильвер. – Ради каких-то пигов ещё название придумывать… Назовёмся «Хрюк-н-ролльщиками» да и дело с концом.
- Это оригинально, но вряд ли пиги поверят, что мы с таким названием выступали в Новой Европе, - заметил Волк. – Они знают, как к ним здесь относятся.
- Точно, - кивнул Бах. – Знают. Надо что-то нейтральное придумать.
- Что? – насупился Сильвер.
- Ну, что-нибудь вроде «Рок-бродяги» или «Барабашки».
- Барабашки с погремушками, - вспомнил Волк выражение Баха.
- О, тоже хорошо! – обрадовался тот.
- Пусть тогда уж «Бродяги с погремушками», - предложил Сильвер компромиссный вариант, и друзья с ним согласились.
Передохнув, они спустились с холмов в низину и начали блуждание между торфяниками и болотцами. Напрямик до западного края низины было всего пять или шесть километров, но по таким местам напрямик пройти невозможно. Им преграждали путь то озёра, то кочковатая топь, то многометровые полосы непроходимой грязи с пиявками. Одно дело – намочить ноги, совсем другое – испортить инструменты, поэтому путешественники обходили препятствия. Блуждание заняло полный день - с раннего утра и до позднего вечера, и могло продолжаться бесконечно, если бы они случайно не набрели на тропинку, по которой кто-то постоянно ходил к берегу одного и того же озерка, чтобы рыбачить. Судя по следам, ходили здесь только люди.
Тропка немного попетляла между кочек, нырнула в камыши, а затем вывела парней прямо к околице небольшой деревушки. Впрочем, несколько кособоких лачуг, кое-как сколоченных из бросового дерева, этого названия не заслуживали. Они выглядели настолько жалко, словно кто-то намерено решил воплотить всё корявое и убогое, что видел в самых захудалых трущобах.
- Ну, ничего себе, местечко, - только и смог вымолвить Бах.
- Не говори, - согласился Сильвер. – Декорации к фильму «Детство болотной кикиморы». И кому пришла в голову идея строить жильё из коряг?
- Боюсь, здесь больше не из чего строить, - заметил Волк. – Вы где-нибудь поблизости видели лес?
Лачуги при всей своей убогости и корявости были построены с умом. Каждая была приподнята над землёй минимум на метр, так же как и мостки между ними. Мера предосторожности на случай половодья не казалась лишней: даже теперь, в разгар жаркого лета, почва под ногами влажно вздыхала, а местами и хлюпала.
Парни направились по мосткам к лачуге, над которой вился дымок. Она, как и другие, не выглядела обитаемой, однако дыма без огня не бывает.
- Хозяева-а! – позвал Бах и постучал ладонью по боку одного из зачехлённых барабанов. – Есть кто живой?
Из лачуги что-то высунулось и скрылось со скоростью суслика, собиравшегося позавтракать, но увидевшего коршуна.
- Что это было? – спросил Сильвер.
- Не разглядел, - мотнул головой Бах.
- И неча разглядывать! – донёсся из лачуги сердитый голос. – Не базар тут!
- Это мы заметили, - согласился Бах миролюбиво. – Собственно, это единственное, что мы заметили. А хотелось бы с хозяевами увидеться.
- Пиги тут хозяева! – сердито ответил голос. – Нашего тута нету ничего!
- Ни за что не поверю в такую басню, - заявил Бах добродушно и подмигнул друзьям. – Пиги дома не строят, рыбу не ловят, значит, всё здесь человеческим трудом достигнуто, и человеку по праву принадлежит. Стало быть, вы и есть хозяева.
Такое обращение озадачило обитателя лачуги, и он несмело выглянул из дверного проёма. Путешественники увидели нечто лохматое, немытое, вида довольно нелюдимого. На сером лице тускло поблёскивали боязливым любопытством серые глаза.
- Вы откуда такие взялися тут? – буркнуло неопределённого пола человеческое существо. – Уж больно чистые для этих местов.
- Это поправимо, - усмехнулся Бах. – Ещё денёк поблудим по болотам – и учумазимся, как полагается.
- Да где вам блудить-то! Вечером господин Хуря за рыбой придёт да и утопит вас.
- Прямо так и утопит? – обеспокоено спросил Бах. – Он, что ли, всегда с бродячими артистами так поступает?
- С кем, с кем? – переспросило существо и от любопытства ещё больше высунулось наружу. – С какими ишо архистами?
- С артистами, мадам, - повторил Бах и уточнил, - Мы – музыканты.
Пока существо скрипело извилинами, осмысливая услышанное, Волк и Сильвер удивлённо переглянулись, не в силах понять, как Бах распознал в аборигене принадлежность к женскому полу. При полном отсутствии причёски, мешковатости одеяния, бесполости голоса и потрясающей неумытости идентификация не представлялась возможной.
- Эх вы, джентльмены, – оскалился Бах. – Голос взрослый, а усов с бородой нет. Значит, женщина.
- Гениально, - пробормотал Сильвер. – Я тоже подхожу под это описание.
Волку потребовалось усилие воли, чтобы не рассмеяться.
- Му-зу-кан-ты… - повторила обитательница лачуги. – Чо ли, которы на дудке дудеть умеют?
- Дудеть, пиликать, в барабаны бить, - подтвердил Бах.
- Это… бить не надо… - оробела женщина. – Бить – плохо, больно…
- Не бойтесь, мы вас не обидим, - пообещал Сильвер. – Мы добрые.
Он быстро вытащил из чехла гитару, заиграл и запел игривую песенку:

Рыбка, рыбка! Где ты, рыбка?
Ни хвоста, ни чешуи.
Рыбка, рыбка! Ловись, рыбка!
Ты дары мои прими.

Я спешу к тебе с рассветом,
Снасть готовлю и прикорм.
Я ужу зимой и летом,
На ветру и под дождём.

Комаров кормлю и мёрзну,
И молюсь на поплавок,
Чтоб схватить тебя за скользкий,
Серебристый рыбий бок.

Рыбка, рыбка! Где ты, рыбка?
Ни хвоста, ни чешуи.
Рыбка, рыбка! Ловись, рыбка!
Ты дары мои прими.

Поделюсь последним хлебом,
Червячками угощу.
Вот тебе крючок с обедом,
Ты клюёшь, а я тащу.

Рыбка, рыбка, не стесняйся,
И зови своих подруг.
За наживку принимайся –
Мне пора варить уху.

Обитательница лачуги слушала Сильвера очень внимательно, и когда он перестал петь, некоторое время молчала и не шевелилась, словно загипнотизированная. Бах шлёпнул по боку одного из барабанов, чтобы вывести её из ступора. Женщина встрепенулась и заговорила сама с собой:
- А и не соврали мне. Всамделишние музуканты… А чего им тута делать-то? Тута мы тока и могём рыбалить. Отродясь не слыхивали никакой музуки…
- Тяжёлый случай, - пробормотал Бах и обратился к ней, - Мадам, не соблаговолите ли растолковать нам, где мы и как отсюда выйти к городу?
Женщина вздрогнула и уставилась на него.
- А я чо, ходю туда, чо ли? Это вам старшой наш нужён, Оська, али хошь мужик мой, Бредень. Они там бывали разок.
- А сами-то они далеко? – спросил Волк.
- Да не далёко… Вон там, - махнула она рукой, - на Ржавой старице. Обещали засветло обернуться.
- Вы не будете против, если мы тут их подождём? – спросил Сильвер. – На мостках всё-таки посуше, чем на траве.
- А мне чо? – пожала плечом женщина. – Ждите себе…
Она скрылась внутри, и больше путники её не видели и не слышали: видно, она сидела у очага без всяких занятий и настороженно прислушивалась к тому, что творится снаружи. Сильвер уселся на мостки там, где стоял, и проворчал:
- Был бы смысл метать бисер перед свиньями…
- Не огорчайся, Димыч, - успокоил его Бах. – Мы здесь выступаем только для того, чтобы подтвердить свою легенду. Своего слушателя мы тут не найдём. Наши песни интересны тем, кто остался в XXI веке.
- Это ты зря, - не согласился Сильвер. – Люди здесь высоко ценят музыку и пение. Это я тебе говорю как Сильвестр Ла Бар, а он перед Его Величеством и всем двором выступал.
- Ну, вообще-то, ты прав, - кивнул Бах. – Здесь и привидения не гнушаются пения. В замке Эльцер мы с моим… родственником даже культурный обмен провели.
- Фестиваль привидений устроили, - хихикнул Сильвер.
- Ага. Вот уж будет, что вспомнить в старости.
- Ещё не известно, какое воспоминание будет ярче – встреча с привидением или первая ночь в Пигландии, - проворчал Волк, помахивая вокруг себя пучком травы. - Кровопийцы к утру рожки и ножки от нас оставят.
- Это точно, - согласился Бах, который уже давно беспокойно почёсывался. – Кстати, нам, похоже, придётся ночевать в этом музее убожества.
- О, Господи, - пробормотал Сильвер, оглядываясь. – Да эти деревяшки даже на дрова не годятся, не то что на стройматериалы. Как они в этих холупках ютятся?
- Боюсь, что скоро мы это узнаем, - сообщил Волк, указывая на солнце, которое висело уже совсем невысоко над западным горизонтом.
Не успел он это сказать, как камыш раздвинулся, пропуская на открытое место несколько лохматых типов, волокущих на спинах довольно большие мешки. Тяжело и медленно ступая, они взошли на мостки. Шагавший первым поднял глаза и остановился, заметив чужаков. Возникла короткая сумятица: задние не успели замедлить ход и по очереди ткнулись низко склоненными макушками в туго набитые мешки впереди идущих.
- Эй!.. Чаво встал?..
- А ты куды прёшь? Не вишь, старшой стоит?
- Оська, чо там за столбняк-то?
- А ну, ша! – распорядился мужик, опуская мешок на скользкий горбыль мостков. – Эт-то чаво тута? Вы хто будяти?
- Доброго здоровья, хозяева, - кивнул им Бах, поднимаясь на ноги. – Не серчайте, заблудились мы и забрели к вам.
Болотные обитатели роста были невысокого, поэтому с уважением окинули взглядами рослую фигуру пришельца снизу вверх. Старший озадаченно почесал сивую бороду, в которой, как новогоднее конфетти, навеки запуталась блестящая рыбья чешуя, а затем спросил:
- И чо вас занесло-то сюды?
- Да вот… - пожал плечами Бах. - Дороги-то не знаем. Попёрлись с берега наобум, стали плутать промеж болотин, вот и заблудились.
Старший оглянулся на остальных и крякнул. Его спутники негромко прогудели в ответ, соглашаясь с его оценкой ситуации.
- Ну, вы ваще! – покачал головой старший. – Урюхались – не отмоесся. Щас господин Хуря с двумя здоровыми мордами явится – ему и растолкуете, хто вы есть.
- А этот ваш господин Хуря – он кто? – поинтересовался Сильвер.
Мужики загоготали, старший снова крякнул и подволок мешок поближе к сидевшим гостям. Густой запах рыбьей слизи не первой свежести удушливым облаком обволок музыкантов. Сильвер, успевший привыкнуть к изысканным ароматам аристократических домов, едва не потерял сознание. За день он притерпелся к прилипчивому болотному духу, вобравшему в себя сырость и застойную вонь тины, но букет, которым напахнуло от рыбака, был многократно отвратительнее.
- Господин Хуря – это главный начальник над нами, - объяснил старший, растягивая заскорузлыми пальцами шнуровку мешка. – Окрест ходит, берёт с рыбацких артелей дневной улов.
- А ежели мало поймаем – серчает и по башке бьёт, - добавил один из мужиков, подходя со своим мешком поближе. Голос у него был молодой, но по виду он от своих патлатых и бородатых собратьев не отличался.
- Ну, куда, куда ты тыркаесся! – напустился на него старший. – Обожди чуток, я с людями толкую.
- А я чаво…
- Чаво, чаво… Вы на сынка маво не серчайте, коли чо, - предупредил старший. – Он не злой, просто дурной малёхо. Вечно рот раззявит да трёкает всяку ярунду али бредёт не знамо куды. За то Бреднем и прозвали… Ты чо делашь?!
Старший подскочил и пнул сына, который пристроился помочиться с края мостков прямо в лужу, разлившуюся между лачугами. Было удивительно, что у этих грязных заросших людей осталось какое-то подобие приличия, хотя запашок, исходивший от стоячей воды, подсказывал, что Бредень был не единственным, кто использовал лужу как отхожее место.
- Сапсем одичали, - проворчал старший и объяснил гостям, - Он тутошний, путного ничаво сроду не видал. Я то ишшо помню, как себя вести по-человечьи, меня пиги молодым парнем в плен увели.
- Отчего ж не сбежали? – спросил Бах.
- А куды? Тропки через топь тока господа знают, а заливы стерегут. Лет с десяток назад видал, чаво пиги с беглыми творят – благодарствую, так подыхать не хочу.
- Что, зверствуют?
- На кол задом пялят или на части рвут.
- М-да… - покачал Бах головой. – Тут задумаешься…
- Да неча тута думать, - махнул рукой старший. – Живём тихонько – да и ладно.
Назвать такое существование жизнью мог только махнувший на самого себя человек. Волк поморщился, отодвигаясь подальше от середины мостков, куда понемногу переместились остальные рыбаки. Сильвер и вовсе соскочил со своего рюкзака и ушёл ближе к камышам. Бах продолжал беседовать со старшим:
- Рыбалите-то как? Сетью?
- А по-всякому. В этот кон на Ржавой старице сетью взяли. Ячея у нас широкая, чобы молодь из сетей уходила, а то кака у хозяев прорва, так за лето бы всю рыбу вычерпали. Им чо? Им больше давай, жирнее, про завтра думать не приучены…
В камышах, с западной стороны от рыбацких лачуг, послышались звуки, словно оттуда приближалось стадо свиней. Парни внутренне напряглись, рыбаки отступили в сторону, освобождая всход на мостки с той стороны. Старший вздохнул:
- Опять скажет - мало рыбы… А мешки-то битком…
Бах на всякий случай запустил руку под куртку и проверил, легко ли выходит из ножен янкарский клинок, которым его снабдил дядя. Он не раз любовался этим оружием, на коротких привалах или ночёвках. Карл Иванович снимал с себя хитрые ножны, которые не было видно под широким сюртуком, и Бах всякий раз удивлялся тому, как плотно сидит в них блестящий и острый как бритва двадцатидюймовый клинок с рукоятью из слоновой кости. Подвешенный остриём вверх, он ни на волосок не выходил из ножен, зато, когда нужно, вылетал из них как по маслу, удобно ложился в руку и легко рассекал всё, что оказывалось на пути, исключая разве что толстые деревяшки и железо. Затянув на себе ремни, удерживающие ножны на спине, Бах почувствовал готовность лезть не то что в самый центр Пигландии, а хоть к чёрту на рога.
Три пига и несколько людей-носильщиков один за другим появились из зарослей камыша. Впереди вышагивал важный господин Хуря, отличавшийся от своих помощников-громил невысоким ростом и более редкой шерстью на серовато-розовой шкуре. Если его телохранители были мускулистыми, рослыми, то он, напротив, уродился коротколапым, пухлым и мягкотелым. Клыков и гривы, которыми гордились пиги-солдаты, у него не было вовсе. Впрочем, важности и спеси в нём хватало на троих.
- Эй, лентяи! – визгливо крикнул он. – Если рыбы меньше, чем вчера, - быть вам поротыми! А… а это ещё кто?!
Он остановился на середине мостков, уставившись на незнакомцев с какой-то странной поклажей, а бугаи за его спиной вопросительно хрюкнули.
- Кто такие?!! – истошно взвизгнул пиг. – Отвечать!!!
- Мы, почтенный господин управляющий, бродячие музыканты, - ответил Бах, не вставая. – Заблудились, потому что не знаем дороги, и дожидались вас, чтобы милостиво просить сопроводить нас в город…
- Молчать! – рассердился Хуря.
Его пятак заходил ходуном, ноздри раздулись, а белёсые глазки напряжённо забегали. Чужак говорил мудрёно и обходительно, к тому же сообщил информацию, требующую обдумывания, а для сборщика улова это было непосильной задачей.
- Урыть их, Хуря? – низким голосом спросил один из верзил.
- Тихо! – раздражённо отмахнулся тот и спросил, - Чего ты там проквакал? Бродячие музыканты? Это как? Кто разрешил?
- Его Величество Хогус Хрю собрался устроить для своих доблестных воинов праздник, и нас наняли, чтобы играть там боевые марши.
- Чего-о? – отвесил нижнюю губу Хуря и переглянулся со своими телохранителями. – Наш Великий Вождь нанял музыкантов на праздник? Вы что, дураки?
- Да разве вы не слышали, ваше превосходительство? – изобразил удивление Бах. – Отряд Хуррга несколько дней назад взял в плен королеву Новой Европы вместе со свитой! Про это уже даже в Новом Амстердаме говорят и немало удивляются замыслу Величайшего из Пигов!
- Хуря, он не врёт, - сказал один из бугаёв. – Я же тебе говорил: через Хрюково провезли каких-то важных лягушек. Хмара клялся, что они поймали подарок для Пигеона, за который сразу можно в командиры выбиться.
- Хмара врёт в обе ноздри, - презрительно скривился Хуря, но игнорировать услышанное не рискнул. – Ладно, безволосые. Пойдёте со мной к командиру Вугру. Он решит, что с вами делать. Надо думать, Вугр с вами позабавится, прежде чем выпустит кишки.
Он повернулся к носильщикам и рявкнул:
- Эй, болваны! Шевелитесь, уже жрать охота, а вы ещё свои задницы целый час будете тащить до Хрюково! Быстро!!!


                *   *   *

Пиги действительно отлично ориентировались на своей территории. Подгоняя жилистых носильщиков, в чьих коробах было пуда по два рыбы, они уверенно шагали через камыши, кочки, озёрное мелководье. Один из пигов-охранников зорко следил за музыкантами, топая позади всех. Он убедительно помахивал чем-то вроде кистеня, не давая им отставать от удивительно резво шагающих носильщиков.
Через полчаса они вошли на мостки другого рыбацкого поселения. Оно мало чем отличалось от предыдущего: полусгнившие деревяшки вместо нормальных стройматериалов, вшивые обитатели, доведённые рабским существованием до скотского состояния, и такая же вонь. К приходу надсмотрщика Хури рыбаки умудрились замешкаться, заставив его топтаться на месте и ждать, пока они приволокут с одного из окрестных водоёмов свежий улов. Пиг завёлся с пол-оборота и набросился на бедолаг с тумаками. Благо, что был не такой здоровый, как его телохранители, а то бы все кости старшему переломал. Парни с трудом перенесли эту сцену, испытывая острое желание проучить подонка. Пришлось стиснуть зубы и добросовестно играть роль безвредных странствующих музыкантов, сторонящихся любого насилия. У них была более серьёзная задача – втереться в доверие к пигам и подобраться к захваченным в плен дамам как можно ближе.
В населённый пункт под названием Хрюково они добрались уже в сумерках, когда на остывающее небо начала карабкаться растущая луна. Почва тут была глинистая и более плотная, и, несмотря на просёлочную грязь, строения здесь стояли на каменных фундаментах, а не на сваях. Болотистая низина уступила место холмистой равнине, которая, по мере удаления на запад от моря, переходила в редколесье.
- Хуба, веди их в сарай и постереги, а я позову Вугра, - велел Хуря.
Пиг, которого он назвал Хубой, поигрывая кистенём, затолкал парней в дощатое строение, когда-то использовавшееся как конюшня. Здесь не было лошадей, зато осталось немного перепревшей соломы, и парни, оказавшись под замком, повалились на эту жалкую кучку, дав отдых уставшим ногам.
- Посушиться бы, - проворчал Сильвер. – Вода в сапоги попала.
- Погоди, - сказал Бах. – Сейчас припрётся их местный бугор, и мы будем доказывать, что инструменты - не бутафория.
- Думаешь, прокатит? – спросил Сильвер. – Эти жлобы похожи на тех, кто сначала бьёт по башке, а потом говорит «здрасте».
- А мы сейчас расчехлим инструменты, - сказал Волк. – Их всё равно посушить надо.
- Легко сказать, - буркнул Сильвер. – Шевелиться вообще неохота.
- Охота получить по башке? – поинтересовался Бах.
- Нет, не охота. Но вставать я всё равно не буду. Лёжа расчехлю.
Бах усмехнулся и принялся расстёгивать чехлы барабанов.
Едва они успели достать инструменты, как ворота со скрипом отворились, и в старую конюшню ввалилось несколько пигов с факелами, один другого клыкастее. Рядом с самым здоровым монстром семенил Хуря, который выглядел на его фоне, как пигмей рядом с носорогом.
- Вот эти лягухи, командир Вугр. Врут, что музыканты…
- Врут, говоришь? – утробно рыкнул предводитель пигов. – Узнаем. Наврали - зарежем, не наврали – подумаем. Эй, вы кто такие?
- Бродячие музыканты, ваша доблесть! - браво ответил Бах. – Играем любую музыку, но только для настоящих героев! А ведь всем известно, что отважнее воинов, чем вы, на всём свете не сыскать!
Пиг заинтересованно хрюкнул и покосился на остальных. Потом сказал:
- У вас, безволосых, музыка да песни – одни сопли. От них выть охота. Думаете, вас тут ждут с вашим бряканьем?
- О, нам известно, что для суровой воинской души самый желанный звук – гром барабана и хруст черепов, - закивал Бах. – Специально для ублажения слуха Его Величества Хогуса Хрю мы разучили песни, от которых во всех окрестных королевствах у крестьян уши вянут.
Командир Вугр склонил набок массивную гривастую башку и повелительно кивнул. Бах повернулся к Сильверу и вопросительно поднял брови. Тот негромко сказал:
- Играем «Мистера Твистера», номер «Давай», только работаем под «Моторхэд». Волк, вокал потянешь?
- Да, мне как раз проораться хочется, - мрачно усмехнулся Волк.
Команду «Мистер Твистер», игравшую в 90-х заводное рокабилли, в России начала XXI века знали и помнили, в основном, самые верные любители рока. Трио «Зеркало» по мере сил несло искусство в народ, но вариант, предложенный Сильвером, даже в кафе, где они выступали, сочли бы заскоком. Исполнение песни Вадима Дорохова голосом Лемми Килмистера – это почти то же самое, что трэш-пародисты «Бони НеМ» сотворили с диско-хитом группы «Эрапшн».


Давай накинем на шею будней
Тугую петлю из гитарных струн.
Давай соберёмся мы в круг многолюдный
И превратимся в красок тьму.

Давай! - клич наш задорный,
Давай! - друзей круг огромный,
Давай-ка, подруга, вертись побыстрей!
Давай рок-н-ролл и никаких гвоздей!

Давай мы с тобою за руки возьмёмся,
И целую ночь будем петь рок-н-ролл,
Давай серпантином мы к небу взовьёмся
И в скуку воткнём осиновый кол.

Давай! - клич наш задорный,
Давай! - друзей круг огромный,
Давай-ка, чувиха, вертись побыстрей!
Давай рок-н-ролл и никаких гвоздей!

Давай хоть на вечер с тобою забудем,
Что нам неприлично валять дурака,
Мы молодые, а серым и скучным
Ты ещё станешь годам к сорока.

Давай! - клич наш задорный,
Давай! - друзей круг огромный,
Давай, ёлки-палки, вертись побыстрей!
Давай рок-н-ролл и никаких гвоздей!

Ко второму припеву пиги, стоявшие до этого столбом, стали переминаться, а кое-кто начал ритмично брякать оружием об утоптанный пол. С улицы в сарай сунули любопытные рыла и другие пиги, и в конюшне стало тесно и смрадно. Когда Сильвер, под уханье баса и несусветный грохот барабанов, пустился выколачивать из гитары заводное соло, пиги начали довольно скалиться, и даже их мрачный командир стал потряхивать гривой.
- А ты, Хуря, говоришь, врут! – кивнул на музыкантов Вугр. – Брякают справно. Эй, а ещё что умеете?
Сильвер переглянулся с друзьями и спросил:
- Отметим юбилей бессмертных «Битлз»?
- Имеешь в виду «Come together»? – спросил Волк. – Если бы они узнали, через сколько лет она будет спета, офигели бы. Поехали!
Песня знаменитых «Битлз» годилась для жёсткого исполнения, что неоднократно доказали в ХХ веке рокеры, исполнявшие её на «трибьютах». Волк однажды взялся отыскать в Интернете её поэтический перевод и понял, что такую галиматью спеть невозможно. Это подвигло Волка сочинить свой текст, но скоро он понял, что завсегдатаям кафе будет неинтересно слушать вольное переложение утробных шуточек Джона Леннона по поводу внешности и манер себя самого и его компаньонов-битлов. Пришлось рулить в сторону социальной сатиры и рисовать портрет отталкивающего типа, который, как ни странно, один в один совпадал с внешним видом пигов.

К нам припёрся чувак,
С ним явно что-то не так:
Волос дыбом стоит,
Глаз от «дури» блестит.
Он валяет дурака,
Жизнь его при этом весела и легка.

Это тот ещё тип:
Он не чёсан, не брит,
Руки-крюки до пят,
Пьёт и жрёт всё подряд.

Баламутит он народ,
За собою дебоширить всех зовёт:

- Тусанёмся! О, да! Тусанёмся!

Ему всё нипочём,
Он всегда не при чём,
Шкура как у моржа,
За душой – ни шиша

Побуянить любит он –
Тунеядец, бедокур и охламон.

- Тусанёмся! О, да! Тусанёмся!

Он отвязный балбес,
Он всем в душу залез,
«Я как вы», - говорит
И что попало творит.

Он не знает слова «нет»,
И на все вопросы у него один ответ:

- Тусанёмся! О, да! Тусанёмся!

Пиги, к удивлению своего командира, принялись восторженно подрёвывать. Слов они, конечно, не знали, но драйв явно почувствовали. Даже Хуря стал нелепо подёргиваться, видно, в поросячестве тоже мечтал стать крутым свином с кривыми клыками.
Когда музыканты закончили терзать инструменты, Вугр мотнул головой:
- Хряк с вами, лягухи! Отправлю вас утром во дворец к Пигеону. Хуря, пришли к ним своего Шустрика, пусть он даст им всё, что попросят.
Пиги, возбуждённо хрюкая, гурьбой вывалились из старой конюшни. Парни с облегчением вздохнули.
- Пронесло… - сказал Сильвер.
- Это их, кажется, пронесло, - возразил Волк, зажимая нос, потому что пиги оставили после себя липкую вонь хлева.
- Всё идёт, как надо, - ухмыльнулся довольно Бах. – Мы были вполне убедительны.
- Да, неплохо сыграли, - согласился Сильвер.
- На ужин мы точно заработали, - заявил Бах, почесав живот.
- Как у тебя в такой вонище аппетит не увял? – удивился Сильвер.
- Друг мой, ты в своей жизни ещё не встречал вони, от которой по-настоящему выворачивает, - ответил Бах. – Когда я служил, нас отправили в одно хозяйство на чистку приямка сепаратора. Вот там мы нюхнули такое… Представь: слежавшееся за зиму зерно весной забродило, и всю эту массу пополам с дохлыми крысами, голубями и их же какашками нам надо было вёдрами вычерпывать и поднимать из приямка наверх.
- Ну и как? – поинтересовался Волк. – Проняло?
- Не то слово. От этого кумара выворачивает так, что потом себя не помнишь. Но ничего, мы за полдня освоились, даже в поселковой тошниловке поели с аппетитом. Чего не скажешь о местных. Они-то в этот приямок за свою зарплату лезть не хотели, вот и пришлось нас на обеде терпеть. Мы, должен я вам сказать, изря-адно провоняли. Так провоняли, что когда к столовой подходили, местные шавки разбежались по подворотням.
- Хочешь сказать, - вполголоса удивился Сильвер, - что пиги воняют не так отвратительно, как та помойная яма?
- Осторожнее с выражениями, капитан, - предостерёг его Бах. – Мы на вражеской территории. Не дай Бог кто услышит да стукнет про это пигам…
Едва он произнёс это, в воротину протиснулся низенький вертлявый мужичок с масляным фонарём в руке. Одет он был приличнее, чем ранее встреченные парнями невольники пигов, да и держался иначе. Взгляд у него был не такой, как у забитых рыбаков или равнодушных ко всему носильщиков – острый, внимательный и хитрый. На пришельцев он смотрел с любопытством, без превосходства, свойственного тем, кого начальство приподняло из грязи и назначило в помощники.
- А вы не из пугливых, - заметил он коротко.
Парни промолчали в ответ. Он изобразил вежливость, кивая, и представился:
- Меня Шустряком зовут, хотя господам угодно именовать меня иначе. Это прозвище вполне мной заслужено - с детства был расторопен и сноровист. Если что надо, умею достать. Не угодно ли вам отужинать?
- Если мы можем рассчитывать на гостеприимство… - пожал плечами Сильвер.
- По-настоящему тебя как зовут? – спросил Бах по-свойски. – Меня Иваном.
Шустряк даже смутился, но потом ответил:
- Семён…
- Сёма! – со смаком произнёс Бах. – Хорошее имя. Ты его тут не часто, поди, слышишь-то, а?
- Да уж куда там… - развёл руками Шустряк. - Вообще не слышу. Родных нет, дружить особо не с кем… Люди тут даже друг другу не доверяют.
- Ну, и житуха у вас, - покачал сочувственно головой Бах.
- Лучше плохо жить, чем хорошо гнить, - изрёк Шустряк.
- Тоже верно, - согласился Бах. - А чем тут кормят на ужин?
- Кого как… - пожал плечами Шустряк. – Господа себе ни в чём не отказывают, а слугам достаётся, что остаётся. Пигеон распорядился, чтобы людишек не баловали, но и голодом не морили, так что сухари и рыба всегда есть, а там – что Бог пошлёт.
- В Бога веруешь? – доверительным тоном спросил Бах.
- А как же… Без этого тут никак… Кто не верит – опускается, звереет.
- Ну, Сёма, ты уж постарайся насчёт пожрать. Намотались мы по болоту сегодня – сил никаких нет, а завтра выступать надо.
- Я мигом, - пообещал Шустряк и, оставив фонарь, испарился.
- У тебя талант ладить с людьми, - заметил Сильвер.
- У меня хороший учитель, - развёл руками Бах и задумчиво произнёс, - Интересно, как там у дядьки дела? Не разминуться бы нам с ним. И часа лишнего торчать тут не следует. Пиги – твари непредсказуемые. Сегодня не тронут, завтра в порошок сотрут.
Пока они зачехляли инструменты, Шустряк вернулся с котомкой, в которой угадывались контуры отнюдь не сухарей. Он расстелил поверх прелой соломы застиранную тряпицу и разложил на ней всякую зелень, корявый ржаной батон, яйца, кусок деревенского сыра и целый ворох вяленой рыбы.
- Вот… - скромно сказал он. – Чем богаты… У господина Хури, конечно, в кладовой всего полно, но его экономка со мной неприветлива. Зато повариха добрая. Я ей по хозяйству частенько подсобляю…
- Да ты и правда шустрый, - широко улыбнулся Бах и потрепал его за плечо. – А теперь садись с нами, Сёма.
- Я… Да что…
- Садись, садись. Будешь за хозяина, коль угощение раздобыл. А мы… - Бах подмигнул всем заговорщически и извлёк из своей сумки дорожную флягу. – Мы тебя угостим добрым напитком. Тут-то поди сплошной шмурдяк гонят?
- Самогонку-то? Гнать гонят, да пить её горько. Господам, правда, нравится. Часто закладывают, до визгу… А мне она не по душе. Вот настоящее виноградное вино однажды попробовал, когда ещё у прежнего хозяина прислуживал – это да-а-а!
- Ты здешний? – спросил Волк.
- Вместе с матерью сюда попал. Мы за северной пустошью жили, в рыбацком посёлке. Пиги к нам никогда не совались – там трясина непролазная, даже для них. Но однажды мы рыбачили у Чёрных камней да в шторм попали. Отец утонул, а лодку снесло к берегу Пигландии. Я с малолетства у господ на побегушках. За двадцать пять лет чем только не занимался, с кем только не знакомился.
- Про пигов всё знаешь, наверно, - спросил Сильвер.
- Всё – не всё, но насмотрелся всякой дряни. Люди в Пигландии света белого не видят. Мы для господ – скот, вещи. Захотят – убьют, захотят – продадут.
- Это получается, вы вкалываете, горбатитесь на них, и они вам за честный труд такой монетой платят? – скривился Бах, наливая в походные оловянные кружки искрящееся даже в скупом свете мутного фонаря золотистое вино.
- Пиги – они и есть пиги, - покачал головой Сильвер, кусая сочный помидор.
Волк хотел вцепиться зубами в жирненького леща, но вовремя сообразил, что Пигландии рыба наверняка заражена всякими паразитами. Воду они вообще здесь пить не рисковали, чтобы не свалиться с каким-нибудь «подарочком» вроде дизентерии. Тащили с собой несколько фляжек с колодезной водой аж с самого Кюри.
- Пиги пигам рознь, - заметил Семён-Шустряк, блаженно щурясь от кисло-сладкого муската. – Если б все они были, как господин Хум, то, может, и войны бы между королевством и пигами никогда не было.
Парни посмотрели на него. Карл Иоганыч просветил их насчёт того, что у пигов есть касты, но кроме морфологических и иерархических различий ничего не упоминал.
- А кто это такой? – спросил Сильвер. – Что в нём такого особенного?
- Господин Хум? У-у… - Семён, жмурясь, проглотил кусок сыра и объяснил, - Господин Хум – советник Пигеона. Это он подал идею разводить в Пигландии карпов, выращивать рис, заготавливать торф.
- Ещё скажи, что он грамотный, - недоверчиво проворчал Бах.
- Насчёт этого ничего не скажу, но то, что он в десять раз умнее любого из пигов – это готов подтвердить. Я с ним два раза встречался, ну, то есть, был поблизости, когда он моему бывшему хозяину мылил шею за то, что тот плохо кормил работников.
- Да что ты! – не поверил Бах.
- Ей-Богу, не вру, - перекрестился Семён. – Он ещё слова мудрёные сказал, которые я не сразу понял. Человеческие ресурсы, мол, нужно беречь, потому что за каждого переселённого работника мы платим кровью доблестных хавров…
- Кого-кого? – переспросил Волк.
- Хавров, - повторил Семён и приподнял брови, - Ох, да вы же не знаете… Сами себя пиги никогда не называют пигами. Им известно, что это означает, и они звереют, когда их сравнивают со свиньями. У них в ходу другие понятия. Здоровяки – это каста хавров. Они очень гордятся своей силой, клыками, гривами.
- Это потому, что больше нечем? – предположил Сильвер.
- Не скажи, - покачал головой Семён. – Везде, где надо применить силу или хитрость, они расшибутся, но сделают, что задумано. Но они здорово проигрывают в сообразительности борам. Боры – это их мозги. Они не такие волосатые, роста небольшого, шкура под шерстью не серая, а белая или розовая, иногда с пятнами. Их меньше, зато они тут всем управляют, потому что башка у них занята не пьянкой и жратвой, а тем, как всё устроить, чтобы жилось хорошо. Правда, красть людей, чтоб они работали, как раз их идея. Но это лучше, чем было раньше. Во времена Железных Клыков, говорят, пиги людей на кол одевали и зажаривали. А некоторых сначала откармливали.
- Тьфу ты, - выругался Сильвер. – У меня теперь кусок в горло не полезет.
- Сейчас всё по-другому, - успокоил его Семён. – Сейчас боры так всё устроили, что в Пигландии люди, если голова на плечах, даже неплохо живут. Кстати, не ляпните нигде это слово. Свои любимые болота они называют Борией, а главный посёлок – Хавроном.
- Посёлок? – удивился Бах. – Я думал, что столица – город.
- Может, когда им и станет, - пожал плечами Семён. – Раньше там были сплошные сараи со щелями. Вот, как этот. Теперь они поднабрали крепких мужиков, которые в плотницком деле соображают, да разведали, где в горах можно хороший лес добыть. Свинарник вождя стал на хоромы похож. А остальные постройки так сараями и остались. У многих даже дверей до сих пор нет.
- Резиденция-то у Хогуса большая? – осторожно поинтересовался Волк.
- Чего? В смысле, хоромы его, что ли? А, это да, многоэтажный сарай с пристройками отгрохали. Боры-то, которые там ему служат и всякие свинские умности придумывают, малость почистоплотнее хавров, да и к холоду чувствительнее. Сквозняков не любят, лет пять назад затеяли большую печь соорудить, целый год по всем закоулкам каменюги собирали, ещё год строили да ломали – раствор-то никто толком делать не умеет, да и материала подходящего мало. Но кое-как соорудили, проложили дымоход через весь царский хлев, запаслись торфом – и давай коптить. Раскочегарили так, что дым вокруг на полдня ходу стоял, зато зиму жили в тепле. Был я там как-то с поручением. Тепло. Правда, дерьмишком крепко пованивает, но мы уже привычные. Чего уж там, в Пигландии живём, а не в Европе…
- Ты, Сёма, угощайся смелее, - подбодрил Бах, наливая ему ещё вина. – А то в горле пересохнет. Рассказываешь больно интересно. Мы ж тут новички, не знаем ни фига.
- Это ничего, - махнул тот рукой и подхватил кружку. – С непривычки кажется грязно, сыро, а потом втягиваешься. Меня долго коробило от того, что господа нужду где попало справляют, а потом понял – их не переделаешь, значит, мне привыкать надо. Мы, люди, ко всему можем привыкнуть.
- К плохому нельзя привыкать, - проворчал Сильвер.
- В хорошем месте – да, - согласился Семён, закусывая вино огурцом и укропом. – А тут место изначально плохое. Тут не мы господа…
- Не место красит человека, а человек место, - изрёк Сильвер.
- Умно сказано…- озадачено почесал затылок Семён.
- За это надо ещё выпить, - предложил Бах и снова налил в кружку Шустряка вина. – А вот растолкуй, Сёма, мне бестолковому: как тутошние господа размножаются? У них дамочки такие же мордатые?
- Тс-с-с-с! – зашипел вдруг Семён и даже пригнулся, едва не пролив вино. Испуганно озираясь по сторонам, он сдавленно прошептал, - Никогда!.. Нигде!.. Ни с кем про это здесь не говорите!.. Услышат господа – убьют на месте, услышат холопы – настучат, сдадут как чумного…
- О-о, похоже, мы нарвались на табу, - пробормотал Бах. – Да ты не трясись, мы тебе что, враги какие? Это даже хорошо, что ты нам всё растолкуешь, а то ведь опростоволосимся по незнанию… Так что там с их свиномамками? Они, вообще, какие из себя?
- Тс-с-с… - снова нервно зашипел Семён.
Он уже изрядно захмелел, движения стали неверными, глаза посоловели, зато язык развязался. Заговорщически подмигнув, он просипел:
- Никто их не видел. Никто, никто. Тайна страшная… Известно только, что где-то среди трясин есть глухое место, куда могут пройти только господа. Говорят, это их ясли!..
Парни переглянулись, Семён, видя их недоумение, горячо зашипел:
- Ей-Богу, не вру!.. Я тут двадцать пять лет обитаю, но маленького или хотя бы молодого пига ни разу не видел. Он будто сразу взрослыми на свет появляются… Как будто их в преисподней в одной форме из дерьма отливают…
- Судя по запаху, так оно и есть, - сказал Волк.
- Э-э! – помотал Семён в воздухе указательным пальцем. - Может, им выгодно, чтобы мы так думали… Но люди-то не совсем дураки... то есть, совсем не дураки… Я лично видел, как они изо дня в день сами – сами! – уносят в середину топей прорву отборной жратвы. А для чего, то есть, для кого? О! Вот вопрос!.. Думается, там есть их главный секрет. Они скрывают от всех место, где плодятся и растут их поросята, а нам скармливают байку, будто они божественного происхождения… Спасители и устроители мира! Доблестное воинство! Избранный народ, у которого несправедливо отняли возможность жить на доброй земле!..
- Тихо, Сёма, угомонись, - усмехнулся Бах. – Услышат – по шее наваляют. Гляжу, винишко тебя зацепило.
- Ой, хорошее винцо! – крякнул Семён. – А налей ещё…
- Да пей на здоровье. Кстати, а хозяева-то пить здоровы или как?
- Хлещут за здорово живёшь! Каждый вечер напиваются! Скоро услышите, как они буянят… Это у них что-то вроде боевого марша… Напьются, насвинячат, наревутся – и свалятся со скамеек… Ох, скоро я сам свалюсь…
- Ты уже иди, Сёма, - похлопал его по плечу Бах. – Отоспись, а то Хуря тебя спозаранку начнёт шпынять.
- Да, пойду… Ик… Вы того… фонарь-то долго не жгите, а то мой злыдень за каждую каплю масла трясётся… Ик…
Пошатываясь, Семён-Шустряк удалился из сарая.
- И свинский мир не без добрых людей, - пробормотал Волк.
- Да, полезно вовремя завести связи, - покачал головой Бах, впиваясь зубами в сочный помидор.
- Ловко ты его на информацию раскрутил, - похвалил его Сильвер. – Болтун - находка для шпиона. За пять минут мы больше узнали, чем разведчики Юнга за столько лет.
- Знания всегда дорого стоят, - напомнил Бах. – Разведчикам они стоили немалой крови, а мы можем и головой поплатиться.
- Давайте не будем говорить о грустном на ночь глядя, - предложил Волк. – Лучше гасите фонарь, а то спать хочется – сил нет…


                *   *   *

- Вовка… Во-овка-а… Волк, блин, вставай!
Волк резко проснулся, по живому отрывая нервную систему от спасительного забытья. Ему казалось, что он только что закрыл глаза, а сквозь щели между горбылями уже синели предрассветные сумерки.
- Ох… ёлки-палки… Что-то всё болит, как будто мы вчера вагоны разгружали…
- Да лучше бы вагоны… - проворчал Сильвер, скорчив гримасу отвращения после продолжительного зевка. – Я бы на любую тяжёлую работу согласился, лишь бы эту вонь в жизни никогда больше не почуять.
- Да-а, - разминая плечи, протянул Бах, - пахнет явно не кофе.
- Издеваешься? – мученически сморщил Сильвер губы.
- А ты что, кофеиноман? – усмехнулся Бах, поочерёдно доставая носками сапог до кончиков пальцев вытянутых рук.
- Не то чтобы… Сказать по правде, я бы сейчас и дыму был рад, лишь бы не вдыхать эту вонь. Они тут, похоже, всё вокруг обгадили. Волк, тебе не кажется, что воняет сильнее, чем вечером?
- Может, тебе, Димыч, нос чем-нибудь заткнуть? – предложил Волк. – Тут вот в тряпице мякиш хлебный остался.
- Идея! – обрадовался Сильвер и, намяв хлебные катышки, запихал их в ноздри.
- Капитан, скажи «фуфайка», - ехидно предложил Бах.
- Фиг тебе, а не фуфайка, - гнусаво ответил Сильвер, и Бах согнулся пополам, изнемогая от смеха.
- Будет, что вспомнить, - улыбнулся Волк. – Картина маслом - «Сильвер снюхал полбатона».
Сильвер не выдержал и тоже засмеялся.
В ворота, впустив клубы густого тумана, протиснулся Семён-Шустряк. Вид у него был неряшливый, глаза заспанные, но увидеть его было приятнее, чем кого-нибудь из пигов. Он зевал на ходу, одной рукой держа на кочерге побитый парящий котелок, а другой – нещадно терзая лицо.
- Ну, что, бока не отлежали?.. – сонно спросил он.
- Наши бока на месте пока, - бодро ответил Бах. – А тебя, похоже, надо похмелить.
- А есть? – встрепенулся Семён.
- Эх, Сёма, Сёма, - с укоризной покачал головой Бах. – Я что, враг тебе, чтобы напоить, а потом бросить на произвол судьбы?
Семён сглотнул и часто заморгал, отгоняя сон.
- А я тут это… Кипяточку вам приволок. А то вода-то тут та ещё. Выпьешь сырую – неделю из нужника не выйдешь.
- О, это ты молодец, удружил, - похвалил Бах, наливая ему вина. – Давай, Сёма, поправляй здоровье. Ты нам бодрый нужен.
Шустряк вылил в себя вино и блаженно сморщился. Потом выдохнул и сообщил:
- Господин Хуря велел проводить вас до самого Хаврона. Он по утрам отправляет туда подводу с рыбой, так что вам и идти не придётся.
- Ух, ты, - обрадовался Сильвер. – Транспорт – это хорошо.
Хорошо – понятие относительное. Подвода оказалась заставлена корзинами с рыбой почти от борта до борта. Только в двух углах осталось место, свободное от корзин, однако едва Сильвер приблизился к подводе, ему расхотелось ехать на ней. Всё дело было в прилипчивом душке, исходившем от полутоны рыбы, которую хоть и выпотрошили, но не сунули на ночь в ледник за неимением такового. Слизь, высыхая на воздухе, отнюдь не потеряла своего резкого специфического запаха, а, наоборот, стала вонять ещё острее.
В итоге, остаток места в подводе заняли барабаны и бас-балалайка. Свою гитару Сильвер побрезговал класть рядом с рыбными корзинами – чехол, чего доброго, провоняет, потом не отстираешь. Так и шагал за подводой с гитарой за спиной, удивляясь беспечности товарищей. Одно радовало: здоровяк Хуба, которого господин Хуря отрядил сопровождать подводу до Хаврона, не дышал им в затылок. Он взгромоздился рядом с Шустряком, правившим подводой, едва не прищемив бедолагу широченным задом. Семён кое-как удержался на облучке, сдвинувшись на самый край сиденья. Каждый раз, когда подводу встряхивало на кочке, он рисковал рухнуть под левое переднее колесо.
Хрюково они покинули ранним утром, намного раньше, чем солнце прогнало туман. Впрочем, выйди они в десять утра, всё равно большую часть пути шагали бы в сырой мгле, потому что туман льнул к глинистой равнине едва ли не до обеда.
- Похоже, к вечеру дождь пойдёт, заметил Бах. – Больно долго туман висит.
- Это значит, что выступать будем не на улице, - рассудил Сильвер. – С одной стороны это плохо: во дворце дышать будет нечем, когда на нас соберётся посмотреть весь свинарник. С другой стороны – хорошо, потому что не надо будет выдумывать, как попасть внутрь, чтобы разведать, где прячут заложниц.
- Погоди радоваться, - сказал Волк. – Нас, может, самих там под замок посадят. Споём – и в клетку.
- На этот счёт не беспокойся, - ухмыльнулся Бах. – Я кое-какой инструмент прихватил, так что не больно-то долго под замком просидим.
- Ты взял с собой ножовку по металлу? – поднял брови Волк. – И в каком барабане ты её прячешь?
- Этого тебе лучше не знать, - весело ответил Бах. – Меньше знаешь – крепче спишь.
- Штирлиц несчастный, - проворчал Волк.
Сам он тоже не всё рассказал друзьям. Почему-то посчитал, что им пока ни к чему знать, что в армейской бас-балалайке кто-то предусмотрительный устроил тайник, где запросто помещался егерский карабин с полным патронташем. А показал, как он открывается и закрывается, капитан Бриттенгем.
Через полтора часа пути просёлок, по которому понурые лошади с жутким скрипом и дребезжанием тянули подводу с рыбой, вскарабкался на широкую насыпь. Это была добротная дорога, которую явно не размывало дождями и половодьем. Из-за тумана трудно было сказать, как далеко она тянется от главного поселения пигов, но можно было совершенно точно сказать, что рабского человеческого труда в неё вложено не меряно. Мало того, что её умело замостили, уложив обтёсанный булыжник ровно и без зазоров, так ещё ведь и подняли над равниной с помощью гравийно-щебёночной насыпи. Это означало, что где-то в предгорьях Кырымского кряжа есть каменоломни, а там явно установлено устройство вроде дробилки. Иначе откуда бы на болотах взялось столько отличного строительного материала.
- Ишь ты, - покачал головой Бах. – Они для переброски к границе припасов целый тракт проложили. Видите, на юг дорога уходит? Вот по ней пушечки легко было до самого залива докатить. А там их оставалось только на плоту на другой берег перевезти. А наши-то стратеги думали, что пиги тут всё на горбу по болотам таскают.
- Противника опасно недооценивать, - проговорил Волк.
- Постараемся так не делать, - кивнул Бах. – От нас слишком многое зависит, так что надо глядеть в оба. У них тут, похоже, заправляют довольно мозговитые особи, поэтому чем лучше под дурачков сыграем мы, тем приятнее будет им. Лесть пигам, похоже, нравится.
- Давайте-ка потише говорить, братцы, - сказал Волк. – Капитан говорил, что зрение у них так себе, зато слух хороший.
- Сквозь этот скрип и лязг ни фига не слышно, - махнул рукой Сильвер.
Туман начал рассеиваться как раз тогда, когда мощёная дорога вывела их к окраинам Хаврона. Потянуло дымком с необычным, не древесным запахом, следом напахнуло какими-то отбросами. Рассеивающийся полог тумана приподнялся и показал окраину столицы Пигландии. Разрозненные, возведённые без всякого плана сарайные постройки здесь были низкими, кособокими. Обжили их явно не пиги: там и сям сонно копошились люди, безо всякой охоты занимаясь хозяйственными делами. Замордованные, замызганные, хмурые, они выглядели немногим лучше болотных рыбаков. Даже после суток блуждания по топким лугам и ночёвки на полуистлевшей соломе путешественники на их фоне имели вид вполне приличный.
Путь подводе преградило большое стадо гусей, которое куда-то гнали трое чумазых подростков. Строптивые птицы не проявляли желания куда-либо торопиться. Они с гоготом и шипением митинговали прямо посреди мостовой, которая шла уже не по насыпи, а по глинистому грунту, вровень с постройками. Волк думал, что Семён остановит подводу и переждёт эту гусиную миграцию, но Хуба что-то гортанно прорычал, и Шустряк бесцеремонно понукнул лошадей, оробевших при виде сердитых гусаков. Подневольные животные дёрнули подводу и попёрли напролом, грозя передавить всех, кто не уберётся с дороги. Гуси в панике растопырили крылья и с трубными воплями бросились врассыпную, топча сородичей. Хуба издал дребезжащее хрюканье, означающее смех, и хлопнул себя по шерстяным ляжкам. Подростки вместо того, чтобы проявить недовольство, склонили головы и так и стояли на полусогнутых ногах, пока подвода не проехала мимо. Гусиное стадо распалось на три отдельные группы, которые, возмущённо горланя и хлопая крыльями, расходились в разных направлениях. Собрать возбуждённых гусей вместе подросткам, наверно, удалось не скоро, но этого путники уже не увидели, потому что им нужно было идти дальше.
Постепенно постройки группировались вдоль дороги, образовывая подобие улицы. Ближе к центру поселения обитали ремесленники: справа и слева парни видели гончарные круги, наковальни, точильные камни, а помойную вонь уверенно потеснили запахи свежеструганного дерева, выдубленной кожи, свежей выпечки, коптящейся рыбы. Ремесленники выглядели не так уныло, как крестьяне на окраине, однако радости на их лицах видно не было, потому что трудились они не для себя, а для хозяев.
Тут стали попадаться пиги: иногда хавры в доспехах, иногда степенные и важные боры в сопровождении рослых охранников в овчинных накидках. Хозяева копались в изделиях ремесленников, выбирая для себя любимых самое лучшее, и Волк сильно сомневался, что они за это платили.
Вскоре мостовая – уже довольно грязная – расширилась, и подвода, содрогаясь, выкатилась на площадь. Вымощенное пространство расстилалось перед хоромами Пигеона Хогуса Хрю – группой бревенчатых блокгаузов, соединённых в один комплекс. Постройки охватывали площадь с трёх сторон, придавая ей своей тяжеловесной казематной архитектурой довольно унылый вид. Ни дать, ни взять – плац для порки шпицрутенами. При этом сюда со всех сторон тянуло тяжкий дух выгребной ямы, так как концентрация пигов здесь была самой высокой, и жили они здесь не первый десяток лет.
- Так я и думал, - мрачно сказал Сильвер. – С канализацией тут бо-ольшие проблемы.
- Это точно, - согласился Волк. – Цивилизацией тут не пахнет…
- Ошибаетесь, господа бродячие музыканты, - весело заметил Бах. – Именно цивилизацией здесь всё и пропахло. Дерзну даже предложить название этой общественной формации – вонизм. Готов поспорить: когда учёные всё обмозгуют и утвердят эту социальную модель, некоторые государства тут же получат другой статус.
Сильвер и Волк удивлённо посмотрели на него.
- Ты этого бреда от Иваныча нахватался? – поинтересовался Сильвер.
- Какого бреда? – невинно заморгал голубыми глазами Бах.
Сильвер только хмыкнул, не собираясь вступать в дебаты, а Волк заметил:
- Что-то ты больно бодрый. Колись, чего удумал.
- Попозже, - загадочно пообещал Бах.
Волк, заинтригованный его поведением, стал оглядываться, соображая, что могло так поднять настроение барабанщика. И тут вдруг до него дошло: «дворец» вождя не был крепостью. Нигде не было видно караульных постов или хотя бы вооружённых патрулей. Хлев – и тот запирается, а тут половина входов даже не имело дверей. Это значительно упрощало доступ к цели. Оставалось только определить, в какой части хором содержаться пленницы.
От обдумывания этих мыслей его отвлёк Семён. Подогнав подводу к угловому строению правого крыла резиденции Пигеона, он соскочил с облучка и подошёл к парням.
- В общем, мне сейчас надо будет рыбу поварам сдать, - сообщил Шустряк. – Вы от греха подальше заберите пока свои погремушки, а то подсобники на кухне не ахти какие толковые. Не дай Бог, попортят…
- А нам куда приткнуться? – спросил Сильвер. – Кто тут распорядитель?
- Это я тоже подскажу, но пока потопчитесь в стороне.
Парни сняли с подводы инструменты и отошли в сторонку. Тем временем Хуба зашёл внутрь строения, откуда доносился неожиданный для Пигландии приятный запах чего-то съедобного, обильно сдобренного специями. Через минуту он появился оттуда, что-то жуя, а из-за его спины, торопливо шаркая стоптанными сапогами, выскочили четверо кухонных подручных. На них были фартуки, которые по своей чистоте подошли бы скорее мусорщикам, чем кухонным работникам, да и сами поварята были довольно замурзанными. Они суетливо принялись стаскивать с подводы корзины с рыбой и носить их на кухню. Хуба со скучающим видом понаблюдал за процессом, а когда последнюю корзину стащили на мостовую, что-то шепеляво буркнул Семёну. Шустряк оглянулся на парней и ответил ему:
- Господин Хуря велел доложить о музыкантах господину Юхе.
Хуба сквозь зубы пробурчал нечто нечленораздельное и, презрительно хрюкнув, зашагал прочь с площади. Семён пожал плечами и объяснил:
- Хавры не любят заниматься всякими хозяйственными делами и поручениями, особенно, если их дают боры младших рангов. Хуба вместо возни с вами предпочёл сходить в местную пивную. Это у приезжих хавров любимое место. Там не протолкнуться.
- Тебе всё решать предоставил? – усмехнулся Бах.
- Ну, да, - кивнул Семён. – Придётся самому на поклон к господину Юхе идти.
- Местный администратор? – спросил Бах.
- Кто?
- Управляющий делами, - растолковал ему Волк непонятное слово.
- А… Ну, точно. Он тут на хозяйстве главный. Вы побудьте тут, а я пока сбегаю…
Волк прислонил бас-балалайку к стене и огляделся. Центр Пигландии, дворцовая площадь – кто мог подумать, что их занесёт в такое место. В двух шагах – резиденция главного свина, а где-то внутри неё – Синди. Его девушка. Конечно, он ещё не получил от неё согласия, но и отказа тоже. И потом, какая разница. Она в беде, ей наверняка страшно, потому что вокруг полно головорезов-мутантов, а надежды на спасение пока никакой. Но теперь он пришёл за ней и никуда не уйдёт, пока не коснётся её руки, пока не услышит радостный вздох облегчения: «Я знала, что ты придёшь!..»
- Двухэтажный хлев в стиле хрю-ко-ко, - процедил Бах, уперев руки в бока.
- Надеюсь, что выступать мы будем на площадке, - проворчал Сильвер.
- Что, боишься, что внутри глаза начнут слезиться? – усмехнулся Бах.
- Шутник, - хмыкнул Сильвер. – Как будто сам вони не чуешь.
- Чую, дорогой ты наш капитан. Вот только внутри нам выступать выгоднее. К девчонкам окажемся ближе.
- Так тебя к ним и подпустят, - покачал головой Сильвер. – Их наверняка держат в каком-нибудь закутке, к которому нельзя подойти незаметно, и охраны вокруг навтыкали.
- Тихо, к нам идут, - сказал Волк.
Из проёма, в который вошёл Шустряк, появились четыре пига. Впереди вразвалку вышагивал одетый в просторную тёмно-синюю тогу, отороченную мехом, важный боровочек с вытянутым, прямо-таки изящным рылом, за ним семенил дрябленький и седенький бор-помощник, по бокам тяжело топали двое громил с короткими копьями. Семёна они бесцеремонно оттёрли, и он плёлся сзади. Приблизившись к музыкантам, пиги остановились метрах в трёх. Громилы выступили на шаг вперёд, презрительно рассматривая пришельцев, распорядитель же пренебрежительно проскрипел через плечо:
- Эти, что ли, умеют марши брякать?
Семён подскочил поближе и горячо закивал:
- Так точно, господин Юха. Командир Вург лично проверил их, а я своими ушами слышал, как они играли музыку.
- Мызыку и я могу играть, - хрюкнул досадливо пиг-администратор. – Иной раз как возьмусь выстукивать на пустых корытах славный марш, так хавры со всего дворца сходятся. Хаврам она по нраву, а вот Юфик морду воротит, как будто чего-то там понимает. Знаете, кто такой Юфик?
Музыканты помотали головами, неудобно выгнув спины в почтительном полупоклоне. Господин Юха оскалил в усмешке жёлтые кривые зубы.
- Юфик – главный болван в делах заготовок. Мне бы его должность – я бы всех накормил, и никогда бы никто не жаловался, что жратвы не хватает. Но Вождь назначил меня главным по развлечениям. А знаете, за что?
- Наверно, за талант к музыке, благородный господин, - предположил Бах льстивым голосом.
- Верно! – взвизгнул от удовольствия распорядитель Юха, но тут же навострил лохматые уши и близоруко сощурился в сторону незнакомцев, выглядевших явно не здешними. – А ты не глуп. Для безволосых это лишнее качество. Опасное даже. Кто такие?
- Мы вовсе не опасны и даже можем вам послужить, достойнейший, - заверил его Бах. – Здесь мы проездом. Совершенно случайно узнали от контрабандистов, что Великий Вождь собирается устроить праздник по случаю победы над войсками Новой Европы. Вот и решили подзаработать.
- Решили? – скривил челюсть Юха и сказал своему помощнику, - Зря я думал, что он не глупый. Дурак совсем. В Бории безволосые не имеют права думать и решать. В Бории всё решают Мудрые – так называют боров. Мы, боры, не такие мощные, как солдаты-хавры, зато у нас хорошо работает голова. В Европе думают, что мы в неё только едим. А мы из неё ещё и умные мысли выдумываем. Ты, безволосый, хвастаешь, что мызыку умеешь брякать. А сам того не знаешь, что это мне, Мудрому, решать – умеешь или нет. Сначала мне побрякаешь, а там поглядим. Ежели взаправду умеете – будете Вождя с воинством развлекать. Ежели нет – велю в болоте утопить, а погремушки ваши отберу в свою коллекцию. Ясно?
- Яснее некуда, ваша мудрость, - кивнул Бах. – Прикажете сыграть?
- Прикажу. Только не здесь. Мне только опозориться не хватало.
Юха подобрал полы тоги, собираясь уходить, и бросил своему помощнику:
- Шух, веди их в корытную. Я проведаю, чем это так вкусно попахивает из кухни. Скоро приду, так что будьте готовы показывать свою мызыку.
Потрясённый Сильвер посмотрел уходящему вместе с телохранителями Юхе вслед, Бах с Волком переглянулись. У обоих на лицах читалось желание показать борову, какие памятные рубцы оставляет на самой дублёной шкуре гитарная струна с тяжёлой гайкой на конце. Но вслух никто ничего не сказал. Зато раздалось дребезжащее сипение старого помощника Юхи:
- Эй, безволосые, шуруйте за мной. Господин Юха не любит ждать. И не вздумайте дурить ему голову, а то своих лишитесь.
Старый свин отвёл музыкантов в одну из сарайных пристроек, прилепившихся к дворцовым хоромам на противоположной от площади стороне. Оказалось, что распорядитель Юха устроил тут нечто среднее между складом и музыкальной студией. Разные инструменты висели на стенах или валялись на стеллажах: лютни, балалайки, гитары, армейские горны и помятые тубы, несколько барабанов (некоторые из них были продырявлены картечью или клинками), бубны, трещотки. Посреди сарая на чурбаках были полукругом расставлены перевёрнутые корытца разной величины.
- Господин Юха лучше всех разбирается в музыке, - сипло пояснил помощник Шух. – Даже не рассчитывайте обмануть его. Если плохо играете – сразу признайтесь.
- Мы что, по-вашему, мошенники какие-нибудь? – оскорбился Сильвер.
- Мне плевать, - равнодушно пробурчал Шух, ковыряя куцым корявым пальцем в мохнатом ухе. – Для меня всё это – бесполезный мусор.
Волк подумал, что для Юхи собранные здесь инструменты тоже не более чем коллекция трофеев. Уж больно неподходящие условия для их хранения были в этой конуре. На человека, понимающего толк в музыке и инструментах, это производило гнетущее впечатление.
- Ладно, расчехляемся, - призвал друзей к действиям Бах. – Врежем рок в этой дыре, чтоб щетина задымилась!
- А что врежем? – поинтересовался Волк, расстёгивая чехол, пропитавшийся запахом рыбьей слизи и болотной тины.
- А помнишь, мы в Доме детского творчества озвучивали пиратский абордаж?
Ещё бы он не помнил! Им тогда чуть по шее не накостыляли за сгоревший усилитель. Он, конечно, был негодной рухлядью, которую давно надо было списывать, но нового не было, и завхоз трясся за подотчёт, как за яйца Фаберже.
- А струны не порвутся? – с сомнением спросил Волк.
- Не порвутся, - успокоил его Сильвер.
Для озвучки пиратов в спектакле, который поставил к Новому году театральный кружок Дома детского творчества, как нельзя лучше подходил знаменитый «боевик» германской группы «Раннинг уайлд» «Под весёлым Роджером». Но одно дело, когда под рукой электрогитара с процессором и усилителем, и совсем другое, когда нужно заменить её бойкий фуз долбёжкой по простым струнам.
Старый свин Шух сморщил дряблый пятак при звуках настраиваемой гитары и отошёл в сторонку, раздражённо встряхивая ушами. Однако совсем он не ушёл. Так и стоял, наблюдая за приготовлениями музыкантов, пока не заявился в сопровождении охраны его начальник Юха.
Вид у Юхи был довольный: он только что ограбил королевского повара, вытребовав у него несколько здоровенных морковок. Держа под мышкой тазик с морковью, он шумно хрустел и чавкал, дразня Шуха и телохранителей.
- Ну, шкока ишо вошкаца буите? – брызжа слюной, спросил он.
Вместо ответа Сильвер запустил свою гитару в зубодробильную звуковую атаку, высекая из струн грохот волн, попираемых бушпритом. Волк и Бах, выждав положенные два такта, поддержали его напором торжествующей канонады ритм-секции, от чего из открытой пасти Юхи посыпалась разжёванная морковка, Шух испуганно прижал морщинистые уши к пятнистому шишковатому черепу, а телохранители удивлённо вылупили глубоко посаженные глазки.

Волны лижут скользкий борт,
А туман скрыл горизонт.
Мы крадёмся в пелене,
Словно призраки во мгле.

Пушки, пли! Цепляй, багор!
Не сдержать им наш напор!
Им пустым идти на дно,
Победим мы всё равно!

Под весёлым Роджером!
Под весёлым Роджером!

Между рифами пройдём,
И внезапно нападём.
Мы пойдём на абордаж,
Ваш кораблик будет наш!

Ружья, пли! Лети, свинец!
Эй, готовься, молодец!
В зубы нож – и в бой пойдёшь!
Победишь иль пропадёшь!

Под весёлым Роджером!
Под весёлым Роджером!

Эй, купец, не прячь товар!
Хочешь жить – давай навар!
В море выйдешь – пропадёшь!
От пиратов не уйдёшь!

Нас руби, стреляй, коли –
Не видать тебе земли!
Позади твоя черта -
Жизнь не стоит ни черта!

Под весёлым Роджером!
Под весёлым Роджером!

В двери стали протискиваться другие пиги, в основном, мордовороты. Даже на грубых клыкастых рылах нетрудно было заметить крайнее изумление, в которое их повергли необычные звуки. К копытно-корытному перестуку лоханей, который устраивал здесь Юха, они, возможно, даже привыкли, но это было нечто совершенно неслыханное.
Когда музыка смолкла, Юха несколько секунд пребывал в ступоре, но потом манеры взяли своё.
- Вон! – рявкнул он на любопытных хавров. – Чо припёрлись?! Не звали никого! Ушли, ушли! Хава, Хрын, чего стоите, как чурки?! А ну, гоните прочь их из моей корытной!..
Телохранители опомнились и, растопырив руки, стали выпихивать зевак своими мощными торсами. Удалось им это не сразу: каждый из заглянувших на шумок мог похвастаться не меньшими размерами и силой.
- Та-ак, - притопывая, проговорил Юха. Глазки его возбуждённо блестели, толстые щетинистые щёки разъехались к ушам, но он изо всех сил старался не показать своего восторга. – Погремушки пока ваши отбирать не буду, но за это будете брякать, когда скажу и где скажу. Про плату забудьте. Бренчите – живёте, нет – в болото. Если шкура дорога – будете делать мызыку за варёную репу. Ясно?
- Да, мудрейший, - смиренно отозвался Бах. – Когда будем выступать?
- Про это узнаете после дневного сна. Ждите здесь. Если чего надо – спросите у Шустряка, я его пришлю. Шух, отвечаешь за них пятаком. Никого сюда не пускай, если надо, возьми пару хавров для охраны. Эти безволосые будут главным развлечением на сабантуе, а может, и на остальных тоже.
Юха хрюкнул охране и удалился. Шух с презрением посмотрел на музыкантов и недовольно проворчал:
- Только вас мне не хватало… Шух туды, Шух сюды… Я что, безволосый какой-то?
- Не беспокойтесь за нас, господин Шух, - успокоил его Бах. – Мы тут тихонько посидим, а вы отправляйтесь по своим важным делам.
- Заткнись! – злобно оборвал его Шух. – Учить меня взялся, голозадый…
Он тоже ушёл, и парни вздохнули.
- Похоже, Юхе мы приглянулись, - сказал Волк.
- Похоже, он решил нас эксплуатировать, пока не сдохнем, - заметил Сильвер.
- А нам до этого какое дело? – ухмыльнулся Бах. – Мы его спрашивать, что ли, будем? Сделаем своё дело – и ходу.
- Кстати, на чём мы дадим ходу? – спросил Волк. – Иваныча пока не видать нигде, хотя он грозился придумать для эвакуации транспорт. Даже если нам повезёт, и мы вызволим наших дам, то их надо будет на чём-то везти. Пешком мы с ними далеко не уйдём.
Обсудить этот вопрос они не успели: в дверь протиснулся Семён с каким-то узлом под мышкой. Он кивнул им, как старым знакомым:
- Ну, как? Чего вам господин Юха сказал?
- Пообещал, что не будет топить нас в болоте, - хмыкнул Волк.
- Так это ж хорошо, - улыбнулся Семён и даже сдвинул на затылок мятый картуз. – Если он будет вас ругать спокойным голосом, то можете не беспокоиться. Вот если кулаками начнёт трясти – вот тогда плохо.
- А ты откуда знаешь? – поинтересовался Бах.
- Так это и есть мой прежний хозяин.
- Ах, вот оно что… А как же Хуря?
- Хуря против Юхи – никто и звать никак, - хихикнул Семён. – Юха, если захочет, половину Бории на уши поставит. Он же главный по развлечениям. А Хуря – какой-то там сборщик улова. Да ещё полукровка – ни бор, ни хавр, а так…
- Слушай, а откуда такие берутся? – удивился Бах. – Пиги не хранят чистоту рода?
- Спроси что полегче, - проворчал Семён. – Про чистокровок-то ничего не известно, а уж про всяких там… и подавно. Вы это… давайте-ка лучше подкрепитесь. Я тут кое-что раздобыл на кухне…
Семён плюхнул узел на один из стеллажей, к ужасу Сильвера, бесцеремонно отпихнув в сторону лютню без струн. Внутри оказалась целая гора овощей, сыр, сало и печёные яйца. Бах присвистнул и хлопнул Семёна по плечу.
- Слушай, что бы мы без тебя делали?
- Да ладно…
- Вот именно - ладно, - кивнул Бах. – Мы с тобой отлично поладили. И это надо отметить. Правильно я говорю?
- Правильно, - поддержал его Волк. – Слушай, Сёма, а если мы тебя с собой позовём, ты поедешь?
- Как это?
- Ну, мы же бродячие музыканты, на одном месте не сидим. Концерт дадим – и слиняем отсюда. Ты можешь составить нам компанию и попрощаться с этой грязищей навсегда. Неужели не хочется жить по-человечески, видеть вокруг себя только людей?
Семён закусил губу, опустил глаза и стал чесать растрёпанный затылок. Предложение смутило его, заставило крепко призадуматься.
- Оно, конечно, хорошо… Только я уже и забыл, как это – жить по-человечески. Да и приткнуться у меня там негде. Дом наш наверняка уже давно другие обжили, а родственников или друзей я по ту сторону границы тоже не имею.
- А мы? – удивился Бах. – Да неужто в беде тебя бросим, коли сами зовём!
- Думаете, удастся просто так отсюда удрать? – сморщил нос Семен. – Из болота ещё никому не удавалось вырваться.
Бах плеснул ему в кружку вина и заговорщическим голосом сообщил:
- А я тебе говорю – есть такие люди. Сам слышал, как на той стороне один военный другому рассказывал, что у беглецов удалось узнать много интересного. Понимаешь? Даже через озёра умудряются люди на ту сторону попасть. А мы-то не через озёра драпать будем.
- А как? – удивился Семён.
- Берегом уйдём. Сюда на лодке пришли, и отсюда так же уплывём.
- А ежели поймают, представляете, чего будет?
- Ты, Сёма, не думай, что мы такие лопухи, - усмехнулся Бах. – Так вот в открытую возьмём и рванём. Мы же понимаем, что по дороге и на берегу можно нарваться на стражу. Вот скажи: ты в сторону лимана ездил когда-нибудь? Не заблудишься?
- Был там разок. Дорога тряская, но сухая.
- Постов много?
- Не-е, какие там посты. До самого берега никого, а там – посёлок Боровок. Рыбаков там семей двадцать да хавров с дюжину рыл. Тихое место.
- Пристань есть?
- А как же. Там баркасы ладные, всё ж таки сетями рыбалят.
- Ну, вот видишь. Картина вполне ясная: если рвануть туда на подводе ночью, то до рассвета можно успеть загрузиться в баркас и выйти в открытое море. А там нас уже не достать.
- Хм… - почесал Семён курчавую шевелюру. – Вообще-то мысль дельная. Господа-то широкую воду не шибко жалуют. По заливу ещё могут вплавь пуститься, а в море нос не кажут.
- Странно, что рыбаки от них не поубегали, - заметил Сильвер. – С ними ведь в море стража не плавает.
- Стража на суше их родных сторожит, - выразительно поднял брови Семён. - Господа для того и держат на берегу только семейных рыбаков, чтобы каждый, кто на баркасе в море выходит, знал: если он не вернётся, то им глотки перережут, а может, и что похуже придумают.
Установилось тягостное молчание. Бах прервал его предложением:
- А ну, братцы, давайте выпьем за то, чтобы все люди в мире стали свободными.
Они брякнули кружка о кружку и выпили.
- А ты, Сёма, проложишь всем дорогу к свободе, - указал на него Бах. – О тебе сложат легенду. Все будут знать, что Семён обдурил свинорылых и удрал на волю, и каждый будет мечтать сделать, как Сёма-Шустряк.
Семён нервно хихикнул и взял себя за подбородок. Видно было, как его глаза заблестели от будоражащих фантазий.
- В общем, ты, Сёма, думай хорошенько, как поступишь, - посоветовал ему Бах. – Потому что с тобой или без тебя мы вечерком загрузимся в твой рыбовоз, и только пиги нас и видели.
Брови Семёна полезли вверх. Он сдёрнул с головы картуз и стиснул его в кулаке.
- Так это… Как это?.. Да мы и ста шагов не проедем!
Он испугался своего собственного вскрика и понизил голос:
- Вы не понимаете… Все господа, что есть во дворце, будут допоздна гулять. Пьянствовать, драться, реветь до хрипоты. Они делают это каждую ночь. Бесятся чуть не до рассвета, а потом спят до обеда.
- Но всё-таки спят, - заметил Волк. – И уж когда сваляться, в погоню никто не пустится.
Семён уставился на него, потом по очереди посмотрел на Сильвера и на Баха – не подвох ли это. Но никто с ним шутить не собирался. К тому же до него вдруг дошла простота плана музыкантов. Но страх перед жуткой казнью, к которой приговаривали беглецов, был всё же силён и заставлял искать в плане слабые места.
- А ежели вы приглянетесь Пигеону, и он заставит вас посадить до утра под замок?
- Так ты же нам поможешь освободиться, - простодушно сказал Бах. – Один ты с баркасом всё равно не управишься – он тяжёлый.
Семён почувствовал дрожь в коленках и присел на корытце, установленное на двух чурках. Однако не даром его прозвали Шустряком. Через минуту он протянул Баху руку:
- Договорились.
- О, это другой разговор, - похвалил его Бах, крепко сжимая его ладонь. – Ты, Сёма, не боись. Если что не так пойдёт, мы тебя этим гоблинам не выдадим. Скажем, что пригрозили тебе ножичком, вот тебе и пришлось слушаться.
Скоро Семёну пришлось покинуть их, чтобы позаботиться о лошади, и музыканты так расслабились, что даже вздремнули, убаюканные монотонным шумом дневного дождя. В воздухе посвежело, вони поубавилось. А ближе к вечеру объявился помощник Юхи и брезгливо распорядился:
- А ну, вставайте, дармоеды! Перед дворцом уже местечко для вас есть. Юха велел вас туда привести, чтоб готовились.
Шух привёл их на площадь, к круглой площадке, приподнятой над мостовой примерно на метр. До этого у парней не было возможности рассмотреть, что это такое, потому что подвода остановилась с торца здания. Но теперь они поняли, что цилиндрическое возвышение перед центральной частью хором ничто иное, как эшафот. На плитах известняка, которыми он был обложен, везде были видны потёки и пятна засохшей крови.
- Вот тут вам самое место, - злорадно процедил Шух, указывая на эшафот. – Не понравитесь Вождю – вас тут же и зарежут.
Парни переглянулись, а старый свин, скрипуче посмеиваясь, махнул лапой с заскорузлыми пальцами:
- А ну, живо! Доставайте свои погремушки! И чтобы были готовы! Вождь в любой момент может захотеть послушать ваше дурацкое бряканье!
Ходить по крови несчастных, которых ради развлечения заставили умирать на виду у всех, по мнению музыкантов, было святотатством, но выбора у них не было. Они поднялись на окровавленную «сцену» и начали расчехлять инструменты. Бах расставил барабаны и уселся на складной походный стульчик, разминая пальцы. Волк извлёк из чехла бас-балалайку и пристроил её сбоку площадки так, чтобы она не мешала остальным. Сильвер хмуро подтягивал струны, стараясь не наступать на покоробившиеся от воздуха сгустки крови.
Пока они раскладывались, Шух увидал своё начальство и, шаркая ходулями, побрёл на противоположный край площади. Волк присмотрелся к царящему там оживлению. Впритык к курящейся дымом и паром кухне расположился фургон, запряжённый двумя лошадьми. Верх у фургона был добротный, из потёртой, но нигде не порванной кожи. На боку его красовался диковинный, явно восточного происхождения орнамент, выведенный на коже тусклой медно-зелёной краской, а внутри его замысловатых изгибов – полумесяц наподобие мусульманского. Возле фургона уже возникла компания пигов разного калибра, в том числе, и важный Юха. Мужчина в тюрбане и халате, энергично жестикулируя, что-то объяснял ему, а пиги вокруг одобрительно похрюкивали, не дожидаясь, пока вельможа соизволит выразить своё мнение. Впрочем, Юха, похоже, и сам был настроен благосклонно, хотя морду сделал донельзя важную, изо всех сил щурясь, чтобы не показать, что заинтересован в предложении чужака.
- Глядите-ка, - обратил внимание друзей Волк. – Мы сегодня не одни будем свиноферму развлекать.
- Интересно, что это за старикан? - пробормотал Сильвер, мельком глянув туда.
- Гость с Юга, - ответил загадочно Бах.
- Да, похоже, - рассеянно согласился Сильвер, перебирая струны. – Прикид у него явно душманский. Факир, наверно, какой-нибудь…
Юха, наконец, повелительно ткнул клешнёй в фургон, мужчина в тюрбане засеменил к его заднику, немного там повозился и вернулся к распорядителю с кружкой в руке. Однако Юха не рискнул сам пробовать питьё. Вместо этого он дал знак одному из хавров, и тот опрокинул содержимое кружки в глотку. Реакция его была вполне красноречивой: пиг дёрнулся всем своим мощным телом, фыркнул и притопнул. Это привело остальных пигов в радостное возбуждение, они зарычали, захрюкали, плотнее подступая к фургону, но Юха пронзительно взвизгнул, пресекая своеволие необузданных подчинённых.
- А ну, тихо! – скомандовал он зычно. – Не орать! Рано ещё! Не хватало мне, чтобы вы тут нажрались раньше времени! Даже столы ещё не стоят, а вы уже готовы в пасть залить! Так! Хобар, Будай, вы будете до начала сабантуя сторожить повозку! Чтобы ни одно рыло сюда не совалось! И вы сами тоже! Шух! Будь на площади, следи за ними и жди, когда принесут столы. Покажешь, как поставить.
- Похоже, ребятки, - сказал Бах, наблюдая за вознёй у фургона, - что у этого факира в кувшинах не джинны, а кукурузный первачок или горилка. Неужели вы не узнали моего неутомимого дядюшку – Карла Иоганновича Мюнхгаузена-Казанцева?


Ночные песни

Синди приходила в себя мучительно долго, словно сознание поднималось к дневному свету из глубокой пропасти. Время от времени она начинала испытывать тошноту из-за немилосердной тряски и раскачивания, и тогда желание прийти в себя сменялось болезненной апатией. Хотелось погрузиться обратно во тьму, где нет никакой суеты, вины и боли, только покой, тишина и забвение.
Но тело оправлялось от шока, полученного при штурме гостиной графа Кюри, и сердце, разгоняющее по телу кровь, билось всё энергичнее и заставляло сознание девушки проясняться. Синди почувствовала острое желание посоветоваться с тёзкой и осторожно позвала её.
Мы в порядке? Я не поняла, что это было… Нас как будто что-то ударило, но ведь рядом в тот момент никого не было…
«Если бы ударило, то сейчас бы что-нибудь болело».
А разве не болит?
«Нет… Просто как-то нехорошо… и тошнит».
Но что-то все-таки было! До сих пор испытываю гадкое ощущение, словно кто-то пытается вывернуть меня наизнанку…
«Это, наверно, госпожа Белладонна… Моя мачеха… Я всегда подозревала, что у неё дурной глаз. Недаром тётушка Пицца её ведьмой обзывала».
В самом деле, она что-то такое может… Королеву вон как прессанула, та, бедненькая, шла к бюро, как на поводке. А колокольчик её здорово достал!
«Здорово. Только он её и сдерживал. Это всё из-за меня, Маша. Я испугалась, когда в Сильвестра попал топор. Там было столько крови!..»
Его крови было мало. Это с того страшилища лужа натекла. А Димка… Мне вообще показалось, что топор ударил его вскользь. Думаю, что всё не так страшно. А вот у нас, кажется, посерьёзней неприятности. Тебе не кажется, что нас похитили?
Синди вздрогнула и рывком вышла из окутавшей её мглы. Оказалось, что тело затеекло и плохо её слушается, уши заложены, а перед глазами стоит какая-то пелена. Вдобавок, всё вокруг тряслось и куда-то плыло.
Когда девушке удалось немного сфокусировать зрение, она поняла, что лучше её было оставаться в забытьи, потому что реальность напоминала дурной сон.
Она полулежала на коленях у графини Ла Бар, которая левой рукой придерживала её, а правой – бесчувственную Лили. Они располагались на заднем сиденье коляски, а напротив сидели два пига, вооружённых секирами. Массивные волосатые создания мрачно молчали, видимо, езда была им не по душе. Правил коляской человек – сутулый седой мужчина в ветхом плаще. Один из пигов время от времени поворачивался в его сторону и грубо толкал в спину, заставляя гнать лошадей.
За бортом коляски проплывали обширные болотистые пустоши, кое-где покрытые бурой или зеленоватой водой. Там и сям по краям водоёмов плотным строем стоял камыш. Их везли по просторам Пигландии, и оставалось только удивляться, что здесь была дорога, пригодная для поездки на конном экипаже. Тряская, кое-где размытая, но всё же дорога.
Синди попыталась поменять позу, и графиня, уловив это движение, наклонилась, чтобы заглянуть ей в глаза. Синди сразу полегчало: рядом был родной заботливый человек, взрослый, опытный и надёжный. С ней не так страшно…
И всё же повод для страха был нешуточный. Пиги захватили их в плен и теперь тащат в самое скверное место на свете, которое Синди только могла себе представить. Они всецело во власти жутких созданий, и помощи ждать, видимо неоткуда. Или…
Думаешь, Вовка будет сидеть, сложа руки? А остальные? И потом, с нами королева – это вообще повод для войны.
На этот счёт Синди сильно сомневалась. Нет, конечно, она была уверена, что и отец, и Вольфганг, и все, для кого их освобождение – вопрос чести, не будут сидеть сложа руки. Тем не менее, надеяться на скорое избавление было, видимо, глупо.
- Синди, девочка моя… - позвала Литиция Ла Бар, склоняясь над племянницей. – Как ты себя чувствуешь?
Синди приподняла голову и неловко попыталась сесть прямо. Графиня поддержала её под локоть и заглянула в глаза. Синди не ответила, только коротко кивнула в знак того, что с ней всё в порядке. Затем она обеспокоено посмотрела на кузину. Графиня Ла Бар заметила это и успокоила:
- Лили лишилась чувств, когда увидела казнённого человека.
- Где это было? – удивилась Синди.
- Пропустила много интересного, - с презрительной усмешкой кивнул один пиг другому. - На заставе надо было растолкать её.
- Угу, - отозвался тот, скалясь. – Эти лягушки все такие дёрганные. Им как покажешь их лягушачье мясо, так они сразу дуреют.
- Зато зарубают на плоском носу, что бывает с беглыми рабами, - кровожадно прищурился в сторону Синди первый пиг.
Девушка посмотрела на тётю, графиня молча кивнула, подтверждая её догадку.
Да… Чего ещё ждать от этих уродов? Они не связаны никакими моральными нормами. Гуманизм – человеческое качество, а свиньи поступают по-свински.
Тем временем местность вокруг просёлка, по которому гнали повозку, изменилась. Вокруг стало меньше болотистых лугов, появились глинистые холмы, покрытые редким кустарником. Где-то впереди над этой обширной пустошью коромыслом выгибался тёмный дымный шлейф, раздуваемый ветром с моря. Дорога, вымощёная неровным булыжником, бежала по гребню неряшливой насыпи, которая полого выгибалась как раз к основанию этого шлейфа. Скоро стало возможно разглядеть бурые и серые призмы деревянных не то лачуг, не то сараев, среди которых там и сям возвышались двухэтажные строения. Пиги при виде этих трущоб приободрились, заёрзали, один из них заявил:
- Щас въедем в наш главный город – Хаврон. Можете глазеть по сторонам, а то потом посадят вас в яму, а оттуда такой красоты не видать.
Графиня и Синди переглянулись, недоумевая: не то пиг пошутил, не то серьёзно считает, что это странное место может оказать на них впечатление. Впрочем, рассыпанные по обе стороны от дороги сараюшки действительно оказали на пленниц впечатление - гнетущее, навевающее тоску и уныние. А обитатели и подавно. Равнодушные либо настороженные взгляды исподлобья, согбенные в покорном поклоне спины, втянутые в плечи нечёсанные головы, рваная одежда – всё выказывало рабское положение людей, обитающих в столице Пигландии. Зато немногочисленные пиги держались по-хозяйски – гордо и нагло. Они оглядывались на гремящие по мостовой коляски с ленивым любопытством. Видимо, прилично одетых дам здесь видели не часто.
Экипажи выкатились на широкую площадку, вымощенную более ровным булыжником. С трёх сторон её обступали одно-двухэтажные строения типа бараков, только сложены они были уже не из брёвен, а из бруса, а кое-где ещё и обшиты досками. Оконных рам почти нигде не было, зияли только узкие прорези, больше похожие на бойницы, да проходы, большая часть которых даже не имела дверей. Зато у центрального строения имелось нечто вроде широкого балкона.
Возницы остановили лошадей как раз напротив центральной части сарайного комплекса, рядом с круглым каменным возвышением. Пиги соскочили на мостовую, топая лапищами и разгоняя кровь, пленницы же, не зная, как себя вести, не двигались с места. Как раз в этот момент Лили, почувствовав остановку, пришла в себя. Она недоумённо оглянулась по сторонам и спросила:
- Где мы, мамочка?
Пиги, услышав вопрос, грубо загоготали. Лили съёжилась, графиня нахмурила брови и ответила так невозмутимо, насколько это было возможно:
- Если я правильно поняла, это резиденция главного пига…
Один из мордоворотов внезапно рванулся с места и, едва не раздавив Синди, запрыгнул в коляску. Он грозно навис над графиней и рявкнул:
- Ты! Лягушка! Тебя взяли в плен, вот и помалкивай теперь! Только назови ещё раз этим вашим лягушачьим словом доблестных хавров!
Его массивная лапа, стискивающая древко топора, замерла как раз на уровне лица Синди, а лезвие покачивалось в десяти дюймах от глаз графини. Литиция Ла Бар покосилась на отточенный металл и предпочла не вступать с разъярённым пигом в спор. Тем более, что спорить было не о чем: она всё равно считала их всех грубыми неотёсанными животными, не достойными называться иначе как пигами, то бишь, свиньями.
- Дхур! – властно рыкнул на пига командир конвоя. – Отчепись от баб! Не про тебя лягухи! Эй, кто тут за главного на карауле?!
- Тшево надо? – раздражённо откликнулись где-то внутри главного сарая. – Хто вижжал? Що за дурило?
- Храпа, ты штоль? – ехидно спросил командир. – А ну доложи Дахе, что мы поймали главную лягуху!
- Хиврак, ты где такую бражку нахрюнил? – ехидно поинтересовались со второго этажа. – С перепою царевны чудятся!
- Подымай зад! – рассердился командир. – Пока ты тут дрых, Хуррг полотряда положил, чтоб её в плен взять! Живо давай докладывай!!!
- Будя хрюкать… - проворчал начальник караула и показался на балконе.
Глянув вниз, на пассажиров колясок, он моментально утратил ленивую медлительность. Его грива встала дыбом, он хрипло хрюкнул и с топотом умчался внутрь.
- Зажрались, - презрительно прорычал Хиврак и кликнул заместителя:
- Хрюва, пока Вождь не даст команду, этих тухляков к пленницам не подпускаем. А то они быстренько ототрут нас в сторону, как будто это они на той стороне шкурой рисковали. Пусть Пигеон сам распорядится о награде – тогда отдадим их толстомясам Дахи.
Хрюва кивнул, одобрительно буркнув что-то нелицеприятное в адрес вельможных подручных. Остальные пиги приободрились, как перед боем: задвигали под бронёй плечами, покрепче перехватили колющее и режущее оружие, кто-то даже лязгнул затвором ружья. Пленниц это немало удивило. Они не ожидали, что между пигами могут быть такие разногласия.
Синди оглянулась на коляску, в которой привезли королеву Альбину и принцессу Диану. Лиц их она не увидела, но по царственной осанке поняла, что они стараются не терять достоинство перед лицом врага.
На балконе возникла сумятица. Сначала к парапету из бруса вывалили зеваки-караульные с алебардами и пиками, а потом их грубо растолкал толстый пиг с клыками, окованными металлом. Его шевелюра была украшена клоками седины, а плечи и спину покрывала меховая накидка, делающая его фигуру ещё больше.
- Где Хуррг! – спросил он Хиврака без всяких церемоний.
- Хуррг дрался, как хавр из хавров, - угрюмо ответил Хиврак. – Он заплатил потрохами за то, чтобы мы ушли с добычей.
- Добыча редкая, - присмотрелся вельможный пиг. – Что за лягухи?
- Чёрная Баба сказала, что это королева голозадых, а с ней её свита.
- Чёрная Баба?! – изумлённо всхрапнул здоровяк и нервно заскрёб край бруса корявыми пальцами. – И наводку она дала?
- Она. Хуррг получил знак и повёл нас далеко за край, а отряды Хрына и Харака устроили шум возле крепостей. Так что, Даха, зови Вождя, у нас для него подарок.
- Хороша добыча!.. – качнул рылом Даха и хрюкнул на стражу, - По местам, лентяи! Не хватало, чтобы Вождь вышел и увидел, что вы, дармоеды, шатаетесь, где попало! Живо, живо! Дурни… Хиврак, ты принял отряд и вернулся с добычей. Ты заслужил носить знак Вождя. Я скажу ему.
Даха утопал внутрь здания, а Хиврак самодовольно оскалил жёлтые зубы и оглянулся по сторонам. Его соратники были скупы на эмоции, поэтому никак не отреагировали на слова Дахи, и всё же Хиврак сразу преобразился. Он гордо выпрямился и принялся прохаживаться вдоль колясок степенно и важно, словно его прочили в командиры не рейдерского отряда, а, по меньшей мере, батальона.
Не прошло и пяти минут, как на балкон вывалило ещё несколько пигов-стражников с ружьями, а из-за их спин высунулся неряшливого вида свин, который при всех признаках принадлежности к семейству чудищ был совсем другим. Сквозь редкую рыжую щетину на его вытянутом рыле было хорошо видно, что кожа у него имеет не серый оттенок, а бледно-розовый. И череп его был не такой формы, как у прочих пигов: над водянистыми раскосыми глазами чётко обозначался надбровными валиками довольно высокий лоб, а между мохнатыми лопухами ушей ровно лежала явно расчёсанная гребнем шапка жёстких волос медного цвета. Одет он был ещё вычурнее Дахи – в замшевый плащ с меховой оторочкой, а поверх плаща сияла на тусклом солнце цепь из громадных золотых блях.
- Э-э-э, - крякнул необычного вида пиг. – Даха, ты только погляди, какие в нашем Хавроне гости! Все просто облезут от удивления! Кто?! Кто эти герои?! Кто эти бравые хавры, что взяли в плен саму королеву Джиординов?!
Пиги, напавшие утром на поместье Кюри и притащившие заложниц, удивлённо захрюкали и гордо расправили сутулые плечи.
- Вот они, Вождь, - показал вниз Даха. – Их командиром был Хуррг, но безволосые его свалили. Отряд с пленницами привёл его помощник Хиврак.
- Посмотрите на них, хавры! – с пафосом выкрикнул предводитель пигов. – Каждый должен брать пример с этих героев! Сегодня они были готовы сложить головы во славу Бории, но вернулись с победой! Я, Пигеон Хогус Хрю Третий, потомок легендарных Вождей, дважды заставлявших людишек отступать от Утиных озёр, преклоняюсь перед вами! Хвала хаврам!
Пиги единодушно подхватили его клич и троекратно рявкнули:
- Хвала хаврам!!!
Лошади испуганно дёрнулись и затанцевали, сдвинув коляски, и пиги отреагировали на это довольным смехом. Кучерам пришлось приводить лошадей в чувство.
Наконец, главный пиг обратил внимание и на пленниц.
- Пора оказать королевские почести нашим гостям, - снисходительно оскалился он и спросил, - Как вам нравится наша столица, королева?
- Если вам угодно называть это бандитское логово столицей, то должна признать, что вы этого вполне заслуживаете, - язвительно высказалась королева Альбина.
Её спутницы замерли в ожидании очередной демонстрации зверской ярости, но Хогус Хрю Третий громко заржал, а следом за ним и все остальные.
- Она по-королевски щедра на похвалы! – крикнул Вождь своим подручным. – А что, не ожидали ведь увидеть здесь всего этого, а? Вы, безволосые, только себя считаете достойными жить хорошо, а все остальные для вас – пустое место или средство существования. Всё живое, кроме самих себя, вы или убиваете и жрёте, или заставляете работать на себя! Так вот, мы, народ Бории, заставим вас думать по-другому! Верно, хавры?!
- Да-а-а!!! – заорали неистово пиги, и лошади снова напугались.
- По вашему разумению, это вы должны убивать, жрать или держать всех в рабстве? – поинтересовалась Её Высочество королева Альбина.
- А чем люди лучше нас, хавров? Верно я говорю, хавры?!
- Да-а-а!!!
- Вот так! – удовлетворённый общей поддержкой, подытожил Вождь пигов. – Даха, отряд героев пусть останется на отдых во дворце. Вечером закатим пирушку в честь удачной вылазки, а Хиврака произведём в командиры. Лягушек – в дальнее крыло, а то они, чистоплюйское племя, ещё загнутся ненароком, и пользы никакой не будет.
Из глубины здания с топотом вышли десять пигов с ружьями. Они без лишних церемоний вытолкали заложниц из колясок стволами «туров» и повели внутрь «дворца».
Синди ещё не доводилось видеть такого огромного и такого неухоженного сарая. Полутьма, стойкий затхлый запах, комья грязи на полу, паутина в углах, разбитые коваными сапогами стражи ступени и заляпанные перила – всё это вызывало у неё не то что брезгливость (уж грязи в сельской местности она всякой навидалась), но уж недоумение точно. Как можно жить в таком неприбранном месте? Пусть они хоть трижды пиги, но уж если стремятся жить по-царски, то и порядок надо наводить должный.
Когда они очутились в одном из помещений дальнего крыла, на втором этаже хором, их заперли и оставили в одиночестве. Королева Альбина, графиня Ла Бар и Лили устало опустились на лавку посреди просторного зала, смахнув с неё пыль, принцесса Диана и Синди, не сговариваясь, разошлись по углам, обследуя тюрьму.
- Даже странно, что здесь чисто, - заметила Диана. – Похоже, этот… как его там… Хрю Третий бережёт этот зал для гостей. Хотя на мой вкус здесь пыльновато.
- Да, вычистить этот авгиев свинарник не помешало бы… - согласилась Лили.
- Авгиев свинарник? – переспросила Диана и насмешливо фыркнула, - Геркулес, возможно, понял бы твою иронию.
- Я бы предпочла, чтобы он совершил ещё один подвиг и переколошматил всех этих за… замарашек, - заявила Лили.
- Лили Джильбертина, - строго обратилась к ней мать, - что за выражения? Воспитанной девушке не престало употреблять просторечия. Хотя я бы тоже воздала должное Геркулесу, если бы он их переколошматил.
Пленницы переглянулись и дружно прыснули, хотя в их положении поводов для веселья не было совершено. Однако чутьё подсказало графине, что сейчас было самое время сбросить нервное напряжение.
- Сбежать отсюда не получится, - заключила принцесса, обойдя весь зал по периметру. – Брусья сшиты добротно, потолок перекрыт наглухо, окна узкие и годятся только для стрельбы из ружей. Это не дворец, а блокгауз.
- Синди, что ты можешь сказать о камине? – спросила королева. – Я заметила, что ты его детально изучила.
- Камин, я полагаю, не слишком узок для нас, - ответила Синди, которая действительно не поленилась заглянуть внутрь камина. – Беда в том, что в платьях туда не втиснуться, а если удастся выбраться на кровлю, то без верёвки спуститься вниз не получится. Мы ведь на втором этаже.
- М-да, - нахмурилась королева. – Когда вернёмся, нужно будет научиться не только стрелять по мишеням.
- Не расстраивайтесь, Ваше Высочество, - успокоила её графиня. – Лазить по крышам и сбегать из плена – это не королевское занятие.
- Я так не думаю, - покачала головой королева Альбина. – В поместье Кюри у нас был реальный шанс отбиться именно благодаря тому, что мы не сдались, не опустили руки. Пигам позволило взять верх только колдовство.
- Это всё из-за меня, - удручённо проговорила Синди. – Простите меня…
- Девочка моя, ты ни в чём не виновата, - уверила её королева. – Мы не меньше тебя были потрясены, когда молодого графа сбили с ног. Я искренне надеюсь, что топор не нанёс ему слишком опасную рану… Литиция, мужайся.
- Спасибо, Ваше Высочество, - кивнула графиня, изо всех сил стараясь не заплакать. – Я тоже верю, что мы ещё увидим Сильвестра живым и здоровым.
Лили уткнулась в её плечо, не сдержав слёз, и графиня нежно обняла её.
Синди горестно вздохнула: она всё же считала, что должна была звонить в колокольчик во что бы то ни стало. Атакующие пиги всё равно не смогли бы войти в гостиную и помочь госпоже Белладонне, и тогда…
Прекрати корить себя! Это уже в прошлом. Сейчас надо думать, как выкрутиться из этой ситуации. Пиги, конечно, постараются что-нибудь выторговать для себя, но надеяться на то, что они не причинят нам вред, нельзя! Это дикие злобные твари, которые не признают человеческих правил гуманного обращения с военнопленными. Любой разбойник считает, что вправе получить за счёт жертвы аванс. Даже среди людей немало подонков, которые издеваются над пленными, пока идут переговоры о выкупе.
Синди содрогнулась от того, что сообщила ей тёзка. Сама она вообще никогда не слышала, чтобы кто-то кого-то может лишить свободы с целью нажиться на этом, и уж тем более дикой казалась ей мысль о том, что с невольниками могут поступать так гадко. Она снова посмотрела на камин и стала представлять себе, как можно было бы использовать этот путь бегства. Пиги наверняка его не предусмотрели, поэтому он мог бы дать преимущество…
Её мысли прервал стук дверного засова. Стражник, приставленный их охранять, отворил дверь, впуская троих запаренных подростков в передниках. Они внесли три круглых блюда, на которых исходили паром несколько горшков и казанок. Поварята вошли и даже растерялись: видно, таких титулованных гостий им обслуживать никогда не приходилось. Впрочем, тот, что был постарше, быстро пришёл в себя и шикнул на товарищей:
- Живей, ротозеи…
Поварята сгрузили угощение на стол, даже не смахнув пыль. Они то и дело оглядывались на благородных дам и девушек, по их представлению, невероятно красивых.
Её Высочество заметила это и обратилась к ним:
- Чем вы нас угощаете, юноши?
Старший прокашлялся, пытаясь придать своему голосу мужественность, и ответил:
- Здесь тушёные овощи, запечёные утки, гречневая каша с соусом, морковный кисель и рисовая запеканка… Всё то же, что подано к столу Великого Вождя. Не прогневайтесь, если вам что-то не по вкусу…
- Не беспокойтесь об этом, молодой человек, - благосклонно сказала королева. - Уверена, что ваш повар знаком с новоамстердамской кухней не понаслышке, и с удовольствием отведаем все эти чудесные блюда. У меня к вам лишь одна просьба.
- Какая, госпожа?
- Мы будем очень признательны вам, если вы снабдите нас ложками.
Старший сердито посмотрел на одного из товарищей и пихнул его в бок. Тот, спохватившись, достал из кармана затасканного фартука пять деревянных ложек и разложил их на столе.
- Вы ведь ещё навестите нас, чтобы забрать освободившуюся посуду? – спросила графиня у старшего поварёнка.
- А?.. Ну, да… - закивал тот и потянул помощников за рукава. Это было непросто, потому что мальчишки никак не могли наглядеться на принцессу, Лили и Синди.
Когда дверь за ними закрылась, королева сказала графине:
- Несчастные юноши. У них здесь, наверное, совсем мало радостей в жизни.
- Они такие же невольники, как мы, - согласилась графиня. – С той разницей, что за них не вступится король Новой Европы с целой армией и флотом.
Королева внимательно посмотрела на фрейлину и пообещала:
- Когда-нибудь он вступится и за них. А вот рано это случится или поздно – зависит от нас. Мы должны как можно больше узнать о жизни людей в Пигландии, а затем всё подробно рассказать Его Величеству. Ведь это не чьи-то чужие, а наши люди. Многие из них или их родители и деды жили на земле королевства.
- Жаль, что пока мы не в силах им помочь, - сказала принцесса Диана. – Самим бы уцелеть в этой, не к столу будет сказано, выгребной яме.
- С нами всё будет в порядке, - заверила спутниц королева Альбина. – Не знаю, как, но скоро мы вернёмся. Его Величество не остановится ни перед чем, чтобы спасти нас. Пиги, конечно же, поставят перед ним условия, которые дадут им какую-нибудь выгоду. Может быть, потребуют отодвинуть границу южнее, а может, ограничатся каким-то количеством золота в обмен на всех нас. Король Бенедикт постарается торговаться, обойтись меньшей кровью, но медлить не будет. Давайте помолимся, чтобы он не поддался чувствам и принял разумное решение, а заодно поблагодарим Господа за то, что мы целы, невредимы и не лишены возможности вкушать ниспосланные им дары.
Пленницы расположились вокруг стола и на минуту замерли, погружённые в молитвы или же в собственные мысли. Синди закрыла глаза, чтобы вид еды не мешал ей сосредоточиться на словах, с которыми она хотела обратиться к душе своей матери, но обоняние в обход её воли упрямо сообщало желудку о том, что прямо перед ней стоит горячая и вкусная еда, и это сбивало девушку с мыслей.
- Приятного всем аппетита, - сказала королева и уселась на пододвинутую лавку.
Из них только Синди умела ловко управляться с деревянной ложкой. Непривычные после изысканных серебряных приборов кустарные изделия требовали определённой сноровки, и пока все приспосабливались к ним, Синди успела насытиться.
- Интересно, а наши простолюдины все пользуются такими черпачками? - поинтересовалась королева как бы просто так, но Синди сообразила, что вопрос адресован ей.
- В основном, да, - кивнула она. – Их всегда можно изготовить дома. Если одна сломалась, под рукой всегда есть ещё, потому что они недорогие. И на железные ложки не надо тратиться. Особенно удобно, когда семья большая.
Королева кивнула, дав понять, что ей ясен ответ. Через некоторое время она вновь обратилась к Синди:
- У меня возникла идея по поводу твоего будущего, Мария Люсинда.
- Да, Ваше Высочество.
- Ты доказала свою смелость и верность, к тому же, я вижу в тебе задатки очень разумной девушки, способной здраво судить о многих вещах. Думаю, твоя тётя собирается в ближайшее время попросить меня устроить твоё будущее. Не так ли, Литиция?
- Не скрою, намерение есть, но не было удобного момента обратиться с этой просьбой, - призналась графиня.
- Момент самый что ни на есть удобный, - рассудила королева. – Ничем другим мы в нашем положении заниматься всё равно не можем. Для себя я уже кое-что решила, но прежде хотела бы выслушать твоё мнение. Говори, Литиция.
- До исчезновения Марии Люсинды моим намерением было взять её на зиму во дворец и подтянуть знания по этикету, танцам и прочему, что по минимуму должна знать каждая девушка перед выходом в свет. Увы, мои планы спутали.
- Ты прочила ей будущее фрейлины?
- Да. Инфанте уже сейчас нужно формировать своё ближайшее окружение, чтобы в будущем было на кого опереться.
- Разумно, - кивнула королева. – Но лишь в том случае, если Марии Люсинде понравится во дворце. Она выросла на воле, вдали от наших выморочных условностей, церемоний и интриг. Простая чистая душа, которой ведома природа истинной красоты и целомудрие настоящей любви.
- Ей будет трудно, - согласилась графиня. – Но единственный способ сделать осознанный выбор – попробовать, сравнить и оценить. Это будет её решение, и каким бы оно не было, ей не придётся жалеть о сделанном выборе. Синди, что бы ты предпочла: судить о вещах, руководствуясь чужими впечатлениями и суждениями либо всё разузнать и сделать самостоятельный выбор?
- Смотря о чём речь, - пожала плечом Синди. – О Пигландии я бы предпочла судить по чужим впечатлениям.
- Трудно не согласиться, - приподняла бровь королева и сказала графине, - Как бы там ни было, Мария Люсинда умная собеседница и благонравная девушка, и я была бы спокойнее, зная, что рядом с Дианой есть ещё один надёжный компаньон. Союз трёх устойчивее к исытаниям, чем тандем. И смотрятся девушки вместе очень эффектно.
Диана, Лили и Синди переглянулись и улыбнулись.
- Как бы ни сложились наши судьбы в дальнейшем, мы всё равно останемся верными подругами, - заверила королеву Диана. – На нашу долю выпали испытания, которые делают нашу дружбу ещё крепче.


                *   *   *

- Никогда больше не отправлюсь путешествовать в платье, - сказала королева, в задумчивости глядя на охапку сена, которой предстояло стать её постелью.
Сено притащили двое костлявых бородатых слуг неопределённого возраста. Её Высочество и графиня Ла Бар попытались разузнать у них, нельзя ли принести хотя бы какую-нибудь рогожу вместо одеял, потому что вечером в просторном и сумрачном зале стало зябко. Однако холопы только мычали, бестолково моргая тусклыми равнодушными глазами.
- Они немые, - догадалась графиня. – И, вдобавок, глухие. Ничего не понимают.
- Ну, что ж, сено – не самая худая постель, - рассудила королева. – Это лучше, чем спать на твёрдой лавке, и, уж тем более, на полу. Вот только эти платья с корсетами…
- К утру мы все будем завидовать Синди, - заметила Диана.
Синди почувствовала себя неловко, хотя на самом деле не было её вины в том, что она выросла в простых платьях, удобных для работы, ходьбы, езды верхом. Теперь наряд из ситцевой блузки и просторной и мягкой льняной юбки, которые она позаимствовала у горничной в поместье Ла Бар, выручил её и здесь. В нём улечься на сено было гораздо проще, чем в корсетных конструкциях новоамстердамского фасона.
- К утру мы тут окоченеем, - заметила удручённо Лили. – На болотах такой сырой воздух… Неужели…
Дверь снова открылась, и в зал вошли уже знакомые дамам поварята. Они притащили три корзины с торфом, а их старший достал из кармана фартука огниво. Деловито разложив в камине куски торфа особым образом, он ловко высек целый сноп искр и с первого раза разжёг очаг.
- Друзья мои, вы настоящие благодетели, - сказала королева Альбина. – Как ваши имена, благородные рыцари?
Старший нахмурился, снова заметив, как его помощники глазеют на улыбающихся Диану и Лили, и пробурчал:
- Тимохой меня зовут. А это Антоха и Марька.
- Тимофей – красивое имя, - улыбнулась королева. – Вы сделали для нас столько доброго, что я не могу не отблагодарить вас.
Она достала из одного ей известного потайного карманчика несколько орешков в сладкой глазури и протянула Тимохе. Тот оглянулся на дверь и неуверенной рукой взял угощение. Оно было в ладони парня всего миг, а потом исчезло в его потайном кармане. Тимоха поклонился королеве и собрался было что-то спросить, но тут в дверь просунулась злобная морда пига.
- Э, крысы! Принесли – и чешите отсюда! Живо!
Поварят как ветром сдуло. Они-то знали, что с пигами шутки плохи.
Синди взяла кусок торфа и подпихнула его в разгоревшееся пламя. По залу стал расходится непривычный запах, зато он перебил затхлый дух, висящий повсюду в здании, а главное – заставил отступить сырость.
- Двигаемся ближе к камину, - скомандовала королева. – С огнём не пропадём.
Объёмистые наряды не позволили придвинуться к камину достаточно близко, однако снимать их дамы не решились: так было хоть немного, но теплее.
Синди, к всеобщей зависти, свернулась калачиком, улеглась спиной к камину и скоро стала дремать. Однако сон был неспокойным. Спустя некоторое время через стены до пленниц донёсся нарастающий шум. В каком-то из крыльев резиденции Хогуса Хрю разгоралась вакханалия, устроенная пигами. Они орали что-то вразнобой, топали, гремели посудой. Шум становился всё громче, и вскоре Синди поняла, что никто из её спутниц не спит. Дамы с тревогой прислушивались к усиляющемуся утробному рёву, грохоту падающих лавок и бьющихся о стены горшков и блюд.
Синди решила не терять времени даром. Раз уж проснулась, нужно подбросить в очаг торфу, а то колени, повёрнутые в противоположную от камина сторону, озябли.
Огонь охотно набрасывался на землистые бруски торфа, с треском поедал его, давая много дыма. К счастью, в камине была хорошая тяга, и в помещение дым почти не шёл. Синди засмотрелась на танец искр, играющих на комьях прогоревшего торфа, и память унесла её далеко от этой ночи и этого места, в охотничий домик, где отец и Винсент Вуд частенько ночевали, чтобы спозаранку выйти на солонец. Только там в печи потрескивали поленья, смолистые и вкусно пахнущие. Синди любила слушать рассказы старших и наблюдать, как огонь лижет бугристую кору, как закипает, жужжа, янтарная смола. Древесина медленно превращалась в раскалённые угли, по которым бегали такие же огоньки…
Гвалт снаружи стал невозможно громким. Теперь пиги шатались ещё и вокруг хором, сотрясая воздух рёвом и невнятными выкриками. Где-то поблизости в порыве неистовства по стенам принялись кототить оружием, а по полу – топать тяжёлыми лапищами. В довершение сквозь звериные вопли беснующихся монстров прорезались полные боли крики истязаемых женщин.
- Господи, ну, и вертеп у них здесь… - прошептала королева. – Интересно, как часто бедным слугам приходится такое терпеть?
Пьяное бесчинство пигов продолжались довольно долго, но затем как-то быстро пошло на убыль, и Синди, подкинув в камин ещё пару кусков торфа, улеглась и уснула.
Утром пришлось просыпаться рано, потому что торф прогорел, и стало холодно. Синди с сочувствием поглядела на съёжившихся спутниц и взялась за растопку. Она сложила оставшиеся кирпичи торфа «колодцем» и принялась раздувать огонь. Пламя вспыхнуло почти сразу же, потому что торф занимается очень легко. Отец рассказывал Синди, что достаточно яркого солнца, чтобы подпалить торфяник, а уж в очаге особых усилий для растопки и вовсе не требуется.
Скоро вокруг камина снова потеплело, и Синди удовлетворённо улеглась на свою охапку сена, потому что других дел всё равно не было. Дома или в поместье Ла Бар она обязательно придумала бы себе занятие. Там есть всё необходимое для готовки, стирки, уборки и прочих домашних дел. Здесь, в главном хлеву Пигландии, они в тюрьме, а узники не имеют возможности заниматься привычными делами.
Вскоре проснулась графиня. Она приветливо улыбнулась племяннице и, ёжась, протянула к огню ноги.
- Познавательное у нас получилось путешествие, - покачала головой Литиция Ла Бар. – После такого научишься ценить все те удобства, на которые дома не обращаешь внимания и считаешь их чем-то само собой разумеющимся…
С рассветом проснулись Их Высочества и Лили. Охая и зевая, они притиснулись друг к другу и к камину, насколько это было возможно. Ни малейшего желания отходить от камина ни одна не имела, хотя все испытывали естественные позывы к облегчению. Синди в этом отношении было проще: она воспользовалась помойным ведром, которое вечером оставили слуги, пока все спали, к тому же, это для неё было привычной процедурой, ибо выросла она в сельской местности. Утончённым дамам после специальных сидений, в которые вставлялись «ночные вазы», пользоваться ведром в общем помещении казалось дико неудобным.
Да-а… Всё познаётся в сравнении. Что бы здешние дамы сказали, увидев туалеты на наших вокзалах… Про туалеты в поездах вообще промолчу…
Синди сначала не поняла, что имела в виду тёзка, но когда Машина память «показала» ей несколько живописных «картинок» из прошлого, девушка испытала лёгкий шок.
Вот видишь, при всей нашей цивилизованности мы не слишком далеко ушли от дикости, в которой живут пиги.
- Насколько я понимаю, - сонно пробормотала королева Альбина, - мы не окоченели окончательно только благодаря Марии Люсинде.
- Вы совершенно правы, Ваше Высочество, - подтвердила графиня. – Синди несколько раз просыпалась, чтобы поддерживать огонь в камине.
- За время нашего близкого знакомства она уже дважды заработала «Пурпурную розу», - заметила королева. – На это не каждая из наших придворных дам способна.
- Если так пойдёт, то прямо из главного свинарника Синди попадёт к нам во дворец, - улыбнулась Диана.
- Таким образом в нашем королевстве карьеру ещё никто не делал, - покачала головой графиня. – У придворных это вызовет страшный приступ зависти.
Их Высочества переглянулись друг с другом и насмешливо фыркнули, графиня подмигнула Синди, которая в недоумении глядела на них. Она была не сильна в тонкостях дворцовых интриг, поэтому не поняла, что сказанное – довольно едкая шутка, обращённая против некоторых придворных. Откуда ей было знать, что некоторые из дворян, кичащихся своим статусом, на самом деле происходили из купеческого сословия, однако в своё время оказались весьма ловки и подкупили нечистых на руку вельмож. В Новом Амстердаме – городе, где решающим словом обладала Гильдия свободных торговцев, это было явлением не редким. Они назначали кого-нибудь на выборную должность губернатора или мэра, и человек становился вхож в аристократические круги, оказывал услуги королевским советникам или чиновникам. Став «своим», при стечении благоприятных обстоятельств он мог быть пожалован по ходатайству высокопоставленных лиц дворянским чином. Хорошо, если это происходило с человеком неамбициозным, заслужившим королевскую милость своими делами. Если же это было самоцелью, и звание доставалось человеку корыстному и жадному, то с каждым шагом наверх его пороки непомерно вырастали, так как он чувствовал себя совершенно безнаказанным.
- А что такое «Пурпурная роза»? – спросила Синди, чувствуя себя наивной простушкой, случайно попавшей в светское общество.
- Это знак особого внимания королевских особ, - объяснила Литиция Ла Бар. – Им награждаются, в основном, придворные дамы. Самое интересное, что в официальный  перечень наград она не входит, потому что дают её не за заслуги перед государством, а скорее за преданность, верность и честность. Первую «Пурпурную розу» получила лет пятьдесят назад моя наставница - маркиза Дюваль. Дело было осенью. Они с матушкой короля Бенедикта возвращались в столицу из летней резиденции, а дороги тогда только начинали приводить в порядок, поэтому было ещё много ям и луж. В одном месте у кареты лопнула ось, она перевернулась, и королева очутилась в холодной воде. Маркиза, несмотря на холодный дождь, сняла свой плащ и отдала его королеве, чтобы та не простудилась. А вечером Её Величество подарила маркизе брошь редкой красоты – розу из пурпурного граната, который добывают очень-очень далеко, где-то в южных горах Брунерии. Эту брошь Её Величеству преподнёс в знак дружбы между державами велирузийский посол. То есть подарок был очень дорогим. Но что такое драгоценность по сравнению с самоотверженной преданностью? Королева-мать таким образом дала понять, что оценила поступок фрейлины очень высоко, а чтобы другие дворянки стремились быть такими же, заказала лучшим ювелирам два десятка «Пурпурных роз». Ради того, чтобы раздобыть нужные гранаты, в Брунерию была послана целая экспедиция…
- Говорят, это было первое плавание брига «Голиаф», на котором адмирал Жозеф Рамирес затем потопил не одного пирата, - заметила королева. – Граф тогда был молодым и горячим, бросался под пули и до смерти напугал своей смелостью шахудскую эскадру. Когда эти разбойники попытались запереть «Голиафа» и остальные корабли экспедиции в бухте у мыса Носорога, Рамирес провёл отчаянный манёвр на виду у их канониров, занял выгодную позицию и затопил три галеры так, что шахуды и сами не смогли войти в бухту. А ночью, когда начался прилив, Рамирес провёл экспедицию между рифами, и пока шхуны отходили на безопасное расстояние, ворвался на ночную стоянку шахудских галер и сжёг их целый десяток. Поистине, он достоин быть адмиралом флота Нового Амстердама.
- Если эта брошь такая дорогая, то я не заслуживаю чести её носить, - скромно сказала Синди. – Я ведь всего лишь подбрасывала в камин торф.
Королева озадачено приподняла и посмотрела на графиню. Литиция Ла Бар довольно улыбнулась и ответила племяннице:
- В этой жизни, девочка моя, нам очень редко удаётся оценить свои деяния по достоинству, поэтому мудрым людям даётся почётное право определять, какой поступок чего стоит. Её Высочество считает, что ты достойна «Пурпурной розы», не только потому, что ты позаботилась обо всех нас этой ночью, но и потому, что ты не склонилась перед врагом, была решительной и отважной.
Некоторое время после этих слов все молчали, но потом принцесса сказала:
- Первый раз в жизни вижу девушку, которая не испытывает трепет при одной мысли об украшениях. Неужели тебе не хочется хотя бы посмотреть, как эта брошь смотрится на твоём платье?
- Но ведь это не украшение, - возразила Синди. – Ну, не совсем украшение…
- Ты меня удивляешь, сестричка, - подняля брови Лили. – Что бы там не значила «Пурпурная роза», это изысканная брошь, символ женственности. Ты хоть представляешь, какая она красивая?
- Папа однажды сказал, что даже изысканные драгоценности украшают далеко не всякую женщину… - ответила Синди.
Лили посмотрела на мать, графиня кивнула:
- Ну, что ж, у него есть основания так говорить. Кстати, Ваше Высочество, как вы считаете, может ли Эрик ввиду последних событий рассчитывать на развод с Белладонной Бриттенгем?
- Думаю, что у нас достаточно оснований, чтобы добиться его освобождения от супружеских обязательств. В данном случае церковь вряд ли будет препятствовать расторжению брака. Архиепископ Вениамин при всей его принципиальности в таких вопросах окажется в роли защитника пособницы злейших врагов королевства. Он не настолько сумасшедший, чтобы прослыть среди прихожан покровителем шпионов и изменников.
- А имущество? – спросила принцесса. – При разводе закон требует раздела имущества в пользу супруги, если у неё есть ребенок.
- Если не ошибаюсь, - сказала королева, - дочь Белладонны уже совершеннолетняя. Это одно. А второе – поражение изменницы в правах. Каким бы имуществом она не обладала, оно конфискуется в пользу короля, при этом часть его используется для возмещения ущерба пострадавшим подданным.
- Что это значит? – заморгала Синди. – Нашу усадьбу продадут и разделят?
- Вы – первые из пострадавших, так что большая часть имущества будет отписана вам. Этой… даме что-нибудь принадлежит?
- Не знаю…
- Думаю, что Эрик не делил имущество, - сказала Литиция Ла Бар. – Абсолютно точно сказать не могу, но ни о чём таком я ни от него, ни от Белладонны не слышала. Полагаю, она бы не удержалась и похвасталась.
- Что ж, тогда и конфисковывать нечего, - пожала плечами королева.
Снаружи тем временем совсем рассвело. Через узкие оконца стало доноситься бряканье железок, подвешанных на шеи скотине, стук плотницких молотков, исправляющих то, что было сломано пигами во время ночной попойки. Прислуга вставала вместе с солнцем, чтобы привести всё в порядок и приготовить утреннюю трапезу своим хозяевам.
Через некоторое время в покоях пленниц снова появились поварята. Они приволокли полный горшок каши с маслом и кувшин молока.
- Благодарю вас, юноши, - с достоинством сказала королева и поманила старшего пальцем. – А вы, Тимофей, не просветите ли нас, что это такое творилось ночью? Мы тут лишены возможности обозревать окрестности, поэтому не смогли понять причину шума.
Поварята переглянулись друг с другом, Тимоха пожал плечом.
- Так это у нас тута обычное дело… Господа завсегда ночью пьянствуют. Иногда так напиваются, что даже караул потом до утра храпит. А чо им? Страшиться некого…
- А нас исправно охраняли? – спросила графиня.
- Вас-то?.. Да ну!..
Парнишка осторожно покосился на дверь и понизил голос до шёпота:
- Пока мы не пришли, часовой дрых.
Королева и графиня обменялись коротким взглядом, Её Высочество кивнула:
- Вы очень любезны, юноша. У меня для вас кое-что есть.
Королева Альбина вложила в тёмную ладонь, украшенную следами ожогов разной давности, серебряную монетку. Тимофей широко раскрыл глаза, зачарованно глядя, как серебро льдистым сиянием светится между его землистого цвета мозолей. Его помощники - Антоха и Марька подошли поближе и тоже уставились на монетку с открытыми ртами. Возможно, они видели настоящие деньги впервые в жизни.
- В королевстве на эту монету можно есть несколько дней, - пояснила графиня.
- Слушайте, мальчишки, - сказала Синди неожиданно для самой себя. – У вас тут вообще деньги в ходу? Или вы за еду работаете?
- Ежели господа прознают, что хто-то имае деньги али чего ценное – отымут и выпорют, - ответил один из младших поварят.
- Нам окромя одёжки ничего иметь не разрешают, - объяснил Тимофей. – Если хоть грошик есть за душой, значит, вор, потому что всё в Бории принадлежит господам. Только всё равно у каждого заначка имеется. Прячем, кто как умеет, потому что разрешается выменивать всё только на еду. Коли надо чего, копишь паёк, а потом на него покупаешь…
- Как же еду можно копить? – удивилась Синди. – Она же портится.
- Копим то, что не портится, - пожал плечами парнишка.
- С ума сойти, - сказала Диана. – Сухари в качестве валюты.
- Да, сухари годятся, - кивнул Тимофей. – Но их много надо накопить. Вяленка побольше ценится.
- Вяленая рыба? – уточнила Синди.
- Да хоть кто. Водяные крысы, птахи…
Он заметил выражение ужаса и отвращения на лицах дам и умолк.
- Ладно, спасибо вам, - кивнула Синди, как ни в чём не бывало. – Идите, а то часовой обозлится. Да, если можно, принесите чистой водички хоть полкрынки. Умыться надо.
Тимофей кивнул и вытолкал помощников за дверь. Монетка из его ладони незаметно перекочевала неведомо куда. И вовремя, потому что в проёме возник набыченный караульный, от которого за версту несло вонючим перегаром. Он злобно рыкнул, нависнув над поварятами, они замерли, покорно дожидаясь, пока он осмотрит вынесенную ими пустую посуду. Опытный в общении с охраной Тимофей протянул ему заранее приготовленную мзду – изрядный кусок вяленой рыбы и пузырёк с каким-то мутным пойлом. Пиг оживлённо хрюкнул, отгрёб их в сторону обухом секиры и захлопнул дверь.
Королева повернулась к подругам по несчастью и сказала:
- Допустим, следующей ночью пиги опять напьются. У нас будет время до рассвета, чтобы открыть дверь и удрать из дворца.
- Чтобы открыть дверь, нужно что-то наподобие ножа, а в моём тайном кармане только маленькие маникюрные ножнички, - ответила Литиция Ла Бар.
- Даже если бы мы открыли дверь и выбрались из дворца, то куда бы мы пошли? – поинтересовалась принцесса. – Мы не знаем кратчайшей дороги к границе.
- А если бы и знали, - рассудила Лили, - то пешком нипочём не добрались бы.
- К сожалению, ты права, моя дорогая, - согласилась графиня. - Нас сюда на четвёрках везли больше часа, поэтому пеший путь занял бы не менее одного дня. За это время нас хватились бы и нашли.
- А что это означает? – задала риторический вопрос королева Альбина.
- Что же? – переспросила принцесса.
- Нам нужны союзники, - пояснила Её Высочество.
- Пожалуй, это так, - кивнула графиня. – В одиночку нам побег не совершить.
- Что же будет, если мы убежим, а нас придут спасать? – спросила Синди.
Все посмотрели на неё. Королева покачала головой и ответила:
- Боюсь, мы не можем дожидаться помощи. Вы все слышали, что творилось снаружи. Сегодня нас не беспокоили, но что будет завтра? Лично я не поручусь, что нам удастся отбиться от этих грязных животных маникюрными ножничками.
- Что же делать? – спросила Диана. – Неужели здесь есть кто-то, кому не страшно будет рискнуть и помочь нам?
- Утро вечера мудренее, - ответила графиня и предложила, - Давайте займёмся завтраком, пока он совсем не остыл.
После завтрака никто не затрагивал тему побега, но каждая из пленниц про себя обдумывала эту возможность. Правда, никто ничего дельного так и не придумал ни в первый день, ни на второй. Часы медленно тянулись в тягостных размышлениях и за грустными разговорами, во время которых то и дело вспоминалась светская жизнь, дворцовые развлечения, забавные и странные особенности разных придворных. От всего этого им становилось ещё тоскливее, а ночью и вовсе пробирал ужас. Казалось, пьяное буйство пигов вот-вот перекинется на крыло, где томились пленницы.
На утро третьего дня их вынужденное уединение было нарушено. Стукнул засов, часовой пинком распахнул дверь, и в зал ввалился Хогус Хрю Третий в сопровождении двух телохранителей, таких громадных, что они едва протиснулись в довольно широкий дверной проём.
- Ага! – весело хрюкнул он, подбоченившись. – А Даха вчера умничал! Спорил со мной, дурак этакий, что вы на второй день начнёте плакать и скулить. Как я погляжу, вы там, в Новой Европе, не такие цыпы-дрыпы, можете и неудобства терпеть.
- Откуда вы знаете, что мы считаем удобствами? – спросила королева Альбина.
- Думаете, просто так Хогус Хрю стал Пигеоном Бории? – оскалился самодовольно верховный пиг. – Мне суждено привести мой народ к величию, а для этого мало уметь драть горло, как боевой командир. Тут мозги нужны поумнее, чем у всякого бора. Вокруг Бории только враги, и надо быть полным дураком, чтобы посылать своих солдат на войну, не зная, против кого они идут. А как вы думали? Мы вас, лягушек безволосых, уже сорок поколений за жабры держим, а почему? Да потому, что слабости ваши знаем. Любите вы спать в тепле, чтоб сквозняков не было, еду грубую не перевариваете, питьё вам только выдержанное надобно. Одежду носите непременно из мягкой ткани, а ходули свои, к ходьбе не приспособленные, в удобные обутки прячете. Да и работать вы не любители, других норовите запрячь. А как дело до неудобств доходит, так вы сразу интерес ко всему теряете. То-то, сколько мы вас не задираем, дальше Утиных озёр нос не кажете. Как это у вас, лягушек, говорится? Калачом не заманишь? Верно сказано! Калачи вы едите на тёплой печи.
- А вы не боитесь, Ваша Зловредность, что мы – тот самый калач, который привлечёт сюда солдат с ружьями? – спросила Хогуса Хрю королева Альбина.
Вождь пигов заинтересованно посмотрел на неё, сощурив воспалённо поблёскивающие глазки и наклонившись всем туловищем.
- Думал, королева – самая умная из лягушачьих баб, - разочарованно заявил Хогус Хрю. – Если хочешь знать, мои агенты уже известили меня, что в твоём дворце все только кругами ходят и рядятся, смогут они посмотреть, какое платье наденут на мёртвую королеву, или тело вообще не вернут. Никакого шума, никаких военных сборов с трубами, барабанами и прочей тупой суеты. Всё тихо! Уж король твой наверно не дурак, дотумкает, что добром мы вас не отдадим, а силой отнять – дороговато вылезет. В болотах армия биться не сможет.
- Не торопитесь с выводами, Ваша Горячность, - урезонила его королева. – Наши солдаты ещё не на такое способны…
- Ха! Ха-ха! Вам, лягушачьим королям, привычно рассуждать о войне в каменной крепости, с картой перед носом. И дальше этой бумажки вы не видите. Сами-то в болото не лезете, мужика посылаете. Крестьянина вчерашнего, который привык в навозе ковыряться да сорняки полоть. Плевать вам, что половина войска потонет в трясине, а остальных мы перережем или в плен возьмём!
- Не пугайте нас так, Ваша Кровожадность, - взмолилась королева, и от её спутниц не укрылось наигранность выбранной интонации. – Как вам не совестно говорить такое слабым женщинам!
Хогус Хрю оглянулся на телохранителей и они довольно заржали, издевательски похрюкивая. Пигеон снова повернулся к королеве и заявил:
- Если бы я был жалким безволосым, то имел бы это ваше слюнтяйское качество. Но я Вождь великого и отважного народа Бории! Совесть для меня, как для вас чирий. Если бы она у меня была, я бы от неё избавился!
- Напрасно, - невозмутимо сказала королева Альбина. – Если уж вы взялись изучать людей, то неплохо было бы знать, почему мы поступаем так, как поступаем.
- Понять это несложно, - пренебрежительно махнул лапой Хогус Хрю. – Вы от нас не очень-то и отличаетесь. Разница в понимании плохого и хорошего. Мы берём в бою законную добычу – еду, оружие, скот, золото, людей, а для вас это преступление. Мы отстаиваем законное право строить свою жизнь, а вы перекрываете путь купцам, которые пытаются с нами торговать, объявляете их контрабандистами. Сами ходите в шелках и кружевах, платите золотом, чтобы вам с края света везли какао и меха, - это, по-вашему, хорошо. А когда нам везут ячмень и пшеницу – это происки врага. Нечего тогда ныть, когда наш пограничный хаврон сжирает у ваших крестьян кур, капусту, огурцы и сметану.
- Не сомневаюсь, Ваша Суровость, что вы горой стоите за свой народ, - вздохнула королева. – Но если бы вы придерживались общепринятых правил, вам было бы проще…
- Проще играть по правилам, когда тебя считают равным, - раздражённо рыкнул Хогус Хрю. – Так ведь мы для вас, чистеньких и красивеньких, дикие звери, которых не то что равными нельзя считать, но и вообще со свету сжить надо! Так я говорю, хавры?
Телохранители дружно разинули пасти и не то ответили, не то рыгнули. Смрад самогонного перегара обдал пленниц густой волной.
- Во! – Вождь многозначительно мотнул пятаком в сторону телохранителей и заявил, - Не я один так думаю, так что соврать не дадут.
- Ваше Самодовольство, вы используете аргументы, которым слабые женщины ничего не могут противопоставить, - развела руками королева. – Но поверьте мне: тех, кто выходит на переговоры открыто и честно, отстаивает свои права в таком вот разговоре, как этот, уважают больше, чем тех, кто живёт по-разбойничьи.
- Плевать я хотел на ваше лягушачье уважение, - высокомерно процедил Хогус Хрю. – Мне по нраву, когда вы вздрагиваете, трясётесь при виде хавров. Когда у меня дурное настроение, я велю выволочь на площадь кого-нибудь из провинившихся рабов и медленно его убивать. Хандру как рукой снимает.
- Ваше Изуверство, вы просто дикарь, - заявила королева.
Вождь пигов злорадно загоготал, и телохранители его поддержали утробным хрюканьем. Синди почувствовала, как Лили, бледная от волнения, стиснула её ладонь своими пальчиками. Диана от негодования стиснула губы и сжала кулаки.
В зал вошёл Даха, грузный, неповоротливый, но полный достоинства и мощи. Телохранители почтительно притихли при виде лисьих хвостов, топорщившихся на его накидке, а Хогус Хрю удивлённо хрюкнул:
- Чего там опять?
- Вождь, тут заявился торговый посол из этого… как его там?
- Ну!
- Из Шахуда.
- Ему-то каких помоев надо?
- Хочет продавать нам всё, что захотим, по самой малой цене, если мы будем и дальше портить кровь королю Бенедикту.
- Ух, ты! – оживился Хогус Хрю. - А ну, тащи его сюда! Пусть-ка джиординское высочество поглядит, как Бория легко находит союзников в войне против Новой Европы!
Даха, тяжело ступая кованными сапожищами, вышел, а Хогус Хрю запальчиво заявил Её Высочеству, вытянув пятак:
- Вот ещё одна ваша слабость – резать друг друга из-за всякой шелухи, и это я тоже оберну против вас. Шахуды – такие же козявки, как вы, даже ещё хуже, но я буду рад иметь такого союзника. Они так хотят достать Джиордина, что даже готовы иметь дело со мной. Посмотрим, что посулит Бории этот прохвост.
Дверь снова открылась, и в сопровождении тяжеловесного Дахи внутрь… даже не вошёл, а влетел смуглолиций усатый мужчина, разодетый в дорогие ткани, обмотанный парчовым кушаком, обутый в кожаные туфли с загнутыми носками. Он возник перед Хогусом Хрю так быстро, что тот успел повернуться к нему лишь вполоборота. Телохранители только хрюкнули от удивления, и их топоры приподнялись в сторону пришельца с опозданием в пять секунд. К этому моменту гость из далёкого Шахуда уже успел сделать несколько резких карикатурных поклонов, причём каждый с каким-то особенным коленцем. Его тюрбан с дорогой брошью и павлиньим пером стремительно прочертил в воздухе несколько замысловатых иероглифов, но с головы не упал.
- Ишь, какой ты расфуфыренный! – хмыкнул Вождь пигов. – У вас там все такие?
- О, гром подобный Прэдводытэл нэпобедымый войско хавроный! – с жутким акцентом произнёс шахудский посланник, продолжая раскланиваться уже менее энергично. – Слава и чест твой побэда долетал до мой благословэнный родына! Всякий раз мой Повэлытэл - шах Эррали Эл-Насрам, намэстник Всэмогучий и Всэмилостэвый Эл-Джаббар - воскликал: «Скорпион мнэ в сэрдцэ! Ну, почэму этот побэда был нэ мой ятаган!»
 Голос шахудского щёголя заставил пленниц внимательно присмотреться к нему. Произношение, конечно, было ужасным, но голос! Он принадлежал кому-то знакомому! Королева Альбина озадаченно посмотрела на свою фрейлину и увидела на лице Литиции Ла Бар изумление, что само по себе было явлением редким.
Хогус Хрю тем временем, наконец, переварил услышанную белиберду и повернулся к шахуду торсом. Он принял горделивую позу, уперев руки в жирные бока и задрав рыло к потолку, а затем с достоинством проговорил:
- Завидует, значит, твой шах? Хм, есть чему, есть. Мы тут устроились так, что Джиордину нас ни в жисть не выкурить. И пока мы у него в печёнках сидим, спокойно спать он не будет. А что, главный шахуд так зол на королевство?
- О-о-о! – горячо воскликнул и воздел руки шахудский посланник. – Мой Повэлытэл потэрпэл от флот Джиордын много шишка! Он жэлат погром их пэший и конный войско, но корабэл нэ можэт ходыт блызко. Зато твой хавроный войско готов выпускай кров солдат Джиордын. Мой Повэлытэл прыказал мнэ проныкат мымо злой корабл их флот и торговат с Пыгыон Хогыс Трэтый.
- Пигеон Хогус Хрю Третий, - поправил его довольный Вождь. – А торговать-то чем собрался? Дрянью, поди, какой негодной?
- В мой повозка – многа крэпкый выно для побэдный пыршество. Это подарок мой Повэлытел – свэтлэйший шах Эррали Эл-Насрам. Я думай, тэпэр Хогыс Трэтый будэт пыроват новый побэда!
- Хогус Хрю Третий, непонятливая твоя башка! – буркнул главный пиг. – Впрочем, про заложниц-то сообразил верно… А с какой тогда победой этот твой… Насрам меня хотел поздравить?
- О! Со всэми, што был раншэ! Но этот военный удача – самый вэлыкый! Твой хаврон брат плэн высокопоставный дама у Джиордын. Это балшой дама?
- Вот олух! – оскалился довольный Хогус Хрю и кивнул Дахе на шахуда. – Он не знает, как выглядит жена их главного врага!
Пиги загоготали, шахуд высоко поднял на смуглом лбу сросшиеся чёрные брови и выпучил блестящие глаза на дам.
- Это сама Джиордын?! – всплеснул он руками и тут же с алчным интересом спросил, - А дорого Хру Трэтый брат за другой дама? Я бывай разный сторона и покупай в гарэм новый жена. За хароший товар я шэдро давай золото!
- Ах, ты, наглый работорговец! – не выдержала королева Альбина и шагнула вперёд, как бы заслоняя собой своих подданных. – Да как ты смеешь!..
- Цыц! – рявкнул Хогус Хрю. – Это мои переговоры, а не твои! Будешь вякать, и правда продам твоих лягух этому усатому обормоту!
- Продай, продай, - закивал шахуд, кланяясь Вождю.
- У тебя столько золота с собой нет, - самодовольно ответил Хогус Хрю. – С Джиордина я сдеру за каждую столько, сколько они весят, а за королеву торг пойдёт особый. Тебе такую цену не потянуть.
- О, - разочарованно почесал за ухом шахуд. – Это много дорого… Вах! Ну, нэ бэда. Мнэ бэз бэлый женшин будэт просто просколзыт мымо морской сторож.
Хогус Хрю переглянулся с Дахой и спросил:
- А к нам как пробрался?
- Ошэн тыхо плыл у бэрэг на балшой плот, - ответил шахуд. – Нанимал хытрый лоцман на сэвэрный сторона, а он вэзти мэнэ промэжду побэрэжны камны в о-ошэн томный нош и туман. В иной случай злой морской сабака Рамырэз топил мой лодка с хор-рошим оружым. Я терял много золото из-за проклатый адмырал!
- Да ладно, не заводись, - махнул лапой Хогус Хрю. – С ружьями, ясный трюфель, плохо вышло. Только разве Даха с тобой договаривался?
- Нэ со мной, - развёл руками шахуд. – Но ружжа добыл мой луди. Ошэн скрытны луди, пуганы страхом шпыоны Джиордын. Ловко дэлал дэло, я сам нэ всэ их уловки знал, а сабака Рамырэз пускал лодки на дно!.. Вах!
Шахуд в гневе потряс кулаками, его лицо потемнело.
- Ну, тэпэр я сам знай новый хытрост и буду вэзты ружжа и порох сам! – продолжил он. – Когда у мэнэ будэт нэудача, свэтлэйший Повэлытэл мэнэ казныт.
Для эффекта он сделал резкое движение поперёк своей шеи.
- Круто он вас держит, - оценил Хогус Хрю. – Но оно и правильно. Бей своих, чтоб чужие дрожали. Зато глядишь, у нас с тобой чего-нибудь выйдет. Слышь, как тебя звать-то?
- Ибн-Хаттаб, по вэлэнию свэтлэйшего шаха морской торговэц.
- Хаттаб? У вас имена-то почти как у нас. Ты, Хаттаб, самое лучшее вези, а уж с платой мороки не будет. Казна в Бории богатая скопилась, и за хороший товар мы зажимать золото не будем. Но уж ежели привезёшь ружьё, то оно должно быть лучше, чем у солдат Джиордина. Понял?
- О, да, доблэстный Прэдводытэл хавроный! – поклонился шахуд так подобострастно, как умеют только в их дикой стране. – Будэт исполнэно во славу тэбэ и шаху Эл-Насраму!
- Ладно, ладно, - кивнул польщённый Вождь. – А теперь тащи-ка мне отведать твоего вина, а то после вчерашнего чего-то не могу очухаться!
Пиги и шахудский торговец удалились, и пленницы переглянулись. Королева спросила графиню:
- Литиция, тебе не показалось, что этот наглец кого-то напоминает?
- Он напоминает нашего союзника, - загадочно ответила Литиция Ла Бар.
- Что?! Ты с ума сошла! Этот работорговец?! Да он же ничем не лучше, чем пиги - такой же дикий и отвратительный!
- Я рада, Ваше Высочество, что вы по достоинству оценили артистизм вашего верноподданного, - улыбнулась графиня.
- Что?.. Что это значит?
- Шахудский посол – барон Мюнхгаузен.
Королева была так потрясена, что ей пришлось присесть на лавку. Рядом безмолвно опустилась изумлённая принцесса. Лили посмотрела на Синди и просияла:
- У Джованни такой талантливый дядя, что я даже боюсь представить, что выдумает для нашего спасения он сам.

                *   *   *

Ближе к вечеру, когда пленницы извелись от неизвестности, до их слуха долетели звуки, которые они никак не ожидали услышать в Пигландии. Где-то с другой стороны здания, скорее всего, на площади, что раскинулась перед деревянным дворцом Хогуса Хрю, загрохотали барабаны. Но ритмический рисунок, который воспроизводил барабанщик, был не нудной одноголосой долбёжкой, какую можно услышать, когда прилюдно оглашается какой-нибудь указ или готовится казнь. Барабаны гремели в бешеном рок-н-ролльном ритме, и звук их напоминал рокот стальных шаров, скачущих по округлому дну железобетонного лотка. Для Её Высочества королевы Альбины и графини Ла Бар эти звуки, конечно, были незнакомыми, но девушки, чей опыт был обогащён воспоминаниями пришелиц из XXI века, сразу удивлённо переглянулись.
- Знакомый ритм, - пробормотала Диана. – У вас нет ощущения дежавю?
- У меня есть ощущение, что я знаю ударника, - ответила Лили.
Их матери в немом удивлении уставились на них. Девушки улыбнулись в ответ.
- Это ещё один наш союзник, - пояснила принцесса.
- Союзники, - поправила её Лили. – Я уверена, что скоро мы услышим и увидим самое необыкновенное в окрестных королевствах музыкальное трио.
Синди застыла возле узкого оконца, напряжённо вслушиваясь – не прорвётся ли сквозь барабанные «раскаты» уханье баса. Лили подошла к ней сзади и обняла.
- Не беспокойся, он тоже здесь, - сказала она. – Уж если заиграла музыка, то будь уверена – они вместе.
Когда начали сгущаться сумерки и сквозь туманную дымку над горизонтом засветило зарево восходящей луны, в зал, где держали пленниц, шагнули два стражника с алебардами. Следом вошёл необычного вида свин в просторном плаще из дорогой ткани.
- Великий Вождь Бории Пигеон Хогус Хрю Третий даёт пир в честь победы пограничного хаврона. Он ждёт вас на балконе.
Королева Альбина встала и ответила:
- Несколько необычное приглашение на торжество, но мы, конечно, выйдем.
- Да уж, выйдете, - ехидно заметил свин. – Попробовали бы не выйти. Вождь решил показать воинам вас, а заодно позабавить их заморскими мызыкантами, которые нашёл для пира я. Мой вам совет – ведите себя тихо, чтоб Вождю не пришлось при всех показывать, что он самый грозный правитель в мире. Ещё спасибо потом скажете главному распорядителю дворца Юхе, мне значит.
Королева с достоинством направилась к выходу, следом за ней – принцесса, затем графиня и Лили с Синди. Свин, назвавшийся Юхой, и стражники привели их на балкон, где уже расположились на просторных мягких креслах Хогус Хрю Третий, напяливший парадные доспехи Даха и ещё пара пигов, похожих внешне больше на Юху, чем на громадного командира дворцовой стражи.
- Вот ваши места, - указал Юха на деревянные кресла с высокими спинками, стоящие поодаль от кресел элиты Пигландии. – Усаживайтесь и делайте, как я сказал.
Её Высочество ничего ему не ответила и заняла кресло в центре. Рядом села Диана. Графиня Ла Бар усадила дочь и племянницу рядом с принцессой, а сама расположилась между пигами и королевскими особами. Она и здесь была на службе, поэтому готова была заслонить королеву и инфанту от возможной опасности своим телом.
Синди окинула взглядом площадь, раскинувшуюся под обширным балконом. Там уже было полно пигов, рассевшихся за длинными дощатыми столами. Среди этого хрюкающего и ржущего сонмища чудищ, выглядящих так, словно они только что прибыли прямо из приграничных болот и лесов, шустро сновала прислуга. Подростки-замарашки едва успевали разносить кувшины с пивом и чаши с солёными орешками и вяленкой. Пиги поглощали всё это с отменной прожорливостью и безо всяких церемоний, расплёскивая пиво, чавкая, рыгая и обмениваясь принятыми в их среде грубыми шутками.
- Зрелище не для слабонервных, - заметила Диана, и подруги едва услышали её слова сквозь гвалт двух сотен пигов.
- Смотрите! – показала Лили направо, где два дня назад они видели каменное возвышение. – Это они, они!
- Осторожнее, - образумила её принцесса. – Нельзя показывать, что мы их знаем…
Синди увидела на круглом возвышении три человеческие фигуры, которые были окружены кольцом факелов. На этой площади, среди пламени и грубых чудовищ, они выглядели, как ангелы, спустившиеся в преисподнюю, чтобы возвестить о Божественной Правде. Сумрачный ссутулившийся Сильвестр Ла Бар, свесивший над своей ненаглядной гитарой непослушные длинные волосы. Мускулистый блондин Джованни Казанова, взмокший от энергичной работы с ударной установкой. Серьёзный и немного отрешённый Вольфганг Кюри наперевес с громадной балалайкой, из-за которой он казался гномиком даже при своём росте выше среднего и стройной фигуре.
Даже если бы Синди не видела их, то тёзка помогла бы ей безошибочно определить, кто вышел играть перед пигами. Когда зазвучала музыка, стало ясно, что сейчас подданных Хогуса Хрю остроумные рок-н-ролльщики угостят творением Юрия Энтина и Геннадия Гладкова:
 
Говорят, мы бяки-буки,
Как выносит нас земля?
Дайте что ли карты в руки
Погадать на короля.

Ой-ля-ля, Ой-ля-ля,
Погадать на короля,
Ой-ля-ля, Ой-ля-ля,
Ех-ха!

Завтра дальняя дорога
Выпадает королю.
У него деньжонок много,
А я денежки люблю.

Ой-лю-лю, Ой-лю-лю,
А я денежки люблю.
Ой-лю-лю, Ой-лю-лю,
Ех-ха!

Королёва карта бита
Бит и весь его отряд.
Дело будет шито-крыто –
Карты правду говорят.

Ой-ля-ля, Ой-ля-ля,
Завтра грабим короля.
Ой-ля-ля, Ой-ля-ля,
Ех-ха!
 
Песня завела пигов так, что они начали топать и нестройно орать во время припева. Даже Хогус Хрю с Дахой довольно оскалились, потому что песня как нельзя лучше подходила к сегодняшнему празднованию.
Королева Альбина сохраняла каменное лицо. В сложившейся ситуации она была олицетворением проигравшей стороны, красноречивым доказательством триумфа пигов, и считала совершенно невозможным давать врагам дополнительный повод для злорадства и насмешек. Графиня Ла Бар тоже хранила подобающее достоинство, ничем не выдав своего волнения за сына, терзающего струны в десятке шагов от пьянеющей толпы пигов.
Девушки выглядели не так мрачно. Музыка воодушевила их, заставила внутренне собраться. Присутствие в столице Пигландии парней и барона Мюнхгаузена говорило им о том, что в ближайшие часы им, возможно, выпадет единственный шанс на побег.
- Что-то барона не видно, - сказала Лили, наклонившись к Синди. – Вроде бы, он должен быть почётным гостем.
Едва она произнесла это, Хогус Хрю Третий поднялся со своего места и могущим рёвом перекрыл гвалт раззадоренных песней пигов:
- Хавр-р-ры-ы!!!
На площади почти сразу стало тише, только возня, скрип лавок и бряканье брони никак не утихали. Но Вождя устроил и этот шумовой фон.
- Сегодня у нас не просто пир! – провозгласил он. – Мы празднуем победу, которой обязаны командирам Хурргу, Хрыну и Хараку! Они сложили головы в неравном бою с голозадыми! Мне доложили, что отряды Хрына и Харака, пока их не накрыли, успели разнести из пушек крепость у Тёмного бора так, что её теперь будут восстанавливать до самой зимы!
Пиги одобрительно зашумели, а Хогус Хрю продолжил:
 - Трёх хор-р-роших командиров потеряли мы! Но один из вас заступил на их место и заслужил право быть командиром!
На балконе появился тот пиг, что привёз в Хаврон заложниц. Хогус Хрю по-свойски стукнул его по наплечной броне и объявил:
- Назначаю командовать отрядом Хуррга хавра, который в бою доказал, что может быть командиром! Хивраку – хрю!!!
И он припечатал к доспехам Хиврака что-то вроде скотского клейма. Увидев на видавшей виды, местами ржавой и поцарапанной броне белое пятно в виде свинского пятака, пиги пришли в радостное неистовство.
- Хрю-у!!! Хрю-у!!! Хрю-у!!! - заорали они в двести лужёных глоток, и рёв был таким мощным, что весь дворец мелко задтрясся, а у пленниц заложило уши.
Хиврак поднял вверх обе свои мощные лапы, упиваясь мгновением триумфа. Хогус Хрю снизошёл до того, что разрешил воинству салютовать не себе, а простому командиру, но потом снова привлёк внимание подданных:
- Отряд Хиврака привёл в Борию трофей, какого ещё никогда никому захватить не удавалось! Глядите сюда! Это королева Новой Европы и её придворные!
Пиги взревели ещё громче, но на этот раз пленницы кожей почувствовали, как в воздухе сгущается ненависть и презрение. Королева побледнела, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Синди посмотрела в сторону импровизированной сцены и встретилась глазами с Волком. Он подмигнул ей и сразу отвернулся, сделав вид, что крутит колки струн.
- А ещё тут отпрыск династии Джиординов, их единственная наследница! Она здесь, а все эти тупари по другую сторону границы! И им придётся вычерпать море, чтобы ступить на берег Бории, потому что просто так этот трофей мы не отдадим!!!
Неистовый рёв поддержал его. Хогус Хрю махнул лапой и продолжил:
- И ещё одна новость для вас, боры и хавры! К нам в гости прибыл посол из Шахуда!
Тут пленницы увидели, что на балконе объявился шахудский торговец в одеждах, сверкающих золотыми вышивками. Он бойко раскланялся перед свитой Хогуса и пигами, заполнившими площадь.
- Шах предложил нам потратить немного золота на ружья и порох, чтобы мы потрепали королевских недоносков, как следует! Потреплем, а?!!
- Сме-е-ерть!!! – взревело воинство, и сразу в нескольких местах площади выстрелили из ружей. – Сме-е-ерть!!!
- Посол в честь нашей победы привёз подарок от шаха – отличный самогон! Каждый из вас должен сегодня упиться до визга! Если увижу хоть одного не нажравшегося в уматину – лично высеку! Эй, подать всем выпивку! И не забудьте про стражу!
Довольный Хогус Хрю уселся на своё место и кивнул Юхе. Тот, в свою очередь, махнул кому-то, отдавая распоряжение подавать на столы всё, что полагается. Одновременно внизу снова зазвучала музыка. Сильвестр выжимал из многострадальной гитары всё, что мог, а требовалось от неё ни много, ни мало – воспроизвести в акустическом варианте основную тему песни «Эй-Си-Ди-Си» под названием «Мани токс». Такого исполнения боевика австралийских рокеров не слышали не только в Новой Европе, но и в России, потому что Волк сделал вольный перевод этой песни:

Ты живёшь, как плывёшь:
Сладко спишь, сытно жрёшь.
Ты богат, ты силён –
И что тебе до мосек, если ты слон?

Ты первый среди всех, и в золоте твой мех,
В бриллиантах голова – ты всё успел урвать.
Но не идёт к тебе покой –
Ты хочешь, чтобы деньги шли рекой.

Давай, давай, звон, кубышку наполняй!
Давай, давай, золотишко подгребай!
Давай, давай, любят денежки лихих!
Давай, давай, не бывает много их!

Всё твоё, всё тебе –
Ты добыл всё в борьбе.
Правда с тем, кто силён,
А кто против – убираются вон.

Что сами не дадут – с руками оторвёшь,
Не ценится добро, коль крови не прольёшь.
Но не идёт к тебе покой –
Ты хочешь, чтоб добро текло рекой.

Давай, давай, звон, кубышку наполняй!
Давай, давай, золотишко подгребай!
Давай, давай, любят денежки лихих!
Давай, давай, не бывает много их!

Волк нашёл именно те слова, которые были пигам по нраву, а заводной мотив заставил их мозжечки, отравленные самогоном пополам с пивом, исступлённо работать в ритме большого барабана, усиленного уханьем бас-балалайки. Топоча и колотя кулаками по столам, двести пигов дошли до экстаза, которому чёрной завистью позавидовал сам Хогус Хрю. Впрочем, и он сам не удержался и начал притопывать в такт музыке, а когда прозвучал последний аккорд, вскочил и заорал, заглушая общий рёв:
- А ну, давай ещё ра-а-аз!!!
Пришлось музыкантам снова играть «Давай, давай». К концу песни стало заметно, что многие пиги добросовестно выполнили наказ своего Вождя и уже едва держались, чтобы не свалиться на мостовую.
- А ну, ещё чего-нибудь весёлое! – потребовал шатающийся Хогус Хрю, размахивая кружкой с выпивкой. – С этой вашей музыкой горилка бьёт в башку раз в пять быстрее!
- Да здравствуют воины-порубежники! – выкрикнул Волк, воздев над головой кулак.
- Хавро-о-он! – донеслось со всех сторон, но уже нестройно и не оглушительно.
- Во славу доблестных воинов, которые ходят по границе, как по лезвию меча, мы споём песню маэстро Крупнова «Ещё один день».
Волк вспомнил тех, с кем бок о бок пару дней назад бился с родственниками тварей, которые накачивались самогоном в пяти шагах от него, за условным факельным барьером. Рядом с ним незримо встали серьёзный капитан Бриттенгем и раздолбай Гешка, капралы из учебки и седоусый сержант Шевчук, а в факельном дыму мрачной тенью мелькнул майор Крамер. Он хотел бы спеть эту песню для них и для тех, кто держался под обстрелом на бастионах форта Гремучий и до последней капли крови дрался в усадьбе Кюри. Волк глубоко вдохнул и в положенный момент вступил с басом, поддержав энергичное соло Сильвера.

В начале дня, как всегда, не смотря ни на что,
Забыв усталость, болезнь и врождённую лень,
Старайся все свои силы направить на то,
Чтобы остаться в живых, пережив этот день,

День прошёл, а ты ещё жив!
День прошёл, а ты ещё жив!
А ты все жив...

Неважно, как ты поёшь, и неважно, что пьёшь,
Неважно с кем ты теперь и тем более где.
Неважно, кто ты сейчас, кем ты стал через час;
Куда важней без потерь пережить этот день

День прошёл, а ты ещё жив!
День прошёл, а ты ещё жив!
А ты всё жив...

Ты победил, ты силён и доволен собой:
Прошёл ещё один день, ты его пережил.
Но завтра снова тебе предстоит этот бой,
И завтра снова ты будешь бороться за жизнь.

Наступит завтрашний день...
Ну, а пока что ты жив...

День прошёл, а ты всё жив!
День прошёл, а ты всё жив!

Среди пигов с каждой минутой становилось всё больше тех, кто был едва жив. Волк припомнил, как долго бушевали пиги в Хрюково, и удивился, что тут они сквасились быстрее, чем сожрали закуску. Но потом он сообразил, что это на них подействовало снотворное, подмешанное в пойло хитроумным бароном Мюнхгаузеном. Пожалуй, дольше всех держались только самые здоровые пиги: большая масса тела требовала большего количества снотворного. Но к тому моменту, как музыканты исполнили седьмую по счёту песню, развлекать было некого. Стража, которая не накачивалась до начала пира пивом, продержалась минут на двадцать дольше, но увидев, что их военачальники во главе с самим Хогусом Хрю храпят в своих креслах, караульные расслабились и позволили себе хорошую порцию самогона, услужливо поднесённую прислугой.
- По-моему, сейчас в самый раз спеть «Спят усталые свинюшки у корыт», - заметилСильвер. – Не пора ли нам…
- Пора, - отозвался Волк, зачехляя бас-балалайку.
- Действуем по плану, - объявил Бах и задрал голову вверх, пытаясь рассмотреть, чем занят переодетый в шахуда дядя.
По их плану, разработанному до мельчайших подробностей ещё в поместье Кюри, они должны были прикрывать барона, а он, используя свою близость к пленницам, - выводить их из дворца. Конечно, вариантов было продумано несколько, и по самому неблагопиятному им предстояло прорываться к заложницам сквозь стражу. Однако караул Вождя не отличался особенной дисциплиной и решил эту проблему в пользу заговорщиков.
Но учесть всё очень трудно. Убирая с поля крупные фигуры, они не приняли во внимание то, что вокруг ещё много пешек. Слуги, сновавшие вокруг с едой и выпивкой, перестали суетиться и теперь толпились небольшой группой между кухней и столами. Для них выступление рок-группы было такой же диковинкой, как для их хозяев.
- Джованни! – позвал сверху барон и сбросил кошелёк. – Раздай слугам и вели им идти спать!
Мудрая мысль – свидетели им были ни к чему. Бах поймал мошну и затрусил к слугам. Получив материальное поощрение, они моментально испарились, и теперь можно было действовать. Волк вооружился факелом и встал на лестнице, ведущей со второго этажа на площадь. На ступенях сладко храпел и сучил во сне лапой один из караульных. Оттащить его в сторону Волк не смог бы, даже если бы избавился от факела, зато алебарду пига он отставил подальше. Так спокойнее.
Наверху послышались осторожные шаги: это барон вёл пленниц вниз, держа в руках ещё один факел. Дамы, понимая серьёзность ситуации, старались сохранять спокойствие и не шуметь. Даже через окорока дрыхнущего пига они переступили очень осторожно, без лишних эмоций. Волк улыбнулся им, хотя не знал ни королеву, ни графиню.
- Добрый вечер.
- Он определённо добрее двух предыдущих, - отметила королева. – Барон, а нет ли для нас какого-нибудь оружия? Мы чувствовали бы себя увереннее в этом хлеву.
- Не извольте беспокоиться, Ваше Высочество, - откликнулся барон. – В моём фургоне припасено всё, что нужно.
Синди, поравнявшись с Волком, прижалась к нему, но барон ласково сжал её плечо:
- Не сейчас, дорогие мои, чуть позже. Нам нужно убираться из этого зверинца, потому что я не знаю, насколько действенно снотворное в данном случае.
Внизу, у выхода на площадь, пленниц галантным поклоном встретил Бах.
- О, Джованни, рада видеть вас, - обрадовалась искренне королева. – Нам так не хватало ваших неподражаемых шуток!
- Всегда к Вашим услугам. Поспешите, Сильвестр проводит вас к фургону. Двигайтесь в сторону факела, чтобы не споткнутся о свиномордых.
Сильвестр-Сильвер дожидался их в тёмном углу площади, в стороне он кучи пьяных пигов, лежащих на столах, лавках или прямо на мостовой. Он махнул им факелом, показывая направление. Королева уверенно двинулась туда и, приблизившись, сказала:
- Граф, я уже в который раз убеждаюсь, что вы достойный сын своего отца. В вас тот же неукротимый дух воина, хоть вы и предпочли жезлу офицера скрипичный ключ.
- В данном случае и он сгодился в качестве оружия, Ваше Высочество.
 Графиня Ла Бар, даже в такую минуту старавшаяся не нарушать этикета, с трудом выдержала обмен любезностями между королевой и Сильвестром. Королева, будучи матерью, догадалась об этом. Она отступила на шаг в сторону и сказала:
- Я рада, что у Литиции есть возможность обнять вас.
Графиня бросилась к сыну и заключила его в нежные материнские объятия. Сильвестр едва успел отвести в сторону руку с факелом. Литиция Ла Бар ощупала его голову, вспомнив, как она мотнулась от удара метательного топора.
- О!.. Осторожнее, - предостерёг её Сильвестр. – Под волосами здоровенная шишка.
- Рана не опасная? – с беспокойством спросила графиня.
- Меня только оглушило, - успокоил её сын. – Говорят, было много крови, но служанка графа Кюри утверждает, что над ухом только царапина и выхвачен клок волос.
- Господи, спасибо тебе за сына! – едва не заплакала графиня.
- Идёмте скорее, - поторопил Сильвестр. – У нас ещё будет время поговорить.
Он повёл их к фургону, в котором барон привёз целую батарею бутылей с самогоном. Синди шла позади всех и постоянно оглядывалась на Волка, который задержался у входа вместе с бароном и Бахом. Теперь она боялась не орды пигов, а того, что её любимый снова исчезнет.
- Значит так, братцы, - сказал барон голосом заговорщика. – Сейчас нам с вами предстоит второй раз потрудиться на радость пигам. В фургоне ещё пять бутылей осталось, а под облучком я припрятал фляжку с ядерной смесью. Вольём в бутыли слабительное и оставим свинкам на опохмелку. Прежде чем они нас хватятся, большинство успеет влить в себя по кружке пойла. И уж после этого им останется нормальной жизни полчаса, не больше.
- Где ж ты такое зверское средство раздобыл? – спросил Бах.
- Вот именно, зверское, - ухмыльнулся барон. – Знахарка продала из соседнего с Кюри хутора. Она этой настойкой скотину от запоров лечит.
- У-у… - почесал затылок Волк. – Это утро пиги запомнят надолго.
- Запомнят, - ехидно кивнул барон. – Если мы не будем тянуть резину. За дело. Только при дамах про это – молчок.
Пока дамы грузились в фургон, забираясь по ступенькам со стороны облучка, мужчины через задний борт извлекли припрятанные бутыли.
Тут Бах сказал дяде:
- Знаешь, ты увози уже их, а мы тут управимся и двинем следом. Чем дальше отсюда успеете уехать, тем больше шансов выбраться.
- Не понял. А вы как?
- У нас свой кабриолет наготове, - усмехнулся Бах. – Последняя модель, одна лошадиная сила. Правда, подвеска жёсткая, и в салоне рыбой пованивает, зато водила из местных, все посты знает. Он нас сюда привёз, а мы его разагитировали.
- Хорошо, я согласен с тобой. Только вы не задерживайтесь. Если что пойдёт не так – рвите когти.
Барон заскочил на облучок и тронул хрумкающую овсом лошадь. Фургон развернулся и покатил прочь с площади, лязгая окованными колёсами по мостовой. В другом месте этот звук в ночной тиши показался бы несусветным грохотом, но над площадью стоял громкий храп, который почти перекрывал все остальные звуки.
- Ну, что, мужики, волоките сюда кружки, чтобы нам через это лежбище с бутылями не таскаться, - предложил Бах. – А я буду начислять по двести фронтовых.
Тут из темноты нарисовался Семён с яблоком в зубах.
- Чего это вы тут на раздаче пыхтите, когда все дрыхнут?
- А сам-то чего не спишь? – задал встречный вопрос Бах, наполняя очередную кружку. – Хотел в банкете поучаствовать?
- Дык, слышу – угомонились больно быстро, - пожал плечами Семён и, отбросив огрызок, потёр ладони в предвкушении, - О, да у вас тут горилки не меряно! Плесните и мне!
- Сдурел, что ли? Сам подумай: станем мы по доброй воле торчать тут посреди ночи, если собрались смываться? На, лучше вот этого хлебни.
И Бах отдал ему плоскую офицерскую флягу с коньяком, которой его снабдил капитан Бриттенгем. Семён приложился к горлышку и восторженно крякнул.
Волк и Сильвер тем временем разносили по столам наполненные кружки, едва не спотыкаясь о лежащих вповалку пигов. Вокруг густым облаком расползался смрад перегара и немытых тел.
- Ох, - пожаловался Сильвер, - меня сейчас стошнит… Нельзя же до такой степени быть свиньями!..
- Ты что шутишь? – с усмешкой спросил Волк. – Пигам невозможно ими не быть.
- Это я понимаю. Но всё же с большим удовольствием вылил бы самогон прямо на этих тварей и поднёс спичку.
- Вряд ли они после этого стали бы пахнуть розами, - ответил Волк.
На то, чтобы смешать спиртное с содержимым фляжки, а затем разлить всё это по кружкам и расставить их по столам, парни потратили минут пятнадцать.
- Всё, - сказал Бах, поставив последнюю опустошённую бутылку на мостовую и сплюнув. – Привет от доктора Айболита.
- В виде диареи и энтероколита, - срифмовал Волк.
Бах хохотнул, хлопнул его по плечу, а потом сказал Шустряку:
- Ну, что Сёма, двигаем?
- Двигаем, - задорно ответил тот, уже изрядно разогревшись коньяком. – И идут они ко всем свиньям!..
- Тс-с, не шуми за зря, - урезонил его Бах, подхватывая лямки связанных между собой барабанных чехлов. – Лучше веди нас к своему крутому тарантасу.


Свинцовый ветер

Крутой тарантас, съехав с мостовой, сразу оказался на просёлке, больше похожем на поток грязи, который днём куда-то оживлённо тёк, а ночью застыл, расплёсканный кем-то от обочины до обочины. По обе стороны начинали куриться завитками тумана торфяники, но дорогу в лунном свете было видно хорошо: между волн жирной глины матовым серебром отливали лужицы, лужи и лужищи.
- Тут трактор надо, а не лошадь с телегой, - сказал Бах, сидевший рядом с Семёном.
- Чего? – не понял Шустряк.
- Трактор, - повторил весело Бах, оглянувшись на Волка и Сильвера, трясшихся в телеге вместе с бас-балалайкой и барабанами.
- Ты ещё скажи – танк, - фыркнул Сильвестр.
- Был бы у меня танк, - оскалился Бах, - я бы не к берегу ехал, а к самому рейхс-свинарнику.
- А чего это за штука – трах-тор? – переспросил Семён.
- Это, Сёма, железная самоходная телега, - усмехнулся Бах. – Такие здесь ещё делать не научились.
- А танк?
- О-о, танк – это как десять тракторов сразу, да, к тому же, ещё и с пушкой! - разошёлся Бах. – Он где хочешь может проехать, а уж как из пушки стрельнёт – только держись! Был бы хоть один такой, пигов можно было бы до заикания напугать!
- А где ж такую диковинную штуку взять?
- Да негде, Сёма, - развёл руками Бах. – Такие тут никто делать не умеет. Уж больно сложная и дорогая машина.
- Жалко! – горячо сказал Шустряк, отхлёбывая коньяку. – Хотел бы я посмотреть, как гады, которые нас тут за скотов держат, ползают на четвереньках в собственном дерьме! Всё бы за это отдал!..
- Да не кипятись ты, Сёма, - обнял его за плечи Бах. – Знаю, тебе не сладко было, но ты лучше представь, как главный свинтус будет всем, кто нас проспал, задницу драть. Сначала пропойцам-караульным, потом и всем остальным.
- Думаешь, хоть кого-нибудь из своих пальцем тронет? – хмыкнул Семён. – Зря. Хавры за него горой, потому что он их никогда не наказывает. За все их промашки рабы отвечают. Слуг высечь – это обычное дело. А ежели шибко обозлится, может и головы поотрубать.
- Всё-таки надо было спалить их там всех, - горячо сказал Сильвер.
– Уродов, конечно, не жалко, - рассудил Бах. – Только устрой мы там пожар - поднялся бы шум, нас бы раньше хватились. Мы бы и до лимана не доехали, как они погоню снарядили. Нам это зачем? Им бы большого урона не причинили, а себе всё испортили бы. И без того ещё неизвестно, как дальше будет. Сёма, на берегу, говоришь, только у рыбарей свиноголовые тусуются?
- Я их только там видал. Вряд ли других ночью встретим, они до утра все напиваются вусмерть.
- Похоже, вдали от границы пиги вполне предсказуемы, - сказал Волк. - Пограничники чаще сталкиваются с теми, кто ночью не пьянствует, а ходит резать скотину.
- Это, конечно, да-а, - закивал Семён. – У пограничного хаврона свои порядки, поэтому они со столичными хаврами всегда друг друга задирают. Собственно, внутри Бории чистокровных хавров мало, в основном, полукровки да выродки – и не хавры, и не боры. Они не такие здоровые, в солдаты не годятся, вот их и держат в надсмотрщиках, сборщиках еды, иногда в стражу берут. Хавры их презирают, да и боры не особо жалуют. Но уж ежели порубежники приедут по делам в столицу и вздумают покутить, то им хошь сам Пигеон поперёк дороги не вставай! Да вы и сами видали!
- Пить они здоровы! – кивнул Волк.
- На том и погорели, - хмыкнул Сильвер.
Пока они рассуждали, позади осталась большая часть пути. Лошадь из-за грязи не могла разогнаться так, как им хотелось бы, тем не менее, она тянула телегу добросовестно, и вскоре впереди появилось сияние воды, отражающей луну. Лиман вдавался вглубь территории Пигландии на пять километров, правда, плавать по нему можно было только на плоскодонках. Рыбачий посёлок располагался ближе к морскому берегу, где на воду можно было спустить баркасы. Туда Семён и направил лошадь.
- Зря мы отпустили наших, - проворчал Сильвер, вглядываясь вперёд. – Надеюсь, Карл Иваныч не полезет на рожон.
- Он что, псих? – отозвался Бах.
И тут впереди грохнул выстрел, и музыканты аж подскочили.
- А я что говорю?! – нервно воскликнул Сильвер, едва не выпрыгивая из телеги.
- Психов и без моего дядьки на свете хватает, - хладнокровно ответил Бах, напряжённо прислушиваясь. – Слушай, Волк, это же не из ружья стреляли. По-моему, из пистолета… Хлопок-то не такой гулкий, какой от «тура» получается, а?
- «Тур» погромче будет, - согласился Волк. – И что с того?
- Значит, стреляли не в наших, а они сами. Дядя набрал с собой пистолетов, их же легче спрятать.
- Это мало успокаивает, - проворчал Сильвер, и словно в подтверждение его слов впереди ухнуло сразу два «тура». – А вот это совсем плохо! Семён, быстрее нельзя?
- Дык, куды уже быстрее? Грязюка по лытки! И охота вам под картечь лезть…
Волк расстегнул чехол бас-балалайки и нажал на верхний металлический уголок деки, и в самом низу кузова открылась хитро устроенная панелька. К ней-то и крепился разобранный карабин с патронташем. К немалому удивлению друзей Волк стал деловито собирать оружие, лязгая замками, скрепляющими затворную коробку, ствол и ложе с прикладом. Сильвер снова присел на корточки и спросил:
- А пулемёта в твоей басухе, случайно, нет?
- Не успел раздобыть, - серьёзно ответил Волк и стал загонять в карабин патроны.
- Жаль, что в моих барабанах нельзя было сделать такую же заначку, - усмехнулся Бах. – Я бы туда гранат напихал.
Впереди, тем временем, в окружении низкорослого ивняка и камышей показались покатые крыши рыбацких домишек, над которыми висел вялый дымок коптильной печи. Фургона пока не было видно, зато дорога здесь выбиралась из глиняной размазни на плотную гальку. Колёса тут же запели по-другому, скребя ободами о мелкое каменное крошево. Бах сказал Шустряку:
- Сёма, останови-ка лошадь… Сдаётся мне, наших услышали из-за этого скрипа и встретили без любезностей. Ты побудь здесь, тебе ни к чему свою шею подставлять, а мы пойдём тихонько и глянем.
Семён кивнул. Его это вполне устраивало.
- Димыч, у тебя руки пустые, так что ты пока тоже останься.
- А ты что же? – удивился Сильвер. – Голыми руками будешь пигов душить?
Бах сделал плавное движение, и в руке его блеснул серебром отшлифованный до зеркального блеска клинок, Сильвер выпучил глаза и обиженно заявил:
- Ёлки-палки! Все с оружием, а я как дурак попёрся сюда с одной гитарой! В следующий раз…
- Молись, чтобы в следующий раз мы выступали на тропическом курорте.
Бах и Волк бесшумно шагнули под сень ив и почти сразу исчезли в непроглядной мгле. Сильвер вздохнул и проворчал:
- Терпеть не могу ждать…
Ивовая роща ближе к берегу редела, впереди сквозь плакучие ветви проглянул освещённый луной пологий холм, посреди которого стоял фургон. Лошадь, как ни в чём не бывало, пощипывала траву, не обращая внимания на труп пига, валяющийся в нескольких шагах от неё. Больше никого рядом не было видно.
- Что-то тут нечисто, - шепнул Бах. – Если пиги набухались, то откуда у них на пути нарисовался этот? И если он нарисовался, то почему один?
- Думаешь, один? – усомнился Волк, пытаясь рассмотреть в тени рыбацких домишек вероятную опасность. – По-моему, в фургоне никого нет. Сдаётся мне, что это был патруль пигов. Первый полез в фургон и получил по ноздрям, а его свинобратья шарахнули для острастки в воздух и повязали наших.
- Такое могло быть, - кивнул Бах. – И если это так, то нам надо оказаться как можно ближе к ним и перехватить инициативу. Что бы в этом случае сделал бравый капитан Бриттенгем?
- Растворился в темноте, - ответил Волк. – Вон там, слева кусты растут к домам ближе всего. Давай подойдём с той стороны и осмотримся.
Так они и сделали. И уже подобравшись под прикрытием ивовой тени вплотную к околице, услышали, что в какой-то из лачуг перерыкиваются между собой пиги. Бах кивнул Волку:
- По-моему, это вон там, во второй от нас сараюшке. Наверно, и наши там.
- Может, да, а может, и нет. Их могли запереть по соседству, а потом отправиться накачиваться горилкой.
- Вряд ли по здешнему берегу приличные люди гуляют, как по бульвару. Думаешь, пиги остануться равнодушными к дамам в таких нарядах?
- Это с нашей точки зрения. Кто знает, что у пигов на уме?
- Вот поэтому я сначала хочу убедиться, что с нашими всё  порядке, - объяснил Бах. – По крайней мере, там мелькает свет, и мы можем подглянуть, что творится внутри. Ну, что, я иду первым, ты прикрываешь, потом наоборот.
- Давай.
Они прокрались через освещённый луной участок и спрятались в глубокой черноте тени, отбрасываемой кособоким домиком с двускатной крышей. Горбыли были подогнаны друг к другу не слишком плотно, через них сочился неверный свет масляной лампы и слышались звуки, которые недвусмысленно указывали на присутствие пигов. Однако Волк услышал и человеческий голос. Женский голос.
Бах нашёл щель пошире и приник к ней, пытаясь рассмотреть, что происходит внутри. Свет лампы был слишком слабым, а щель давала недостаточный обзор, и он бросил это бесполезное занятие.
- Пошли с той стороны, - шепнул он Волку. – Там, по-моему, дверь открыта…
Они, осматриваясь по сторонам, проскользнули к углу, за которым снова начиналось освещённое луной пространство. Между домишками никого не было видно, и всё же Бах предложил Волку прикрывать его, оставаясь в тени. Мало ли что. Сам он подкрался ко входу и остановился за открытой створкой двери.
Внутри метались зыбкие тени: лампу держал в лапе кто-то из пигов, поэтому подробно рассмотреть тех, кого закрывали широкие бронированные спины, рассмотреть не удалось. Зато это дало Баху более или менее отчётливое представление, сколько было пигов, и кто из них как стоял.
- Ты аппетитная лягуха, - заявил один из пигов. – Сейчас мы хлебанём сивухи и вернёмся к тебе. Клянусь хрюном, ты вспотеешь!
- Свинья! – послышался в ответ голос королевы. – Мы принадлежим к гарему посла Шахуда, и если ты хоть кого-нибудь тронешь, Великий Вождь сам оторвёт тебе башку!
Пиги грубо заржали.
- Твоё кваканье меня только заводит, безволосая!
- Слышь, Хапа, - спросил другой, - а чего это она пузыри про посла пускает? Это вот этот ряженый дурак, что ли, посол?
- Да какой, в хвост тебя, посол, Грых! Великий Вождь ни за какие жёлуди не согласится водить дела с безволосыми! А стал бы водить – послал бы с ними охрану, чтоб мы мозгой лишний раз не скрипели!
- Забыл, какая у нас служба? – буркнул третий. – Никого не пропускать без спросу. Велено всех незнакомых ловить и держать, пока командир не обнюхает – вот и делай, что велено.
- А как по холке дадут, ежели лягух помнём? – усомнился Грых.
- Ты молодой ишо, не рубишь малость, - снисходительно ответил бывалый пиг. – Мы здесь вольны любую лягуху помять, потому как мы – господа. Заруби на своём клыке – мы главные, а лягухи - рабы, слабаки и трусы. Говно, короче.
- Ладно, - объявил Хапа, - пошли, накатим по кружке, а то настроение паршивое. Этот чумазый Жуху завалил, а мы с Жухой одну сиську на двоих сосали, да лиман вместе стерегли.
Бах метнулся назад, в спасительную тень, и Волк отступил на шаг, чтобы он его не снёс. Бах сделал ему знак: «Т-с-с», - а сам высунул нос из-за угла.
Пиги вышли наружу и закрыли дверь на засов. Потом, ворчливо перебрасываясь короткими фразами, зашагали к противоположному, более вместительному строению. Лампу они унесли с собой, и теперь слабый отсвет затеплился в оконце той лачуги. Дверь пиги затворили, и их грубые голоса стали совсем невнятными.
- Что там? – спросил Волк.
- Дамы, похоже, здесь, а дядьки не видать. Похоже, его вырубили, чтоб не сопротивлялся. Пигов трое, у одного секира, у двоих ружья. Чтобы было меньше шума, можно попробовать закрыть их в том сарае.
- А они оттуда будут простреливать все подступы. Сам же говоришь, что ружья у них. Может, подпалим эту халупу? Заодно знак подадим твоему капитану.
- Он не мой, с ним барон Мюнхгаузен служил. Вообще, твоя идея мне по душе. Тем более, что там, по-моему, дрыхнут и все остальные пиги.
- А чем подпалим?
- Чем?..
Бах покрутил головой, принюхиваясь.
- Погоди-ка… Тут какая-то кадка стоит, и вонь оттуда идёт уж больно знакомая…
Бах отошёл к соседнему строению и тихонько брякнул какой-то деревяшкой.
- Я так и думал, это вар, чтобы смолить баркасы. Он должен полыхнуть, как гудрон. Вот только тащить его придётся вдвоём.
- Давай уж сначала этих уродов изолируем, - предложил Волк.
- Давай… Тихо. Кто это там прётся? Блин, я так и думал, это наш незабвенный друг.
Из-за угла появился запыхавшийся Сильвер.
- Что тут творится?
- Бардак тут, Димыч, - ответил Волк. – Не успели мы оставить наших девочек без присмотра, как их повязал патруль пигов. Так что сейчас осуществится твоя мечта.
- Какая?
- Ну, ты же хотел подпалить пигам щетинку? Вот мы и затеваем игру в поджигателей. Сейчас припрём паразитов в их вертепе, обмажем стены смолой – и пусть себе шкворчат, пока мы делом занимаемся.
- А они против не будут?
- Спроси у них сам, - предложил Бах.
Он убрал клинок в ножны и уверенно двинулся к двери, за которой в полной темноте сидели несчастные дамы. Сняв засов, он вернулся к друзьям.
- Держи, - передал он деревянный брус Сильверу. – Запри свиномордых и тихонько отваливай в сторонку. На открытом месте не светись, у них пушки.
Сильвер взвесил в руке брус, кивнул и молча затрусил на противоположную сторону залитой лунным светом площадки. Волк направил карабин в сторону двери, за которой скрылись пиги, на всякий случай прикрывая друга, а Бах вернулся к бадье с варом, чтобы разведать, нет ли там какой мазилки, подходящей для обмазывания стены. Сильвер, скрываясь в тени домов, достиг двери и принялся колдовать с засовом. Волк подумал, что ему следовало бы помочь, однако Сильвер уже справился и поспешил убраться от двери. Тогда Волк повесил карабин на плечо и подскочил к Баху, который как раз отыскал палку с каким-то мочалом и сунул в бадью.
- Взялись, - выдохнул Бах. – Хватайся за ручку смело, я её лопухом обернул, чтоб не заляпаться.
- Предусмотрительный, - похвалил его Волк.
- Просто это первое правило при работе со всякой липуче-мазучей гадостью: нет рукавиц - не лапай.
Они прошли напрямик между домами. Бадья была скорее неудобной, чем тяжёлой: нужно было нести её ровно, чтобы вар не полился через край. Они поставили её прямо у порога двери, и Бах, причмокивая от удовольствия, начал густо обмазывать стенку варом. В ночном воздухе, пахнущем морской солью, ощутимо завоняло дёгтем. Волк снова взял в руки карабин и отступил на несколько шагов, туда, где в стене темнело узкое окошко. Через него было хорошо слышно, как пиги, крякая и ругаясь, накачиваются самогоном.
Тем временем Сильвер не стал дожидаться, пока его компаньоны исполнят свой замысел, и проник в лачугу с пленниками. Как он там справился без света, оставалось только догадываться, но в том, что справился, можно было не сомневаться: послышались приглушённые женские голоса и всхлипы. И тут вдруг кто-то из них что-то неловко задел, и раздался отчётливый удар деревяшки по пустому ведру. Бах оглянулся, прошипел какое-то ругательство и принялся работать мочалом ещё энергичнее. Волк прислушался: пиги явно насторожились, кто-то из них, бухая ножищами, подошёл к оконцу. И, конечно, увидел, что дверь сараюшки, которую они десять минут назад заперли, распахнута настежь.
- Э! – удивлённо крякнул пиг. – Дверь открыта! Грых, а ну, проверь-ка!
- Ну, всё, сейчас начнётся, - проворчал Волк и взял карабин наизготовку.
Бах сообразил, что что-то назревает, и пинком опрокинул бадью с варом набок. Он успел измазать только полстены и дверь, но теперь выхода не было. Бадья тяжело плюхнулась, из неё, утробно булькнув, хлынул вар. Под дверью образовалась вонючая, масленисто поблёскивающая в темноте лужа. Секунду спустя дверь заходила ходуном: Грых попытался открыть её одним ударом, но наткнулся на неожиданную преграду.
- Какого хрюна!.. Э!!!
Довольно крепкий для человека, для пига засов оказался хлипким. Здоровяк Грых коротким и мощным броском расщепил брусок, выворотил его из проушин, а заодно и сорвал дверные петли. Однако инерция сыграла с тяжёлым телом злую шутку. Не успев остановиться, пиг поскользнулся на вязкой смоле и рухнул на бадью. Удар был такой сильный, что он своим лохматым пудовым черепом разбил деревянную ёмкость вдребезги.
- Дурак! – гневно бросил ему вслед другой пиг, шагая к выходу. – Кто так дверь вышибает?! Вот мы… что за дерьмо?!
Пиг вышел, держа в одной лапе фонарь, а в другой – секиру. Он намеревался перешагнуть тушу своего незадачливого дружка, но в последний момент сообразил, что под ногами что-то разлито. Он попытался перешагнуть подозрительную чёрную лужу, поскользнулся и уронил фонарь. Стеклянная колба лопнула, масло выплеснулось из ёмкости и, приняв с фитиля огонёк, полыхнуло весёлыми языками. Пламя вырвалось из плена и расплескалось вокруг дверного проёма, по стене, спрыгнуло на лужу вара и начало разбегаться всё шире. Смола, растёкшаяся по горбылю, затрещала, вскипая от набирающего силы жара, и рыжие сполохи выхватили из тени фигуру Баха. Пиг, свалившийся на гальку и обалдело пялившийся на пламя, тут же понял, кто виноват в случившемся, и вскочил.
- Мр-ра-азь!!! – взревел он с ненавистью и, замахнувшись секирой, бросился на Баха.
Волка он не заметил, однако тот Баху был не помощник: пиг одним прыжком вылетел на линию между Волком и Бахом, и стрелять стало опасно. Впрочем, Бах и сам не растерялся. Он нырнул под секиру, и пиг, собиравшийся располовинить противника, по инерции всадил широкое лезвие в пылающую стену. А вот выдрать его, чтобы немедленно нанести второй удар, не смог. Закалённый солёным морским ветром горбыль крепко держал глубоко ранившую его сталь.
Бах не стал ждать, пока пиг найдёт решение своей проблемы. В его руке снова блеснуло зеркальное лезвие, и он без жалости нанёс ответный удар. Полыхнув лунным отсветом, короткий меч пролетел сквозь плоть монстра почти беспрепятственно, замедлив полёт лишь тогда, когда начал взрезать латы. Пиг, в исступлении дёргавший за древко секиры, даже не понял, что произошло, потому что мгновенно умер от жуткой раны. Волк увидел, как его броня распадается на части, а тело оседает как-то неправильно, нарушая правила сопряжённого движения мышц и костей. Отсечённая, как кусок громадного сервилата, левая лапа осталась висеть на рукояти секиры. Мощные ноги подогнулись и безжизненно стукнули коленями о грунт, а туловище, содрогнувшись от удара, стало крениться вправо, вслед за повисшей головой, вернее, за тем, что от неё осталось. Рассечённые поперёк челюсти уродливыми кусками свисли набок, истекая потоками крови. Из-под распоротых броневых щитков, как паста, поползло что-то кроваво-поблёскивающее.
- Ну, ни фига себе ножичек у дяди!.. – проронил Бах, ошарашено рассматривая клинок, на котором, несмотря на широкие раны пига, почти не осталось крови.
Заминка едва не стоила ему жизни. Третий пиг, не имея возможности выскочить через охваченную трескучим пламенем дверь, увидел через оконце, как Бах разделался с его соратником. Он просунул в проём ствол «тура» и собрался поквитаться с Бахом, да вот незадача – тоже не заметил Волка. «Тур» внезапно вырвался из заскорузлых пальцев и тут же совершил обратное движение, ударив пига в пятак с такой силой, что у того из глаз посыпались искры.
- Убью-у-у!!!
- Что ты с ним сделал? – спросил у Волка подскочивший Бах.
- Разбил ему сопли его же ружьём, - ухмыльнулся Волк и протянул ему добытый у пига «тур».
- О, спасибо, - обрадовался Бах, но тут же спохватился, - Погоди-ка, а ведь второй ствол остался внутри.
Они, не сговариваясь, отскочили с открытого пространства к стене, и буквально на полсекунды позже из оконца показался ствол «тура», плюнувший им вслед картечью.
- Вот ведь упрямый народ эти свиньи, - сказал Бах Волку. – Столько лет на свете существует сказка про трёх поросят, а они никак не могут понять – волк всё равно их достанет. Не мытьём так катаньем.
- Погоди…- нахмурился Волк. - В той сказке третий поросёнок приютил всю диаспору, а волка сварили в котле.
- Да ты что, Волк! Не знаешь продолжения сказки? Его ещё Агата Кристи написала. «Десять поросят» называется.
- Может, «Десять негритят»?
- Да что ты, это неполиткорректное название. Один из поросят стал кабаном в законе, измазал рыльце в пуху. Потом он решил, что жил как свинья, и решил свести счёты с жизнью, а перед этим – подложить свинью нескольким таким же подонкам. Он натравил на них судебных приставов, те выставили поросят из каменного дома, а там их взял в оборот волк, перекупивший у банка их долг по кредиту.
- Ну, ты наплёл, Бах. Агата Кристи купила бы твой сюжет …
Внезапно самый молодой пиг, расквасивший себе башку о бадью, захрипел, задёргался и начал вставать. Его унты и накидка, заляпанные варом, вспыхнули от близости огня, и в воздухе отвратительно завоняло палёной шерстью.
- А про зомби в моей сказке не было, - заметил Бах.
Пиг, плохо соображающий после удара о бадью, попытался сбить пламя, но на его шерсти повсюду оказались потёки вара. Через минуту бесплодных попыток он весь был в разгорающихся факелах чадящего пламени. Его охватила паника, и он, шатаясь и отчаянно визжа, побежал куда-то в сторону моря.
- А вот и наши, - сказал Бах, увидев выходящих вслед за Сильвером дам.
- Надо предупредить их!.. – спохватился Волк, но тут из оконца через площадку ударил «тур». Картечь впилась в горбыль в считанных сантиметрах от Сильвера.
- Назад! – замахал рукой Волк. – Назад! Уводи их!
- Бабуин долбанный! – разозлился на пига Бах. – Ну, я ему покажу!..
Он нырнул под оконцем, обогнул пылающую лужу вара и, подобрав брошенное мочало на палке, сунул его в огонь. Пропитавшийся варом липкий ком занялся дымным пламенем. Бах дал ему разгореться, а затем поторопился к окну. Позволить пигу выстрелить ещё раз он был не намерен.
- Чтоб вы все сгорели синим пламенем!
Бах швырнул импровизированный факел внутрь лачуги, и оттуда тотчас же раздался бешеный рёв. Попал он в пига или нет, утверждать было невозможно, тем не менее, проблем у неприятеля прибавилось.
Сильвер тем временем схватил королеву и мать за руки и повлёк их в сторону. Остальные и сами сообразили, что на открытом месте лучше не стоять.
Тут последний пиг пошёл на отчаянный шаг. В лачуге уже нечем было дышать от дыма, и он, стиснув зубы, бросился через пылающий дверной проём. При этом ему пришлось ещё и пробежать по горящей луже, от чего подошвы сапог загорелись. Волк вскинул карабин и выстрелил. Пиг, получив заряд свинца с трёх метров, повалился набок, однако Волк по опыту знал, что картечь пробивает их панцири не всякий раз, и взял пига на прицел. Он не ошибся: тот почти сразу стал подниматься, опираясь на ружьё.
- Трудный пошёл клиент, - вздохнул Бах, обходя пига сбоку. – Может не тратить на него боеприпас, а, Волк?
- А что там по сценарию в «Десяти поросятах»? Огнестрел или что другое?
- По-моему, следующий поросёнок скончался в лапах дантиста, - ответил Бах и изо всех сил заехал повернувшемуся пигу прикладом в рыло.
Тяжёлое тело рухнуло на гальку, и из пасти пига хлынула кровь. Бах наклонился и подобрал что-то с земли.
- Гляди, теперь я тоже могу начать собирать ожерелье первобытного человека. У тебя есть когти пантеры, а у меня – бивень пига.
- Лучше бы «тур» у него отобрал, - сказал Волк, ударом ноги вышибая из лапы оглушённого пига ружьё. – Кстати, что-то я Иваныча не вижу.
- И правда, - обеспокоился Бах. – Маэстро! Там барона не было?
Сильвер поспешил к ним, оставив спасённых дам.
- Я его один не вытащу, - сказал он Баху. – Пиги его крепко поколотили прикладами. Надо бы носилки…
- Да какие сейчас носилки! – процедил Бах и побежал внутрь лачуги.
Волк тронул Сильвера за локоть и сказал:
- Димыч, ты помоги ему, а я тут потусуюсь на карауле.
- Ага! – кивнул тот и заторопился вслед за Бахом.
Волк повернулся к дамам и спросил:
- Ваше Высочество, всё ли с вами в порядке? Пиги не навредили вам?
- Они были крайне нелюбезны, - сдержанно ответила королева. – Эти животные по сравнению со столичными совершенно дикие. Даже барону не удалось заболтать их.
- Они появились неожиданно, когда мы вышли из фургона, - объяснила графиня Ла Бар. – Их предводитель попытался схватить Её Высочество, и немедленно за это поплатился.
- Да, я его пристрелила из пистолета, который дал мне барон, - гордясь собой, подтвердила королева. – Жаль, второго не было, тогда бы я ещё с одним поквиталась. Они набросились на нас, и только благодаря ловкости барона никого не убили.
- Карл Иоганн сражался как лев, - с гордостью пояснила графиня. – Пиги были готовы стрелять, но он набросился на них, схватил ружья за стволы и поднял их так высоко, что картечь улетела в небо. Просто чудо, что его не убили.
- Они боялись задеть друг друга! – с презрением заметила королева. – Тем не менее, они очень жестоко избили его прикладами и связали, а потом потащили нас в этот сарай. Вы очень вовремя появились, молодой человек. Даже представить боюсь, что произошло бы в противном случае…
- Это наш долг, - почтительно склонил голову Волк. – И мой - в особенности. Вы рисковали жизнью ради того, чтобы не позволить надругаться над моим отцом.
Он встал на одно колено и торжественно произнёс:
- Ваше Высочество, обстоятельства помешали мне принять воинскую присягу в учебном лагере. Вы позволите мне присягнуть Вам здесь и сейчас?
- Вольфганг, то, что вы здесь и сейчас с нами, лучше любых слов свидетельствует о верности и отваге, - улыбнулась королева. – Ваш отец, пока его не постигло несчастье, много раз доказывал прежнему королю, что служение державе для него – превыше всего. Но, при всей его верности долгу, ему и присниться не могло, что сын, которого он не чаял обрести, проявит себя в такой опасной экспедиции. От имени Его Величества короля Джиордина я выражаю вам глубочайшую признательность и приглашаю ко двору. Для столь отважного молодого дворянина у моего августейшего супруга обязательно найдётся достойное дело. А теперь подойдите ближе, Вольфганг, я должна вам кое-что сообщить.
Он поднялся с колена и приблизился. Королева склонилась и громко шепнула:
- Одна молодая особа столь очевидно скрывала свой интерес к вашей судьбе, что мы без труда поняли глубину её чувств. Вы просто обязаны уделить ей несколько минут и утешить бедное дитя.
- Лучше я позову её замуж, - ответил Волк. – Думаю, статус графини Кюри будет действеннее любых утешений.
Её Высочество лукаво улыбнулась и сообщила графине Ла Бар:
- Литиция, когда мы вернёмся, подготовкой к свадьбе графа Кюри я позволю заниматься только тебе. А расходы – уж позволь мне этот каприз – я беру на себя. Это будет моим свадебным подарком.
Волк тем временем нашёл глазами Синди. Девушка стояла поодаль, рядом с принцессой Дианой и Лили. Лунный свет делал её мягкие черты ещё прекраснее, и лишь рыжие сполохи от горящей лачуги напоминали о том, что это отнюдь не романтическая ночная прогулка, а бегство по вражеской территории.
Бах и Сильвер, наконец, вынесли наружу едва живого барона. Волк даже с двадцати шагов и при неверном свете пожара заметил, что досталось Карлу Иванычу крепко. Графиня встрепенулась и подалась в ту сторону. Королева кивнула ей, разрешая позаботиться о бароне.
Пламя пожара перекинулось на крышу и ещё две стены, и теперь вокруг было очень жарко. Бриз раздувал огонь, давая ему силу перебираться с одной доски на другую. Набравший силу пожар осветил стоящие окрест лачуги, и Волк увидел, что из нескольких дверей осторожно выглядывают обитатели.
- Барон Мюнхгаузен рассказал о вашем замысле, - сообщила королева Волку. – Судя по всему, скоро мы можем рассчитывать на появление судна.
- Да, он условился с капитаном, который хорошо знает здешний фарватер. Мы подстраховались и выбрали для встречи рыбацкий посёлок. В случае, если корабль по каким-то причинам не поспеет сюда до рассвета, то мы выйдем в море на баркасе.
- А что будет с людьми? – спросила королева.
- С рыбаками? Я бы на их месте удрал, пока никто не сторожит. Если останутся - пиги их засекут до смерти, а может, и что похуже придумают.
Королева Альбина нахмурилась и повернулась к девушкам.
- Слушайте меня! Мы должны убедить рыбаков и их семьи, что им нужно уходить вместе с нами! Они запуганные, забитые люди, у них не хватит воли принять такое решение! Идёмте к ним, скажем, что мы приведём их к долгожданной свободе!
Волк даже в оторопь впал от энтузиазма, который вдруг охватил королеву и девушек. Он и глазом не успел моргнуть, как они разошлись в разные стороны и стали стучать и заходить в двери рыбацких лачуг.
- Ну вот, все заняты делом, а я тут стою, дурак дураком, - проворчал он. – Пойду хоть посмотрю, а то мало ли что…
Волк на несколько секунд остановился рядом с Бахом и графиней, которые хлопотали над бароном. Карл Мюнхгаузен-Казанцев пришёл в себя, однако двигаться ещё, видимо, не мог. Он только моргнул Волку и слабо улыбнулся графине.
- Вам нужно уходить отсюда! – долетели до Волка настойчивые увещевания королевы. – Поймите, это единственная возможность!
- Когда пиги придут, - вторила ей принцесса Диана, - и увидят, что здесь случилось, как вы думаете, на ком они выместят злобу?
- Если вы не уплывёте, эти чудовища будут считать виновными вас, - объясняла рыбакам Лили. – Я даже представить боюсь, что они могут с вами сделать.
- Хотите, чтобы вас убили на глазах у детей – оставайтесь, - усталым голосом говорила Синди, и это задевало их больше всего. – Или детей – на ваших, а уже потом вас. Только знайте, что всего в двадцати милях отсюда рыбаки королевства ловят рыбу в своё удовольствие и после этого спят спокойно, потому что они под охраной морского флота и пограничников. Идёмте с нами, и ваши дети никогда в жизни больше не увидят пигов, всю жизнь проживут в мире, женятся и родят вам внуков.
Мало-помалу рыбаков проняло, они сообразили, что пиги им не простят бойню, которую устроили храбрецы, невесть откуда свалившиеся на их голову. Надо было срочно собирать пожитки и садиться на вёсла. В посёлке воцарилась суета, и королева с девушками, довольные своей гуманистической затеей, стояли посреди всего этого с сияющими глазами. Сильвер подошёл к Волку и сказал:
- Мы в этой кутерьме про Семёна с инструментами забыли. Пойду-ка я, проверю, как он там, а то слиняет с перепугу.
- Погоди, я с тобой, - сказал Бах. – Вовка, последи за этим муравейником. Басуху твою мы принесём. Если что – сигналь, мы рядом.
«Муравейник» на самом деле в присмотре не нуждался. Рыбаки и без него знали, что делать, дамы, добившись своего, собрались поближе к барону, чтобы выразить сочувствие и восхищение его геройским поведением. Синди, наконец, оказалась рядом с Волком, и он молча взял её за руку. Девушка, не решаясь выразить свои чувства при всех, тоже молчала, зато её взгляд безо всяких слов рассказал Волку о том, что у неё на душе.
Они смотрели друг на друга, а пространственно-временные двойники подбадривали их, делясь впечатлениями от общения в невероятно далёком XXI веке.
- Нам пора перебираться поближе к баркасам, - прервала их безмолвное общение графиня. – Вольфганг, не поможете ли вы мне поднять барона?
- Его лучше нести нам с Джованни, - заметил Волк. – Барону сильно досталось, и он не сможет идти сам.
- А эт-то мы ещё… посмотрим… - проговорил барон, тяжело приподнимаясь на локте. – Меня главное поднять вертикально, а там я потихоньку сам поковыляю.
- Хорошо, - согласился Волк. – Тогда держитесь за моё плечо.
Он встал рядом с бароном на одно колено, поддержал его руку, а когда почувствовал крепкую хватку бывалого моряка на своём плече, распрямил ноги. Барон был довольно тяжёлым, однако почти сразу обрёл равновесие и встал на ноги.
- Ну, вот видите… Старого моряка трудно свалить обычным штормом.
- Попробуйте идти, - посоветовала графиня.
Барон сделал неуверенный шаг, пошатнулся, но устоял.
- Просто иди рядом, Вольфганг, - сказал он Волку.
Он действительно дошёл до причальных мостков, Волк его лишь подстраховывал. Дамы, шурша разодранными подолами по гальке, шествовали рядом. Почти одновременно с ними на берег вышли и рыбаки с семьями. Местные, впрочем, двигались расторопнее: пока Волк довёл барона до мостков, мужчины уже спихнули в воду четыре ближних баркаса и начали крепить вёсла. Идея бегства так захватила их, что они и не подумали помочь своим благодетелям в подготовке плавсредства.
- Вот и помогай после этого людям, - сокрушённо сказала Диана. – Эгоисты несчастные, бросили нас…
- Не суди их слишком строго, дорогая моя, - снисходительно сказала королева. – Они люди, и ничто плохое им не чуждо.
- Гениально сказано, Ваше Высочество, - оценил барон и кивнул Волку на оставшийся баркас, - Нам туда. Всегда надо надеяться только на себя.
Волк пошёл рядом с ним к скучавшему в сторонке баркасу.
- Надеюсь, - проворчал барон, пошатываясь на галечном намыве, - у этой рыбовозки есть вёсла и нет дыр в брюхе…
Они уже подошли вплотную к баркасу, как Волк услышал позади вскрик. Он обернулся на звук и увидел на лицах дам неподдельный ужас. Повернувшись туда, куда они смотрели, Волк с горечью подумал, что сам во всём виноват.
Держась за борт с противоположной стороны, в их сторону двигался уцелевший пиг по имени Грых. Луна осветила свежие корки ожогов на его голове и лапах, и вид его от этого отнюдь не сделался более привлекательным. Грых, похоже, здорово накурялся в воде, пытаясь сбить пламя, а потом четверть часа отлёживался, скрытый от всех баркасом. На ногах держался не очень уверенно, тем не менее, оставался опасным противником, потому что был выше, тяжелее и сильнее Волка. А у того, как на зло, карабин висел за спиной, потому что он занял руки, когда помогал барону.
- Хотели уйти?.. – зловеще прохрипел он. – От Грыха нельзя уйти…
Он, наконец, обогнул лодку и очутился нос к носу с бароном и Волком. Огромный боевой нож, поймав блик пожарища, кроваво блеснул в нескольких дюймах от лица барона. Пиг оскалил зубы, и вздувшееся от ожогов рыло от этого перекосилось ещё сильнее.
- От Грыха нельзя уйти! – повторил он громче.
- Нельзя уйти, зато можно уплыть, - нахально сказал барон. – Кстати, это не ты ли, свинья, бил меня прикладом по голове?
- Заткнись!!! – рассверипел пиг.
Его рёв услышали рыбаки, на баркасах возникла паника. Заплакали дети, кто-то уронил весло. Барон презрительно плюнул пигу под ноги и сказал:
- Команды хрюкать не было!
- Чего-о?!!
Волк только и ждал, чтобы пиг начал звереть и отвлёкся на барона. Пока они перепирались, он медленно заводил руку за спину и искал пальцами скобу спускового крючка. Теперь пора было действовать, и карабин моментально оказался в его руках.
Какая-то ничтожная секунда отделяла барона от страшного прямого удара тяжёлым тесаком, и он, избитый, едва стоявший на ногах, даже не пытался увернуться от него. Потом Волк представил, что чувствовал Карл Иваныч в этот миг. Стоять вот так, зная, что отточенная сталь сейчас пробьёт твою плоть и будет крушить на своём пути мышцы, рёбра, лёгкие, пока не распорет надвое сердце и не застрянет в позвоночнике, - это требует огромного мужества.
Но это было потом. В краткие миллисекунды, которые барон выиграл для него, Волк был захвачен лишь одной мыслью – попасть пигу прямо в морду. Казалось, он двигается ужасно медленно и не успевает спасти барона, но… Бах! – картечь вместе со снопом дымного пламени вылетела навстречу пигу и ударила по его оскалу и налившемуся кровью глазу. Грых, несмотря на внушительный вес, отлетел к баркасу и рухнул на гальку, растянувшись во весь рост, а его тесак вылетел из обожжённой лапы и плюхнулся в набежавшую волну.
- Спасибо…- проронил барон. – Ты настоящий ковбой.
- Господи Боже! – воскликнула графиня. – Дай нам силы пережить всё это!..
Она бросилась к барону, не обращая внимания на то, что подол платья, уже и без того грязный и растрёпанный, намок от набежавшей волны. Подбежав, Литиция Ла Бар обняла барона, нет, даже не обняла, а вцепилась в него, как может только женщина, напуганная призраком потери близкого человека.
- Отличный выстрел, Вольфганг, - похвалила его королева Альбина.
- У меня были хорошие инструкторы по стрельбе, - поклонился учтиво Волк и поймал встревоженный взгляд Синди, сразу потеплевший.
- Полундра-а! – раздался со стороны посёлка крик Баха.
Все посмотрели туда и увидели несущихся к берегу Баха, Сильвера и Семёна-Шустряка. Зачехлённые инструменты от этого торопливого бега подпрыгивали и мотались за их спинами.
- Отчаливаем, господа! – рявкнул Бах. – За нами погоня!
Никто не задавал лишних вопросов. Волк запрыгнул в баркас и стал помогать забираться на борт дамам. Бах зашвырнул инструменты на корму, затем вместе с Сильвестром подсадил барона, которого принял из их рук Семён. Погрузка заняла буквально две минуты, а вот столкнуть тяжёлый баркас в воду оказалось непросто даже вчетвером. Пришлось навалиться изо всех сил, чтобы спихнуть тяжёлую лодку с места. Сначала казалось, что она сдвигается на какие-то жалкие сантиметры, но вот под днище подкатила волна, расшевелив намытую гальку, и баркас плавно соскользнул на воду.
- Вёсла! – воскликнула Синди. – У нас нет вёсел!
- Ну… Ёрш им в ноздри! – яростно выругался Бах, и у Лили приподнялись брови.
- Вёсла должны быть во-он под тем навесом, - показал барон.
- Вовка, скачками! – позвал Бах, бросаясь в сторону навеса.
Волк побежал вслед за ним.
- Надеюсь, рыбари не оставили нас без вёсел, - зло прорычал Бах на бегу. – Я им…
- Погоня-то далеко? – спросил Волк.
- Километра два отсюда! Семка услышал выстрелы как раз перед тем, как ты пигу мозг вышиб… Глянули туда, а там факела мелькают.
Под навесом нашлась пара увесистых вёсел, и они, схватив их, поспешили к баркасу, который уже раскачивали нетерпеливые волны. Правда, Волк уже на бегу сообразил, что с ними что-то не так.
- Слушай, тут уключины нет…
- Вот и я говорю – пересчитаю этим рыбоедам зубы! – горячо пообещал Бах. – Мало их пиги буцкали!..
- А плыть-то как? – спросил Волк.
- С таким некомплектом не плыть надо, а от дна отталкиваться! Тут море мелкое, упрём на шестах минимум на полмили…
Они вскарабкались на борт уже из воды и, не мешкая, принялись отпихивать баркас от берега так быстро, как только было возможно. Вёсла были толстыми и тяжёлыми, в качестве шестов использовать было весьма неудобно, но жаловаться на судьбу было бессмысленно. Теперь всё зависело только от грубой силы и упорства, с какими Бах и Волк налегли на импровизированные шесты.
- Леди и джентльмены! – пропыхтел Бах, изо всех сил упираясь шестом в дно. - Займите места согласно купленным билетам и пристегните ремни! Мы отбываем из порта Фиг-Его-Знаево и навсегда покидаем берег самой вонючей на свете страны!..
Правя вёслами, как шестами, парни развернули баркас кормой к прибою и налегли в полную силу. Берег стал отдаляться, сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Когда баркас отплыл метров на двести, в пятне света, распространившемся от горящей лачуги, возникли массивные вздыбленные фигуры пигов. Сначала показался авангард погони – самые рослые и длинноногие пиги, затем на берег высыпало ещё десятка три монстров. Сквозь плеск волн и расстояние беглецы услышали яростный рёв минимум десятка глоток: пиги переругивались, решая, как достать беглецов.
- Я вижу у них ружья, - сообщил барон. – Сейчас они начнут стрелять, так что лучше нам всем пригнуться. Они может, и не лучшие стрелки, но и шальная картечь может наделать бед.
Королева вздохнула и подала всем пример, пересев с лавки на сырое дно, по которому перекатывалась от борта к борту лужица воды с блестящей в лунном свете чешуёй. Графиня, девушки, а за ними и Сильвестр с Семёном тоже опустились на корточки.
- Барон, а как же вы? – удивилась Её Высочество, заметив, что Мюнхгаузен-Казанцев остался сидеть на своём месте.
- Карл, пожалуйста…- с мольбой в голосе обратилась к нему графиня.
- Боюсь, что принять безопасную позицию у меня не получится…- сморщился барон, потирая поясницу. – Свиноголовые отшибли мне… в общем, не при дамах будет сказано… Лучше я делом займусь.
Он с трудом развернулся на лавке лицом к берегу и взял в руки прихваченный Бахом «тур». Со знанием дела проверил, на месте ли патрон, закрыл затвор, взвёл боевой механизм и приготовился.
На берегу тем временем в бессильной ярости метались пиги. Из-за расстояния и слабого освещения их уже трудно было разглядеть в подробностях, зато яркие пятна факелов, беспокойно мотающиеся туда-сюда в туманной дымке, выдавали их бешенство. Наконец, один из пигов взревел особенно громко, и на берегу блеснули вспышки выстрелов. Грохот нескольких «туров» оглушал даже на расстоянии, однако это не помешало беглецам услышать визг летящей мимо картечи. Свинец хлестнул по воде в паре метров от Волка, пара картечин ощутимо щёлкнула в корму.
- Луна, зараза! – пропыхтел Бах. – Вылупилась! Из-за неё в нас удобно целиться!..
- Ничего, - спокойно проговорил барон, проверяя смоченным пальцем направление и силу ветра. – Нам она тоже сослужит службу…
С берега снова ударили ружья, только уже вразнобой. Картечь угрожающе запела совсем рядом, а один из свинцовых шариков звонко щёлкнул по веслу в полуметре над головой Баха.
- Ёлки!.. – прошипел тот. – Иоганыч, угомони их, а!
- Что-то поросятки расшалились…- пробормотал барон, поднимая к плечу приклад «тура». Он тщательно прицелился, а потом, поймав промежуток между двумя волнами, выстрелил. От грохота у всех зачесалось в ушах, однако бешеный рёв, донёсшийся со стороны берега, беглецы всё же расслышали.
- В десятку! – злорадно констатировал Бах.
Пиги на берегу бесновались недолго. Через полминуты стрельба возобновилась, и на этот раз Волк волосами почувствовал, как картечь провизжала возле самой его головы, а Бах дёрнулся от боли и едва не упал в воду. Чтобы не упустить весло, ему пришлось повиснуть на борту в весьма неудобной позе.
- Ах, ты, свинья! – выругался он, тряся окровавленной рукой. – Да чтоб твой ливер опарышам достался!..
Семён помог ему удержать весло, перегнувшись через борт, однако заменить его в качестве гребца не решился, потому что пиги снова стали стрелять. Волк пригнулся и попытался толкать баркас в такой полусидячей позиции, но весло было для этого слишком неудобным.
- Карл!.. – в отчаянии воскликнула графиня. – Пожалуйста!.. Не позвольте пигам ранить вас!.. Хотя бы опуститесь на сиденье…
- Благодарю вас за заботу, любезная Литиция, - хрипло ответил барон, с трудом удерживаясь в сидячем положении. – Но гвардейцу не пристало склоняться перед врагами, пусть он стреляет хоть из пушек… Вольфганг, будь любезен, одолжи мне свой карабин, а то к «туру» больше нет патронов. О… благодарю! Давненько я не стрелял с такой штуки…
- Далековато для прицельной стрельбы, - заметил Волк.
- Оно, конечно, так, но когда ещё выпадет шанс поквитаться со свиноголовыми за все отметины на моей шкуре?
Барон снова прицелился и выстрелил. Берег в ответ взорвался неистовым рёвом ярости и выстрелами. Барон сидел, гордо выпрямившись, и Волк каждую секунду ждал неприятности. Свинцовый ветер свистел вокруг них, током продирая нервы.
- Однажды мы пошли в атаку прямо на стрелков пигов, - сказал барон, закрыв слезящиеся глаза. – Мы знали, что кто-то из нас останется лежать в грязи, не успев добежать до их бруствера… Любого могла сразить пуля, но ни один не дрогнул. Какая это была атака!.. Кровь вскипала в жилах, ноги сами несли навстречу смерти! Мы были кулаком, который летит в морду врага, и даже если какой-то из пальцев при ударе ломается, остановить полёт уже невозможно. Он летит и бьёт!..
Барон вскинул карабин к плечу и почти сразу выстрелил. Волк увидел, как один из факелов кувыркнулся и упал.
- Вот так и бьёт, - закончил фразу барон. – Прямо в хрюндель…
Волк вовремя посмотрел на него. Барон стал заваливаться назад, падая с лавки, и он успел подставить плечо, чтобы Карл Иванович не ударился о дно головой.
- Боже мой!.. – воскликнула испугано графиня. – Карл!.. Помогите…
Сразу несколько рук протянулись к барону, приняли его и опустили вниз. По бледному лбу, поверх недавно полученных ссадин, текла кровь. Похоже, барон был ранен ещё несколько залпов назад и продолжал стрелять в пигов, невзирая боль.
- Что с ним? – спросила королева.
- Картечь прошла вскользь, - сообщила принцесса, осмотрев барона. – От таких царапин всегда много крови. Мне папенька рассказывал, когда мы фехтовали.
- Нужно перевязать, - сказала Лили.
- Да, - горячо согласилась графиня. – Сейчас…
Волк положил весло вдоль борта, подобрал карабин и принялся дозаряжать его. За спиной он услышал треск рвущейся ткани: дамы раздирали шёлковые подъюбники на бинты. Бах, баюкая руку, сказал Волку:
- Ты хоть не высовывайся. И так уже двое раненых…
- А что ещё делать? Грести эти уроды всё равно не дают…
Он, пригибаясь, перебрался на корму, присел за громоздящиеся горой барабаны и стал ловить мушкой тёмное пятно рядом с одним из факелов. Ему помогало зарево почти прогоревшей лачуги. Оно подсвечивало фигуры пигов сзади, и заметить их было нетрудно. Труднее было сделать нужную поправку, учесть ветер и качку.
Волк выдохнул, а потом нажал на спуск. Карабин злобно громыхнул в его руках, однако звук получился раз в десять громче, чем до этого. А результат выстрела оказался совсем удивительным: охваченная огнём сараюшка с гулким грохотом разлетелась в стороны, накрыв с десяток пигов обломками.
- Не понял…
Волк озадачено оглянулся и увидел тёмный силуэт парусного корабля, вплывающего в шлейф лунной дорожки.
- О, не прошло и три года, - ляпнул Бах и воодушевлённо сообщил, - Это и есть тот корабль, который должен нас подобрать. Надеюсь, капитан поддаст свиньям ещё…
На корабле словно услышали его слова. Парусник плавно развернулся и вдоль всего его левого борта полыхнуло грозное пушечное пламя. Через мгновение на берегу поднялись фонтаны дыма пополам с обломками, мелькнули разбросанные залпом туши пигов.
- Забыли, уроды, что ветер может поменять направление, - сказал Бах, выпрямляясь. – Особенно, свинцовый…
Корабль замер посреди разлитого по волнам лунного света. С его палубы дали сигнал фонарём, и Бах кивнул Сильверу с Семёном:
- Ну, теперь, мужики, ваш черёд толкачами работать. Капитан будет нас там дожидаться, потому что ближе подойти не сможет. Мелко.
- Джованни, вы позволите вас перевязать? – спросила Лили.
- Буду счастлив, мадемуазель, - улыбнулся Бах, словно внимание девушки избавило его от боли.
Однако стоило Лили начать обрабатывать ему рану бальзамом, который предусмотрительная графиня всегда носила с собой, как улыбка из счастливой превратилась в мученическую. Картечь зашибла ему фалангу левой руки, и Баху здорово повезло, что удар пришёлся не в тыльную сторону ладони, а по касательной, между указательным и большим пальцами. Впрочем, держать этой рукой он всё равно ничего не мог.
Пока баркас с черепашьей скоростью продвигался к вставшему на якорь кораблю, барон очнулся. Он сразу же улыбнулся склонившейся к нему графине и спросил:
- Мне не послышалось? Это стук матросских башмаков по палубе?
- Совершенно верно, барон, - подтвердила королева. – Ваш знакомый появился очень вовремя и разнёс пигов в пух и прах. Как его имя?
- Его Величество прекрасно знаком с ним, возможно, даже упоминал его в разговоре. Это капитан Каспарек, герой войны с шахудами, гроза пиратов Остеррайха.
- Каспарек? - удивилась королева. – Не тот ли самый, которого поносит в своих докладах маркиз Аркаден?
- Совершенно верно, - улыбнулся барон. – Ещё бы он его не поносил, когда Ральф у него из-под носа уводит половину контрабанды.
- Но он же пират!
- Позвольте с вами не согласиться, Ваше Высочество. Пират – это разбойник, который грабит торговые суда, мешает честным купцам вести дела, убивает моряков. Капитан Каспарек – человек благородный, он всегда был за справедливость. Страдают от него только те, кто везёт в Новую Европу запрещённые грузы. Пути, которые он контролирует, нечистоплотные торговцы пытаются использовать для провоза оружия, всяческого дурманного зелья.
- А сам он что со всем этим делает?
- Дурман и прочие вредные грузы сжигает, а оружие прячет в месте, в котором его никто не сможет найти.
- Даже не верится. Маркиз расписал его, как отчаянного головореза, который убивает всех, кто попадает к нему в плен.
- Стал бы он в таком случае спасать нас, - проворчал Бах.
Баркас наконец, приблизился к кораблю, и с его борта опустили верёвочный трап. Над головами беглецов стало светлее: кто-то из моряков принёс фонарь, чтобы им было удобнее подниматься по шатким ступеням.
- Добро пожаловать на борт «Бегущего дикаря», - услышали барон и Бах знакомый голос. – Моя команда рада приветствовать Вас, Ваши Высочества, и Вашу благородную свиту. Будьте осторожны, держитесь крепче за узлы.
- Ральф, я должен покаяться перед тобой, - сказал капитану барон Мюнхгаузен. – Умудрился потерять сознание как раз перед твоим великолепным залпом и пропустил зрелище, о котором так долго мечтал!
- Как бы он не оказался роковым, Карл, - ответил капитан. – Мне бы не хотелось, чтобы он ознаменовал начало новой войны.
- Война и не прекращалась, - вмешалась в их разговор королева, которой, осторожно поддерживая за руки, помогли перебраться через борт офицеры Каспарека. – Недавно пиги обстреляли наши заставы и форт на границе, так что ваш залп по пигам – акт справедливого возмездия убийцам и грабителям.
- Благодарю Вас, Ваше Высочество, - поклонился капитан Каспарек. – Для меня и моей команды защитить Вас от пигов – высокая честь. Мы все – бывшие офицеры и матросы королевсткого флота, но всё ещё верны присяге.
- Я рада это слышать, хотя и удивлена. Маркиз Аркаден пожаловался Его Величеству, что во время последнего нападения стрелок с вашего корабля сорвал выстрелом королевский вымпел.
Бах поглядел на дядю и хмыкнул, барон скромно промолчал. Зато Каспарек защитил его честь:
- Его сиятельство как всегда преувеличил. Стрелок сбил вымпел самого маркиза, потому что королевский штандарт священен для тех, кто давал клятву сражаться за Его Величество. Не удивлюсь, если маркиз приврал и насчёт остального.
- Теперь и я вижу, что это так, - рассмеялась королева, смягчаясь. – Вы ходите на барке, а он рассказывал о корвете с тремя десятками пушек.
Среди окружавших их моряков прокатился смешок.
- Ваше Высочество, Вы и Ваши спутники нуждаетесь в отдыхе, - сказал капитан Каспарек. – Наши каюты, конечно, не самое подходящее место для этого…
- Не беспокойтесь, капитан, - ответила королева. – После свинарника, который служил нам тюрьмой, нас уже ничто не смутит. Только проводите нас в каюты, и через пять минут даже не сможете нас добудиться.
- Тогда позвольте уступить Вашим Высочествам мою каюту, - предложил капитан и дал распоряжение своим офицерам, - Йорг, Аксель, проводите наших гостей в каюты и устройте со всеми удобствами. Стефан, проследи, чтобы барона Мюнхгаузена подняли со всеми предосторожностями. Думаю, он ещё не раз пригодится Его Величеству.
Матросы под чутким руководством боцмана подняли барона в специальной люльке, а устроить его туда помогли Волк и Сильвер. Бах и Семён тем временем придерживали баркас, чтобы его не колотило о борт слишком сильно. Только после того, как барон оказался на палубе, парни помогли поднять на борт инструменты и вскарабкались сами. Волк влез по трапу последним и стал свидетелем странного разговора. Наружу как раз вышел капитан Каспарек, пожелавший спокойного сна Их Высочествам.
- Стефан, осмотри его раны и убедись, что Карлу не грозит какая-нибудь зараза, - с беспокойством в голосе распорядился капитан. – Даже хорошо, что он уснул. Добрый сон иногда лечит лучше всяких примочек. Но что я вижу? Уж не племянник ли это барона?
- В точку, - подтвердил Бах, оберегая потревоженную подъёмом по верёвочной лестнице руку. – Мы друг без друга никуда.
- Свят-свят, да он заговорил, - сказал ошарашено кто-то из матросов, а остальные украдкой перекрестились.
- Для немого ты слишком хорошо разговариваешь, - с усмешкой заметил капитан. – Видно, своего вы всё-таки добились.
- Да, мы побывали в гостях у Маркуса Штерна, и он здорово нам помог, - кивнул Бах. – Но всё это пошло бы прахом, если бы не вы и ваша команда. Мы ваши должники.
- Что ж, раз уж зашла речь о долге, то клянусь, мы будем в расчёте, если ты, как обещал при нашей прошлой встрече, споёшь.
- С вашего позволения, петь мы будем втроём. Но утром.
- Договорились, утром. А что с рукой?
- Картечью зацепило.
- Йорг, будь добр, принеси чистый бинт и бальзам.
- Благодарю вас, мне уже обработали рану, - стал отнекиваться Бах.
- Обычной мазилкой, которую носят с собой предусмотрительные дамы? Она для простых царапин, мой юный друг. У нас, моряков, в ходу кое-что понадёжней.
Не прошло и пяти минут, как Баху обработали рану, заставив поскрипеть зубами, а потом капитан распорядился:
- А теперь идите-ка спать. На сегодня приключения закончены.

 
Счастливый не конец

Волк думал, что не уснёт: после погони и драк нервы гудели, как струны после хорошего рок-н-ролла. К тому же ему отчаянно хотелось побыть с Синди. Однако, хоть она и была в двух шагах от каюты, в которую их определили, беспокоить девушку он не решился. В конце концов, после стольких переживаний ей тоже нужно было отдохнуть и отоспаться.
На ночлег пришлось расположиться в подвешенном между стен каюты гамаке – не самом удобном приспособлении. Гамак экономил место, которого с прибытием на «Дикаря» пассажиров стало в обрез, но комфорта не создавал. Впрочем, усталость взяла своё: парни только и успели переброситься парой фраз, как сон стал одолевать их. Первым захрапел Сильвер, затем мерное покачивание и скрип снастей навеяли неодолимую дремоту и на Волка. Уже засыпая, он услышал ворчание Баха:
- Блин, как они спят в этих авоськах? У капитана хоть лежак нормальный, а тут…
За этим последовал протяжный зевок, и больше Волк ничего не помнил.
Ощущение реальности начало возвращаться к нему, когда за стенкой и над головой затопали башмаками моряки. Спина и ноги жутко затекли, организм настойчиво требовал избавить его от лишней жидкости.
- Ох…- прокряхтел Бах, выбираясь из соседнего гамака. – Я чувствую себя овощем…
- Каким? – поинтересовался Волк.
- Ананасом.
- Обалдел? Ананас – это фрукт.
- Много вы понимаете…- подал голос Сильвер. – Ананас – соплодие травянистого растения из семейства бромелиевых.
- А по-русски, друг ты наш истины? – нахмурился Бах.
- Трава – она и есть трава, - пробурчал Сильвер.
- Нет, Димыч, быть травой я не согласен, - заявил Бах. – Как-то не солидно.
- Овощем солидно, что ли? – хмыкнул Сильвер. – Ну, если уж приспичило назваться ананасом, то хотя бы запомни, что это ягода.
 - Ягода? – недоверчиво усмехнулся Бах. – Ничего себе, родственник клубнички. Ладно, пусть он хоть шишкой зовётся. Чувствую я себя всё равно овощем. Надо косточки размять.
- Ты бы не совался на палубу, - посоветовал Сильвер. – Судя по топоту, там готовятся к развороту.
- А ты откуда знаешь? – удивился Волк.
- Так я в детстве моряком хотел стать, - объяснил Сильвер. – Книжек кучу прочитал по морскому делу, все снасти знал наизусть, в судомодельный кружок записался. Только матушка всё за меня решила. Сказала: «Будешь музыкантом, потому что таким данным грех пропадать». Со мной до этого именитый профессор из консерватории занимался, он ей про это и сказал.
- А как же мечта? – спросил Волк.
- Она у меня не одна была. Меня много что интересовало, так что я не особо печалился. Занятия музыкой не мешали мне бредить морем. Скорее наоборот, море меня подтолкнуло к увлечению музыкой. Мне стало интересно не просто научиться играть на разных инструментах, а сочинить произведение, в котором я смог бы выразить свои чувства и мечты. Всё равно до кадета морской академии мне было как до луны пешком – мал был.
- Ты про это раньше не рассказывал, - удивился Волк.
- А смысл? Закончил бы мореходку – тогда другое дело.
- Подозреваю, что теорию морского дела ты знаешь не хуже любого моряка, - усмехнулся Волк.
- При необходимости смог бы даже поймать ветер и привести корабль, куда надо, - пожал плечом Сильвер. – Хотя во многом я не разбираюсь. Дай мне секстант – растеряюсь, как последний салага. Практики-то не было.
- Будет тебе прибедняться, - миролюбиво сказал Бах. – Пойдём лучше наружу, там тебе и практика будет.
- Может не стоит под ногами путаться? – спросил Сильвер.
- Пошли, пошли, - усмехнулся Бах. – Готов поклясться, что принцесса выскочит на мостик и начнёт строить глазки офицерам Каспарека, чтобы её не выгнали прочь. К женщинам на борту моряки относятся предосудительно, но дочке короля отказать не смогут, так что тебе стыдно уступить ей первенство.
- А вот это удар ниже пояса, - погрозил ему пальцем Сильвер, выбираясь из гамака. – Кстати, что-то нашего приятеля Семёна не видно. Вчера укладывался вон в том углу, в гамак лезть не хотел, а сегодня как вышел на рассвете, так и не возвращался больше.
- У него, поди, морская болезнь, - предположил Бах.
- Он же в детстве из лодки не вылазил, - возразил Волк. – Сам нам говорил, что из рыбацкой семьи.
- Значит, ближе к камбузу подался, - пожал плечами Бах. – Шустряк ведь.
Пройдя по низкому и узкому коридорчику, парни очутились на палубе, наполненной суетой. Матросы расторопно карабкались по вантам на ослепляющую голубизной высоту, чтобы свернуть на фок- и грот-мачте верхние паруса. Сильвер задрал голову и стал наблюдать за их работой. Волк осмотрелся и обнаружил, что они плывут по изумительно красивым изумрудным волнам, в прозрачную глубину которых там и тут ныряли за серебристыми рыбками ненасытные чайки. Вдали справа и слева маячили подёрнутые дымкой берега, а впереди поднимались поблёскивающие металлом и стеклянными витражами дворцы и соборы кого-то города.
- Каспарек домчал нас до столицы за ночь, - заметил Бах.
- Да, шёл с очень хорошей для барка скоростью, - покачал головой Сильвер. – Его изобретательности нужно отдать должное. Капитан применил сквозные паруса, которые позволяют увеличить скорость корабля на добрую четверть.
- Совершенно верно, граф, - раздался над их головами бодрый голос барона.
Карл Мюнхгаузен стоял у резного борта капитанского мостика, и в его осанке не было ни малейшего намёка на то, что вчера вечером он был жестоко избит, а затем ранен в перестрелке. Умытый, чисто выбритый и наряженный в расшитый золотом шёлк без следов вчерашней грязи, он являл собой пример настоящего аристократа. Парням даже неудобно стало за свой обормотский вид.
- Карл Иоганыч, когда ты успел почиститься? – удивился Бах.
- Ральф помог, - скромно ответил барон. – У него полно нарядов со всех концов света. Правда, нововенецианской моего размера не оказалось. Поднимайтесь сюда, тут отличный вид.
Друзья поднялись на мостик, где их приветствовал капитан Каспарек.
- А вот и самые отважные герои нашего королевства! Как вам спалось на «Дикаре»?
- Спали, как убитые, - ответил Бах.
- Рад это слышать, - усмехнулся капитан Каспарек. – Большинство сухопутных пассажиров укачивает, но вы, как я вижу, от этого не страдаете.
- Мы-то в порядке, - сказал Сильвер. – А вот как путешествие по морю перенесут дамы – предсказать не возьмусь. Мою сестру укачивает.
- Как бы то ни было, через полчаса мы сможем высадить вас, - сообщил капитан. – Входить в порт «Дикарю» рискованно, поэтому мы останемся на рейде, а гребцы доставят вас на берег.
- Разумно, - кивнул барон. – Кстати, не забыл ли ты о голубе?
- Голубь улетел ещё на рассвете, - ответил капитан. – Думаю, граф Юнг уже подготовил встречу. Именно его людей я и собираюсь ждать на рейде. У меня-то ни лишних гребцов, ни шлюпки приличной нет. Не отправлять же Её Высочество на берег в той рухляди, с которой мы вас вчера сняли.
- Да…- задумчиво покачал головой барон, оглядываясь назад, где ожидал увидеть сиротливо болтающийся на привязи рыбацкий баркас. – Ох, да у нас в кильватере целая гирлянда!
В самом деле, «Бегущий дикарь» буксировал в Новую Венецию вереницу баркасов, на которых из разнесённого по досточке посёлка удрали вместе с семьями бывшие пигландские рыбаки.
- Не бросать же их с детишками посреди моря, - развёл руками Каспарек. – На вёслах они бы три дня добирались. Всё ж таки люди, а не балласт какой-то…
- Ваше благородство, капитан, будет оценено по достоинству, - донёсся до стоявших на мостике голос королевы Альбины.
Она осторожно поднималась по ступеням, подобрав подол бархатного платья, извлечённого из сундука капитана. Наряд был вполне приличным, однако видеть королеву в платье такого фасона искушённому в дворцовой моде Сильвестру было непривычно. В просторных залах королевского дворца дамы носили пышные платья, украшенные жемчугами, золотым шитьём, дорогими кружевами, поэтому столь скромный туалет, подходящий скорее дочери купца или небогатого аристократа, не вязался с царственным обликом королевы.
- Всем доброго утра, - сказала Её Высочество, поднявшись на мостик, и все мужчины, кроме вахтенного рулевого, склонились перед ней.
- Благодарю вас, Ральф, за предоставленные нам платья, - кивнула капитану королева. – Было бы совершенно неприлично появиться на людях в той одежде, в которой нас пленили. Хоть это и дорожные костюмы, на такие приключения они не рассчитаны.
- Рад служить Вам, Ваше Высочество. Хорошо ли Вы отдохнули?
- Уснуть в безопасности – что может быть лучше, - ответила она. – Мы с графиней Ла Бар отлично выспались после всех переживаний. Литиция, ну где же ты?
Графиня задержалась на нижних ступенях, о чём-то разговаривая с Акселем. Барон наклонился с мостика вниз и протянул ей руку, помогая подняться.
- Простите, Ваше Высочество, но инфанте потребовалась помощь, - сообщила Литиция Ла Бар, приветливо улыбаясь барону. – Платье оказалось ей слишком велико, и я попросила любезного помощника капитана подыскать что-нибудь другое.
- Увы, - согласилась королева, - девочка сильно похудела за эти дни. Но это не беда. Мы ещё легко отделались. Господа, расскажите, как ваши раны. Барон, вы выглядите браво. Мне казалось, что после вчерашних неприятностей вы должны отлёживаться.
- Раны лучше заживают, когда не жалеешь себя, - улыбнулся барон Мюнхгаузен. – В подвижном теле – подвижная кровь.
- Ваше мужество делает вам честь. А вы, Джованни, не слишком сильно пострадали?
- Благодарю за заботу, Ваше Высочество, - склонил голову Бах. – Это временное неудобство. Но если бы пришлось отбиваться от пигов, я бы и раненый попортил им шкуры.
- Племянник под стать дяде, - улыбнулась королева. – Капитан, всё ли в порядке у рыбаков, которых вы подобрали?
- Мы передали на баркасы еду, воду и несколько плащей, чтобы они согрели детей, - сообщил Каспарек. – Они ни в чём не нуждаются.
- Скоро ли мы будем в порту Новой Венеции? – спросила королева.
- После разворота мы ляжем в дрейф и будем дожидаться людей графа Юнга, - ответил капитан. – Он лучше нас ориентируется в ситуации, сложившейся на берегу, поэтому ему и карты в руки. А чтобы ни у кого из портовой стражи не возникло сомнений на наш счёт, я прикажу поднять королевский штандарт.
- О, у вас даже таковой имеется! – удивилась королева.
- Разумеется, Ваше Высочество, - с гордостью ответил Каспарек. – Мы храним его с тех пор, как покинули палубу «Голиафа». Именно этот штандарт был поднят в тот день, когда мы давали присягу верности Его Величеству.
- Хм, мне казалось, он должен храниться у адмирала Рамиреса, - удивилась Её Высочество. – Он был капитаном  «Голиафа», и по традиции судовые флаги на вечное хранение переходят последнему, кто, покидает капитанский мостик.
- Совершенно верно, - кивнул Каспарек. – В личном сундуке адмирала хранится точно такой же штандарт. Будучи лейтенантом капитана Рамиреса, я позаботился о том, чтобы достоинство его светлости не пострадало, но в то же время, дорогой нам символ нашей верности Его Величеству и дальше вдохновлял нас.
- Я тронута, капитан, - оценила его слова королева Альбина. – Теперь я понимаю, что для вас служба Отечеству свята. А почему бы вам не вернуться на королевскую службу? Его Величество ценит преданных делу людей.
- Увы, я не вписываюсь в существующую субординацию. Но если Его Величеству потребуется, пусть только даст знать – и «Дикарь» отправится хоть на край света, чтобы послужить короне Джиординов.
Капитан Каспарек шагнул к краю мостика и скомандовал:
- Поднять королевский штандарт!
Среди белоснежных парусов затрепетал тёмно-зелёным полотном штандарт с бирюзовым крестом и вздыбленным львом на вишнёвом щите. Вся команда замерла и в торжественном молчании наблюдала, как он взмывает на лине ввысь, а потом все дружно крикнули:
- Да здравствует король!
На Её Высочество и графиню Ла Бар это произвело впечатление, они, засияв от переполняющих их чувств, переглянулись.
- Этот момент достоин исполнения гимна, - сказала графиня дрогнувшим голосом. – Жаль, что здесь нет королевского хора.
- Зато у нас есть самые смелые на свете музыканты, - заметила королева. – Друзья мои, а вы не могли бы исполнить наш гимн?
- К сожалению, мы его ни разу не репетировали, - развёл руками Сильвер. – Но у нас есть песня, как нельзя лучше подходящая для сегодняшнего утра.
- О чём она? – спросила королева.
- О возвращении домой, - ответил Сильвер и повернулся к Баху, - Сможешь работать с такой рукой?
- О чём ты говоришь, командир? – вскинул брови неунывающий Бах. – Ударник «Деф Леппард» вообще с одной рукой на установке шпарил, а у меня их полторы! Пошли за инструментами.
- Через пять минут мы будем готовы, - пообещал Сильвер, и они удалились в каюту.
Место, где можно было расставить барабаны, на корабле было только одно – у грот-мачты. Пока они расчехлялись, рядом объявился Семён.
- О, здорово! – обрадовался ему Бах. – Куда пропал?
- Стало интересно, посмотреть вышел, а боцман сказал: «Чего зеваешь? А ну, хватай конец и тяни».
- Ну, и как?
- С непривычки руки натёр. Но мне понравилось. Думаю, может остаться тут матросом… По морю соскучился…
Волк посмотрел в сторону мостика и заметил, что принцесса, Лили и Синди уже поднялись туда. Синди тихонько помахала ему рукой, и Волк улыбнулся. Чтобы настроиться на песню, которую они собирались исполнить, ему как раз и было нужно посмотреть в её ясные глазки. Ведь песня была о любви и о возвращении к близким после дальних странствий. Он сочинил её текст, вдохновившись песней «Комин хом» группы «Синдерелла», музыку взяли их же, и в кафе она всегда шла на «ура», потому что трогала сердце каждого, невзирая на музыкальные пристрастия.
Моряки собрались вокруг, предвкушая нечто интересное, и когда Сильвер извлёк из струн первые звуки, играя вступление, одобрительно закивали друг другу.

Я вдаль ушёл по дороге, оставив родные места,
И пронесли меня ноги по сотне путей из ста.
Но где б я не был, куда бы ни шёл,
Меня звездой за собою вёл
Родимый дом, родимый дом.

Под небом каждый себе выбирает особый путь.
Я выбрал все и прошёл до конца, я не мог свернуть.
Но каждый миг стоял предо мной
Твой милый лик, взмах зовущей рукой:
«Иди домой, иди домой».

Любовь меня берегла, когда падал, скользил и мёрз,
Её по белому свету я в сердце своём пронёс.

Я вдаль ушёл по дороге, оставив родные места,
И пронесли меня ноги по сотне путей из ста.
Но каждый миг путеводной звездой
Меня любовь звала за собой:
«Иди домой, иди домой».

- Карл, а ведь ты надул меня, - усмехаясь, заметил капитан Каспарек. – Племянник твой для бывшего немого уж больно хорошо говорит, да ещё и с велирузийским акцентом.
- Болтал он всегда много, так что поиграть в немца для него было полезно, - невозмутимо ответил барон. – Как его наставник, я обязан научить его серьёзно относиться к каждому сказанному слову. Ты же знаешь, что словом можно сразить наповал, как из пистолета.
Каспарек не успел ни согласиться, ни возразить – со стороны портовых укреплений донёсся гулкий пушечный выстрел.
- Приказ лечь в дрейф, - сказал капитан и скомандовал, - Убрать паруса-а!

                *   *   *

Вместо ожидаемой Каспареком комфортабельной гребной галеры, предназначенной для прогулок знати по заливу, из порта в их сторону выдвинулось два шлюпа береговой охраны. С виду они даже против «Дикаря» были маленькими и лёгкими, но моряки знали, что на их палубах установлено несколько лёгких пушек – этого вполне достаточно, чтобы серьёзно повредить в ближнем бою любое судно. А вот однопалубным шлюпам в такой заварушке даже большой корабль вреда причинить не может, разве что мачты посшибает, потому что его пушки расположены высоко над ватерлинией.
- Идут под флагами эскадры Внутреннего моря, - отметил капитан Каспарек. - Официально на борту нет никого из полномочных представителей Его Величества. Странно… Я ожидал, что объявится кто-нибудь важный, чтобы достойно встретить Их Высочеств.
- Юнг ведёт игру по своим правилам, - ответил барон. – И на это у него всегда есть основания.
- Внешне это выглядит, как формальная процедура досмотра неизвестного судна, - рассудил Каспарек. – Хотя корабль под королевским флагом удостаивают обычно лишь одним шлюпом. А эти нас, похоже, в клещи брать намереваются. Стивен, пусть гребцы будут готовы. Юнг может думать потом, что хочет, а мне не светит стоять на рейде под арестом. «Дикарь» сюда прибыл, исполняя долг, и вины за нами никакой нет.
Расторопный офицер Каспарека промчался вдоль палубы, приводя в готовность команду гребцов. Барон покачал головой и негромко пояснил графине:
- Хитрый тактический ход. Спустить весла и дать полный гребной ход – дело секунд. Если на уме у береговой охраны какая-то каверза, то «Дикарь» моментально перехватит инициативу. Они видят, что он дрейфует, и не будут ожидать такой прыти.
- Думаете, нас встретят нелюбезно? – спросила Литиция Ла Бар.
- Всё зависит от того, кто дал приказ встречать «Дикаря». Если это служаки береговой охраны, то они будут делать всё по предприсанию: поднимутся на борт, выяснят, кто мы и зачем прибыли в Новую Венецию. Если их послал граф Юнг, то всё будет иначе. К сожалению, мы не знаем ситуации в столице. Думаю, что Его Величество вместе с Юнгом может оказаться заложником той правды, которую скормили ближайшему окружению. К примеру, я бы не стал объявлять о том, что Их Высочества попали в плен. Слишком большой общественный резонанс…
- Простите, что?
- О, прошу прощения, ваша светлость, я употребил велирузийский термин. Отклик на эти события мог иметь неожиданные последствия. Народ Новой Европы любит своих правителей, и на войну с Пигландией могли начать собираться добровольцы. На что потом направлять их праведный гнев и нерастраченный пыл? К войне мы пока не готовы, а унять народное волнение, не используя нечто масштабное, достойное массового припадка патриотизма, увы, невозможно.
- Барон, по-моему, вы разбираетесь в политике лучше, чем кто бы то ни было во дворце, - заметила королева. – Не пора ли вам применить свои таланты на этом поприще?
- Я, скорее, дипломат, нежели политик, - скромно ответил барон.
- Найдутся и такие поручения, - уверенно сказала королева.
Шлюпы тем временем подошли к «Дикарю» и замедлили ход. С того, что оказался справа, что-то просемафорили флагами.
- Требуют бросить якорь, - прокомментировал капитан Каспарек. – Они что, боятся?
- Их укачивает, - негромко сказал барон, развеселив моряков, считавших служащих береговой охраны недостойными звания мореходов.
- Что ж, проявим добрые намерения, - покачал головой Каспарек и скомандовал. - Бросить яко-орь!
Зазвенела якорная цепь, утекая по клюзам за борт.
- На якоре вёслами уже не размахнёшься, - пробурчал негромко Бах, хмуро глядя в сторону правого шлюпа.
- Много ты понимаешь, - хмыкнул Сильвер. – Если нужно будет, капитан даст команду – и прощай, якорь. Уж если ящерица может хвостом пожертвовать, чтобы в живых остаться, то капитан о якоре и подавно жалеть не будет.
Бах уважительно посмотрел на Сильвера и покачал головой.
Шлюп слева по борту замер в двадцати метрах от «Дикаря», правый сложил парус и подошёл вплотную. Его команда перебросила на борт «Дикаря» канаты для швартовки, тут же на палубу перебрались двое офицеров в форме морской королевской гвардии. Они резво двинули к капитанскому мостику, но у самого трапа столкнулись с принцессой, наконец, покинувшей каюту вместе с Лили и Синди. Инфанта нарядилась в мужской костюм и выглядела как юнга, которого внезапно повысили до капитана.
Офицеры в замешательстве остановились, увидев её. Вряд ли они часто видели портретные изображения принцессы Дианы, да если бы и видели, то, скорее всего, не признали бы в амазонке с едва прибранными под треуголку волосами дочь Его Величества. Однако моментально сообразили, что девушка, не смотря на странное одеяние, не из простых: прямой и властный взгляд, дворянскую стать невозможно спрятать. Они отдали принцессе честь, а старший отрапортовал:
- Ваше сиятельство, лейтенант береговой охраны Клоди явился для досмотра судна по форме.
- Вам нужен капитан, не так ли, лейтенант? – покровительственно улыбнулась принцесса Диана. – Поднимайтесь на мостик и приступайте к своим обязанностям.
- Благодарю вас!
Обалдевшие офицеры, дружно протопав по трапу, предстали перед Её Высочеством королевой Альбиной и окончательно растерялись. Уж её-то они видели не раз, и лейтенант Клоди, едва открыв рот, забыл, что хотел сказать. Капитан Каспарек выручил его:
- Лейтенант, я должен передать вам моих пассажиров. На вашем шлюпе, надеюсь, достаточно чисто для этого?
- А… что? Простите, Ваше Высочество… Мы не были предупреждены…
- Не беспокойтесь, лейтенант, - сказала ему королева. – У меня к вам только одна просьба: не затягивайте с осмотром, потому что мы слишком утомлены событиями последних дней и желаем попасть во дворец как можно быстрее. Да и капитан торопится отправиться по делам.
- Ваше Высочество, разрешите не осматривать судно и препроводить Вас на берег без промедления! – вытянулся во фрунт лейтенант Клоди.
- Разрешаю, - кивнула королева Альбина и добавила, - И пообещайте не чинить препятствий «Бегущему дикарю» при отплытии.
- Будет исполнено, Ваше Высочество!
Королева повернулась к Каспареку и протянула ему руку. Капитан поцеловал её, вызвав зависть у экипажа.
- Я буду ходатайствовать перед Его Величеством за вас и вашу команду. Вы оказали нашей семье огромную услугу, и она не будет забыта.
- Благодарю Вас, Ваше Высочество, - поклонился Каспарек.
- Нет, капитан, это мы все благодарим вас. Я не прощаюсь с вами. Ждите вестей.
Королева в сопровождении своих спутников сошла на палубу, барон Мюнхгаузен и Сильвер первыми перескочили на шлюп, чтобы помочь дамам перебраться с борта на борт. Лейтенант Клоди с помощником последовали их примеру, скомандовали своим подчинённым «Смирно!» и отсалютовали обнажёнными клинками.
- Ишь ты, старается парень, - усмехнулся Бах. – Посмотрим, как у него вытянется рожа, когда он сообразит, что везти придётся весь наш табор.
Её Высочество, ступив на палубу шлюпа, оглянулась на «Дикаря» и тут же спохватилась:
- Лейтенант, у берега Пигландии мы спасли несколько рыбачьих семей, которые бежали из плена. Устройте их на денёк в порту, пока наша канцелярия не оформит им паспорта. Найдите им ночлег и накормите, а если кому-то нужно лечение, пошлите за доктором. Расходы оплатит казна. Смело пишите прошение на моё имя.
- Будет исполнено! Не извольте беспокоиться!
- Благодарю вас.
Парни помогли принцессе и девушкам перебраться в шлюп, передали барону и Сильверу инструменты и покинули палубу «Дикаря». Матросы отдали швартовы, и шлюп, покачиваясь, отчалил.
- Интересно, а где же наш загадочный граф Юнг? – пробурчал себе под нос барон, махая Каспареку. – Он даже не поставил в известность береговую охрану.
- Похоже, мы угодили в самый разгар крупной политической игры, - негромко ответила ему графиня. – Игры, которую спровоцировали мы сами.
- Ваше Высочество, позвольте предложить вам и вашей свите скромные сиденья, - обратился к королеве лейтенант Клоди. – Простите наше флотское гостеприимство…
Сиденья гвардейцы соорудили из пороховых бочонков и свёрнутых парусов. Лейтенант был смущён, но он чувствовал бы себя хуже, если бы не предложил титулованным пассажирам хотя бы это.
Королева благосклонно кивнула и первая присела на импровизированное сиденье.
- Благодарю вас, лейтенант. Вы столь же любезны, сколь находчивы. Кстати, не просветите нас, что творится в столице? Какие там новости, какие ходят слухи о дворцовых делах?
- Официально три недели назад было объявлено, что Ваши Высочества со свитой отбыли на летний отдых в одно из южных графств, - сообщил лейтенант Клоди. – Сразу же начались пересуды о какой-то болезни, которую приходится скрывать даже от приближённых. Скажу честно – это в гвардии многих обеспокоило. Правда, начальство на все наши вопросы только хитро посмеивалось, и мы поняли, что страшного ничего нет. Но неделю назад пополз слух о том, что Ваши Высочества попали в плен к пигам, и тут уж мы совсем растерялись. С одной стороны поверить в это было трудно: где граница и где южные провинции. С другой было как-то тревожно. С северо-запада пришли известия о нападении пигов на форт Гремучий и окрестные селения. В графстве Кюри, говорят, они всех подчистую вырезали.
- Народ верит слухам? – спросила королева.
- Доверчивых немало, Ваше Высочество, - кивнул лейтенант. – Но и недоверчивых хватает. В тавернах и торговых рядах каждый день чуть не до драки дело доходит, когда они друг с другом сцепляются. Уже и разнимать не раз приходилось, и разъяснять, что если бы слухи были правдой, то Его Величество пошёл бы на пигов войной. Нам было велено пресекать распространение слухов и всем говорить: королева со свитой на отдыхе – и точка.
- Я действительно неплохо отдохнула и получила много впечатлений от каникул, - сказала королева. – Это самое незабываемое лето моей жизни. Теперь можете везде объявить – королева Альбина вернулась с отдыха в столицу.
- Не торопитесь, лейтенант, - посоветовала графиня. – Дождитесь официльного объявления. Думаю, лучше всего сначала посоветоваться с Его Величеством и графом Юнгом, а уж они-то решат, что следует говорить людям.
- Что ж, пусть будет так, - согласилась королева. – Только известие о том, что мы прибыли в порт Новой Венеции, уже к обеду облетит столицу. Лейтенант, в порту найдётся экипаж, чтобы мы смогли добраться до дворца?
- Да, Ваше Высочество, и не один. Они не слишком удобные, зато крепкие и быстрые. Сейчас мы просемафорим на берег, чтобы их приготовили.
К тому моменту, когда шлюп подошёл к причалу, экипажи с гербами королевской гвардии уже стояли на набережной. Их Высочества со спутниками без приключений пересели в кареты и уже через полчаса очутились во дворце. По слову Её Высочества экипажи подкатили не к парадному входу, а к крылу, где были покои графини Ла Бар. Привлекать лишнее внимание не стали, поскольку не знали планов короля Бенедикта и графа Юнга. Учитывая то обстоятельство, что в порту их не встретили, что-то шло не так, как они ожидали.
Однако едва они собрались войти внутрь, как навстречу, к их удивлению, с крыльца шагнул сам граф Юнг, как всегда, облачённый в чёрные одежды. Волк с подозрением посмотрел на незнакомого ему человека, и от него не укрылось очевидное сходство этой мрачной фигуры с майором Крамером.
- Рад видеть Вас в добром здравии, Ваше Высочество, - невозмутимо сказал граф. - И всех вас, дамы и господа, тоже. Его Величество король Бенедикт ждёт всех в гостиной.
- Отчего такая секретность, граф? – выразила общее удивление королева.
- На то есть причины, - уклончиво ответил Юнг и сделал приглашающий жест.
Все поднялись в гостиную покоев графини Ла Бар. Чтобы не пропустить ничего интересного, Бах и Волк даже оставили бас-балалайку и барабаны под лестницей.
У растопленного камина в просторном кресле сидел король Бенедикт – высокий крепкий мужчина с благородным и красивым лицом. Особых атрибутов королевской власти, кроме, пожалуй, крупного медальона с фамильным гербом на золотой цепи, он не носил, одет был не вычурнее своих подданных. Король поднялся навстречу супруге и дочери, которые последние ступени преодолели бегом, и расрыл объятья.
- Дорогие мои!..
Они крепко обняли друг друга, и сразу стало видно, что это не просто монархи, состоящие в родстве, а нормальная семья, основанная на взаимной любви и уважении.
- Как я боялся вас потерять!.. Если бы Глориус не поддержал меня, я бы просто с ума сошёл!..
- Теперь всё в порядке, Ваше Величество, - вытирая слёзы, сказала королева. – Мы дома и в безопасности.
- Но как же так получилось? Зачем же вы сами предприняли такое путешествие? Неужели нельзя было немного подождать, предоставив всё помощникам графа Юнга?
- Так сложилась ситуация, - пожала плечом королева. – Поверьте, если бы мы промедлили, то нашим врагам удалось бы добиться большего, и впоследствии они могли навредить нам стократно. Не спорю, ситуация, в которую мы попали, была очень опасной, и виной тому – тайные враги короны.
- Граф сообщил мне, что всё это придумала дама по фамилии Бриттенгем, - сказал король. – Вы видели её в графстве Кюри?
- Мы видели, что командиры пигов у неё на побегушках, - сказала принцесса. – Она командовала ими, как своими слугами.
- В это трудно поверить, - покачал головой король. – Наша подданная, дворянка, вхожая в круг придворной знати, и вдруг – предательство…
- Поверить трудно, но это факт. Она опасна, и её нужно срочно поймать и спрятать подальше от всех. Под её власть легко попадают не только пиги, но и люди.
- Её уже ищут, Ваше Высочество, - вмешался в разговор граф Юнг. – Час назад я доложил Его Величеству о том, что удалось моим сыщикам, и, думаю, в ближайшее время шпионка будет разоблачена. Кстати, это и есть причина предосторожностей, к которым пришлось прибегнуть, встречая вас. Я предупредил береговую охрану, что они должны встретить и доставить знатных гостей, но сделать это буднично, без шума. Полагаю, лейтенант Клоди был очень удивлён.
- Ошарашен, - уточнила королева с улыбкой.
- Он сделал всё, как должно? – спросил король Бенедикт.
- Мне кажется, на наше прибытие никто не обратил особого внимания, - ответила Её Высочество. – Вы на это и рассчитывали, граф?
- Безусловно. Чем позже все узнают, что вы в столице, тем больше шансов застать шпионку врасплох. Постараемся её не спугнуть.
- В таком случае, может быть, нам пока не стоит покидать покои графини? - спросила королева у Его Величества.
- Да, - согласился он. – Более того, мы не будем пускать сюда даже прислугу, а крыло закроем на замок. Только я и Глориус будем приходить к вам. Кстати, Ваше Высочество, представьте мне своих спутников. Полагаю, именно их мы должны благодарить за спасение.
- Да, государь мой. Думаю, с бароном Мюнхгаузеном Вы уже встречались на Утиных озёрах…
- О, конечно! – всплеснул руками король. – И не только на озёрах. Барон, простите, я не узнал вас из-за повязки и вашего необычного наряда.
- Это наряд шахуда, - сказал барон. – Мне пришлось изображать посла-язычника, чтобы втереться в доверие к пигам. Представьте себе, Хогус Хрю Третий готов любезничать с этими злодеями, лишь бы получить от них оружие и боеприпасы.
- Судя по всему, вам удалось их обмануть.
- Нам удалось, Ваше Величество, - поправил барон короля Бенедикта. – Один я не справился бы. Вызволить пленниц мне помогли граф Ла Бар, мой племянник Джованни и Вольфганг - вновь обретённый сын графа Кюри.
Король повернулся к Волку и, с любопытством окинув его взглядом, спросил:
- О, так вы и есть тот юноша, ради которого Её Высочество решилась на рискованную затею? Признаться, сначала я думал, что это розыгрыш. Но Её Высочество умеет убеждать. Хотя для меня до сих пор загадка, как же получилось, что после двадцати лет скитания по лесам в облике дикого животного вам удалось вернуться в мир людей.
- Не такой уж я и дикий, Ваше Величество, - скромно ответил Волк, извлекая из кармана ожерелье из когтей Лесного Кота. – Это всё, что осталось мне в напоминание о моём зверином детстве и отрочестве.
- Значит, легенда была правдой?
- Не совсем. В окрестностях шахтёрского посёлка, ещё до того, как я стал собой, мне посчастливилось встретить ведьму, которая затеяла всё это безобразие. Она как раз хвасталась своей подручной, что давным-давно напакостила семейству графа Кюри. А позже выяснилось, что эта ведьма – госпожа Белладонна Бриттенгем, мачеха Марии Люсинды. Она всех нас хотела со света сжить, но мы вовремя объединились, и ей нас не победить.
Синди положила ему голову на плечо, и Волк поцеловал её волосы. Его Величество король Бенедикт покачал головой:
- Не о вас ли мне доложили намедни? В канцелярию поступило прошение от управляющего поместьем Кифервилль. Он просит прислать доктора для освидетельствования недееспособности внезапно нашедшегося наследника и дальнейшего наблюдения за его здоровьем. Он пишет, что обнаружить Томаса Кифера удалось с помощью девушки Марии Люсинды Бриттенгем и её спутника Вольфганга.
- Господин Кортес преуменьшает свои заслуги, - ответила Синди. – Он старался найти Томаса не меньше нас, даже жизнью рисковал.
- Это даже удивительно, - заметил король. – Землевладельцы, живущие по соседству с Кифервальдом, не раз доносили в тайную канцелярию об убийствах крестьян, в которых подозревали дикого зверя. Граф Юнг даже отправлял туда своих людей для расследования, но поиски ни к чему не привели. А этот… Кортес ни словом не обмолвился ни о побоище, которое пришлось устроить, чтобы поймать вепря, ни о его жертвах.
- Кортес – здравомыслящий человек, бывший сапёр королевских войск, - объяснил Волк. – Он не сомневался, что его сочтут сумасшедшим или горячечным пьяницей, если он правдиво начнёт расписывать всё, что творилось в Кифервилле. Впрочем, как я вижу, он зря надеялся скрыть эту историю, раз уж Вам всё известно.
 - Да, мне многое известно, - кивнул король. – И то, что Лесной Кот спас детей в посёлке Джорди, и то, что капитан Бриттенгем вместе с капитаном Турановым делали вылазку через границу, чтобы спасти от обстрела форт Гремучий. Ну, и, конечно, о том, что произошло в поместье Кюри. Происки врагов заставляют нас делать ответные шаги, посылать людей для тайных дел во все уголки королевства. Жизнь в Новой Европе перестала быть безмятежной.
- Надеюсь, это не помешает нам радоваться жизни, - сказала королева Альбина.
- Ни в коем случае, - улыбнулся король Бенедикт. – Обещаю вам устроить бал в честь удачного возвращения. А пока дело не дошло до праздника, я намерен сделать что-нибудь для каждого из спасителей моей супруги и дочери. Барон, что я могу сделать для вас? Высказывайте свои желания без обиняков.
- Думаю, моя просьба совпадёт с намерением Её Высочества обелить доброе имя капитана Каспарека. Он неустанно рыщет вдоль берегов Пигландии, мешая контрабандистам переправлять туда оружие и другие грузы.
- Я отлично помню Ральфа Каспарека. Давно не видел его, зато не раз слышал жалобы от вельмож, которые из-за него боятся перевозить по Внутреннему морю грузы. Признаюсь, мне всегда казалось, что они преувеличивают. Однако, барон, вы просите не за себя. Как же ваши личные желания? Титул, земли, карьера – всё это вас не интересует?
- Я не беден и не тщеславен. У меня есть дом, служба, и если повезёт, то рано или поздно появится семья. Чего мне не хватает, так это душевного покоя. Совесть мучает, когда знаю, что честного человека несправедливо обвиняют, а исправить это не в силах.
- Я вам помогу в этом, - пообещал король. – Иначе меня будет мучать совесть из-за того, что я вам обязан за спасение моих родных, а долг остался наоплаченным. О Каспареке побеседуем чуть позже. Господа, ваш черёд. Признаюсь, я ожидал, что барон попросит для вас, Джованни, места при дворе или что-нибудь в этом роде. Может быть, вы сами сделаете это?
- Боюсь, Ваше Величество, мне будет трудно ужиться при дворе. Граф Юнг наверняка рассказал вам, как меня приняла «золотая» молодёжь.
- Рассказал, и не только он, - засмеялся король Бенедикт. – Я оценил вашу находчивость, узнав, как вы отделали ножнами зачинщиков дуэли. И я не намерен отдавать вас на растерзание дворцовым забиякам. Впереди у нас много очень важных дел, для которых потребуются надёжные люди. Кому, как не вам с бароном, я могу доверить их после того, что вы сделали для королевства?
- Можете рассчитывать на нас, Ваше Величество, - с достоинством склонил голову Бах. – Вот только залижем наши царапины – и в бой.
- Вы не пожалеете, когда узнаете, какие перспективы это откроет перед вами, - улыбнулся король. – Вольфганг, а какие у вас планы на будущее?
- Пожить по-человечески… э-э, простите, я имею в виду, общение с семьёй.
- Но у вас никого не осталось, кроме отца!
- Скоро моя семья увеличится, - улыбнулся Волк. – Я собираюсь взять в жёны Марию Люсинду. Пора Золушке стать принцессой. А вот просьба, кстати, есть. Мы хотели бы, чтобы на венчании присутствовали наши отцы. Если это возможно, нельзя ли дать отпуск капитану Бриттенгему?
- Отлично, - согласился король. – Я позабочусь о том, чтобы граф Кюри и баронет Бриттенгем в ближайшее время благословили вас. А что скажет Сильвестр Ла Бар?
- Мне ли докучать Вам просьбами, Ваше Величество…
- Не скромничайте, Даймон. Вы рисковали жизнью в поместье Кюри, заслоняя собой королеву и принцессу. Вы вместе с друзьями отважились пробраться в самое сердце Пигландии, чтобы освободить заложниц. Так вам ли скромничать?
Сильвестр-Сильвер поглядел на друзей, словно ища поддержки и одобрения. Волк подмигнул ему, а Бах приподнял брови, словно хотел сказать: «Да ты что, Димыч! Не сомневайся! Вперёд!»
- В таком случае, Ваше Величество и Ваше Высочество, я прошу у Вас руки Вашей дочери Дианы Аурелии. Я люблю её и готов за одну улыбку идти хоть на край света.
Король и королева переглянулись, а потом в один голос сказали:
- Совет да любовь!
- Даймо-о-он! – запрыгала от радости принцесса и бросилась на шею Сильвестру.
- Боже мой, - проговорила Литиция Ла Бар. – Вот так не успеешь оглянуться, как твои собственные дети сделают тебя бабушкой.


                *   *   *

Аристократам без прислуги было непривычно приводить себя в порядок, но тут пригодились навыки Синди. Она быстро сориентировалась, где что расположено в людской и раздала поручения мужчинам: Сильвер и Бах отправились качать воду с помощью ручного насоса, а Волк натаскал угля, чтобы раскочегарить кухонную печь и бак для нагрева воды. По здешним меркам эти устройства были вершиной бытовых удобств. По крайней мере, за полдня девять человек смогли как следует отмыться и обеспечить себя горячей едой.
- Оказывается, так жить даже интереснее, - сказала королева, слегка утомлённая вознёй с утюгом, ушатом и кувшинами. – Хлопотно, зато нескучно.
- Уметь ни от кого не зависеть – это великое благо, - согласилась графиня, старательно расчёсывая волосы.
Литиция Ла Бар тоже была утомлена, зато довольна. Последние трое суток её терзали подозрения, что у пигов она подхватила насекомых, но тщательная проверка с помощью частого гребня показала, что опасения беспочвенны.
- Иногда я завидую своей племяннице, - призналась графиня. – Синди не избалована, умеет всё делать своими руками, живёт вдали от интриг и сплетен. Она умеет ценить простые удовольствия жизни.
- Моя бы воля – я жила бы точно так же, - сказала королева. – Но мой жребий – быть рядом с Его Величеством, помогать ему укреплять державу, чтобы интриганы не разодрали её на части. Кто-то должен защищать счастливую отрешённость простого люда от политической грызни. Пусть они спокойно трудятся и растят детишек, не знающих, что такое нужда и вражда.
- В этом Диана очень похожа на свою мать, - улыбнулась графиня. – Из неё выйдет отличная приемница.
- Об этом ещё рано думать. Сейчас меня больше заботит, какое платье надеть на бал.
- Думаю, это должно быть что-то торжественное, но в то же время элегантное. Ведь Его Величество наверняка объявит о предстоящей свадьбе.
- Пожалуй, ты права, Литиция. Кстати, а что барон? Мне показалось, что он ведёт себя довольно сдержано.
- Он соблюдает приличие. Но я чувствую с его стороны теплоту.
- По-моему, ты лукавишь, - прищурилась королева. – Даже я заметила в его взгляде восхищение, если не сказать обожание по отношению к тебе. С каких пор это называют теплотой?
- Не хочу забегать вперёд, - загадочно улыбнулась Литиция Ла Бар. – Опыт подсказывает мне, что чувству нужно дать созреть. Мы уже не молоды, и нами управляют иные мотивы. Это в юности достаточно горячей крови, ясного взгляда и восторженного воркования. Когда тебе за тридцать, на всё смотришь иными глазами.
- Что ж, тут я с тобой согласна, - задумалась королева. – Интересно, а бросился бы Бенедикт, как барон, сломя голову в самое пекло, чтобы спасти меня, если бы не был королём Джиордином?
- Бросился бы, - заверила её графиня. – Я слышала, что он смелый воин.
- Да разве в этом дело? Сильвестр никогда не был знаменит, как стрелок или фехтовальщик, но, защищая нас, дрался как лев. Меня интересует, есть ли в сердце Бенедикта то, что заставляет идти на край света за одну улыбку. Ведь время меняет людей, и даже самая пылкая любовь покрывается шлаком.
- Думаю, что его сердце по-прежнему полно любви.
- Мужчины часто лгут о своих чувствах, - вздохнула королева. – Особенно, когда увлекаются кем-то ещё.
- Боже мой, Ваше Высочество, - удивилась графиня. – Вы подозреваете Его Величество в измене? Но разве для этого был хоть один повод?!
Королева Альбина помолчала в раздумье, а потом сказала:
- В том-то всё и дело, что поводов нет никаких, а на душе у меня неспокойно. Словно кто-то нашёптывает мне со стороны: «Не доверяй, не верь. Его слова - фальшь, его взгляд – холоден. Он притворяется». Не могу от этого отделаться…
Литиция Ла Бар нахмурилась. Казалось бы, самое плохое позади, и вот, откуда ни возьмись, возникла какая-то непонятная тревога, грозящая испортить идиллию вновь объединившейся королевской семье.
Откуда? Почему?
Добрая Фея Любви считала своим долгом вовремя во всём разобраться.


                *   *   *

Пока дамы приводили себя в порядок, мужчины в людской занимались хозяйственными делами. Воды в жестяном баке на всех не хватало, поэтому пришлось набирать и кипятить его ещё раз. Синди тем временем развила бурную деятельность на небольшой кухонке, только успевая поворачиваться между печью и столом.
- Ух, ну и аромат тут у вас, - облизнулся Бах, выливая в бак очередное ведро воды. - Сразу вспоминается волшебный горшочек Ганса Христиана Андерсена.
- С чего это вдруг? - спросил Волк, чистивший картошку.
- Пахнет вкусно, а пожрать не дают.
Синди засмеялась и сунула ему в рот ломоть колбасы. Бах с довольным видом прожевал его, а потом озадаченно сказал:
- Что-то я не помню, чтобы где-то тут был холодильник. Колитесь, откуда деликатес.
- Пока вы там возились с насосом, Юнг прислал двух гвардейцев с во-от такими корзинами продуктов, - пояснил Волк.
- Ну вот, я опять пропустил всё интересное. А не поделитесь одной корзинкой?
Синди махнула на него полотенцем, и Бах, хихикнув, поспешил скрыться. Девушка тем временем подсела к Волку, держа в руках тарелку с хлебом, колбасой, листьями салата и огурцами.
- Никак не дают нам пообщаться, - посетовала она, с нежностью глядя, как ловко Волк шкурит картофель. – Всё время мешают и отвлекают.
- Правда, - согласился Волк, улыбнувшись ей. – Мы уже целые сутки вместе, а наедине не разу не оставались.
Он склонился к Синди и поцеловал её возле губ. Девушка вздрогнула и засмеялась:
- Щекотно… Я не замечала, что у тебя растут усики.
- Раньше я их сбривал, а тут бриться нечем. Да ещё поцеловал тебя неправильно.
- Как это?
- Сижу неудобно. Нельзя одновременно чистить картошку и целоваться.
- А ты не чисти пока… Поцелуй меня правильно.
Волк отложил ножик и картофелину и повернулся к Синди. Девушка подалась к нему, и они на несколько мгновений погрузились в блаженную отрешённость от всего на свете. Волк почувствовал, что Синди не хочется прерывать поцелуй, и с удовольствием поддержал её в этом. Наконец, они разомкнули уста, чтобы перевести дух, и Синди сказала, прижавшись к нему щекой:
- Так странно… Мы ни слова не сказали друг другу про помолвку и венчание, но у меня такое чувство, словно уже всё решено.
- Так оно и есть. Чему быть, того не миновать. Просто мы так хорошо друг друга понимаем, что и слов не нужно.
- В самом деле… Знаешь, мне было так плохо, когда я тебя не нашла в шалаше… Думала, что это конец всему… Меня Мария поддержала. Она тогда сказала, что у нас всё шиворот-навыворот: не принц ищет Золушку, чтобы примерить хрустальную туфельку, а Золушке от принца остались одни башмаки.
- Ох, не напоминай… Мне тогда босиком пришлось три дня по просёлкам топать. После этого даже сапогам с портянками был рад.
- Две недели с тобой не виделись, а мне кажется, что два месяца прошло.
- Это потому, что много всего случилось. Как мы всё это пережили – просто диву даюсь. За это время я успел и повоевать, и в поле поработать, и в болоте пиявок распугать, и на корабле поплавать.
- Из-за меня ты столько раз был в опасности, - прошептала Синди. – Прости, что так получилось.
- Ты в этом не виновата. А кто виноват – тот своё уже получил. Впрочем, кое-кто ещё остался нам должен. Вот поймают твою мачеху, тогда расчёт будет полным.
- Ой, не поминай лихо… - сморщилась Синди.
- Я бы не поминал, если бы она не напрашивалась. От неё столько бед, что просто нельзя оставлять её без наказания. Уж ты-то от неё так натерпелась, что должна со мной согласиться.
- Знаешь, если бы от меня это зависело, то я в обмен на то, чтобы никогда больше её не видеть и не слышать, согласилась бы всё простить.
Волк поцеловал её и сказал серьёзно:
- У тебя золотое сердце. Но ты только представь, сколько она ещё гадостей натворит, если взять и отпустить её безо всякого возмездия. У неё вместо души помойное ведро, поэтому лучше для всех нас будет слить её в ближайшую выгребную яму.
- Вы про кого это так? – спросил, входя с очередным ведром воды, Бах.
- Про Блеводонну.
Синди весело рассмеялась и сказала:
- Такого прозвища ей ещё никто не давал. Надо рассказать про это тётушке Пицце. Она всегда угощает лакомством тех, кто выдумывает новое прозвище для мачехи.
- Нашли про кого вспомнить, - фыркнул, появляясь на кухне, Сильвер. – Как вы можете рядом с такой вкуснятиной вспоминать всякую гадость?
 Он углядел в руках Синди тарелку со снедью и взмолился:
- Лучше спасите от голода бедного-несчастного человека, поделитесь тоненьким кусочком хлеба с толстеньким шматом колбаски!
- Ишь, какой, - в шутку насупился Волк, прикрывая тарелку собой.
- Не ссорьтесь, мальчики, я ещё нарежу, - засмеялась Синди.
Бах налил себе из кувшина молока и, смакуя его, задумчиво сказал:
- Зря Юнг надеется поймать грымзу. Она сейчас, скорее всего, затаится.
- Почему ты так думаешь? – поинтересовался Сильвер.
- Пиги наверняка уже сообщили ей о пережитом обломе, - усмехнулся Бах.
- Может быть, наоборот, она бросится что-нибудь предпринимать, - предположил Сильвер, принимая из рук Синди большой бутерброд с колбасой и зеленью.
- Если не дура, то затаится, - заявил Бах. – Ну, а если наглая, то сама виновата. Юнг за то, что она его обставила, возьмёт реванш любыми средствами. Только, сдаётся мне, зря нас тут парят. Если она знает о бегстве, то не рискнёт лезть на рожон. На неё во дворце объявлена охота.
- Мало кто знает, на что она способна, - хмуро сказал Волк.
- Что ты имеешь в виду?
- Эта сволочь умеет менять обличие. Я своими глазами видел, как она превращается в птицу. Можете себе такое представить? Боюсь, что если она захочет пробраться во дворец, то выберет такую маскировку, что никому и в голову не придёт что-то заподозрить.
- Хм… - почесал Бах в затылке. – Этот вариант надо обдумать.
- Но что она сможет сделать? – спросил Сильвер. – Вокруг полно народа, батальон гвардейцев. Камуфляж хорош для наблюдения, а если ей вздумается нанести кому-то вред, то это будет поступок камикадзе.
- Камикадзе, между прочим, в большинстве случаев добивались своего, - заметил Бах. – Отморозок, который идёт на дело, зная, что ему крышка, наносит смертельный удар и умирает счастливым. Но эта гадюка, как мне кажется, не из таких. Она будет действовать хитростью. Может, какие-нибудь чары напустит или отраву придумает. Пожалуй, пойду-ка я поделюсь этими соображениями с дядей. Бережёного Бог бережёт.


                *   *   *

На следующий день граф Юнг пришёл, чтобы сообщить, что бал состоится вечером. Его сыщики, несмотря на все предосторожности, так и не смогли схватить госпожу Белладонну. За домом, где она поселилась, вели пристальное наблюдение, сыщики были уверены, что мошенница внутри вместе с дочерью и несколькими слугами. Однако когда им дали команду войти и арестовать преступницу, в доме нашли только прислугу. Напуганные горничная, кухарка и кучер утверждали, что хозяйка с дочерью не покидали свои комнаты. Сыщики перерыли дом вдоль и поперёк в надежде найти тайный ход или скрытое убежище, но усилия были потрачены впустую.
Спустя несколько часов из порта сообщили, что две женщины, по описанию похожие на госпожу Белладонну и Изабеллу, наняли гондолу, которая увезла их через залив в сторону Рыбацкого. Граф Юнг выслал им вслед своих людей, а затем сообщил обо всём Его Величеству. Король Бенедикт счёл, что это позорное бегство, а поскольку враг ретировался, не стоит далее откладывать торжество по поводу спасения Их Высочеств.
Столкнувшиеся с коварством ведьмы королева Альбина и графиня Ла Бар могли бы возразить ему, что было бы лучше убедиться, что врагиня засела в поместье Бриттенгем, а ещё лучше арестовать её, а уж потом праздновать. Но с монархами не спорят, и они остались при своём мнении.
Глядя, как тщательно королева Альбина, принцесса Диана, графиня Ла Бар и Лили с Синди готовятся к балу, мужчины призадумались. У них-то, исключая, конечно, Сильвестра-Сильвера, в распоряжении не было богатого гардероба с парой десятков модных нарядов. Костюмы Сильвестра были узковаты даже худощавому Волку, а уж барону и Баху – мужчинам не мелкого сложения – они и подавно были не в пору. Пришлось барону обращаться с щекотливой просьбой к графу Юнгу. Тот без промедления раздобыл для него и парней всё, что приличествовало для мероприятия такого уровня.
Волк, примерив одеяние, счёл своё отражение в большом зеркале весьма элегантным. Конечно, брыжи выглядели слегка вычурно, а узким гетрам с гренадёрскими серебряными пуговицами по бокам он предпочёл бы брюки ХХ века с острыми, как бритвы, стрелками. Но в целом костюм смотрелся неплохо, потому что серебристый муаровый рисунок на плотной темно-серой ткани очень ему шёл.
Как ни странно, Бах, который уже имел опыт ношения местных аристократических нарядов, разворчался.
- Удобнее замшевого дорожного костюма, в котором я путешествовал последние недели, ничего нет, - заявил он. – Уж лучше бы дали смокинг с бабочкой, чем эти попугайские тряпки.
Волк и Сильвер переглянулись и расхохотались. Бах усмехнулся:
- Что, представили меня в смокинге? А, между прочим, в нём я бы выглядел лучше. Вы ещё Карла Иваныча в таком виде не встречали. Рядом с ним голливудские звёзды отдыхают.
- А ты его где в смокинге видел? – удивился Сильвер.
- На юбилее свадьбы родителей. Они в крутом ресторане это дело затеяли, а знакомые у них – сплошная интеллигенция, вот дядя и изобразил респектабельность.
- Ну, и как? – поинтересовался Волк.
- Хе, как вы думаете, почему он мне псевдоним Казановы предложил? Это в студенческие годы его партийная кличка была.
- А в какой он партии состоял? – удивился Сильвер.
- В партии убеждённых холостяков. На вечеринке в него все девицы втрескались, ходили за ним вереницей.
- А к концу вечеринки обиженные их невниманием джентльмены стали записываться в очередь, чтобы помять этот смокинг прямо на мне, - объяснил за Баха барон, входя в комнату.
- Была дуэль? – спросил Сильвер.
- Боже упаси. Мы решили всё по-джентльменски: я предложил дать сатисфакцию всем сразу или по очереди, если они позволят мне снять смокинг. Они обрадовались, но потом сразу огорчились, потому что слишком поздно узнали, что я владею приёмами айкидо. Когда им порядком поднадоело падать и кувыркаться, один в сердцах сказал: «Да ну его, пацаны! Если мужик не бьёт по морде, когда дерётся, значит, импотент! Чо мы из-за него париться будем?»
- Что, правда так было? – с усмешкой спросил Волк у Баха.
- Не забывайте, что общаетесь с бароном Мюнхгаузеном, - ответил Бах, подмигнув дяде. – Он сочиняет на ходу. На самом деле среди тех ботаников сыскался только один борзый крендель. Сначала пытался задавить Иваныча интеллектом, а когда выяснилось, что его Ай-Кью равен кубическому корню из дядиного, он стал брызгать матерной слюной на лацкан смокинга. В итоге кренделю пришлось дать по хрюнделю…
- Не забывайте, друзья мои, что общаетесь с племянником барона Мюнхгаузена, - напомнил Карл Иванович. – Он не краснеет, когда врёт.
- Наоборот, я не вру, когда краснею, - возразил Бах.
- А краснеешь ты только в бане, - заметил Волк.
- Опять разыгрываете? – покачал головой Сильвер, и все засмеялись.
- Кстати, как я вам? – спросил барон, подбоченившись.
Одет он был щёгольски: расшитый золотой нитью вишнёвый костюм и сорочка с затейливой кружевной отделкой ворота и манжет, бальные туфли из тёмно-коричневой замши и с позолоченными пряжками, инкрустированными самоцветами.
- Главное, чтобы костюмчик сидел, - покачал головой Бах и показал большой палец.
- Любимый цвет графини Ла Бар, - заметил Сильвер. – Предполагаете произвести на мою матушку впечатление?
- Полагаю, ей приятно будет видеть рядом кавалера, который внимателен к её предпочтениям. Ну, а если без протокола… конечно, хочу! Она потрясающая женщина. Надеюсь, что я хоть немного заслуживаю её внимания.
- Мало кто отважился бы рвануть за дамой сердца в Пигландию, - серьёзно сказал Сильвер. – Сам там был, так что всей душой за то, чтобы вы стали частью нашей семьи.
Барон церемонно поклонился молодому графу, а он столь же церемонно ответил ему. 
- Кстати, господа путешественники во времени, - напомнил барон. – Когда вы планируете произнести заветное слово?
Парни переглянулись. Сильвер ответил:
- Эту процедуру мы ещё не обсуждали. Собственно, мы ещё ни разу не собирались тесным кружком. Думаю, лучше провернуть всё без свидетелей.
- Тут ещё вот в чём дело, - рассудил Бах. – Мы вжились в образ и нам не всё равно, что будет с нами «тутошними» после ухода нас «тамошних».
- Переживаете за будущее носителей? – понимающе покачал головой барон. – Теоретически им ничего не угрожает.
- Как сказать, - усомнился Волк. – Я вернул человеческую сущность Вольфгангу Кюри, но мне не известно, сможет ли он полноценно жить, когда я вернусь обратно.
- Думаешь, есть риск деградации личности? – спросил Сильвер.
- Я бы предпочёл не наносить душевную травму Синди. Если с Вольфгангом что-то пойдёт не так, ей будет плохо. Девочка серьёзно влюблена.
- А мой персонаж совсем исчезнет, - мрачно сказал Бах. – Даже не представляю, что будет с Лили после этого.
- Слушай… в самом деле, - озадаченно нахмурился Сильвер. – А как же быть? Сестрёнка – натура впечатлительная и романтическая. Она с ума сойдёт!
- Как быть? – Бах закусил нижнюю губу, а потом решительно ответил, – Придётся остаться и разыскать моего здешнего тёзку. Говорят, он пропал где-то за морем вместе с родителями.
- У-у… - схватился за голову Сильвер. – Это ж сколько его искать придётся?!
- Сколько бы не пришлось, я его найду, - заявил Бах.
- А барон Мюнхгаузен поможет, - поддержал его дядя.
- Ну, а мы что, в стороне останемся? – спросил Волк. – Как считаешь, Димыч?
- Сильвестр Ла Бар к вашим услугам. Кстати, а почему бы ни попробовать провести разведку по второй формуле?
- Вселиться в двойника? – оживился Бах. – Но придётся вернуться.
- Ну, и ладно, - пожал плечами Сильвер. - Вернёшься, нырнёшь сюда с подселением, разузнаешь, где местный оригинал, а там уже видно будет.
- А я-то хотел Зерцало подальше спрятать…- вздохнул Карл Иванович.
- Да мы и спрячем, когда поможем моему тёзке! - горячо пообещал Бах. – Уберём его от греха подальше и заживём обычной жизнью.
- Именно так я и сделаю, - кивнул Карл Иванович. – В конце концов, Зерцало не лифт какой-нибудь, чтобы с его помощью кататься по оси времени туда-сюда. Но вернёмся к нашему вопросу. Думаю, отбытие наших альтер-эго лучше всего назначить на окончание бала. Нам потребуется тихое уединённое место, где можно пройти процедуру возврата, не привлекая внимания. Там должны присутствовать все до единого. Кто произносил стартовое заклинание?
Бах ткнул себя в широкую мощную грудь двумя пальцами. Барон хмыкнул:
- И ты ещё хотел остаться? Возвратное заклинание подействует и на них, и на тебя одновременно, хоть и стартовали вы порознь. Что ж, значит, приглядывать за остающимися придётся старому дядюшке Карлу.
- Погоди-ка…- засомневался Бах. – Тебе надо смотаться туда первому и зажечь свечи, которые мы погасили. А то опять какая-нибудь накладка произойдёт.
- Хм, в самом деле… Я об этом не подумал. Отлично, так и сделаем. Ну, мне-то для обратного кувырка особо таиться не нужно. Выйду в сад, на скамеечку, скажу нужное слово – и освобожу тебе портал.
- И сразу чайник включай, - подсказал Бах. – После этого дела страшно пить хочется.


                *   *   *

Единственным балом, на котором довелось побывать Волку, был школьный выпускной вечер. Впрочем, с балом это сборище не имело ничего общего. Плохо отрепетированные выступления выпускников из нескольких школ были весьма слабым намёком на вальс, а сонмище вчерашних школьниц с маниакальным стремлением выставить напоказ дорогущие платья, купленные на последние родительские гроши, больше напоминало массовку к фильму о конкурсе «Мисс Бесполезная покупка».
В королевском дворце готовилось нечто иное. Предстоящее действо даже на расстоянии будило ожидание чего-то необыкновенного: в закрытое крыло из других секций дворца проникла смесь ароматов ванили, шоколада, имбиря и корицы, сквозь щелки в шторах, которые граф Юнг строго-настрого запретил раздвигать, можно было рассмотреть, как парадный подъезд и балконы обрастают гроздьями воздушных шаров и огромными букетами цветов. Вскоре в парке заиграл оркестр, и настроение от этого поднялось ещё больше.
В назначенный час двери в закрытое крыло распахнулись, и в проход бравым маршем протопали гвардейцы с палашами наголо. Они развернулись и замерли по стойке смирно, создав живой коридор, через который своей знаменитой бесшумной походкой вплыл торжественно-мрачный граф Юнг.
- Ваше Высочество, дамы и господа, Его Величество ожидает вас. Позвольте моим гвардейцам проводить вас до королевских покоев.
- Отчего не сразу в Мраморный зал? – удивилась королева. – Неужели ещё не всё готово для торжества?
- В зале собрался весь двор, Ваше Высочество. Людей так много, что заняты все проходы, кроме того, который ведёт в королевские покои. Он самый безопасный.
- Думаете, что лучше избежать лишнего риска? – спросила Её Величество.
- Я не успокоюсь, пока мне не сообщат, что шпионка под замком, - ответил граф. – Пока от моих людей нет никаких известий. Я жду их в ближайшие два часа, но, даже зная об аресте Белладонны Бриттенгем, предпочту быть настороже. У злодейки могут быть сообщники.
- Что ж, я убеждена, что вы знаете своё дело и разоблачите любой недобрый умысел.
Граф Юнг и два десятка гвардейцев сопроводили королеву и принцессу со свитой в святая святых дворца – королевские покои. Его Величество король Бенедикт, мужественный и величавый, встретил их в просторной гостиной. Кроме цепи с гербом на нём появилась лишь скромная золотая корона с крупным изумрудом в обрамлении мелких рубинов. Она отлично дополняла костюм цвета поля королевского флага.
 - Как мы и ожидали, уже вчера слухи о неожиданном прибытии Её Высочества с морской прогулки просочились в город, а сегодня эту тему широко обсуждали во дворце, - сообщил король. – Видимо, это и напугало заговорщицу. Граф, есть какие-нибудь известия с восточного побережья?
- Из Бриттенгема – нет, но сыщики в порту расспросили вернувшегося лодочника. Он сообщил, что его наниматели сошли на берег в Рыбацком.
- Из тех, кого мы подозреваем в причастности, кто-то присутствует на балу?
- Виконт Талинский три дня назад отправился с инспекцией на серебряные копи. Барон Мелутти со вчерашнего дня почти всё время находится в порту. Появление «Бегущего дикаря» на рейде сильно его напугало. Мне доложили, что он сразу же отправил голубя с донесением, а полетел почтарь на север, в морскую крепость «Сцилла», где сейчас расположился с эскадрой маркиз Аркаден. Думаю, на балу он уже не появится.
- Где сейчас аббат Сальтус?
- Ведёт службу в храме. Сейчас пост, и он истово призывает прихожан к иссушению плоти во имя торжества духа над мирскими соблазнами.
- Успешно?
- Из дворян его увещевания пришлись по сердцу только трём престарелым вдовам. Остальные предпочли прийти на бал.
- Не будем искушать святош, не дадим им повода клеймить королевский двор, как вертеп. Я распорядился, чтобы сегодня на балу подавали только сладкие напитки и фруктовое мороженое. Вина, коль захочется, напьются после.
- Это очень мудро, Ваше Величество, - улыбнулась королева.
Из соседнего помещения донёсся радостный лай: далматинка Доро почувствовала появление своей хозяйки аж на женской половине покоев и примчалась доказывать свою любовь и преданность.
- Ах, ты моя прелесть! – обняла собаку принцесса Диана, подставляя щёку под жаркий язык. – Как я рада тебя видеть!..
- Нам пора, - сказал король Бенедикт, подавая руку королеве.
Гвардейцы снова создали живой коридор, и все последовали вслед за четой монархов к бальному залу. У огромных дверей их дожидался церемонимейстер. Юнг махнул ему рукой, тот выскочил в зал и громко объявил:
- Его Величество король Новой Европы Бенедикт Геральд Джиордин, Их Высочества королева Альбина Лионесса и принцесса Диана Аурелия!
Заиграл торжественный гимн, и под его звуки монархи прошествовали к небольшому возвышению, на котором стояли три кресла с высокими спинками. Далматинка Доро вальяжно развалилась у ног принцессы и снисходительно оглядела толпу разряженных дворян. В отличие от Волка она уже бывала на балах и знала, как себя вести.
Граф Юнг остановился в шаге от церемонимейстера и стал подсказывать ему, кого под каким титулом величать. Как только отгремели последние аккорды гимна, церемонимейстер объявил:
- Фрейлина Её Высочества графиня Литиция Ла Бар с детьми и племянницей!
Графиня сделала знак Сильвестру, Лили и Синди следовать за ней. Они встали позади кресла королевы, попав вместе с Её Высочеством под десятки любопытных взглядов.
- Сын графа Фредерика Кюри Вольфганг! – неожиданно объявил церемонимейстер, и по залу прокатился удивлённый вздох. Волк едва не растерялся, но тут же взял себя в руки и вспомнил наставления опытного в таких делах Сильвестра Ла Бара.
«Спокойно, Вовка. Плечи расправлены, шея прямая, голова гордо приподнята, походка ровная. С достоинством выходишь, поворачиваешь к трону и занимаешь место сбоку, сразу за креслом принцессы». Стараясь не обращать внимания на сгорающую от любопытства публику, Волк прошествовал на ватных ногах на положенное ему по рангу место. Оно оказалось в четырёх шагах от Сильвера, и тот показал ему большой палец, мол, всё нормально.
- Барон Карл Иоганн Мюнхгаузен с племянником! – разнеслось по всему залу, и через десять секунд Волк почувствовал себя лучше, вновь оказавшись в компании Карла Ивановича и Баха.
- Ничего себе, тусовочка, - кивнул Бах на окружавшую их обстановку и дворян.
- Здесь уютнее, чем во дворце Хогуса Хрю, - ответил Волк, и Бах весело оскалился.
Тем временем церемонимейстер переключил своё внимание на праздничную программу. Оркестр заиграл что-то расслабляющее-прозрачное, заполняя огромный мраморный зал приятной фоновой музыкой, не мешающей разговаривать и угощаться. Что касается угощений, то их было приготовлено с запасом: лакеи выкатили из специальных ниш заранее подготовленные столы с напитками и десертом, и дворяне загомонили, предвкушая удовольствие.
- Богатые тоже плачут, - заметил Бах, склонившись к Волку.
- Ты о чём?
- Я о том, что на халяву эта братия вылакает цистерну дюшеса, а через часок начнёт скулить и расползаться по близлежащим уборным. Напрасный перевод средств налогоплательщиков.
- Так всегда было, - пожал плечами Волк. – Корпоративы – удобная штука. Раскрепощаешь подчинённых и наблюдаешь, кто из них какую дурость сморозит. Глядишь, кто-нибудь проболтается про свои интриги.
- Точно, - согласился Бах. – Вот только на феодальной тусовке всегда есть опасность, что заговорщик вместо пустого трёпа займётся терроризмом. Знаешь, мы тут с дядей договорились поглядывать по сторонам. Гвардия Юнга пусть делает своё дело, а мы тоже дремать не будем. Мало ли что…
- Это правильно, - кивнул Волк. – У меня что-то на душе неспокойно. Почему-то кажется, что ведьма сыщиков за нос водит. От такой твари всего можно ожидать. Ей ничего не стоит пробраться сюда под чужим обличием.
- Думаешь, попытается устроить пакость?
- Не исключено. Надо всё время быть рядом с троном.
- Это – без проблем. Всё равно местная дискотека не располагает к танцам.
- О чём шепчетесь? – спросил Сильвестр, шагнув к ним со своего места.
- О том, что тайная канцелярия может прохлопать злыдню, - объяснил Волк. – Они даже не представляют, с кем имеют дело. Если ей приспичит, она может такое придумать, чего никто не ожидает.
- Будем наблюдать, - заключил Сильвестр. – На гвардию Юнга надежды мало. Они приучены иметь дело с врагами явными, а про методы Братства Тёмных слыхом не слыхивали. Я со своей стороны пригляжу, а вы правый фланг держите.
Бал между тем набирал обороты. Церемонимейстр объявлял один танец за другим, придворные охотно менялись партнёрами и с удовольствием исполняли по-средневековому степенные танцы. В перерывах между партиями они флиртовали, обсуждали друг друга или энергично поглощали напитки и десерт. Зрелище было красочным и совсем не напоминало гламурные костюмированные фильмы по мотивам Дюма. Всё было настоящим, без фальши и декораций, начиная с мелких деталей одежды и заканчивая отделкой зала. Во всём вполне отчётливо просматривалась роскошь – признак безбедной жизни королевства на протяжении долгих лет.
Впрочем, Волк не позволил себе быть праздным зевакой. От того, что он чувствовал себя здесь не в своей тарелке, был чужим среди веселящихся аристократов, тревожное ощущение только усилилось. Где-то рядом мог быть враг, непредсказуемый, вероломный и очень хитрый. В каком обличии и в какой момент он может начать действовать? На кого направит свой удар?
Волк стал просчитывать возможные варианты, перебирая способы, которыми можно было бы достать кого-нибудь из королевской семьи. Атака с близкого расстояния исключалась. Регламент бала не предполагал тесного общения с кем-либо из знати, поэтому гвардейцы Юнга, если что, сразу насторожаться и восприпятствуют любой попытке приблизится к трону, кто бы это ни был. Что остаётся? Стрелковое оружие? Чтобы сделать верный выстрел из небольшого арбалета или пистолета, которые хоть как-то можно спрятать под одеждой, нужно быть хорошим стрелком. И быть готовым сразу умереть, потому что Юнг наверняка внедрил в эту гомонящую толпу своих людей, и они всё равно скрутят стрелка.
Волк с подозрением посмотрел на четырех дам, подошедших к графине Ла Бар. Они обменялись приветствиями, как старые и добрые знакомые, и он спросил у Сильвестра:
- Кто это?
- Как и моя матушка, они фрейлины Её Высочества – баронессы Мелутти и Боржевская, виконтессы Болеро и Маравенко.
- Им можно доверять?
- В таких делах, как говорит граф Юнг, никому нельзя доверять. Я пригляжу за ними.
Волк серьёзно кивнул и вернулся к наблюдению за окружающими. В своём родном времени он работал охранником в большом офисе, и его профессиональные навыки сейчас пришлись кстати.
- Чего такой мрачный? – спросил Бах.
- Никак не могу сообразить, какой неприятности ждать, - ответил Волк, не спуская глаз со слоняющихся в отдалении дам и кавалеров. – Нам замазали глаза показным бегством, создали видимость того, что мы на коне. Даже сейчас не просматривается ни одной вероятной опасности. Они всё сделали, чтобы усыпить нашу бдительность, но у меня волосы на загривке дыбом стоят!..
- Да, - кивнул Бах, тоже рыская глазами по толпе. - Всё не так просто в этом вопросе. Это в каратешных азиатских боевиках отмороженные ниндзя легко проникают через любую охрану, наносят верховному бонзе смертельный удар, а потом умудряются отмахаться от целой толпы телохранителей. В жизни так не бывает, если, конечно, у злодея нет снайперской винтовки. Но если это не стрелок и не мастер кинжала, то кто? Или что?..
Волк почувствовал, что у него рябит в глазах от пестрых и вычурных нарядов, от мерного кружения танцующих пар, от сотен свечей в канделябрах и люстрах. Он потёр веки, помассировал брови и перевёл взгляд на монархов. Стоя позади трона принцессы, он хорошо видел профили короля и королевы. В голову ему пришла мысль о том, что нужна неимоверная выдержка, чтобы так вот сидеть на виду у всех, ничего не делая и сохраняя горделивую королевскую осанку. А ведь они сейчас, наверно, тоже терзаются вопросом - откуда ждать удара? Или нет?
Волк присмотрелся к королевской чете внимательнее. Его Величество выглядел довольным, с отстранённой полуулыбкой наблюдая за танцующими. Королева же не производила впечатления удовлетворённой обществом супруга. Им бы после пережитых событий подбадривать друг друга, ласковые слова говорить, ну, хотя бы улыбками обмениваться. Каков бы ни был этикет, определяющий поведение монархов в публичных местах, сегодня был особый случай. Однако… откуда тень раздражения и недовольства на светлом челе королевы, не раз за минувшие сутки заряжавшей всех здравым оптимизмом и бодрыми речами?
Волк напряг все чувства, в том числе и те, которые были подавлены в нём во время метаморфозы. В человеческом языке он так и не нашёл для них соответствующего названия, тем не менее, они работали, пока он был в шкуре Лесного Кота, и лишь несовершенная человеческая морфология частично притупила их. Наверно, это можно было обобщить термином «звериное чутьё» - способность улавливать опасность и определять её источник, своеобразный язык природы, который без труда понимают все дикие животные, независимо, хищники они или безобидные зверюшки.
Что-то недоброе зрело в королеве… Он оценил прищур глаз, мимику, положение рук и наклон спины, и тут до него дошло, что её гложет ревность. Королева пристально следила за тем, как супруг неотрывно наблюдает с рассеянной улыбкой за молодыми аристократками, изящно танцующими менуэт, и рука её напряжённо сжимала точёный подлокотник кресла-трона. Король Бенедикт лишь иногда поворачивался к супруге, чтобы любезно ей улыбнуться. Она при этом моментально менялась в лице, натягивала в ответ губы, но как только король поворачивался к танцующим, улыбка слетала, открывая застывшую гримасу обиды и недоверия. Королева пыталась определить, кто интересует короля больше других, ловила направление его взгляда, и в её глазах всё чаще мелькало отчаяние.
Волк сначала не поверил своим глазам. Ведь буквально полчаса назад они тепло улыбались друг другу, держались за руки, и вдруг… Он потоптался, попробовал поменять угол зрения, но вскоре понял, что глаза его не подвели. И чутьё хищника тоже: какое-то непонятное колыхание чувствовалось в воздухе. Едва ощутимый тревожный пульс набирал силу и начинал давить со всех сторон, пробуждая где-то в глубинах сознания первобытный страх перед неизвестной угрозой.
Волк прислушался к музыке, к гуляющему между мраморных стен и колонн эху, и понял, что оркестр к этой вибрации отношения не имеет. Тогда он присмотрелся к дворянам, вьющимся слева, у стоявшего неподалёку столика с угощениями. Его внимание привлекла фигура в мешковатом светло-коричневом платье, без всякой меры отделанном кружевами. Все вокруг угощались десертом, наливали себе сладкие напитки, а дама знай себе помахивала веером, не обращая внимания на соблазнительные яства. Из-за мельтешащих лакомок трудно было разглядеть её лицо, тем более, что к шляпке была пристёгнута короткая шёлковая вуаль. Зато причёска выдавала её принадлежность к стану блондинок. Впрочем, Волк не был склонен к поспешным суждениям, потому что понимал, как легко поменять цвет волос. К тому же, волна вибрации накатывала именно с той стороны.
- Ты чего? – спросил Сильвестр, обратив внимание на то, как напряжённо Волк всматривается в толпу. – Что-то заметил?
- Следи вон за тем столиком, - предупредил Волк. – Там что-то нечисто…
- Что именно?
- Пока не знаю, но глаз с него не спускай.
Волк оглянулся назад. Вдоль стены, в десяти шагах от него, с двухметровым интервалом выстроился ряд гвардейцев. Палаши они спрятали, застыв по стойке смирно, однако глазами работали на совесть, внимательно поглядывая по сторонам. Граф Юнг маячил то справа, то слева от трона, время от времени обмениваясь парой слов с молодыми дворянами. Невозможно было угадать, были это случайные, ничего не значащие встречи или же обсуждались какие-то дела, но по виду самого Юнга не трудно было понять, что он настороже.
Его Величество сделал знак церемонимейстеру, и оркестр, доиграв очередную мелодию, смолк. Король поднялся с трона и сильным, хорошо поставленным голосом обратился ко двору:
- Высокородные дамы и господа! Сегодня у нас есть повод для праздника. Как вам известно, Их Высочества королева Альбина и принцесса Диана значительное время отсутствовали в столице. Они отправились в небольшое путешествие, чтобы отдохнуть от будничной суеты, набраться новых впечатлений и отдохнуть на природе. К сожалению, я не смог отправиться с ними в эту приятную поездку – слишком много дел.
Он повернулся к королеве и сказал:
- Я очень скучал, Ваше Высочество. Мне было грустно без Вас одинокими вечерами, моя королева. Этот бал я устроил в честь Вашего возвращения, чтобы доказать мою привязанность к Вам. А в память об этом празднике я хочу подарить Вам…
Неожиданно волна ненависти и страха захлестнула Волка. Она была такой обжигающей, что ему захотелось заорать, что есть силы. И он так и сделал бы, не услышь он беспокойное поскуливание далматинки Доро. Его взгляд упал на лицо королевы. Она сидела, глядя на короля, но слов, обращённых к ней, словно не слышала. На её лице застыло мучение, губы были плотно сжаты, а глаза потемнели от едва сдерживаемого гнева. Её правая рука скрылась под складками пышного платья, но вовсе не потому, что ей не хотелось принимать в подарок драгоценный перстень, который Его Величество торжественно протягивал ей в бархатном футляре. Там, под парчой, она сжимала что-то… что-то опасное и, возможно, смертоносное. Волк, превозмогая удушающую волну злобы и отвращения, полез в карман, и сделал это очень вовремя.
Между бровей королевы пролегла складка, лицо потемнело. Она начала вставать на ноги, поворачиваясь к королю… Как во сне, медленном и тягучем, Волк вытянул из кармашка своего камзола серебряный колокольчик Горного Короля. Молоточек, послушный движению деревенеющих рук Волка, качнулся между изогнутой трубочкой, и пространство Мраморного зала пронзил божественно чистый звон.
Волна чёрной магии рассеялась в доли секунды. Королева так и не начала роковое движение, которое могло всё погубить. Она вздрогнула всем телом, словно её пронзила боль, и лишилась чувств. Король едва успел подхватить её на руки.
Зал ахнул. Никто так ничего и не понял, кроме того, что у Её Высочества случился обморок. Король Бенедикт в растерянности посмотрел на фрейлин. Графиня Ла Бар первая из них бросилась на помощь, к ней присоединились и остальные. Они приняли королеву из рук Его Величества и понесли к дверям, ведущим в королевские покои.
- Ты чего раззвонился? – тряхнул Волка за плечо Бах.
Волк, провожавший взглядом фрейлин и бесчувственную королеву, только сейчас понял, что продолжает покачивать колокольчик. Принцесса Диана, перегнувшись через подлокотник кресла, испуганно спросила:
- Что, ведьма здесь?
Сильвестр прищурился и сказал Волку:
- Не прекращай звонить. Пусть хоть потолок рушится!
Он повернулся к сестре и кузине, сообщив им:
- Белладонна здесь, где-то рядом. Мы должны схватить её, пока звонит колокольчик.
Вместе они стали с двух сторон обходить толпу дворян, замершую возле столика, слева от тронного возвышения.
- А почему звонит колокольчик? – поинтересовался король, заглядывая за спинку своего трона.
- Не беспокойтесь, Ваше Величество, - сказал барон Мюнхгаузен, вставая рядом с Волком. Бах немедленно прикрыл его с другой стороны.
- Что здесь происходит? – спросил граф Юнг, объявляясь возле Волка.
- Сейчас мы это узнаем, - ответил он. – Пойдёмте к тому столику. И возьмите пару гвардейцев. Ваше Величество, без Вашей помощи нам не обойтись. Прошу Вас, займите внимание придворных.
Монарх коротко кивнул. Волк, позванивая, двинулся следом за Сильвестром, Лили и Синди, которые уже протиснулись к столику.
- Господа! – громко сказал король Бенедикт, и взгляды встревожено гомонящей знати устремились на него. – Пожалуйста, не беспокойтесь! Её Высочество переутомилась, и как только почувствует себя лучше, присоединится к нам! Прошу вас, веселитесь, угощайтесь! Господин Леониди, пожалуйста!
Церемонимейстер встрепенулся и дал знак оркестру. Живо заиграли скрипки, вступили флейты, и Волк тихо выругался. Музыка приглушила звук колокольчика, и он забеспокоился, не помешает ли это удерживать ведьму. Аристократы, столпившиеся у стола, недоумённо замерли с пирожными и бокалами в руках. Они глядели на приближающегося графа Кюри, которого никто из них никогда в глаза не видел, и в их взглядах не было дружелюбия. Ещё бы, какой-то выскочка впервые попал на бал, да ещё странно чудит! Однако игнорировать идущего рядом с ним графа Юнга у них духу не хватило, и они расступились в стороны.
- Что-то я не узнаю вот эту даму, - сказал позади Волка граф Юнг. – Издали мне казалось, что это баронесса Гуревич, но теперь я вижу, что ошибался.
Тем временем Сильвестр подошёл к незнакомке вплотную. Она делала вид, что не знает его, стояла вполоборота, прикрывая лицо веером. Но он не растерялся и сказал:
- Простите, что не нашёл времени и не навестил вас. Как поживает наша названная сестрица Изабелла?
Отворачиваясь от Сильвестра, дама неизбежно столкнулась лицом к лицу с Лили и Синди. Девушки остановились перед ней, держась за руки.
- Решили поиграть в маскарад, тётенька? – с издёвкой спросила Лили.
Волк приблизился к даме, держа перед собой колокольчик. Она резко щёлкнула веером и в бессильной злобе сжала кулаки. Граф Юнг встал рядом с Волком и спросил:
- Кто вы, мадам? Вы проникли на бал обманом?
- Я буду говорить, когда он перестанет брякать этой поганой безделушкой! - злобно прошипела дама.
- Он этого не сделает, - усмехнулся командующий гвардией. – Извольте показать своё лицо, мадам. Сделайте это сами, иначе мои молодцы вам помогут.
Дама нервным движением сорвала с готовы шляпку с вуалью, и все увидели, что перед ними госпожа Белладонна Бриттенгем в парике золотистой блондинки. Граф Юнг удовлетворённо кивнул:
- Так-то лучше. Вы попались, мадам. Бессмысленно отпираться.
- Вам есть, в чём обвинить меня? – нагло скривила пухлые губы Белладонна.
- Многие из ваших злодеяний трудно доказать, но связь с врагами королевства подтвердят свидетели, которых ваши подручные не смогли уничтожить.
- Уничтожить?! – затряслась от злорадного смеха Белладонна. – Да это же самое простое, что я могла сотворить с ними! На убийство много ума не надо! Знайте, вы все, жалкие дураки, что я могу без труда стереть это место в порошок, стоит мне захотеть!
- Откуда в вас такая тяга к красиво закрученным интригам? – спросил граф Юнг. – Мне казалось, вы практичная женщина, умеющая управляться с делами без изысков и с выгодой для себя.
- Да что вы обо мне знаете? – презрительно скривилась Белладонна. – Думаете, можете понять такую как я? Думаете, нахапали себе титулов, а все остальные – так, простаки, мещане? Да у вас у всех вместе взятых даже фантазии не хватит, чтобы представить, на что я способна! Я же просто играю вами, недотёпы!.. Да хватит трясти этой проклятой погремушкой!
Граф Юнг с любопытством поглядел на колокольчик, потом спросил у Волка:
- Если я правильно понимаю, бубенчик дурно на неё влияет?
- Он не даёт ей пустить в ход магию, - ответил Волк.
- Магию? То есть, как только он перестанет издавать звуки, она снова станет опасна?
Белладонна скрипуче рассмеялась:
- Если сейчас я неопасна, то почему вы боитесь подойти ближе?
- Придётся связать негодяйку, а в рот засунуть кляп, - брезгливо сказал Юнг. – В колдовстве я не разбираюсь, но думаю, что в наморднике и со связанными руками колдовать ей будет невозможно.
Он сделал знак гвардейцам. Рослые крепкие мужчины шагнули к Белладонне. У них были спокойные лица отлично знающих свою работу людей. У одного в руках появился широкий гибкий ремень с множеством отверстий: таким можно легко спутать хоть руки, хоть ноги. Второй достал кляп – деревянную пробку с ремешками. Волк хотел их предостеречь, но не успел. Впрочем, могли бы и сами догадаться, что припёртая к стенке стерва может быть опасна безо всякого колдовства.
Первый гвардеец взял Белладонну за правое запястье, собираясь завести руку за спину, а второй приготовился ему помогать. Внезапно ведьма сделала выпад сложенным веером, и из рассечённой щеки первого обильно брызнула кровь. От боли он отпрянул, отпустив её правую руку, и Белладонна с неожиданной прытью бросилась на второго. Гвардеец от неожиданности растерялся и не успел сгрести буйную преступницу в охапку. Она ухватила его за ремень и словно тряпичную куклу крутанула вокруг себя. По весу она не уступала самому изящному сумоисту, и беднягу-гвардейца понесло, словно он слетел с обезумевшей лошади. Падая, он врезался в графа Юнга и крепко толкнул Волка.
Никто ничего не успел предпринять. Остановить ведьму можно было только выстрелом в упор, но ни у кого в зале, даже, наверно, у графа Юнга, не было с собой пистолета. Это пришло в голову Волку, когда он, потеряв равновесие, повалился на твёрдый розовый мрамор. Колокольчик вылетел из его руки, описав пологую дугу, врезался в расшитую гербами скатерть столика и, ударившись о пол, издал обиженный серебристый плач.
В глазах ещё прыгали звёзды от жёсткого удара о мраморные плиты, а вокруг уже раздались испуганные крики, а со стороны тронного возвышения предупреждающе залаяла Доро. Волк посмотрел на Белладонну снизу вверх и понял, что их дурацкая самонадеянность довела до беды. И без того не красавица, ведьма стала по-настоящему страшна: она раздулась, напряглась, словно готовилась взорваться, и вокруг неё стал сгущаться мрак. Всех, кто стоял поблизости, ударила болью волна низкого звука. Сильвестр повалился с ног и скорчился у стены, Лили и Синди откатились к столу с угощениями. К ведьме бросились несколько дворян из числа тех, с кем разговаривал Юнг, но их отважная попытка была подобна нападению кузнечиков на вентилятор: мощный толчок плотного воздуха разбросал их в стороны.
Казалось, всё сущее затряслось от концентрации зла и сейчас развалится, расползётся, как гнилой овощ. Ведьма начала произносить заклинание, и Волк почему-то подумал: «В этот раз снова в Лесного Кота или во что похуже?»
- Ну, хватит баловаться! – вроде бы негромко сказал кто-то знакомый слева от Волка, но голос его громом прокатился по Мраморному залу. – Устал я от тебя, подлая баба!
Горный Король! Он появился, потому что колокольчик ударил о мрамор, а ведь мрамор – это камень!
Из ведьмы словно выкачали воздух. Она поперхнулась, съёжилась и выпучила глаза на гномьего короля. Волк, морщась, рванулся с пола, но тело его не слушалось – удар магии словно высосал из него силы. Драгоценные секунды, которые нужно было использовать, чтобы схватить злодейку, безнадежно улетали…
- Схватите её! – приказал гремящий голос, и мимо Волка протопали тяжёлыми коваными сапогами четыре низеньких смуглокожих крепыша с секирами – охрана короля гномов. Ведьма не собиралась ждать, когда её сцапают. Она скорчила ехидную рожу, а потом стала стремительно изменяться, сжимаясь в знакомую Волку крылатую тварь.
Гномы тоже были не простофилями. Они бросились к ней с двух сторон, прижимая к стене, а свои секиры повернули плашмя, как лопаты. Полуворона-полунетопырь, лавируя между ними, рванула наутёк, но ей не позволили подняться над полом выше человеческого роста. С трудом увернувшись от широких лезвий секир, тварь метнулась мимо грозно нахмурившегося Горного Короля, целясь пролететь над столиком, где было больше свободного пространства для разгона…
В воздухе мелькнул серебряный разнос, на котором недавно высилась горка изящных фигурок из зефира. Блеснув рыжим отсветом тысячи свечей, он с треском свернул ведьме клюв, и она рухнула на стол, только уже не лёгкой птицей, а тяжкой раскормленной тушей Белладонны. Отмахиваясь от чёрных перьев, кружащихся над столом, Синди обошла её с другой стороны и встала рядом с приподнятым разносом на изготовку.
- Отличный удар, - похвалил её Горный Король.
- Ещё бы, всё-таки дважды призёр краевого турнира по теннису, - ответила Синди, не отводя взгляда от мачехи.
От маскировки ведьмы теперь ничего не осталось. Чёрный балахон с капюшоном, смоляные всклоченные патлы, расквашенный нос – такой увидели её окружающие. Кряхтя и ворочаясь, та начала приходить в себя, приподняла голову и злобно процедила:
- Ах ты, дрянь… У меня только нос зажил… Да я тебя!..
- Только попробуй тронут эту девушку, - предупредил Горный Король. – Я тебя в порошок сотру.
- А я помогу, - пробормотал Волк, приподнимаясь на локте.
Ведьма повернулась и сказала гному:
- Не лезь не в своё дело, коротышка… Проваливай в свою нору, там тебе и место!
- Теперь там и тебе место, - усмехнулся Горный Король. - Я ведь тебя предупреждал - больше мне не попадайся. А коль попалась – будешь до скончания века под моим присмотром.
- Ах ты!..
Ведьма начала было раздуваться, но тут Мария Люсинда изо всех сил треснула её по растрёпанной башке разносом. Горный Король засмеялся:
- Поделом дуре! Неужели ты собиралась применить против меня, прирождённого волшебника Земли, воздушную магию? Никак не можешь одуматься, и горько об этом пожалеешь.
Его телохранители рывком подняли Белладонну со стола, надёжно схватив её своими твёрдыми как камень ручищами. Горный Король провозгласил раскатистым голосом:
- Я забираю эту колдунью в самую глубокую пропасть Горной страны. Там она будет лишена силы открытой Воздушной стихии и больше никому не причинит вреда.
- Н-е-ет!!! – завопила ведьма, но гном хлопнул ладонью о ладонь, будто двумя булыжниками, и все увидели, как преступница и два её стража мгновенно исчезли.
- Думаю, это решит многие ваши проблемы, - сказал Горный Король, обводя взглядом людей. – Никакая тюрьма не смогла бы удержать ведьму, которая преступила Кодекс волшебства. Она готова была идти к своей цели по трупам.
- Позвольте поблагодарить вас, любезный незнакомец, - обратился к главному гному Его Величество король Бенедикт, подходя ближе. – Всё случилось неожиданно для нас, и, хоть вы и незваный гость, окажите нам честь и отпразднуйте с нами победу.
- Не такой уж я незваный, - ответил Горный Король. – Я был призван сюда серебрянным голосом Ищущих Во Тьме. Этот колокольчик сообщил мне о надвигающейся беде и перенёс меня сюда. Но теперь в нём нет нужды, и я его заберу. Живите счастливо.
Ещё один хлопок, и гномы исчезли под раскат грома.
- Чувствую, этот бал запомнят надолго, - задумчиво произнёс граф Юнг, держась за поясницу. Потом он посмотрел на побитых, растерянно переминающихся гвардейцев и сморщился, - Кругом марш! Привести себя в порядок!
К ним подошёл король Бенедикт. Внешне он был спокоен, двигался отработанной степенной походкой, приличествующей монарху, но глаза выдавали волнение.
- Граф, может быть, вы объясните, что произошло? Откуда у вас взялся этот колокольчик и почему он так подействовал на эту женщину?
- Ваше Величество, я готов ответить на любой Ваш вопрос, но сделать это лучше в спокойной обстановке, - ответил Волк. – К тому же, нужно убедиться, что с Её Высочеством всё в порядке.
- С королевой всё будет хорошо, о ней позаботиться лейб-медик, - уверенно сказал король. – Впрочем, пусть будет по-вашему. Глориус, проводите молодых людей в королевские покои и проследите, чтобы их никто не беспокоил. Мы с инфантой присоединимся к вам через несколько минут.
Волк с друзьями, барон и девушки в сопровождении графа Юнга покинули бал. Командующий гвардией, поставив двух молодцев у дверей, сразу же бросился к покоям королевы Альбины, чтобы разузнать о её самочувствии. Карл Мюнхгаузен увязался за ним.
В королевские покои донеслась мелодия кадрили – праздник, несмотря на невероятную сумятицу, возникшую в ходе стычки с ведьмой, продолжался.
- Смотрите-ка, а придворные быстро очухались, - заметил Бах. – Тусовка в разгаре.
- Ещё бы, - хмыкнул Сильвестр, - им теперь есть о чём посудачить. Сейчас те, кто недослышал да не доглядел, такого навыдумывают!
- Для них это обычное дело, - махнула веером Лили, устало падая на первый подвернувшийся диванчик.
Синди присела рядом с ней, на краешек. Волк подошёл к ней, опустился на одно колено и взял за руку. Только сейчас, сжав её пальцы, он понял, как сильно она взволнована. Девушку сотрясала дрожь, но со стороны это напряжение совсем не было заметно.
- Ты потрясающая, - сказал Волк. – Эта каракатица разбросала нас, здоровых мужиков, как кегли, да так, что мы встать не могли. Как же вышло, что нежная девушка оказалась на ногах раньше нас да ещё послала грымзу в нокаут?
- Я так долго терпела её, что любую гнусность переношу, как простуду, - мягко улыбнулась Синди.
- Как вообще такую швабру терпела? – удивился Бах. – Послала бы куда подальше.
- Такую пошлёшь, - пробурчал Сильвестр, усаживаясь на диванчик напротив. – Если бы не колокольчик, она бы нас размазала по залу, как паштет.
В покои вбежала Доро, а за ней появились король Бенедикт и принцесса. Все встали, как того требовал этикет, зато Доро, наоборот, уселась и принялась совершенно непочтительно чесать задней лапой за ухом.
Его Величество остановился посреди комнаты и обвёл взглядом присутствующих. Затем повернулся к Волку и спросил:
- Мы знакомы совсем мало, молодой человек, но вы уже несколько раз меня удивили. Одни утверждают, что вы были Лесным Котом, другие отправляют донесения о том, что вместе с капитаном Бриттенгемом на границе некий рекрут бьёт пигов так, что все завидуют. Теперь выясняется, что вы не только участник миссии по спасению Их Высочеств, но и гроза ведьм, знающийся с гномами. Сколько у вас ещё сюрпризов?
- Я лишь служу Вам по мере сил, - ответил Волк. – А сюрпризы – это всё из-за врагов. Они всё время напрашиваются на неприятности, вот и приходится отвечать. Пигам – фигой, а прочей дряни – пендюлями.
Король рассмеялся, за ним – все остальные. Волк остался серьёзен.
- Сначала, признаться, я думал, что ваш рассудок помутился, - сказал Его Величество. – И, боюсь, я был не одинственным, кто так подумал. Меня обескуражил внезапный обморок Её Высочества, и я, кажется, что-то пропустил. Как вы заметили злодейку среди моих придворных?
- Ваше Величество, она сама обнаружила себя, - ответил Волк. – Неужели Вы не почувствовали магический удар? Вы стояли совсем рядом с Её Высочеством, а ведь ведьма направила свою волшбу именно на неё.
- На королеву?! Так обморок случился из-за этого?
- Скорее, наоборот. Её Высочество находилась под влиянием колдуньи, и когда колокольчик зазвонил, заклятие отпустило королеву. Она лишилась чувств и не успела исполнить чёрный замысел Белладонны.
- Чёрный замысел?.. О чём это вы, Вольфганг?
Волк не успел объяснить, потому что вошли граф Юнг, графиня Ла Бар и барон Мюнхгаузен. Они были крайне смущены. Король не на шутку встревожился:
- Что? Что случилось?
- Королева ещё не пришла в себя, - сообщила графиня и посмотрела на Юнга.
- Лейб-медик барон Анироуш утверждает, что с ней всё в порядке, - успокоил тот. – Но в руке Её Высочества он обнаружил вот это.
Граф Юнг показал королю небольшой стилет, какие нередко держат при себе многие дамы. Узкое лезвие, ручка из слоновой кости, инкрустированная самоцветами и золотом – стилет больше походил на нож для прокалывания бумаги, чем на серьёзное оружие. Король приблизился и протянул руку.
- Будьте с ним осторожны, - предупредил барон. – Возможно, на лезвии яд.
Король удивлённо взглянул на него, затем достал из рукава платок и осторожно взял стилет из руки графа Юнга, по обыкновению облачённой в чёрную перчатку.
- Надо же, а ведь я сам привёз ей эту безделицу из Нового Амстердама, - пробормотал Его Величество. – Вольфганг, вы это имели в виду?
- Да, ведьма собиралась добиться цели чужими руками. Вся вина пала бы на Её Высочество, а королевство погрузилось бы в хаос.
- Какой изощрённый и зловредный ум нужно иметь, чтобы замыслить такое! - воскликнула со слезами на глазах принцесса Диана.
Доро тявкнула с поскуливанием, уловив настроение хозяйки.
Король Бенедикт вернул стилет мрачному Юнгу и сказал:
- Господа, я снова у вас в долгу. Вы предотвратили страшную беду и спасли трон Джиординов. Я буду помнить это до скончания моих дней. А теперь простите меня, я должен быть рядом с королевой. Граф, пойдёмте со мной.
Король и Юнг удалились. Барон кашлянул и многозначительно сказал:
- С вашего позволения, господа, мы с Джованни ненадолго вас покинем.
- Только не задерживайтесь надолго, Карл, - с затаённой мольбой попросила его Литиция Ла Бар.
Барон улыбнулся ей и кивнул. Они с Бахом вышли, а остальные переглянулись друг с другом. Они понимали, что минута, когда им нужно будет расставить всё по своим местам, неотвратимо приближается, поэтому всех охватило волнение. Лили потеряно смотрела на двери, ведущие на просторный балкон, куда только что вышел её суженый.
- У меня такое впечатление, что с этого вечера наша жизнь потечёт совершенно по-другому, - сказала принцесса Диана, подходя к Сильвестру.
- Как? – спросил он её.
- Так, как мы захотим, - ответила Диана.
- Так не бывает, - печально улыбнулся Сильвестр. – Но кое-что изменить в нашей жизни нам удалось.
- Что же? – спросила инфанта.
- Нас самих.
Волк снова взял Синди за руку, и она подошла так близко, как позволял корсет её платья. Девушка горячо прошептала:
- Я боюсь… Вдруг ты снова исчезнешь из моей жизни…
- Теперь уже не могу, - улыбнулся ободряюще Волк. – Ведь если исчезну я из твоей жизни, то и ты из моей – тоже, а этого я не допущу. Мы связаны навеки, и ни расстояние, ни время…
С балкона вернулись барон и Бах. Первый выглядел немного возбуждённым, у второго же был озадаченный вид.
- А вот и мы! – вполне жизнерадостно сообщил барон, потирая шею, словно она затекла. – Я же обещал, что мы ненадолго.
Все посмотрели на него с любопытством: барон ли это Мюнхгаузен собственной персоной или же Карл Иоганыч Мюнхгаузен-Казанцев.
- Вас не было всего пару минут, а я уже соскучилась, - призналась графиня.
- О, милостивые мои государи и государыни! – бодро сказал барон, растирая ладони. – Время – это, знаете ли, категория относительная. Как говорил Альберт Эйнштейн… а, впрочем, коллайдер с ним, с Альбертом! Молодёжь, а ну, живо на воздух! Там сейчас фейерверк начнётся! Только сразу устраивайтесь поудобнее, а то от этого шоу, говорорят, ноги подгибаются. Там есть плетёные кресла, так вы в них кружком и усаживайтесь. Джованни, проследи, чтобы всё было, как надо. Э-э…Ваша светлость… Пока молодёжь возится с креслами и усаживается, я должен сказать вам…
Волк и Синди, Бах и Лили, Сильвестр и Диана уже не слышали его. Они окунулись в вечерние сумерки, полные журчания сверчков и отзвуков степенных дворцовых танцев.
- Дядя уже сделал кувырок и вернулся, - констатировал Бах.
- А как же портал? – спросил Сильвестр. – Он его снова занял?
- Нет, портал свободен, - успокоил его Бах. – Открою вам секрет: дядя дождался нашего возвращения, чтобы убедиться, что всё в порядке, а уже после этого снова нырнул в барона. По местному времени он отсутствовал буквально минуту, а там, у нас прошло два часа.
- Никогда не привыкну к этим фокусам со временем, - пробормотала Диана.
- Так что, барон… ой, дядя убедился, что всё нормально? – спросила Лили.
- Да, и вы сейчас это сами проверите.
- А который там час? – спросил Сильвестр. – Долго мы… отсутствовали?
- Там поздняя ночь. Прошло около двух часов.
- Представляю, как всё затекло, - вздохнула Лили.
- Давайте рассаживаться, - предложил Волк. – Пока нам никто не помешал.
Они сдвинули кресла так, чтобы можно было держаться за руки, расселись. Диана призналась:
- Знаете, а мне будет не хватать всего этого.
- Да, здесь здорово, - согласилась Лили.
- Здорово, потому что мы вместе, - заметил Бах.
- Так, может быть, сделаем это ещё раз? – спросила Мария Люсинда.
Над парком в этот момент раздались хлопки, и в небо взвились первые огненные цветки фейерверка. Бах широко улыбнулся и сказал:
- Договорились. Возвращаемся сюда к концу салюта. Зиккурат!
Последнее, что запомнил Волк, было сияющее отражение фейерверка в широко открытых глазах Синди…


                *   *   *

Переход был похож на обморок. Сознание отключилось, а потом чувства стали возвращаться одно за другим: сначала слух, потом осязание, затем зрение – и вот уже мельтешение рассеялось. Волк вернулся в свою реальность, и ощущения родного тела разом набросились на него - тело мстило за долгое неподвижное сидение в одной позе.
- Ох…- закряхтел сбоку Сильвер, разгибая спину.
- Ой-ой-ой! – запищала жалобно Лиля, хватая себя за икры.
- Разминайте, разминайте их, - захлопотал вокруг них Карл Иванович.
- Кому помочь разогнуться? – бодрым голосом спросил Бах, одетый в бальный костюм по последней моде королевского двора Новой Венеции.
- Ну, и видок у тебя…- проговорил Волк, морщась от боли в затёкших ногах.
- Ага, в таком прикиде только в театре выступать, - согласился Бах.
Волк посмотрел на Машу. Она закусила губы и медленными движениями пыталась поменять позу на более удобную. Он хотел встать и помочь ей, но понял, что сможет сделать это не раньше, чем через пять минут.
- Ничего себе… - проговорила потрясённо Дина, глядя на зелёные цифры электронного будильника. – Четвёртый час ночи!
- Чудеса! – удивилась Маша. - Мы прожили там два месяца, а здесь прошло чуть больше трёх часов!
- А ведь не должно было, - задумчиво проговорил Сильвер. – Раньше мы всегда возвращались через секунду после старта.
- Когда соблюдали правила, - заметил Карл Иванович. – А в этот раз всё перепуталось. Скажите спасибо, что хоть до беды не дошло. Это вам не шутки.
- Ванечка…- протянула руку Лиля.
Бах поднял её на руки легко, словно ребёнка. Девушка обхватила его плечи и удивлённо сказала:
- Кажется, ты стал ещё сильнее.
- Ага, - довольно кивнул Бах. – А ещё научился фехтовать, скакать в седле и вести себя в приличном обществе.
Волк, хрустнув всеми сочленениями, поднялся на непослушные ноги и помог Маше перебраться на диван. Она вцепилась в его руку и притянула к себе.
- Больше никогда и никуда не отпущу тебя одного, - сказала она.
- Всегда будем вместе? – спросил он тихо.
- Всегда, - прошептала она в самое ухо Волка. – Во все времена.
- Вот и чаёк подоспел! – объявил Карл Иванович, собирая на стол всё съестное, что нашёл на кухне. – Давайте-ка, подсаживайтесь и подкрепляйтесь.
- Да, от этих преключений аппетит зверский, - согласился Сильвер.
Они набросились на еду и чай, восстанавливая силы и почти не разговаривая. Только Бах с дядей привычно балагурили, обсуждая, чего им не хватало в Новой Европе, а что было бы неплохо научить выпускать современных производителей.
В конце концов, Дина задумчиво сказала:
- Интересно, как они там… без нас…
- Наверно, как и до нас, - пожал плечом Карл Иванович.
- Бедная Лили Джильбертина, - вздохнула Лиля. – Как же она будет без Джованни?
- Она ничего не заметит, - успокоил её Бах. – Джо Казанова нарисуется там со следующей вспышкой салюта. Но до этого я разведаю, где Иоганн Казанцев. Нужно знать, где его искать.
- Тогда не теряй времени, - сказал ему дядя. – Нырни туда, разузнай всё, а я пока ещё чайку согрею.
- Ладно, - кивнул Бах и, подхватив Зерцало Времён, отправился в другую комнату. Лиля увязалась за ним.
- Для них жизнь уже никогда не будет такой, как раньше, - тихо сказала Волку Маша. – Мне не хватает моей тёзки, и ей наверняка тоже хочется ощутить, что она не одинока.
- А я совсем не знаю Вольфганга, - признался Волк. – Чувствовал его переживания в родном доме, даже кое-что из воспоминаний смутно всплыло в голове. Как бы он не отрубился без меня…
- Не переживайте, - успокоил Карл Иванович. – В следующий раз мы нырнём туда без форс-мажоров, гладко, так что всё будет хорошо. В этих телах мы уже освоились, они нам как родные.
В соседней комнате что-то упало, Лиля ойкнула и запричитала:
- Ваня!.. Ванечка!.. Ты что?!
Карл Иванович метнулся туда, остальные тоже забеспокоились и снялись с мест.
Бах лежал на полу, Лиля сидела рядом с ним на коленях и трясла его. Зерцало и погасшая свечка откатились в сторону, сшибленные ногой Баха.
- Что с ним? – спросила Лиля у Карла Казанцева. – Он задёргался и повалился навзничь!..
- Шок? – предположил Сильвер.
- Возможно, - пробормотал Карл Иванович и достал из шкафа пузырёк с нашатырём.
Резкий запах привёл Баха в чувство, и он тут же рванулся с пола, словно хотел от чего-то защититься. Увидев, что он в безопасности, Бах схватился за голову и шумно вздохнул. Лиля тронула его за шею и спросила:
- Как ты?
- Ну и дела… - пробормотал Бах.
- А что случилось? – спросила Дина.
- Там такое… такое… Когда доберусь туда – порву всех уродов!..
- Ты узнал, где находится Иоганн? – спросил Карл Иванович.
- Он в плену у шахудов. Ему нужна помощь!
- Ну вот, - сказала Маша. – Они там не могут без нас, мы тут… скучаем по ним.
- Так какого мы тут тогда чаи распиваем?! – спросил Сильвер.
- Люблю тебя таким, - расплылась в улыбке Дина и чмокнула Сильвера в щёку.
- Не боитесь, что к утру не сможете встать на ноги? – хитро блеснул глазами Карл Иванович. – Опять ноги затекут.
- Если всё пойдёт нормально, то не успеют, - уверенно ответил Сильвер.
- Если пойдёт нормально, - улыбнулся Карл Казанцев.
- Нормально? – хмыкнул Волк и поцеловал Машу. – По законам жанра хэппи-энд наступает только после кучи проблем.
- Иначе не будет интересно, - кивнула Маша и загадочно улыбнулась.
- Хэппи-энд? – задумался Карл Иванович. – Но это счастливый конец истории, а наша-то ещё продолжается.
- Значит, это счастливый не конец, - заключил Волк. – Ну, что? От винта?
Через пять минут они, подстелив под себя одеяла, подушки и диванные валики, чтобы не так жёстко было сидеть, уже расселись вокруг обсидианового кристалла. Зажглись свечи, заметались по комнате тени и матово-рыжие блики.
- Ану ме Ки. Ану ме Апсу. Ану наг Меш.
Заклинание на древнем языке повисло в тишине.
Семь тел обмякли на своих местах, словно люди уснули.
На улице плакал холодный дождь, с крыши, стуча о подоконники, мерно падали крупные капли, словно отсчитывая улетающие в небытие секунды вечности. А где-то в невероятно далёких глубинах времени три парня и три девушки вздрогнули от трескучей какафонии фейерверка. Держась за руки, они переглянулись, ощущая себя заново родившимися. Их ждал новый путь и новые приключения.
Но это уже другая сказка.